Текст книги "Жиголо"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Когда это сделал, услышал звуки духового оркестра. Думал, что схожу с ума. Оказалось, нет. Мимо катила праздничная, с воздушными шарами и прочей обвислой мишурой машина-платформа, рекламирующая шотландское виски, где и пританцовывал шалый оркестрик в шерстяных юбках. Было смешно: усатые мужланы с волосатыми ногами и в клетчатых юбочках. Александра бы посмеялась от души, если бы... Если бы...

Музыка, которая изрыгалась, была чужеродна и ужасна: били барабаны, хрипели трубы и пилили по нервам волынки. И тем не менее я, обняв за плечи любимую женщину, принялся вместе с ней слушать этот сумбурный и праздничный оркестр.

ЗАЧИСТКА: ПО ГОРЛО В КРОВИ

Я так и не научился сдерживать свои чувства. Так нельзя, говорю себе, так нельзя, сержант. Кажется, ты плакал, когда твою любимую женщину хоронили в щель планеты. Этого никто не видел – ты мужественно стоял у гроба, играя желваками, и никто не мог подумать, что, когда ты остаешься один... Не люблю одиночества. Может быть, поэтому хотел спрятаться от него в марианских впадинах женских тел. Но выяснилось, что я слишком доверчив и влюбчив, не подозревая, что наступили времена тотального душевного разврата. Рынок порока в широком смысле слова захватил наши улицы, наши площади, наши дома, наши тела. Мы толкаемся в торговых рядах и пихаем за бесценок куски своей бесценной души. Так проще жить – делать вид, что живем, и живем вполне благополучно.

Имею ли я право так говорить? Не знаю. Я прожил слишком мало, если обращать внимание на запись в паспортине. Я прожил слишком много, если судить по рубцам на 4,5 граммах бессмертной моей души. Видимо, выражаюсь слишком пафосно, но, когда ты один, можно позволить такую слабость.

Кто-то сказал: "Хотеть любви – это значит хотеть и смерти".

Любя, мы умираем – чаще всего на короткое время и в празднично-спазматическом соитии. Но потом наступают будни и нужно возвращаться в торговые ряды. От любви по-настоящему умирают редко. Моя любимая женщина Александра имела неосторожность воспылать неземной страстью к земному playboy. А это, как показывает практика, может привести к печальным последствиям. Наверное, её любовь была куда сильнее моей и поэтому погибла она – не я. И теперь обречен жить с мыслью, что не сумел вовремя научить свою любимую женщину рвать из сумочки ПМ – рвать как оружие, а не как пачку сигарет LM. Мы с ней были заняты слишком друг другом. Теперь я знаю, что прежде, чем ронять барышню в койку, нужно идти на полигон и учить её стрелять из в всех видов стрелкового оружия. Тогда есть шанс на бессмертие.

– Поживи у Александры, – посоветовал господин Королев, когда мы возвращались с кладбища. – Домой тебе нельзя.

– Почему? – задал глупый вопрос.

– Поживи, – повторил, – три-четыре дня. А мы поработаем.

– А я?

– Переведи дух, Дима, – посоветовал Анатолий Анатольевич на прощание.

И я согласился, словно надеясь на чудесное воскрешение любимой женщины. Этого не произошло. Как странно? Ее присутствие в квартире было всюду. Создавалось впечатление, что хозяйка поутру убежала в булочную за калорийными булочками, оставив любимого досматривать сны. И вот он проснулся и с нетерпением ждет ту, которая подарила ему фейерверочную ночку. На стульях в изящном беспорядке лежала женская одежда, светлели мятые простыни на кровати, цветы в горшках продолжали свою растительную жизнь, на кухне в мойке стояли немытые чашки, на них из крана капала свинцовая вода. Казалось, ничего не изменилось. Сейчас в коридорчике прозвучит звонок – и милая, и любимая, и желанная заштормит в комнатах. Этого не случилось – как странно-как странно.

Потом я уснул и спал как убитый, пока не проснулся от ощущения, что кто-то находится в спальне. Это была Александра, я её узнал, несмотря на предрассветную мгу. Она сидела у окна на стуле с высокой спинкой, пряча лицо в тени.

