Текст книги "На мотоциклах «Урал» вокруг света"

Автор книги: Сергей Синельник

Соавторы: Александр Синельник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Его верные слуги, туземцы, на протяжении всего огромного расстояния до Багамойо, несли на руках его набальзамированное и иссушенное тело. Достигнув Индийского океана, Сузи и Чума передали тело Ливингстона в руки капитана английского корабля, а с ним и все сохранившиеся записки, дневники, коллекции и карты великого путешественника и миссионера.

Трудно передать то, что почувствовал я, когда увидел поворот с указателем направления к мемориалу Ливингстона. Когда мне было 12 лет, я впервые узнал о Ливингстоне и о его интересной, переполненной открытиями, жизни. Удалось прочесть множество изданных его и о нём книг, узнать о нём всё что можно было, и с тех пор я уже просто не мог расстаться с мечтой об Африке.

Сердце Ливингстона осталось в центре «Чёрного континента», а тело его предали земле в Вестминстерском аббатстве – усыпальнице великих людей Британии. Его деяния увековечила мраморная доска над могилой, с надписью: «Перенесённый верными руками через сушу и море, покоится здесь Дэвид Ливингстон, миссионер, путешественник и друг человечества. Тридцать лет его жизни были посвящены неутомимому стремлению распространить Евангелие среди народов Африки, исследовать неразгаданные тайны и уничтожить торговлю невольниками, опустошающую Среднюю Африку».

Посвящается тому, кто отдал своё сердце Африке!

В нескольких километрах от дороги, по которой мы ехали, проходит граница республики Конго, в которой уже бесконечно долго идёт гражданская война. Соседние страны как могут отграничиваются от такого беспокойства, хотя, как тут устроишь границу – пустыня, саванна, безграничное пустое дикое пространство!? Мы ехали по Замбии – незасивимой, мирной стране, поэтому вдоль дорог здесь стоят вооружённые до зубов солдаты, стоящие на страже замбийской территории. Возможно именно здесь, на месте нынешней асфальтированной дороги, в далёком прошлом проходили пути работорговцев. По ним вели колоннами тысячи обречённых на унижения и страдания чернокожих людей, вели к невольничьим рынкам и факториям, расположенным на океанском побережье…

То были взрослые и дети, мужчины и женщины, люди разных народностей, перемешанные общей бедой, – многие из них падали от истощения и невзгод, обрушившихся на них, и переломавшие их жизнь. Устилая этот кровавый путь костьми людей, работорговцы – арабы и белые, зарабатывали себе «на жизнь». Более сильные пленные продолжали идти навстречу новой жизни в неволе, чтобы больше никогда не увидеть своей родины.

Работорговля всегда была присуща внутренней жизни многих африканских племён, даже когда там не было европейцев, у которых, впрочем, тоже в древности работорговля была нормой – в результате войн друг с другом, у всех народов, законной добычей для победителей были рабы. Но когда на «чёрном» континенте появились белые, то большинство из них вместо того, чтобы сеять добро и свет учения Христа, начали только расширять торговлю людьми, поставив её поистине на «промышленный» лад: внутренние войны между племенами только стимулировались, чтобы рабов у победителей было больше и больше, для подкупа местных князьков и дельцов белые «предприниматели» пускали в ход дешёвые европейские товары и «горящую» воду – спирт.

Размеры работорговли в Африке достигли масштабов эдакого непрерывающегося постоянного «потока», когда плантации Вест-Индии, Новый Свет, стали нуждаться в дешёвой рабочей силе. Колесо новой истории закрутилось, и, конечно же – куда ему считаться с судьбами миллионов людей, с многовековыми древними культурами, с древнейшими языками, которые хранились внутри огромной Африки до появления там белых!

Вероломная эксплуатация «чёрного дерева» длилась в колоссальных масштабах с конца XVI до начала XIX века. Невольничьи корабли отходили один за одним битком наполненные человеческим грузом от западного и юго-восточного побережья Африки, а «цивилизованные» европейцы и американцы подсчитывали при этом доходы. Так что все богатства расфуфыренной Европы и прогрессивной Америки тех веков сделаны на «кровавые» деньги.

