Текст книги "Воины снегов"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Мавчувены!

– Ч-чёрт, как они здесь оказались?!

Ответа Кирилл не получил, а фантазировать на тему, что здесь может случиться, а что нет, ему не пришлось. Незнакомцы подались вправо, влево, а задние сбавили ход. Было ясно, что они берут путников в кольцо. На каждой нарте сидел только один человек, причём с оружием. На двух передовых каюрах было некое подобие кожаных доспехов.

– Такое впечатление, что они нас ждали, – сказал Кирилл. – Откуда и куда течёт эта река? Они не могли пройти по руслу, обогнать нас и устроить засаду?

– Не знаю, – честно призналась женщина. – Так далеко я не забиралась.

– А чего они хотят? Что будут делать дальше, тоже не знаешь?

– Почему же? – совершенно спокойно ответила «жена». – Тебя убьют, а меня заберут к себе.

– И всего-то?! – мрачно обрадовался учёный. – А я думал, они гадость какую-нибудь замыслили! Очень приятная и радостная перспектива! Из луков расстреляют, да?

– Вряд ли – как же тогда делить добычу?

Продолжать расспросы о местных традициях и нравах не пришлось – нужно было смотреть на противника и пытаться понять смысл его действий. А они были таковы: все шесть упряжек разместились широким кругом радиусом метров сто. Воины встали на ноги, взяли на изготовку луки. «Далековато для стрельбы», – подумал Кирилл и оглянулся. К нему направлялся воин в кожаном ламинарном доспехе, без щитков на плечах, но в островерхом кожаном шлеме с наушниками. В руке у него было довольно длинное копьё. Лук и колчан со стрелами отсутствовали. На расстоянии метров пятидесяти пришелец остановился.

– Чегой-то он? – без всякой надежды спросил Кирилл. – Поговорить хочет?

– Сражаться с тобой будет, – пояснила Луноликая, оторвавшись от распутывания ремней. – Ждёт, когда ты наденешь доспехи и возьмёшь оружие. Береги силы, Кирь, – их много.

– Это я вижу, – заверил учёный, развязывая мешок с амуницией. Делал он это как-то автоматически, словно действовал не по своей воле (уж не по её ли?!). – Они что же, по очереди драться будут?

– Наверное...

– Бред какой-то! Я ж его просто убью «огненным громом»!

– Убей, конечно.

– Тогда остальные разбегутся со страху?

– Вряд ли... Наверное, станут стрелять из луков – все захотят иметь твой «огненный гром».

«Бли-ин, – мысленно ругнулся Кирилл, – где же хвалёное преимущество огнестрельного оружия?! Оно, может, и эффективней, чем лук, но при этом является ценным трофеем! Из-за женщины, может, умирать и не стоит, а вот из-за ружья...»

– Чёрт побери, как же я буду с ним сражаться, если у меня нет копья? – произнёс Кирилл и вспомнил, что нечто подобное он много лет назад спрашивал у бабушки: «Как же мне с ними драться, если они большие и сильные, а я маленький и слабый?!» Текстуально ответы – тогда и теперь – различались. А по сути были одинаковыми:

– Моё возьми, – невозмутимо сказала Лу. – Вон оно – вдоль сиденья привязано. Короткое, правда, и легковато для тебя будет, ну да уж как-нибудь...

– А почему у тебя есть копьё? Ты фехтовать умеешь?

– Что делать?! – изумилась непонятному слову туземка.

– Ну, воевать, – промямлил Кирилл. – Нападать там, защищаться...

– Конечно, умею, – пожала совсем не хрупкими плечами женщина. – Отец погиб, и в нашей семье долго не было взрослого мужчины. Так что не переживай: когда тебя убьют, я тоже буду драться.

– Ты меня успокоила, – пробормотал учёный и принялся отделять от настила нарты длинную прямую палку с меховым чехлом на конце. – А то я, и правда, чуть волноваться не начал!

Ружьё и сумку с патронами Кирилл решил оставить на нарте. Он ещё раз проверил крепление своего доспеха: «Как они все тут любят поединки! Самое смешное, что совсем недавно я готов был душу прозакладывать, чтобы узнать здешние приёмы фехтования. И вдруг – такая удача! М-да-а... Удача будет, если меня не заколют на первом же выпаде!»

