Текст книги "Воины снегов"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4
СМЕРТНИК

Хозяин «переднего» шатра, Чаяк и ещё несколько «сильных» мужчин стойбища занимались своим обычным делом: сидели в пологе, что-то ели и пили чуть желтоватый кипяток (сколько же можно вываривать заварку?!). При этом они в 115-й раз слушали рассказ гостя о его приключениях. Кирилл без церемоний решительно сунул голову под шкуру:

– Полундра, таучины! В тундре враги!

– Пол-унда? – заинтересовались воины. – И много её?

– Всем хватит! Короче: большой караван остановился ночевать на Вихлястом ручье!

– О-о, – хором сказали присутствующие и заметно оживились. – Наверное, это пришли мавчувены! Они хотят развеять нашу скуку! Будем с ними сражаться!

– Идиоты! – буркнул Кирилл по-русски и продолжил на местном: – В стойбище две руки воинов, а их там целая толпа! Там наверняка много русских!

Вас же просто перебьют! Подумайте о своих женщинах и детях!

– Мы всегда думаем о них, – солидно заверил один из мужчин. – И знаем, что в смерти они не покинут нас!

Ругаться матом Кирилл умел, но избегал – даже в мужской компании. А вот сейчас ему захотелось вывалить наружу всю словесную гадость, которую хранит память, а потом набить кому-нибудь морду – за бестолковость. Однако порыв свой он пригасил – мог бы и сам догадаться, что реакция будет именно такой.

«Подобная ситуация десятки раз зафиксирована (а сколько раз НЕ зафиксирована?!) в „отписках“ и „скасках“ служилых. Оказавшись в зоне военных действий, небоеспособное туземное население не пыталось укрыться „в лесах“, которых поблизости обычно и не было. Оно сидело в своих „острожках“ или стойбищах и ждало результатов боестолкновения. Если защитники терпели поражение, то женщины преспокойно (или как?!) закалывали своих детей, а потом себя. Так же поступали и уцелевшие воины. Русские, похоже, поощряли такую практику – оставшихся в живых „немирных иноземцев” они заставляли люто завидовать мёртвым».

– Выслушайте меня и поступайте как знаете, – спокойно и властно (откуда что взялось?!) сказал Кирилл. – Спрячьте оружие. Пусть часть мужчин отгонит стадо подальше от стойбища. Но не всё – лишь лучшую половину. Никто ведь не поверит, что у вас совсем нет оленей, правда? Чаяк должен уехать со своим грузом – прямо сейчас. Если враги спросят вас о нём, вы скажете, что прогнали его, потому что он разбойник!

– Что-о?! – дружно вскинулись присутствующие. – Что ты сказал?!

– Я посоветовал вам обмануть врагов! – твёрдо ответил Кирилл. – Разве в этом есть бесчестье?

– Зачем их обманывать? Лучше убить честно!

В общем, препирались они долго – до тех пор, пока Кирилл не понял, что все его доводы – «глас вопиющего в пустыне». Ну, не желают эти люди никого бояться! В конце концов учёный сдался, махнул на всё рукой и отправился к себе в шатёр.

Совместное (пока ещё) имущество хранилось в «холодной» части жилища. Кирилл раскопал в груде вещей две ручные пушки, которые человеку XXI века трудно даже назвать «ружьями». Потом откинул входной клапан, чтоб было светлее, и принялся их рассматривать. Ему мучительно хотелось хоть как-то сориентироваться: где он – в прошлом или в какой-то параллельной реальности? Огнедышащие драконы по небу вроде бы не летают... Вся атрибутика смахивает на далёкое (впрочем, не очень!) прошлое собственной огромной страны. Пусть будет хоть так – лишь бы зацепиться за что-нибудь, обрести точку отсчёта, верх и низ... А стрелковое оружие могло бы служить путеводной нитью! Могло бы, но...

