Текст книги "Топ-модель"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Короче, открывайте шкафы, доставайте старое, давно забытое, смешивайте с новым и создавайте свой неповторимый индивидуальный образ.

Что касается работы топ-моделей, то я в очередной раз убедилась: мое место там – на подиуме. Я тоже хочу свободно двигаться под светом софитов и под взглядами публики. Моя мечта совсем рядом – кажется, протяни руку и возьми её. Взять мечту? Да, сказать просто, а вот сделать...

Я почувствовала чей-то взгляд – не знаменитый ли заяцевидный мэтр заинтересовался молоденькой стервозной красоткой? Или это какой-нибудь новый русский, которому нужна престижная живая игрушка? Или это чья-то любовь с первого взгляда?

Поскольку женский глаз обладает эффектом земноводного, то я без труда проверила пространство вокруг себя. Воздушный поворот налево, такой же поворот направо. М-да! Лица в полутьме похожи на кукольные, гуттаперчевые и малосимпатичные. Может, показалось? Таких, как я, здесь море пруди. Эта мысль не понравилась: нет, я одна такая – пленительная, обаятельная и обворожительная! Одна, черт возьми!.. И даже притопнула ногой.

– Ой, – подпрыгнул Эд на своем стуле.

– Прости, – повинилась. – Нога затекла, – соврала. – И не пора ли нам отсюда, – предложила.

– А что случилось? – поинтересовалась Женя.

– Все понятно, – зевнула, напомнив, что время обеденное и я хочу выпить стакан апельсинового сока полезного для здоровья.

– Потерпи, – проговорила сестра. – Финал близок.

Евгения оказалась права: под бравурную музыку на подиум, вытанцовывая, вышли все участники дефиле и счастливые кутюрье. Публика, не жалея ладоней, била в них.

Я вдруг почувствовала зависть – да-да, именно зависть ко всему происходящему. А конкретно: к тем, кто находился на подиуме. Какая же ты, Маша, дрянная девчонка, застыдила себя. Нельзя же так относиться к своим будущим коллегам. Ты же ни сделала пока ровным счетом ничего, а самомнения...

Самобичевание прервалось по причине того, что я вновь почувствовала чей-то слишком заинтересованный взгляд. Я бы сказала, пламенеющий взгляд. Он буквально жег мою шею, грудь, руки. Что за чертовщина?! Кто это пытается таким странным образом познакомиться со мной? Инкогнито? Что за любитель пылких "энергетических" игрищ?

В зале вспыхнул свет, и у меня появилась возможность осмотреть тех, кто находился в секторе моего обзора. Ничего примечательного – публика, разгоряченная просмотром, с шумом поднималась с кресел.

– Кого-то ищешь? – спросила Женя.

– Любуюсь вдохновленными лицами.

– Про лица – это круто, – хохотнул Эдик. – Мне эти лица напоминают...

– Маруся ещё маленькая, – оборвала сестра пустомелю. – А меня твое мнение не интересует.

Конечно, я, "маленькая", поняла, что хотел сказать нетрадиционный в любви приятель. И что тут такого: каждый видит мир таким, каким он хочет видеть. Кто-то смотрит на этот подлунный мирок и звезды через подзорную трубу, а кто-то совсем иначе.

Решив перевести дух и пополнить, повторю, организм витаминами, наше славное трио отправилось в бар. Там была базарная толчея – многие из публики тоже решили последовать нашему примеру. Мы заняли очередь и стали, как и все, болтать по поводу отечественной моды. Это был бомондный треп легкий и пустой. На того, кто занял за нами очередь, не обращала внимания, пока не почувствовала некий дискомфорт. Мне буквально дышали в затылок, будто находились мы в час пик на рейсовом автобусе. Более того, человек сзади совершал некие телодвижения, то и дело прижимаясь к моим пружинистым ягодицам. Что за сумбур чувств? Случайность или некая сексуальная намеренность?

И, оглянувшись, утыкаюсь грудью в платиновую лысину толстопузого типа, похожего унылым выраженьем на ослика. Мой вызывающий поворот всем телом и настороженный взгляд не остаются не замеченными. "Ослик" удивленно вскидывает свои кустиковые бровки, мол, чем могу быть полезным?

– Простите? – говорит он.

