Текст книги "Топ-модель"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Хорошо, что человек не знает своего будущего. Если бы он его знал...

Я не знала и была вполне счастлива, уплывая в штилевые сновидение. Последняя мысль была почему-то о снеге. Знаю, в Москве его выпадет много. Снег – это мороженое неба, улыбаюсь во сне, и когда падают снежинки, и ты их ешь, то, наверное, возникает впечатление, что уплетаешь вкусные пломбирные кусочки небосвода.

Новый день начинался так, будто вчера не происходило ровным счетом ничего. В квадрате открытого окна развевался сине-зелено-желтый стяг живой вечной природы, и прошлые суматошные сутки вспоминались с недоумением. Единственное, что было приятно вспомнить: наш с Алексом подъем в кабине лифта, ощущение пьянящего желания, чтобы меня всю сжали до боли и целовали-целовали-целовали. Должно быть, наш Творец невероятный затейник, коль придумал такую странную потребность женщины в мужчине и наоборот.

Потягиваюсь от удовольствия жизни, чувствуя чистоту утреннего ветра за окном, простыней, собственного тела и помыслов. Жить в грязном мире и оставаться незапятнанным? А почему бы и нет? Все зависит только от тебя. Хочешь быть свиньей – будь! Хочешь быть птицей – будь! Хочешь быть морем... Все будет хорошо, настраиваюсь на будущее, все будет прекрасно...

Евгения ещё спит и её лицо напряженное и хмурое, как осеннее дождливое утро. Должно быть, она и в сновидениях с кем-то сражается. Мне повезло, что нахожусь под её защитой и защитой моих новых друзей, включая несравненного Алекса Стахова.

Я вчера с ним не попрощалась толком – засыпала на ходу. А "толком" это как? Послала всем воздушный поцелуй. И ему тоже. Думаю, в следующий раз надо чмокнуть Сашу в щеку. Намекнуть, так сказать, на чувства, меня обуреваемые. А то он так никогда не догадается, озабоченный глобальными проблемами безопасности в стране и мире.

Потягиваюсь, поднимаюсь и шлепаю в ванную комнату, накинув халатик. В квартире – приятная утренняя тишина. В детстве любила просыпаться раньше всех и бродить по комнатам. Правда, раньше всех пробуждалась бабушка, да это не в счет.

Она приехала в Дивноморск, когда мама решила: мне лучше не ходить в детский сад. Возвращалась я оттуда вся издерганная и заплаканная. Почему? Мне не нравился детский сад. Там пахло, как в больнице, там заставляли спать днем, а нянечки ходили злые, усатые и напоминали плохих бармалеев. Еще приходил доктор. Он был такого длинного роста, что я видела лишь его мешковатые с пузырями брюки и стоптанные туфли. Врач надевал белый халат, и нянечки вели к нему детей. Многие из нас боялись человека в халате. Когда мы плохо ели или не спали в "мертвый час", воспитательницы пугали: вот прийдет дядя доктор и сделает нам, непослушным, "бо-бо". Наверное, поэтому я так нервничала и плакала: не хотела жить в постоянном страхе и ожидании боли.

Слава Богу, выход был найден: бабушка! И она приехала, и я не стала ходить в детский сад. Помню то сладостное и приятное чувство свободы, когда, оставшись дома, принялась гулять по ещё спящему родному дому. Затем пришла на кухню – там бабушка лепила вареники с сочной и рубиновой по цвету вишней.

Я обожаю вишню – сейчас весь юг в этой вишневой радости, вспоминаю свою малую отчизну и наполняю водой джакузи. Жаль, что она не морская, я бы легко представила себя на море.

Опускаюсь в воду – она теплая и напоминает о мелком дивноморском лимане, нагретом за день солнцем. Что готовит сегодняшний день – мне?

Приятно осознавать, повторю, что ты защищен от грозного и грязного реального мира. Это позволяет мне оставаться самой собой. Моя открытая красота провоцирует многих, мечтающих завладеть не только моей душой, но и телом. Зачем это им надо? Уверена, чтобы обмазать грязью и сказать: она такая, как все. Я – как все?..

Плыву в невесомой неге, будто нахожусь на покойных морских волнах. Все будет хорошо, повторяю, точно заклинание, пока есть море, никакие грязевые потоки...

