Текст книги "Ничего личного. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

– Это пленка, – понял Пустой.

– Какая пленка? – обиженно проворчал Рашпик, запихивая крышку от резака обратно в мешок. – Я, кстати, больше ничего не выбрасывал.

– Девятая пленка, – ответил механик. – Мы все еще не вышли из нее. Ширина ее где-то мили две-полторы. Вспомните. Всякий раз, когда мы хотели вернуться, мы действительно проходили половину мили, милю – не больше. Но никогда не находили знакомых улиц. Да и трудно тут найти. Все серое. Костер потухнет, шаг в сторону сделаешь, уже и кострища не разглядишь. Рени-Ка, расскажи, как ты тянул здесь ленту.

– Просто, – пожал плечами светлый. – Зафиксировал ее за девятой пленкой и пошел. Вместе с Йози-Ка. Прошли миль пять. Ленту старались тянуть по прямой, но никуда не пришли. И нигде не пересеклись с собственной лентой.

– Вот, – Ярка протянула руку. – Я подобрала с час назад. Забыла сказать. Отбегала за дом, – Она покраснела. – Там было много.

На ладони недотроги лежала гильза.

– Твоя, Кобба, – заметил Пустой. – Отсекатель ставил?

– Да не до того было, – прогудел отшельник. – Бой внезапно начался. Да я и успел только пару очередей дать, потом пришлось рубиться.

– Без отсекателя, – кивнул Пустой, – Значит, гильзы отлетали шагов на двадцать. А мы шли до них несколько миль. Кто-нибудь что-то подбирал еще? Не наше, местное?

– Я подбирал, – потянул с плеча мешок Коркин. – Там в одном доме горшок был с засохшим цветком. Красивый. Ну я землю-то с цветком засохшим вытряс, а горшок прибрал. Ничей же.

– Давай, – протянул руку Пустой.

Скорняк распустил мешок и с недоумением вытянул пустую тряпицу.

– Нету. Так ведь перевязал я его. Вот и узел.

– Если кто-то со стороны видит наше путешествие, то, пожалуй, веселится, – скрипнул зубами Пустой, – И над тобой, Рени-Ка, веселился. Рашпик, а ну-ка доставай крышку. Коркин, у тебя должна быть веревка. Нужно локтей пять, не больше.

Толстяк с виноватым видом достал крышку, Пустой прикрепил к ней веревку.

– Сам потащишь? – не понял Рашпик, – Имей в виду, она тяжелая. Судя по цвету, ну по тому цвету, что раньше был, бронза, наверное. Или сплав какой с медью. Ты за такие железки хорошую монету давал.

– Может быть, в том-то и дело? – оглядел Пустой спутников и, размахнувшись, швырнул крышку вдоль по ровной, как стрела, улице.

Она повернула направо через десяток шагов почти под прямым углом. Как летела прямо, так и повернула в сторону, и веревка, которая тянулась за ней на все пять локтей, тоже изогнулась в воздухе. Крышка с грохотом ударилась о стену дома и упала. Рук с цоканьем побежал за снарядом.

– А дальше? – вытаращил глаза Рашпик.

– Пошли, – поправил мешок на плечах Пустой. – Между домами бросим.

Бросков пришлось сделать еще с десяток. На третьем броске крышка развернулась и полетела назад, заставив уворачиваться от нее Коркина, отчего скорняк вновь схватился за живот. Но чаще всего следовал удар о дом или о дерево, после чего Пустой поднимал немудрящий снаряд и запускал его в ту же сторону, пока очередной заборчик, за которым торчали такие же чахлые серые деревья, как и все вокруг, не расползся мглистым туманом и спутники не оказались среди развалин, которые после серых домов и деревьев вдруг показались Филе на удивление цветными.

– Однако надо чинить твой таймер, Коркин! – заорал мальчишка. – Тут утро, а по твоему прибору вроде как вечер должен быть.

– Я подозреваю, что мы были там, – Пустой кивнул на оставшуюся за спиной стену серого тумана, – не более суток. И ширина этой пленки шагов сто, если не меньше.

– Я не вижу крепости, – пробормотал Кобба.