Унизительный способ наживы заставил белых забыть что они – христиане. Чего просили они у Всевышнего в своих молитвах, если при этом их корабли шли по океанам везя в трюмах тысячи тысяч людей превращенных в товар?!

Непонятно, почему в XIX веке политика работорговли вдруг резко меняется. Что-то произошло в белом цивилизованном мире. Стали появляться некие гуманисты – аболиционисты, страстно вопиющие о равенстве и требовавшие немедленного освобождения рабов. Интересно только, где они были раньше, или уж действительно сознание в те тёмные века ещё никак не способно было понять, что человек с любым цветом кожи – это человек, а не животное?! Или это просто у всей «просвещённой» Европы и Америки изменились тактические и стратегические задачи?

В ходе гражданской войны 1861–1865 годов в США, войны между Севером и Югом, рабство было отменено, и негры получили формальную свободу, но что они должны были с ней, с этой свободой, делать, куда «девать»?! Подавляющее большинство людей не знали, не понимали, и не знают до сих пор: освободившихся негров обратно в Африку никто, конечно же, вывозить не собирался, так как это дело весьма затратное, кропотливое и нелёгкое. Да и кто их теперь там ждёт – на бывшей родине? Так и остались африканцы в Америке, став её гражданами. Многие новоявленные граждане возвращались обратно к господам на службу, кто-то пытался начать жить самостоятельно…

Так в новых Соединённых Штатах негроидная раса стала бесконтрольным «козлом отпущения». Всё увеличивалась преступность в больших городах – это негры стали приспосабливаться к новым условиям жизни. Да, и что происходит в современном мире, в Америке? По большому счёту, негритянские кварталы в США и Европе, это лишь отголоски прошлого, таков закон пропорционального возврата тех грехов европейцам и американцам, считавших себя тогда всемогущими. Когда всё только начиналось – в XVI, XVII веках – думалось, что весь «живой» товар после «использования» в хозяйстве, на плантациях, просто будет вымирать – свои территории белые отводили для заселения только себе самим, но никак не неграм-рабам.

И какой человек получится, если смешать кровь негра, индейца, европейца, американца воедино? Наверное, сирота?!

* * *

Когда подходит время останавливаться на ночлег, мы съезжаем с дороги в сторону и прокладываем в свете горящих фар дорогу через кустарник. Находим ровную площадку и дружно устанавливаем палатку, варим нехитрый ужин. А потом под звёздным небом сидим у импровизированного стола – у расстеленной клеёнки, и поглощаем картофель, только что приготовленный на примусе. Усталые после дневной езды, мы делимся каждый своими впечатлениями. И течёт беседа.

Это одни из лучших моментов в походной жизни, когда трудности остаются на втором плане, и наступает отрадный час тихого отдыха. Тишину и покой нарушают только стрекотание цикад и жужжание комаров. Стоит только оставить палатку открытой на несколько минут и в неё, привлечённые теплом и светом, набьются тысячи тысяч всякой живности? Всевозможные насекомые: чёрные гусеницы, величиной с ладонь – непонятно, чего им-то здесь, у нас в палатке, надо; скорпионы, огромные жуки-носороги, пауки, а главное – комары, несущие в себе страшную малярию. Здесь также водится столько змей – увидеть змею просто, а самая опасная среди них – чёрная мамба.

Нас окружают акации с искривлёнными, как те змеи, ветками и стволами, конусообразные термитники, словно заводские трубы в городах. Природа напоминает мне сейчас театральное представление среди естественных декораций.

Главное действующее лицо в этом акте – это луна, которой уступило место раскалённое дневное солнце. Темнота со сверкающими звёздами – это как будто бы бархатный чёрный занавес, прикрывший уставшее от дневных забот светило – настоящий и единственный источник жизненного тепла и радости.