– Готов ли ты сражаться, грязный трусливый таучин? – вместо приветствия громко вопросил мавчувенский воин.

– Всегда готов! – заявил учёный и, немного подумав, насмешливо добавил: – Особенно с чистым и смелым мавчувеном!

– Ты нацепил железо и кости, чтобы спасти своё тело! Но вышел против воина с таким жалким оружием!

Отчасти противник был прав – его копьё было на добрых полметра длиннее и, наверное, вдвое тяжелее. Говорил он не на языке таучинов, а на каком-то близком ему диалекте. Общий смысл понять было можно, но врубаться в тонкости ритуальных оскорблений крайне трудно. Кирилл сразу понял, что словесную дуэль он проиграет, и решил не затягивать «разминку»:

– Для тебя хватит и этой палочки – не хочу пачкать настоящее оружие поганой кровью! Сражайся или уходи вместе со всеми! Я даже никому не скажу, что видел тебя!

– Да, не скажешь! – оскалился воин. – Мертвецы – молчаливые люди!

И сделал выпад. А Кирилл – уклонение.

Противник не выглядел ни более высоким, ни слишком сильным, однако Кирилл не обольщался: «Вполне возможно, что этот мужик всю жизнь упражнялся с копьём. Причём занимался всё свободное время, а не три раза в неделю. Чего от него ожидать?»

Мгновения первого – предельного – напряжения миновали. Кирилл не только остался жив, но и обнаружил, что контролировать ситуацию, в общем-то, может. Противник, конечно, чувствует оружие как продолжение собственной конечности, однако никаких хитрых приёмов не использует, а прёт напролом, пытаясь подавить своей агрессивностью. Пропустив пару уколов в свои латы, мавчувен поубавил напор и стал держать противника на расстоянии, используя преимущество в длине оружия. Кирилл в атаку и не рвался – ему нужно было время, чтобы привыкнуть к незнакомому оружию, к тяжести доспеха на плечах, к снегу под ногами. На таком покрытии и в таком облачении действовать ему ещё не приходилось. Все приёмы, основанные на быстрых перемещениях, изменениях угла и дистанции атаки, нужно было отбросить. А много ли без этого останется?

Читая записи таучинских сказаний, изучая описания поединков героев, Кирилл не раз поражался длительности схваток: «Легендарные богатыри сражались чуть ли не сутками. Понятно, конечно, что это гипербола, но всё-таки! Кажется, что-то такое мне и предстоит – мы топчемся друг против друга уже, наверное, минут десять. Техника у противника примитивная, но реакция отменная, и уставать он не собирается – похоже, я скисну первым. Так что же, заколоть его? Дождаться, когда в очередной раз раскроется, и вон туда – в шею? Или, с кистевым подбивом, достать в подмышку?»

В общем, Кирилл мысленно составил планы атаки – основной и два запасных. Раз за разом он «прокручивал» вступительные комбинации – рисовал наконечником петли, наносил преграждающие удары, пугал тычками на выпускающем движении. Противник быстро стал «послушным» и легко отбивал ложные выпады, принимая их за настоящие. Раз за разом он открывался, а Кирилл всё не решался нанести настоящий удар: одно дело убить человека по повелению инстинкта самосохранения, и совсем другое – заколоть расчётливо и холоднокровно, пользуясь своим техническим преимуществом.

– Паг-паги! – раздался далёкий крик за спиной. – Паг-паги, ой-чхени!!

Кирилл удержался от того, чтобы обернуться. Противник же резко отпрыгнул назад, сразу увеличив дистанцию, и замер, глядя куда-то вверх по течению. Это продолжалось лишь мгновение. Потом воин угрожающе потряс косо поднятым копьём:

– Мы ещё встретимся. – Далее последовало длинное и, наверное, очень оскорбительное ругательство.

– Сам дурак! – ответил ему Кирилл и добавил кое-что посущественней – на русском. Он отёр рукавом пот со лба, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и попытался понять, что происходит вокруг.

