Текст книги "Ничего личного. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

И каждая пядь кости, исключая голову, была покрыта приклепанными полосками стали.

– Сама смерть, – выдохнул Коркин.

– Слуга смерти, – заметил трезвым голосом Сишек.

И в мертвой тишине раздался тихий смех безлицей.

– Хона, Хона, Хона, – как шелест пронеслось по залу ее имя.

Богл наклонился, отчего сталь на его теле заскрежетала, выдернул из руки Фёкла тесак и легко, словно перед ним была туша мертвой собаки, перекатил ногой труп за край арены. Пустой потянул из ножен меч. Тот вспыхнул отраженным светом, но его блеск ничего не значил на одной арене с правителем переродков. Богл с глухим стуком сделал шаг и взмахнул тесаком, обдав замерших зрителей ветерком.

Коркин невольно потянулся к плечу, но ружье осталось в вездеходе.

Сделал шаг вперед и Пустой. Оглянулся, согнул колени, выставил перед собой руки, положив лезвие клинка на тыльную сторону левой ладони.

Кобба зашелестел одеждой, поймал рукоять собственного меча и зашептал, забормотал короткие слова чужого языка.

Богл сделал еще один шаг и вновь взмахнул тесаком, обдав зрителей ветром.

Пустой не шевелился. Более того, Филе показалось, что он даже закрыл глаза.

– Он сразу убьет механика или будет издеваться над раненым? – просипел Рашпик. – А что будет с нами? Филя, ты сможешь уехать из этого места? Сможешь куда-нибудь уехать? Увезти нас отсюда! Да хоть в лес с беляками!

Богл сделал еще один шаг. И еще один.

Пустой не двигался.

Теперь, чтобы зацепить противника тесаком, Боглу достаточно было переступить с ноги на ногу еще один раз, но он тоже замер.

Кто-то из зрителей не выдержал напряжения: до слуха Фили донесся звук упавшего тела.

– Если он захочет, – Рашпик вдруг начал тихо пищать, – то начнет убивать всех вокруг себя, и его никто не сможет остановить.

– Заткнись! – прошипел Кобба и продолжил бормотать непонятные заклинания, и тут Богл заговорил.

Его голос был подобен вою ветра в печной трубе, и только услышав его, Филя понял, что теперь пришло время пугаться по-настоящему.

– Мот, я – Богл, слуга Галаду. Галаду ждет тебя. Сейчас я отправлю тебя к нему. Там ты ответишь за все.

Пустой не ответил ни слова, он только переминался с ноги на ногу. Едва различимо, легко, словно танцевал и повторял движения, которые представлял в собственной голове. Чуть приседал на одной ноге, а через мгновение то же самое делал на другой. На палец, не больше.

И тут Богл махнул тесаком. Он не сделал еще одного шага – он упал вперед, со звоном вонзив в прикрытый опилками камень закованный в сталь кулак, и вторая рука пошла с тесаком справа налево, намереваясь перерубить наглеца пополам один ударом.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш, – прошелестела сталь, вздымая опилки в воздух.

И тут раздался звон.

Пустой взлетел в воздух. На мгновение Филе показалось, что прыгнувший и вытянувшийся над летящим вдоль арены тесаком механик замер в воздухе, но уже в следующий миг раздался звон, а потом еще и еще, обрывая забулькавший хрип.

Богл поделился на части. Отдельно упал тесак с отсеченной кистью. Отдельно – закованная в сталь левая рука, перерубленная между локтем и плечом. Отдельно – голова.

Безликая охнула, завыла и застучала каблуками, убегая прочь.

– Поливать надо опилки, – чихнул Пустой, вытирая лезвие меча тряпицей. – Коркин, забери тесак – хорошая сталь, две рессоры на него пошли, точно тебе говорю. Чин! – Механик поднял голову, – Жду у машины. Я тороплюсь.

Зал напряженно молчал.

27

Чин оказался великаном. Только его огромные ноги и задняя часть, которой хватило бы, чтобы поддерживать даже тушу Фёкла, на уровне внушительного брюха сужались, превращаясь в туловище седого карлика. Но даже при таком несуразном телосложении охранники рядом с ним казались мальчишками.

– Есть приходится постоянно, – кивнул Чин, закидывая в рот очередной шарик хлеба. – Иначе я рискую однажды испражнить нижней частью верхнюю.

