Текст книги "Непереводимое в переводе"

Автор книги: Сергей Влахов

Соавторы: Сидер Флорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

¹ Но уже в более поздней работе, специально посвященной неологизмам русского языка, мы находим сравнительно мало слов (в первую очередь, спутник и др. «космические» объекты), которые можно было бы отнести к советизмам (см.: Брагина А. А. Неологизмы в русском языке. М.: Просвещение, 1973).

142

Различие здесь мы видим прежде всего в фоне. Конечно, фоновые несоответствия существуют и между другими народами, даже соседними, и их языками. Здесь, однако, в основе глубоких фоновых различий лежат коренные расхождения между советским и несоветским образом жизни в целом, которые отражаются чуть не на каждой детали, на каждом слове.

«Коренная перестройка общественной жизни»¹ в советскую эпоху обусловила и сдвиг в семантике русской лексики: появление слов, обозначающих новые понятия, и изменение значений многих старых слов с изменением обозначавшихся ими в прошлом понятий. Таким образом, в дополнение к коннотативному значению, к национальному колориту обычных реалий, советизмы обладают своим, специфическим только для советского строя социальным колоритом, чем они в ряде случаев и отличаются от других реалий.

Трехступенчатая, так сказать, коннотация (национальный, исторический и социальный колорит), необходимость передать при переводе характерные особенности в корне отличного образа жизни, о котором у читателей, если и имеются кое-какие, то во многих случаях не слишком ясные и объективные сведения, делают перевод советизмов чрезвычайно трудным, в частности на языки несоциалистических стран. И здесь еще одно специфическое отличие советизмов от других реалий мы видим в необходимости особого учета языка, на который делается перевод: предназначен ли он для читателей из стран социализма или для читателей стран вне нашего лагеря. Косвенно эту особенность отмечает и А. Д. Швейцер: «Наблюдается следующая закономерность: в текстах, рассчитанных на специалистов, на читателей, знако: мых с советскими реалиями, преобладают такие способы передачи «советизмов», как транслитерация и калька (например, агитпункт – agitpunkt, дружинники – dru-zhinniki, область – oblast, товарищеский суд – comradely court), тогда как в текстах, адресованных более широкой аудитории, чаще встречаются объяснительный, описательный и другие виды перевода (например, агитпункт– voter education centre, дружинники – volunteer patrols, товарищеский суд – citizen court), а транслите-

'Верещагин   Е.   М.,   К о сто м ар q в В.   Г.   Указ, соч.   Изд.

2-е, с. 77.                                                           •'••– •' ••••••'^:•          •     •••

143

рация н калька обычно сопровождаются пояснительным комментарием»¹.

А. Д. Швейцер рассматривает перевод только газет-но-информационных и публицистических текстов и только на английский язык; тем не менее, замеченная им закономерность полностью соответствует нашим наблюдениям в отношении перевода советизмов в любом тексте и на любой язык: так как советская действительность знакома среднему читателю из социалистических стран (это соответствует в цитате «специалистам» и «читателям, знакомым с советскими реалиями»), там транскрипция или калька будут наиболее привычными приемами перевода, в то время как для француза, англичанина, американца, одним словом, для любого читателя из несоциалистических стран, такой перевод окажется просто недостаточным. Часто в таких случаях, чтобы довести до сознания целостное значение реалии, потребуются иные, более действенные средства осмысления.

Это приводит нас к мысли, что перевод советизмов с точки зрения адресата зависит и от принадлежности этих единиц к 1) собственно советизмам, 2) региональным со-ветизмам или 3) интернациональным советизмам. Очень четкой границы между ними, а в особенности между последними двумя группами провести нельзя; например, Совет – как интернациональная, так и региональная реалия, но это разделение поможет переводчику не упускать в таких случаях из виду некоторую градацию в подборе способов перевода.

Собственно советизмы – реалии, характерные для Советского Союза (совхоз, неотложка, ЖЭК, целинник, стахановец), – переводят, обязательно учитывая отсутствие их референтов в стране читателя перевода, не упуская тем не менее из виду то общее положение, что читатель из социалистической страны в любом случае обладает более обширными фоновыми знаниями об СССР по сравнению с читателями из капиталистических стран.

