Текст книги "Воины снегов"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14
ТГЕЛЕТ

К тому времени, когда Кирилл начал воспринимать и понимать окружающий мир, таучинское воинство всё ещё находилось в пути. Собственно говоря, это было не целенаправленное движение куда-то, не путь-дорога, которую надо пройти как можно быстрее, а этакое кочевье, в котором скорость движения и направление определяется в основном интересами оленьего стада. Тем не менее некоторая целенаправленность всё-таки прослеживалась – поближе к местам исконного обитания участников похода. Попав в «родной» район, та или иная группа отделялась, уводя с собой часть оленей. И наоборот – некоторые семьи из встреченных по пути малооленных стойбищ или просто бессемейные молодые люди выражали желание присоединиться к возвращающейся «армии», дабы помочь пасти добычу, поскольку она создавала новые «рабочие места» в тундре.

Параллельно шёл процесс формирования и распространения пышного букета легенд и сказаний о совершенных подвигах. Это было именно устное народное творчество, а не простая передача информации. Его таучинской спецификой являлось то, что фигуры главных действующих лиц, включая «кивающего» Кирилла, не возвеличивались, не превозносились до небес, а наоборот – как-то меркли, размывались, растворялись в основном участнике событий – «мы», «наши», «таучины». С противником же происходило обратное – служилые и их союзники превращались в жалких прихвостней титанической фигуры «главного менгита».

Процесс рождения эпоса, наверное, был весьма интересен с научной точки зрения, но Кириллу было не до науки. И не только из-за того, что его мучили головные боли. Удар по башке что-то повернул в его сознании, что-то сдвинул – попросту говоря, демон Ньхутьяга покинул его. Демон, значит, отвязался, и Кирилл, оставшись в одиночестве, никак не мог понять, как же он на всё это сподобился: «Столько жизней – и зачем?! Какой во всём этом смысл? Уж если империя взялась кого-то покорять, то она покорит – будьте благонадёжны! Не битьём, так катаньем, не кнутом, так пряником, не штыком, так водкой! Сопротивляться – только лить лишнюю кровь. Если и нужно за что-то бороться, так это за мир – пусть даже «несправедливый»! Ну да: сражаться за мир до последней капли крови... И лучше – вражеской!»

С окончанием военных действий призрак центрального руководства окончательно растаял. Зная таучинскую вспыльчивость, следовало ожидать массы конфликтов всевозможной тяжести из-за добычи. Ссоры, конечно, возникали, дело даже доходило до поединков – борьбы на снегу в полуголом виде. Но не более того! В основном народ умудрялся как-то договариваться. Кирилл не сразу понял, что именно этот переговорный процесс всё ещё держит вместе основную массу участников похода. Вмешиваться в него не имело ни малейшего смысла – интересы Кирилла по старой памяти представлял Чаяк, а сам он вновь сделался фигурой хоть и известной, но маловлиятельной.

Отказавшись от участия в «посиделках», Кирилл лишил себя удовольствия послушать, как его хитромудрый «друг» проводит в жизнь свой новый «коммерческий» план. Его познакомили лишь с результатами. А суть дела была в следующем.

Столь великое и успешное деяние, свершённое таучинами, не обошлось, конечно, без помощи всемогущего демона Тгелета – не забыли предшествующие события? За это его нужно отблагодарить – кто против? Особенно если учесть, что перед началом похода никаких жертв не приносилось – помните? Значит, теперь надо воздать сторицей – есть возражения? Возражений, конечно, нет – мы ещё и попробуем перещеголять друг друга своей щедростью, но уж больно туда идти не хочется – не по пути совсем... Да и зима кончается... В общем, как-то что-то... Ладно! Тогда Чаяк расстарается для общества! Пусть ему отдадут жертвенных оленей, и он отправится с ними к обиталищу Тгелета!

«Ну да, – мысленно усмехнулся Кирилл, – при существующем здесь уровне отчётности и подотчётности можно считать, что ему просто подарят лучшую часть стада – ай да Чаяк! Можно поспорить, что акта „приёма-сдачи“ с печатями и подписями от него никто не потребует!»

– Ты, конечно, пойдёшь со мной, Кирь? – спросил «друг». – У тебя с Тгелетом особые отношения – об этом все знают!

– Слушай, Чаяк! У меня болит голова... Но это – ерунда! Главное, что такая...

