Текст книги "Белые волки Перуна"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

– Что ж ты таких молодцов, Анкифий, держишь в приказчиках, – усмехнулся Рогволд в сторону купцовых спутников. – Им бы в княжьих мечниках ходить.

Грек лицом порозовел, но нашёлся быстро:

– Так ведь дело торговое – опасное дело, без таких молодцов и носа не высунешь за порог.

Рогволд опустился в кресло, но Анкифию сесть не предложил – не того ряда человек, чтобы чествовать.

– Слышал я, что князь Владимир посёк боярина Привала?

Анкифия вопрос этот застал врасплох, по спине было видно, как хочется ему обернуться, да удержался грек, не выдал себя ни голосом, ни движением.

– При мне боярин Привал уходил из Новгорода с честью, А что далее было, я не знаю. Позволь, князь, преподнести подарок твоей дочери.

Рогволд глянул на золотую птичку равнодушно и столь же равнодушно кивнул служке – зови.

Кажется, Владимир не особенно взволновался красотою Рогволдовой дочки, а Ладомиру девушка понравилась. Что там под сарафаном, сказать было трудно, а на лицо Рогволдовна румяна и поступью величава – не шла, а плыла, словно белая лебедь. На Анкифия она взглянула благосклонно и дар приняла, а в сторону его спутников даже бровью не повела – горделива у князя Полоцкого дочка.

– Ну и как? – усмехнулся князь Владимир по выходе из Детинца. – Похожа эта девка на вилу?

– Если топить не будет, то непохожа, – в тон ему отозвался Ладомир. – А и без того хороша княжна.

– Как бы она нас всех в крови не утопила, – посмурнел лицом Владимир.

Торг шумел по-прежнему, надрываясь криком зазывал и руганью обманутых посулами растяп. Анкифий, довольный, видимо, удачным завершением дарений полоцкому князю, мягко улыбался встречным, а иным даже кланялся.

Одному, разодетому в алый кафтан, особенно долго и низко. А тот, окружённый пятью мечниками, на него только глаза таращил, силясь припомнить.

– Боярин Воислав, – негромко сказал Анкифий спутникам. – В Киеве его двор один из самых богатых.

Владимир и Ладомир обернулись, как по команде. Киевский боярин направлялся в Детинец, в гости к князю Полоцкому. Шёл он пешим, видимо остановился где-то неподалеку, важно отстукивая жёлтыми сапожками по мощёной деревом площади. Был он не стар, грузноват, с тёмной, почти как у грека, бородою. Анкифия он, кажется, вспомнил, во всяком случае, уходя закосил глазами, но почему-то в сторону Владимира.

– Не узнал ли тебя случаем боярин? – спросил озабоченный Ладомир.

– Это вряд ли, меня совсем мальчонкой увезли в Новгород, с тех пор много воды утекло и в Волхове, и в Днепре.

Был Владимир почему-то задумчив, и даже смешные байки захмелевшего Шолоха, от которых дрожали животы у всех сидевших за столом, на его лице не вызывали улыбки. Дочка Рогволда, что ли, зацепила князя за живое? Эка невидаль девка, вон их сколько в Полоцке – хватай любую и тискай, сколько душеньке угодно.

– Давай выкрадем девку, – предложил Ладомир загрустившему Владимиру. – И оставим князя Ярополка с носом.

– А что, – расправил плечи хвативший браги Войнег. – Ладомир дело говорит.

– Дело не в девке, – наставительно поднял палец Шолох. – Князья уводом жёнок не берут, а в этой игре ставки куда выше, чем бабий подол.

Владимир никак не отозвался на слова Шолоха, но немного погодя сказал Ладомиру, который был трезвее всех за столом:

– Узнай, где остановился киевский боярин.

Ладомир, которому уже наскучило сидеть за столом и слушать пьяную болтовню Шолоха, с удовольствием откликнулся на предложение князя. Ухватив за ухо железными пальцами ближайшего служку, он выяснил без труда, что киевлянин остановился на подворье богатейшего полочанина Вельямида, ближнего родича князя Рогволда.