Региональные советизмы, которые для любой социалистической страны чаще всего мало чем отличаются по существу от национальных, переводятся на языки стран социализма принятыми там эквивалентами, обычно транскрипциями или кальками: субботник, болг. съботник, чеш. subotnik; дом культуры, болг. дом на кул-

¹ Швейцер А. Д. Указ, соч., с. 251. 144

турата, чеш. dum osvety; комсомолец, болг. комсомолец, чеш. komsomolec. При переводе на языки несоциалистических стран, как и в случае собственно советизмов, учитывается малая (или превратная) осведомленность читателя. Они передаются используемыми для реалий приемами, причем одной транскрипции большей частью бывает недостаточно.

Интернациональные советизмы, такие, как Совет, спутник, большевик, настолько широко известны, что их не нужно особо оговаривать и объяснять; достаточно бывает обычной транскрипции.

Авторы причисляют советизмы – во всяком случае многие из них – к терминам. «Подавляющее большинство проанализированных слов и словосочетаний носит терминологический характер. Эти слова и выражения являются общественно-политическими и экономическими терминами (небольшое число – технические термины и термины других специальных отраслей). Однако характерной особенностью, не позволяющей отнести их безоговорочно к чистому термину, является их широкое вхождение в общенародный язык, их общеупотребительность как в художественной литературе, так и в разговорном и бытовом стилях речи», – пишет Г. В. Чернов и дальше уточняет: «Любой «советизм» является термином, поскольку содержанием его является социально-экономическое понятие, имеющее строго определенные рамки...»¹.

Мы бы не сказали, что к терминам можно отнести любой советизм. Но в принципе это и не имеет особого значения: признаки реалии в советизмах, по-видимому, преобладают над терминологическими, что и приводит их к переводу не термином, а приемами передачи реалий: в любом случае мы стремимся сохранить колорит. Даже если допустить, что советизмы – термины, то придется добавить, что это термины своеобразные или единицы, стоящие на границе между реалиями, терминами и общеязыковой лексикой.

Это подтверждается и переводами советизмов, которые мы находим в двуязычных словарях: большинство либо транскрибируется, либо переводится кальками, а нередки случаи и транскрипции и перевода. Транскрипции подвергается слово стахановец: болг. стахановец, чеш. stachanovec, англ, полукалька stakhanovite. Кальками и полукальками являются ударник, англ, shock-worker (на-

'Чернов   Г.   В.  Указ, соч., с. 227.

145

ряду с транскрипцией udarnik), также фр. oudar-nik, travailleur de choc, нем. StoBarbeiter (только полукалька). Примером функциональных аналогов являются: ленинец, англ, и нем. Leninist, фр. Leniniste, чеш. Leninovec, ит. Leninista.

Если рассматривать советизмы с точки зрения фор-м ы, то окажется, что по сравнению с другими реалиями среди них больше устойчивых словосочетаний типа составных терминов, каковыми они обычно и являются, и гораздо больше аббревиатур. На переводе это отражается в том смысле, что почти все словосочетания калькируются: пятилетний план, болг. петгодишен план, англ, five-year plan, фр. plan quinquennale, нем. Funf-jahrplan; Верховный Совет СССР, болг. Върховен Съвет на СССР, англ. Supreme Soviet of the USSR, фр. Soviet Supreme de L'U. R. S. S., нем. Der Oberste Sowjet der UdSSR.

Таким же образом передаются и сложносокращенные слова: стенгазета, болг. стенвестник, англ, wall-newspaper, фр. journal mural, нем. Wandzeitung.

Отметим характерную особенность советизмов-аббревиатур: многие из них своим статусом реалий как бы обязаны именно своей сложносокращенной форме. Таковы, например, педсовет, педколлектив, партактив, пищеблок, санузел и т. п. Педагогические советы, за исключением фоновой стороны значения, о чем шла речь выше, мало чем различаются в разных странах: педагогический совет имеется в любом учебном заведении любой страны, но аббревиатура педсовет (ср. болг. педсъвет), скажем, во французской школе была бы аналоцизмом (подробнее об аббревиатурах см. ч. II, гл. 9).

Среди советизмов-аббревиатур есть немало и имен собственных таких, как СССР, КПСС, ВДНХ, МХАТ, ТАСС и т. д., которые приведены у Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова в общем ряду с остальными сложносокращенными словами. В переводе они передаются как соответствующая группа имен собственных (подробнее см. ч. II, гл. 2).