«В русском государстве такими штуками пользовались долго. К тому времени, когда Европа отказалась от них почти полностью, в наших войсках они только-только вытеснили наконец фитильную пищаль. Пётр Первый, как и все великие преобразователи, озаботился перевооружением армии. Примитивная кремнёвка уступила место прогрессивным нарезным и гладкоствольным ружьям с батарейным замком. С тех пор как И. В. Сталин возлюбил Петра Алексеевича, советские историки перестали называть этот замок „немецким” или „нюренбергским“, как бы намекая, что он являлся отечественным изобретением. На самом деле для Европы этот замок был в то время почти архаикой и уже выходил из употребления. У нас же он продержался до второй половины XIX века. Собственно говоря, принцип тот же, только огниво в таком замке соединено с крышкой полки, которая сама поднимается в момент выстрела. В данном случае мы имеем дело с агрегатами „добатарейной“ эпохи. Так что же – это рубеж XVII—XVIII веков?!

А вот фигушки! В Сибири, особенно восточной и северо-восточной, всё происходило с задержкой на добрую сотню лет. Казаки и промышленники за милую душу пользовались старинным оружием (другого не было) и доспехами, которые в европейской части страны давно вышли из употребления. Доспехи с убитых служилых Чаяк, конечно, снял – вон они лежат. Всё это железо позволяет условно датировать эпоху интервалом от середины XVII до середины XIX веков. Почему не позже? Потому что я пока не столкнулся ни с одним предметом американского производства».

В шатре появился Чаяк. Он начал стаскивать через голову меховую рубаху, явно собираясь залезть в полог и вздремнуть.

– Скажи мне, друг, – обратился к нему Кирилл, – почему так происходит? По дороге сюда мы чуть не уморили собак, чтобы уйти от погони. Теперь мы хорошо едим, спим, говорим с друзьями и не грузим нарты. Разве мы в безопасности? Разве в безопасности люди, которые нас приняли?

– Конечно! – засмеялся Чаяк. – Это земля кочевий таучинов. Мавчувены и менгиты никогда раньше не приходили в неё.

– А почему?

– Мавчувены боятся нас. Их много, но они трусливы. А менгиты... Не знаю.

– А я, кажется, знаю, – вздохнул учёный. – Конечно, я здесь гость и многого не понимаю, но...

– Что такое? – забеспокоился таучин. – Поделись своим знанием с другом!

– Это не знание, а догадки, предположения. Скажи, таучины часто убивают русских? Часто захватывают «огненный гром?»

– Такого не было много лет! – гордо выпятил грудь воин. – Когда-то таучины кочевали возле большой реки. Они часто сражались с менгитами. Потом те, кто остался в живых, ушли далеко в тундру – много лет назад.

– Так вот, Чаяк, я думаю, что русские не совались сюда, потому что им нечего было тут делать – у вас нет пушнины для ясака. А теперь... Теперь у них не оказалось выбора!

– Не понимаю!

– Попробую объяснить. Кто такой раб, ты знаешь, – это человек, который должен делать то, что хочет его хозяин. Грубо говоря, все русские являются рабами своего царя.

– Все?! Жалкий народ... Но этот царь живёт далеко!

– Не важно! Он умеет повелевать на расстоянии. Менгиты пришли сюда для того, чтобы добывать для него красивые шкурки зверей – добывать сами или забирать их у мавчувенов и таучинов. Для этого царь даёт им «огненный гром» и немного еды.

– Даже самые мудрые старики не могут понять, зачем русскому царю столько бесполезных шкурок. Он что, украшает ими свою одежду, как женщина?

– Главным образом он выменивает на них у других царей нужные ему вещи.

– А другим-то они зачем?! – продолжал недоумевать Чаяк.

– Ох-хо-хо-о... Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, – уклонился Кирилл от сложной темы. – А сейчас о другом. Ты забрал у русских два «огненных грома» и считаешь, что поступил правильно, да?

– Конечно! Я... то есть мы честно победили их!

– Как же тебе объяснить... Понимаешь, эти ружья не принадлежат тем, кто с нами сражался. Они принадлежат русскому царю. На них стоит его клеймо – вот смотри!

– О, да – двухголовая птица...

– Если пастухи пасут чужое стадо и теряют самых лучших оленей, как поступает хозяин?

– Заставляет искать их, конечно... Или отдавать своих... То, что ты говоришь, звучит разумно. Но мне это не нравится! А как... Как ты оказался близ Вихлястого ручья?