Впереди, насколько хватало глаз, лежали развалины домов, большинство из которых не поднимались выше уровня первого этажа. Улицы едва угадывались среди обломков, деревьев почти не было, но впереди местность понижалась, спускаясь или к некогда застроенному оврагу, или к речушке. Милях в пяти темнела широкой каймой противоположная сторона девятой пленки.

– А переродки тут какие-нибудь есть? – опасливо спросил Рашпик.

– Неизвестно, – ответила Яни-Ра. – Вряд ли тут кто-нибудь бывал в последние годы, когда пленки стали такими, какие они теперь. Но вокруг крепости должна быть последняя пленка. Десятая. Когда-то она казалась просто тонкой стеклянной паутиной.

– Я ничего не вижу, – объявил Рашпик.

– Она невидимая, – кивнула Яни-Ра.

45

Коркин помогал Ярке. Собирал вместе с Филей какие-то деревяшки, но сбегать за водой к речушке не решился. Ярка готовила отвар сухих ягод, чтобы сушеное мясо и сухари не застревали в глотке.

– Там должна быть вода, – сказал Рени-Ка, – забравшись на полуразрушенную стену. Раньше была, с чего бы ей исчезнуть? В крайнем случае на нашем терминале запасы воды всегда есть. Доберемся – расконсервируем. Так что воду можно не экономить.

– Где терминал? – спросил Пустой, приложив к глазам бинокль.

– Рядом, – показала Яни-Ра на серые платформы, которые стояли в паре миль вниз по склону, – Терминал аху на той стороне речушки. Да, ближе к противоположному краю. Рыжие, покореженные фермы. Мы их проглядели. Аху проникли в Разгон раньше. Но мы узнали об этом слишком поздно. Наверное, то, что стряслось в Разгоне, зацепило Киссат сильнее, чем нас.

– Думаю, что много сильнее, – медленно проговорил Кобба, – Треть населения погибла. Климатические катаклизмы начали успокаиваться только через пятьдесят лет после того, как беда произошла здесь.

– Нам тоже хватило, – процедил Рени-Ка.

– Мы довольно быстро поняли причины беды, открыли четырехмирие и стали мониторить Разгон. Потом добрались до твоего мира, – посмотрела на Пустого Яни-Ра. – Пытались контролировать Киссат, несколько раз сталкивались с их стражами, но они научились блокировать контроль. У них хорошие инженеры.

– Не всем быть колдунами, – скривил губы Кобба.

– Мы не колдуны, – покачала головой Яни-Ра, – У некоторых из нас есть способности, но уверяю, любые из них проверяются и находят научное объяснение. Из нашей шестерки способности были только у двоих. Йоши-Ка был отличным эмпатом, я всего лишь могу понижать температуру. В локальных объемах. Но холодильник из меня не получится – больше буду отдыхать, чем морозить.

– Но и инженеры вы тоже неплохие! – заметил Кобба.

– Сначала мы только следили за мирами, потом научились передавать небольшие материальные объекты и возвращать их. Но мы еще только работали над технологией, которая была потом использована в проекте «Нотта» – проекте почти полного энергетического замещения с многосторонней связью, обходились энергетическими дублями, примитивными транспоренами, учились фиксировать пространственные нарушения, когда аху просто проникли сюда и начали свои эксперименты.

– Чем мы отличались от вас? – усмехнулся Кобба. – Тем, что оказались расторопнее?

– Мы хотели это остановить, мы искали причину беды, – объяснила Яни-Ра, – Мы пытались разобраться в болезни, чтобы залечить рану, а вы ее стали ковырять.

– Оперировать, – не согласился Кобба, – А что вы хотели, чтобы мы делали? Особенно после того как нами были замечены эти ваши транспорены! Или жнецы? Неужели неясно, что любое столкновение цивилизаций неминуемо приводит к их соперничеству?

– Мне неясно, – пожала плечами Яни-Ра, – К тому же соперничество может быть разным. Ты называешь нас колдунами? Еще обвини нас в том, что мы держали тебя взаперти.

– И меня, – подала голос Лента.

– Но именно вы, – отмахнулась от девчонки Яни-Ра, – именно вы отловили несколько десятков аборигенов, приняли их облик, а несчастных уничтожили!

– Не ты ли называла аборигенов крысами? – удивился Кобба, – Или не ваши беспилотники уничтожили десятки тысяч степняков?