Коркин помогал Филе. Тот снимал с тяжелого пулемета, который весил, пожалуй, как два коркинских ружья, промасленную ткань и придирчиво осматривал составные части диковинного устройства. Два запасных магазина, напоминающих низкие, выщербленные с одной стороны бочонки, и корзинка с гранатами лежали туг же, на крыше вездехода.

– Получится, – наконец кивнул Филя Пустому, который передавал стражникам Чина одну за другой глинки. – Станок встанет за люком, крепить буду на три точки. Пулемет вращается во все стороны, стрелок может находиться с одной стороны, привод удобный, но будет торчать из люка по пояс.

– Ничего, – проворчал механик, – Наденем на голову ему котел. Или вот нынешний властитель за лишнюю глинку продаст нам каску одного из стражников.

– Непременно, – обрадовался Чин, – А уж за три глинки предоставлю и доспех для стрелка. Но не пробовал его – под клинок не подставлял.

– Снимать как? – поднял голову Пустой. – Аппарат вроде не слишком тяжелый?

– Вся тяжесть в станке, – кивнул Филя, – Но он легко отсоединяется. Муфты разъемные.

– Думаешь всю орду перебить? – прищурился Чин, – А то оставайся. Будешь у меня главным охранником. Орду можно перебить и здесь. К тому же, пока она до площади Доберется, проредится. Народ в Городе ушлый. Ну ты заметил.

– Не останусь, – мотнул головой Пустой, отдавая последнюю глинку. – Ты еще проводника обещал.

– Скоро будет, – кивнул Чин, – Мое слово твердо. Иначе бы не сидел здесь. Почему тебя Богл назвал Мот? Тебя на самом деле так зовут?

– Нет, – ответил Пустой, снимая со лба черную ленту, – Не знаю своего имени, но вряд ли. Я бы почувствовал. Хотя имя это я уже где-то слышал. А вот кто такой Галаду, хотел бы знать.

– Плюнь, – махнул рукой Чин, – не забивай голову. Это как бы дух Мороси. Ну детей пугают: не будешь слушаться – за тобой Галаду придет. Но ни за кем никто не приходил. Галаду не приходил. У нас тут и без Галаду нечисти хватает. Беляки из-за пленки пока не лезут, зато собачники из-за льда выползают. Мало им дани на мосту – хотят и плату взять, и бесплатно пожрать. Да и прочая нечисть шебуршится: в развалинах, в увалах.

– Я заметил собачников, – кивнул Пустой, спрыгивая с машины. – В зале была парочка с псами на роже.

– Но они не на тебя охотятся вроде? – прищурился Чин. – Пока не на тебя. А там – кто его знает, как что обернется.

– Я ищу человека, на которого они охотятся, – заметил Пустой и поставил в машину принесенную Коббой флягу с водой.

– Ищешь – значит, найдешь, – пожал плечами Чин и неуклюже развернулся, – Ладно. Я, конечно, в твои сказки насчет базы светлых не поверил, но пытать не буду. До полудня еще час, в полдень проводник будет здесь. Каску и до– спех сейчас принесут. Если что, не поминай злым словом, я тебе все одно благодарен. О том, как ты Богла срубил, теперь легенды будут рассказывать, а я все своими глазами видел. Только чистый так сражаться не может. Богл до тебя за сотню лучших бойцов покрошил. Сдается мне, что и ты тоже переродок.

– Внутри – может быть, – пожал плечами Пустой.

– Ну-ну, – вновь набил рот булочками Чин и в окружении охранников, четверо из которых тащили ящик с глинками, побрел к своему логову.

– Ну что делать-то будем? – крикнул Филя, – На пулемет уйдет полчаса. Потом мы с Коркиным набьем магазины. Аппарат в порядке, но стрельнуть бы не помешало. Дальше что?

– Ждать, – отозвался Пустой. – Сколько у нас патронов на эту штуку?

– Тысяч пять, – прикинул Филя, – Половина с картечью. В магазин входит около тысячи. Ну и для Коркина ружья еще запас есть.

– Набивай картечью, – сказал Пустой. – Поможет тебе Рашпик. Кобба с Руком пусть посторожат машину, чтобы вам головами не крутить попусту. Я с Коркиным и Яркой пройдусь по площади. И Сишека возьму. Надо присмотреться к местному народцу, да, может, поспрашивать кое о чем. Да прикинь какую-нибудь подставку, если придется пулемет без станка использовать. Ножки, что ли. Включи голову.