– Мы с Луноликой на оленях катались, – проговорил Кирилл и сразу же вспомнил, что глагол «кататься» (с женщиной!) в таучинском языке имеет несколько значений. И русское «развлекаться быстрой ездой» среди них совсем не основное.

– С Луноликой?!

– Ага, – подтвердил учёный и почувствовал, что краснеет.

– И она тебе... А ты её?!. – Похоже, факт соития нового «друга» с этой женщиной взволновал таучина значительно сильнее, чем наличие рядом со стойбищем многочисленных врагов.

Кирилл решил, что терять уже нечего, и заявил твёрдо:

– Да! Она будет моей женой «по дружбе»!

– Однако... – почесал выбритый затылок Чаяк. – Ты сделал не лучший выбор. В год плохой охоты я привёз её сюда из нашего посёлка. Но никто, кроме Шамгына, не захотел иметь такую жену – она очень своевольна и груба, у неё слишком острый язык. Да и Шамгыну пришлось дать много подарков. Кроме того, она то ли бесплодна, то ли отказывает мужу в ласке – кончается четвёртая зима замужества, а живот её так и остался плоским.

– Что ж ты раньше не сказал?! – с некоторым облегчением изобразил обиду Кирилл. – Я уже согласился...

– Разве ты спрашивал меня? – вскинул бровь Чаяк. – Впрочем, она легка на бегу и умеет вкусно готовить... Когда захочет, конечно.

Он явно темнил, что-то недоговаривал. Однако раскручивать своего «друга» Кирилл не стал: собеседник явно хотел спать и поддерживал разговор из последних сил, дабы не «потерять лицо».

«На самом деле ему всё сейчас пофигу, – подумал Кирилл. – В том числе и то, что через несколько часов его убьют. Что ж, в моём мире все, кто имел дело с таучинами XVIII—XIX веков, в один голос отмечали, что они «на смерть лёгкие». Ну, не боятся они её! Для какого-нибудь горожанина утопить котят, которых родила любимая кошка, целая проблема. А люди, живущие за счёт животных, видят смерть, имеют с ней дело чуть ли не ежедневно. Своя ли, чужая – дело житейское. Вихлястый ручей далеко – сражаться и умирать нужно не сейчас, так чего ж переживать?!»

– Мне кажется, – вежливо проговорил Кирилл, – что тебе нужно полежать в пологе и всё обдумать, правда?

– Угу, – кивнул купец и разбойник, явно засыпая «на ходу». – В тундре много сильных воинов, и все (ну почти все!) они мои друзья... Можно собрать их, перебить ясачных мавчувенов, сжечь деревянное стойбище, а самих менгитов переправить к предкам – как в старину. Но боюсь, что в этом году мы не успеем – скоро наступит время отёла, и никто не захочет воевать...

– Шёл бы ты спать, Чаяк, – пробормотал учёный. – Когда нас начнут резать, я тебя разбужу...

«Эх, ма! – вздохнул Кирилл, когда „друг“ удалился. – В нескольких десятках километров от стойбища на снегу темнеет пятно – олени и люди. Луноликая доходчиво объяснила, что вся тундра знает, кто где когда кочует, и на чужую территорию не заходит, если только в гости. Возможность набега соседей женщина отмела сразу – таучины никогда не воюют друг с другом, хотя ссорятся часто. Мавчувены же и собственные стойбища защитить не могут, где уж им нападать на чужие. А вот русские...

Была у меня надежда (правда, слабенькая!), что острожное начальство, в связи с инцидентом, лишь затеет переписку с канцелярией Икутского воеводы, требуя увеличения штата служилых, регулярных поставок огненного зелья, выплаты задержанного жалования и инструкций по дальнейшим действиям. Такое в истории родного мира, конечно, случалось, но... Но чаще острожные „царьки”, отделённые тысячами километров от вышестоящего начальства, писали ему слёзные челобитные с жалобами на „скудость”, а сами же, не рассчитывая всерьёз на помощь, действовали самовластно и жестоко. Благодаря „стукачеству“, издревле распространённому среди служилых, некоторые их деяния стали известны потомкам. Вообще-то, царское правительство требовало „иноземцев" без нужды не обижать, дабы не сокращать налоговую базу. Но я почему-то не натыкался на документы, свидетельствующие о том, что кто-то был наказан за нарушение соответствующих указов. В общем, как ни крути, а получается, что это – каратели...»

