Текст книги "Лекарь Империи 12 (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Александр Лиманский
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 4
Сергей Петрович Орлов застыл на пороге собственной квартиры, словно муха в янтаре. Его глаза смотрели на меня с выражением первобытного, животного ужаса.
Тело отказывалось подчиняться ему, и я видел, как напрягаются мышцы на его шее, как дрожат пальцы в бесплодной попытке сжаться в кулаки. Мой ментальный захват держал его крепко, не позволяя ни пошевелиться, ни закричать, ни даже толком вдохнуть.
Странное это было ощущение – держать чужой разум в своих руках. Не тело, не горло, не запястья – а именно разум. Что-то скользкое, пульсирующее, сопротивляющееся. Как если бы я попытался удержать живую рыбу голыми руками в мыльной воде.
Теперь – самое сложное.
Я потянулся глубже, туда, где пульсировало фиолетовое свечение паразита. Мой Сонар показывал мне картину, которую невозможно описать обычными словами.
Представьте себе здоровый мозг как сложную электрическую схему, где каждый нейрон связан с тысячами других, где сигналы бегут по проводам аксонов, где мысли рождаются из хаоса электрических импульсов.
А теперь представьте, что кто-то воткнул в эту схему инородный элемент – пульсирующий фиолетовый сгусток, который перехватывает сигналы, искажает их, подменяет своими собственными.
Паразит.
Серебряный говорил, что это просто – как удалить занозу. Схватить и вырвать. Одним движением. Он, конечно, легко рассуждал из своего столичного кабинета, не стоя перед трясущимся от ужаса стариком в затхлой квартире на окраине Мурома.
Мой ментальный пинцет сомкнулся вокруг паразита, и я потянул.
Сопротивление оказалось неожиданно сильным – намного сильнее, чем я предполагал. Паразит не хотел отпускать свою жертву; он вцепился в сознание Сергея Петровича, как клещ в кожу. Пустив корни куда глубже, чем казалось снаружи.
Я чувствовал эти корни – десятки тонких фиолетовых нитей, проросших в память, в эмоции, в самую суть личности этого человека. Каждое моё усилие отзывалось тупой болью в висках, словно я пытался выдернуть ржавый гвоздь из доски голыми руками.
Грубая работа, говорил Серебряный. Дилетантская.
Может, и дилетантская, но этот дилетант знал, что делает. Паразит был вживлён с расчётом на сопротивление, с якорями, которые не давали просто взять и выдернуть его одним движением.
И тогда Сергей Петрович закричал.
Не просто закричал – заорал так, что у меня заложило уши и где-то за стеной испуганно залаяла собака. Истошный, животный вопль человека, которому причиняют невыносимую боль.
Звук, который я слышал в реанимации, когда пациенты приходили в себя после тяжёлых операций без достаточной анестезии.
– А-А-А-А! В ГОЛОВУ! ОН МНЕ В ГОЛОВУ ЛЕЗЕТ! УБИВАЮТ!
Его тело содрогнулось, вырываясь из моего захвата с такой силой, какой я не ожидал от истощённого алкоголика с циррозом печени. Откуда в этом полуживом столько энергии?
Чистый адреналин ужаса, который способен творить чудеса даже с умирающим организмом.
Он отшатнулся вглубь квартиры, врезался спиной в стену так, что с полки посыпались какие-то безделушки, схватился за голову обеими руками и продолжал кричать – бессвязно, срывающимся голосом.
– Двуногий, он сопротивляется! – голос Фырка звенел от тревоги, и я краем глаза заметил, как бурундук мечется вокруг головы Сергея Петровича, пытаясь рассмотреть что-то невидимое мне. – Паразит вцепился в него намертво! Ты его так не вытащишь, только мозги ему порвёшь!
– Вижу, – процедил я сквозь зубы, потирая виски. Голова гудела, как колокол после удара. – Надо было сначала седировать. Дать что-нибудь успокоительное, чтобы он расслабился и не сопротивлялся…
– Ну так забери его в больницу! Там и препараты есть, и условия нормальные, и помощники, если что!
– Некогда теперь об этом думать.
Я действительно не хотел все усложнять и не думал, что эта процедура будет настолько болезненной. А быть может Серебряный забыл об этом упомянуть, зная мое упорство.