Вот лягушки затянули свой вечерний концерт. В этой прекрасной идиллии дневные твари уступают место ночным. Тут и там порхают какие-то мелкие птицы яркого оперения, блеснут своим цветастым нарядом в тусклом свете фар и исчезают. Наверное, спешат в свои гнёзда, завершив каждодневные птичьи хлопоты, а может – только вышли на охоту!?

Наблюдаю и любуюсь красотой и великолепием природы. Как чудесно устроен мир! Какое богатство красок! Какая грация в каждом движении пернатых, радости наблюдать их, и восхищаться ими, нет границ. Нам дано такое счастье и право жить на Земле! Нам Господь Бог дал эти умения видеть, слышать, двигаться, чувствовать, дал силы для борьбы. Да, мы, люди – счастливейшие из тварей земных! И всё же мы не упускаем повода быть недовольными и несчастными вместо тою, чтобы славить Творца за такой подарок нам – как жизнь!

Ночь. Я пробираюсь через заросли на виднеющийся вдалеке огонёк. Приближаясь вижу, сквозь причудливые ветви, пламя костра и мечущиеся тени вокруг него. Что это и кто? До меня доносится дробь тамбуринов. У костра – туземцы. Но очень странно они смотрятся в своих нарядах!? Вначале ничего не могу понять, но чем больше вглядываюсь в силуэты людей, догадываюсь: в качестве набедренных повязок – пучки какой-то травы, чёрные руки, и лица разрисованы краской. Среди предметов обихода и оружия не вижу ничего современного: топоры, луки, копья, разная утварь из дерева, костяные штучки, посуда из тыкв, из других плодов. Люди жарят коровье мясо, запах и дым от их приготовлений расстилается по всему лесу. Хочу обойти вокруг маленькую деревушку, чтобы иметь полное представление – куда я попал. Хижины окружает забор из веток и стволов деревьев, из некоторых строений доносится звучное пение под аккомпанемент тамтама – здешнего ударного инструмента. Обхожу. И вижу ещё один костер, поменьше того, который в другом конце деревушки, – возле него сидит человек, по виду европеец. Пробираюсь поближе, раздвигаю ветки, вглядываюсь в загорелое лицо путешественника – что это! – знакомые черты. Неужели это он!? Ливингстон?

Я протёр себе глаза, ждал пока он поднимет лицо, но человек всё сидел и делал пометки в записной книжке. Наконец он оторвался от записей. Его умное лицо обрамляли густые бакенбарды, его добрые задумчивые глаза время от времени вглядывались в одну точку, будто бы он что-то видел в окружающем тёмном пространстве. Чем больше я вглядывался в этого человека, тем более убеждался, что передо мной – знаменитый путешественник!

Я стал мучительно вспоминать – как же сам оказался в лесу, вдалеке от своих мотоциклов, от своей палатки со спящими ребятами. В голове всё перемешалось, почему-то не думалось – ведь ещё надо будет отыскать наш лагерь.

Ливингстон, а это был именно он, поглядел в мою сторону, его внимание привлёк шорох, мои движения были неосторожными.

– Кто тут? Who's that? – вопрошал он. Я молчал, не решаясь выйти на свет. Сколько было мечтаний пройти по тем же тропам, по тем странам, которые прошёл этот удивительный человек, мечталось хотя бы ступить там, где ступал он, но о встрече – разве думалось? И вот он здесь, у костра, и это – реальность! Я не стал больше медлить и тихо вышел из темноты и встал возле костра:

– Добрый вечер! – приветствую его и думаю про свой слабый английский, но в ответ – ничего: Ливингстон, казалось, не замечал меня, через секунду он снова опустил голову и продолжал дневниковые записи. Я тем временем пытаюсь понять – в какой период жизни застал его.