– Вы все время толкаете меня в попу, – слышу свой голос и опускаю глаза на чужие руки.

– Ой, виноват, – отвечает лысик, держащий портмоне невероятных размеров. – Разрешите вас угостить? Лев Давидович Чиковани, – шаркает ножкой.

Я понимаю, что случайных людей в этой очереди нет, и судьба дает мне шанс познакомиться с тем, кто, очевидно, решает судьбы молоденьких барышень одним движением мизинца, ан нет – я не нуждаюсь в легком пути, и поэтому фыркаю и с возмущением отворачиваюсь.

Делаю это неудачно – локтем выбиваю портмоне из рук господина Чиковани. Кожаный кошелек шлепается на пол с чавкающим звуком – из его нутра появляется веер из зелененьких, как травка, ассигнаций, приятный для многих глаз.

Разумеется, внимание светского общества обратилось на эту мизансцену. Эд кинулся на кошель богатенького папика, как степной орел на ягненка. Я уж грешным делом подумала, что наш новый друг решил цапнуть добычу и бежать сломя голову, оставив нас с Евгенией в качестве заложниц.

Я плохо думаю: Эдик с радостно-восторженным видом возвращает лысу портмоне. Вся эта суета мне подозрительна: такое впечатление, что "принц голубых кровей" знает то, что не знаю я.

Так оно и есть! Я пью апельсиновый сок и слушаю вкрадчивый голос, сообщающий, что судьба столкнула меня с тем, кто частично владеет и делает модельный бизнес. Именно Лев Давидович Чиковани, по прозвищу Чики, один из серых кардиналов Высокой моды и с ним лучше дружить, а не пихаться, как в трамвае.

– А он меня щупал, – стою на своем, хотя сижу. – И потом, если он такой великий, почему такой весь маленький и с нами в одной очереди?

– Чики прост, как Ленин в кепке, – отвечает Эд. – И поэтому пользуется большим уважением.

– Он меня хватал, говорю...

– Он бабло искал.

– Чего он искал? – возмущаюсь я. – И где?

– В портмоне, – уточняет, – своем. Искал деньги.

– Хватит! – не выдерживает Евгения. – Закрыли тему. Машка, соберись нам на кастинг пора.

Я вздыхаю: хорошее дело таким "костлявым" словом не назовут. Хотя "кастинг" – это всего-навсего просмотр и последующий отбор молоденьких утописток, решившим положить себя на алтарь моды.

У каждой из нас, фантазерок, свой путь. Я хочу пройти его сама. Без всякого там сомнительного содействия. Возможно ли такое в условиях нездоровой конкуренции? Это я к тому, что к столику, за которым расположился хлюпающий чай г-н Чиковани, прибивает двух красоток. Без всяких сомнений, они манекенщицы. В отличие от меня, они знают, с кем имеют дела и любезны до крайности и показа шелковых трусиков. Улыбаются во весь рот, как арлекины, кокетничают, как мальвины, и ещё смеются, творения порока. Лев Давыдович с ними обходителен и корректен, как на приеме в честь независимости африканского государства Берега Слоновой Кости. Все-таки зря на него грешила – у него целый полк, готовых на все гвардии рядовых гарпий, правильно понимающих команду "лечь".

– Маруська, поменяй выражение лица, – слышу голос двоюродной сестры.

– Что?

– Улыбайся, родная, а то такое впечатление, что сейчас вытащишь из-под стола пулемет.

– Точно, – щерюсь, – его здесь не хватает.

– Стрелять надо на кастинге, – глубокомысленно замечает Эдик, глазками.

Я догадываюсь, о чем меня предупреждают. Война – она и в модельном бизнесе война. Она скрыта от глаз нэпманского обывателя.

Она пылает по всем невидимым фронтам Моды, в её глубоких блиндажах вырабатывается стратегия и тактика наступлений, в руинах взятых городов идут ближние бои, а на их окраинах – бои местного значения.

Победитель в этой войне получает все: почет, уважение, материальные блага и право поднять стяг над поверженным врагом.

И что же это получается? Я есть гвардии рядовая Высокой моды, вооруженная лишь своей красотой? Хватит ли этого для проникновения в тыл противника? Подозреваю, маловато будет. И что делать? В подобных случаях, очевидно, нужно положиться на интуицию и удачу. А проще лечь в койку к командующему фронтом, как это, верно, делается чаще всего. Раздвинь ноги и горизонты твоего миропорядка тоже раздвинуться до счастливой до небесной до бескрайности.