После Великой Октябрьской социалистической революции русский язык приобрел мировое значение, что позволило В. И. Ленину уже вскоре после победы советской власти отметить это: «Мы достигли того, что слово «Совет» стало понятным на всех языках»'. И хотелось бы

'Ленин  В.  И.  Поли. собр. соч. Т. 38, с. 37. 146

добавить, что возрастанию Популярности русского языка, проникновению многих русских слов и понятий в другие языки способствовали советские переводчики.

Мы изложили в этой главе только самые общие положения, некоторые наши наблюдения и замечания. Думается, что вопрос о советизмах и переводе советизмов должен стать темой самостоятельного исследования советских теоретиков перевода.

Глава 12

ОМОНИМИЯ РЕАЛИЙ В ПЕРЕВОДЕ

Классическим примером обусловленного омонимией переводческого ляпсуса является болгарский перевод фразы «в воздухе пахло сиренью и порхали бабоч-ки» – «във въздуха миришеше на сирене и пърхаха бабички». (Разрядка наша – авт.) Такие абсурдные соответствия, как «запах сирени» – «запах брынзы» и «порхающие бабочки» – «фыркающие старушки», теперь встречаются редко, но они отнюдь не отошли еще в область анекдотов. То здесь, то там наталкиваешься на вредную старушку, крепко держащую фронт, даже иной раз в неплохих переводах...

С точки зрения переводоведения . частную проблему омонимии' реалий можно рассматривать в нескольких аспектах:

1. Омонимия а) как причина ошибок в переводе (омонимия и переводчик) и б) как повод для неверных, уводящих в сторону от основного русла ассоциаций (омонимия и читатель перевода).

2. Омонимия а) в плоскости одного языка (внутри-языковая), б) в плоскости пары языков и в) в плоскости нескольких языков (межъязыковая).

3. Омонимия а) между реалиями и б) между реалиями и рядовыми словами.

4. Омонимия в плоскости а) близкородственных языков и б) разносистемных языков.

¹ Наряду с омонимией – звуковым и графическим совпадением двух или нескольких лексических единиц, мы в это понятие включаем и паронимию – близость, т. е. неполное их совпадение, а также, в ряде случаев, и многозначность, с точки зрения перевода не отличающиеся качественно от внутриязыковой омонимии.

147

Рассматривать эти аспекты в отдельности нельзя: они взаимосвязаны и взаимозависимы, во многих пунктах совпадают, так что, расчленяя вопрос, пришлось бы повторять уже сказанное. Например, омонимия в качестве причины допускаемых переводчиком промахов зависит в той или иной мере от остальных аспектов: как внутри-языковая, так и межъязыковая омонимия могут подвести переводчика; одинаково опасны омонимы-реалии и омонимия между реалиями и нереалиями; наконец, особенности омонимии при близкородственных, в отличие от далеких по происхождению, языках могут касаться всех случаев и пополнят количество допущенных промахов и обманутых читателей.

Так как явления омонимии наиболее ярко выступают при сопоставлении лексики близкородственных языков, постараемся раскрыть их особенности в отношении реалий на материале переводов в плоскости русского и болгарского языков.

Хорошим началом будет не раз цитированное мнение болгарского академика Вл. Георгиева об этой лексической близости: «..от 60 до 80% русской лексики, – пишет он, – близки и понятны среднеинтеллигентному болгарину»'. Возможно, что в отношении реалий этот процент не столь велик (особых исследований мы не проводили), но все же переводческие ошибки, обусловленные омонимией, скидывать со счетов не следует. Вот характерные примеры.

Начнем с русской реалии четверть, удобной тем, что она охватывает все перечисленные нами возможности омонимических ошибок. «Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверть выкушал», – говорит у М. Зощенко² горький пьяница, только что заявивший, что теперь больше двух бутылок ему «враз нипочем не употребить»; в болгарском переводе четверть превратилась в «четверть литра», что, разумеется, намного ниже суточной нормы «героя». Как мера жидкости рус. четверть равна 3,1 л, а такая порция, действительно, могла запомниться, тем более что совпала с «днем бывшего ангела». Меру с тем же названием встречаем у А. П. Чехова: «Не могу ли я, голубчик, купить у вас четвертей пять ов-

са»'– обращается доктор к Ивану Евсеичу, подсказывая ему таким образом «лошадиную фамилию» и... в немалой степени затрудняя переводчиков. Один из них, не поняв, о чем идет речь, или не потрудившись выяснить – все так ясно!, переводит «пет четвъртини овес», что по существу ничего не говорит болгарскому читателю: «четвъртина» = четвертая часть, четвертая доля, но чего– неизвестно. Другой переводчик понял, что имеет дело с реалией-мерой, больше того – он сумел сохранить и колорит, введя другую традиционную русскую меру – пуд, но явно переоценил потребности докторовой лошади, написав «сотню-две пудов»; тем не менее, такое решение мы считаем вполне правильным.