– Иногда люди превращаются в крыс, – ответила Яни-Ра. – Даже если внешне они остаются людьми. И это касается не только аборигенов, но и светлых, и аху, да и… – она посмотрела на Ленту, – всех. Степняки напали первыми. И совершили ужасные преступления. Их было необходимо уничтожить. Но большая часть орды осталась цела – кто заставлял ее идти на штурм нашей горной базы?

– Галаду. – Пустой потер виски. – Файк, который вел орду сюда через Морось, сказал, что он – слуга Галаду.

– Объяснения могут быть какими угодно, – усмехнулась Яни-Ра, – но судить надо по делам.

– И какие же дела за вами? – спросил Кобба, – Кого вы облагодетельствовали?

– Мы проглядели аху, – повторила Яни-Ра, – Мы отслеживали миры, но не вмешивались в дела их обитателей. Какое нам было дело, что в развалинах кучка аборигенов поднимает из очищенных камней дом, собирает какой-то примитивный механизм? Наши методы мониторинга не определяли аху как нарушителей границ миров. Мы и предположить не могли, что кто-то способен пойти другим путем – вместо сложных систем трансляции объекта создать систему его перемещения во плоти.

– Простота и сложность изобретения обратно пропорциональны степени таланта и труда его создателей, – развел руками Кобба.

– Да ладно, – махнула рукой Яни-Ра. – Мы повторили ваши технологии в течение нескольких дней! Вы просто воспользовались тем, что трещины в границах вашего мира оказались шире, чем в границах нашего. Но когда вы начали прорываться наружу, когда вы попытались разверзнуть ткань Разгона, они сравнялись, и через неделю мы были здесь.

– И начали отстреливать ученых и аборигенов, – добавил Кобба.

– Ученых и аборигенов? – переспросил Рени-Ка, – Я был здесь в те дни. Безумцев. Вооруженных безумцев. Которые то обращались в аху, то вновь обретали облик аборигенов. Ты вспомни, Кобба, как тебя захватили. Ты убивал всех, кого видел вокруг. А между тем тебя только успокоили. У тебя даже твой клинок отобрали всего лишь на время. Да, пришлось лишить тебя памяти. Только после того как мы поняли, что от тебя ничего не добьешься. Мы поняли, что ты – один из экспериментаторов, но твоя память была заблокирована. Еще до нас! И тебя отпустили. Вместе с оружием. Ты до сих пор считаешь, что сумел бежать?

– Ага! – скрипнул зубами Кобба, – Отправили на край Мороси влачить жизнь изгоя. И навешали на меня маячков, чтобы отслеживать каждый мой шаг.

– Ты бы поступил иначе? – подняла брови Яни-Ра.

– У меня маячков не было, – заметил Пустой. – Или были?

– С тобой был Йоши-Ка, – объяснил Рени-Ка, – А давать тебе маячки… Мы вот пытались машину системами наблюдения нашпиговать, и что?

– Тут творилось что-то страшное, – прошептала Яни-Ра. – В первые дни, даже месяцы, пленок не было. Отовсюду лезла какая-то нечисть. Не материальная, но опасная, с которой было немало хлопот. Мы даже думали, что аху удалось проделать проход за границы четырехмирия. К счастью, это оказалось не так. Их эксперимент прервался. Он не был завершен, хотя ткань мира была значительно утоньшена. Мы попытались проникнуть за ее пределы, но безрезультатно. Трансляция прерывалась немедленно. Прерывалась оттуда. Тогда мы занялись нарождающейся Моросью. У нас были для этого причины. Пусть и не в таком масштабе, но нечто подобное случилось и у нас! Люди вновь стали гибнуть!

– Люди смертны, – заметил Кобба.

– Мы стали перебрасывать сюда оборудование, технику. Сначала построили терминал. Потом, когда Морось начала принимать нынешние границы, поставили базу там, где искажения не мешали работе. Попытались остановить Морось, но только определили ее границы. Построили канатную дорогу за пределы Мороси.

– Сколько усилий и средств потрачено! – покачал головой Кобба. – А толку?

– Ну почему же, – несогласилась Яни-Ра, – Кое-что мы успели. Частично разобрались с вашими технологиями. Выяснили, что плоть мира упрочняется, а пленки, как и вся нечисть Мороси, препятствуют этому и питаются из-за пределов Разгона. Заблокировали терминал аху. Построили современные базы. Перенесли мониторинг четырехмирия сюда. Установили постоянное дежурство. Обнаружили и уничтожили всех уцелевших аху, в том числе тех, кто каким-то, впрочем, уже понятным теперь образом сумел спастись в другом мире.