Своё первое выдающееся путешествие Ливингстон предпринял в сентябре 1854 года. Он проделал путь из Центральной Африки до Западного побережья, а потом – двинулся к восточному побережью, преодолев в общем сложности 6435 км. Начал свой путь Ливингстон из Линьянти, столицы Секелету, страны, которая расположилась на берегу реки Квандо – притоке Замбези, он прошёл через селение Сешеке, а оттуда на лодках – вверх по реке Замбези. На этом пути его верными спутниками и помощниками были 19 человек из племени Макололо, которых ему дал вождь Секелету, друг Ливингстона. Достигнув по реке селения Шинте, путешественники далее продолжали путь уже по суше, через центральноафриканский водораздел. Порою они встречали сопротивление со стороны враждебных племён, но всё обошлось.

Ливингстон заболел малярией, носильщики Макололо мечтали вернуться обратно на свои земли, они устали от чужой земли, от враждебной обстановки. Но Ливингстона ничто не могло остановить, уверенность и сила воли не покидали его ни на минуту. С большими трудностями экспедиция добралась до Луанды, это Ангола – колония Португалии. Спутники Ливингстона, те, что из племени Макололо, увидев ширь и тающий горизонт Атлантического океана, были уверены, что достигли края света. Позже они весьма гордились перед своими соплеменниками таким достижением.

Пробыв в португальской Луанде 4 месяца, Ливингстон возвращается в Линьянти тем же путём. На это обратное путешествие, ушел ещё один год. Получив серьёзную поддержку в лице вождя Макололо Секелету, он, в сопровождении уже 100 носильщиков, вдоль реки Замбези, дошёл до устья реки и до Индийского океана, до португальской фактории Килимане. Это было в мае 1856 года.

Вторая – наиболее продолжительная, великая экспедиция по Замбези, длилась 6 лет. В ходе неё Ливингстон исследовал большой участок этой реки, от Индийского океана до поселения Мпенде, а также вышел на озеро Ньяса, ныне называемое Малави. Этот поход был в целом неудачен, он затянулся и затраты на него истощили весь доступный бюджет Ливингстона.

Пароход «Ма Роберт» затонул, следовавшая за Ливингстоном жена умерла. Отношение к нему в Англии резко ухудшилось. Но Ливингстон не унывает и начинает готовиться к новым исследованиям. На этот раз объектом изучения и исследования он выбирает Центрально-африканскую речную систему. В апреле 1867 года ненадёжные носильщики, покинувшие путешественника, вернулись на остров Занзибари распространили слух о его смерти.

Ливингстон, оставшись без лекарств, сильно заболел, но благодаря своей железной воле и любви к жизни, остался жив, и продолжал путешествие. Он исследовал озеро Танганьика, а также озёра Мверу и Бангвеоло; но выяснить – где истоки Нила и Конго, Ливингстон так и не успел. Невозможно оценить всё, что сделал этот великий путешественник, обогатив географию, этнографию и расширив познания об Африке, как никто другой. Там, где один путешественник встречал на пути недоверие, унижение и вражду, Ливингстон пользовался уважением и расположением дикарей. Африканцы любили его и часто приходили к нему на помощь. Там, где самоуверенный и вероломный путешественник или предприниматель действовали ружьём, Ливингстону опорой был его непререкаемый авторитет и собственное слово, вера в Бога и молитва. История исследований нашей планеты не изобилует такими личностями, которые силу христианской морали показывали не на словах, а собственными примерами и делами! Во всяком случае, в моей памяти таких немного. Это Владимир Клавдиевич Арсеньев – исследователь нашего Приморья, учёный, талантливейший писатель, фотограф. А ещё – Николай Николаевич Миклухо-Маклай – русский исследователь Полинезии, выдающийся учёный и художник XIX века. Светлая им всем память! Именами такими может гордиться каждый русский человек. Быть может, Арсеньев и Миклуха-Маклай чем-то схожи с Ливингстоном? Прежде всего, своим стремлением помочь первобытным народам планеты, а когда нужно – и самоотверженно встать на защиту их интересов.