Если поискать слово четверть в БАС, то окажется, что в этой реалии скрыто еще немало потенциальных переводческих ошибок, так как это еще и старая русская мера длины, равная четверти аршина (17,775 см), и старая русская мера земли, равная около 1,5 десятины, а из другого источника мы вычитали еще об одном ее значении: «вощаная четверть» – весовая единица, равная 12 пудам.

Не следовало бы транскрибировать при переводе с русского языка и такие реалии, как изба и урядник: аналогичные болгарские слова – не реалии и имеют другие значения: болг. «изба» (с ударением на первом слоге) равнозначно рус. «подвал» или, чаще, «погреб», в том числе и винный, а в устарелом значении – «распивочная». Поэтому, когда в болгарском переводе находишь что-нибудь вроде*«селянинът живееше в изба» (крестьянин жил в погребе), невольно подозреваешь слабую осведомленность переводчика в области русской лексики. «Уредник» в болгарском языке имеет несколько значений, совсем далеких от «унтер-офицера в казачьих войсках царской армии» или «нижнего чина уездной полиции в царской России» (MAC), и урядник в болгарском переводе может увести мысль читателя в сторону от действительных значений.

Если расположить лексические ошибки в переводах с русского языка на болгарский по обусловливающим их причинам, то на первом месте, несомненно, будут ляпсусы, вызванные лексической близостью – омонимией (вну-триязыковой и межъязыковой). Так, в одном из своих значений – устаревшем – ряд в русском языке будет

¹ Георгиев    Вл.   Езиково сближение на славянските    народи. —• Език и литература, III, кн. 4, 1948, с. 245.

² Зощенко   М. Рассказы, с. 85.                                                                                        ,,.-,:

148

¹ Ч е х о в А. П   Собр. соч. в 12-ти томах. Т. 3. М.: Гос. изд. худ. лит.,

1961, с. 162.                                            , .                            .     –      .

149

реалией; обычный болгарский перевод словами «ред», «редица», который можно ожидать от введенного в заблуждение близостью формы переводчика, не годится; скорее всего это будет реалия чаршия, но и она не всегда подойдет: ряды в значении «торгового здания» можно будет приблизительно передать болг. «базар» (в значении «крытый рынок», а обычный рынок, соответствующий рус. «базару», будет «пазар»; но «отивам на пазар» обычно значит не «иду на базар», а «иду за покупками»). Из значений рус. тройки только одно будет реалией, и здесь ошибка менее вероятна; скорее можно ожидать, что переводчик примет одно из рядовых слов за реалию – костюм «тройка» за «лошадей». Слово полька как танец можно считать реалией, которой соответствует болг. полка; другой омоним – женский род от слова «поляк», болг. «по-лякиня», а третий омоним (по MAC) – вид мужской стрижки («стричься под польку») – несомненная реалия, в Болгарии неизвестная, соответствий не имеет и, вероятно, не будет иметь, поскольку, будучи модной в 50-е годы, она устарела, вышла из употребления, а, кажется, и из языка (у Ож. нет).

Говоря об омонимии в плоскости русского и болгарского языков, стоит особо отметить и пласт лексики, в котором, благодаря общему происхождению слов, омонимия (во всяком случае на нашем материале) наблюдается довольно часто: это тюркизмы в русском и турцизмы – в болгарском языке. Возьмем хотя бы болгарскую реалию чардак. Первое, о чем несомненно подумает русский человек, наткнувшись на это слово, будет, конечно, соответствие «чердак». Оба слова тюркского (или персидского) происхождения, в русский и болгарский языки пришли из турецкого (по Фасмеру, в русский – от крымских татар), «в турецком языке означает: открытая беседка на четырех столбах» (СТРЯ), а в болгарском – «крытая площадка в доме перед комнатами» (БТР), иногда наподобие веранды или галереи вдоль наружной стены дома, т. е. с чердачным помещением не имеет ничего общего, кроме этимологии. Поэтому, с одной стороны, русское «поднялся на чердак» нельзя перевести болг. «качи се на чардака», а с другой, в переводе на русский язык нельзя транскрибировать болг. чардак: слишком незначительна разница между формами обоих слов и велика опасность неправильного осмысления. Такой же эффект имела бы транскрипция болгарской реалии (персидско-турецкое слово) сарай при пере-