И улавливаю движение за цветной шторкой. Что за чертовщина!? Снова беспечный Павлов решил плюхнуться на занятую водную территорию? Осторожной рукой сдвигаю завесу и с изумлением обнаруживаю: нахожусь в некоем полуподвальное помещение, стены которого в белой кафельной плитке. Потом вижу столик с дежурной лампой, стул, медицинскую кушетку, умывальник.

Затем слышу, как открывается тяжелая металлическая дверь. Из полумрака появляется некий невнятный человек в белом халате. Он пятится ко мне спиной, словно что-то тащит за собой. Потом с ужасом понимаю: он волочет бездыханное тело молодой девушки, её левая нога в туфельке, а правая – нет. И я замечаю смертельную восковую нежить ступни. Страх душит – я хочу закричать и не могу. Между тем, человек в халате укладывает тело на кушетку. С заметным облегчением опускается на стул, находящийся у стола, где дежурит лампа. Я вижу в её световом круге стоптанные туфли, вижу мешковатые брюки с пузырями на коленях... Я вновь пытаюсь закричать и не могу: кляпом страха забит рот. У человека за столом нет лица – маска, знакомая мне новогодняя маска веселого новогоднего зайца.

– Ну вот, – говорит человек, обращаясь к безжизненному телу на кушетке. Его голос мне знаком, но искажен неким искусственным дребезжанием. – Наконец, попалась в мои руки – своенравная, упрямая, вредная. И зачем я с тобой голову морочу? Вот ты думаешь, я маньяк? Ничего подобного. Я просто решаю свои проблемы. У каждого из нас есть проблемы? Есть они и у меня. Откуда они взялись – не знаю, честно скажу. Но люблю, когда сопротивляются и не хотят умирать. Тем слаще победа. Хотя многие не понимают: умереть не страшно – жить страшно. – Поднимается со стула, – приходи в себя, милая моя, – цапает за руки тело девушки и тащить его в мою сторону.

Он волочит по бетону это несчастное тело, и я вдруг осознаю: оно принадлежит мне. Мне?! Это мое тело! Полумертвая девушка – это я! Я?!

Затем страшный человек в маске зайца отпускает тело, выуживает из кармана брюк ключи, звенит ими, открывает замок. Этот замок держит засов в металлической клетке, где, оказывается, нахожусь я.

– Детка в клетке, – подхихикивает палач, заталкивая мое тело в железную западню. – Отдохни, осмотрись, потом мы с тобой поиграем во врача. Или в таксиста. Или в учителя. Это по твоему желанию, девочка моя. – Ай-яя, какой цвет лица нехороший. – Переживает, закрывая амбарный замок на ключ. Потерпи, Машенька, – шаркает в сторону умывальника, шумит там водой. Сейчас будет хорошо, – возвращается с кувшином, – сейчас наша красавица оживет, – и обрызгивает лицо лежащей девушки – и мое ирреальное я проникает в её бездыханное тело и... Тьфу!..

Что такое? Где я и что со мной? Я – в джакузи, заполненной водой. Забывшись во сне, я отхлебнула мыльной водицы. Прекрасно! Снова проклятые и кошмарные ведения. Какая-то клетка и все тот же живодер в маске зайца? Почему он преследует меня. Кто он такой? И что нужно от меня? Кто мне ответит?

Обливаюсь холодной водой – прочь сны, рождающие теплым мраком забытья. Прочь кошмары и ужасы! Да здравствует солнечный день!

Влетаю в комнату, готовая к самому решительному бою. Просыпающаяся Женя хвалит меня и спрашивает, куда это я так активно собираюсь.

– Как куда? На подиум, – натягиваю прорезиненные джинсики и веселенькую, в цветочках маечку. – А что?

– Не забудь сотовый, – напоминает. – Не нравится мне этот хаос вокруг тебя

– А что делать? – отмахиваюсь. – Зато интересно жить. Как на вулкане.

– Попа у тебя больно провокационная, – нелогично отмечает Евгения. – С точки зрения мужчин, конечно.

– Спасибо, – смеюсь. – Все делается по плану, разработанным товарищем чекистом Стаховым.

– Он авантюрист, – утверждает Женя. – Ты-то будь благоразумнее.

– Это как получится, – и, схватив со столика телефончик, говорю в него нарочно: – Я – "Маруся", я – "Маруся"! Прием-прием, выхожу на спецзадание.

– Дитя неразумное, – комментирует Евгения мое поведение. – Наломаешь ведь дров.