А вокруг всё было нормально: мавчувены торопливо усаживались на свои нарты и один за другим шустро двигались туда, откуда появились, обходя по широкой дуге и Кирилла, и его упряжку. Луноликая отчаянно сражалась с собаками, которые норовили сорваться и погнаться за оленями. А с верховьев – прямо по середине замёрзшего русла – быстро приближались две новые собачьи упряжки. Фигура первого каюра показалась Кириллу знакомой – и чем ближе, тем знакомее...

– Что ты тут делаешь, Чаяк?! – спросил учёный, даже позабыв произнести ритуальную фразу приветствия. – Кажется, ты должен быть где угодно, только не здесь!

– Почему не здесь? – слегка обиделся купец и воин. Он осмотрел окрестности, сморкнулся на снег, зажав ноздрю пальцем, и начал развязывать ремешки крепления своих доспехов. – Разве я мавчувен, чтобы бегать от врагов?!

– А куда ты дел наш груз, наше богатство? – Почему-то Кириллу показалось, что именно такой вопрос будет уместен в сложившейся ситуации.

– Всё спрятано там! – указал рукой таучин. – Нужно торопиться, пока песцы не погрызли мешки и не растащили мясо.

– Так-так... Что-то я начинаю понимать... – тяжко вздохнул Кирилл. – То есть ты разгрузился и двинулся вниз по льду, да?

– Конечно! – заулыбался воин. – Я же знаю, что, уходя на восток, тебе не миновать этой реки. Хотелось увидеть твой след...

– Ага: если мы реку пересекли, то, значит, ещё живы. А если не пересекли, то ушли в «верхнюю» тундру, и моё имущество здесь принадлежит тебе, да?

– Имущество? – переспросил Чаяк. – A-а, ты говоришь об удивительных вещах, которыми владеешь! Если ты покинешь «нижнюю» тундру, то всё будет принадлежать мне, а также твоим друзьям и родственникам. Родственников Луноликой тоже придётся одарить.

– Чтоб я понимал в здешней собственности! – вздохнул Кирилл и вдруг обнаружил вопиющее противоречие в речи собеседника: – Откуда у меня здесь родственники?

– Как откуда?! – искренне удивился таучин. – А Шамгын?

«Ну да, – вспомнил учёный, – «друг по жене» у таучинов считался роднее двоюродного брата и более далёких родственников. Похоже, я тут стремительно пускаю корни!»

– Пусть так! А почему разбежались мавчувены? – продолжил он расспросы. – Тебя, что ли, испугались? Вместе с Тгаяком и Луноликой нас же получалось четверо против шестерых!

– Для них это много! – засмеялся воин. – Очень много!

– Ладно, – вздохнул учёный. – Что делать-то будем? Уходить на север или...

– Да, – кивнул Чаяк. – У меня тоже плохое предчувствие.

– Дым в стороне стойбища? – спросил Кирилл, почти не сомневаясь в ответе. – Люди Хечукана?

– Боюсь, что это не дым, – качнул головой воин.

– А что же?

– Души таучинов, покинувшие свои тела! – мрачно изрёк Чаяк.

– Едем! – решительно сказал аспирант.

Возражений не последовало.

Глава 5
СТАДО

Дым вдали исчез, но и Луноликая, и Чаяк прекрасно ориентировались в тундре – маяки им были не нужны. Кирилл же понял, что они подъезжают к стойбищу, лишь когда увидел на снегу неразделанные туши оленей. Место оказалось знакомым – где-то здесь, кажется, он и познакомился со своей «женой».

Никто не сказал ни слова – ведущий просто изменил направление движения. Упряжки медленно объехали почти всё поле и остановились. Кирилл подошёл к Чаяку:

– Что это значит?

– Мавчувены угнали стадо, – пробормотал воин. Для него, похоже, всё было ясно. Он даже слегка удивился, что спутник задаёт такие наивные вопросы. Но Кирилл оказался ещё наивнее:

– А этих зачем убили? Даже не взяли ничего – вырезали языки, ноздри или вообще не тронули...