Полоцкие бояре богатство своё берегли не хуже, чем новгородские. Подворье боярина Вельямида было обнесено высокой загородью из брёвен, прижатых друг так плотно, что как ни старался Ладомир, щели ему обнаружить не удалось. Только псов переполошил.

Два Вельямидовых челядина высунулись из ворот и уставили зенки на незнакомого мечника:

– Чего собак пугаешь, деревянная голова.

Не говоря лишнего слова, Ладомир ткнул челядину кулаком в зубы, после чего толпившаяся на Вельямидовом подворье холопья рать сочла себя обиженной и кинулась мять бока охальнику. Ребята были ражие, и Ладомиру пришлось нелегко. Спасла его Бирючева выучка по части тычков, подножек и ударов кулаками и ногами.

На поднявшийся шум с крыльца спустился сам боярин Вельямид, и от его громкого окрика челядь разом остыла и отхлынула прочь от удалого мечника.

– Почто холопов своих распустил, боярин, – возмутился Ладомир. – Говорят, что псов потревожил, так я ведь шёл по улице, а не по твоему двору. Плати за рваную рубаху, боярин, и за обиду. Так-то вот в Полоцк-граде обходятся с гостями.

Пострадали в драке больше боярские холопы, но собравшаяся у ворот толпа была на стороне Ладомира. Ни за что человек понёс убытки. Шёл себе мимо, а Вельямидовы челядины набросились на него как цепные псы.

Гостя обидеть – грех, a уж безвинно – тем более, тут боярину Вельямиду деваться некуда, надо платить, чтобы не уронить себя окончательно.

– Рубаху получишь, – важно кивнул головой боярин. – Челядинов своих я накажу, а тебе за обиду – пять гривен.

– Здраво рассудил, боярин, – крикнули из толпы. – По правде.

Ладомир тоже одобрил суд Вельямида, после чего был приглашён в терем, а любопытствующую толпу утеревшие кровь холопы вытолкали со двора.

Красивое крыльцо у боярина, чудными птицами изрезано, а хоромы и того краше, с расписным конём на крыше, а тот конь Даджбогу люб, потому и не скудеет его рука, наполняя Вельямидовы клети и амбары.

– Кому служишь, мечник? – боярин Вельямид смотрит на молодца с удовольствием. Хорош боец, челядинов кидал как кули с просом.

– Гречанину Анкифию подрядился, – Ладомир принял из рук девки чарку.– За твоё здоровье, боярин, и за прощение обид.

Хорош мёд у боярина, а дочка ещё краше, да и не одна у него дочка – вон их сколько посыпалось, как горошин из стручка.

– Сыновей двое, – вздохнул боярин. – А дочерей полны горницы.

Боярин в своём тереме одет по-простому – распоясанная рубаха до колен, да белые порты, ну и сапоги конечно. Нельзя боярину ходить босым даже в собственных палатах, всё же не простого звания человек. Сам Вельямид сидит на лавке у стола, а гость стоит у порога, с ноги на ногу переминаясь.

– И не надоело тебе мотаться с купцом взад-вперед?

– Так я подрядился только до Киева. А там попрошусь к князю Ярополку, ему мечники скоро понадобятся.

– С чего это ты взял? – удивился боярин.

– С новгородского торга. Князь Владимир уже готовится к войне. Боярина Привала с дружиной он посек, а их тела побросал в Волхов.

Боярин Вельямид посмурнел лицом, почесал бороду, что рыжим блином лежала на груди. Беспокойство боярина понятно – гибель Привала не сойдет с рук ни Владимиру, ни новгородцам. Князь Киевский непременно начнет войну с князем Новгородским, и сия беда вряд ли минует Полоцк.

– Много ратников у князя Владимира?

– Много. И своя дружина, и с нурманской стороны привел он ярла Ската. Чудь еще позвал на помощь.

Вот тебе и князь Владимир! А ведь ни Ярополк, ни Рогволд его в расчёт не берут – держат за несмышлёныша. Боярин Воислав грозил давеча в сторону Новгорода, а князь Рогволд супил брови, да только проку от тих угроз никакого. Пока они кулаки сучат, Владимир уже собрал войско.

– Слышал я, что воевода Добрыня собирается в Полоцк, ждите со дня на день, – сказал Ладомир.