– Непременно, – и, отмахнув руками, как птица крыльями...

И почему не умею летать? Ф-ф-фьюить – и над задымленными полями, лесами, перелесками и дорогами, ф-ф-фьюить – и над суматошливыми городами, ф-ф-фьюить – и ты уже в гнезде, в смысле, на нужном месте.

Выпадаю из подъезда и... подпрыгиваю сантиметров на десять. От удивления. Вороной джип Стахова стоит у парадной двери, как сказочный конь Сивка-бурка перед добрым молодцом. А где же он сам?

Заглядываю в салон – "добрый молодец" дрыхнет без задних ног. Но с серьезным ликом небритого непримиримого бойца.

Ах ты, лапочка моя, умиляюсь и пальчиком стучу по стеклу.

Алекс открывает глаза, сурово глядит на того, кто его посмел потревожить.

– Привет, мой свет, – открывает дверцу. – Садись, "Маруся", покатаемся.

Я удивляюсь: он здесь провел всю ночь? Почему?

– Бензин кончился, – и хрустит ключом зажигания. – А теперь есть – за ночь накапало.

Я смеюсь и выражаю надежду, что дежурил Алекс не по причине оперативной необходимости?

– Вся наша жизнь требует оперативного вмешательства, Маша, – отвечает и сообщает, что навел справки по "Русскому видео-М". – Лукавая контора. Занимается рекламной кинопродукцией...

– Кинопродукцией? Какой такой?..

– Кино про любовь. В чем мама родила.

– Не может быть? – не верю.

– Почему не может быть? После наркотиков и продажи оружия идет проституция и порнография. Бизнес, Мария.

Я все равно не верю: неужели весь модельный бизнес лишь ширма?.. И осекаюсь – в памяти мелькает последнее кошмарное видение, когда мое я находилось в некой страшной клетке, куда маньяк затащил полумертвое девичье тело, так похожее на мое...

Истолковав мою заминку по-своему, Стахов объясняет, что, видимо, существует некая группа оборотистых господ, заколачивающих монеты не только на пустых показах одежды, но и на более серьезных мероприятиях, как-то наркотики, проституция, порнография.

– И что делать?

– Жить, – ответил охотник на людей. – В предлагаемых условиях. И действовать.

– Действовать?

– Ты действуешь, как договорились вчера.

– А как мы договорились? – искренне забыла.

– Маша, – с укоризной проговорил Алекс. – Ты должна играть простушку. У тебя роль доверчивой жертвы.

– Жертвы? – вздрогнула.

– Что-то не так, Мария?

– Не знаю, – поежилась. – Такое впечатление, что ко мне липнет всякая грязь.

– Если я тоже грязь, – рассмеялся менхантер, – то лечебная. – И попросил, чтобы я рассказала о своих страхах и подозрениях касательно сумасшедшего "поклонника".

Врагов у меня нет, утверждаю. Откуда явился в мою жизнь этот психопат не знаю. И знать не хочу. Может быть, реализовался из моих детских кошмаров. Например, в "садике" нас ежемесячно проверял врач, мы его боялись, и однажды мне привиделся кошмар, в котором этот дядечка в медицинском халате хотел отрубить мне пальцы на руках и ногах. Или ужас с учителем химии, любителем растворять в кислоте непослушных учениц, предварительно расчленив их на удобные кусочки.

Выслушав мои душевные откровения, охотник на людей издал нечленораздельное мычание, мол, всякое видал, но такие сложные психические завихрения? И у кого? У такой миленькой простушки?

– Подобное на яву происходило?

– Слава Богу, нет.

– А Евгения говорила о каком-то скандале, – напоминает, – на море?

– Там я не жертва, а – наоборот, – и коротко рассказываю о конфликте между приморской девочкой и приезжим столичным донжуаном.

Выслушав меня, Стахов неоригинально заключает, что истоки сегодняшних моих проблем могут заключаться в давнем происшествии.

– Не думаю, – сомневаюсь.

– Почему же, – не соглашается менхантер. – Месть за позор.

– Он же инвалид. И голос по телефону не его.

– Друзья, родственники... Ты не знаешь людей, Маша.

– Да, знаю я их, – искренне убеждаю в обратном. – Люди, как люди. Только квартирный вопрос их испортил, – вспоминаю классику. – В нашей истории не может быть все так просто. Это я чувствую. И потом: что мешает нам найти этого Арнольда?