Учёному казалось, что в здешних условиях люди должны дорожить каждым куском пищи. «По литературным данным, у всех северных народов хорошим тоном считалось использовать забитого оленя полностью – от копыт до рогов. А ту-ут... Даже не знаешь, с чем и сравнить! Ну, разве что с выжиганием финиковых пальм во враждебных оазисах, когда ранние мусульмане утверждали новую веру. Зачем их убили?!»

– Так... – пожал плечами Чаяк. – Насыщали свою жажду крови.

Маленький караван снова тронулся в путь. Последний переход оказался коротким. Вот только верхушки шатров не показались из-за перегиба склона, как несколько дней назад. Зимних жилищ больше не существовало. На месте стойбища не существовало больше ничего и никого...

Слабо дымились пепелища, валялись трупы – мужчин, женщин, детей. Почти все они были голыми – по-видимому, изрядно поношенная к весне их одежда всё-таки представляла какую-то ценность. Как, впрочем, и предметы домашнего обихода. Всё, что осталось, было сломано или сожжено. Ни одного целого шеста от каркасов – в тундре раздобыть их практически невозможно, хорошие слеги служат десятки лет, а три основных несущих шеста в каждом жилище считаются священными.

Кирилл бродил взад и вперёд, пытаясь восстановить картину происшедшего. Только голова его соображать отказывалась. В мозгу крутилась фраза, много раз встречавшаяся в архивных документах: «...и немирных тех таучинов побили до смерти...» «Иногда, впрочем, приводилось количество убитых врагов и тщательно перечислялись раны, полученные служилыми в бою. Только одно дело читать казачьи «отписки» и совсем другое – увидеть, что кроется за одной-двумя короткими неуклюжими фразами. Совсем другое дело – узнавать знакомые лица на снегу...»

– Мужчины всё-таки стали сражаться?

– Конечно, – кивнул Чаяк, словно это само собой разумелось. – Враги подошли вон оттуда, а потом окружили.

Это было мучительно трудно, но Кирилл всё-таки начал задавать вопросы. Воин отвечал, но лучше бы он этого не делал.

Судя по следам, бой начался как обычно – с перестрелки лучников. Только силы оказались совершенно неравными, да и менгиты – люди русского царя – в бою чрезвычайно сильны. Несколько защитников были убиты «огненным громом», остальные стрелами и копьями. Трое, будучи, вероятно, ранеными, не смогли покончить с собой и попали в плен. Их запытали насмерть – подойти близко к телам Кирилл не решился. Победители хотели что-то узнать или просто развлекались, было неясно. Несколько женщин и детей, по мнению Чаяка, уведены в плен – по крайней мере, среди трупов их нет. Остальные успели покончить с собой, предварительно заколов детей.

Маленький караван расположился на ночёвку примерно в километре от бывшего стойбища. Люди почти не разговаривали друг с другом. Кирилл перекинулся несколькими фразами с Чаяком и понял, что тот весьма опечален случившимся, но не считает его чем-то из ряда вон выходящим. И уж тем более не считает себя в чём-то виноватым – он действовал в соответствии с местными правилами и традициями. Просто мавчувены и менгиты – враги таучинов, так чего же иного от них ожидать?!

Утром путники двинулись по старому санному следу куда-то на северо-восток. Из пояснений Чаяка Кирилл понял, что в тех краях расположено ещё одно стойбище, где тоже живут друзья. Впрочем, понимал он что-либо с большим трудом – слишком много впечатлений свалилось на него за последние дни. Разум как бы переполнился, захлебнулся ими и отказывался принимать очевидные истины. Например, что всё это не скоро кончится, что белая пустыня вокруг – надолго, если не навсегда. И завтра он не проснётся в своей городской квартире, не примет горячий душ, не выпьет кофе и не усядется за компьютер. Если и существует выход в родной мир, то он становится всё дальше и дальше.

Примерно в середине следующего дня на горизонте показалась тёмная змейка, которая постепенно превратилась в длинную вереницу оленей. Двигались они, конечно, не по прямой, а по старому санному следу, который был проложен там, где удобнее ехать, а не где короче. Чуть позже удалось разглядеть и нарты с погонщиками – восемнадцать штук. Между ними двигались олени без груза, которых было, наверное, вдвое больше, чем запряжённых.