Но не будем о суетном и мелком. Надо быть выше таких некрасивых предположений, Маша. Унижая других – унижаешь себя.

– Мария, хватит мечтать, – вновь слышу голос двоюродной сестры. – Ты готова кастинговать?

– Всегда готова делать это самое!

– Тогда вперед!

Мы прощаемся с Эдом, желающего нам удачного прорыва.

Я поднимаюсь из-за столика и снова чувствую чей-то цепляющий, как гвоздь в заборе, взгляд. Неприятный взгляд. Гадкий взгляд. Будто я хожу в бане с бабами, а некто исподтишка подглядывает за мной. Или это мои молодые нервы шалят, которые пора лечить кисловодским сероводородом?

Передернув плечами, гордо удаляюсь прочь. Плевать хотелось на подобные психические атаки. Я забронирована собственным, повторю, мнением о себе, выдающейся будущей модели, и никакая сила не способна переубедить меня в обратном.

Дальнейшие события напоминали очередной дурной сон. Наверное, судьба решила наказать меня за каприз и желание без подготовки влезть в чужую шкуру, коя была сейчас на мне.

Чужая шкура – это стервозная манерная девка с красными, как боевое знамя, кудряшками.

Позже поняла, в чем дело: моя девственная внутренняя суть не была достаточно подготовлена к носке этого взрослого и напряженного образа. Я сама испугалась этого образа, сама не поверила в него...

Хотя поначалу все складывалось как нельзя лучше. Мы с Женей, прогулявшись по Центру моды, без проблем находим офис модельного дома "Парадиз". Как известно, парадиз – это рай. И в нем было современно, было чисто и было светло. Около двадцати молоденьких дев, самых разных, скромно теснились в небольшом зале, похожем на театральный.

Все желающие записывались у очкастой барышни по имени Фая, находящейся в полуобморочном состоянии: она плохо и слышала, и плохо видела. Возможно, это обстоятельство меня и выручило в дальнейшем.

– Как ваша фамилия? – несколько раз переспрашивала Фая. – Девочки, тише-тише. Потерпите, сейчас госпожа Мунтян освободится.

Госпожа Мунтян – кутюрье, которая выставлялась на Недели, вспомнила я. Прекрасно-прекрасно. Ее модели мне понравились. Тип-топ модели. Значит, все будет у нас с ней хорошо, загадываю я.

– Как ваша фамилия? Батова? – записывает меня Фая.

– Платова, – говорит Евгения.

– А ваша?

– Моя? – удивляется двоюродная сестра. – Нет-нет, упаси Боже. Я просто болельщица.

– Ваш номер девятнадцатый, – говорит счетовод от моды и выдает кругло-крупную бирку с данным номером. В прорезе кругляша резинка для удобства ношения на руке. – Одевайте на время показа, – просит.

Номер мне не нравится – я вспоминаю сон, где дефилировала по подиуму с "семеркой". Может, на небесах что-то перепутали: и я оказалась не на том месте и не в тот час?

Конечно, мне был дан высший знак, да я его не приняла, дурочка, решив, что все мои страхи пустая игра воображения. Какая разница, под каким номером взойду на подиум. Никаких сомнений и волнений, Маша, говорю себе, верь в себя, как в Творца, господи-прости-меня!..

Потом нас, будущих моделей, приглашают пройти за кулисы – там находится импровизированная гримуборная: столики, зеркала, стендовые вешалки с невероятным количеством верхней одежды.

Встречает нас маленький плешивый человечек, необыкновенно активный, с волосатыми, как у гориллы, руками. Он хлопает ими и кричит:

– Так, девочки, минутку внимания! Я – Хосе, арт-директор, прошу любить и жаловать, вах! Отвечаю за ваш выход перед Кариной Арменовной, вах! Делайте, что считаете нужным, но через пятнадцать минут – будьте готовы, вах!

– Вах! – смеюсь я.

– Цыц, вах! – шутит Хосе, пытаясь шлепнуть меня по месту, удобному для таких случаев. – Будьте, говорю, готовы!.. И никаких "вах"!