В прошлой жизни я бы никогда не начал сложную процедуру без подготовки, без страховки, без плана Б на случай осложнений. А тут – рванул с места в карьер, как студент-первокурсник на первой операции.
Самоуверенность, помноженная на отчаяние – убийственная комбинация.
Сергей Петрович между тем уже не слушал – да и не мог слушать в своём состоянии.
Он метнулся в сторону, и не ко мне, а к выходу из квартиры, к приоткрытой двери, за которой виднелась тусклая лампочка лестничной площадки. Его глаза были безумными, как у загнанного зверя, который видит единственный путь к спасению и готов пробиваться к нему любой ценой.
Если он выбежит на лестницу в таком состоянии – крича про убийц и маньяков – через пятнадцать минут здесь будет полиция. И тогда всё станет намного, намного сложнее.
Я догнал его в два прыжка, благо квартира была крошечной.
Бить его я не стал – бить больного человека с циррозом печени, портальной гипертензией и вероятными нарушениями свёртываемости крови – не самая хорошая идея. К тому же это какой-никакой отец Вероники.
Один неудачный удар – и внутреннее кровотечение, с которым в этих условиях я ничего не смогу сделать. Вместо этого я использовал захват, которому научился ещё в прошлой жизни. Профессор Ковальчук, старый психиатр с сорокалетним стажем, лично показывал нам, как фиксировать буйных пациентов без травм и лишнего насилия.
Подсечка под колено – мягкая, контролируемая, чтобы он не упал плашмя и не расшиб голову. Контролируемое падение на бок, моя рука под его затылком, чтобы смягчить удар.
Перехват рук за спиной, пока он ещё не успел сориентироваться. Всё это заняло секунды три, не больше, и вот Сергей Петрович уже лежал на затоптанном коврике лицом вниз, с заведёнными за спину руками.
Я придавил его коленом – аккуратно, не перенося весь вес – и одновременно стянул его запястья поясом от халата. Узел получился не слишком тугим, чтобы не нарушить кровообращение в и без того изношенных сосудах, но достаточно надёжным, чтобы он не смог освободиться сам.
– УБИВАЮТ! – продолжал орать он, извиваясь подо мной, как червяк на крючке. – ЛЮДИ ДОБРЫЕ, ПОМОГИТЕ! УБИЙЦА В ДОМЕ! МАНЬЯК!
– Сергей Петрович, успокойтесь, – я старался говорить ровно, хотя сердце колотилось где-то в горле, а руки предательски подрагивали от выброса адреналина. – Я пытаюсь вам помочь. Вам и Веронике. Вы оба больны, у вас в голове…
– ПОМОГИТЕ! УБИВАЮТ! НА ПОМОЩЬ!
Бесполезно. Он меня не слышал – или не хотел слышать, что в данном случае было одно и то же. Паразит, потревоженный моей неудачной попыткой извлечения, накачивал его страхом и яростью с удвоенной силой. Превратил в обезумевшее животное, неспособное на рациональное мышление.
Я поднялся с колен, тяжело дыша, и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Во рту стоял металлический привкус – то ли от напряжения, то ли прикусил язык, не заметив.
Квартира вокруг меня выглядела ещё более убого, чем раньше: опрокинутый стул, разбитая ваза на полу, рассыпанные бумаги. Следы борьбы.
И только тогда я услышал за спиной тихий голос, от которого у меня похолодело всё внутри.
– Что… здесь происходит?
Голос был женским. Тихим, почти шёпотом. И в нём было столько ужаса, что у меня перехватило дыхание ещё до того, как я обернулся. Я знал этот голос. Узнал бы его из тысячи других, даже во сне, даже в бреду, даже на пороге смерти.
Вероника.
– Ох, двуногий… – голос Фырка упал до трагического шёпота, как у древнегреческого хора перед финальной катастрофой. – Ты попал. Капитально попал. Настолько попал, что я даже не подберу подходящего слова.
Я медленно повернулся, уже зная, что увижу. Уже понимая, как эта картина выглядит со стороны.