– Они идут нам навстречу? – спросил Кирилл.

– Конечно, – слегка удивилась Лу. – Здесь же одна дорога.

«Ну да, – грустно усмехнулся учёный, – в этой пустыне больше ехать негде!»

Когда расстояние достаточно сократилось, Чаяк и Кирилл отправились навстречу незнакомцам пешком, оставив упряжки под надзором Луноликой и Нгаяка – оленям и собакам сходиться было совершенно незачем. А вот людям нашлось о чём поговорить.

Конечно же, половина встреченных оказалась друзьями Чаяка, а другая половина – просто знакомыми. Кирилл, как умел, исполнил обряд приветствия, а потом отодвинулся на второй план, стараясь поменьше обращать на себя внимания и побольше слушать. Очень быстро выяснилось, что эти люди из того самого стойбища, куда направлялся караван Чаяка. Кирилл, конечно, подумал, что они едут в гости к родственникам, которых уже нет в живых, но всё оказалось гораздо сложнее. Таучины действительно ехали в соседнее стойбище, но не для развлечения, а чтобы позвать тамошних свободных мужчин в набег – бить мавчувенов. Зачем? А чтобы отнять у них оленей. С какой стати?! А с такой: данных животных, по слухам, у них стало много, а это несправедливо и неправильно. В общем, олени нам и самим нужны, да и воинскую доблесть проявить не мешает.

– Это так, – согласился Чаяк, – олени нужны. Многие береговые хотят иметь своё стадо, ведь в последние годы почему-то приходит мало морского зверя, и люди в посёлках часто голодают. А олени сейчас хорошо плодятся и почти не болеют попыткой. Те, кто пасёт их, всегда сыты.

«Ничего странного, – мысленно прокомментировал Кирилл. – Скорее всего, выдалось несколько холодных лет подряд, а изменение среднегодовой температуры действует на обитателей Арктики по-разному: при потеплениях поголовье морских животных увеличивается, а оленей сокращается – и наоборот. В родном мире есть версия, что именно похолодание климата привело к возникновению в XVIII веке крупностадного оленеводства».

– Ты часто бываешь на Койме, Чаяк, – сказал Бэчуглин. Низкорослый, широкий и, наверное, очень сильный, он, похоже, был тут самым авторитетным. – Расскажи нам, где живут самые богатые мавчувены.

– Расскажу, – пообещал воин, – но вы не найдёте союзников в стойбище Хечукана. Оно теперь в «верхней» тундре – все.

– Как?!

– Пришли мавчувены с менгитами. Наши друзья храбро сражались. Мне жаль, что не довелось умереть вместе с ними.

– У людей Хечукана было большое стадо... – печально проговорил Бэчуглин.

– А теперь враги гонят его к деревянному стойбищу менгитов... – в тон ему продолжил Чаяк.

Собеседники надолго замолчали, погрузившись в скорбные размышления. Во всяком случае, Кириллу так показалось.

– Брат моего деда долго был пленником менгитов, – проговорил наконец Бэчуглин.

– Я помню его рассказы, – кивнул Чаяк.

– Они ничего не дают тем, кто становится рабом русского царя.

– Да, не дают, – подтвердил собеседник. – Только берут, и всё время хотят большего.

– Олени людей Хечукана не достанутся мавчувенам. Они будут пасти их для менгитов, – медленно проговорил Бэчуглин, как бы приглашая к совместным размышлениям. – Будут плохо пасти...

– Плохо пасти... – подхватил мысль Чаяк. – И плохо охранять. Чужого не жалко. Менгиты всё равно не будут довольны. Для их гнева не нужен повод – они всегда злые.

– Брат моего деда говорил, что русские не умеют превращать врагов в друзей – им нужны не друзья, а красивые шкурки. Ради них они готовы убивать даже друг друга.

– Готовы... – протянул Чаяк. – Мавчувены не могут защитить даже свои стада. Они питаются рыбой, ловят песцов и лис для менгитов – для русского царя, который ничего не даёт им взамен. Этот царь очень хитёр – он одаривает лишь тех, кто ещё не стал его рабом. Или убивает их.