150

воде на русский язык (несмотря на достаточную популярность среди русских Бахчисарайского фонтана); переводить следовало бы функциональным аналогом – «палаты», «дворец», даже «хоромы» или «чертог» (по совету К. И. Чуковского), хотя и имеется в виду жилище турецкого вельможи.

Опасные своей омонимией реалии тюркского происхождения приводит Вл. Россельс ': уста в значении «мастер» и ага; слова взяты из перевода с азербайджанского, но есть они и в болгарском: уста в том же значении (каждый болгарин знает крупнейшего архитектора болгарского Возрождения – Уста Колю Фичето), а ага – не хозяин, как, видимо, в Азербайджане, а турецкий администратор или, расширительно (и «почтительно»), просто «турок». Сюда добавим еще древнерус. терлик (тоже тюркского происхождения) и обычное болгарское слово– матерчатая туфля терлик; смысловая разница между ними велика, но тем не менее от ошибок никто не застрахован: и то и другое – предметы одежды.

Большие затруднения возникают при более значительной близости значения между омонимичными словами. Таратайка – рус. и болг. – при полном звуковом и фонетическом покрытии и принадлежности к одному родовому понятию (повозка) различаются отчасти семантически и совершенно не совпадают по стилю: болг. таратайка скорее соответствует «драндулету», так что между русской реалией и соответствующей ей болгарской единицей отношения такие, как между конем и Росинантом. «Татарское пиво из пшена»², согласно объяснению Л. Толстого или по Ушакову, «легкий хмельной напиток из проса, гречи, ячменя (в Крыму, на Кавказе)» – буза, отличается от болг. и тур. (СТРЯ) бозы (произношение, между прочим, почти идентично с рус.) лишь концентрацией спирта: в последней она почти нулевая, так что это «сладковатый безалкогольный напиток» (РСБКЕ); бозу рекомендуется пить кормящим матерям и маленьким детям, а о бузе Лермонтов пишет: «[Черкесы] как напьются бузы на свадьбе или на похоронах, так и пошла рубка»³. (Разрядка наша – авт.) Положение с ее транскрибированием при переводе на болгарский

¹ Россельс   Вл.    Перевод и национальное своеобразие подлинника, с. 168.

"Толстой   Л. Н.   Собр. соч. Т. 3, с. 186. 'Лермонтов М. Ю. Собр. соч. в 4-х томах. Т. 4, с. 14.

151

осложняется еще двумя обстоятельствами: наличием в русском языке другого, просторечного омонима (ср. «бузить», «бузотер»), и очень широким распространением в Болгарии упомянутого напитка. Сюда же можно добавить айран (айрян) с приблизительно одинаковым значением в обоих языках, но с большим различием в употребительности, каймак, являющийся в русском языке реалией, в болгарском – нет, со значительным различием в стиле и употребительности, и т. д.

Употребительность реалии в ИЯ и ее «знако-мость» в ПЯ как дополнительные к омонимии обстоятельства должны заставлять любого переводчика задуматься, прежде чем вводить ее в текст перевода путем транскрипции. Например, в русском языке достаточно хорошо известно английское светлое пиво эль, но, вероятно, мало кто знает, что этим же словом ale, редком и в ИЯ, обозначается «деревенский праздник в Англии» (БАРС), введение которого в той же транскрипции весьма рискованно: слишком популярно пиво-эль. С другой стороны, использование иных средств передачи реалии тоже нежелательно – реалия яркая, любое объяснение лишит ее колорита. Решений, на наш взгляд, может быть два: либо ввести в знакомой транскрипции и очень тщательно оговорить, осторожно привлекая все необходимые средства осмысления, либо перенести его в текст в фонетической форме, более близкой к оригинальной – эйл, что позволит избежать фонетической и смысловой связи с пивом. Впрочем, в любом случае последнее слово остается за контекстом.

