Текст книги "Топ-модель"
Автор книги: Сергей Валяев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Что же ответила Евгения? Она проговорила спокойным и будничным голосом, будто мы болтали о погоде, она сказала:
– Там было написано: "Маша".
– Маша? – переспросила я.
– Да, – подтвердила. – Наверное, так звали кошку?
И так зовут меня, – напомнила я.
У тебя разве есть враги? – удивляется сестра.
Нет, – неуверенно отвечаю и задумываюсь.
... Поездка по утреннему городу немного отвлекла меня от неприятного происшествия. Евгения крутила руль профессионально, но нервно и казалось, что мы или врежемся в столб, или задавим какую-нибудь мелкую пенсионную старушку, или, хуже того, поцарапаем джип какого-нибудь высокопоставленного чиновника, похожего, скажем, на лысую вошь. К счастью, столбы мелькали, старушки живенько перебегали, а правительственные авто с волоокими вошами гоняли по другим дорогам.
Я смотрела на столицу глазами туристки и получала удовольствие. Помпезные старые здания, современные башни из стекла и бетона, широкие проспекты, забитые транспортом, толпы спешащих людей, витрины магазинов, гигантские памятники, похожие на вешки азиатской истории, напряженный гул, похожий на морской, – все это было пронизано мощной энергией созидательной жизни. И я чувствовала эту клокочущую жизнь, и желала находиться в её эпицентре.
Солнечный ветер в лицо смял и практически уничтожил омерзительное чувство страха, которое возникло на полутемной лестничной клетке. Это недавнее прошлое казалось кошмарным сном, не более того. С каждой минутой нашей поездки страх размывался, как песок от ударов волн, пока вовсе не исчез. Разумеется, мы с Евгенией обсудили это гадкое происшествие, и пришли к выводу, что некто то ли грязно шутит, то ли все это случайность.
– А может, ты все-таки кого-то обидела, Маша? – спросила Женя Смертельно.
– Кого?
– Какую-нибудь топ-модель. Начинающую.
– Лягнула одну, помнишь, я говорила, – сказала. – Но так все делают.
– Что делают?
– Лягаются.
– Лягаются только лошади, – усмехнулась сестра.
– А топ-модели те же лошади, – глупо парировала.
– Лошади, – передразнила Женя. – А от дохлой кошки такие визги.
– "Визги"... – обиделась.
И хотела рассказать о своих неприятных ощущениях, когда темная лохматая суть заполнив мою душу, заставила вдруг вспомнить случай из недалекого дивноморского прошлого, когда я вынуждена была применить тот злосчастный йоп-чаги, из-за которого голова противника, чуть-чуть не лопнула, как астраханский переспелый арбуз, да передумала, вовремя осознав, что сестра бы меня не поняла.
На этом обсуждение мелкого происшествия закончилось – и я, подставив лицо под солнечный ветер, врывающийся в машину, принялась очищаться от невнятной нечисти.
Когда наша вольвистая колымыга вырвалась из пут Садового кольца и помчалась по широкому Ленинскому проспекту, я почувствовала, будто нахожусь на легкой и свободной волне, которая мчит меня на теплую отмель залива, облитую золотом нашей дневной звезды. Оказаться бы сейчас на прокаленном рыжем песочке, валяться на нем, как плод манго, и ни о чем не думать.
Нет, "манговая" жизнь, наверное, не по мне – не хочется быть просто красивым растением, я должна обрести себя. Если кто-то сознательно решил "обломать" меня, то готова бороться. Я слишком расслабилась, посчитав, что успех и удача сами падут к моим ногам. Нет, пока под моими ногами дохлые кошки...
– Скоро подъезжаем, – говорит Евгения, тем самым, отвлекая меня от самой себя.
– Красиво здесь, – говорю, глядя на лесные массивы, насыщенные влажным малахитовым цветом.
– Красиво, как в сказке, – соглашается сестра.
Потом наш автомобильчик съезжает на бетонное полотно, пропадающее в елях. Я вдыхаю их смолистый запах и смеюсь: маскировочка, хотя такое подозрение, что агенты НАТО так и ползают меж деревьев.
– Веселишься, – на это говорит Женя. – А дело серьезное.