– Сашенька, – утвердительно проговорил я.

– Я, мой милый, – сказала глуховатым, будто со сна, голосом.

– Иди ко мне, – попросил.

– Не могу, родной.

– Почему?

– Догадайся сам. Ты ведь смышленый мальчик.

– Не знаю.

– Я умерла, Дима, – проговорила она спокойно. – И ты это знаешь, но не хочешь признаться.

– Нет, – сказал я. – Я тебя помню, значит, ты живешь.

– Это моя тень. И я пришла из мира теней, чтобы сказать: тебя спасет любовь.

– Любовь?

– Да, – подтвердила, – любовь к той, кто умеет танцевать jig.

– Я тебя не понимаю?

– Любовь спасет мир, это все что я могу тебе сказать, мой мальчик.

– Александра, ты говоришь очень красиво. Так не говорят живые.

– Вот видишь, – усмехнулась. – Следовательно, меня уже нет среди вас.

– А где ты?

– Пока не знаю, – проговорила с задумчивостью. – Только знаю, что и у Бога есть свой ад: это его любовь к людям.

И на этих её словах за окном просветлело и тень моей любимой размыло, как будто она оступилась в холодную воду глубоководного озера небытия.

И я проснулся – у светлеющего окна на высоком спинке стула висел китель с погонами. Именно в этом кителе я увидел впервые Александру. Когда это было? Это случилось давно, в другой жизни, когда я был беспечен и весел, как летний день. Теперь за окном дождит и, кажется, наступает осень. Осенью на кострах сжигают листья и в дымном тумане, похожем на обман, греются озябшие души тех, кто ушел от нас.

Итак, любимая ушла – а я остался. И никто не знает, где я нахожусь, кроме одного человека: главного секьюрити дамского клуба "Ариадна". Я так толком и не понял, что же на самом деле произошло в "Украине". По утверждению, Анатолия Анатольевича действия боевой группы были корректны. Никаких резких движений и провокаций. Лифт и лестница были взяты под контроль. По-видимому, не было учтено, что гостиница являлась "кавказской горой" и появление в ней любых молодых людей славянской внешности... Трудно сказать, но факт остается фактом: Ахмед успел сбежать из VIP-номера, запустив в джакузи двух потаскушек из Кременчуга, выдающих себя за шведских миледи. Те плавали андерсеновскими русалками и притопились от изумления, когда вместо голого папика, похожего на знаменитого своими гениталиями бывшего Генерального прокурора, на их смех и зазывы явились молодчики с пистолетами

И пока вора в законе искали в "шведских шхерах", тот уже прыгал в авто, чтобы убыть в неизвестном направлении. Теперь я думаю, не было никакой нужды преследовать танковый джип – преследовать без надлежащей подготовки. Ровным счетом ничего бы не изменилось в мире, если бы мы с Сашей остались сидеть в машине на эстакаде. Мы бы провели взглядами этот проклятый джип, потом моя любимая женщина выудила бы из своей сумочки пачку LM, закурила бы... Бы... бы... бы... Как противотанковые ежи нашей памяти.

У десантников есть хороший тост: "За тех, кто в стропах!". К сожалению, мои стропы жизненных обстоятельств основательно запутались и такое впечатление, что пора обрезать их ножом, чтобы удобнее было выпустить запасной парашют. Да, боюсь, его нет за моей спиной.

Хотя хватить ныть, сержант. Смерть Александры должна укрепить тебя в собственном бессмертии. Я защищен её смертью, как броней. И ничто меня не остановит на моем пути – и мой путь "зачистка".