Время шло. Я прикоснулся к вечности и ощутил, как она увлекает в свои объятия множество жизней. Бесконечность, разве уразуметь твой предел? Мысли путаются: «Кто вы на моём пути? Какую подлинную и неведомую роль играете в моей жизни? Или, может быть, я строго задуманный элемент в великой драме человечества?! – возглас в пустоту. – Если я – всего лишь мазок кисти чьей-то великой руки, точно также как и мазок красками моей кистью на бумаге?»

Передо мной сидел выдающийся человек, почему же я его ни о чём не спрашиваю или, только взглянув на него, я уже многое сумел понять? Но вопрос вырвался:

* * *

Утро огласил то ли собачий лай, то ли вой. Солнечные лучи, поблёскивая, играли на мотоциклах. Мы быстро сворачивали палатку и привязывали вещи к багажникам. Быть может Африка – это долгий жизненный путь? Мы продолжали свой путь. Каждый из нас был предоставлен своим мыслям. И вдруг, на ходу, на скале я увидел знакомый силуэт! Но не успел хорошенько вглядеться в фигуру путешественника, как он растворился в ярких лучах солнца, а набегающая дорога заставила меня отвернуться. Что это со мной? Может быть моё воображение разыгралось от бессонных ночей, или это Африка навеяла на меняя свои чары?!

Наша жизнь в городе под названием «Ливингстон»

Утром, 4 мая, мы въехали в город Ливингстон. Он назван так в честь того, которому была посвящена предыдущая глава в моём повествовании. Меня oxватывает лёгкое волнение. Когда-то на месте этих современных зданий, которые мы видим, двигаясь по главной улице, стояли одни туземные хижины. На месте сегодняшних супермаркетов жители толкли зерно и разделывали туши диких антилоп.

Времена меняют облик строений, местность, а также уклад жизни людей и их умонастроение. Но дух великого путешественника Дэвида Ливингстона всегда будет незримо присутствовать в этих местах, привлекая к ним всё новых и новых открывателей тайн.

И сейчас не быт людей и не их жилища меня интересовали в этом городе. Взгляд мой искал столбы водяного пара, поднимающиеся от водопада Виктория. До него, до реки Замбези, от города 11 км.

И вот – я увидел эти столбы водяной пыли! Несмотря на такое расстояние, это чудо природы чувствуется даже в городе, облака образующиеся от падающей воды видны так далеко!

В это время года река Замбези полноводна, оттого и водяной пар подымается значительно выше. Вот она – мечта, идущая со мной с детства, мечта о водопаде Виктория, – мечта начинает осуществляться.

Так случилось, что все имеющиеся у нас денежные ресурсы к этому моменту были исчерпаны, хотя трудно представить себе момент менее подходящий. Это случилось здесь, в городке Ливингстоне, в самой южной части Замбии, а ведь нам ещё предстояло проехать три страны, потом ещё как-то вернуться домой. Нам стало известно, что денежный перевод мы сможем получить только в Лусаке – столице Замбии, её мы уже проехали, оттуда мы только два дня как. Так что мотоциклы гнать обратно бессмысленно. Отсюда, из Ливингстона, до Лусаки ходят автобусы, вот на одном из них и уехал мой брат Сергей, как самый практичный из нас.

Проводив брата, мы с Володей Сайгаковым задумались – где бы нам найти пристанище!? Так как у нас в Ливингстоне не было определённого места стоянки, то с Сергеем мы договорились встретиться на автобусной станции ровно через сутки. Честно говоря, не по душе были такие расставания в глубине Африки.

Надо ж упомянуть ешё, что наш жизнерадостный фотограф и телеоператор Владимир Новиков, покинул нас как раз в Лусаке, вернулся в Москву. Он не был вольным странником, и его заждались рабочие обязанности штатного фотографа в Московском Доме Национальностей. Вот так обыденная работа помешала ему нормально начать и закончить путешествие по Африке. Зачем нужна такая работа, которая мешает столь серьёзному и ответственному путешествию? Тем более, что выпадает такое один раз за всю жизнь. Так что одним пассажиром в экспедиции стало меньше.