– Умная девочка, – смеется Алекс. – Ничего не мешает: человек не иголка в стогу сена, – и задает несколько уточняющих вопросов, касающихся времени отдыха вышеупомянутого гражданина.

Я понимаю, что охотник на людей, действительно, решил прихватить за шиворот пострадавшего от меня и злосчастного шулера по жизни, и повторяю: это маловероятно, не способен Арнольд участвовать в страшилках, для этого нужно обладать хотя бы твердостью характера или необыкновенной вредностью, или недужить некой фанатичной идеей.

– Разберемся, – говорит на это Стахов. – Не люблю идиотов.

– А кто их любит, – смеюсь я. И вспоминаю о господине Шопине. По ассоциации, наверное. – А как наше высокопоставленное идиото?

– Как-как?

Я поясняю, и мой спутник качает головой: попадись под критику такой дерзкой и резкой. Я же интересуюсь: будем ли дальше работать по "Шурику" не пора ли тому показать место, где раки зимуют.

– А где они зимуют?

– На урановых рудниках.

– О, Боги! – всплескивает руками за рулем Стахов. – Маша, прекрати! Я сам тебя уже боюсь.

– Меня не надо бояться, – веселюсь. – Меня надо любить. Но на расстоянии.

– Извини, я не могу сейчас отбежать, – смеется Алекс и утверждает, что работа по г-ну Шопину продолжается. – Не волнуйся, родная, без тебя мы, как без рук.

– Спасибо за доверие, господа!

– Да, пожалуйста!

На этом наше утреннее путешествие по столице заканчивается – джип тормозит у Центра моды. Скептически глянув на здание из стекла и бетона, Стахов делает неожиданный для меня вывод: вот она, кузница российского порока. Я возмущаюсь: ничего подобного, в каждом деле встречаются дураки и подлецы; по ним судить всех?

– Ты полна иллюзий, – говорит Алекс. – Будь аккуратна.

– Я аккуратная девочка, – отряхиваю джинсики.

– Я не про это.

– Про что?

– О твоей встрече с господином Соловейчиком...

– И что?

– Не забудь, что твоя роль – роль жертвы. Наивной дурочки. Ты меня понимаешь?

– Дяденька, я – дурочка, – говорю писклявым голоском и "собираю" глаза на переносице. – Мы не местные, дайте на хлебушек.

– Мария, – укоризненно говорит мой боевой товарищ. – А ведь нас слушают на "Лубянке".

– ?!

– Будут слушать, – уточняет.

– А ты противный, – и выбираюсь из автомобиля. – Буду такой, какая есть, – показываю язык охотнику на людей. – Вот так вот! – И вильнув тем, чем виляют в подобных случаях, независимой походкой удаляюсь в обитель, как считают некоторые граждане, порока.

Ну и пусть – порока! Сточные воды все равно не могут загрязнить море!

Встретив в коридоре нашего блистательного арт-директора Хосе узнаю: меня уже спрашивал господин Соловейчик, вах! Прекрасно! Может, "обрадовать" его новостью о гибели бывшей манекенщицы Беллы. И посмотреть на выражение лица ловчилы от моды. Хотя, какое может быть выражение у того, кто ладит свою копейку на чужих и доверчивых, как дети, судьбах? К сожалению, не могу идти на такую провокацию. Я должна играть роль провинциалочки, готовой ради карьеры топ-модели на все.

Впрочем, выполняя задание "Лубянки" в лице товарища Стахова, не тороплюсь искать Вепря, то бишь Вениамина Леонидовича, я занята: шейпинг, потом "подиумный шаг", затем – занятия по психологии.

Дело прежде всего, а тело, как бы пошутил мужественный охотник на людей, чуть позже. Ощущение, что я надежно защищена, как город крепостью, не покидает меня, и придает мне силы и некий кураж. Ах, мода-мода! Ах, Армани, Молинари, Биаджотти, Ферре и примкнувшие к ним отечественные кроликовы, юдашманы и прочие труженики нитки и иглы! Вы, черт возьми, ещё не знаете, с кем связались!

Вперед-вперед! Не хочу находиться в душной душистой толпе, где тебя давят, точно вишню для счастливого варенья. Не хочу и не буду! Лучше рисковать и верить в удачу, чем жить с каждодневным ощущением серости быта и бесконечного краха собственного бытия.