Коркин шел за Пустым с гордостью. Еще бы! Народ в рядах, через которые проходил механик, тут же почтительно замолкал, бродяги рассыпались в стороны, а цены на лотках мгновенно уменьшались. На плече у скорняка висело внушительное ружье, за руку его держала красавица Ярка, а позади пыхтел с тележкой Сишек, на которую Пустой бросал неуместные в летнее время теплые одеяла. По всему выходило, что хоть Коркин и не ровня Пустому, однако все одно и не слуга. А уж если вспомнить, что с левой стороны на поясе Коркина болтался, отстукивая колено, тесак Богла или Фёкла, то были все основания для того, чтобы задрать нос Да смотреть вокруг себя с важным прищуром.

– А ну-ка, – обернулся к Коркину Пустой и, когда тот шагнул вперед, выпустив теплую ладошку Ярки, наклонился к его уху, – Скорняк, не позволяй глупости и важности сожрать твои мозги. Смотри вокруг, да не только затем, чтобы приглядывать за врагом. Хотя за нами следят двое собачников и с десяток переродков не отстают от нас, хоть и следуют двумя рядами правее. Посмотри на того же Сишека.

Коркин растерянно обернулся на старика, который толкал перед собой тележку, раздраженно сдвигая набок собственный тесак.

– Сишек опять едва стоит на ногах, – заметил Пустой, – но уверяю тебя, Коркин, что он видит все.

– У тебя голова болит, – вдруг прошептал Коркин, залившись от стыда краской.

– С чего ты взял, – напряг скулы механик.

– Зрачки расширены, – ответил скорняк. – И испарина на висках. И веки дрожат. Бабка моя целительницей была.

– У меня всегда болит голова, – шепотом отчеканил Пустой. – Сколько себя помню. Меньше, больше, но всегда болит. Вот, держи. – В ладони Коркина звякнули монеты. – У Ярки порты на коленях протерты. И куртка оборвана вся. Рубаха просвечивает на спине. Платка приличного или колпака нет. Да и белье бы не помешало: стирает каждый день по возможности и сырое на себя надевает. Я буду о ней беспокоиться или ты? Да и бусы бы ей пошли. И уши у нее проколоты. А сережек нет! Будь мужиком!

Если бы была возможность у Коркина сейчас, сию минуту провалиться сквозь землю прямо в царство страшного и неизвестного Галаду, он непременно бы это сделал. Но земля не разверзлась. По-прежнему сзади сопел Сишек с тележкой, и Ярка тыкалась носом ему в плечо, и двое собачников с отсутствующим видом изучали ремни у кожевенника в паре десятков шагов, и какие-то переродки перебирали товар через два ряда, и уставший, едва стоящий на ногах Пустой с расширенными зрачками одобрительно постукивал его по плечу и кивал на ближайший лоток, на котором была разложена одежда. «Скотина я, как есть скотина, – подумал про себя Коркин, – Куда смотрел? Ведь мог тому же Пустому продать ружье – все одно бы при Пустом и при ружье остался. А когда придет пора крышу над головой сооружать – тоже буду ждать окрика Пустого?»

– Вот, – хмуро бросил распахнувшему услужливые глаза пестряку Коркин. – Вот женщина. – Он подтащил за руку запунцовевшую Ярку. – Нужна куртка, платок, порты, рубаха, белье. Три белья. Полотенце или тряпица – лицо вытирать. И еще бусы, сережки, – скорняк покосился на вытаращившую глаза недотрогу, – серебряные. И носки из тонкой шерсти – три пары. И сапожки из мягкой кожи с хорошей подошвой. Зеркальце, гребешок. Все самое лучшее.

– Амулеты, талисманы? – изогнулся пестряк, тут же разослав тычками по рядам сыновей или служек.

– Нет, – поморщился Коркин, – Бисера давай. Ну чтобы от Мороси помогал. Или пусть одежда будет с бисером. И сладостей!

– Две минуты! – ринулся к тюкам торговец.

«Хватит ли денег?» – с тревогой стал мусолить монеты Коркин, но, когда Ярка до боли стиснула ему предплечье, решил – если не хватит, тут же подойдет к ухмыляющемуся Пустому, снимет с плеча и протянет ему ружье. Но денег хватило, и даже осталось.