– Какое дело?
– Научиться себя защищать.
От её слов у меня почему-то пропадает желание шутить. Между тем наша машина подкатывает к воротам, у которых стоит будочка, выкрашенная в зеленый защитный цвет. Из неё выходит щеголеватый офицер с лицом спивающегося сапожника.
– Заблудились, дамочки? – смотрит с добрым рабоче-крестьянским прищуром.
– Мы на стрельбище, – говорит Женя и отмахивает какой-то книжечкой цвета бордо.
Офицер искренне удивляется, глядя в удостоверение, потом козыряет и после несколько секунд ворота автоматически открываются: путь свободен, и мы въезжаем на запретную территорию, огороженную высоким бетонным забором, поверх коей вьется колючая проволока.
– А что ты ему показала? – интересуюсь.
– Что надо, – улыбается Евгения. – Какая же ты любопытная, Маруся.
– Только не говори, что ты агент национальной безопасности?
– Я лучше помолчу.
– Колючая проволока, – замечаю нелогично.
– Ага. Анекдот по теме, – отвечает сестра и рассказывает: – "Попадает на небо душа. Испуганно по сторонам: "Ой-ой, где это я?" "В раю", слышится голос ангела. "А почему вокруг концентрационная проволока?", удивляется душа. "Р-р-разговорчики в раю!"
Я смеюсь: хороший анекдот, значит мы в раю? Почти, отвечает Женя и тормозит "Вольво" на стоянке, где находится ещё автомобилей двадцать.
– Ой, – говорю. – А эту машинку я знаю, – указываю на ржавую малолитражку, рядом с которой мы остановились.
– Не удивительно, – отвечает Евгения. – Это драндулето сестер Миненковых.
Я открываю рот от удивления: Миненковы? Какая сила их сюда загнала? Вид у меня крайне дурацкий – и сестра жалеет меня, объясняя, что сестры Алла и Галя являются штатными сотрудницами ЧОПа, то бишь Частного Охранного Предприятия "Грант". Это сообщение подвергает меня в шок – не может быть, какой ещё ЧОП?
– Почему же не может быть? – удивляется Женя. – Это такая же работа, как работа ткачихи, продавщицы, санитарки. Разреши не продолжать список.
– И чем они занимаются? – не унимаюсь.
– Это военная тайна, – отмахивается Евгения. – Будь проще, Маша. Пошли.
– Куда?
– На звуки...
Наконец, выбравшись из машины, обнаруживаю себя на территории дома отдыха. Так мне показалось – дом отдыха: аккуратные дорожки, цветочные клумбы, двухэтажное здание с балконами, напоминающие приморские курятники для отдыхающих. Правда, глухие звуки, доносящиеся из глубины леса, нарушали всю эту блаженную идиллию.
Подчиняясь указателю, мы идем по бетонированной дорожке – и с каждым нашим шагом звуки выстрелов усиливаются.
Приближаясь к стрельбищу, успеваю поразмышлять о том, что все мои желания выполняются буквально. И даже чересчур выполняются. Хотела стать манекенщицей – пожалуйста: принимают меня одну в двух лицах. Не успела заикнуться о желании научиться стрелять – пожалуйста: марш на боевой рубеж!
Наше появление в бетонном ангаре произвело определенный эффект. На молодых людей. Они были похожи друг на друга, будто вышли из одного инкубатора. Большинство из них стояло в отдельных кабинках, их уши были зажаты огромными наушниками; они, люди, конечно, держали на вытянутых руках пистолеты и, прицеливаясь, нажимали на курки. Вдали темнели фанерные фигуры – это были мишени. На их безликих "ликах" светлели бумажные листы. Те же, кто наблюдал за стреляющими, сразу переключили внимание на нас, таких беспечных и праздных. Улыбаясь нам, как родным. Кроме, разумеется, сестер Миненковых. Они в кислотных спортивных костюмах буднично и вяло отмахнули нам, продолжая рассматривать листы с пулевыми отверстиями, словно весь смысл жизни заключался именно в этом.
– Приехали? – подходил к нам Максим Павлов, словно не верящий собственным глазам. – Здорово. А я думал, шутка.