Вероника стояла на пороге квартиры, в проёме приоткрытой двери, которую я в спешке не закрыл за собой. На ней было её любимое серое пальто с большими пуговицами. В руках она держала два пакета с продуктами: из одного торчал батон белого хлеба, из другого – горлышко бутылки молока и пучок зелёного лука.
Она ходила в магазин. Покупала еду для себя и для отца, пока я здесь устраивал… это.
Её взгляд скользнул по комнате, фиксируя детали: опрокинутую мебель, разбросанные вещи, меня – взъерошенного, тяжело дышащего, с безумным, наверное, блеском в глазах.
И её отца на полу – связанного, с заломленными за спину руками, продолжающего выкрикивать что-то невнятное о маньяках и убийцах.
Пакеты выскользнули из её ослабевших пальцев. Она даже не попыталась их удержать – просто разжала руки, и они упали на пол с глухим стуком. Бутылка молока покатилась в сторону. Хлеб вывалился из пакета и лёг рядом с ногой отца.
Я смотрел на эту нелепую натюрмортную композицию – хлеб, молоко, связанный старик – и понимал, что никакие слова сейчас не помогут. Что бы я ни сказал, как бы ни объяснял, она видит то, что видит. А видит она своего парня, который напал на её больного отца и связал его, как преступника.
– Дочка! – Сергей Петрович, заметив её, завопил с удвоенной энергией, словно получил второе дыхание. Его голос срывался на хрип, но громкости не терял. – Вероника! Доченька, помоги! Он меня убить хочет! Он сумасшедший! Он мне в голову лез чем-то, колдовал!
Я поднял руки в примирительном жесте, стараясь двигаться медленно, без резкости. Как с диким животным. Или с пациентом в остром психозе, который может в любую секунду наброситься или убежать.
– Ника, – сказал я настолько спокойно, насколько мог в этой ситуации. – Я понимаю, как это выглядит. Понимаю, о чём ты сейчас думаешь. Но дай мне шанс объяснить, прежде чем…
– Что объяснить⁈
Её голос сорвался на визг, и я увидел, как её лицо исказилось – от шока к гневу переход занял меньше секунды. Глаза метались от меня к отцу и обратно, в них плескались ужас и непонимание, и что-то ещё – та самая внушённая ненависть, которую я видел в глазах её отца несколько минут назад.
– Ты связал моего отца! Ты… ты что с ним сделал⁈
– Я пытался ему помочь. Снять то, что…
– Помочь⁈ – она почти смеялась, но это был смех на грани истерики. – Он лежит на полу связанный! Это ты называешь помощью⁈
– Да это выглядит странно, но так надо…
– Развяжи его, – её голос стал твёрже, командным. Голос человека, который принял решение. – Сейчас же развяжи.
– Не могу.
– Развяжи!
– Ника, послушай меня, – я сделал шаг к ней, и она отшатнулась так резко, словно я был заразным. Словно от меня воняло чумой. И это было больно – физически больно, как удар под дых. – У твоего отца ментальный паразит. Магическое воздействие на разум, понимаешь? Кто-то влез ему в голову и заставляет делать вещи, которые он сам бы никогда не сделал. Эта его ненависть ко мне, эти его слова – это не он. Это паразит говорит его устами.
Её лицо исказилось снова, но теперь не от гнева – от чего-то похожего на брезгливость. Так смотрят на бездомных, которые несут бессвязный бред на улице. Так смотрят на пациентов психиатрических клиник.
– И у тебя тоже, – продолжил я, понимая, что каждое моё слово звучит для неё как бред сумасшедшего, но не в силах остановиться. – Тот же паразит, или похожий. Поэтому ты избегала меня последние дни, поэтому не отвечала на звонки, поэтому пряталась здесь, поэтому…
– Ты спятил.
Она сказала это тихо, почти шёпотом. Без крика, без истерики. Просто констатация факта.
– Ты окончательно спятил. Повернулся из-за своей работы и успеха. Правильно все отец говорил.
– Вероника…
– СПЯТИЛ!
Теперь она кричала, и в её крике было столько боли, столько разочарования, что я невольно отступил на шаг.
– Какие паразиты⁈ Какая магия⁈ Ты связал моего больного, немощного отца и несёшь какой-то параноидальный бред! Ты… ты…
Она не договорила. Слёзы хлынули из её глаз, и она закрыла лицо руками, содрогаясь от рыданий.