Данный факт Кирилл осознал, ужаснулся и понял, что... Что вот-вот заснёт – прямо здесь и сейчас. Что, пока не поздно, нужно лезть в полог и чуть-чуть вздремнуть, ведь умирать не сейчас... Так он и сделал.

Конечно же, спать по-настоящему Кирилл не собирался – так, слегка покемарить, чтоб в мозгах прояснилось. Тем не менее в пологе он отключился мгновенно, даже не успев устроиться поудобней. Последнее сослужило ему хорошую службу – какой-то предмет так больно давил в рёбра, что вскоре пришлось проснуться. Учёный сразу же всё вспомнил и, почти в панике, начал выбираться наружу. Там он вздохнул облегчённо: «Если и проспал, то не сильно – кажется, ещё утро. Но что, чёрт побери, тут происходит?! А похоже, что ничего... Никто не строит укреплений, не проводит мобилизацию, не организует эвакуацию. Может, я вообще как-то не так понимают ситуацию?!»

Принять душ и выпить чашечку кофе не было никакой возможности. Даже умыться было нельзя – вся вода в округе находилась в замёрзшем состоянии. Спасибо бабушке – приучила не переживать из-за мелких неприятностей: Кирилл справил нужду, обтёрся снегом, имитировал чистку зубов, причёсывание волос, и утренний туалет был закончен. Потом он вспомнил (тактильно и визуально) живот и бёдра Луноликой, вспомнил, что она где-то тут – в одном из соседних шатров. Что он...

Что он может просто пойти, найти её и... И никто из местных возражать или мешать не будет! Ему пригрезился её запах – тот самый, который интимный, который действует на мужское подсознание, минуя сознание...

А потом он вспомнил вчерашний вид с сопки. Вспомнил, что он учёный, что только бумажных первоисточников по любимой теме он освоил не один килограмм: «Здешняя ситуация безобразно похожа... Что даёт возможность экстраполировать события, делать прогнозы. И прогнозы эти однозначны: вырежут! Вырежут – всех!! И детей, и женщин!! Хоть русские, хоть мавчувены – эта публика никаких конвенций о пленных не подписывала!»

Кирилл встряхнулся как собака, побывавшая в воде. И пошёл искать «главных» людей стойбища. Далеко идти ему не пришлось, поскольку все они оказались рядом – в соседнем жилище. Повода вызвать Чаяка наружу – для разговора с глазу на глаз – на ходу придумать не удалось, так что пришлось говорить при всех:

– Друг, приготовь мне упряжку с пустой нартой. Мои вещи возьми себе, а мне отдай весь «огненный гром» и припасы к нему. Он всё равно не приносит тебе удачи.

– Что ты задумал? – удивлённо вскинул голову воин.

– Поеду навстречу врагам, – раскрыл свой план Кирилл. – Буду говорить с ними «огненным громом». Может быть, они станут преследовать меня и не пойдут на стойбище.

– Кир-илл решил за что-то обидеть нас! – печально сказал хозяин. – Ему не понравилась наша еда и питьё? В чём мы провинились перед гостем и другом? Почему он не хочет умереть в бою вместе с нами?

– Мне всё понравилось! – раздражённо сказал аспирант. – Я просто хочу, чтобы вы остались в «нижней» тундре, а не кочевали в «верхнюю»!

– Но почему?!

– Потому... – растерялся было Кирилл, но вспомнил одну простую ритуальную фразу. Её таучины произносят, когда просят друзей или родственников о смерти: – ЭТО МОЯ ВОЛЯ!

Сработало – на гостя теперь смотрели с почтительным изумлением. Всем стало ясно, что он решил просто самоубиться, но очень оригинальным (геройским!) способом.

– Чаяк, ты понял, что я сказал?

– Понял, – завистливо пробормотал воин. – Давай вместе, друг, – ТАК я тоже хочу!

Собак запрягли, на нарту выложили обе «фузеи» и всё, что, по мнению хозяина, имело к ним отношение. Пока самозваный камикадзе прикидывал, как закрепить оружие, чтобы не болталось во время езды, в его личную вселенную опять вторглась Луноликая.