– А ты не думай, – строго оборвала "жениха" Евгения. – Тебе это вредно. Давай учи убивать Машку.
– А ты? – вопросила у сестры.
– А я умею, – ответила она, – убивать.
– Умеешь?
– Умеет-умеет, – убедительно проговорил Максим и сделал мне приглашающий жест в одну из кабинок.
Удивляясь такому обстоятельству, я последовала туда. Что происходит: кто такая Женя и чем она занимается? Кто бы мне ответил. Никто. Все были заняты собой и своими проблемами. Равно как и я, обустраивающаяся в кабинке, похожей железно-пористыми стенками на пляжную.
После короткого инструктажа, из которого я поняла лишь одно, без оружия и без умения им пользоваться выжить в огромном мегаполисе, кишащем уголовными элементами, нет никакой возможности, начались практические занятия.
– Пистолет надо чувствовать, – утверждал Максим. – Это твой товарищ, Маша. Он всегда поможет в трудную минуту. Держи его крепко, без нервов. Рука вытянута, но пружиниста. Главное, уверенность в своей силе и правоте. Когда целишься, глядя в мушку, мысленно представляй в ней крестик. И плавно-плавно нажимаешь на курок.
– Крестик, – хныкнула я, – курок.
– Вот именно, – упрямился Максим. – И тогда будет полный порядок.
Наконец мне вручили старенький пистолет, который назывался "Макаровым" (ПМ), показали, как снимать с предохранителя, затем надели на голову наушники, указали на далекую мишень.
Я вытянула руку в её сторону; пистолет плясал, оказавшись неожиданно тяжелым. Силой заставив его слушаться, прищурила левый глаз – увидела в мушке сереющий клок мишени. Указательный палец, будто чужой, дернул курок. Выстрел!..
Пистолет едва не вырвался из руки. Я чертыхнулась – что такое, неужели не способна овладеть этим предметом первой необходимости?
Вновь прицелилась, тверже захватив ребристую рукоятку. Выстрел!..
Уже лучше, хотя подозреваю, что пуля улетела в "молоко". Выстрел!..
Возникло приятное ощущение своего всемогущества. Выстрел!..
Такое впечатление, что рука и оружие сливаются в одно целое. Выстрел!..
Кажется, пуля влепилась в круглую темную отметину мишени. Выстрел!..
Если бы вместо этой мишени оказалась голова сексуального маньяка... Клац-клац! Что такое?..
– Боезапас закончился, – смеется Максим. – Неплохо для начала, Маруся.
– Неплохо, – повторяет двоюродная сестра. – У тебя лицо убийцы, Маша, когда стреляеешь. И делаешь это, кстати, с удовольствием.
– Ну и что?
– Теперь я за тебя спокойна. И себя, – проговорив это, Евгения удаляется к отдыхающим сестрам Миненковым, сидящим кумушками на армейской лавочке.
– Старшая сестра твоя, – разводит руками Максим. – И невеста моя.
– Все в одном флаконе, – хмыкаю я.
– Продолжим? – Павлов забивает новую обойму в ПМ. – Будем совершенствоваться.
Я снова чувствую приятную тяжесть рифленой рукоятки – одна актрисулька утверждала журналистам, что для неё пистолет – это холодный и мертвый кусок железа. Ничего подобного! Теплый и надежный рукотворнный кусок металла, который может спасти тебе жизнь. Не так ли?
А что касается Евгении, то она, кажется, снова меня ревнует к Павлову. Какая глупость!..
Наживаю на курок – выстрел!.. Мой избранник... какой он должен быть?.. Выстрел!.. Он должен быть сильным не только физически, но и, если можно так сказать, сильным энергетически... Выстрел!.. Я должна почувствовать эту магическую силу!.. Выстрел!.. И тогда быть может... Выстрел!.. Выстрел!..
Чувствовала себя превосходно – никогда не подозревала, что садящий пистолет может так поднимать настроение и прибавлять уверенность в собственные силы.
– Воительница ты наша, – съехидничала Женя, когда я, закончив стрельбу, подошла к коллективу. – А мы её хотели защищать. Она сама кого хочет...
– ... замочит... – захихикали сестры Миненковы, – в сортире.