– Ну да, – согласился Бэчуглин, – так приручают собак и оленей: кнут или еда, смерть или рабство.

Собеседники надолго замолчали. Наконец Чаяк произнёс вполголоса:

– Мавчувены – трусливые воины...

– Плохие воины... – согласно кивнул Бэчуглин.

– Они, конечно, не захотят умирать за оленей, принадлежащих царю менгитов.

– Не захотят... – вновь согласился собеседник. – Но, может быть, побоятся остаться в живых?

– Может, и побоятся... – не стал возражать купец и воин. Собеседники, похоже, прекрасно понимали друг друга.

– Путь к деревянному стойбищу лежит через Уюнкар...

– Вряд ли они изберут другую дорогу...

– Мавчувены отдают русским почти всё, что добывают. За это менгиты должны защищать их. От нас.

– Должны. Но стадо идёт медленно. Наверное, русские уедут вперёд – в своё стойбище...

– ...до того как стадо минует Уюнкар.

– Если идти к закату, а потом на полночь...

– Люди говорили, что на плоских холмах сейчас хороший снег.

– В это время года там всегда хороший снег. Мы будем в долине раньше стада и соскучимся ждать.

– Ты сказал «мы»? – вскинул брови Бэчуглин. Похоже, совместная медитация закончилась, и настало время конкретики. – Это большая честь для нас! Все знают, что Чаяк – великий воин... Но очень жадный.

– Каждая третья важенка, – твёрдо сказал Чаяк. – Я выберу их сам.

– Пожалуй, нам не справиться без людей Хечукана... – раздумчиво проговорил собеседник. – Наверное, стоит вернуться к нашим жёнам.

– Мой сын – Тгаяк – почти взрослый, – возразил Чаяк. – Он вырос с копьём и луком в руках!

– О, да! – качнул головой Бэчуглин. – Ты напомнил мне о сыновьях. Пожалуй, ещё рано оставлять их одних надолго. Мы возвращаемся!

– Жаль! – вздохнул Чаяк и задействовал свой «козырь»: – А ведь с нами собирался идти великий воин Кирь...

– Вот этот?! – притворно изумился Бэчуглин. – Наверное, ему в детстве доставалось мало мяса – он худой, как олень после плохой зимы!

«Кажется, на меня наезжают, – вяло подумал учёный. – То есть подвергают сомнению мои незаурядные способности. Очень хочется сделать вид, что не слышал или не понял. Но потом будет хуже – я что, таучинов не знаю?! Но как же не хочется шевелиться! „Дембель”, однако, не завтра – ещё дожить нужно. Так что...»

– Хе-гмы, – прокашлялся аспирант. – Может, в жилище моих родителей и не всегда было вдоволь мяса, но крыша была высокой!

Он использовал традиционную насмешку таучинов над низкорослыми сородичами. Память послушно вытянула её на поверхность, но, к сожалению, не подсказала, является ли намёк безобидным для взрослого мужчины или приравнивается к тяжкому оскорблению. Последнее, похоже, оказалось ближе к истине – и без того тёмное лицо Бэчуглина побурело ещё больше. Мужчина засопел и начал подниматься на ноги.

Кирилл сидел, смотрел и ждал, что будет дальше. Худшие опасения подтвердились – буквально одним движением воин стащил через голову и бросил на снег верхнюю меховую рубаху:

– Вставай!

– Бороться хочешь? – изобразил удивление учёный и тоже поднялся. – Но ведь ты же на ногах еле стоишь!

– Я?!

– Ага, – кивнул Кирилл. Он выдохнул воздух и... рискнул по-крупному.

А именно: шагнул вперёд, одновременно поворачиваясь боком, подсаживаясь и прихватывая собеседника за талию. Основной риск заключался в том, что подсаживаться пришлось очень глубоко – противник был почти на голову ниже. Вся надежда была на то, что таучин этого простейшего приёма не знает – чтобы уйти от него, достаточно вовремя подогнуть колени, сместив вниз собственный центр тяжести.