Момент появления женщины он, конечно, пропустил. А потом было уже поздно: она была рядом – волокла по снегу два тяжёлых мешка. И одета была не по-домашнему – чумазая, не очень молодая (лет двадцать?) туземка. Но вот она подняла лицо, посмотрела на Кирилла, улыбнулась...

И весь понт, вся волевая накрутка, обретённые сегодняшним утром, осыпались с него «как с белых яблонь дым». Это было совершенно необъяснимо – с научной точки зрения. Но – было!

Не спрашивая разрешения, женщина принялась грузить и увязывать на нарте мешки, а также пристраивать длинную палку, конец которой был обмотан куском шкуры.

– Это такси как бы занято, – довольно робко пробормотал Кирилл. – А Боливару не снести двоих.

– Выдержат! – авторитетно заверила женщина, посмотрев на собак. – Они у нас отъелись.

– Домой иди! – попытался протестовать учёный. – К мужу!

– А я где? – усмехнулась Луноликая. Она встала ногами на правый полоз возле среднего копыла, ухватилась за край грузовой площадки нарты и потянула его кверху. Ремённая вязка заскрипела и начала растягиваться.

– Э, ты чего?! Сломаешь же!

– Не хочешь? – вскинула тёмные брови красотка. – Тогда садись.

«Бешеная баба! – мысленно ругнулся Кирилл. – Она что, и с собаками управляться умеет?! Вот ведь на мою голову...»

Он посмотрел на окружающих и понял, что поддержки от них не получит: помочь мужу уйти в «верхнюю» тундру – священный долг и почётная обязанность каждой таучинской женщины.

В полутора-двух километрах от чужой (вражеской?) стоянки упряжка свернула с наезженной колеи и заехала в относительно узкий распадок. Женщина остановила собак среди занесённых снегом каменных глыб.

– Давай я буду называть тебя «Лу», а то «Луноликая» – уж больно длинно, – предложил Кирилл, слезая с нарты.

– Длинно?! Ладно, а ты тогда навсегда будешь «Кирь»! – парировала красотка. – Зачем ты велел сюда ехать?

– Чтоб нас было не видно с дороги. Сейчас я буду готовить «огненный гром», а ты отдыхай.

– Вот ещё! От чего отдыхать-то?

– Ну, тогда... Тогда полезай наверх и посмотри, что делают чужие люди. Может, это и правда кочевье каких-нибудь таучинов?

– Какой же ты глупый, мальчик! Когда настоящие люди меняют пастбища, они идут за стадом, а не впереди него. И потом: все знают, что в конце зимы здесь пасём мы – зачем же сюда приходить?

– Убедила! – мрачно хмыкнул Кирилл. – А теперь объясни мне, женщина этого мира, почему у тебя такой странный характер?

– Наверное, потому, что во мне есть кровь менгитов, – пожала плечами Луноликая.

– Но откуда?! – опешил учёный.

– Когда-то в нашем посёлке у моря жил один русский. Говорят, у него было совсем светлое лицо и белые волосы. Его деревянная байдара разбилась, но он вылез из моря. Его не убили, потому что он понравился одной из женщин нашей семьи. Это было очень давно.

– «Очень давно» – это когда?

– Ну-у... Ещё когда не родился отец моего отца, наверное. А почему ты хочешь покинуть «нижнюю» тундру?

– Не хочу я её покидать! – признался Кирилл. – Но выхода другого нет – надо попытаться спасти ваших людей. Если желаешь, чтобы я остался здесь, делай, что говорят, и не спорь! Иди, посмотри на врагов и расскажи мне.

– Ладно, иду. А ты и правда хочешь остаться? Тогда надень вот это!

Она подошла к нарте, развязала ремешок на горловине мешка и вывалила на снег что-то невнятное и тяжёлое.

«Ни фига себе! Вот это артефакт! – оторопело подумал Кирилл, когда понял, с чем имеет дело. – Да его одного хватит на кандидатскую диссертацию! А то и на докторскую! Это ж прямо „Слово о полку Игореве“, только из другого материала!»