– Вообще-то, эта история мне не нравится, – осторожно заметил Максим. И уточнил: – История с этим телефонным козлом.
Я поняла: сестра известила всех о моем горячем "поклоннике", упавшем, видимо, в младенчестве головой на железную тяпку. Однако, находясь в приподнятом состоянии, я бодренько заявила, что действительно уже не нуждаюсь в чужой защите. Отныне никакой квозимодо мне не страшен. При одном условии: выдадут ПМ в личное пользование.
Мое заявление вызвало добрый смех у окружающих: мне, дурехе, надо расти и расти, а также много учиться, чтобы иметь право на ношение боевого оружия.
– Но если надо, – сказали сестры Миненковы, – мы нашу Машу возьмем под свою опеку. – И продемонстрировали свои пистолетики, рукоятки которых выглядывали из кобуры злыми скунс-зверьками.
– Не надо, – искренне испугалась, вспомнив их истеричное поведение в стриптиз-баре "Полуночный ковбой" и представив свое появление в Центре моды с двумя тетеньками, готовыми броситься с оружием наперевес на любого смазливенького топ-мальчика.
Мой непритворный испуг смешит всех. Меня успокаивают, мол, не бойся, Маруся, твои проблемы так незначительны, что можешь пока передвигаться без телохранителя. Я перевожу дух, и мы покидаем бетонное стрельбище.
Свежий хвойный воздух, синяя теплынь небес, зелень травы – что может быть прекраснее? Мне хорошо средь этого природного благолепия. Я чувствую, что больной мир города окончательно рассеялся, точно утренний тяжелый туман.
Через несколько минут происходит то, что должно было произойти. Раньше или позже. Кажется, вы, девушка, заказывали первую любовь? Заказывали! Так получите её в полном, черт подери, объеме!
На стоянку въезжает мощный, танковый джип "Гранд Чероки" цвета черноморской ночи. По сравнению с ним все остальные машины кажутся сирыми и убогими, как деревенские родственники на поминках родного городского "нового русского".
Потом дверца внедорожника приоткрывается... Нет, поначалу он мне не показался. Стандартная спортивно-подтянутая фигура. Стандартно-славянское выражение лица сотрудника специальной службы. Стандартная ухмылка человека, хорошо владеющего собой и обстоятельствами.
Закинув на плечо спортивную сумку, "стандартный" начинает движение в сторону стрельбища. По дорожке, где передвигаемся и мы. Наша встреча была неизбежна, как встреча поездов, вышедших из пунктов А. и Б. по одной колее.
– Добрый день, – говорит Максим, и оттого, как он это говорит... С уважительным придыханием он говорил, так нерадивый ученик разговаривает со строгим, но справедливым директором школы.
– Привет, молодые и красивые, – получаем ответ.
– Стахов, – тут выступают сестры Миненковы. – Как там золото партии? Говорят, ищешь? Не нашел еще? А то страна ждет.
– Ищу, – простодушно отвечает. – А как ваши, "чопцы", делишки "стриптизные"?
– Откуда знаешь, Алекс? – галдят Алла и Галя.
– Я все знаю, – усмехается, и тут наши взгляды встречаются.
Встречаются – наивный взгляд провинциальной самонадеянной девочки и взгляд, где плывут синие строгие арктические айсберги.
Во всяком случае, так мне показалось: строгие синие арктические айсберги. Это было настолько притягательно, что я не могла скрыть своего интереса к "Алексу".
– Маша, рот закрой. Что с тобой? – услышала голос двоюродной сестры
– А это кто? – кивнула на удаляющуюся фигуру.
И получила ответ от Максима: менхантер.
– Кто-о-о? – изумилась.
– Охотник на людей, если переводить с английского.
– Охотник на людей?
Я находилась в пространственном состоянии – было такое впечатление, что морская волна швырнула меня на сланцевые скалы.
– Кажется, нашей Марусе Стахов понравился, – смеются сестры Миненковы. – Он старый для тебя, Машка! Кот облезлый он!..
– Боюсь, что именно такие "облезлые коты" мне только и могут понравиться.
Мой ответ вызывает смех у всех присутствующих, даже Максим Павлов щерит рот до ушей.