"Зачистка" – модное словцо. Его нет ни в одном словаре мира. Здесь мы впереди планеты всей. Думаю, не имеет смысла объяснять его значение. О "зачистках" трубят все отечественные СМИ. Все очень просто: если хочешь победить врага, вырежи его до седьмого колена. В противном случае, дети его вырастут и начнут вырезать твоих детей. Сталин был велик в своей античной кровожадности, но и он не до конца был последователен, проявляя гуманность к соплеменникам. И теперь мы имеем то, что имеем: кровоточащую рану на теле разлагающейся империи. Война пылает в нашем доме, как пишут газетчики, и они правы: война на выживание. И выживут в ней только те, кто первым учинит ночь длинных ножей. Только беспощадная сила может остановить гниение жизни. Огонь, клинок, пули и потоки крови, в которых будут плавать тряпьем трупы врагов наших. Высокомерно – может быть. Вызывающе – возможно. Цинично – да. Неприемлемо для картавящих пачкунов, взявших на себя мессианскую роль заступников за права человека. Покажите мне этого человека, который достоин того, чтобы его любить. И я его первым полюблю. Но нет таких людей – есть телесные мешки, набитые страхом, мусором, похотью, лицемерием, кишками, тлением, ложью, испражнениями, морокой, безумием, ненавистью и проч. требухой. За историю всего человечества был всего один человек без вышеперечисленных недостатков – Христос, но его распяли на кресте – распяли те, кто так и не научился смотреть в небо.

Я смотрю в небо и вижу воздушные острова, на которых живут души наших друзей и тех, кого мы любили. Мне приятно смотреть в небо – возникает иллюзия полета и свободы.

Мой полет прерывает телефонный звонок – он обыден, но я знаю, что за ним последует – шлюзы мести приоткроются и закипит бурунами черная кровь врагов.

– Дима, – услышал напряженный голос господина Королева. – Ты как?

– Живу, – ответил.

– Проблемы?

– Подозреваю, они у вас, – сказал я.

– А как же без них, – и главный секьюрити дамского клуба просит, чтобы я прибыл к Первой градской.

– Еще трупы?

– Не совсем, – уходит от ответа Анатолий Анатольевич.

Я грустно посмеиваюсь: лучше не скажешь, когда человек находится между небом и землей. Кто на этот раз?

И какое же было мое удивление, когда по прибытию в больницу, узнаю, что очередной жертвой обстоятельств стал Петя Левин, компьютерный гений "Ариадны", играющий на клавиатуре с магической легкостью.

– А его за что? – задал риторический вопрос, идя с Анатолием Анатольевичем по длинному коридору, заставленному панцирными койками.

– Предупреждение, – пожал плечами АА, – всем нам.

– По-моему, нас уже предупредили, – сказал я.

– Ну не знаю, – ответил господин Королев. – Какая-то странная история с нашим Петей.

Я поинтересовался: его избили до полусмерти? Хуже, ответил главный охранник дамского клуба. Что может быть хуже – только смерть? Нет, бывает куда хуже, проговорил АА.

И скоро я убедился, что он был прав. В одноместной палате лежал знакомый мне человечек с огромным лбом гения и лицом, выбеленным до цвета кафельного пола. Никаких повреждений на теле не заметил, за малым исключением – кисти рук были намертво перебинтованы. Этакие култяшки. Действительно, для компьютерного пианиста такое положение вещей хуже смерти.

Наше вторжение побеспокоило хакера: он разлепил веки и бросил на нас мутный взгляд. Мы сели на табуреты, выкрашенные белой краской, и господин Королев ничего лучше не придумал, чем задать вопрос:

– Как дела, Петя?

– Хорошо, – ответил тот и виновато улыбнулся, словно чувствуя неловкость за свое состояние.

– Ничего хорошего, – крякнул от огорчения Анатолий Анатольевич и попросил компьютерного гения вкратце рассказать о том, что произошло прошлой ночью.

Сбивчивое повествование хакера походило на вздор сумасшедшего. Выяснилось, что в полночь, когда он "на писюке вскрывал Пентагон, как консервную банку", экран неожиданно начал мигать, а после – дикая боль пронзила руки. Когда очнулся, обнаружил, что кисти напрочь омертвели.

– И вот, – показал культяпки, – что есть, – и градины слез покатили по впалым восковым щекам.

– Ну-ну, – господин Королев попытался утешить страдальца, – все будет хорошо.