Пустой, который стоял рядом и одобрительно кивал, глядя, как чуть ли не десяток торговцев прыгает вокруг скорняка, в итоге все-таки разгладил лицо в улыбке и даже выудил, к разочарованию Сишека, со дна тележки глинку, которую и вручил пестряку. Ярка, у которой в руках оказался целый узел бесценного, на ее взгляд, добра, вдруг расплакалась. Коркин и сам уж едва сдерживал слезы, поэтому, пользуясь тем, что Пустой склонился над очередным лотком, на котором лежали всякие, на взгляд скорняка, вовсе никуда не пригодные железяки, отнял у Ярки узел, водрузил его на тележку к Сишеку и принялся крутить головой, приглядывая и за собачниками, и за переродками, и за всеми торговцами, что расхваливали свои товары поблизости.

И все-таки неладное первым заметил механик. Он уже успел набросать в сумку, что висела у него на плече, разных железок, когда остановился, всматриваясь куда-то поверх голов собачников, которые тут же растворились в толпе. Между лотками в сторону спутников двигались стражники. Их каски были видны издалека. С ними шел кто-то столь же высокий, с накинутой на лицо тонкой тканью. Лоб его перетягивала алая лента.

– Ну вот тебе и раз, – раздраженно пробормотал Пустой, – Мне дадут нормально походить по торжищу? Кому я еще не угодил? Кто это? Для Хоны высоковата…

Коркин, решительно задвинув ойкнувшую Ярку за спину, начал снимать с пояса неудобный и тяжелый тесак. Охранники разошлись в стороны, лотки на два десятка шагов во все стороны почти мгновенно исчезли вместе с торговцами, и из-за спины неизвестного, сжимавшего в руках два коротких, в локоть, клинка, высунулся старик – управляющий списками.

– Ну вот, – расплылся он в улыбке, – а вы говорили, что нет никого. Однако есть!

Все, что произошло потом, вряд ли заняло больше пяти секунд, но, если бы Коркин попытался описать все, что он увидел, жест за жестом, ему бы не хватило и десяти минут. Скорняк двинулся в сторону, сдвигая Ярку, чтобы не мешать Пустому ринуться в схватку, но схватка участия механика не потребовала. Мечи неизвестного лязгнули о тесак Сишека. Вечно пьяный седой бражник вдруг обратился в ловкого воина. Он выдернул из-за пояса тесак мгновенно, изогнулся, пропуская один за другим два удара над головой, попытался ударить сам, а потом полетели искры, закружился смертельный танец, в котором Сишек хоть и играл не главную роль, но почти не уступал гибкому, быстрому и сильному противнику. В какой-то миг Коркин, вытаращивший глаза, вовсе перестал разбирать, кто есть кто в позвякивающем клинками вихре, как вдруг все прекратилось. Вечно пьяный и неряшливый Сишек рухнул на камень, захлебываясь кровью. Только его предсмертный взгляд, устремленный на противника, не был пьяным. Это был взгляд воина, который погиб в честном бою. Вдруг оказавшиеся крепкими и сухими губы разомкнулись в последний раз, вымолвили короткое слово на неизвестном языке и сомкнулись навсегда. Морщинистое лицо старика разгладилось и обратилось в непривычно гладкое лицо светлого.

– Он сказал «дрянь»! – удивленно проговорил за спиной Коркина Пустой, – Он сказал – «дрянь» на языке светлых!

– А ты как думал?

«Ну, конечно! – подумал Коркин, глядя на незнакомку, – Это женщина! У нее женский голос! У нее стройная женская фигура! Это женщина!»

– Он же светлый, – Неизвестная быстро и ловко обыскала труп, вытащила что-то у Сишека из-за пазухи, выдернула из руки тесак.

– Держи, пригодится, – протянула тесак Ярке рукоятью вперед и перевела едва различимые сквозь тонкую ткань глаза на Пустого. – Йоши-Ка. Светлый. Эмпат высшего уровня. Уж не знаю, механик, кто оставил след на твоей груди, а на моей груди отметку делал он.

– Ну все, – хмыкнул старик, – поединок закончен. Сейчас тут приберут. Схватка была что надо, но после Богла удивить меня уже трудно.

Охранники развернулись и двинулись обратно к логову Чина.

– Так это ты вызывала светлых? – понял Пустой, – Весь состав базы?