– И доставили сюда виновника катастрофы, – хмыкнул Кобба и посмотрел на Пустого, – Или его сыночка, похожего на младшего инженера Мота как две капли воды.

– Я не аху, – процедил сквозь зубы Пустой. – Что ты знаешь о моем отце?

– После расскажу, – рассмеялся Кобба, – Вот доберемся до Бирту – и расскажу. Только отца твоего звали не Мот. Именем Мот звали одного из аборигенов, которого мы отловили для видовой трансформации. Смею надеяться, что косточки настоящего Мота давно сгнили в глубинах Мороси. Разве только…

Кобба вдруг побледнел.

– Разве только твой отец…

– Он не аху, – кивнула Яни-Ра, – Мы не знаем, кто был его отец. И я ничего не могу сказать насчет катастрофы, которая тут произошла, но мне все чаще кажется, что весь тот ужас, который мы видим здесь последние тридцать пять лет, – это бледная тень того ужаса, который мог бы быть. И, судя по всему, остановил его отец… Пустого.

– Я думал, что он просто ошибся, – пробормотал, опустившись на камень, отшельник, – Я думал, что Мот… что младший инженер Содца просто ошибся. Он что-то перепутал. И сошел с ума. От осознания беды, которую навлек на Киссат. Я едва не пристрелил его тогда, но он скрылся. Он открыл врата и скрылся. За ним рванулся великий мастер, чуть ли не с десяток лучших инженеров, но тут… Тут мне пришлось бежать. Процесс стал неуправляемым. Вы хотите сказать, что его отец, Содда, точнее, нет – обычный глупый и безмозглый абориген с дурацким именем Мот разобрался в работе сложнейшей установки? Да даже я не смог бы ее остановить! Если только сломать!

– Пустой – отличный механик, – заметил Рени-Ка, – Возможно, его отец тоже был хорошим механиком.

– И он, для того чтобы уйти в другой мир, всего-навсего открыл дверь? – расхохотался Кобба.

– Предложи другое объяснение, – развела руками Яни-Ра, – Но открыл он дверь или не открыл – ключа он никому не отдал. В любом случае вряд ли на это был способен младший инженер Содца.

– Для этого вы его сюда тащили? – закричал Кобба. – Для этого вы стирали ему память? Чтобы выудить его наследственные навыки? Чтобы вырезать из его памяти этот самый ключ? Или чтобы он смог разобраться с изобретением ненавидимого вами Киссата? Чтобы вы смогли захватить его в свои руки? Хотите подчинить себе четырехмирие? Или даже выбраться за его пределы?

– Ты зря кричишь, – ответила Яни-Ра, – Да, для того чтобы добраться до сердцевины человека, нужен не скальпель, а хороший эмпат. Йоши-Ка был очень хорошим эмпатом, но даже простой контроль над этим, как ты говоришь, сыном глупого и безмозглого аборигена ему давался с большим трудом. Да, механика мучили боли, но в десятки раз более сильные боли мучили Йоши-Ка. Он едва держался на ногах от этой боли. Все вокруг считали его пьянчужкой. Но память человека подобна панцирю, который скрывает его истинное нутро. Нельзя добраться до нутра, не разобравшись с памятью. К сожалению, иногда не помогает и отсутствие памяти.

– Что ж, – развел руками Кобба, – на Пустом и на мне вы обломали ваши зубки. Отсутствие панциря не помогло раздолбить ни эту черепашку, ни ту. Я, кстати, помню прежнего Йоши-Ка. В Поселке я его едва узнал: работа его здорово состарила. Или боль… Может, он и был отличным эмпатом, но никогда не переставал быть мерзавцем. И вот итог его жизни: обиженная девчонка убивает его в честном бою. Шустрая девчонка. Кстати, что вы тут делаете до сих пор? Тем более теперь, когда вас осталось двое, а ваши базы разгромлены? Подождите, сейчас я угадаю. Вы сказали, что плоть мира затягивается. Точно. Я же забыл! Вы уже просто не можете вернуться домой. Связь еще осталась. А вот дырочка захлопнулась. Но надежда не пропала? Вдруг помогут технологии ужасных аху? Так?