– Как это не печально, – останавливает всеобщее веселье Евгения, – но нам пора, – садится за руль автомобиля. – Всем пока! Машка, поехали.
Я прощаюсь с веселой компанией и плюхаюсь на сиденье.
Слушай, – спрашиваю у сестры. – А ты на счет Миненковых не пошутила. Они же, как дуры.
– Это их маска, – смеется Женя. – А на самом деле они Мата Хари в двух лицах.
– А что это за дело, – вспоминаю, – "стриптизное", о котором говорил этот... как его... менхантер?
Женя признается, что толком не знает – знает лишь то, что якобы есть данные, что американцы используют своих "стриптизеров" в качестве перевозчиков наркотиков. Вот этой проблемой и занимаются сестры Миненковы.
– Значит, мы не случайно оказались в том стриптиз-баре? – задаю вопрос.
– Маша, – получаю ответ. – В этом мире ничего случайного не происходит.
Конечно, ничего случайного не происходит, соглашаюсь про себя. Так что моя встреча с "охотником на людей" была намечена свыше. Уверена, есть силы, которые выполняют наши пожелания. Ведь я хотела этой встречи – встречи с тем, кто бы мне понравился, и так, чтобы голова пошла кругом у не романтической девочки.
Неужели влюбилась? Разве можно вот так... с первого взгляда?.. Наверное, можно? Во всяком случае, я чувствую некие изменения... Внутренним зрением постоянно вижу его: вот он выбирается из джипа... вот он рвет спортивную сумку... вот он идет навстречу нам...
На первый взгляд – простоват, мешковат. Но его глаза – Боже мой!.. Эти глаза... В них такая потаенная страсть, такая уверенность, такая сила мужская. Всего этого нет у тех, с кем встречалась раньше. Всеобщее, скажем так, болезненное слабоволие окружало меня. Теперь же...
– Максим, как понимаю, хорошо знает этого менхантера? – не выдерживаю я.
– Машка, прекрати, – говорит сестра, глядя на меня в зеркальце заднего обзора. – Он дядька, у него таких, как ты...
Я раздражаюсь – это мои проблемы, с кем дружить и кого любить. Тебе делом надо заниматься, на это отвечает Евгения, а не мечтать о сомнительных интрижках. Эти слова отрезвляют – действительно, останавливаю себя, Маша, возьми себя в руки, ты же разумная девочка, не сходи с ума. Прежде всего, дело, а уж потом... тело... хм!..
Ловлю себя на мысли, что шутка моя кирзовая. Неужели так может шутить примерная топ-модельная девочка? Нет, конечно! Так мог пошутить только он, охотник на людей, пропахший оружейной гарью, кровью, потом, дымом костров и чистым арктическим льдом.
По возвращению в столицу мысли об "избраннике" выветрились сами. Я начинала опаздывать в Центр моды. Пришлось делать сборы на скорую руку.
В мечтах этот первый день казался торжественно-праздничным, как праздник Нептуна, а на самом деле – время бежало со скоростью спринтера, устанавливающего новый мировой рекорд, и я была вынуждена легкомысленно торопить себя. Приняв душ, заглотив на ходу молочный йогурт, подкрасив мордочку и натянув свободную новую футболку и шорты, под крики двоюродной сестры о том, чтобы я ехала в метро – так быстрее, выбежала из квартиры.
К счастью, новой дохлой кошки у порога не оказалось, и я, прыгая через две ступеньки... Чувствовала себя целеустремленной и осветленной будущим. Ударом ноги распахнула подъездную дверь – солнечные блики в глаза. Солнце почти такое, как наше дивноморское. Странное впечатление, что в Москве я уже вечность, а не три дня. Столько событий, всяких и разных. Столько новых впечатлений. Столько новых ощущений...
– Дэвушка, а дэвушка, покатаца? – характерный клекот горного "орла", катившего на поношенном БМВ за мной, спешащей по тротуару.
– Машину другую купи, джигит, – говорю не без злорадства, юркнув в подворотню, где проезд закрыт чугунной шпалой, забетонированной в асфальтовый панцирь.