– Всех, кого видела, – Она шагнула вперед, подошла почти вплотную, одним жестом сдвинула в сторону и Коркина, и Ярку, почти уперлась высокой грудью в грудь механика. Остановилась, замерла, словно что-то высматривала в Пустом с расстояния в две ладони или запах его запоминала. – Всех вызвала, кого запомнила. Ты чем-то недоволен, механик?

– Сишек, даже если его звали Йоши-Ка, и даже если он был светлым, однажды спас мне жизнь, – ответил Пустой.

– Когда-то я думала примерно так же, – Она рассмеялась, – А теперь скажи мне, воин, ты ничего не чувствуешь?

– Чувствую, – Пустой явно был озадачен, – Впервые за последние годы моя голова не раскалывается от боли.

– У меня она перестала болеть, когда я убежала от светлых. – Незнакомка прекратила смеяться, – Здравствуй, механик. Я твой проводник. Зови меня Лентой.

28

– Да, это я, – сказала светловолосая и глазастая незнакомка, которую Пустой представил именем Лента, посмотрев на предъявленную картинку, затем сунула ее в сумку, висевшую на поясе, и с сожалением развела руками: – Но Тебя я не помню, механик. Тебя я вижу впервые.

– Там, на стене, я видел имена… – Пустой, который странно переменился после гибели Сишека, говорил непривычно медленно и негромко, – Кто эти люди?

– Светлые, – ответила Лента, – Не знаю, все ли, что присутствуют в Мороси либо поблизости, но все, кого я видела. А я видела шестерых. Теперь их осталось пять. Тех, кого я знаю. Но в принципе убить я хотела бы двоих. Или всех.

Она говорила о смерти легко. Ничто не дрогнуло в зеленоватых глазах.

– И ты убила Сишека, – продолжил Пустой.

– Его звали Йоши-Ка, – покачала головой Лента, – Еще я хотела бы убить Нотту. Я сама додумалась назвать ее Нотта-Ра, потому что она точно светлая. Когда я ее знала, ее звали просто Ноттой. Остальные… Остальных я бы убила, чтобы они не мешали убить Йоши-Ка и Нотту. Все зависит от обстоятельств.

Она сверкнула глазами. Филя, которого Пустой одного оставил при разговоре с загадочной проводницей, судорожно сглотнул. У него никак не укладывалось в голове, что Сишек был светлым, что он только что сражался с этой девчонкой, на поиски которой Пустой и отправлялся в Морось. И что сражался вечно пьяный бражник так, что дал бы бой и самому Пустому. Но вот Сишека нет, Сишек оказался светлым, пьяным он никогда не был, потому что был приставлен к Пустому с какой-то целью, отчего у Пустого постоянно болела голова, а Сишек казался из-за того, что он делал, пьяным. Теперь голова у Пустого не болит, и зрачки у Пустого теперь обычные. И уже не кажется, что за его усмешкой раскинута бездна. Пустой говорит медленно и тихо и то и дело касается пальцами собственных висков, как будто не верит в окончание мучений. Как же Филя проглядел старика? Ведь он всегда знал, что Сишек непохож на лесовика. У него и глаза были как у Пустого. Как у светлых. И у этой девчонки глаза как у светлых. Они похожи с Пустым. Не так, как брат и сестра, но как люди… из одной деревни. Одного племени.

– С Сишеком ты поговорить не захотела, – понял Пустой.

– Сишек был очень опасен, – скривила губы Лента. – Йоши-Ка был очень опасен. Если бы у него была хоть минута, он мог бы заставить человека убить самого себя.

– Но не тебя? – прищурился Пустой.

– На меня ему потребовалось бы больше времени, – усмехнулась Лента. – Он бы не успел.

– Ты не назвала еще одного имени, – напомнил Пустой. – Яни-Ра.

– Я никогда не слышала этого имени, – пожала плечами Лента и махнула рукой куда-то на запад, – На их базе ее не было. Или я ее не видела. Всех остальных я видела и помню.

– Получается, что светлых было семь? – задумался Пустой.

– Какая она, эта Яни-Ра? – спросила Лента.

– Маленькая, стройная, – попробовал описать светлую Пустой. – Меньше ростом, чем Ярка, но жесткая. Властная, резкая, очень умная. Может быть, самая умная среди светлых. А внешне… Не красавица, но и не уродка. Обыкновенная.