Из спортивного зала доносится ритмичная музыка, которая бодрит меня ещё больше. Девочки в разноцветье спортивных одежд похожи на бабочек. Интересно, что будет со всеми нами, скажем, через год? Где, как, что и с кем каждая из нас будет?

– Платова-Платова! Опаздываем! – кричит неутомимая, как динамо-машина, Нинель Ивановна. – С такой дисциплиной мы никуда... Никаких Парижев, никаких Нью-Йорков, никаких Токиев... И раз! И два! И три!..

Энергичная музыка и энергия нашего топ-модельного коллектива заводит и меня: весело прыгаю и задираю ноги до самого до потолка.

Все проблемы уходят в сторону, как никчемные людишки. Все прекрасно, Маша, убеждаю себя, будь сама собой, а, может, даже чуть проще, как того требует оперативная, шучу, обстановка и мои боевые товарищи. Я должна сыграть роль приманки? Пожалуйста, будет вам всем красивая приманка.

Бухнувшись на собственную красивую "пятую точку" и делая круговые движения ногами, вдруг чувствую чей-то взгляд. Он исходит откуда-то сверху. Что за чертовщина, недоумеваю, глядя на потолок, и замечаю червоточину ока видеокамеры, прикрепленной в верхнем углу зала.

Та-а-ак, говорю себе, значит, мы тут потеем с неким стриптизом под музыку, а некто за нами наблюдает и... выбирает. Самых красивых и спортивных. Теперь понятно, почему я здесь чувствовала себя, как в бане.

Что же делать? Думаю, пока ничего не надо предпринимать. Неумно сражаться с невидимым врагом. Но факт вопиющий: нас, обаятельных дурех, просвечивают, как лучами рентгена. А, просветив, производят тот или иной выбор. Как на элитной конюшне.

И то, что мне предлагается работа в "Русском видео-М", конечно же, не случайно. Наверное, я фотогенична и кинематографична? Это радует, однако возникают вопросы, не имеющие внятного ответа. Пока.

И главный вопрос: цена моего согласия? Какова она? Думаю, скоро мы все узнаем. "Мы" – это группа товарищей, которые хотят понять, какие дела творятся под красивыми вывесками, улыбками, обещаниями и проч.

Итак, я была готова на подвиги – морально. Сделай лицо провинциалочки – и вперед, Маша! Никаких, черт подери, сомнений. Надеюсь, потоки грязи не погребут тебя на дне посудины под названием Жизнь?

После окончания занятий по шейпингу обнаруживаю в раздевалке, что мой мобильный телефончик украден. Вот он был в рюкзачке – вот его нет. Интересно, кто это сделал? Случайный любитель связи или некий профессионал, осведомленный о секретах тайных взаимоотношений между абонементом и службой безопасности. На кого грешить? Вот этого никто из нас не учел. Проклятие! Как можно жить и работать в таких криминальных условиях?

– Маша, этого не может быть, вах-вах, – расстроился Хосе, узнав о моей новой проблеме. – У нас работают хорошие люди. Может, ты забыла телефон дома, вах?

– Я ничего не забываю, – и напомнила, что день назад была утянута моя одежда.

– А, может, это твой воздыхатель – тайный, вах? – с надеждой поинтересовался арт-директор. – Встречаются всякие, полоумные такие, повертел пальцем у виска.

После его слов я насторожилась. Совсем позабыла о "поклоннике". А если он имеет такую возможность, как свободно ходить по Центру моды, играя в свои дурацкие "любовные" игрища?

Наш разговор происходил на ходу – мы с Хосе перемещались по коридору, направляясь в кабинет господина Соловейчика, который с нетерпением ждал меня, как утверждал мой нервничающий и озабоченный спутник.

– Всех хороших моделей переманивает, Веня, – сокрушался Хосе. Нехороший человек, вах.

– А ведь говорили, что здесь работают только хорошие люди, вах?

– Маша, у нас живой коллектив. Мода – это человек, вах. Со своими достоинствами и недостатками, – идет и ведет такие разумные речи арт-директор. – Мой бесплатный совет: держи с Соловейчиком ушки на макушке, вах.

– Тогда зачем меня к нему ведешь, добрый человек, вах? – смеюсь я.