– Да? Хорошо? – всхлипнул хакер. – Конечно, хорошо. – И забился в нервозных конвульсиях. – Наше поколение выбирает "пепси", да? Наше поколение выбирает "Пентагон", да? Наше поколение выбирает ноги, когда режут руки, да? У меня ещё остались ноги, ха-ха, – и зашелся в бурном смехе.

Появились врачи, и мы с господином Королевым покинули палату. Надо ли говорить, что я находился в глубокой меланхолии. Было над чем поразмышлять. Либо от общего переутомления наш Петя Левин скиснулся мозгами, либо мы имеем... что мы имеем?

– Черт знает что мы имеем, – ответил Анатолий Анатольевич.

– А медицина что говорит? – поинтересовался. – Что за невидаль такая случилась?

Чтобы получить ответ на этот вопрос, отправились в кабинет главного врача. По дороге бывший сотрудник МВД успел сообщить, что в свое время помог Самуилу Львовичу Абрамовичу (главврачу) избежать крепких неприятностей, связанных с золотом для дантистов, и поэтому мы можем рассчитывать на его определенную любезность и откровенность. И оказался прав: старенький эскулап встретил нас весьма вежливо – был небольшого росточка, пархатенький и с ужимками представителя вечно гонимого народца.

– Проходите-проходите, – мелко хихикал. – Не желаете чайку или спиртику-с?

– Мы на работе, Львович, – отвечал главный охранник дамского клуба. Лучше скажи, какое заключение по нашему э-э-э... коллеге?

Заключение было следующим: молодой человек находится в послешоковом состоянии, однако опасности для его здоровья нет. Господин Королев поморщился: собственно, он о другом: фантастический рассказ П.Левина соответствует действительности или, может, он просто хлюпнулся в чан с серной кислотой?..

– О Бог мой! – всплеснул руками Самуил Львович. – Какой чан с кислотой, Толенька? Вы о чем?

– Нас интересует, какая сила ему руки попортила, – объяснился АА. Так чисто?

Старенький жидок ответил и то, что мы услышали, было для нас, как гром, буду банален, среди ясного неба. Обследование пациента указали на то, что его кисти были сожжены! И сделали это некие лучи – лучи неизвестного происхождения.

– Что вы этим хотите сказать, Самуил Львович?! – воскликнул господин Королев.

После невнятных объяснений мы поняли, что перед нами маячит проблема, которую разрешить традиционным способом будет трудно.

– И что это может быть? – не унимался главный секьюрити дамского клуба. – Шаровая молния? Лазер?

– Не ведаю, Анатолий, – передергивал сухенькими плечиками доктор. – Не в моей компетенции.

Покинув казенные стены, пропитанные болью и страданиями, мы вышли в парк. Там на дорожках тлели летние люди, пытающиеся обмануть судьбу. На лавочках с покойными лицами сидели те, кто уже смирился с уходом в незнакомый мир.

– Была б моя воля, – вздохнул полной грудью Анатолий Анатольевич, тяпнул бы стакан спирта.

Я посмеялся: это не выход из положения. Перед нами и так непростая задача: или верить всему тому, что увидели и услышали, или попытаться найти рациональное объяснение происшествию. Господин Королев выругался в сердцах. И признался, что он не в состоянии рыхлить эту запредельную тему; ему бы что полегче, приземленнее. Я же коль занимаюсь проблемами НЛО, то мне и все карты в руки.

? Да, какие там НЛО, – застеснялся я.

? Хотя Петя мог и сочинить, – не слушал меня АА. – Сутки перед экраном монитора!

– А что тогда произошло?

Есть банальное объяснение: те, кто выступает против наших поисков, решил нанести упреждающий удар. П.Левин оказался самым незащищенным объектом – его буквально ударили по рукам, предупреждая всех нас, чтобы мы прекратили сыск. А руки хакеру попортили, предположим, лазером или ещё какой научной дрючкой.

– Происки ЦРУ? – пошутил я. – Новые технологии. Заслали "лучи", чтобы не лезли в святая святых – Пентагон.