– Не совсем, – ответил, поджав губы, Рени-Ка, – Да, уже больше двадцати лет мы оторваны от нашего мира. Да, у нас есть еще слабая связь. Здесь волею случая задержалась последняя смена, от которой теперь осталось только двое. Но это не значит, что у нас нет задачи.

– И ваша задача – Бирту! – расплылся в улыбке Кобба. – Вы хотите запустить мой проект.

– Остановить его, – процедила Яни-Ра. – Или он продолжает работать, или что-то еще не дает развеяться пленкам, поддерживает Морось!

– Там кто-то есть, – сказал Пустой. – Мелькнула фигура. Я видел человека у терминала аху.

– Может быть, – пожала плечами Яни-Ра. – Где еще спасаться от нечисти? Если сюда прошли мы, мог бы пройти и еще кто-то.

– Посмотрим, – задумался Пустой.

46

Завтрак прошел в молчании. Даже Ярка, которая вдруг начала щебетать о чем-то вполголоса, столкнувшись взглядом с Лентой, испуганно примолкла. Неожиданно с серого неба пошел мелкий дождь.

– Морось – она и есть Морось, – пробурчал Рашпик.

Филя проглотил последний сухарь, запил его сладким отваром, сунул чашку в мешок и вскочил на ноги.

– Разве это дождь? Вот по осени дожди бывают! А уж поближе к Мокрени…

– Никто ничего не говорил о Галаду, – вдруг заметила Лента.

Кобба вздрогнул, поднял голову, посмотрел на девчонку.

– Пошли, – встал Пустой, – Что говорить о Галаду, если он сам о себе говорит. Или эти… которые все время повторяют: «Я слуга Галаду». Или Тарану.

– Ты знаешь слово «Тарану»? – удивился Кобба.

– Вери-Ка стал Тарану, – объяснил Пустой. – И я встречался однажды с чем-то подобным. Но тут есть одна тонкость: когда говоришь с Тарану, то говоришь с кем-то, кто не здесь. С кем-то, кто далеко.

– Чего он от тебя хотел? – спросила Яни-Ра.

– Я уж думал, что вы раскопали все, что у меня в голове, – прищурился Пустой, – Ключ он хотел, о котором тут говорили, кстати. Но никакого ключа у меня нет. Пойдем. Посмотрим хотя бы на дверь. И на то, что там работает.

– Следишь за мной? – обернулся Кобба, к которому Филя пристроился сзади.

– С чего ты взял? – сделал удивленное лицо мальчишка, – Мне никто ничего не поручал.

– Оставь меня в покое, – процедил Кобба. – Прибереги свое рвение для болтов и гаек, потому что против меня ты слишком мал.

– Я вообще слишком мал, – обиженно проворчал Филя и обогнал отшельника.

Кобба никогда особенно не нравился Филе, но после утреннего разговора он перестал нравиться ему вовсе. И не потому, что тот говорил так, будто вокруг все ему были должны. Филе показалось, что Кобба врал. Или недоговаривал.

– Не суетись, – пропыхтел Рашпик, когда Филя поравнялся с ним, – Не усложняй ничего. Все идет своим чередом. Конец пути явно близок. Жаль только, что я не вижу накрытого стола и маленького уютного домика. Или большого домика.

– А мне другое непонятно, – вздохнул Филя. – Как они собираются добираться домой? Ну если я понял, то тут все, кроме тебя, меня, Коркина и Ярки, – все гости. Рук, кстати, тоже. И они вроде бы собираются домой. Как они туда попадут?

– Вот в этом между нами вся разница, – отправил в рот сухарь Рашпик, – Ты думаешь о том, как они отправятся домой, а я о том, что будем делать мы, когда останемся без них.

– Ну это не так все сложно, – задумался Филя, – Мы вернемся к той машинке и доедем на ней до купола светлых. Я знаю, как отключить периметр. Потом постараемся запустить воздушную дорогу. Ну придумаем что-нибудь.

– Все понятно, – кивнул Рашпик, – Ты тоже механик. Только маленький. Высоким ты, конечно, не станешь, но можешь стать толстым. Хочешь, научу?