– А остальные? – прищурилась Лента.

Она все время вглядывалась в лицо механика. Рассматривала его волосы, брови, глаза, нос, губы, следила взглядом за жестами. Смотрела так пристально, что механик даже слегка покраснел. Филя не верил своим глазам.

– Остальные? – пожал плечами Пустой, – Вери-Ка немногим младше Сишека. Худой, остроносый, любвеобильный. Рени-Ка – высокий, крепкий, чванливый, рыжий. Твили-Ра – высокая, красивая, но очень тонкая и хрупкая. Капризная. Она числилась у светлых старшей, но заправляла там у них скорее все-таки Яни-Ра. Йози-Ка – молодой, чернявый, слегка суетливый. Там, где была моя мастерская, за границей Мороси, светлые держали крохотную базу. Они Дежурили там посменно.

– Да, – задумалась Лента, – Я их всех помню. Всех, кроме Яни-Ра. Когда я… была с ними, там заправлял Йоши-Ка. Яни-Ра я не видела. Но Нотта – не она. Нотта была высокой, но не хрупкой. Она была не просто красивой: она была совершенной. Я никогда не видела таких красавиц, как она.

– Но сразу скажу тебе, механик, я ее видела не здесь. Очень далеко отсюда. В других краях. Хотя повторюсь, у меня нет сомнений, что она светлая. Так что, может быть, светлых здесь все-таки только шесть?

– Что это за края? – понизил голос Пустой.

– Зачем тебе знать? – наклонила голову Лента и стянула со светлых коротких волос платок.

– Я ищу собственное прошлое, – объяснил Пустой.

– Но в моем прошлом тебя нет, – усмехнулась Лента.

– Но откуда-то у меня взялась твоя картинка? – сдвинул брови Пустой.

– Фотография, – поправила его Лента, – Тебе знакомо это слово?

– Фотография, – повторил Пустой, – Фото. Ты знаешь этот язык. Значит, у нас общее прошлое!

– Но в моем прошлом тебя нет! – резче повторила Лента.

– Подожди… – Пустой вновь потер виски, – Подожди. Помнишь, что ты сказала в самом начале? Ты сказала, что у тебя точно такая же отметина на груди, как у меня! Откуда ты знаешь о моей отметине?

– Я была у Бриши, когда она пыталась всколыхнуть твою муть, – призналась Лента. – Наблюдала за тобой. А потом ушла сюда. Старуха не смогла тебя разглядеть, значит, ты можешь оказаться не тем, кем кажешься, или не тем, кем считаешь себя сам. А отметина – это просто. У светлых есть такой прибор. Насколько я поняла, он делает экспресс-анализ. Генетический код, другие параметры. Попутно стирает память. Может и убить. Тебя, как видишь, не убили. Значит, ты был зачем-то нужен.

– Ты тоже была нужна? – прищурился Пустой.

– Может быть, – усмехнулась Лента, – А может быть, у них не поднялась рука убить ребенка. Это было уже очень давно, Пустой. Я прожила в Мороси половину жизни. И мой опыт говорит мне о том, что верить переродкам нужно с оглядкой.

– Я – переродок? – удивился Пустой.

– Человек не может так сражаться, – с ухмылкой покачала головой Лента. – Я видела твой бой. К тому же Бриша не разглядела тебя. И Сишека. Ты видел, чем с ним кончилось? Но против тебя у меня вряд ли будет много шансов.

– Она не разглядела и Рашпика с Коббой! – напомнил Пустой.

– Кобба – не человек, хотя это и не повод махнуть на него рукой, – хмыкнула Лента. – А Рашпик слишком толстый. Возможно, у них обоих полно грязи внутри. Ничего, мы с тобой разглядим обоих.

– Мы с тобой, – повторил Пустой, – Хорошие слова. И все-таки рассказать о своем прошлом ты мне не хочешь?

– Сначала ты должен вспомнить свое, – покачала головой Лента, – А вдруг окажется, что ты убийца? Вдруг окажется, что ты должен убить меня? Вон эти мерзкие собачники переворачивают всю Морось, чтобы добраться до меня. И никого не волнует, что я убила негодяя, и убила его за дело!

– Я вижу, что и тебя это волнует не слишком сильно, – понял Пустой.

– Ты хотел, чтобы я жалела растоптанный кусок дерьма? – удивилась Лента.