Ну, а вот наш старый друг Володя Сайгаков – наш инженер-механик «золотые руки», смотрел на жизнь легче – и свой мотопереход по Африке поставил выше прежней должности инженера, которой просто пожертвовал. Сроки его рабочего отпуска давно вышли, но его это мало смущало, и он, находясь в Африке, кажется, принял решение оставить прежний подневольный труд, так сильно ограничивающий человека. «С кем поведёшься, от того и наберёшься!» А для меня такое путешествие было более чем естественным, подходящим: из всей команды я – самый вольный, а именно – вольный свободный художник. Но сказать, чтобы я не думал о жизни там, на Родине, было бы неправильно. Думал, но не так сложно представлял себе будущее. Конечно же, больше всего мыслей было – что буду рисовать по возвращении на Родину.

Важно понять и принять душой, что необходимо жить настоящим – здесь и сейчас, а не прошлым или будущим – где-то, когда-то.

Там где присутствует сухая выгода и материальный расчёт, там не остаётся места для романтики. Если тщательно продумывать каждый свой жизненный шаг и отдавать себе отчёт в каждом своём действии, то тем самым есть риск затмить тёмными буднями яркий свет настоящей романтики. Настоящий Рыцарь ради очаровательной улыбки своей Прекрасной Дамы обойдёт весь мир, а потом к её ногам преподнесёт подвиги. Почему? Настоящий Рыцарь верит в высокую любовь, и это даёт ему силы побеждать своего Дракона. Разочарование опасно и пагубно для живой души, оно сравнимо с тем павшим духом художником, который окрасил холсты в серые и чёрные краски. Пока человек горит, пламенеют и его дела. Но горение невозможно, если нет искры романтики, из которой возникнет пламя.

Быть может я не прав, а правы все другие, но я привык к своей правде. Хотя художники часто придумывают и строят себе мир фантазий, тем самым отгораживаясь от уничтожающего натиска реального мира и иссушающего жизнь прагматизма, спасаясь от однообразия и серого быта, заезженного, словно старинная граммофонная пластинка.

Оставшись вдвоём Володя и я завели мотоциклы и взяли курс в сторону водопада Виктория, надеясь найти спокойное место для палатки в акациевом лесу около реки Замбези. Решили провести это время вдали от городской суеты. Но сам водопад решили смотреть потом, вместе с Сергеем, когда он вернётся, так будет честнее.

Проехав 7 км от Ливингстона, останавливаемся на берегу Замбези, которая катила свои бурные воды параллельно дороге. Спрятали мотоциклы среди деревьев, подальше от любопытных взглядов.

Столбы водяного пара водопада здесь были ещё более отчетливы, даже величественны. Водопад был где-то совсем близко, слышался шум падающей воды.

Купаться во всех африканских реках было у нас неизменным правилом, и I долго не раздумывая, мы нырнули в прозрачную и холодную воду реки. Если честно – боялись быть унесёнными очень быстрым течением, ведь рядом водопад, заметно ускоряющий скорость потока, да и возможное соседство аллигаторов не давало покоя. Так что купались всё время придерживаясь берегов.

Что касается крокодилов, то говорят – их численность значительно сократилась в наше время из-за неразумного истребления. Их можно встретить теперь только в реках текущих вдали от населённых пунктов. Так что для сельскохозяйственных нужд сейчас создаются специальные фермы, где выращивают крокодилов. В естественной среде браконьеры отлавливают животных и используют их мясо в пищу, а из кожи делают ремни, сумки, обувь, одежду.

Самый большой представитель этих хищных пресмыкающихся, увиденный нами здесь, имел 6 метров в длину. Впрочем, бывает что это животное достигает 10 метров. Перспектива повстречаться с подобной громадиной не очень заманчива.