Боярина Вельямида озаботило не на шутку это известие. Не иначе как союз будет Добрыня предлагать полочанам против Ярополка Киевского. Хитёр древлянский леший, но в этот раз он припозднился однако – посланец Ярополка уже побывал в Детинце с дарами и поклонами. Вовремя принесло мечника к Вельямидову порогу – за такие вести не жалко пяти гривен.

– Принеси молодцу рубаху взамен драной, – кивнул боярин ключнице.

Ладомиру рубаха пришлась впору. Девки по углам хихикают, на него глядя, то одна из-за спины няньки выглянет, то другая. А особенно Ладомиру старшая Вельямидова дочка понравилась -синеглазая, а волос тёмен. Так и заалела вся под взглядом гостя.

– Как зовут-то тебя?

– Ждана.

– Ну, жди тогда, коли Ждана, может, свидимся.

– Разве что в Киев-граде, – отмахнулась девка рукавом. – Меня уже сговорили за боярина Воислава.

И сразу же набежали мамки, няньки, холопки, стали толкать в спину. Не дали словом перемолвиться с девкой, вывели на крыльцо и спровадили за ворота. Ох, и челяди в боярских домах. Взять бы в руки витень да пройтись по толстым задам. Ладомир почесал затылок, оглядывая неприступную боярскую усадьбу. Хороша Ждана да не нам дана. А боярин Воислав, по всему видно, хват, не только князю своему, но и себе жёнку спроворил.

Глава 8
Знак Перуна

Гостиный двор угомонился по ночному времени. Загостился у боярина Вельямида Ладомир, все дружки-приятели уже спали вповалку. Один Владимир сидел на лавке и жёг попусту лучину.

– Где разжился рубахой? – удивился он, через огонь разглядывая Ладомира.

– Боярин Вельямид подарил и ещё дал пять гривен серебром за обиду.

Владимир не сдержал смеха:

– Кто ж тебя обидел, сирота?

– Кто обидел, тот уже зубы сплюнул, – оскалился Ладомир. – А у боярина двор крепок, мечников тоже хватает: и свои, и Воиславовы. Нахрапом их не возьмёшь.

Лицо Владимира и без того в полумраке плохо различимо, а тут он и вовсе откинулся к стене, словно спрятался от чужих глаз.

– Боярин Воислав собирается в обратный путь, спешит обрадовать князя Ярополка.

Ждал Ладомир, что князь как-то отзовётся на его слова, но тот промолчал. Сказал же Шолох, что не в девке тут дело, и, похоже, сказал правду. Стрелой Перуна назвал кудесник Вадим князя Владимира и его рать, а Полоцк для этой стрелы цель вполне подходящая. Да и нельзя оставлять Рогволда у себя за спиной, идучи на Киев. Именно об этом думает, наверное, сейчас Владимир, хоронясь в тени.

Ладомир пожевал оставшееся от вечернего пира холодное мясо и растянулся на лавке у стола, положив под кудрявую голову руку. Мысли у него были попроще, чем у князя Владимира – о Вельямидовой дочке. Хороша девка, кровь с молоком, жалко отдавать такую пучеглазому боярину.

– А у греков бог один, – сказал вдруг князь Владимир.

– Да ну, – удивился Ладомир. – Как же это он со всем управляется?

– Когда власть в одних руках, тогда порядка больше.

– Это точно, – согласился Ладомир. – Под любым гонтом должен быть старший, а иначе в раздорах рухнет весь уклад.

Владимир больше ничего не сказал, но Ладомир знал точно – не спит. Вон какие мысли у него, оказывается, ворочаются в голове. Один князь на всех – это, конечно, не худо, вот только судил бы он по правде, а не по прихоти. Но такое вряд ли под силу человеку. А Ярополк Киевский не пойдёт под руку Владимира. И Рогволд Полоцкий не пойдёт, и иные прочие князья и удельники тоже не пойдут. Каждый жить норовит своевольно, потому так мало порядка в этом мире.