– А что делать? – пищит кто-то.

– Все, вах! – указывает на одежды. – Это в вашем распоряжении. Покажите свой вкус, высокохудожественный, вах! Сейчас все зависит только от вас! Веселее и смелее, красавицы! На меня не обращайте внимания, не стесняйтесь и не бойтесь, вах!

– Вах! – кричат все хором, заливаясь нервным смехом.

– Ау! – хватается за голову арт-директор.

Хосе активен, в нем бурлит испанская кровь, он похож на слугу нескольких господ. С ним легко и просто, и через минуту мы о нем забываем. Забываем, потому что у каждой из нас свои проблемы.

Картина достойна кисти баталиста: около тридцати молоденьких прелестниц обступили стендовую вешалку с самыми решительными намерениями. Так, наверное, убийцы, окружают свою беззащитную жертву.

После легкой заминки началась такая суета, что мне показалось нахожусь на дивноморском рынке, где шумные цыгане начали бесплатно раздавать разноцветные индийские кофточки по причине того, что грянул местный беспощадный РУОП. Замелькали руки-ноги, кто-то кого-то двинул локтем, кто-то ответил коленом, кто-то изящно матерился, кто-то упал... Затрещала материя...

Как говорится, если хочешь разбудить в женщине хищника, приведи её в модный бутик.

– Девочки-девочки, вах! – кричал Хосе. – На всех хватит, вах! Не рвите эсклюзив, вах! Пожалейте труды Карины Арменовны. Прекратите, говорю, рвать, вах, вашу мать! Иначе пожалуюсь госпоже Мунтян!

Угроза возымела нужное действие, как ушат холодной воды. Впрочем, причина общего успокоения была в ином: каждая "хищница", довольно урча, уже уносила с собой понравившуюся добычу-вещичку. В свой уголок.

В моих руках оказалось платье из панбархата, шитое золотом словно инкрустированный шкаф эпохи Людовика XIV.

Переодевшись, поняла, что именно этот туалет подходит к моему образу образу снобке, презирающей суетный мирок у её миленьких утонченных ножек. Ну, что ж осталось хорошо сыграть данную роль.

И с этой мыслью осмотрелась: первое впечатление, что я оказалась в курятнике с испанским петушком. Хосе мелькал то тут, то там, советуя, помогая, восхищаясь и стеная от чувств-с: вах-вах! Второе впечатление: нахожусь в коровнике. На многих девицах наряды сидели, как седла на буренках. Третье впечатление: не в публичном ли доме города Урюпинска я оказалась?

– Девочки! Внимание, вах! – захлопал в ладоши Хосе. – Разбились на пятерки, вах, тьфу, чтобы я ещё раз сказал "вах". Определитесь, кто за кем идет. На подиуме от вас требуется лишь одного: пройти от начала до конца. И вернуться. Хорошо бы с подиума не падать. На головы дизайнеров. Смеетесь? А такие случаи были. Главное: не волнуйтесь. Сосредоточьтесь... э... э...

– Вах! – закричали всех.

– Вот именно! Думайте о вечном. Если хотите играть лицом – играйте. Но! Не заигрывайтесь! Здесь вам не театральное училище. Вы меня поняли, красавицы? Разбивайтесь, говорю, на пятерки, разбивайтесь...

– Разбиваться – на что?..

– На то!.. Вах!

Я начинала раздражаться: темная энергия праздно-пахучих и бестолковых подруг дурманила, точно газ иприт. Сколько можно галдеть, потеть и попусту переживать?

– Кто со мной, – проговорила противным голосом. – Иду первой.

"А кто не со мной, тот против меня", промолчала.

Мой зачин был поддержан – началась новая толчея у выхода на подиум. Меня толкали в спину костлявые тела, и я усмехнулась: точно, черт подери, настоящий кастинг.

– Внимание, девочки! – снова раздался энергичный голос Хосе. Приготовиться первой пятерки. Сейчас пойдет фонограмма – и под нее... вперед!..

Нервничала ли я? Трудно сказать. Хотя некий холодок сковал мою душу, если предположить, что она все-таки обитает меж ребер грудной клетки.