Согнуть ноги таучин не догадался – только схватил противника за ворот рубахи. Это ему, конечно, не помогло – стоптанные за зиму меховые сапоги описали в воздухе круг, и их владелец плюхнулся спиной на утоптанный снег, даже не попытавшись сделать «самостраховку». Кирилл положил его «мягко», хотя вполне мог добавить Бэчуглину лишних полметра полёта.

– Это называется «бросок через бедро», – поучительным тоном изрёк аспирант, усаживаясь на своё место. – В данном случае он выполнен чисто. В самбо за такой дают четыре очка, а в дзюдо – чистую победу.

– Что?! – одними губами прошептал противник, пытаясь вдохнуть воздух и осознать случившееся.

– Да так, проехали... – равнодушно пожал плечами Кирилл. Он занял своё прежнее место и задумчиво уставился в пространство, как бы предлагая считать инцидент «не имевшим места быть».

Такое предложение после некоторого колебания было принято, благо никто, кажется, на них в этот момент не смотрел.

– Каждая пятая важенка, – пробормотал Бэчуглин, поднимаясь на ноги и подбирая свою рубаху. – Быков тоже сам выберешь.

– Четвёртая, – уточнил Чаяк.

– Надо с людьми поговорить, – вроде бы согласился оппонент. – Мне не жалко...

«Классический случай дележа шкуры неубитого медведя, – подумал Кирилл и вдруг спохватился: – А меня-то почему на это подписывают?! Оно мне надо?»

Пока он решал этот философский вопрос, все договорённости были заключены, и события стали развиваться независимо – как бы сами собой.

Идти в набег с грузом уже имеющихся трофеев было, конечно, нельзя. Один из совсем молодых парней занял место Чаяка на нарте – ему вместе с Луноликой и Тгаяком поручено было доставить груз в стойбище. Кириллу же предстояло расстаться не только с «женой», но и со своим снаряжением. Чаяк выменял для него комплект новой зимней одежды – один из тех, что везли в подарок людям Хечукана. Всё, что успел сделать учёный, – это отмотать и сунуть в карман приличный кусок туалетной бумаги. С тем и остался в компании малознакомых людей посреди заснеженной тундры. Правда, у него был ещё «лоскутный» доспех, ружьё и сумка, набитая патронами. Единственное, что утешало: двигаться предстоит в обратном направлении – может, удастся вырваться отсюда?

И вновь вокруг была бесконечная заснеженная пустыня, неспешный бег оленей, слепящее солнце и однообразные холмы. Любоваться на них можно было сколько угодно – на нартах Кирилл и Чаяк оказались пассажирами. На первую ночёвку расположились в распадке, заросшем по руслу довольно густыми кустами. Здесь было полно топлива – редкий случай в тундре! – но никто и не подумал разжечь костёр. Кирилл решил, что это для маскировки, но ошибся. Как оказалось, таучины – жители арктической пустыни – вообще не используют огонь для обогрева, а только для приготовления пищи. «Приспособились к местным условиям, – с тоской думал учёный. – Они, похоже, на лёгком морозе вообще никакого дискомфорта не ощущают, руки-ноги у них не мёрзнут. Что же я-то буду делать, когда начнутся настоящие холода?! Впрочем, не факт, что я до них доживу».

Кроме оружия и мешков с «пеммиканом», почти никакого снаряжения у воинов не имелось, как и посуды. Безвкусную жирную субстанцию они грызли прямо мороженой, заедали снегом и, кажется, чувствовали себя вполне нормально. Почти уже не содрогаясь внутренне, Кирилл последовал их примеру и в очередной раз удивился, что его «цивилизованный» желудок не отвергает эту пищу. Спать предстояло прямо на снегу в одежде – подстелив оленью шкуру. Учёный хотел наломать веток в качестве дополнительной подстилки, но представил, как это будет выглядеть в глазах спутников, и махнул рукой: «Привыкать так привыкать!»

Холод снега сквозь несколько слоёв оленьего меха, конечно, чувствовался, но не так, чтобы уж очень сильно: «Если вовремя переворачиваться с боку на бок, то, наверное, есть шанс не заработать радикулит и не простудить почки».