– Ври-ври, да не завирайся, – посмеялся господин Королев, интересуясь моими последующими действиями, связанные с поисками вора в законе Ахмеда и руководства "Russia cosmetic".

Я отвечал общими словами, что имеются некие наметки, выполнение которых потребуют нестандартных решений. Главный секьюрити покачал головой, мол, опять секретки и горы трупов. Надо зачищать территорию, признался я, в противном случае, нас, как Атлантиду, смоют фекальные потоки вечности.

Не говори красиво, Дима, посмеялся АА. Потом ему было не до смеха, когда я попросил выдать в личное пользование ППС, многозарядный аппарат, удобный в условиях многолюдного мегополиса. После непродолжительного препирательства пушка таки мне была отпущена – отпущена под честное слово, что она будет задействована только в крайнем случае. Я усмехнулся: поскольку вся наша жизнь, крайний случай, то палить буду при любом удобном случае. Господин Королев понял, что с чувство юмора у меня все в порядке, и вручил дальнобойный пистоль. На этом мы расстались, оговорив, что не теряем друг друга из виду

Сев вишневую "девятку", проверил боеготовность ППС. Рифленая рукоятка пистолета-пулемета знакомо и приятно тяжелила руку. Теперь можно и поработать, сержант, и хорошо поработать.

Ситуация складывается таким образом, что без стрельбы по живым мишеням, чувствую, не обойтись. Вопрос в одном: с кого начинать? С Ахмеда, которого пристрелю, как собаку, или с фантастических смертоносных "лучей"? Не пытается ли главный секьюрити дамского клуба отвлечь меня от мирских утех по отстрелу вора в законе, пуская по следу мифических "лучей"? А если ошибаюсь и "лучи" имеют место быть?

Умом понимаю – чертовщина, да после посещения Ленинки мнение мое не столь категорично. Тогда возникает много вопросов: кто, зачем, почему и откуда? Посланец небес – бред. Новые технологии – возможно, но все равно вздор. Королев прав: молоденький хакер переутомился до такой степени, что извращенного резчика принял за ужасную диковинку. Но зачем так беспощадно поступать со взломщиком компьютерных систем? Проще перерезать горло и вся недолга. А если кому-то нужна голова хакера, вернее то, что хранится за лобными долями? Что же такое может знать наш Петя Левин? Помню, бахвалился, что вскроет Пентагон, как консервную банку. И что из этого следует? Вскрыл – и его наказали. Галиматья, сержант. Все, наверное, куда проще? И на этом решаю прекратить пустые домыслы. Я человек действия – и действовать надо немедленно. Мне нужен результат, а лучший результат в моем понимание – труп врага.

Повторю, после убийств друга и любимой женщины мои предохранители, хранящиеся в душе, перегорели и теперь никто и ничто не может меня остановить. План действий я обдумывал сутки. Все просто: не надо гонять вора в законе по столице, как русака по полю. Я поступлю иначе. На войне нет законов; закон один – найти и уничтожить врага. Я его не буду искать мне его найдут. И будет Ахмеда шарить господин Шокин. Именно этот ублюдочный реформатор будет рыть землю, чтобы выручить свою супругу из беды. Понимаю, что путать баб в мужские игры последнее дело, но у меня нет времени и возможности соблюдать эстетические нормы поведения в обществе говноедов. Враги мои первые переступили все законы – и ответ мой будет адекватен.

Вишневая "девятка" катит по летнему городу. Ровным счетом ничего не изменилось – столица-матрона живет жирной и хлебосольной жизнью, пряча за гранитным фасадом банков, чистых витрин и яркой рекламы гниение свалок и тлен сальных душ. В замусоренные времена никого не интересует чужая жизнь. Посторонняя жизнь не стоит и гроша ломаного. Этому учат кремлевские рулевые переходного этапа, не понимающие, что после 2000 года их бездушные тела тоже ровным счетом ничего не будут стоить.