Нужно растопить этот мороз своей ослепительной улыбкой, решаю я и выглядываю из-за кулис. В полутемном зале за столиком, освещенном лампочкой обмороженного властью чубайса, угадывались несколько фигур тех, от кого зависела моя дальнейшая карьера. Нет ли среди них господина Чиковани? Вспомнит мое непочтительное поведение в баре и чикнет по молодой судьбе огромным грузинским кинжалом мелкой мести!

Ничего – прорвемся, говорю себе, и... на сцене возникает длинная дорожка, вытканная из света и призрачных иллюзий, а из невидимых динамиков рвется бравурная музыка!..

– Пошли, девочки, пошли, – слышу голос Хосе. – Бодро, весело, задорно! Вперед!

Я делаю шаг на подиум и вдруг осознаю, что мной совершена ошибка. И заключается она в том, что я – это не я. На лице – чужая маска, на плечах чужие одежды, на руке – чужой номерок.

Как этого раньше не понимала? Беспощадный свет подиума вскрыл всю лживость моих внешних и внутренних потуг.

Я делаю ещё один шаг – и ощущаю всю нелепость и бездарность своего появления.

Еще шаг – наивная дурочка, смеющая считать, что мир падет к его ногам.

Еще шаг – истеричка, не умеющая владеть даже основами поведения на сцене.

Еще шаг – такое чувство, что иду в гробовой тишине, хотя все пространство разрывается от музыкальных звуков.

Еще шаг – мимика и жесты, как у деревянной куклы, возомнившей, что она живая.

У темнеющей бездны делаю разворот – и спотыкающимся шагом начинаю обратный отсчет.

Раз – так мне и надо, самодовольной провинциалке.

Два – хороший урок, доказывающий, что никогда нельзя влезать в чужие шкуры.

Три – надо срочно содрать всю мишуру посредственности и порочности и тогда, быть может, у меня появится новый шанс...

– Отлично, девочки! Спасибо, – голос Хосе. – Следующая пятерка!

Я чувствую себя так, будто объелась несколько килограммами селедки, мерзкой, из ржавой бочки, стоящей на портовой пристани. Меня буквально тошнит сельдью несбывшихся надежд и вот-вот вырвет на эсклюзив мадам Мунтян.

Спасая себя от истерики и окончательного позора, несусь галопом в туалетную комнату, благо она недалеко.

Фаянсовый тюльпан умывальника принимает из меня янтарную бурду апельсинового сока и дерьмо недоброкачественного пирожного. Боже мой, пугаюсь своего состояния. Я же отравилась в этом проклятом баре. И поэтому так гадко чувствовал себя на подиуме.

Смотрю на себя в зеркало – ужасная, подурневшая тюха с подтекающими ресницами и макияжем, со сбитыми волосами цвета красного рубина. Ужас!

Прочь это кошмарное чудовище, прочь эту тварь, прочь эту гадину! Вон из моей счастливой жизни! И подставляю свою скверную головушку под шипящую струю воды, точно под топор палача.

Вода смывает всю нечисть и омывает мою душу. Я чувствую заметное облегчение и прежнюю легкость. Я возвращаюсь к самой себе. Пусть Москва примет меня такой, какая я есть. Если этого не произойдет, то это уже не мои проблемы.

Под жужжащей сушилкой сушу волосы. Массирую лицо – оно чисто и просто, как теплый воздух. Теперь остается лишь переодеться и... сделать вид, что опоздала вовремя записаться у подслеповатой Фаи. Да-да, так и сделаю. Выйду на подиум последней и без номерка. Маленькая хитрость, которая поможет покорить столицу.

Обновленная, возвращаюсь на место событий – там наблюдается истерический кавардак. Кто-то рыдает, уткнувшись в кинутые наряды, кто-то хохочет, пританцовывая, кто-то украдкой пьет шампанское за свою будущую победу.

Я успеваю сорвать с себя претенциозный наряд и натянуть маленькое стильное платьице девочки-подростка. Оно чуть мне мало, но это и к лучшему: подчеркивает фигурку и оголяет природно-мраморные колени. Теперь вперед и только вперед, Мария!

– Девушка, вах, – голос Хосе. – А где ваш номерок?

– А я вне конкурса, – брякаю и вновь заступаю на световую дорожку надежды.

И такое впечатление, что скольжу по ней, точно по морской волне. Гриновская девушка, бегущая по волнам, – это про меня. Я легка и элегантна. Я юна и беспечна. Я счастлива.