Артефакт безусловно представлял собой защитное вооружение – некое подобие широкой длинной рубахи с рукавами примерно по локоть. Потрясала, однако, не форма, а манера исполнения. С первого взгляда да при плохом свете создавалось феерическое впечатление. Доспех был составлен (сшит, скреплён, связан) из всего на свете. В образовании покрова участвовали:

1. Обычные костяные пластины из оленьих рёбер.

2. Необычные костяные пластины – из моржовых или мамонтовых бивней.

3. Китовый ус.

4. Деревянные плашки.

5. Куски чьей-то толстой жёсткой кожи.

6. Медные (!) пластины, вырезанные, наверное, из старых котлов.

В нужных (и не очень?) местах были вмонтированы небольшие куски (обрывки?) железных кольчуг. Причём разных. Какие-то явно русского производства, а вот остальные... «Китай? Япония? Корея?– хлопал глазами учёный. – Ч-чёрт побери, это же целый клад! Судя по степени износа, данная рубаха пережила не одно поколение хозяев. В ней тренировались и воевали, её ремонтировали, заменяя фрагменты, наверное, добрую сотню лет! При всём при том, это защита не для богатого человека, а скорее середнячка, который ещё не в состоянии обзавестись настоящим доспехом, но уже может позволить себе не воевать „голым“. И я должен ЭТО надеть?! В ЭТОМ двигаться и что-то делать?! Да ведь ЭТО нужно обложить ватой, обмотать плёнкой, погрузить в большой индивидуальный ящик и везти в институт, обмирая от счастья!»

Впрочем, морок довольно быстро рассеялся, оставив после себя тоску по настоящей жизни. Да и просто по жизни... Доспех Кирилл на себя надел – прямо поверх куртки. Он оказался, пожалуй, широковат и немного коротковат, но движений, в целом, не стеснял. На голову учёный водрузил некое подобие кожаного чепчика, усиленного костяными бляхами внахлёст.

Центральным моментом в Кирилловых планах было нанесение по врагу огневого удара его же оружием. А для этого требовалось это самое оружие, как минимум, зарядить. «Что бы ни говорили специалисты, а у кремнёвки, заряжающейся с дула, есть серьёзные преимущества перед предшествующими и последующими моделями. Может, в обжитой и богатой Европе они были и не очень важны, но для всяких там конквистадоров и охотников имели первейшее значение. С одной стороны – с древней – не надо возиться с фитилём, как у пищали или мушкета, ведь при отсутствии спичек это чрезвычайно хлопотно. С другой стороны – современной – не надо добывать или снаряжать самому патроны. Допустим, гильза может быть и многоразовой, но капсюли-то нужно покупать! Для кремнёвки же требуется лишь порох и свинец. Самому отлить и откатать пули не трудно, особенно при отсутствии в стволе нарезов. Вопрос на засыпку (в прямом смысле!): сколько нужно засыпать пороха? Мало – пуля застрянет, много – разорвёт, наверное, к чёртовой матери. Ага: вот этот деревянный пенальчик чуть толще пальца, скорее всего, является „зарядцем“ – то есть мерой для выстрела. А если нет?

Где-то читал, что добротно сделанное серийное кремнёвое ружьё в руках хорошего хозяина давало осечку в среднем на каждом десятом выстреле. Вот эти два экземпляра с виду добротными не назовёшь. Кроме того, их, похоже, эксплуатируют давно и небрежно. Ну, а „хозяин" из меня... Значит?.. Ладно, не будем об этом. Лучше вспомнить, какие имеются „табельные" недостатки у данного оружия. Прежде всего, конечно, низкая скорострельность. Впрочем, у нарезных она была ещё ниже – пулю приходилось буквально заколачивать в ствол шомполом. Зато у гладкоствольных точность и дальность боя оставляли желать много лучшего. Однако, если не изменяет память, убойное расстояние всё равно было в два-три раза больше, чем у моей одностволки, заряженной картечью...»

Так или иначе, но трофейные ружья Кирилл зарядил и даже насыпал порох на полки, хотя и не был уверен, что это можно делать заранее. К тому времени со склона спустилась его очаровательная спутница.

– Ну, докладывай обстановку! – робко повелел суровый воин.

– Что делать?!

– Что-что... Расскажи, чего видела.