Оставив машину в арбатском переулочке, занимаю местечко в летнем кафе и, дуя "пепси", которое выбирает поколение засранцев, веду наблюдение за подъездом дома, где проживают небожители. Дом солиден и даже кажется упитанным, не новый, но с обновленным фасадом, стоянкой и охраной у подъездов. Врываться в него нет смысла, можно ненароком пристрелить старушку-консерьежку, а потом каяться, как Родька Раскольников, всю оставшуюся жизнь.

План мой куда проще – проще, чем случка африканских пыльных элифантов. Надо дождаться когда мадам Шокина решит совершить променад по столичным шопам. Для этой цели она вызывает автомобиль супруга, за рулем которого находится небезызвестный Власий. Мой расчет оказался верным: через час ожидания "Волга" цвета вороньего крыла катит по срочному вызову. Я покидаю летнее кафе и прогулочным шагом отправляюсь на поиски приключения. Когда шофер уходит калякать с охраной дома, я ныряю в салон казенного автомобиля и закладываю тело между сидениями. Запах бензина, духов, кожи, похвальбы, самодовольства бьют в нос. Подозреваю, через четверть часа в этом духовитом малом пространстве разыграется трагикомическая сценка с воплями, соплями и горючими слезами. Не люблю иметь дело с истеричками, да выбирать не приходится. В данном случае все претензии к господину Шокину. Где были его глаза, когда он, юный студент Политехнического, запускал лапы меж цыплячьих ляжек хихикающей Лилички Бёрлин, изучающей конспект по сопромату. Мог ли подозревать молодой человек, что за прекрасным одноразовым минетом на мраморных ступеньках храма науки последует затяжные бои с фурией, требующей семейного счастья. Будущий младореформатор отбивался, как мог, мол, милочка моя, вы же известная всему Политехническому подсосная подстанция, мол, вы, Лилечка, брали у всех, кроме, разумеется, гранитного Михайло Ломоносова, мол, я не лучше и не хуже других – заберите в благородные супруги, скажем, частично облысевшего от большого ума Тимурчика или кудрявого красавца Бореньку, или волосатенького, как орангутанг, Валечку. То есть выбор женихов на удивление был богат. Нет, кричала мерзавка, хочу тебя в полном объеме твоего таланта. Какого таланта, не понимал наивный дурашка. Таланта залазить без мыла в задницу начальству, грубо хохотала плутовка. А с таким даром ты, цыпа, далеко пойдешь, пророчила, быть тебе членом правительства. После таких приятных слов никто бы не устоял – не устоял и он, Шокин: повел импульсивную девственницу под венец. И через неделю замужества из кроткого существа выросла такая ведьма. Правда, одно положительное качество имелось: давала Лилечка всем членам правительства. Может, поэтому её муж имел не только ветвистые рога, но и приставку "вице-". Словом, счастливая семейная пара новой формации. К сожалению, обстоятельства сложились так, что я вынужден эту сладкую парочку разбить – разбить на время.

Наконец я услышал перестук каблуков и резкие гортанные вскрики, мол, крепче за шоферку держись, баран. Ударили дверцы, на переднее сидение плюхнулись тела. Женское было нервно и душисто, как верблюд после месячного марш-броска по пустыни Гоби.

? Власий, жми, – скомандовала супруга члена правительства. – Едем на Манежку, там, говорят, шубы из песца кинули. Понимаешь, из песца! Ты любишь песца, Валасий, – хохотала озорница. – Моего песца любишь, Валасий.

Деревенский простак вертел баранку так и сяк, да мычал нечленораздельно, мол, завсегда Лиль Борисовна готов любить вас и вашего песца, писанная вы наша красавица. Я млел от удушливого запаха духов и таких вот содержательных речей.

После того, как экзальтированная дамочка завихляла на Манежную примерять песцовую шубейку, на эстраде жизни появился я в роли благородного Robin Good`а. Ствол ППС полностью подтверждал мою правоту, и Власий понял меня с полуслова. Сам он вышел из деревни Квашино, что на Рязанщине, и, не производя впечатление безумного философа, прекрасно понял, что лучше быть богатым и здоровым, чем дохлым с рваной дырой на боку. Кредитка в 100 у.е. окончательно убедила личного шофера г-на Шокина, что я человек слова.