– Нет, – буркнул Филя и еще прибавил шагу, заметив про себя, что станет он или не станет механиком, через десяток миль точно окажется босым: сапоги держались на честном слове. Нет, с Коркиным расставаться никак не следовало. Или Пустой выгрузил у Хантика несколько пар валенок? Конечно, для лета не самая лучшая обувь, так и до Хантика еще надо добраться. Лучше всего починить воздушную дорогу, оттуда – в горы, потом – в обход Мороси и опять в нее. Только не через лес с беляками, а по холмам. И как же все это? Босиком? Разувать надо было собачников, разувать!

– Дорога.

Пустой остановился. От терминала светлых к пелене пленки тянулась расчищенная от обломков дорога.

– Когда-то была дорога, – ступила на расчищенный камень Яни-Ра. – Было время, тут работало до тысячи светлых. Представляешь, с той стороны – смерти и болезни, а тут – надежда на новый мир.

– А потом прошло и то, и другое, – заметил Рени-Ка– А однажды пройдем и мы. Светлые, конечно, долго живут, но не вечно.

– Да какие вы светлые! – скривился Кобба. – Чего в вас светлого?

– Растений нет, – заметил Пустой, – Деревьев очень мало, и все какие-то больные. Почти нет травы. Только колючки. А между тем здесь сыро. Непонятно.

– Не растет, – пожала плечами Лента. – Не хочет.

– Тут и человеку плохо, – добавила Яни-Ра, – Больше недели никто не выдерживал. До обморока. Не сразу чувствуется. Как будто постоянное ощущение тревоги.

– Как рана, – проговорил Коркин, поднимая голову и осматривая тяжелые серебристые платформы со скатами, – Когда в степи засуха и вода уходит из колодца, иногда степняки пьют кровь коров. Живых коров. Немного можно: корова без воды неделю может. Травой только правильной нужно залепить. На ранке кожа тоненькая образуется – видно, как кровь по жилке бежит, страшно смотреть, тревожно.

– Пошли, – выдернул из креплений стальную лестницу Рени-Ка. – Наверху вода. И еда есть. Концентраты, но все равно. Аварийный запас. Давно мы тут не были.

Филя поднялся на платформу вторым. Подал руку Ярке, подмигнул Коркину и пошел за Рени-Ка к серебристым, покрытым грязными потеками боксам.

– Вот, – показал светлый, – Это блок питания. Световоды. Трансляторы. Компрессоры. Все работает, но вхолостую. Не пробиться. Это… Это было как тоннель в горе. По тоннелю ездили машины. Тоннель рухнул – машины бесполезны.

– Где вода? – спросил Филя.

– Держи. – Рени-Ка бросил мальчишке блокиратор. – Вон в том боксе. Возьми пару баллонов. Слева – медицинские наборы. Тоже возьми один. Да! Внизу в пластике рабочая одежда. Комплекты. Белье, комбинезоны, куртки, шапки, ботинки. Возьми один, а то босиком скоро пойдешь. Твой размер – четыре «а».

– А мой какой? – тут же заорал Рашпик.

Рени-Ка только махнул рукой.

Яни-Ра молча стояла посредине платформы, словно сию секунду должна была исчезнуть, улететь, уйти. Филя притопнул новыми башмаками, поправил на плечах мешок.

– Куда теперь?

– Ждем команды, – пробурчал Рашпик, потуже завязывая мешок, – Вот ведь, не завяжешь толком! Если бы не этот резак…

– Да, – кивнул Пустой, поднимаясь на платформу, – Не все понятно, но техника интересная.

– Украдено, – проворчал Кобба, сидевший на бухте световода, – Все или почти все украдено у аху.

– Это уже не суть важно, – ответил Пустой.

– Куда теперь? – напряженно проговорила Яни-Ра.

– Осмотрим терминал аху, – сказал Пустой, – потом пойдем к Бирту.

– К Бирту? – удивился Филя.

Никакой крепости правее терминала аху не было. Те же самые развалины, что заполняли все пространство внутри девятой пленки, лежали и в центре. Только дорога, расчищенная от покореженных ферм аху, обрывалась там же, словно была брошена на полпути.

– Пошли, – безжизненно прошептала Яни-Ра.