Неожиданно музыкальное попурри обрывается и в оглушительной тишине раздается грассирующий, с мягким акцентом голос:

– Дэвушка, а какой ваш номер?

Я понимаю, кто задает мне этот вопрос, и поэтому виновато переступаю с ноги на ногу:

– Простите, не успела за номерком.

– А как вас зовут?

– Маша.

– Хорошо, Маша. Идите.

Так, кажется, меня приметили. Что уже хорошо. А вдруг и номер "19" взяли на заметку? Вот тогда мне будет точно не до смеха. Не перехитрила ли я сама себя?

Ответ был получен довольно скоро. В окружении свиты появилась маленькая, пухленькая, черноволосая женщина с усиками под горбатым носом. Напряженный взгляд орлицы, густые мужиковатые брови и волевой двойной подбородок утверждали, что перед нами сама госпожа Мунтян Карина Арменовна. Хлопками Хосе призвал всех присутствующих к вниманию.

– Так, девочки, – сказала модная кутюрье. – Мы здесь посовещались и решили. Фая, будь добра, огласи список.

Наступила тишина – гнетущая: будущие топ-модели затаили дыхание. Счетовод наших молодых душ бестолково порылась в записях и пискляво сообщила счастливые номера: "3", "8", 14", "16", "19".

Я обомлела – пол заходил под ногами, будто, не буду оригинальной, корабельная палуба. Не знаю, как бы повела себя дальше, да раздался голос госпожи Мунтян:

– И девочка без номера. Маша, так, кажется?

– Да, – скромно потупила глаза.

– Всем остальным надежды не терять. Есть ещё много модельных домов, проговорила дизайнер и добавила, что через полчаса ждет "новеньких" у себя в кабинете. – Да, кстати, – остановилась, уходя. – А где девушка под номером "девятнадцать"? – И покосилась на меня темным, как слива, глазом. Это не ваша ли сестра?

Я поперхнулась:

– С-с-сестра. Двоюродная.

– И где она?

– Она... Она ушла...

– Куда?

– Не знаю. Кажется, к жениху. У неё помолвка. А потом они уезжают. В свадебное путешествие, – несло меня по кочкам лжи, – на месяц.

– Да? – удивилась кутюрье. – А зачем она принимала участие в кастинге?

– М-м-меня поддержать. Морально.

– Жаль, она перспективная модель, – и удалилась в окружении свиты.

Уф-ф-ф! Перевела дыхание, будто промчалась на "американских горках" и меня вырвало завтраком на голову впереди летящих любителей острых ощущений. Ничего себе повороты судьбы, сказала я себе, просто анекдот какой-то. Расскажи – не поверят. И поэтому лучше молчать.

Придя в себя, обратила внимание на тех, кому не повезло. Они, бросая в мою сторону завидущие взгляды, сбились в стайки, чтобы успокоить душу и перемыть косточки более удачливым соперницам.

Одна из них, похожая высокомерием на деревенскую гусыню, приблизилась ко мне и сообщила, что видела мою фантазию с переодеванием и вторичным выходом на подиум.

Действуя по наитию, я молча саданула неудачницу ногой по коленной чашечке в лечебно-профилактических целях и удалилась на поиски двоюродной сестры. Думаю, мое поведение объяснимо – заразу нужно изводить на корню. И без всяких сантиментов.

Задумчивая Евгения курила на лестничном марше – одна. Увидев меня, покачала головой:

– Ну, Машка, что за светопреставление пристроила?

– Нервы, – пожала плечами. – Кстати, я одна в двух лицах прошла, – и пересказала диалог с кутюрье, а также призналась в том, что лягнула чересчур любопытную фигуру, похожую на гусыню.

– М-да, с тобой, милая, не соскучишься, – заключила Женя, добавив, что отныне за меня спокойна, запустив на орбиту модельного бизнеса.

– Спасибо, – не без иронии произнесла я.

– Смотри, не заиграйся, девочка, – предупредила сестра, туша сигарету в загаженной пепельнице из-под банки импортного кофе. – А то можешь оказаться в подобном месте, – глазами указала на помойную и смердящую посудину.

– Намек поняла, – окислилась я.

– Тогда я пошла, – сказала сестра.

– Куда?