– Ага, командир, – сказал человек за баранкой, – сделаю в лучшем виде. – И позволил собственное мнение. – Пора вошек наказать.

Разумеется, речь шла о семейке Шокиных, которых не брал никакой душистый дуст. Подозреваю, они выживут даже в термоядерном взрыве народного гнева. Такая вот природа керамических гнид приспосабливаться к любым погодным условиям.

Дальнейшие события напоминали дешевенький кинодетектив: не успела мадам Шокина похвалиться ценным песцовым приобретением, как тут же была отправлена в кратковременное забытье. Я пережал её сонную артерию – и дама обмякла, как аэростатик в бирюзовом небе французского авиасалона Бурже.

Перетащив непрочное тельце на заднее сидение, прикрыл шубкой из серебристого зверька. Меховое изделие издавало специфический запах кожи и смерти, а наощупь напоминало холодную заводь таежной реки.

– Живая? – забеспокоился Власий, выкручивая рулевое колесо для последующего старта на столичную закраину.

– Живая, – ответствовал я.

– Мастерица, – нелогично проговорил с усмешкой бывший житель деревни Квашино, и мы помчались по загазованным проспектам.

Наш путь лежал в Ховрино – есть такое пролетарское местечко на окраине белокаменной. Одноименная железнодорожно-сортировочная станция с бесчисленным множеством промасленных путей, уходящих в никуда, снующие по ним тепловозы с лязгающими вагонами и огромные промышленные склады, вокруг которых катали чадящие грузовики, создавали впечатление трудового коммунистического подъема. Во всех отношениях удобное местечко для конфиденциальных встреч и активной стрельбы.

Мой план был незамысловат: обменять госпожу Шокину на информацию. Если её муж-младореформатор готов к конструктивному диалогу, то с радостью сообщит, где можно найти вора в законе, а также объяснит, почему на его правительственной колымаге колесит тот, кто нуждается в немедленной ликвидации?

Без всяких сомнений, гражданин Шокин испытает шок, когда к нему явится глупило-водило и сообщит неприятное известие, мол, так и так, хозяин, наша хозяйка с шубкой песцовой в нефтеналивной цистерне № 09111999/26051954 ждет счастливого освобождения. Что должен предпринять супруг? Правильно: бросить все государственные дела и спасать подругу жизни, поднимая бойцов из своего охранного ООО "Арийс".

– Не следует этого делать, – толковал я Власию. – Объясни хозяину: его плохое поведение – печаль для Лиль Борисовны. Буду резать пальчики, потом ушки, потом щечки и так далее. – И ножом отсек прядь крашеных волос с головы полуживой куколки. – Передай муженьку. И запомни номер моего мобильного.

Память у шоферюги оказалась отменная и он, перекрестившись, отправился на поиски радетеля не только за интересы народные, но и за свои – шкурные.

Если я правильно понимаю г-на Шокина, то действовать он будет поначалу норовисто и отправит на спасение супруги коллектив из четырех, предположим, головорезов. Не поверит чиновник в серьезные намерения анонимного недруга. А зря. Такие, как он, привыкли, будучи на казенных харчах, чувствовать себя хозяевами жизни и от сознания силы хамеют необыкновенно. И не только хамеют, но и считают себя светочами жизни народной, на которых всему унылому населению надо молиться. Не понимают государственные урлы, что цена им в базарный день меньше медной деньжонки. А цена дражайшей их половины ещё меньше меньшего.

Чтобы не смущать летний рабочий люд бесцветной леди из высшего света да ещё в зимней шубке, я перетащил госпожу Шокину в заброшенный терминал. Должно быть, когда-то он служил овощехранилищем. Там хранился запах прелого курганского картофеля, мокрой херсонской моркови и апельсинов из солнечного Морокко. Для удобства их закладки применяли забетонированные ямы глубиной в три-четыре метра. В одну из таких ямок и было опущено тело супруги высокопоставленной гниды. Г-жа Шокина уже начинала приходить в себя: её щечки порозовели, губки тоже стали менять свой безжизненный цвет. Удачно обвалившись на шубу, она повалялась на ней, как это обычно делают с устатку пьяные шлюши у трех вокзалов. Потом то ли от холода, то ли от осознания своей необходимости миру светская дама пришла в чувство. Более отчаянного вопля я не слышал за свою короткую жизнь. Госпожа Шокина визжала так, будто некая злая сила завязывала её руки и ноги праздничным бантом.