По утру в Полоцк через главные ворота въехал на вороном коне воевода Добрыня, во главе десятка всадников, среди которых выделялись шитыми золотом кафтанами бояре Хабар и молодой Шварт. Это было новгородское посольство. Оно можно было, конечно, и пеши войти, но вершим почтения больше, а ронять себя в чужих глазах нужды нет. Древлянский леший прогарцевал по площади и остановился в гостином дворе, послав боярина Хабара в Детинец, сговариваться с князем Рогволдом о встрече.

Ладомир, продравши по утру глаза и сполоснув лицо у колодца, без труда опознал старых знакомцев. Воевода Добрыня о чём-то разговаривал с князем Владимиром в стороне, боярин Шварт с интересом оглядывал мигом собравшуюся толпу, выискивая глазами жёнок лицом покраше и станом постройнее, благо таких в Полоцке хватало. Хамоватые мечники старшей Владимировой дружины задирали купецких служек и приказных, скаля при этом зубы. Ещё один знакомец, боярин Хабар, приехал из Детинца с доброй вестью – князь Рогволд зовёт новгородское посольство.

– Торопится что-то князь Полоцкий, – прищурился Добрыня. – Гостям надо бы отвести место для отдыха после долгой дороги.

– Рогволд уже договорился с Ярополком, – хмуро бросил Владимир. – В Полоцке сидит ближник киевского князя, боярин Воислав.

Добрыня не огорчился этому известию. Владимиру показалось, что дядька будет рад неудаче посольства, мелькнула даже мысль о том, что воевода неспроста направил его стопы к Рогволдову дому в поисках суженой – знал уже, наверное, о сватовстве Ярополка.

Новгородское посольство князь Полоцкий встретил сухо, хотя честь оказал, приняв в Детинце в кругу ближних бояр. Дело-то было великое, как догадывались многие. Ярополк с Владимиром вот-вот ратиться начнут, а полочанам придётся решать, за кого встать.

Боярин Вельямид уже успел рассказать князю и боярам об участи киевского наместника Привала и о новгородской рати, собранной для большого похода. Рогволд только брови насупил на Вельямидовы слова, а бояре заволновались. И было о чём беспокоиться.

У Вельямида на душе муторно: князь Полоцкий упрям и не захочет отказаться от слова данного Ярополку, хотя это слово надо бы ещё обсудить всей старшиной. Не одному князю Рогволду придётся в случае чего драться с новгородцами.

Послы, войдя в терем, поклонились с уважением четырём углам. Пятый поклон князю, шестой – полоцким боярам. Верный знак того, что пришли не с войной, а с миром. Князь Рогволд поднялся с дубового кресла и поклон гостей принял стоя, как и положено по древнему чину.

– Хотим мира с Полоцком и его старшиною, – сказал Добрыня, обращаясь к князю и боярам. – А потому и просим у тебя, князь Рогволд, дочь в жёны за князя Владимира.

Меж бояр полоцких гул пошёл, а Рогволд насупил брови, хотя не было в словах новгородского воеводы ничего худого, а уж тем более бесчестного. Положение у полоцкого князя не из лёгких – с Ярополком сговор самый предварительный, а потому и Владимир вправе посвататься за девушку.

– Моя дочь сговорена за Ярополка, – сверкнул глазами Рогволд. – А потому не взыщи воевода и князю своему передай, что опоздал он со своим словом.

Боярину Вельямиду не понравился ответ Рогволда, среди полоцких бояр тоже не было единства. Незачем было спешить с ответом и становиться на сторону Ярополка. Пусть бы Киев с Новгородом спорили за Великий стол, а полочанам всё одно не сидеть на том столе. Им по большому счёту что Ярополк, что Владимир – все едино.

– Пусть твоя дочь сама скажет, чьей она хочет стать женой, – улыбнулся приветливо полочанам Добрыня.

И здесь был прав новгородский воевода, так и дедами завещано: коли за девку спорят два молодца, и оба они родителям её подходящие, то последнее слово остаётся за посватанной.

– Пусть скажет, – поддержал новгородцев боярин Вельямид. – А коли сразу не решит, так пусть подумает.

И боярин Вельямид не пошёл против обычая – вправе девушка подумать о своей судьбе. Да и спешить ей некуда, не перестарок какой-нибудь. Месяц будет думать или год, на то её воля и воля родителя. А за год многое может измениться на свете.