– Я хотел бы, чтобы ты отвела меня к базе светлых, а может, и к Бирту, – твердо сказал Пустой, – Хотел бы, чтобы ты рассказала мне о своем прошлом или хотя бы помогла вернуть мне мое прошлое. Ведь ты как-то свое вернула? Такая же отметка на груди, как у меня и у тебя, есть и у Коббы, но он свою получил больше тридцати лет назад! К нему память почти вернулась, но меня не устраивает столь долгое ожидание!

– А ты уверен, что твое прошлое стоит того, чтобы его возвращать? – прищурилась Лента.

– А если оно поможет мне вернуться туда, где остались Родные мне люди? – спросил Пустой.

– Родные люди, – как эхо пробормотала Лента. – Если они еще остались. А ты не думал, что легче не знать о своих Родных, чем знать и не иметь возможности вернуться к ним?

– Кто тебе сказал об этом? – напрягся Пустой.

– Йоши-Ка, – ответила Лента. – Еще до того, как он лишил меня памяти. У них было слишком много хлопот со мной. Но мне удалось бежать. Меня очень трудно остановить.

– Всякая дорога может быть пройдена в обе стороны, – упрямо заметил Пустой. – Если можно попасть сюда, значит, можно и выбраться отсюда.

– А дорога от рождения к смерти? – усмехнулась Лента. – Она тоже в две стороны?

Пустой перевел взгляд на Филю. Мальчишка закрыл рот, постарался сделать умное лицо и развел руками. Действительно, от смерти к рождению еще никто не возвращался.

– Ты поможешь мне? – опять спросил Пустой.

– Вспомнить или добраться до места назначения? – спросила Лента.

– И вспомнить, и добраться.

– Хорошо, – Она задумалась на мгновение, – До базы добраться сложно, но можно. Хотя я давно там не была. Пленки меняются, то, что вчера казалось забавой, сегодня может быть забавой смертельной. Но за шестой пленкой твоя машина не поедет. Там не работает никакая электроника. Там вообще странные места.

– Мы пойдем пешком, – решил Пустой, – Скажу светлым, что они дали невыполнимое задание. Пусть забирают свою машину сами.

– До шестой пленки еще надо добраться, – задумалась Лента. – Потом ее надо преодолеть. Да и дальше… Но до базы я тебя доведу. А вот до Бирту… Туда никто не ходит. Точнее, туда почти никто не ходит. Есть один проводник. Но вот согласится ли он? Я познакомилась с ним, когда убегала с базы и случайно забрела в самую глубь Мороси. Там и вспомнила все. На девятой пленке. Не хотела бы я попасть в нее еще раз. А вот тебе, похоже, девятой пленки не избежать, если ты хочешь все вспомнить.

– Хорошо, – кивнул Пустой, – Ты ведешь меня к базе светлых, а потом к тому проводнику. Там я с тобой и рассчитаюсь.

– К проводнику отведу. – Лента задумалась, – Но я не уверена, что он отведет тебя к Бирту. Он не любит ходить туда попусту. Он не всякого поведет туда, если вообще сможет отвести. Меня он вести туда отказался. Да и, как он сказал, не каждый может пройти девятую пленку.

– Значит, я упрусь в нее лбом! – повысил голос Пустой.

– А вот это мне нравится, – усмехнулась Лента, – Голову нужно подключать к каждому делу. Может быть, и проводнику это понравится. Признаюсь, не согласилась бы на предложение Чина, если бы не видела, как ты сражался с людоедами. Ты первый, кто показался мне… равным.

– Ты скромная девушка, – кивнул Пустой. – И явно тоже относишь себя к переродкам. К тому же красавица, в отличие от подруги того же Богла. То что надо на трудном пути. Хоть глаза будут отдыхать. Но имей в виду, что в моем отряде я полностью доверяю только вот этому парню, Коркину да ящеру Коркина. Ну, может быть, еще и Ярке. И хотел бы доверять тебе.

– А я не доверяю никому, – жестко отрезала Лента.

– Пока никому! – поднял палец Пустой, – Ладно. Сейчас уже отправляемся. Прежде чем позову спутников, подскажи мне вот что. На базе светлых возле моей мастерской я нашел… фотографию. Я не знаю, кто на ней изображен, я не помню этого человека, но что-то мне говорит, что он, этот человек, очень дорог мне. Был дорог. Когда-то был дорог, хотя дорог с какой-то болью. Вот, посмотри.