Я, представив ту бурю чувств, взметнувшуюся черным смерчем в изнеженном её теле, ничего другого не придумал, как свистнуть. Мой пронзительный разбойничий сигнал был услышан: мадам вздернула голову вверх и гримаса страха исказила кукольное её личико. После этого тотальная судорога ужаса пробила фигуру и... случилось то, что случилось. Я увидел: из дамы струится ручеек. Вот такое вот впечатление: ручеек. Ниагарский водопадик ховринского полива. Кажется, дама сама не понимала физиологического казуса, происходившего с ней. Моча катила на шубу из сибаритского песца и возникла зрительная обманка: под ногами истерической пленницы искрится алмазная россыпь.

– Шубку попортила, – заметил я.

Это замечание привело тетку из высшего света в неописуемую ярость. Она до самых до кончиков стальных ноготков осознала свое трагикомическое положение в бетонном мешке и свой позор, немеркнущий в памяти, точно негасимый рубиновый символ мирового сионизма на Спасской башне. И только смерть свидетеля срама...

– Чтоб ты сдох, сволота-а-а!.. – и далее последовал такой мутный поток из милой пасти мегеры, что приводить его нет смысла, опасаясь за порчу благовоспитанности всего нашего непорочного общества.

Когда моя визави приустала, я сумел вклинить несколько смысловых фраз о том, что её судьба находится в руках мужа, который так и не познал любимую супругу в качестве специалиста по классическому языкознанию, равно как и по народному арго.

– Я тебя все равно урою, срань, – продолжала гнуть свою линию мастерица по великому и могучему.

Я понял, что перевоспитывать её не имеет смысла, а лучше будет оставить одну, пусть думает о чем-то мирском или вечном. Это укрепляет нервную систему и вызывает чувство отрады за лишние прожитые минуты.

Переведя дух в летнем полдничке, похожем на хмыль горластого клоуна, я отправился занимать господствующую высотку. На войне она определяет многое, если не все. Подъемный кран грузоподъемностью тонн в сто был удобен удобен в этом отношении. Находился механизм в трудовом простое и я по лесенке поднялся в его кабину. Там пахло машинным маслом, железом, ржаным хлебом, водкой и волей. Усевшись на старенькую фуфайку, кинутую для удобства зада на сидение машиниста, осмотрел местность. Она напоминала коммунальную квартиру, где не было одного хозяина, и каждый житель пристраивал жизнь на свой лад. Пыхали на запасных путях тепловозы, ляскали буферами товарняки, уходили в державную глубину скорые, тормозила на станции конвульсивная электричка, мелкие люди напоминали виртуальных человечков, строящих виртуальные поселения в виртуальной вселенной.

По моим расчетам вот-вот должны были случится некие события, неприметные для обывательского глаза, поскольку поднимать дурной хай у господина Шокина нет никакого резона, если, конечно, он не идиот. Хотя он именно такой, однако не до такой степени, чтобы рисковать нежными шкурками жены и её песца.

Мои надежды оправдались. К месту событий прибыли две автомобильные коробочки: знакомая мне "Волга" и незнакомая "Ауди" цвета штормового прибоя в г. Сочи, известном своими темными бандитскими ночами и царской резиденцией.

Из первой машины выбрались три квадратных головотяпа и один мудрик в тряпичной клетчатой кепке. В такую кепу удобно блевать, когда ухаешь на "Боинге" в Атлантический океан – ухаешь в качестве корма для мурластых акул. Она мне не понравилась, эта кепа, даже не знаю чем. Чтобы снять вопросы и не терять времени, я прицелился в неё и, дождавшись рукотворного грома скорого поезда Москва-Владивосток, нажал курок ППС.