И в заключение несколько слов о предупреждении случайных аллюзий и ассоциаций. Например, такое невольное отвлечение внимания читателя может получиться при транскрибировании в болгарском переводе рус. палаш (как военной реалии), так как болгарин примет его в первый момент за «ищейку» или «гончую». Ложную ассоциацию может вызвать и заимствование в русском переводе болгарского названия холодного супа – таратора: читателю он напомнит «тарато-ру» или «тараторку», у которого/которой мало общего с напоминающим окрошку блюдом.

Случайные аллюзии и ассоциации, вызванные такими первомоментными отклонениями внимания в неправильное русло, опасны тем, что обычно они не о д н о-моментны, а часто врезаются в память читателя, мешая правильному восприятию, заслоняя собой желаемый

152

и созданный автором образ: говорят ведь, что первое впечатление самое сильное, самое свежее; известно также, что переучивать всегда труднее, чем научить. Например, когда в болгарском переводе китайского стихотворения читатель встречает слово танци, оно неизбежно вызывает в сознании определенный образ еще прежде, чем глаза, скользнув в нижний конец страницы, прочли в сноске, что имеется в виду не множественное число от слова «танец» (болг. «танци»), а «потомки Танской династии». Или, опять-таки в переводе с китайского, в стихе «Много ли е пътят» (Много ли дороги) слово ли естественно будет воспринято в значении вопросительной частицы, как по-русски, и, уже получив это первое впечатление, читатель обращается к сноске, чтобы установить, что «ли = 0,576 км»¹.

Глава 13

ПЕРЕВОД РЕАЛИЙ-МЕР

Наименования мер, обозначающих единицы веса, длины, площади, объема жидкостей (сыпучих тел) и т. д., обладают, с точки зрения перевода, некоторыми особенностями, которые заслуживают внимания. В сущности говоря, большинство наименований этих единиц – типичные для ИЯ термины, и реалиями их делает неповсеместное распространение; когда метрическую систему примут во всех странах, – а такова современная-тенденция, – реалий-мер в синхроническом плане не будет. Необходимость более пристального рассмотрения вопроса о переводе реалий-мер обусловлена и значительными различиями в подходе к нему в художественной литературе, а также слишком прямолинейным теоретическим решением в одних² и отсутствием решения в других работах по теории перевода.

¹ Примеры взяты из журнала «Септември», 1959, № 10, ее. 116 и 120. Кстати, можно было избежать этих «уводящих помех»; например, в первом случае вместо танци можно было бы несколько изменить графическую форму при сохранении фонетики: тантси, а во втором– заменить реалию-меру функциональным аналогом, например, «Дълъг беше пътят», «Пътят е безкраен» или «Нелегка дорога», «Нет конца дороге» и т. п.

²   Ср., например: Л е в ы и И. Указ, соч., с. 134; Л е в и ц к а я Т. Р,. Фитерман А. М. Теория и практика перевода с английского языка на русский, с. 115.

153

6—747

Рассмотрим здесь некоторые основные положения.

1. Единицы мер, связанные с числительными или другими количественными словами, являются в любом тексте носителями информации об определенном расстоянии, весе, объеме и т. д. Чтобы воспринять эту информацию, читатель должен знать реальные величины этих мер или хотя бы иметь приблизительное представление о них. Отсюда прямой вывод, что значения соответствующих единиц должны быть так или иначе указаны и в переводе или, во всяком случае, поданы таким образом, чтобы читатель мог догадаться о них.

Точные цифры всех единиц физических величин указаны в специальных справочниках и энциклопедиях; принадлежащие данному народу меры приводятся нередко в соответствующих двуязычных словарях (см., например, «Таблицу перевода англо-американских единиц измерения в метрическую систему» в конце 2-го тома БАРС). Тем не менее, переводчику и самому полезно иметь некоторые общие сведения в этой области.

Хороший переводчик знает все о переводимой им книге, об отраженной в ней жизни народа, его культуре и быте, и, разумеется, о системе мер, как действующих, так и тех, которые использовались прежде. Но знать или уметь узнать нужно еще больше. Например, некоторые исторические данные о метрической системе позволят переводчику избежать досадных анахронизмов.

Метрическая система – наиболее распространенная из подобных систем – принята как официально действующая во многих странах. Впервые она была введена во Франции декретом от 7 апреля 1795 г.; в России система «метр, килограмм, секунда» используется наряду с национальными мерами с 1875 г., а введена официально законом уже после Великой Октябрьской социалистической революции (в 1918 г.); в Болгарии она действует с 1889 г., уже десять лет спустя после освобождения от Османского ига. В США метры, килограммы, литры и пр. употребляются факультативно (но не в речи), параллельно с традиционными мерами, а в ряде других стран они либо вводятся в настоящее время, либо будут введены.