Внешне, издали, крокодилы напоминают серую застывшую каменную глыбу. Они могут долгое время неподвижно лежать на одном месте, наблюдая при этом за всем, что происходит рядом. Время от времени они издают грозный низкий, идущий из глубины, рык. Невольно вспоминаешь легенды о драконах.

То что количество диких животных в Африке сокращается, по-моему, это следствие увеличения численности населения континента. На сегодняшний день баланс взаимодействия человека с природой сильно нарушен. В перенаселённых людьми районах животные не могут жить – только в национальных парках. Вспоминается территория Российского посольства в Найроби, где по кронам деревьев скакали мартышки, нашедшие в защищенном месте спокойный приют. А рядом, в городе и окрестностях, туземцы их просто отлавливают и едят.

Когда-то купание в африканских реках могло повлечь за собой печальные последствия. А теперь случаи нападения крокодилов на людей становятся всё более и более редкими.

Русло Замбези здесь, перед водопадом, необычайно широко. На реке можно разглядеть множество островков поросших пышной зеленью. Когда-то от острова к острову плавали бегемоты, и даже слоны. Нередко река, обрываясь с плато в ущелье, уносила с собой таких неосторожных пловцов, которые становились жертвами водопада.

Освежившись в реке, мы извлекли из сумки оставшиеся фрукты и хлеб, чтобы поддержать свои силы. Настроение было приподнятое, сам вид Замбези несказанно воодушевлял нас. Торопиться нам было некуда, я достал альбом для эскизов и принялся делать карандашом наброски окружающей природы. Но такая идиллия продолжалась недолго, вскоре нашлись люди, запретившие нам располагаться рядом с водопадом.

По виду это были некие охранники главной замбийской достопримечательности. За наше «дерзкое нарушение» они пригрозили даже штрафом. Пришлось рассказать им подробнее про наш маршрут и вообще – откуда мы взялись тут. Это наверное развеяло их опасения относительно нашей принадлежности к криминалу. Подумав, что с нами делать, охранники решили сопроводить нас в ближайший кемпинг. Мы не имели ничего против этих людей. Но поначалу мне пришлось сдержать вспышку гнева Володи, который готовился уже выхватить «шашку из ножен», следуя своим родовым казачьим обычаям.

Мы не спеша последовали за джипом. Кемпинг «Африканская королева» оказался местом отдыха для европейских граждан. Имеющиеся здесь бассейны, сеть водопровода по всей территории и даже ресторан на берегу Замбези, делали это место наверное комфортабельным, но для кого-то другого, а вовсе не для нас. Мы не обладали не только необходимым денежным эквивалентом, но и каким-либо желанием находиться здесь, и потому чувствовали себя зажато и скромно.

Поблагодарив наших неожиданных провожатых, мы без особого шума расположились вдалеке от всех этих туристических трейлеров и их цветастых шатров, среди густо разросшегося бамбука. Занялись приготовлением обеда и установкой нашей, защитного цвета, палатки, которую уже могли собирать с закрытыми глазами. Иногда нужно сделать паузу в пути и отдохнуть в тихой гавани. Это всегда необходимо делать в походах, а особенно – по Африке.

Своим видом мы являли полную противоположность устроившимся здесь туристам, которые с интересом разглядывали нас и наши боевые мотоциклы. Мы давно не смотрели на себя в зеркало, привыкли к своему виду, а сравнить себя, кроме как не с африканцами, нам было не с кем. Похоже, Володя и я выглядели как путешественники бродившие по Африке в позапрошлом веке. Заросшие лица, тёмные от постоянного контакта с солнцем, кожаные пыльные куртки и жилеты, кожаные солдатские сапоги, выцветшие брюки и рубашки – контраст с другими иностранцами был, конечно, значительным.

После обеда навалившаяся тяжёлая усталость, от длительной езды и нервного напряжения, заявила о себе, погружая в глубокий сон.