– Вах! Я добрый, но маленький по рангу, – признается Хосе и просит, чтобы я не травила ему душу. – Я хочу в Париж, Маша, вах. И я уеду в Париж, чтобы там умереть, вах!

– Все хотят в Париж, – уточняю я, – чтобы там жить.

Эх, Париж-Париж! Оказаться бы под холщовым разноцветным зонтом китайского ресторанчика, что рядом с бульваром Клэбер, где цветут каштаны. Посидеть в тенечке, отхлебнуть обжигающего кофе, да глазеть по сторонам на праздный и праздничный мир.

Не знаю, почему мне пригрезился этот парижский уголок, где я никогда не бывала, но увидела его воочию. И даже почувствовала запах кофе!..

Впрочем, запах кофе распространялся из просторного кабинета господина Соловейчика, окна которого выходили на шумный проспект. Кофе кушали двое сам хозяин кабинета и его гость, похожий на режиссера кино. Им он, кстати, и оказался: толстоватый пузан в кожаном пиджаке и потертых джинсах. Лицо мастера белого экрана было жирновато и с маленькой челюстью, какие встречаются у людей с большими комплексами, не верящим в себя и свое дело.

Мое явление нарушило конфиденциальность встречи. Хозяином кабинета режиссер был представлен: Попов Владислав Владиславович.

– Можно Владик, – разрешил с великодушием непризнанного гения. Наслышан о вас Мария, наслышан. Мы, "Русское видео-М", готовы с вами сотрудничать...

– А я ещё не готова, – остановила красноречивого господина. – Я звонила маме, – врала на честном глазу, – мама беспокоится.

– О, Господи! – всплеснул руками "Владик". – Вы можете мне верить, как своей маме. Я сам, как мама, – зарапортовался, – для многих актрис.

– Владислав Владиславович, – решил наконец вмешаться Вепрь, – ты не увлекайся. Ты натура известная, художественная. А Маша девушка конкретная, современная... Кстати, Машенька, пожалуйста, кофе, булочки...

– Да, спасибо, – потянулась к чашке. И булочке.

Режиссер же выразительно вздохнул, мол, с кем ему приходится делать кино, и заявил, что у него есть проект картины под названием "Русские топ-модели". Главная задача – показать, что наши российские модели во многом превосходят зарубежные, и красотой души, и красотой телом. Этот фильм своего рода реклама красоты великой России. Мир должен увидеть настоящую красу нашей страны.

И чем больше режиссер Попов заливался соловьем, модельер Соловейчик больше скучнел. Видимо, ему не нравилось красноречие товарища и друга. Почему? Не потому, что Владислав Владиславович говорит неправду? И эта ложь нашему дорогому Вениамину Леонидовичу известна?

– А нельзя ли посмотреть ваш фильм? – вопросила я. – Хотя бы один, чтобы...

– Маша! Мои работы всем известны, – воскликнул господин Попов. "Стерва", "Папарацци", "Красная орхидея", понимаешь. Веня не даст соврать...

– Да уж, – только и вымолвил тот. – Умерь пыл, Владислав, посоветовал. – Ты пугаешь нашу Машу.

И вдруг мой взгляд, хаотично гуляющий по кабинету, замечает на оконном стекле необычную радужную точку лиловатого цвета. Заметить её было трудно, но я заметила. Было впечатление, что это переломленный луч солнца играет на стекле. У меня возникла уверенность, что это пятнышко имеет искусственное происхождение. Что это такое? Однажды видела боевик по телевизору и там именно такое веселенькое пятнышко плясало на стекле. Ба! Не записывается ли наша беседа на пленку. Помнится, менхантер намекал, что все находится под контролем. Не осуществляется ли этот контроль сейчас?

– Нет, я не пугаюсь, – ответила я на последнее замечание господина Соловейчика. – Мне даже интересно представлять интересы великой России.

– А также интересы нашего модельного дома, – уточнил модельер.

– Маша, права! Мы будем представлять интересы великой России, горячился режиссер. – Маша, я сделаю вам такую рекламу...

– Реклама – двигатель торговли, – брякнула без всякого глубокого умысла.

Эти последние слова заметно смутили двух милых моих собеседников. Господин Соловейчик, покашливая, прошелся к сейфу, а господин Попов, поперхнувшись кофейком, принялся снова убеждать меня в том, что лучшего специалиста по рекламе, чем он, трудно найти. Во всей этой сцене имелась некая водевильность.