Полоцкие бояре поддержали Вельямида, потому что все уже догадались: не о девке речь, а о будущем союзе вопрос, за Ярополка встать или за Владимира. Разумный боярин предлагает пока постоять в стороне, почесать затылок, и, наверное, это самый лучший для полочан выход.

– Приведите дочь, – кивнул Рогволд служкам.

Боярин Вельямид вздохнул было с облегчением, но, глянув искоса на киевского боярина Воислава, вновь впал в задумчивость. Воислав улыбался, и в выпуклых глазах его, уставленных на Добрыню, было торжество. Похоже, решение Рогволд уже принял, и решение это в пользу Киева.

Владимир с интересом разглядывал полоцких бояр. Были, здесь ярые сторонники Ярополка Киевского, но немало было и тех, кто готов был переждать бурю на обочине. А сторонников князя Владимира в Полоцке не было, да и откуда им взяться. Про Ярополка боярам всё известно, а Владимир – загадка. Его даже в лицо никто не знает, а потому и держат за простого мечника, спутника Добрыни. На месте Рогволда Полоцкого Владимир с выбором бы не спешил, хотя в любом случае он потребует от него веского слова, если не сейчас, то позже, когда подойдёт к стенам города с войском.

Рогволдова дочь на новгородских послов глянула сверху вниз, благо говорила с помоста:

– Я пойду за князя, а не за сына рабыни.

При тех словах рука Владимира сама дёрнулась к мечу, но стоявший рядом Хабар придержал князя. Впрочем, никто на его движение не обратил внимания, все бояре полоцкие смотрели на Добрыню, который той рабыне, дочери князя Мала, доводился братом.

Страшен был новгородский воевода чёрном гневе, и ответ, его запал многим не только в уши, но и в души:

– Не будет тебе пользы, Рогволд, в хуле на Владимира сына Святослава.

– Святослав на врагов шёл открыто, предупреждая их о том, -выкрикнул князь Полоцкий. – А твой Владимир вернулся в Новгород татем и посёк киевскую дружину обманом, слово своё нарушив.

– Жди, Рогволд, знака Перуна, – холодно сказал Добрыня, поворачиваясь к выходу. – В том знаке твоя судьба.

Ушли новгородцы не кланяясь, а это уже без всяких примет война. Боярин Вельямид едва удержался от злого слова в сторону князя Рогволда. И старшина полоцкая призадумалась. Никто не знал, какую силу собрал князь Новгородский, но по всему выходило, что сила та немалая, коли он осмелился на Великого князя хвост поднять.

– Князь Ярополк не оставит Полоцк без помощи, – сказал боярин Воислав. – Киевская рать вот-вот двинется на новгородского татя.

Хорошо если так, но у боярина Вельямида не было большой веры ближнику Ярополка. Киевская дружина может и запоздать, а Владимир мешкать не будет.

– Сил у нас хватит, – твёрдо сказал Рогволд, – И тын полоцкий не прошибёшь с наскоку. А под рукой сына рабыни мне не ходить и на рати рядом не стоять. В этом решении твёрд я как камень.

Посольство новгородское скоро началось, скоро и закончилось. Вышедшие на Торговую площадь Волки с интересом смотрели, как распахнулись ворота Детинца, и оттуда горделиво выехал воевода Добрыня в сопровождении надутых и смурных от обиды новгородских бояр. Без чести отпустил посольство князь Рогволд – это поняли не только белые Волки, но и разом взволновавшиеся полочане. Против дружбы с Киевом никто не возражал, но и с Новгородом ссориться не след.

Князя Владимира Ладомир видел только издали, зато от группы окружающих Добрыню всадников отстал Шолох и подъехал к насторожившимся Волкам:

– Князь Новгородский поссорился с князем Полоцким, а воевода Добрыня пригрозил полочанам. карой Перуна. Поняли вы о чем речь?

Шолох даже надулся от важности, передавая слова воеводы. Кара Перуна – это гибель Рогволда и всех его близких. Белые волки переглянулись: не втроём же им идти на Детинец?