И слышу за спиной – рев мотора, а после сильный удар железа о железо. Отлично, смеюсь я, "джигит" угодил в капкан собственных восточных страстей. И тут же забываю о нем, врезаясь в жаркую толпу жителей и гостей столицы.
Лавирую, как скороход на канате, между потных тел и безликих лиц. Мишени, вспоминаю сегодняшнее утро на стрельбище, эти лица, как мишени. И мельком вспоминаю того, кто мне очень понравился и кому, надеюсь, понравилась я. И тут же забываю о нем, сбегая по лестнице в душное нутро подземки, самой, как утверждают, лучшей в мире. Через несколько минут убеждаюсь в том, что это утверждение далеко от действительности. Человеческая кишащая масса вносит меня в переполненный вагон, пропахшей чем угодно, только не духами от Диора.
Потом стон электропоезда, мелькание туннельных фонарей, пульсирующих, как сигнальные ракеты приморских пограничников.
Я чувствую чужие взгляды, ползущие по мне, как болотные земноводные. Силой воли заставляю себя улыбнуться мальчику лет десяти – чистенький и аккуратненький, ангелочек, держащий в руках скрипку в футляре. Ангелочек с дородной бабушкой, занимающей своими телесными объемами два места. Встретившись с моим взглядом, мальчик хмурится, словно не привык, что кто-то может просто улыбаться. Нельзя же быть таким бякой, говорю я всем своим жизнерадостным видом – и ему, и всем остальным.
Через минуту провинциалка получает "столичный" привет – выбирающийся из вагона ангелочек демонстрирует ей оттопыренный продолговатый средний палец, мол, получи, дура восторженная, хотя мы и не в США. Я быстро показываю ангелочку язык и смеюсь про себя: Машка, не опускайся до сточных вод. Будь выше всего этого. А как быть выше, если тебя толкают, щипают и чуть ли не лапают.
Все, последний раз катаюсь в этой духовитой духовке, выдираюсь из вагона, это же опасно для здоровья: все так и норовят тебя сожрать... энергетически. Так и хотят растоптать, превратить в биологический фарш! Нетушки!
Лестница-кудесница возносит меня из преисподней "М". Да здравствует солнце – да скроется тьма!
Очищая себя дневным светом, вприпрыжку мчусь к Центру моды. Опаздываю на десять минут. Надеюсь, мне простят на первый раз. И на второй раз тоже.
К моей радости, я оказалась не одна такая – таких капуш оказалось семь. Из пятнадцати. На такое безобразие арт-директор Хосе выступил с речью, смысл которой заключался в том, что сейчас мы прощены, но в следующий раз... в известность будет поставлена Карина Арменовна, а это чревато печальными последствиями.
– Вот люблю я вас всех, девочки, вах, – заключил Хосе. – Любовью брата. Но этим больше не пользуйтесь.
– Не будем, – уверяли мы с горячностью. – Никогда в жизни, вах!
– И я поверил, вах, – ухмыльнулся Хосе и попросил безответную Фаю раздать нам расписание на месяц. – Самые лучшие и самые добросовестные будут взяты в международный тур, – посчитал нужным сообщить. – Старайтесь, девочки, все в ваших, вах, – запнулся, – ногах, руках и проч.
– "Проч.", вах, – это как, Хосе? – загалдели девочки.
– Вах! – сказал на это наш организатор. – Подождите господина Вольского, он вам все объяснит, – и удалился вместе с Фаей из аудитории, где мы все собрались.
Что могут делать пятнадцать малознакомых девушек, собравшись вместе? Правильно – каждая занимается собой. Тут же на столах появляются косметические принадлежности, и начинается художественная работа над лицом.
– Как дела? – подсела ко мне Танечка, опоздавшая более всех из своего миражного Марьино.
Я покосилась на неё и спросила:
– Что с глазом? Трахнулась о мусоропровод?
– Заметно?
– Подкрась, – передала пудреницу, – синеглазка.
Подруга вздыхает и начинает уничтожать следы вчерашних событий, рассказывая в лицах о том, что вовсе не она трахнулась о мусоропровод, а её ударил "мусор", то есть взрослый дядя-милиционер, который нагрянул в спортивный зал в часы отдыха его обитателей, не имеющих столичной прописки.