Развалины были не так уж и скучны. Филя, вертя головой во все стороны, заметил немало интересного. Или светлые были не слишком аккуратны, или кто-то побывал здесь уже после их ухода, но набить мешок отличным проводом, световодами, датчиками и крепежом не составило бы труда. Судя по всему, Ярка была такого же мнения, потому что крутила головой с тем же усердием. Зато Рашпик вовсе не обращал внимания ни на что, только шпынял новыми ботинками попадающие под ноги болты и приговаривал, что есть покупатель – есть цена, нет покупателя – нет цены. Может, и купил бы у него все эти железки маленький механик, да только денег у него или нет, или маленькие.

Полузасыпанная мусором, в каменных берегах журчала речушка. Филя даже наклонился посмотреть – не мелькнет ли рыбка среди валунов, но Лента щелкнула его по затылку и прошептала на ухо:

– Не расслабляйся, Филимон. Мне Кобба не нравится.

– Я не Филимон, я – Филипп, – взвился было мальчишка, но тут же осекся. Вышагивающий впереди Кобба был слишком напряжен. Исчезла недавняя легкость, он шел так, словно нес на плече не пулемет, а бревно.

Терминал аху ничем не напоминал терминала светлых. Ажурные фермы, удерживающие на высоте двух локтей от земли длинную и узкую платформу, покрывала ржавчина. От едва ощутимого ветерка поскрипывали провисшие цепи. Никаких боксов не было и в помине. По углам площадки стояли четыре столба, из которых торчали оборванные световоды. Кобба сбросил с плеча пулемет, прислонил его к покосившемуся железному ящику без дверцы, похожему на разоренное пчелиное гнездо, медленно обошел терминал, погладил столбы, цепи, ловко подтянулся и сел на край платформы. Рук, цокая, запрыгал у него под ногами.

– Послушай, – начал ковыряться во рту Рашпик. – Ты не обижайся, Кобба, но тут и вправду все украли. Ничего не осталось. Ну почти ничего. Только мне кажется, что украденного у светлых нет. Это еще кто-то сделал. Мало ли!

– Ты ничего не понимаешь, – гордо выпрямился отшельник. – Только неумелые гордецы тащат в чужой мир технику и оборудование. Между тем для путешествия на Разгон достаточно было отражателя! А все оборудование отлично себя чувствовало и в Киссате. Вот и ответь: кто занимался исследованиями, а кто собирался покорить четырехмирие?

Пустой подошел к Ленте, наблюдавшей за Коббой, посмотрел на пулемет, стоявший у ящика, похлопал по плечу Филю:

– И в самом деле, парень. Присматривай за Коббой. Что-то он мне в последнее время не нравится. Хотя что он тут может сделать? Яни-Ра, – Пустой обернулся к светлой, – ты говоришь, что путешествия на Жагат стали более невозможны?

– Да, – кивнула светлая, по лицу которой и в самом деле разлилась бледность. – И с каждым годом эта невозможность только упрочивается. Но твой отец не знал этих ограничений. Думаю, что не знал.

Пустой помолчал, отвел взгляд и коротко бросил:

– Я – не он.

Добавил после томительной паузы:

– А что с Киссатом?

– Теоретически проникновения еще возможны, хотя и их возможности сокращаются и уже теперь требуют для заброса огромной энергии. Нет никакого смысла платить такую цену. Куда можно кататься на лошадке, которая кушает золотое сено? Да и этот их отражатель… не работает. Хотя наших блокираторов, я вижу, уже нет. Но и без них никто не сможет это запустить.

– Все, что однажды работало, может заработать вновь, – задумался Пустой, – Интересно, что тут мог делать тот человек, которого я видел?

47

Десятую пленку Коркин разглядел только тогда, когда до нее оставался один шаг. Вот только что впереди лежали развалины, торчала арматура, развевались на ветру обрывки мягкого пластика – и все пропало. Перед глазами все поплыло.

Коркин сделал шаг назад, посмотрел на Пустого. Маленький отряд, включая светлых, замер у границы четкости и тумана, как и скорняк.

– Она непрозрачная, – пробормотал Коркин.

– Я сказала, что она невидимая, – поправила скорняка Яни-Ра.

– Но я ее вижу, – не понял скорняк, – Вот, – он сделал шаг вперед, – вижу, вот, – вновь шагнул назад, – не вижу. Что это за пленка?