– Двуногий, – голос Фырка был непривычно серьёзным. – Она не слышит тебя. Паразит блокирует всё, что ты говоришь. Для неё твои слова – белый шум.
Я знал это. Понимал, но всё равно было невыносимо стоять и смотреть, как девушка, которая мне дорога, плачет и называет меня сумасшедшим.
Вероника бросилась на меня.
Не с кулаками. Просто рванулась вперёд, пытаясь оттолкнуть меня с дороги, прорваться к отцу. Её руки упёрлись мне в грудь, она толкала изо всех сил, упираясь ногами в пол, всхлипывая и что-то бессвязно выкрикивая. Но сил у неё было немного – я едва почувствовал давление.
В другой ситуации я бы отступил.
Дал ей пространство, дал время успокоиться. Но сейчас я не мог этого сделать: если она развяжет отца, он убежит, и тогда мне придётся начинать всё сначала. Или, что хуже, он позвонит в полицию сам, и тогда я окажусь в камере, а Вероника – один на один со своим паразитом.
Я перехватил её за запястья – аккуратно, стараясь не причинить боли – и притянул к себе, крепко обхватив руками. Удерживая, но не сжимая. Как удерживают человека в истерике, чтобы он не навредил себе или окружающим.
– Пусти! – она забилась в моих объятиях, как пойманная птица в клетке. – Пусти меня! Ненавижу тебя! Слышишь⁈ Ненавижу!
– Ника, успокойся. Пожалуйста. Дай мне…
– Я тебя ненавижу! Ненавижу!
Эти слова резали, как осколки стекла. Как раскалённые иглы, втыкающиеся под кожу. Я знал – умом, рационально знал – что это говорит не она. Что это паразит накачивает её ненавистью, страхом и отвращением, используя её голосовые связки как инструмент.
Но знание не помогало. Всё равно было не по себе. Так больно, что на секунду я почти ослабил хватку, почти позволил ей вырваться.
– А ну отпусти девушку, парень!
Новый голос ворвался в наш личный ад. Грубый, хриплый, с характерными интонациями человека, который привык решать все проблемы кулаками и считает это вполне достаточным жизненным навыком.
Я обернулся, не выпуская Веронику.
В дверях стоял сосед.
Здоровый мужик лет сорока, может, сорока пяти, с бычьей шеей и покатыми плечами борца или грузчика. Рост – под метр девяносто, вес – килограммов сто двадцать, если не больше.
На нём была майка-алкоголичка, некогда белая, а теперь серая от многочисленных стирок, обтягивающая внушительное пивное брюхо. Вытянутые на коленях треники, стоптанные тапочки на босу ногу.
Лицо – красное, мясистое, со сломанным когда-то носом и маленькими глазками, утонувшими в складках жира.
Классический типаж. Местный альфа-самец, хозяин подъезда, который точно знает, как надо поступать в любой ситуации, и не терпит возражений.
– Да! – Вероника, увидев потенциального спасителя, задёргалась с новой силой. Её голос обрёл надежду. – Помогите! Пожалуйста, помогите мне! Он напал на моего отца! Он сумасшедший!
Сосед смерил меня взглядом – долгим, оценивающим, как боксёр оценивает противника перед выходом на ринг. Я видел, как он прикидывает расклад: я – среднего роста, худощавый, в обычной гражданской одежде, без видимого оружия. Он – на голову выше и килограммов на тридцать-сорок тяжелее, с кулаками размером с небольшие дыни.
Расклад, с его точки зрения, был очевиден.
– Я лекарь, – сказал я как можно спокойнее, не отпуская Веронику. – Этим людям нужна медицинская помощь. Магическое воздействие на разум, ментальный паразит. Это сложно объяснить, но прошу вас – не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.
Сосед хмыкнул, и в этом звуке было столько презрения, что я понял – разговор окончен, не начавшись.
– Вот в полиции и разберутся, кто тут лекарь, а кто маньяк, – он сплюнул на пол, прямо на и без того грязный коврик, и шагнул в квартиру. – А ну отпустил девку, я сказал! По хорошему.
– Послушайте, это действительно медицинская ситуация, и ваше вмешательство…
Он не стал слушать. Разумеется, не стал – такие люди вообще не слушают слов, только действия. Он бросился вперёд, замахиваясь здоровенным кулаком, явно намереваясь снести мне голову с плеч одним ударом.
Мне пришлось отпустить Веронику – иначе я не смог бы защититься. Она тут же метнулась к отцу, упала рядом с ним на колени и начала возиться с узлом на его запястьях, что-то бормоча сквозь слёзы. А я остался один на один с разъярённым бугаём, который твёрдо вознамерился размазать меня по стенке.
Первый удар я пустил мимо себя, просто отклонившись в сторону. Ничего сложного – он бил медленно, с размаху. Кулак просвистел в сантиметре от моего уха, и я почувствовал ветер от его прохождения. Сосед по инерции пролетел мимо, врезался плечом в шкаф, заставив его угрожающе покачнуться.
– Я не хочу причинять вам вреда, – сказал я, отступая к стене. – Пожалуйста, остановитесь. Вы не понимаете, что здесь происходит.
– Да я тебя, сука!..
Он развернулся и бросился снова – на этот раз не с кулаком, а нараспашку, широко раскинув руки, собираясь схватить меня и задавить массой. Классическая тактика уличного бойца, которая прекрасно работает против большинства противников: навались, повали на пол, бей лежачего.
Но не против того, кто знает анатомию.
Я шагнул в сторону в последний момент, пропуская его мимо себя, как матадор пропускает быка. И когда он пролетал мимо, коротко, точно ударил ребром ладони по задней поверхности его правой ноги – туда, где под кожей проходит большеберцовый нерв. Подколенная ямка – удивительно уязвимое место, если знать, куда бить.
Эффект был немедленным и впечатляющим.
Нога подломилась, словно из неё разом выдернули все кости. Сосед взвыл – не от боли даже, а от неожиданности и ужаса – и рухнул на одно колено, хватаясь за ногу обеими руками. Лицо его побелело, рот открывался и закрывался, как у рыбы на берегу.
Временный паралич мышц. Нервный шок. Ничего серьёзного, через пару минут пройдёт без следа. Но сейчас он точно не боец.
– Фырк, – обратился я мысленно к бурундуку, – засеки время. Он придет в себя через…
– БОРЕНЬКА!!!
Визг с лестничной площадки заставил меня закатить глаза. Ну сколько их там еще?
В дверях появилась женщина – невысокая, полная, в засаленном халате. Судя по всему, жена бугая. Она смотрела на своего поверженного мужа с таким выражением, словно увидела конец света.
– Боренька, тебе больно⁈ Что он с тобой сделал⁈
– А-а-а, нога! – скулил Боренька, раскачиваясь на одном колене и держась за пострадавшую конечность. – Моя нога! Не чувствую ногу! Он мне ногу сломал!
– Не сломал, – автоматически поправил я. – Временная парестезия, пройдёт через…
– Я ВЫЗЫВАЮ ПОЛИЦИЮ!
Женщина уже тыкала пальцем в телефон, не слушая моих объяснений.
– ТЫ СЯДЕШЬ, КОЗЁЛ! НАДОЛГО СЯДЕШЬ! ЗА НАПАДЕНИЕ НА МИРНЫХ ГРАЖДАН!
– РАЗВЯЖИТЕ МЕНЯ, ИРОДЫ! – это Сергей Петрович, про которого все как будто забыли. Вероника всё ещё возилась с узлом, но её трясущиеся пальцы никак не могли справиться с затянувшимися верёвками.
– Не трогай меня! – а это уже Вероника, которая заметила, что я повернулся в её сторону. – Уйди от нас! Не подходи!
Боренька продолжал подвывать про ногу, его жена орала в телефон что-то про маньяка и нападение на соседей, Сергей Петрович требовал свободы хриплым, срывающимся голосом, Вероника рыдала…
Я стоял посреди этого безумия и чувствовал, как реальность расплывается по краям. Как сон, который становится всё более абсурдным и от которого невозможно проснуться.
– Двуногий, – голос Фырка прорезался сквозь хаос. – Полиция будет минут через десять, максимум пятнадцать. С учётом вечернего времени и пробок. Тебе надо что-то делать. Сейчас. Немедленно. Или ты отсюда уедешь в наручниках.
Я знал, что он прав.
Хаос вокруг меня достиг какой-то критической точки, за которой происходит либо взрыв, либо коллапс. Пять человек в крошечной квартире, и каждый кричит своё, и никто никого не слышит. Фарс. Только мне было совсем не смешно.
Я пришёл сюда помочь. Спасти людей, которых люблю, от магической дряни в их головах. А вместо этого – связанный старик на полу, рыдающая девушка, покалеченный сосед, его истерящая жена и полиция на подходе.
Идеально. Просто идеально. Если бы я специально планировал облажаться по всем фронтам, у меня бы не вышло лучше.
Через десять минут здесь будут люди в форме. Меня просто заберут в участок, а потом, вероятно, на психиатрическую экспертизу.
Это повлечет за собой такую вереницу проблем…
И тогда Вероника останется один на один с паразитом в своей голове. Без помощи. Без надежды. Навсегда.
Этого я допустить не мог.
Я шагнул к ней – мимо скулящего Бореньки, мимо его орущей в телефон жены, через весь этот бедлам. Она увидела меня и отшатнулась, вжавшись спиной в стену, прикрывая собой отца. Её глаза были красными от слёз, лицо – бледным, перекошенным от страха.
– Не подходи! – её голос сорвался на визг. – Не смей ко мне приближаться!
Я не остановился.
Подошёл вплотную, взял её за руки – она попыталась вырваться, но я держал крепко. Не больно, но надёжно. Заставил её посмотреть мне в глаза.
– Вероника. Посмотри на меня.
– Пусти! – она всё ещё вырывалась, но уже слабее. Силы уходили вместе со слезами.
– Посмотри на меня!
Она подняла взгляд – полный слёз, полный страха и ненависти. Чужой, внушённой ненависти, которая не принадлежала ей и никогда не принадлежала.
– Тебя заразили, – сказал я, заставляя свой голос звучать спокойно, несмотря на весь хаос вокруг. – Ты сама не своя уже несколько дней. Ты избегала меня, пряталась здесь, говорила вещи, которые никогда бы не сказала. Это не ты, Ника. Это паразит в твоей голове. Я хочу тебе помочь. Позволь мне помочь.
– Я тебе не верю! – она всё ещё пыталась вырваться, но всё слабее и слабее. – Ты… ты делаешь меня несчастной! Ты…
Её голос сорвался на рыдание.
– Да послушай же ты меня!
Я повысил голос – впервые за весь этот безумный вечер по-настоящему повысил, почти закричал. Достаточно громко, чтобы пробиться сквозь её защиту, сквозь все эти крики вокруг, сквозь пелену паразита, сквозь всё.
– Я тебя люблю!
Она замерла.
– Слышишь меня? Я тебя люблю. Люблю, понимаешь? И всё, что я делаю – делаю потому, что хочу тебе добра. Ты – самое дорогое, что у меня есть в этом мире. Единственное, ради чего стоит просыпаться по утрам.
Вокруг по-прежнему стоял шум – Боренька стонал про ногу, его жена кричала в телефон адрес, Сергей Петрович хрипел что-то невразумительное. Но для меня всё это отодвинулось куда-то на задний план, превратилось в белый шум, в ничего не значащий фон. Для меня существовала только она. Её лицо в сантиметрах от моего, её глаза, в которых что-то медленно, очень медленно менялось.
– Что… ты сказал?
Её голос был тихим. Почти шёпотом. Борьба в её руках прекратилась, тело обмякло.
Я смотрел ей прямо в глаза, не отводя взгляда, не моргая.
– Я. Тебя. Люблю.
Она смотрела на меня не мигая, а по её щеке медленно катилась слеза…
Её голос был тихим. Почти шёпотом. Борьба в её руках прекратилась, тело обмякло.
– Я. Тебя. Люблю, – я смотрел ей прямо в глаза, не отводя взгляда, не моргая.
Она смотрела на меня, широко открыв глаза, а по её щеке медленно катилась слеза…
– Ты… т-ты… – заикаясь произнесла она. – Мне ни разу еще этого не говорил…