– Как куда? К жениху. У нас помолвка. А потом мы уезжаем в свадебное путешествие, – легко издевалась. – А тебе мы с Максимом желаем... не спотыкаться на подиуме.

Хорошее пожелание, что там говорить. Если начало такое бурное, несложно представить, что будет дальше.

Расставшись с критичной Евгенией, я отправилась в кабинет знаменитого дизайнера, который находился на том же этаже, что и зал, где я так "удачно" выступила.

Что же это было со мной совсем недавно? Меня ведь и вправду рвало желчью ужаса и страха. Неужели так страшилась неудачи? Может, понимала своим мелким, как дивноморский лиман, умишком, что первое же поражение отбросит меня в полинезийскую эру, где двуногие предпочитали носить шкуры, ими же убитых магистральных мамонтов, а не мрачные фраки от покойного Версаче.

Мое появление в коридоре вызвало истерику у очкастой змеи Фаи – меня ждут, а я, понимаете, прохлаждаюсь. Я сделала вид, что тороплюсь.

– Простите, а как ваша фамилия? – интересовалась на ходу счетовод.

– Иванова, – ляпнула. – Шучу-шучу.

– Ну, право, какие могут быть шутки, – обиделась Фая. – Мы же в серьезном учреждении.

Я поняла, что лучше не связываться с уморительной дамочкой и назвалась: Платова.

– Батова?

– У-у-у, – взвыла я и пообещала с первого гонорара купить несчастной слуховой аппарат, чтобы она не только хорошо слышала, но и видела.

– Что вы такое говорите? – возмутилась дева. – Я все вижу.

– Что именно?

– Я вижу, что вы подвержены "звездной болезни".

Хороший ответ – он мне понравился. Чем? А тем, что во мне видят "звезду". Я сделала только первый шаг, но "звездность" так и прет из меня, как зверобой на лугу. И в этом ничего плохого нет – пусть видят мою пикантную оригинальность и... уважают, черт подери! Я же не требую поклонений? Хотя уверена, что все это впереди – поклонники моего топ-модельного таланта будут падать у моих ног, как вооруженные воины в постели манерных мавританок.

Почувствовав, что меня вновь занесло на поворотах моих беспредельных фантазий, я натянула на лицо резиновую американскую улыбочку – "смайл" и пай-девочкой вошла в кабинет директора модельного дома "Парадиз".

Кабинет был небольшим, а по дизайну – современен, с крашеными стенами цвета хаки. На одной из стен находилось огромное полотно, изображающее заснеженную араратскую гряду. Под этой "грядой" элипсоидил стол, обставленный стульями. Кондиционер под потолком очищал воздух от лета, и в кабинете было прохладно и приятно сидеть.

Помимо знакомых мне лиц, включая активно-гримасничающего Хосе, водились ещё несколько персон, имеющих отношение к данному "райскому" дому.

– А вот и наша Маша, – проговорила Карина Арменовна и указала ручкой на свободный стул, – которая всегда опаздывает. Садись-садись, в ногах, даже таких, как твои, правды нет.

Последние слова модельера вызвали у №№ 3, 8, 14, 16, легкий смешок издевательский, кстати, мол, у "безномерной" не ноги, а неуклюжие ходули. Во всяком случае, именно так я истолковала некий сарказм, исходящий от злюк. Я мстительно прикусила губу и промолчала – ничего-ничего, посмеюсь когда-нибудь и я.

– Ну что ж, девочки, давайте знакомиться, – сказала госпожа Мунтян. Мы с вами, а вы друг с другом. У нас большой общий путь и пройти его надо... Не так ли, Маша?

Видно, мое индивидуалистическое личико от таких правильных слов неприятно квасилось, что и заставило кутюрье задать мне провокационный вопрос. А что я могла ответить – лишь захлопала ресничками, как послушница в монастыре, застигнутая ночью за поглощением сочной жареной курочки во время Великого поста. Черт, надо научиться владеть собой, укорила себя. Моя непосредственность до добра не доведет.

– Так вот, – продолжила кутюрье, – мода – это очень сложный бизнес и очень коллективный. Одиночки сгорают, как мошкара у открытого огня. Мы будем помогать вам, девочки, а вы – нам. Договорились?