– Перунов ведун вам подскажет, что надо делать, – прошептал Шолох. – Ждите его сегодня к вечеру на гостином дворе.

Шолох ткнул коня коленом в бок и поскакал сквозь толпу, догонять новгородское посольство, которое поспешно покидало притихший город. Мелькнул у городских ворот алый плащ Добрыни и расписные боярские кафтаны, а следом по-простому одетая в бронь спина Владимира – на том пока и расстались новгородцы с полочанами.

А про то, что вышло между князьями Полоцким и Новгородским, Волкам рассказал Анкифий, вызнавший правду через знакомых купцов. По мнению грека, Рогволд напрасно облаял Владимира. Будет ли, нет ли помощь полочанам от князя Ярополка это ещё вилами по воде писано, а новгородцы не стерпят оскорбления своему князю нанесённое, и вот-вот ударят в полоцкие ворота.

Анкифий, конечно, сообразил, что Владимировы мечники остались в Полоцке неспроста, но выдать он их, конечно, не выдаст, потому что лишние хлопоты ему ни к чему.

Ведуна Гула Ладомир узнал сразу, хотя был тот не в белом, как это положено ближнику Перуна, а в самом обычном портище, в каких ходят простолюдины. Хозяин гостиного двора уже собрался гнать старца прочь, но Ладомир вмешался вовремя. Гул на обидчика щурился подслеповато, но злых слов не говорил и Перуновым знаком не отмахивался, видимо не считал обиду важной. Да и не волхва гнали со двора, а простого странника, грязновато одетого, от которого никакого прибытку кроме вшей.

От еды ведун отказался, выпил только меду, да и то самую малость, а говорил долго, в подробностях разжёвывая Волкам, что от них потребуется на следующий день. Ладомир на его слова только головой кивал. Волхву виднее, а дело Белого Волка рвать глотки по слову Ударяющего бога.

Без брони и меча на боку Ладомир чувствовал себя неловко, хотя толпа на пощади приняла его как родного. Одеждой он в той толпе не выделялся, а валенный колпак надвинул на всякий случай на самые глаза. Хоть и жарковато в колпаке, но уж больно приметная внешность у Ладомира. Боярин Вельямид, проходя к Детинцу вместе с боярином Воиславом, скосил глаза в его сторону, но, похоже, не признал в нём знакомца.

Войнег и Ратибор держались поблизости. Войнег изображал горбатого нищего, и это ему вполне удавалось. Ладомир давился смехом, на него глядя. В руках у Ратибора была средних размеров корчага, которую он бережно прижимал к груди, проталкиваясь сквозь толпу. В корчаге что-то булькало, видимо вода, но если бы Ладомиру захотелось пить, то он поискал бы другой источник утоления жажды. Ведун Гул сидел в уголке у рыбного ряда, не привлекая к себе внимания, и казался совершенно равнодушным к окружающей его шумной действительности. Войнег, отпугивая окружающих своим чудовищно грязным вретищем, переместился ближе к Детинцу и уже оттуда стал задирать толпу ехидными замечаниями. Полочанам сразу понравился весёлый горбатый нищий, и на его шутки собравшийся люд отвечал весёлым смехом.

Войнег достал из складок вретища сосновую шишку и показал окружающим. После недолгих манипуляций шишка исчезла, испарилась в воздухе прямо на глазах изумлённых зрителей. Ладомир все Войнеговы штучки знал наизусть, но стоял в первом ряду, демонстрируя открытым ртом крайнюю степень изумления. Из его одежды горбатый нищих и извлёк пропавшую было шишку. Ладомир изобразил смущение, толпа захохотала, довольная свершённым на её глазах чудом. Войнег не остановился на достигнутом.Затребовав с Ладомира гривну, он тут же превратил её в кусок меди, чем поверг присутствующих в панику. Все сразу же начали шарить по мошнам, проверяя своё серебро. Войнег "сжалился" над Ладомиром и превратил кусок меди в две серебряные гривны, чем прямо таки потряс окружающих.