Все эти данные – о странах и датах – приведены не просто потому, что переводчику это нужно для общей культуры, а чтобы предупредить вполне реальную опасность введения в текст анахронизмов и знало-ц и з м о в (см. гл. 8) – употребления в такой-то стране

154

и в такое-то время мер, которых   тогда там и быть не могло.

Другие полезные сведения касаются наименований различных мер и их фактического содержания. Есть, например, единицы с одинаковым названием, нос различным содержанием у разных народов. Приведем характерный случай с путевой мерой миля (от лат. milia раззит = тысяча шагов): в различные эпохи и в разных странах она обозначала и сейчас обозначает свыше 25 неодинаковых расстояний в границах от 580 до 11293 современных метров. Вот некоторые из этих величин:

580 м

1388 м

1481 м (уКийе 1482)

1524 м

1609,344м

1852 м(= 10 кабельтовых) 1853,184м 1920 м 7420,44 м 7467,60 м

:     10000    М :     11200     М

Величины меры-реалии миля (данные взяты из 3-го изд. БСЭ, ЭС, КБЕ, ACD)

Египетская м. Древнегреческая м. Старая римская м. Английская (обыкновенная) м. Сухопутная уставная м.

(в Англии и США) Морская международная м.

(в большинстве стран) Морская м. в Великобритании Древнеарабская м. Географическая (немецкая) м. Русская старая м. Шведская м. Старочешская м.

Миля, конечно, не единичный случай в этом отношении. «Не так давно, всего два-три столетия назад, в Европе насчитывалось около сотни футов различной длины и двадцать разных по весу фунтов»'. Известно также, что англ, бушель отличается по емкости от ам., что в англ. кварте 1,136 л., а в ам. – 0,946 л (сведения, небезразличные, например, для автомобилистов, употребляющих зарубежный антифриз и вынужденных учитывать эти цифры при его разбавлении), что не каждый центнер равен 100 кг, и т. д.

Одинаковые по названию, но разные по содержанию

¹ Матушкин Б. Удивительная жизнь мер. – «Неделя», 1971, № 35.

6*                                                                                                                     155

меры бывают и в границах одной страны. Версту в XVII– XVIII вв., например, «определяли в 500, и в 700, и в 1000 саженей, причем сажень могла колебаться от 1,95 до 2,13 м»'. Локоть, если не считать его разновидностей («неполный локоть», или «кольцо», «иванский локоть», «любский локоть» и т. д.), обозначал минимум два размера. Своеобразная китайская мера ли, в зависимости от случая (неодинаковые иероглифы), может быть единицей как веса золота и серебра, так и длины, равной 0,33 мм или 576 м.

И больше того – не только в одной стране, но и в части страны бывали одинаковые по названию и разные по содержанию меры. «В Нью-Йорке, – продолжает цитировавшийся выше Б. Матушкин, – в XX веке применяли четыре разных фута: нью-йоркский, бумвинский, вильмс-бургский и фут 26-го района города».

2. Единицы мер как термины присущи точным наукам, «изобразительными средствами» которых они являются, наряду с цифрами и знаками; языком же искусств, в том числе и художественной литературы, являются образы. Так что попадая в язык образов, меры-реалии служат не столько для передачи точной информации, сколько для создания в воображении читателя зримого представления об описываемом фрагменте действительности.

Например, вместо того чтобы говорить о необыкновенной высоте пальмы, В. М. Гаршин рисует ее образ языком цифр: «На пять сажен (разрядка наша – авт.) возвышалась она над верхушками всех других растений..»². Точно так же, когда герой «Олеси» А. И. Куприна сетует на то, что живет очень далеко от города, эта отдаленность становится гораздо более осязаемой благодаря употреблению соответствующей меры: «в сотнях верст (разрядка наша – авт.) от городской жизни»³.

К таким «цифровым описаниям» писатели нередко прибегают, чтобы передать те или иные черты своих персонажей. Описывая героя «Анафемы», А. И. Куприн говорит, что в дьяконе было «около девяти с половиной пудов (разрядов наша – авт.) чистого веса»⁴. Сам по