Общее чувственное оживление среди будущих моделей подтвердило, что все они, как один, готовы отдать свои молодые жизни во имя великого пошивочного дела.

После этого началось конкретное знакомство. Каждая из нас, мечтающая покорить подуим, поднималась со стула для изложения своих куцеватых, как заячий хвост, биографий. Затем следовали уточняющие вопросы госпожи Мунтян, интересующей нашими родителями, нашими привычками, нашими мечтами и нашими надеждами.

№ 3 – звалась Ольгой Журавлевой. Долговязая, манерная, столичная штучка. Из профессорской семьи. Держалась высокомерно, мол, Боже мой, с кем я вынуждена буду ходить по подиуму.

№ 8 – Эльвира Коваль. Плотненькая хохотушка-хохлушка из солнечного Мариуполя. Приехала к бабушке, которая когда-то была известной актрисой театра и которая назвала внучку именно таким "красивым" именем.

№ 14 – Танечка Морозова. Смышленая, щупленькая девочка из российского городка Саранск. Бойка, проворна, себе на уме, улыбчива, и, кажется, авантюристична.

№ 19 – отсутствовала по известным причинам.

И, наконец, девушка без номера, коей оказалась, напомню, я.

– Что Маша расскажет нам интересного о себе? – вопросила Карина Арменовна.

Почувствовав себя в центре внимания, я изложила свою биографию в двух словах, мол, о чем говорить – меня можно всю читать, как открытую книгу.

– И какую ты последнюю книжку читала? – интересуется вдруг кутюрье.

Я делаю вид, что вспоминаю – и вспоминаю:

– В поезде читала. "Волчица" называется. Детективчик. Вроде ничего, неплохой. Динамичный.

– Понятно, – вздыхает Карина Арменовна. – А "Капитанскую дочку" читала.

– Пыталась, – признаюсь. – Не понравилось, как-то там все не динамично.

– Да, Маша, – огорчается от такой правды модельер и начинает развивать мысль, что она мечтает сделать из нас не бездумных и красивых вешелок, но думающих и разносторонних личностей. – Вот какая у тебя мечта, Мария? спрашивает, как учительница домашнее задание о аминокислотах.

Я переступаю с ноги на ногу: что за банальные вопросы, госпожа Мунтян? Почему все хотят, чтобы я была тихая, семейная и примерная, как пушкинская "капитанская дочка". Взрослые не понимают, что нынче другие времена активные, где нет места сирым и серым мышкам, а есть место именно "волчицам", умеющим за себя постоять.

И поэтому отвечаю на глупый вопрос так: быть как Клаудия Шиффер, посмотреть мир, а потом выскочить замуж за миллионера какого-нибудь французского, но чтобы был он старенький, как трухлявый пенек, и чтобы на выходе из церкви после венчания тут же угас на её ступеньках.

К моему счастью, госпожа Мунтян и её свита оказались с чувством юмора. Они засмеялись, оживились и по-доброму стали смотреть на меня, как это обычно делают любимые чувствительные родственнички.

– Маша, – посмеивалась Карина Арменовна. – Ты нас пугаешь.

– Правда жизни, – развела руками.

– Ох, дети-дети, – вздохнула знаменитая дизайнер. – Что ж, я рада: мы не ошиблись в выборе. Каждая из вас имеет свою изюминку. Надеюсь, вы её не потеряете за месяцы учебы? Познакомьтесь, – обернулась к своим коллегам. Госпожа Крутикова Нинель Ивановна. Ваш тренер по шейпингу и плаванию.

Поднялась дамочка без возраста, похожая короткой прической, маленьким личиком и общей сухопаростью на тренера-мужичка. Сдержанно улыбнулась нам.

– Госпожа Штайн Динара Львовна будет преподавать "подиумный шаг". Продолжила кутюрье. – Есть такая наука.

Динара Робертовна своим мелким росточком и высохшими косточками напоминала египитскую мумию. Она, преподаватель, конечно, бодрилась, подчеркивая свое жизнелюбие театральным лиловым платьем с огромной искрящейся брошкой из фальшивых камней.

– Господин Вольский – наш психолог.

– Так точно, – поклонился вальяжный, как кот, господин с крашенными баками. Наверное, в свое время он пользовался успехом у женщин и следы былых побед ещё примечались в его потертом котофейном облике.