«...что такая походная жизнь сидит у меня в печёнках! Я хочу к жене – к Луноликой! – хотел сказать Кирилл, но вовремя осёкся. – Всё это аргументы, недостойные мужчины – по таучинским понятиям, конечно. Нужно придумать что-то другое, но... Но что за намёк про особые отношения? О которых к тому же все знают? А ведь, похоже, он опять меня „подставил"! Точнее, выставил в качестве аргумента, чтобы ответственную (и прибыльную!) миссию поручили именно ему! То есть у Киря „особые отношения", а Чаяк ему первый друг. Значит... Чёрт, ведь придётся соглашаться! Ладно, зато побываю возле „ворот" в родной мир, хотя это, конечно, бесполезно – мне здесь париться ещё два года».

– ...что такая... что такое дело надолго задержит нас, – продолжил Кирилл своё высказывание. – Может начаться весенняя распутица!

– Не беспокойся, друг, – мы успеем! – заверил Чаяк.

Берега тёплого ручья по-прежнему выглядели как бойкий перекрёсток, только без пешеходов и транспорта. Точнее, как место первобытных пикников. Причём какая-то компания «отдыхала» тут совсем недавно – ушла, вероятно, перед самым появлением немаленькой команды Чаяка. Кирилл был теперь «в своём уме», и многое стало интересовать его как учёного: «Куда всё-таки деваются жертвоприношения? А вдруг этот объект связан с „воротами" в другой мир? Перевал Уюнкара, в общем-то, отсюда недалеко... Кроме того, оказывается, существует обряд непосредственного общения с демоном! Ему нужно рассказать о своих проблемах или свершениях, а он может дать совет или просто выразить своё отношение. Между прочим, складывается впечатление, что в данном случае этот обряд я и должен выполнить, меня для того сюда и притащили. Может, обойдётся? Может, я пешком постою?»

В первый же день по прибытии Кириллу показали «исповедальню». Место оказалось не очень таинственным – некое подобие пещеры или грота, глубиной метров семь-восемь. Заканчивалось оно не «коренной» стенкой, а завалом из каменных глыб, причём не до самого свода – там темнела довольно широкая щель. Наверное, пустота в горной породе продолжалась и дальше, но никого это не интересовало – спелеологических упражнений обряд не предусматривал. Зато предусматривал процедуру предварительного «очищения». Она заключалась в том, что перед походом в каменную нору нужно в определённом месте накопать из-под снега веток и мха, разложить их кучками на восемь сторон света и по возможности одновременно поджечь. Потом забраться внутрь этой октограммы, побрызгать в каждую сторону собственной кровью и раздувать эти костерки, не подкладывая нового топлива. Хорошим знаком считается, если все они прогорят одновременно. «Похоже на подачу дымового сигнала, – мысленно усмехнулся Кирилл. – Интересно, зачем он вездесущему демону?»

Всё бы ничего, но завершиться процедура должна была публичным приёмом какой-то дряни, хранящейся у Чаяка в кожаном мешочке. Кирилл попросил показать её и без труда опознал сушёные мухоморы. «Э-э, ребята! – всполошился учёный. – Мы так не договаривались! После этих грибочков и здоровым-то людям мало не кажется, а я со своей больной головой просто копыта откину! Что делать, блин?!»

Почти в отчаянии Кирилл стал перебирать свой скудный скарб, надеясь найти среди немногих имеющихся «иномирных» предметов что-нибудь настолько соблазнительное, чтобы... Как назло, ничего по-настоящему «ценного» Чаяк из его запасов не захватил. Ну, если только... Учёный нажал кнопочку «С» на своём мобильнике, и экранчик засветился!

Выбрать подходящий момент для беседы оказалось нетрудно.

– Ой-е-ей... Ох-хо-хо-о...

– Что печалит тебя, друг?

– Понимаешь, Чаяк... Ведь я убил менгита возле жилища Тгелета!

– Но ведь он не наказал тебя! Скорее наоборот!

– Это так, да... Но, с другой стороны, разве кто-нибудь когда-нибудь был избавлен от наказания за пролитие здесь человеческой крови?

– Никто не знает о таких случаях... Но, наверное, менгиты просто не люди – их можно убивать везде!