– Они спят в двух пологах, – пожала плечами женщина.

– Кто – они?

– Менгиты, конечно!

– А почему ты решила, что это именно русские?

– Вот глупенький! Зачем мавчувенам-то в пологе спать?! Тепло же!

«Угу, – мысленно усмехнулся аспирант, – просто жара: градусов десять ниже нуля!»

– Сколько же их там может быть?

– Не знаю... Две руки, наверное.

– Понятно... А ещё что видела?

– Ещё видела – едут.

– Кто и куда?!

– Мавчувены на двух упряжках. Они по старой дороге едут. Увидят наш свежий след и, наверное, свернут сюда – посмотреть.

«Заметят нас и атакуют? – предположил Кирилл. – Или во весь опор двинут к своим – предупредить? Впрочем, в любом случае инициатива будет утрачена. Надо действовать самому!»

– Оставайся здесь, Лу! – то ли приказал, то ли попросил учёный. – Я справлюсь!

Она ничего не ответила, только посмотрела ему в глаза. И Кирилл почувствовал себя голым – душевно голым: «А ведь она прекрасно понимает, как мне страшно. И что одному мне не справиться, она тоже понимает! Ч-чёрт, да что ж такое-то?!» Он потряс головой, отгоняя наваждение, и сказал вслух:

– Ладно, поехали!

Когда упряжка выскочила из распадка на основную «дорогу», мавчувены уже двигались в обратную сторону – к своей стоянке, – причём довольно быстро. Вероятно, противника они обнаружили первыми. Началось некое подобие погони.

– Паг-паги! – кричала Луноликая, размахивая остолом. – Паг-паги, ребята!

Ребята старались – не за страх, а за совесть. «Сколько же нужно скормить мяса этим псам, чтобы они утишили свою свирепость!? – мельком удивился Кирилл. – А моя подруга торопится навстречу смерти, как на праздник. У неё что, инстинкт самосохранения отсутствует?!»

Пасущиеся в тундре близ лагеря олени подались в стороны – наверное, кастрированные упряжные собратья передали им «ментальный» сигнал опасности.

– Стоять! – заорал Кирилл, и его «водитель» сначала притормозила остолом, а потом вдавила в снег трезубый кусок оленьего рога, играющий роль якоря. Собаки почти обезумели – кругом столько добычи, а их не пускают!

– Что делать тут будем? – спокойно спросила женщина.

– Стоять, пока не... Пока я... Не дай им запутаться, Лу!

«Скажешь, когда созреешь!» – примерно так можно было перевести словами её ответный взгляд. У Кирилла на мгновение возникло прямо-таки феерическое ощущение полного взаимопонимания – такого и с закадычными друзьями-то никогда не было! Луноликая соскочила с нарты и принялась активно наводить порядок. Кнутом и собственными ногами, обутыми в меховые сапоги, орудовала она чрезвычайно жестоко и ловко. Кириллу, впрочем, любоваться ею было некогда – они находились во вражьем стане, и, по идее, надо было действовать. Чем он и занялся.

Встал с нарты. Взял в руки тяжеленное допотопное ружьё. Принял классическую позу «для стрельбы стоя». Сдвинул в сторону крышку полки (порох никуда не делся!). Оттянул назад массивный курок с зажатым в нём кремнём.

Из ближайшего полога лезли наружу жильцы. Судя по наличию бород, это были русские. Наверное, можно было посмеяться над видом людей, застигнутых врасплох, только смеяться Кириллу не хотелось: эти низкорослые уродливые человечки, похоже, были созданы для войны – той, которую в каменном веке ещё не придумали. Все они оказались в одежде и обуви – наверное, в ней и спали. Очутившись на морозе, они быстро и ловко начали надевать доспехи. Нет, не рыцарские панцири, гораздо проще и... эффективней. Порох, похоже, они держали сухим, а ружья заряженными. Кто там командует, Кирилл разобрать не смог, но под влиянием грозных окриков (на каком языке?!) ближайшие мавчувены засуетились и начали на глазах обретать воинственный вид – в руках появились луки и копья. Никого убивать Кирилл не собирался – только пугнуть, только обозначить нападение. Он поднял ствол повыше, выдохнул воздух и нажал на спусковой крюк.