– Вот договор, Маша, подпиши, – вернулся к столу Вениамин Леонидович. – И ты – в нашем проекте: "Русские топ-модели-2".

– Пожалуйста, – и беспечно, не читая, привычно подмахнула бумагу.

Моя доверчивость окончательно убедила гг. Соловейчика и Попова, что дело они имеют с круглой дурочкой, и это обстоятельство необыкновенно вдохновило последнего. Он принялся целовать мне руку и нести милую чепуху. Потом мне сообщили, что я приглашена на съемки, которые пройдут завтра вечером на главном подиуме. Для узкого круга избранных, включая господина Николсона, большого любителя и ценителя российской красы. На этом наша встреча закончилась.

Я раскланялась и убыла учиться дальше – меня ждал "подиумный шаг" госпожи Штайн и класс психолога Вольского.

Шла по коридору и не знала, что через несколько часов буду слушать запись разговора двух мошенников, состоявшийся сразу после того, как я покинула кабинет.

Лучше всего к данной ситуации подходит анекдот: молодая дама принесла объявление в газету, мол, она прекрасна и удивительна, как Афродита; есть квартира, дача, авто, но ни адреса, ни телефона вам не дам, кобели этакие!..

Разумеется, этот анекдот я вспомнила потом, когда выслушала запись разговора. Произвели эту запись те, кому было поручено её сделать. Правда, Стахов предупредил, что она пресыщена употреблением ненормативной лексики, и поэтому, чтобы сохранить мои ушки, сделана деликатная версия разговора гг. Соловейчика и Попова. Вместо мата – сигнал "пи-пи".

Итак, я выхожу – слышится удар двери. Тут же раздается раздраженный голос Вениамина Леонидовича:

– Ну ты, порнушник, меня достал.

Попов. Я тебя, Веня, не понимаю?

Соловейчик. Чуть не спугнул эту красивую пи-пи пи-пи. Хорошо, что она, пи-пи, полная пи-пи...

Попов. Ну, зачем ты так о такой, пи-пи, красоте?

Соловейчик. Мне такие красивых пи-пи до пи-пи пи-пи!

Попов. Все же в порядке, пи-пи?

Соловейчик. Не нравится она, пи-пи, мне. Какая-то себе на уме, пи-пи. Глаза больно умные, пи-пи.

Попов. Ум у них, пи-пи, ты знаешь, где?.. В пи-пи...

Соловейчик. Ладно, пи-пи. Главное её, пи-пи, не вспугнуть. Никаких наркотиков, это условие нашего американского друга. Сделаем мягкую эротику. А то я тебя, сукиного сына, знаю. Сразу ставишь пи-пи пи-пи и пи-пи...

Попов. Да, они, пи-пи, сами готовы... Ты, Веня, меня не обижай. У меня художественное порно, пи-пи.

Соловейчик. Ага, пи-пи. Особенно с овчарками и ослами.

Попов. Я же, пи-пи, не виноват, что есть любители животного, пи-пи, мира.

Соловейчик. Да ты, пи-пи, за бабки мать родную...

Попов. Не трогай мою мать, Веня, пи-пи пи-пи. А ты сам бабки не любишь, пи-пи? Говорил, что Машку бы пи-пи во все её пи-пи, ан нет подкладываешь её под Николсона.

Соловейчик. Никаких фамилий, пи-пи.

Попов. А что такое, пи-пи?

Соловейчик. Я никому не верю! Даже самому себе, пи-пи. Вот мы тут жарим-базарим, а нас какие-нибудь козлы слушают, пи-пи.

Попов. Ой, не надо, пи-пи. Кому мы нужны, пи-пи? Лучше скажи, кто... Николс... в смысле, нашему американскому другу информацию по пи-пи Машке поставил. Так оперативно, пи-пи.

Соловейчик. Догадайся, пи-пи, сам.

Попов. Папа Чики?

Соловейчик. Папа её для своего гарема хотел, а этот пи-пи Мансур...

Попов. Ничего себе дела пи-пи!

Соловейчик. Папа не любит, когда его так пи-пи. Чик – и пи-пи! Но коль так все обернулось – надо нам работать и работать! Пи-пи!

Попов. Работать, пи-пи? А как? Без наркотиков, без алкоголя? Что, наш Николс... в смысле, наш американский друг, пи-пи, уверен в свои силы. Да, она ему отгрызет весь пи-пи.