– Может быть, ты и прав... Конечно же ты прав, но... Ты же знаешь, Чаяк, чувство страха мне не знакомо! Как и тебе...

– О, да!

– Вот я и думаю... Может, ты сходишь к Тгелету...

– ?!?

– ... и спросишь его, можно ли тебе владеть вот этой волшебной штукой, – Кирилл включил и выключил телефон перед носом собеседника.

– О-о-о!

– А заодно разведаешь, как он ко мне относится – это же не трудно, правда? Мне даже кажется, что если ты расскажешь демону о наших делах, то мне идти туда будет не нужно. Не захочет он меня слушать. Кажется мне так... А?

– Э-э-э... Н-н-у-у...

Расчёт оказался верным на сто процентов. Таучины вообще не слишком сильно трепещут перед своими духами и демонами, а уж Чаяк с его гибким умом и богатым жизненным опытом – тем более. Зато отказаться от понравившейся игрушки этим людям очень трудно – психологически. Кроме того, мужчине неприлично принимать «грибочки» просто так, без повода, а тут повод есть! Конечно же, таучин понял, что его «друг» просто трусит! Он и сам, честно говоря, побаивается, но зелёный холодный огонёк в чёрном предмете – это очень, очень круто!

Кирилл мог гордиться своей хитростью: «Всё получилось! Даже объяснения с соратниками по поводу „подмены” Чаяк взял на себя! Только бы аккумулятор не сдох в последний момент – на индикаторе одна „палка” осталась. Это вообще чудо, что там хоть какой-то заряд остался!»

Тем горше было разочарование, когда едва оклемавшийся после «сеанса» Чаяк вернул прежнему хозяину мобильник и прохрипел:

– Нет... Никак... Он зовёт тебя... К себе!

«Здрасте! – изумился Кирилл и мысленно выругался. – Это ещё что такое?!»

Чуть позже выяснилось, что имеется в виду не повторение обряда «исповедания», а нечто более смешное: Кириллу предстоит отправиться вглубь скального массива – к истокам тёплого ручья!

Из присутствующих здесь соратников учёный смог вытянуть очень немногое: да, такие случаи бывают, но очень, очень редко! Из-за чего, зачем и к чему приводят? Ну, может, старики и знают, а мы – нет! Обычно люди туда не ходят, потому что нельзя. Нельзя – без приглашения.

Свой поход Кирилл решил не откладывать – не дай бог возникнут ещё какие-нибудь осложнения!

Пробираясь по каньончику, он старался не наступать на обледенелые камни и посматривал вверх и в стороны. Невольно напрашивалась мысль, что если в верховьях кто-то живёт, то держать оборону им исключительно удобно – и пулемёта не нужно: «Один-два лучника, засевшие в камнях, смогут перестрелять любое количество непрошеных гостей. А при необходимости можно и обвал устроить. Только ни в какие «затерянные миры» и «земли Санникова» я давно уже не верю. Дикая природа, особенно если это пустыня, очень прозрачна, все следы в ней на виду, а людям (как и динозаврам) нужно кормиться и испражняться...»

Углубившись в размышления, Кирилл умудрился два раза поскользнуться и пребольно шмякнуться на обледенелые камни. На третий раз он каким-то чудом сумел сохранить равновесие и решил, что разврат пора кончать, что нужно искать нормальную дорогу: «Если нельзя идти здесь, то надо попробовать там!»

«Там», то есть на противоположном берегу, его ждала приятная (или какая?!) неожиданность – тропа! Сначала Кирилл, конечно, не поверил и решил, что удобный для ходьбы участок – это случайная «усмешка» мерзлотных процессов. Ан нет – узкая полоска утоптанного снега тянулась и тянулась. Причём создавалось впечатление, что кое-где с пути убраны камни. Это не говоря уж о том, что на обочинах виднелись следы вполне человеческих ног, обутых в обычную зимнюю обувь туземцев!

«А почему нет? – обалдело думал учёный. – Старый японский способ: где легче всего спрятать лист? В кроне дерева, конечно, среди других листьев. Там – на входе – всегда полно следов всяких паломников. А дальше – где тропа – начинается табуированная зона. В общем, простенько, но со вкусом...»