– Прикинь, да? Закрыла собственным телом пацанов, – хихикнула. – Вот сволочи.
Ее откровения были мне неприятны и непонятны. То ли это была привычка к такой помойной исповедальности, то ли я ей казалась вся в доску. Чтобы показать Танечке некую дистанцию я напомнила, что она хотела и меня пригласить на праздник жизни к мусоропроводу, не правда ли? Подруга удивилась: и что? Ничего, промолчала я. Когда находишься на разных планетах, на каком языке общаться?
– Чистоплюйка какая, – огрызнулась подруга. – Думаешь ты лучше меня?..
– Хватит! – сделала запретительный жест рукой, потом поднялась и демонстративно пересела за соседний стол.
– Ха-ха, – услышала хмыкающий презрительный смешок за спиной.
Понимала все, кроме одного, какими черными ветрами занесло сюда эту хабалистую девицу. Бесспорно, она красива, но красота её хищническая. "Волчица"? Не много ли подобных "волчиц" вокруг меня? Невольно осматриваю будущих манекенщиц. Интересно, какие мысли пунктиром пульсируют в их хорошеньких головках? Если, конечно, они имеют место быть – хоть какие-то мысли.
Подозреваю, у большинства мысль только одна: найти богатенького, жирненького папика, потом, окрутив его, выскочить замуж. Возможно, я слишком категорична и останавливаю себя: разве у меня есть право кого-то осуждать? Моя цель тоже весьма эгоистичная – покорить подиум. А, покорив его, пользоваться всеми благами: выгодными контрактами, поездками по миру, отношениями только с теми, с кем посчитаю нужным водиться. И главное, я больше не буду давиться, как клюква в соковыжималке подземки.
Появление господина Вольского возвращает меня в настоящее. Выглядел психолог молодцом – бодро, в бордовом костюме, такой же по цвету рубахе и при галстуке отвратительно янтарного цвета. В его облике было что-то от экзотического попугая.
Осмотрев нас с плотоядной улыбкой, господин Вольский проговорил:
– Очень рад. Можете называть меня Альбертом Альбертовичем. – И удивляется оживлению в аудитории: – В чем дело девушки? Прошу, внимания. У вас возникает правильный вопрос: психолог в модельном бизнесе? Зачем он нужен? Отвечу – мир моды очень сложен, напряжен и здесь случается всякое. Вы должны научиться справляться со всевозможными стрессами, нервными срывами, депрессиями. Да-да, друзья мои. Это сейчас вы чувствуете себя, как в пионерском лагере... Впрочем, вы не знаете, что такое пионерский лагерь... Неважно. В настоящее время вас оберегают, лелеют, холят и относятся... м-да... по-человечески. Но! Повторю – мир моды очень сложен. И многие могут стать просто "мебелью". Да-да, "мебелью", то есть обслуживать собой вечера по заказу богатых клиентов. Других может поманить цвет золотого тельца. О судьбе третьих разрешите мне умолчать. Словом, прошу отнестись к нашим занятием со всей серьезностью. Я хочу укрепить вашу психику и научить находить в себе силы при самых неожиданных поворотах в вашей судьбе. Как говорят древние: "Хочешь мира – готовься к войне".
Слушали мы психолога плохо – его голословные утверждения как-то не вдохновляли к подвигам. Если перевести его слова на язык народных масс, то большинство из нас ждала... панель. Хорошенькие перспективы, что там говорить.
– А сейчас, барышни, – сказал господин Вольский, – я вам раздам опросные листы. Отвечайте на вопросы предельно откровенно, это нужно для нашего дальнейшего сотрудничества. Пло-до-твор-ного! – поднял указательный палец.
Будущие манекенщицы оживились: что за вздор такой? Ведь пришли показывать не свой блистательный ум, а свои точеные фигурки. Их не слушали: вновь появившаяся Фая раздала нам желтенькие листы. Их было много, а в них было много вопросов. Все без исключения взвыли: что за профессорский трактат?
– Барышни, так надо, – проговорил Альберт Альбертович. – Замечу, мои заключения изучает госпожа Мунтян. Так что, в ваших интересах отвечать, повторю, правдиво. Как перед Господом нашим.