Толпа, привлечённая интересным зрелищем, росла как снежный ком. Ратибор со своей корчагой тоже протолкался вперёд и стал рядом с Ладомиром. Задние напирали, сгорая от любопытства, и в какой-то момент толпа захватила в свою утробу весёлого нищего. А когда, опамятовав, подалась назад, то на месте чудотворца стоял Гул всё с той же сосновой шишкой в руках. От такого неслыханного превращения изумлённые полочане просто ахнули, тем более, что Войнег, успев уже избавиться и от горба, и от вретища, разыгрывал теперь из себя добродушного зеваку.

– Слово Перуна, – поднял руку седобородый старик и толпа расступилась, образовывая проход, по которому Гул двинулся вперёд.

А навстречу ему шли боярин Воислав с боярином Вельямидом, в сопровождении пяти киевских мечников. Возвращались они из Детинца, и их встреча с волхвом не была случайной, хотя вряд ли бояре об этом догадывались.

– Князь Ярополк Киевский братоубийца, – громко провозгласил ведун, взмахнув над головой руками. – Полоцк оскорбил Перуна, встав на его сторону. Горе Полоцку, кара Ударяющего бога обрушится на вас.

– Ты что мелешь, старик, – угрожающе надвинулся на Гула боярин Воислав, хватаясь в раздражении за рукоять меча.

Но вынести меч из ножен он так и не успел. От рук ведуна полыхнуло огнём, и этот огонь попал прямо в лицо боярину, который завопил от ужаса и боли. Какой-то стоящий рядом зевака плеснул водой на вспыхнувший боярский кафтан, но и вода не смогла потушить Перунова гнева. Воислав вспыхнул факелом и покатился по площади. Мечники бросились было на ведуна, расталкивая зевак, но когда толпа отхлынула, поражённый невиданным зрелищем Вельямид обнаружил рядом с горящим трупом ещё пять неподвижных тел, и кусок полотна, брошенный здесь же. В растерянности боярин его поднял и тут же отринул от себя. Начертанный кровью Перунов знак поверг его в ужас.

А вокруг творилось невообразимое, люди в страхе разбегались в разные стороны, топча и калеча друг друга. По Торговой площади словно смерч пронёсся, оставив после себя разбитые ряды и с десяток тел, затоптанных в поднявшейся суматохе.

Огонь Перунов угас, превратив бодрого киевского боярина в почерневший огарок. У Вельямида не было сил на него смотреть, а потому, сняв кафтан, он прикрыл им останки.

Из Детинца на помощь боярину уже спешили Рогволдовы мечники, но их порыв остался невостребованным. Торговая площадь была уже пуста, а киевляне, поверженные гневом Перуна, не нуждались в помощи.

Рогволд прискакал немного погодя. Хотя от Детинца было рукой подать до места события, но не мог же князь прийти пешим.

– Что произошло? – спросил он, строго глядя на Вельямида.

Боярин молча указал ему на кусок полотна. Князь без страха взял в руки знак Перунов, даже не взглянув при этом на сожжённого Воислава.

– Огонь неугасимый, – сказал Вельямид треснувшим голосом. – Хотели его залить водой, а он только вспыхнул ярче.

– Так, может, заливали не водой? – криво усмехнулся князь. – Ты об этом подумал, боярин?

А Воиславовых мечников попросту прирезали ножами, когда они бросились в толпу. Князь Рогволд осмотрел их лично и указал на раны Вельямиду и своим людям. На боярина это простое объяснение чудесных событий подействовало успокаивающе, в своей долгой жизни он видел много ран, нанесенных человеческой рукой.

– В любом случае здесь не обошлось без ближников Перуна, -вздохнул Вельямид, глядя на обуглившееся тело Воислава.

– Без древлянского лешего здесь не обошлось, – резко возразил Рогволд. – Он всегда был горазд на такие забавы.

Что верно, то верно, о Добрыне шла худая молва, но Перунов знак даже он не осмелился бы оставить вопреки воле волхвов, а значит те волхвы встали за Владимира-княжа и будут теперь народ мутить против Ярополка.

От Западных ворот застучали копыта. Всадник, промчавшись через опустевшую площадь, остановил коня в трёх шагах от полоцкого князя:

– Ладьи на Двине, князь Рогволд, в одном дне пути от города.

Вслед за Перуном-богом своё слово сказал и Владимир-князь.