– Это твоя пленка, Коркин, – ответил Рени-Ка и наклонился, оперся руками о твердое, – Видишь? Я не могу пройти. Посмотри на свои ноги.

Коркин скосил взгляд. Сапоги, порты до колен тоже обратились в туманное месиво, которое стекало на камень и соединялось с пленкой.

– Пленка пропускает по одному. И становится прочнее с каждым годом. Мутнеет, словно сопротивляется чему-то. Когда я был последний раз, то, шагнув вперед, видел Бирту, а теперь только туман. Тебя она выбрала первым. Пока ты не пройдешь, не пройдет никто.

– Моя бабка, – Коркин покосился на спутников, – всегда говорила: если нельзя что-то объяснить простыми словами, это самое что-то – или полная чушь, или выдумка. И почему вы все смотрите на меня? Ярка, иди сюда.

– Нет, – поймала недотрогу за руку Яни-Ра. – Ее не пропустит. Не мучь девчонку, снаружи никто не останется. Но очередности никто не знает. Ты – первый.

– Мы все сошли с ума, – смахнул со лба пот Коркин. – Вы считаете, что она думает? Она думает как человек? Она выбирает? Что меня ждет там?

– Каждого ждет что-то свое, – ответила Яни-Ра, – Меня, к примеру, окатила звериная ненависть.

– Ну это я переживу, – пробормотал Коркин, не сводя глаз с Ярки. – Пусть ненавидит – лишь бы не прикусывала.

– Не трусь, Яр, – сказали губы недотроги, и Коркин шагнул.

Над ним смеялись. Он не слышал хохота, не слышал никаких звуков, но чувствовал смех. И это не был смех человека – это был просто смех. Издевательский, презрительный, уничтожающий хохот. В памяти сразу всплыло давнее: «Хорошо стоишь. Прощу. Уши и нос резать не буду. Освежевывать не буду. Просто убью».

Он вывалился из пленки, словно получил пинок пониже спины. И сразу потянулся рукавом к лицу, чтобы вытереть плевки, которые должны были стекать со лба, с глаз, со щек. Но лицо оказалось сухим.

Перед ним высилась Бирту. Не крепость – обычное здание, разве только окна в его стенах были узки, да и само здание торчало тяжелым серым бруском. Местами его окружал забор, но большая часть ограждения была уничтожена.

Коркин оглянулся. Весь отряд стоял вдоль невидимой ЛИЦЦР. Скорняк помахал руками, но его никто не заметил. Следующим через пленку стал протискиваться Рук. Он прижал уши, вытянул шею, на мгновение обратился в мутное пятно и вывалился через секунду под ноги Коркину, как будто вылез из тесной норы.

– Я здесь, приятель, – наклонился почесать шею ящеру скорняк, поднял глаза и замер: через пленку проходило чудовище. Его голова и плечи обратились горбом, ноги изогнулись, вместо рук повисли костяные клинки.

– Ярка! – оторопел Коркин.

– Ты что? – Она подбежала, обняла скорняка за согнутую спину, за безвольные руки, – Ты что?

– Вот. – Он ткнул вперед пальцем, затрясся, захрипел, глотая слезы мгновенного облегчения.

Через пленку проходило еще одно чудовище. Рашпик. И еще одно. Филя. И еще. Пустой. Лента. Яни-Ра. Кобба. Рени-Ка.

– Ну, – с подозрением спросил Рени-Ка. – Что на этот раз?

– Тарану, – пожала плечами Яни-Ра, – В первый раз. Но бывало всякое. То обнаженные тела, то скрюченные старостью старики, то крохотные младенцы. Звери. Переродки. Разное.

– И там, внутри пленки, тоже было одно у всех? – спросил Коркин.

– Поспрашивай каждого, поинтересуйся, но вряд ли тебе захотят рассказать, – неопределенно вздохнул Ре– ни-Ка, – Пошли. Больше сюрпризов не будет. Временные помещения для персонала не сохранились – они были из недолговечного пластика, их обрывки сейчас по всему сектору. Осталось только это. Мы тут ни к чему не прикасались. Сейчас и вы насладитесь гением технической мысли аху.

– Эй! – предостерег Кобба. – Тут все заминировано!

– Было когда-то, – не согласился Рени-Ка и пошел к зданию. Рук вперевалочку поплелся за светлым.

– Что там было у тебя? – спросил Коркин у Ярки.