К знакомой перевальной долине они подъехали с другой стороны, обогнув гряду Уюнкара с северо-запада. Таучины были довольны – следы стада отсутствовали. Это, конечно, могло означать, что оно двинулось другим путём, но, скорее всего, просто ещё не подошло.

– А куда мавчувенам торопиться? – усмехался Чаяк. – Они идут с чужими оленями и хорошо едят.

Двое молодых парней надели снегоступы и побежали на сопку – осматриваться. Как оказалось, вовремя – стадо приближалось к перевалу с той стороны. Распрягать оленей таучины не стали, а собрались на военный совет. Правда, совещались лишь Чаяк с Бечуглином, а остальные перешучивались или болтали о чём-то постороннем, словно предстоящая операция их не касалась. Кирилл вроде бы тоже считался «старшим» воином, но спорить или предложить что-то своё никак не мог, потому что не врубался в обстановку. Для предводителей же, наоборот, ситуация, похоже, была обычной и привычной, требовалось лишь уточнить детали – кто где будет стоять и что делать.

Ночной сон, похоже, в планы операции не входил – таучины разделились на две группы, которые отправились куда-то вдаль. К счастью (или наоборот?), Чаяк решил не расставаться с Кириллом, и они оказались в одной группе.

Упряжки проехали, наверное, не меньше километра, прежде чем устье долины скрылось из виду. За перегибом склона невысокого холма компания остановилась и принялась надевать доспехи – у кого они были. Потом один из парней отправился наверх в качестве наблюдателя. Остальные занялись подготовкой оружия – перебирали стрелы, проверяли крепления костяных наконечников на копьях, расправляли и сворачивали вновь свои арканы. Кирилл тоже был не прочь почистить своё ружьё, но для этого его нужно разобрать, а будет ли время на сборку – неизвестно. Он ограничился лишь тем, что рассортировал патроны – почти бесполезная дробь в один угол сумки, а картечь – в другой. Попутно учёный попытался выяснить, что ему-то предстоит делать? И не выяснил, боясь показаться идиотом в глазах спутников. Впрочем, ожидание длилось недолго – часа два-три. Сверху прибежал наблюдатель, и действие началось.

Общей картины происходящего Кирилл, конечно, видеть не мог. Он восстановил её позже – по собственной памяти и рассказам участников. Стадо двигалось со скоростью человека, идущего неспешным шагом. Оказавшись стеснённым склонами сопок, оно растянулось, наверное, на добрый километр. Упряжки пастухов замыкали шествие. Они двигались в связке друг за другом, поскольку часть нарт была без погонщиков – люди шли на снегоступах редкими цепочками справа и слева от основной массы оленей, не давая им подниматься на склоны.

Когда первая группа животных миновала узость и оказалась на просторе, олени начали расходиться в стороны. Никто им не препятствовал, поскольку пастухи находились довольно далеко сзади. И тут откуда-то слева появились упряжки группы Бэчуглина. Чаяк тоже повёл своих в атаку. И началось...

Знакомиться с новыми людьми олени явно не желали – они подались назад и в стороны. Упряжки распределились цепью, отсекая животных от простора тундры. Между ними были интервалы в 50—70 метров, но свою малочисленность приезжие компенсировали шумом – принялись кричать и вопить на разные голоса, а те, у кого были свободны руки, ещё и размахивать арканами. Кирилл тоже кричал и махал над головой ружьём. Несколько оленей устремились в проход между нартами, но Чаяк соскочил с саней и, несмотря на тяжёлое костяное облачение, шустро побежал им наперерез. При этом он умудрялся издавать на ходу грозный рык, которым пастухи обычно пугают оленей.

Манёвр, похоже, удался – передовая часть стада повернула назад. Шедшие следом животные начали останавливаться, подаваться в стороны, избегая столкновения, и тоже разворачиваться на 180 градусов. Упряжки таучинов теперь двигались за ними следом, не переставая шуметь. Пастухи, однако, не стояли на склонах без дела. Они с криками ринулись в гущу животных, пытаясь если и не повернуть их, то хотя бы остановить. Это, похоже, им удалось – движение животных стало замедляться. И тут с Кириллом поравнялась нарта, на которой восседал запыхавшийся Чаяк.