Тропа всё тянулась и тянулась, извиваясь между засыпанных снегом камней. На одном из поворотов Кирилл задержался: «Судя по следам, здесь путникам не раз приходилось перекантовывать тяжёлый груз. Ну, да: здесь ставили, а там принимали. На носилках, что ли, таскали?! Ещё немного, и я поверю в реальность Тгелета и... его команды!»

Поверить действительно вскоре пришлось – а куда деваться под стволами?! Причём под стволами не примитивных кремнёвых фузей, а вполне продвинутых магазинных винтовок системы Мосина! Держали оружие в руках двое парней в обычных меховых одеждах.

– Вы чего? – в некотором (точнее, изрядном!) смущении поинтересовался Кирилл на языке таучинов. – Меня, между прочим, приглашали!

– Что, с оружием? – насмешливо спросил один из парней. – Так не бывает. Оставь копьё здесь – никто его не возьмёт.

Пришлось подчиниться – могли бы и просто отобрать. Кроме того, в предложении содержался как бы намёк, что потом будет возможность свою собственность забрать, – это обнадёживало.

Конвоировали гостя вполне грамотно – один впереди, другой сзади на расстоянии от трёх до пяти метров. Вот только винтовки свои парни повесили за спину, а не несли в руках. То, что открылось Кириллу за очередным поворотом, заставило его на мгновение оцепенеть – он даже забыл опустить на снег ногу, поднятую в очередном шаге.

Такая форма рельефа у геоморфологов называется «цирк» или «кар» и образуется иногда в истоках горных ручьёв. В данном случае эта котловина была не круглой формы, а вытянутой, обрамляющие её склоны представляли собой довольно крутые осыпи-курумники, переходящие наверху в голые скалы. Никакого ледника в центре не было, зато красовалась довольно обширная проталина, на которой парили тёплые ручейки и, кажется, даже травка зеленела. На дальнем конце этой поляны располагалось большое жилище из шкур – явно стационарное, приморского типа. Чуть в стороне и выше по склону красовалось ещё одно произведение архитектуры, не имеющее, наверно, аналогов во внешнем мире – длинная полуземлянка, собранная из камней, дёрна, тонких брёвен и кусков шкур. У этого сооружения имелось даже некое подобие дымовой трубы, из которого поднимался дымок. Чуть правее на склоне резвились трое малышей – этаких меховых колобка. Они катались «с горки» на собственных задницах или на кусках шкуры. В их веселье принимали участие два щенка. Какая-то женщина копошилась у парящей воды, где было устроено некое подобие мостков, у входа в жилище сидел мужчина и тесал длинное тонкое брёвнышко – наверное, делал полоз для нарты.

Этот пейзаж произвёл на Кирилла впечатление довольно сильного удара – пыльным мешком из-за угла по многострадальной голове.

Дело в том, что открывшаяся картина была ему как бы знакома – из детских снов и фантазий, из глюков, когда он болел и лежал с высокой температурой. Трудно сказать, то ли этот пейзаж ему сначала приснился, а потом он начал развивать и оживлять его своим воображением, то ли наоборот. Помнится, в детстве он любил лежать, накрывшись с головой одеялом, и представлять себя в уютном, огороженном скалами мирке, где есть всё, что нужно для счастья, – даже мама! На этот мирок нападали всякие злобные враги, а он с друзьями его защищал. Ну, да, в совсем уж раннем детстве врагами были какие-то чудовища или драконы, потом они как-то постепенно переродились в солдат с ружьями. Он – Кириллка – делал из подушки бруствер и строчил в них из пулемёта! Только они не падали, а шли и шли вперёд, чтобы отнять, разрушить, растоптать всё, что есть хорошего в жизни. От вражьих выстрелов рушились скалы, гибли друзья, и он в конце концов оказывался один на один с толпой врагов. Убежать или спрятаться было нельзя, и он с криком бросался на них, размахивая чем-то длинным и острым. На этом месте Кирилл обычно просыпался, и чем кончилось дело, узнать не мог.

– Нравится? – с некоторым сарказмом проговорил один из конвоиров. – Вот так мы и живём. Иди, раз звали!

– Куда?!

– К Тгелету, конечно! – хихикнул второй – он оказался совсем молодым парнишкой. – Дорогу найдёшь или показать?

– Найду, наверное...

– Только вон там этой зимой болотина образовалась, – указал первый. – Лучше обойди её справа.

– Разберусь, – буркнул учёный и, как сомнамбула, побрёл вперёд. