Текст книги "Адвокат Империи 15 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Ник Фабер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Да плевать, Лар, – проговорил я с благодарностью, глядя, как каталку с графом шустро увозят внутрь. – Спасибо тебе огромное.

Оставшийся рядом Виктор подошёл ближе и присел на корточки возле меня.

– Сань, что у вас случилось?

– Дерьмовый день, – устало ответил я и, протянув руку, погладил лежащего на асфальте пса. Тот в ответ лишь тяжело фыркнул. – Просто дерьмовый день…

Глава 12

Не прошло и двух часов после всего случившегося, как его вызвали. Николай был к этому готов. Более того, в голову даже мысли не пришло, чтобы поступить иначе.

А вот то немаловажное обстоятельство, что он будет здесь не один, его удивило.

– Господа, Его Величество готов принять вас, – сообщил появившийся в помещении слуга и с учтивым, идеально выполненным поклоном ушёл в сторону, указав рукой на богато украшенный коридор императорского дворца за своей спиной.

Меньшиков и Распутин переглянулись. За те сорок минут, что они находились тут, оба не сказали друг другу ни единого слова, за исключением короткого приветствия. Да и смысла большого в этом не было. Николай прекрасно знал, что может сказать ему Григорий. А сам он Распутину ничего говорить не собирался. Не его это дело.

Поднявшись из удобных кресел, они направились по коридору под присмотром молчаливого слуги, что следовал за ними по пятам. Казалось, что кроме них троих во дворце вообще никого больше не осталось. Коридоры выглядели удивительно пустыми. Но Николай знал, что это не так. Просто сейчас они шли по дальней части дворца, куда обычно не допускался обычный персонал.

Не самый хороший знак.

– Налево, господа, – всё тем же безэмоциональным голосом направил их слуга, когда они подошли к развилке. – Вверх по лестнице.

Значит, им предстоит подняться, мысленно ответил Николай, перебрав в голове возможные места, где именно будет проходить разговор. Вариантов имелось шесть, и каждый из них ему не нравился. Будь государь в хорошем расположении духа, встретил бы их в своём кабинете. Тоже не самый хороший знак. Впрочем, всё будет зависеть от того, на каком этаже император их примет.

Оказалось, что на третьем, что, по сути, было уже не так уж плохо. Слуга провёл их по богато украшенным внутренним коридорам, пару раз свернул и остановился перед неприметными на вид дверьми.

– Прошу вас, – без тени эмоций на лице сказал он, открывая створку перед графом и князем.

За дверью оказалась небольшая личная библиотека. Небольшая, разумеется, по меркам дворца. В любом другом месте её можно было бы счесть огромной.

Высокие шкафы из тёмно-коричневой древесины, чьи полки плотно заставлены аккуратно стоящими книгами. Выставленные корешками, они демонстрировали названия на самых разных языках, показывая, что хозяин этого места владел ими в достаточной мере, чтобы иметь возможность читать тексты в оригинале. Мягкие и дорогие ковры на полу, в ворсе которых тонули подошвы ботинок. Горящий камин у дальней стены и одно-единственное кресло с высокой спинкой, которое сейчас было повёрнуто к ним.

Именно в нём, в этом самом кресле, с раскрытой книгой в руках и в удобном домашнем халате сидел тот, кто вызвал обоих аристократов к себе «на ковёр». Почти что буквально.

А вот то, что других кресел в поле видимости не наблюдалось, Николай счёл дурным знаком. Обычно Его Величество предпочитал говорить со своими поданными в равных условиях, как бы подчеркивая тем самым, что, несмотря на своё положение, он не ставит себя выше них. Глупая, но порой такая полезная психологическая уловка.

Сейчас же Меньшиков пришёл к выводу, что-либо времени для уловок просто не было, либо же их время прошло.

Дверь за их спинами закрылась с чересчур уж зловещим щелчком.

– Подойдите, – прохладным тоном приказал Алексей Багратионов, откладывая в сторону книгу, предварительно вставив между страниц тонкую закладку.

Когда Меньшиков с Распутиным вняли приказу и подошли ближе, взгляд императора оказался направлен на Григория.

– Как он?

– Очень плох, Ваше Величество, – ответил Распутин, моментально поняв, чьё именно состояние интересует сейчас императора. – Плох, но жив. Мы стабилизировали его, и я закрыл большую часть самых серьёзных ран. Остаётся дождаться, когда он излечится сам.

– А он излечится? – не поведя бровью поинтересовался император.

– Да, – вместо Распутина ответил Меньшиков, так как в этом плане обладал несколько большей информацией. – Как только его Реликвия реактивируется, то…

– Николай, разве я спросил сейчас тебя?

Короткий, произнесенный негромким и спокойным голосом вопрос прозвучал для Меньшикова подобно удару кнута.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – негромко извинился он.

Багратионов смерил его холодным взглядом, после чего вернулся к разговору с Распутиным.

– Николай прав, – вздохнул тот. – В данной ситуации нам остаётся ждать, пока не вернётся его Реликвия для полного исцеления. Я мог бы сделать это своими силами, но…

– Я понимаю, – кивнул Багратионов. – Сына Лазарева уже доставили к тебе?

В глазах лекаря вспыхнул огонёк удивления. И это не укрылось от сидящего в кресле мужчины.

– Не стоит удивляться, Григорий. Я привык следить за тем, что происходит с моими людьми.

– Да, Ваше Величество, – кивнул Распутин. – Он сейчас находится в палате интенсивной терапии. Я собирался начать его лечение сегодня, если бы не… если бы не столь неожиданное появление графа Браницкого в моей клинике в столь печальном состоянии.

При этих словах глаза целителя на короткое мгновение метнулись в сторону стоящего рядом с ним Меньшикова.

– Ясно, – вздохнул император. – Держи меня в курсе, Григорий. Браницкий нужен мне живым, в строю и готовый действовать. Даже если это противоречит его собственным интересам.

– Конечно, Ваше Величество, – кивнул целитель.

– А теперь, Григорий, будь добр, оставь нас наедине.

Бросив в сторону Меньшикова ещё один осторожный взгляд, Распутин кивнул и направился к выходу. Вероятно, подумал Николай, сейчас Григорий гадал, увидит ли он его снова.

Впрочем, глупый вопрос.

Когда дверь за ним закрылась, в личной библиотеке императора повисла довольно тяжелая и гнетущая тишина.

– Я не жду от тебя оправданий, – спустя минуту заговорил наконец император, сверля взглядом стоящего напротив князя. – Но хочу знать, что там случилось. И хочу знать причину, почему Браницкий сейчас находится в таком жалком состоянии.

– Ваше Величество…

– И ещё, Николай, – грубо перебил его Император, – я хочу понять одну простую вещь. Как тебе могло в голову прийти втянуть столь ценного мальчишку в подобную авантюру?

– Я бы сказал, что это был оправданный риск, Ваше Величество, – осторожно произнёс Меньшиков.

При этих словах брови императора удивлённо приподнялись, а в голосе прозвучала легко читаемая насмешка.

– Оправданный?

– Да, Ваше Величество.

– Позволь напомнить: именно ты убеждал меня, что стоит сохранить Рахманову жизнь, потому что он может быть нам полезен в будущем, Николай. Именно ты убедил меня в том, что живым сын Ильи Разумовского может быть нам куда более полезен, чем мёртвым. И это несмотря на то, что сделал его отец. А сейчас, наплевав на возможную опасность для жизни, ты позволил ему принять участие. Почему?

– Считайте, что это была проверка, Ваше Величество.

– Проверка?

– Именно. Я хотел выяснить несколько вещей.

– Какие же?

– Как он поведёт себя в том случае, если придётся действовать в условиях критической нехватки времени и информации. Как будет вести себя при личной встрече с братом. Как отреагирует на происходящее. Причин было много, Ваше Величество.

– Можешь начать с самого начала, – предложил ему Багратионов. – Кресло у меня удобное, и я никуда особо не тороплюсь, Николай.

Значит, быстро решить этот вопрос не удастся, подумал Меньшиков и мысленно выругался. Но даже в мыслях он сделал это очень и очень тихо.

– Они семья, Ваше Величество, – начал он.

– Не ты ли мне говорил, что Рахманова мало интересует наследие Разумовских?

– Верно. Он не раз мне так заявлял. Но одно дело разговоры и совсем другое – подтвердить это на практике. Я знаю, он уже встречался со своим старшим единокровным братом. Конечно же, он говорил, что тот опасен, но я не мог исключать возможность, что он лжёт. Легко говорить, что титул и история Разумовских тебя не волнует, когда ты остался единственным наследником рода. Сейчас же, когда у него появились другие члены «семьи», положение дел могло измениться.

– И ты хотел узнать, как он отреагирует на это? – уточнил император. – Думал, что в момент опасности сменит сторону? Тебе не кажется это слишком невероятным?

– Признаюсь, Ваше Величество, вероятность подобного развития событий была невелика. Но не равнялась нулю. Я должен был убедиться. Теперь же я знаю точно, что они с его братом находятся по разные стороны баррикад. По крайней мере, на данный момент.

Либо же Александр Рахманов являлся самым искусным обманщиком на всём белом свете, мысленно добавил Николай, но говорить эти мысли вслух не стал.

– И потому твои люди не стали препятствовать ему, когда он заявился в порт?

– Да. Я отдал приказ, чтобы ему не мешали.

– И они же не стали действовать, когда Браницкий в одиночку пошёл против сына Ильи?

– Да.

– Почему?

– Я должен был узнать, насколько тот силён в развитии собственного дара, – спокойно ответил Николай.

– Очередная проверка, – со вздохом проговорил Багратионов и покачал головой. – Не проще ли было просто убить его? Только не говори мне, что у тебя не было на это ресурсов, Николай. Мы оба с тобой знаем, что сегодняшнее побоище, в которое превратилась твоя «тайная» операция, могло и не произойти, действуй ты… иначе.

Меньшиков даже отвечать не стал. В этом просто не было нужды. Император прав по всем статьям. Николай действительно мог действовать иначе. И предотвратить жертвы среди своих людей. С другой стороны – это была их обязанность. Да и если уж говорить начистоту, он не предусмотрел некоторых шагов со стороны своего противника. Например, наличия альфарских трансмутагенов.

– Я должен был окончательно убедиться в его мотивации и возможностях, Ваше Величество, – произнёс он, даже не пытаясь оправдываться.

– И для этого решил пожертвовать Константином?

В голосе Багратионова появились железные нотки.

– Я держал ситуацию под контролем…

– Под контролем? Браницкий едва не умер! Если бы не мальчишка Рахманов, то…

– Ваше Величество, при всём уважении, я держал ситуацию под контролем.

Алексея Багратионова поразило не то, что Николай позволил себе перебить его. Меньшиков, в силу его положения и особенностей службы, имел на это полное право. Не прилюдно, да. Лишь наедине, когда они говорили вот так, между собой. Но он мог это сделать. Больше двадцати лет назад, когда отец Николая передал ему титул, император вызвал молодого аристократа к себе и сказал: ему будет позволено это делать. Даже более того, в тех случаях, когда сам император не будет его слушать, Николай обязан это сделать, чтобы не позволить государю отмахнуться от объективных фактов по той или иной причине.

У любого монарха всегда должен быть человек, который может его вовремя одёрнуть. Даже у короля должен быть тот, кто едва слышно шепнет: «Ваше Величество, вы человек». Ведь власть обязательно будет слепа без того, кто осмелится дотронуться до её рукава.

Для российских императоров этими людьми всегда были Меньшиковы.

Но удивился император не этому.

– Ты опять его использовал, – медленно, с угрожающими нотками проговорил Багратионов, и Николай не стал отпираться, прекрасно понимая, о ком именно идёт речь.

– Его предсказания редки. И сбываются не каждый раз. Когда мы получаем очередной рисунок, то я не могу просто так пустить всё на самотёк, Ваше Величество.

Впервые с момента их разговора на лице императора появилась злость. Ещё не ярость, нет. Но Николай очень хорошо знал, насколько… резким и переменчивым может оказаться характер государя.

– Эти предсказания, как ты их называешь, убивают его!

– Вы не хуже меня знаете, что их нельзя контролировать…

– Точно так же, как я не хуже тебя знаю, что эти приступы можно остановить в зародыше! – чуть ли не рявкнул Багратионов. – Сама его жизнь ограничена! И ты используешь её…

– А что, если то, что он предскажет, не сбудется? Что, если мы начнём слепо верить всему, что выходит из-под его руки, Ваше Величество? Я обязан был убедиться в их надежности. Тем более в такой ситуации…

– А ты не подумал, что причина, по которой всё развивалось именно так, – прямое следствие того, что ты вмешался в ход событий? – задал ему встречный вопрос Николай.

– Думал, Ваше Величество, – кивнул Николай. – Это ещё одна причина, по которой я действовал именно так.

– И из-за его рисунков ты подверг Рахманова опасности?

– Не только из-за этого.

Короткий ответ на короткий вопрос. В библиотеке повисла тишина. И в этот раз в воздухе ощущалось столь явное напряжение, что казалось, его можно было ощутить рукой.

Прищурившись, Багратионов пристально посмотрел на него.

– Значит, вот оно что. Ты решил, что сможешь использовать его брата.

– Вы не хуже меня понимаете, что я не мог оставить подобную мысль без проверки. Рахманов, несмотря на своё нейтрально-положительное отношение к нам, может быть непредсказуем…

– Не ты ли мне говорил, что он осознаёт необходимость своего дара для империи? – напомнил ему император, и Меньшиков кивнул.

– Верно, Ваше Величество. Осознаёт. И, как я уже сказал, по крайней мере, на словах, но Рахманов готов сотрудничать. В этом сотрудничестве он видит выход для себя. Возможность оставаться независимым, предлагая нам услуги своей Реликвии. Проблема в том, что именно в этой самой независимости и кроется основная проблема.

– Поясни.

– Рахманов искренне ценит свою независимость. Как я уже сказал, он не отвергает сотрудничество – напротив, Ваше Величество, он готов к нему. Особенно если видит в нём не… скажем так, уступку, а стратегию сохранения собственной свободы. Для него партнёрство не подчинение, а, скорее, временный альянс ради общей цели при условии, что он остаётся хозяином своих решений. Но именно эта жажда собственной автономии, пусть даже мнимой, делает его поведение трудно предсказуемым.

– В каком смысле?

– Он не следует ожиданиям, Ваше Величество. Рахманов не привязан к иерархии и может в любой момент выйти из игры, коли у него появится такое желание. По крайней мере, он сам в этом уверен. Такая непредсказуемость пугает тех, кто полагается на стабильность и контроль. Это проблема всех подобных людей, Ваше Величество. Независимый человек не боится потерять чужое доверие – он боится потерять себя. Поэтому, когда его свобода оказывается под угрозой, он может стать ошибкой в уравнении, которую невозможно удержать в рамках. И в этом его сила… и его опасность.

– И ты решил, что горящий отмщением сын Ильи может стать ему хорошей заменой?

– Его одержимость – это его слабость, Ваше Величество. – Николай пожал плечами и лишь спустя секунду понял это. – Человек, одержимый идеей фикс, особенно если она укоренена и построена на его прошлом, движется не вперёд. Это всё равно, что бег по кругу. В данном случае его мотивация предсказуема: каждое решение, каждый поступок – это отклик на старую боль, попытка исправить, доказать, вернуть. Будущие действия не суть важны. Важно, что именно эта фиксация делает его уязвимым для контроля: достаточно предложить иллюзию восстановления справедливости или шанс «переписать» прошлое – и он пойдёт за вами, не замечая манипуляции.

Эти слова вызвали у императора усмешку.

– Даже если учесть, что он нас ненавидит?

– Ненависть ненависти рознь, Ваше Величество. Он не стал бы сопротивляться, потому что видел бы в нас не угрозу, а инструмент своей цели. Но в этой управляемости – и иллюзия силы: ведь стоит прошлому потерять ореол святости, как такой человек может рухнуть или, наоборот, стать разрушительным в собственном отчаянии. Поэтому его легко направлять, пока вы говорите на языке его боли. И становится крайне опасным, когда понимает, что его обманули.

– И? Каков итог твоих экспериментов?

Вот тут Меньшикову пришлось нелегко. Ему всегда было непросто признавать свои ошибки.

– Боюсь, Ваше Величество, что в конце концов в нашем распоряжении может остаться лишь один Разумовский.

– Тот, который совсем не желает носить эту фамилию и который, по твоим словам, может оказаться куда большей проблемой в будущем, – задумчиво произнёс Багратионов.

– Верно.

Император задумался, а Меньшиков просто стоял перед ним, убрав руки за спину, и размышлял. И он не сомневался, что в этот самый момент их с государем мысли двигались в одном направлении.

– Насколько точен тот психопортрет Рахманова, который ты мне прислал несколько месяцев назад?

– Весьма точен, Ваше Величество, – ответил Меньшиков.

– Если не ошибаюсь, в нём говорилось, что он человек большой ответственности, я прав?

– В том, что касается его работы и профессиональной деятельности – да. Если честно, не думаю, что будет большим преувеличением сказать, что он относится к своему адвокатскому долгу с тем же пиететом, что я к своим обязанностям, Ваше Величество. Но в остальном, если что-то не соответствует его принципам или же моральному кодексу, Рахманов может взбрыкнуть.

– Значит, – подвёл итог император, – нам просто нужно найти способ, с помощью которого мы сможем соединить его построенное на собственных принципах гипертрофированное чувство ответственности и интересы государства. Только и всего.

– Да, Ваше Величество, – не стал спорить князь, который и сам пришёл к тем же выводам. – Только и всего.

И один рабочий вариант у него уже имелся.

Глава 13

– Ай, да что ты делаешь!

– Руку тебе перевязываю! Не шипи на меня!

– Так делай аккуратнее…

– А ты бей потом людей осторожнее! У тебя запястье сломано!

– Я что, по-твоему, этого не вижу⁈

– Дураком бы был, если бы не видел, – огрызнулся в ответ Виктор, закрепляя шину. – Что ты как маленький?

– Что ты как маленький, – передразнил я его и снова зашипел сквозь зубы, когда он закрепил удерживающую шину повязку.

– Всё, – сказал Виктор. – Каждый раз, как тебя латаю, так одно и то же…

– Так ты каждый раз меня мучаешь!

– Единственный, кого здесь мучают, – это я. Ладно, жить будешь.

– Да я в этом особо не сомневался…

– Зато я сомневался, – тут же фыркнул он с укором. – Я каждый раз гадаю, когда ты придёшь ко мне с пробитой головой, а то всё руки пока страдают…

– Жестокий ты, – поморщился я, разглядывая аккуратную повязку. Правда, правая рука теперь больше на крабовую клешню походила. Особо ей не попользуешься…

Захотелось себя по лицу ударить, да руку жалко. Ну и лицо тоже. Мне же экзамен сдавать через неделю! А правая рука превратилась в клешню. Эх, надо будет Распутина найти. Попрошу его подлатать меня, что ли.

Виктор же, аккуратно убрав медицинские инструменты, уселся на стул рядом с койкой, на которой я до этого сидел.

Находились мы в процедурной, куда он отвёл меня почти сразу, как врачи забрали Браницкого. Нет, я знал, что тот жив, но любопытство подмывало пойти и узнать, как он там. Нет, не из сердобольных настроений. Даже стыдно немного, но от вида того, как его отделали, какая-то тёмная часть меня немного ликовала. Была в этом какая-то кармическая справедливость, что ли. После всего того, что у нас с ним было.

А ещё я прекрасно понимал, насколько большую свинью ему подложил. Уж слишком сильное и хорошо читаемое умиротворение в тот момент находилось на его лице. И в эмоциях. Ага…

Это был ещё один крайне непонятный для меня момент. В ту секунду я не придал этому большого значения. Банально времени обдумывать и обращать внимания не было. Да и другие вещи в голове крутились. Не до того было. Это уже сейчас, заново поразмыслив я пришёл к странному выводу. Я мог чувствовать его эмоции. Очень слабо, но всё равно мог. А ведь раньше такого с аристократами, обладающими Реликвией, не наблюдал. Почему? Связано ли это с тем, что его Реликвия вроде как не работала в тот момент? Вероятнее всего, как мне кажется.

После разговоров с Ларом я уже был в курсе, что ментальные способности не действуют на тех, у кого есть собственная сила. Это факт. Что-то связанное с тем, что внутренняя магическая энергия от источника Реликвии блокировала мои способности, как я понял из объяснений альфа. Только вот не получается ли так, что, когда дар как бы отключён, открывается возможность использования моей собственной силы? Если это так, то…

От этой мысли мне стало не по себе. Выходит, что даже аристократы не защищены от силы Разумовских, так? Если это правда, то у меня появился уже как минимум одна возможная причина, по которой избавились от Ильи Разумовского и всей его семьи – банальный страх, что они подожмут под себя всех окружающих.

Впрочем, это только догадка и мои собственные рассуждения. И проверить я их всё равно сейчас никак не могу. Тем более, что в мире хватало способов защититься от подобного воздействия. Я сам знал некоторую часть из них. Другое дело – что будет, когда сила вернётся? Может ли вернувшаяся Реликвия нивелировать отданный до её возвращения приказ? И сработает ли он вообще?

Сколько вопросов, а ответов – ноль. И спрашивается, что вот со всем этим делать?

– О чём задумался?

– Что? – Я поднял голову и посмотрел на Виктора.

– Просто у тебя сейчас такое выражение было, будто ты в себя ушёл. А я слишком хорошо тебя знаю. У тебя каждый раз такая морда, когда ты что-то важное обдумываешь. Или непонятное.

– Ещё скажи, что читаешь меня, как открытую книгу, – закатил я глаза. – Ну, знаешь, чтобы совсем все штампы собрать.

– Очень смешно… Может, всё-таки объяснишь, что произошло и как так вышло, что ты притащил сюда его сиятельство в таком виде?

– Да просто…

– Дерьмовый день, да? – усмехнулся Виктор, и я с улыбкой кивнул.

– Ага, Вик. Просто крайне дерьмовый день.

Мне потребовалось примерно минут десять, чтобы рассказать ему обо всём произошедшем.

– Подожди, то есть это твой брат устроил? Тот, про которого ты рассказывал?

– Ага, – устало кивнул я. – Теперь понимаешь, почему я тебя предупреждал… Кстати, ты когда переезжаешь?

– Я вещи уже собрал, – пожал он плечами с таким видом, будто не особо переживал, но я видел, что всё происходящее и мой рассказ, в частности, его неслабо так задели за живое. – Планировал сегодня вечером. У меня как раз смена в шесть кончается. Там и приеду.

– Хорошо, тогда позвони мне или напиши. Я организую машину, чтобы твоё барахло вместе с костями переместить. Так быстрее будет, чем сам будешь мучаться с такси и прочим.

Виктор с благодарностью кивнул.

– И кота своего дома оставь.

– В смысле оставить? – тут же вскинулся Виктор. – На кого я его оставлю…

– Не знаю, соседку там попроси или…

– Сань, да ты рехнулся⁈ Персику уход нужен! Забота…

– Мешок ему нужен, – проворчал я, но друг такой позиции явно не разделял.

– Нет, – твёрдо заявил он. – Кота не оставлю.

– Ты моего пса видел?

– А ты моего кота?

– Справедливо.

Ладно. Если Брам его сожрёт, то просто скажу, что Виктор сам виноват, и с меня взятки гладки. Я его предупреждал? Предупреждал. Мол, ушёл гулять и не вернулся. А что? Персик – птица гордая. Пока за порог не пнёшь, гулять не полетит. Желательно пнуть так, чтобы у него память отшибло и он забыл обратную дорогу.

– Ладно, Вик, спасибо тебе, – поблагодарил я его, вставая с кушетки. – Пойду я. Надо ещё Михалыча проверить…

– Его ещё перевязывают. Но пошли. Я провожу тебя до его процедурной.

Мда. Если раньше мы с громилой большими приятелями не были, то теперь уж точно не станем. Чёрт его знает каким образом, но Ольга одним ударом сломала ему четыре ребра. И Виктор ещё что-то про сильный ушиб внутренних органов говорил. Эх, чувствую, что он мне это ещё долго припоминать будет. Хорошо хоть с Брамом проблем не было. Посадил его в кольцо, чтобы персонал клиники не пугать. Не сказать, что пёс был рад такому повороту событий. Сидеть в артефакте он страсть как не любил. Но тут уж ничего не поделаешь.

Мы вышли из процедурной в коридор и направились к выходу из клиники. Правда, далеко уйти не успели. Я даже пяти шагов не успел сделать, как услышал цокот каблуков у себя за спиной, вслед за которым тут же последовал громкий окрик.

– Саша! Виктор!

Мы обернулись практически одновременно.

– Фух, – немного запыхавшись выпалила Елена, затормозив перед нами. – Успела.

– Привет, Лен, – улыбнулся я, на что тут же получил тёплую улыбку в ответ.

– Привет. Меня за тобой дедушка прислал. Он попросил тебя зайти к нему.

Переглянувшись с Виктором, я снова обратил взгляд на Елену.

– А он сейчас…

– Он у себя в кабинете, – пояснила она и, что оказалось для меня довольно неожиданно, схватила меня за руку. – Пойдём, я провожу тебя.

С одной стороны, больше всего на свете мне сейчас хотелось просто уехать уже домой и добраться до постели. Рухнуть в неё и проспать часов этак десять. Или двадцать. Тоже вариант. А ведь ещё надо найти Князя и узнать, куда он пропал. И подготовиться к завтрашней лекции. И к экзамену тоже. И придумать, что делать дальше с Андреем. Потому что у меня не было ни единой мысли, куда этот говнюк пропал. И какого дьявола Зеркальный мудак не позволил прикончить засранца…

От осознания, сколько всего предстоит сделать, хотелось то ли рычать от злости, то ли плакать от разочарования. Я хочу в отпуск! Можно? Пожалуйста. Недельки на две. Куда-нибудь, где есть тёплый песочек, море. Где милые девушки приносят коктейли в кокосах. А не вот это вот всё. Разве я так много прошу?

– Позвони мне, когда соберёшь вещи, – успел крикнуть я Виктору, прежде чем Елена утащила меня за поворот по коридору. В ту сторону, где находились лифты… Так, а что это за странное выражение было у него на лице? Ладно, не важно. Потом расскажет. Не втюрился же он в Распутину? При живой-то Александре.

Представив, во что бы вылилось подобное развитие событий, с трудом удержался от смешка.

Выбросив глупую мысль, последовал за девушкой. При этом отметил забавную деталь. Маленькую такую. Она всё ещё держала меня за руку, крепко сжимая мою ладонь своими пальцами.

Первый порыв – высвободить драгоценную конечность, я довольно быстро подавил. Собственно говоря, почему бы и нет? Вместо этого просто позволил Елене вести себя по коридору до лифтов. И даже когда дошли, она остановилась, ткнула пальцем в кнопку вызова и стала с задумчивым лицом ждать, когда кабина опустится на наш этаж.

Может, сейчас? Или позже. Уж больно красноречивые эмоции у неё сейчас крутились в голове.

– Елена?

– М-м-м? – задумчиво промычала она, глядя, как сменяются цифры на табло перед нами.

– Как дела?

– А? Дела? Нормально…

Отстранённый ответ. Слишком отстранённый для её характера.

С негромким предупреждающим звоном двери лифта раздвинулись, и мы зашли внутрь, всё так же держась за руки. При этом я не мог не заметить, как странно на нас покосились двое врачей, что спустились на этом самом лифте. Уж больно красноречивыми оказались их взгляды. Явно скоро по клинике пойдут слухи.

Хотя нет. Вряд ли. Судя по тому, что я видел, Распутина тут уважают, ценят и любят. И судачить не будут. Ну разве что немного.

Блин, она ведь не глупая. Должна всё понимать… Хотя что я несу? Достаточно было просто посмотреть на Распутину, чтобы понять – что бы у неё в голове сейчас ни творилось, мысли о том, что кто-то посторонний может неверно истолковать её действия, явно находились не на первом месте. Далеко не на первом.

Или же она просто не обращала на них внимания. Вон с каким сосредоточенным видом выбирала кнопку этажа на панели. Даже нижнюю губу слегка прикусила.

Ладно. Хватит.

– Лен.

– М-м-м?

– Вернёшь мне руку?

Она вздрогнула. Посмотрела вниз, на собственные пальцы, вцепившиеся в мою ладонь.

– Ой, прости, – тут же запричитала она, резко выпустив меня из хватки. – Я задумалась и забыла. Извини…

– Конечно, ничего страшного, – кивнул я, сделав вид, будто поверил в это. – Слушай, а что ты тут делаешь?

– В клинике у дедушки?

– Да.

– Дедушка берет с собой, – последовал ответ. – Хочет, чтобы я социализировалась.

Угу. Конечно. Социализировалась.

Уж у кого-кого, но у этой бестии с этим проблем точно возникнуть не должно. Её же порой даже заткнуть было невозможно. Хотя… какая к чёрту социализация. Так, не более чем предлог, чтобы не выпускать свою кровинку из поля зрения, пока сам граф занят работой. Видел я, сколько тут охраны сейчас. Небось ещё и Лазаревы подсуетились, нагнав народа. Ведь именно сюда должны были доставить старшего брата Ромы и Насти, если не ошибаюсь.

Судя по всему, говорить всю правду Елене Распутин не стал. Его право. На его месте я бы тоже так поступил. Наверное. Впрочем, зачем лишний раз беспокоить её? Учитывая, сколько всего с ней произошло за последние два месяца, как бы ещё срыв на нервной почве не случился.

Едва я об этом подумал, как меня едва не прорвало. Вот честно. Хотелось спросить – а где мой собственный нервный срыв, а? Да, после сегодняшнего будет неплохо на чай перейти, чтобы нервы не расшатывать… Хотя нет. От кофе я не откажусь. Слишком уж его люблю.

Двери лифта открылись, и мы вышли наружу. Этот этаж я узнал. Уже был здесь. Ещё в тот раз, когда меня привезли сюда с лишним вентиляционным отверстием в груди. С Распутиным я тогда разговаривал как раз в его кабинете после того, как он мне жизнь спас. И, судя по всему, сейчас мы шли туда же.

– А у Евы новый концерт скоро будет, – неожиданно сказала, а точнее, даже одним махом выпалила Елена. И тут же следом добавила: – Не хочешь сходить?

– Лен, я…

– Давай! Помнишь, как в прошлый раз, а? Так ещё и Ева новые песни написала в том рокерском стиле. Как тогда, когда она в «Параграфе» выступала. Будет весело! А ты какой-то уставший. Не выспался?

Я открыл рот, чтобы ответить, но почти сразу же его закрыл. Вот что мне ей сказать? У неё такое выражение на лице было, портить его рассказами, что я сегодня чуть собственными руками своего брата не убил? Бред. На кой ей такое вообще знать.

– Да, Лен, – вздохнул я. – Просто не выспался.

Она хотела что-то сказать. Даже рот приоткрыла, чтобы набрать в лёгкие воздуха, но затем едва ли не с хлопком его закрыла.

– Ладно.

Угу, видимо, дошло, что когда человек, как по мановению волшебной палочки, появляется весь измочаленный, со сломанной рукой, почти мёртвым графом, собакой и громилой с такой рожей, что кошелёк сам так и просится наружу, то это не лучшее время, чтобы зазывать его на свидание.

А в том, что она звала меня именно на свидание, у меня сомнений не имелось никаких. Её эмоции были красноречивее любых слов. Знать бы ещё почему. Неужели тот дурацкий поцелуй, который я потребовал с неё в качестве платы за заключенный договор, так много для неё…