Пустой протянул Ленте картинку красавицы. Девчонка смотрела на нее с минуту. Смотрела, напрягая скулы и щуря глаза. А потом подняла взгляд и с улыбкой, которая ей далась нелегко, сказала:

– Это и есть Нотта, механик. Кстати, Нотта – на языке светлых ничто, никто, обманка, мираж, шутка, розыгрыш.

– Это слово я как раз знаю, – задумался Пустой.

29

Отряд двинулся на запад через час после полудня. В машине стояла напряженная тишина, хотя подавленным выглядел только Рашпик. Еще за обедом, выслушав, что рассказал Коркин о схватке посреди рыночной площади, он почесал затылок и, подергав цевье дробовика, недовольно заявил, что, если завтра кто-то скажет, что он не обыкновенный лесовик Рашпик, а какой-нибудь Рашпик-Ка, и бросится на него с мечом, оправдаться будет очень затруднительно.

– Однако Сишек и в самом деле был себе на уме, – процедил Кобба, который, как обычно, пристроился в тенечке и прикрыл глаза. – Я, конечно, раньше его не знал, но всю неделю он казался пьяным, а вот перегаром от него не пахло. Во фляжке старик хранил воду. Филя с ног сбился – все искал, где старик заправляется. Да и рожей Сишек на лесовика не был похож. Если бы не морщины… Глазастым был Сишек, как светлый. И старость его была не то что напускной, но какой-то странной. Вспомни, как он прыгнул к пульту, чтобы открыть стекло? Как мальчик подскочил. Нет, с Сишеком и в самом деле было нечисто. Да и кто ему мешал признаться во всем у того списка? Или вернулся бы в вездеход, заперся и сидел бы, как мышь в бочке с клубнями.

– Чего ж он тогда не растаял, если он был светлым? – скривился Рашпик. – Или мне тогда почудилось на крыше, что светлые могут таять?

– Не растаял – значит, не смог, – пожал плечами Кобба, – Пустой вон тоже глазищами на светлого похож, однако не растаял до сих пор. Да и эта новая… проводница… точно на вид из светлых. Ну разобралась она с Сишеком. Однако все сделала, как я понял, по местным законам.

– Хотел бы я сражаться так, как Сишек, когда мне будет лет шестьдесят, – вздохнул Коркин и посмотрел на машину, в которой уединились Пустой, Филя и новая проводница. – Впрочем, я и теперь, как оказалось, в этом деле и мизинца Сишекова не стою.

– Ты проживи еще до шестидесяти, – проворчал Рашпик, а Ярка, которая в новых нарядах смотрелась богатой невестой на выданье, тут же вцепилась в рукав скорняка и зашипела на Рашпика, как водяная крыса.

– Свадьбу вам надо сыграть, – заметил Рашпик и на всякий случай отсел подальше от шипящей недотроги.

Разговор прервался сам собой, каждый задумался о своем, да и было о чем подумать. Тот же Пустой сразу, едва привел проводницу, сказал, что дальше будет трудно и более удобного случая оставить отряд не случится. Если кто слаб, лучше отстать сейчас.

– Подумайте, – повторил он, – Здесь можно жить. Кто останется, дам две сотни монет, на первое время хватит. А вот что будет дальше на нашем пути, не знаю.

– На меня смотрел! – разволновался Рашпик, когда Пустой скрылся с собеседниками в машине, – Точно на меня. Я бы остался, да вот только как теперь останешься? Да тут последний малец уже нас в лицо запомнил. А теперь представь себе, что орда покусала-таки окраинные кварталы. Кто будет виноват? Орда? Нет, те, из-за кого она сюда пришла. А пришла она сюда из-за механика и его дружков. Значит, Рашпик, конец прогулки. А собачники? Вон они крутятся. Девку эту ищут? Как же. Распознали, что мы их дружков у дома Вотека положили. Кто виноват? Механик и его дружки. Опять же конец прогулки. Смотрим дальше. Бабу без лица видели? Видели. Думаете, она другого переродка себе не найдет? Такого, может, и не найдет, да мне и другого хватит, вроде Хереста. И вот скажет она своему новому дружку: обидел меня тут один механик, но сам куда-то сдернул, а оставил после себя толстяка Рашпика. Давай-ка, дорогой, сделаем из него похлебку.