Щелчок, снопик искр и... ничего. Вторая попытка: зажим с кремнём на себя, крюк...

И – жахнуло!

От сотрясения в голове остались только глупые мысли: «Верно говорил приятель: из трёх мушкетёров Дюма настоящим – классическим! – мушкетёром мог быть лишь Портос. Потому что в этот род войск набирали исключительно людей тяжеловесных и физически сильных – чтобы отдачей от мушкета не сносило. Меня бы не взяли...»

При всём при том нужно было действовать, а не рассуждать, и Кирилл поднял второе ружьё. Открыл полку, взвёл курок и надавил на спуск. Осечка. Снова осечка! «Подсыпать свежего пороха? Это ж целая история! – запаниковал стрелок. – Ну-ка, ещё раз!»

С третьего раза всё-таки бабахнуло.

«Нет, ни о какой прицельности тут и речи быть не может, даже если стрелять с упора! А вот у Ф. Купера главный герой утверждал, что из своей кремнёвки может попасть в любой предмет, видимый глазом. Может, у него калибр был поменьше?» – подумал Кирилл и заорал, падая на нарту:

– Гони, Лу, гони!

– Паг-паги! – довольно спокойно сказала женщина собакам. Она подняла ногой тормоз и выдернула остол из снега. – Паг-паги, ребята!

Имея персонального «водителя», при движении по ровной местности Кирилл был практически свободен и мог смотреть в любую сторону. Он и смотрел – назад. На снегу чернели две чёрточки – брошенные им ружья. Двое казаков возле полога вскинули к плечу свои, но почти сразу и опустили – слишком, наверное, далеко, а заряд весьма ценен. Вслед беглецам полетело несколько стрел, но они, как говорится, ушли «в молоко».

Через пару километров на небольшой возвышенности Кирилл попросил остановить упряжку. Он встал на ноги и принялся всматриваться туда, откуда они прибыли.

– Послушай, Лу, а почему за нами никто не гонится?

– Зачем? – удивилась спутница. – Ты же отдал им «огненный гром».

– Ну-у... Чтобы отомстить. Я же когда-то убил двух менгитов!

– А что, они мстят за своих? – искренне удивилась туземка. – Прямо как люди, да?

– Насколько я знаю, – вздохнул учёный, – гораздо хуже. Так где же погоня?

– Смешной ты, Кирь! Они ж на оленях ездят, а их ещё поймать нужно!

«Ну да, правильно, – сообразил аспирант и принялся снимать с себя доспехи. – Это собаки всегда сидят на привязи – их кормят люди, а олени, когда свободны, ходят-бродят и пасутся – они на самообеспечении».

– Никогда не задумывался, сможет ли оленья упряжка догнать собачью. Таких соревнований, кажется, никто никогда не устраивал. Сможет?

– Это смотря какой снег, – пожала плечами Луноликая, – и как далеко ехать. Если гнаться много дней, если иметь много запасных оленей, если для собак мало корма...

– Но у нас-то его вообще нет!

– Почему? – удивилась «жена». – Вот тут – в мешке – дня на три хватит.

– Ты молодец, Лу! – сдержанно похвалил учёный.

Они перестали торопиться и подолгу всматривались с возвышенностей в свой след. Погони всё не было. Объяснить это задержкой с оленями было уже нельзя. Кирилл начал беспокоиться, тем более что примерно к середине дня в той стороне, где должно было находиться их стойбище, на фоне неба появилось странное сероватое пятно. Нужно было принимать какое-то решение, и учёный решил сделать это на том берегу довольно широкой замёрзшей речки, с заросшими ольхой берегами. На льду собаки повели себя странно – начали беспокойно оглядываться куда-то вниз по течению, а вскоре вообще вышли из повиновения – сначала одна заступила потяг, потом другая, и тут же все остальные рванулись в сторону, немедленно запутав упряжь. Переворот не состоялся, но остановить нарту на льду, покрытом тонким слоем слежавшегося снега, оказалось непростым делом. Кирилл вместе с Луноликой кинулся распутывать визжащий, скулящий, кусающийся клубок и вдруг замер – из-за поворота русла показались оленьи упряжки! Одна, вторая, третья...