Соловейчик. А ты бы отгрыз пи-пи за "зелень" хорошую?

Попов. Не знают они наших пи-пи баб! Они же на голову и что ниже полные пи-пи... Вспомни, как Чиковани...

Соловейчик. Пи-пи! Пи-пи, пи-пи пи-пи! Я же говорю: никаких имен и фамилий! Тупой пи-пи!

Попов. Сам такой, пи-пи.

Соловейчик. Короче, завтра будь готов, пи-пи. Наш друг горит желанием пи-пи...

Попов. Он, пи-пи, завтра приезжает?

Соловейчик. А я чего тороплюсь, пи-пи? Ради твоей красивой пи-пи.

Попов. Все продаем, даже – пи-пи.

Соловейчик. Чем богаты, тем и рады, пи-пи. Ладно, пошли к Папе, пи-пи.

Попов. Ох, грехи наши тяжкие, пи-пи.

Разумеется, весь этот пи-пи разговор двух великих пи-пи специалистов я узнала уже вечером, но и тогда меня не покидала уверенность, что затея имеет сомнительные корни и молоденькую топ-модель хотят втянуть в дурную историю.

Прибыв в зал, где проходили занятия по "подиумному шагу", узнаю неожиданную новость: Эльвира нашла в дамской комнате мобильный телефончик кажется, мой? Я рассматриваю аппарат – мой!

Верно, кто-то из девочек решил позвонить тайному воздыхателю, решаю я, и позабыла вернуть на место. Ну, и слава Богу, радуюсь.

Увы, радость продолжается недолго. Когда сижу в баре за стаканом апельсинового сока и болтаю с подружками, телефончик оживает, будто в рюкзачке сидит гномик с колокольчиком.

И что же слышу? Слышу знакомый, разболтанный, дребезжащий, хихикающий голос "поклонника":

– А вот и я, Маша! Верю, ты без трусиков?

Проклятие! К такому повороту событий не готова, черт! Первое желание кинуть трубку в открытое окно. Останавливаю себя, вспомнив, что охотник на людей учил терпеть и получать максимум информации от собеседника.

По-видимому, настойчивый "маньяк" таскается рядом, если имеет возможность тянуть чужие телефоны. Зачем он этого делает? И получаю ответ:

– Ты меня не слушаешься, Машенька.

– Я послушная девочка, – не соглашаюсь.

– Нет. Я прошу тебя: ходи без трусиков. А ты? Нехорошо. Я тебя накажу.

– Дались тебе эти трусики.

– О?! – говорит с придыханием. – Ты ничего не понимаешь, глупенькая. Это такое счастье... вдыхать...

– Нюхач, – фыркаю.

– Молчать! – взрывается от негодования. – Охотитесь на меня? Не боитесь меня? Ну-ну? – С ненавистью. – Хотя верно: меня не надо бояться. Меня надо любить. Я всегда добиваюсь своей цели. Ты, ненаглядная, даже не можешь представить, что я с тобой буду делать?

– А что ты можешь? – не выдерживаю. – Ты же импотент.

Этими словами провоцирую "маньяка" – и удачно. От ярости он пропускает удар и говорит то, что не следовало бы ему говорить. Он сообщает, что ему известна одна пикантность: я – девственница. Это хорошо. Он любит "нераспечатаное" молодое тело. Это как бутылка хорошего французского вина 1888 года. Она недурна-с, пока не откроешь её штопором, хи-хи. А знаю ли я, какой у него "штопорик", разящий, как топорик. Топориком он владеет отменно. В том я сама скоро удостоверюсь. Я должна ждать с нетерпением встречи с ним, любителем выпить хорошего французского вина под вкусное духовитое фрикасе из молоденькой девственницы.

– А я тебя, козла, зажарю, как барана, – и отключаю телефон.

Зачем я это сделала? Во-первых, угрозы на меня уже не действовали, а даже смешили, во-вторых, "поймала" ключевую фразу: "Говорят, ты девственница".

Об этом моем "достижении" знают немногие. Кто? Только мама... и... больше никто? Эта мысль меня пугает, однако неожиданная догадка заставляет буквально подпрыгнуть на стуле. Танечка! Вот кто! Конечно же, когда мы сидели в скверике и дули баварское пиво, я ляпнула об этом! Да-да! Даже Евгения не знает, а вот случайная подружка, любительница любить у мусоропровода...