Куда хватил, дядя, похожий на какаду, критически усмехнулась я, вчитываясь в мелкий текст. М-да! Первое впечатление было такое, что эти вопросы составлял человек, неравнодушный к сексуальным проблемам извращенного, скажем так, плана. Здесь были вопросы про гомосексуалистов и лесбиянок, вопросы о групповом сексе, об оральном, анальном и так далее.
Нельзя сказать, что я обо всем этом не знала – знала, однако, признаюсь, все это как-то не вдохновляло. Какие чувства должен испытывать человек, пришедший в ресторан, когда ему в хрустальной вазочке приносят кусочек собачьего, предположим, дерьма. Такие же чувства испытывала и я отвращение. И поэтому, не читая более дурацкие вопросы, принялась ставить галочки в клеточки – наобум ставить.
И, разумеется, закончила первой – осмотрелась: со стороны казалось, что старательные девушки пишут сочинения на тему: "Как и с кем я провела лето?"
Как там мой летний дивный Дивноморск? Солнце, море, свобода, белый пароход. Иногда кажется, что волна обстоятельств вышвырнула меня на неприятную сушу, и теперь я барахтаюсь на ней рыбкой в обмороке. Раньше принадлежала только самой себя, теперь после подписания договора...
– Барышни, прошу сдавать работы, – говорит господин Вольский и предупреждает, что следующее занятие завтра.
Я первой отдаю "работу" и выхожу из аудитории. Черт знает, чем приходится заниматься – раздражена. Этот же вопрос, правда, в более мягкой форме, задаю Хосе, поджидающего нас.
– Все будет хорошо, детка, – отвечает он. – Мы из вас делаем топ-модели, а не гоп-топ для постели, вах. Если хочешь последнего, пожалуйста, иди к Севе Зайченко. Он тебе быстро найдет спонсера, вах. Понятно, о каком спонсере речь?
Сева Зайченко? Судя по всему, этот модельер пользуется дурной славой у своих же коллег.
Когда все топ-модели явились перед "ясными" очами темпераментного арт-директора, он объявил, что сейчас мы следуем в спортивный зал на шейпинг, который будет проводить госпожа Крутикова, после чего с нами работает стилист Валечка и фотограф Мансур.
– Девочки, веселее-веселее, вах, – хлопает в ладоши Хосе. – Работы много, очень много, – и шлепает некоторых из нас по упругим попам. Спешите жить – спешите чувствовать, вах!
Смеясь, наш галдящий девичий выводок торопится вниз – туда, где находится танцевальный зал.
Госпожа Крутикова уже ждет нас – она в спортивном костюме цвета теплого летнего болота, который подчеркивает сухопарость её фигуры и язвительность натуры. Она тоже требует от нас более активных действий – мы забегаем в раздевалку, заставленную металлическими ящиками и длинными скамейками. Начинаем переодеваться, критически поглядывая друг на друга. Мне трудно быть объективной, поскольку никаких положительных эмоций не испытываю от обнаженных девичьих спин, грудей, бедер, попок, однако представляю, какие чувства бы испытал какой-нибудь экзальтированный молодой человек, оказавшийся среди такого телесного совершенства.
– Не толкайся ты, жердина! – слышу голос, и этот голос мне знаком – он принадлежит Танечке.
– Я ничего... такого... – отступает высокая девушка, опрятная и с правильными чертами на фарфоровом личике.
Она отступает – Танечка наступает, словно желая за счет слабого утвердиться в нашей группе. Без сомнений, она не права. И поэтому я становлюсь между ними:
– Танечка, нарываешься, – предупреждаю.
– Ты чего, Машка? – гримасничает, как уличный дурак-переросток. – Я тебя сейчас тут...
– Ну, рискни, а я посмотрю! – и приняла позу к бою, будто находилась на татами.
Это произвело надлежащее впечатление – на всех, в том числе и на воинствующую Танечку. Она глянула на меня с оторопью, кисло ухмыльнулась, попятилась, как молоденькая волчица, оскалившись:
– Ладно-ладно, ещё посмотрим, какая ты самбистка.
Я не обратила внимания на угрозы – тот, кто способен на боевое действие, не будет предупреждать. Известно, собака лает от испуга нападает она молча.