Раннее утро застало нас в полной боевой готовности, на условленном месте встречи с Сергеем. Несмотря на столь ранний час, в городе уже вовсю кипела жизнь. Люди, как заведённые марионетки, копошились на улицах, не зная устали. Они здесь живут как птицы: ложатся спать с наступлением сумерек и встают, едва забрезжит рассвет. Наверное, это самый естественный и правильный режим жизнедеятельности человека в таком климате – дневная жара не давала возможности продуктивно работать.

Время шло, а Сергей всё не появлялся, значит, возникли какие-то непредвиденные трудности в Лусаке.

Мотоциклы наши стояли на самом видном месте в автостанции, и конечно, привлекали молодое население города, словно цирковое представление. От мотоциклов нельзя было отойти ни на шаг. Люди горели желанием ознакомиться с устройством аппаратов и поглазеть на странных байкеров:

– Двойной мотоцикл! Прекрасный мотобайк! Какие большие моторы! – делились своими впечатлениями между собой чёрные ребята.

– Из какой страны прибыли?

– Россия! – лаконично отвечали мы, чем приводили людей в недоумение. Володя ещё пытался объяснить что-то про страну Казахстан, чем ещё больше вводил в заблуждение невежд:

– Россия? А где это? В Азии или в Европе? Нам оставалось на это ответить только:

– Очень далеко!

Указывали на километры спидометра, на котором уже высветилось 12000 км. Удивлению молодежи не было границ. Почти все из них учились или учатся в школе, и надо полагать, что каждому современному замбийцу должно быть известно, что за пределами Африки существуют другие страны и материки, и такие вопросы, типа – «где находится Россия?» – это, скорее, профанация, чем реальное незнание.

Автостанция находилась рядом с главной улицей города, поэтому народ начинал всё прибывать и прибывать. Да уж, выбрали мы место встречи – не из самых спокойных, но – «место встречи изменить нельзя!»

Возле нас скопилось довольно многочисленная публика, хоть песни пой и деньги бери. Многие городские парни были весьма задиристы и чванливы, и в отличие от своих провинциальных собратьев, были явно испорчены. Проходя мимо нас они не упускали возможности показать свою наглость, выбрасывая в наш адрес какую-нибудь непонятную нам, но явно издевательскую чепуху. У Володи, который один из команды страдал табакокурением, люди постоянно спрашивали сигареты. И всё время нас засыпали однотипными вопросами, щеголяя своим английским, делая это нарочно дерзко. На это мы отвечали:

– Мы не говорим по-английски..

– А откуда вы приехали в Замбию?

Мы предпочитали отвечать упорным молчанием, это начинало действовать и публика заметно редела. Их развлекает наше присутствие и конечно, им невдомёк, как мы устаём от бесконечной лавины вопросов и приставаний. Но впрочем не все люди таковы. Один молодец, увидев, что мы стоим под прямыми лучами дневного солнца, посочувствовал и посоветовал перебраться под тень большого дерева на место его грузовика, который он сразу же отогнал в сторону. Что ж мы благодарны ему за этот поступок. Через 15 минут мы уже находились под пологом густой листвы, продолжая ожидать задерживающегося Сергея.

Прежние навязчивые нарушители покоя уходили, но появлялись новые любопытные. В это время мы невозмутимо учили английские слова по имеющимся словарям, а на глупые вопросы отвечали однозначно:

– No English. Английский язык не знаем!

Иногда я отрывался от этого полезного занятия, доставал альбом и принимался изображать всё, что занимало меня в данный момент, мои мысли. Если бы кто-нибудь поглядел мой альбом, то к своему удивлению обнаружил там не африканские пейзажи, а портреты той, которая находилась сейчас так далеко от меня, и в то же время была так близка, как никогда. Я очень увлёкся и не замечал снующих туда и сюда негров, не слышал шум неуёмной городской суеты. Это были счастливые, безмятежные часы парения. Те следы, что оставляет карандаш на белых листах, бывают красноречивее всяких слов. Уже смеркалось, а брата всё не было.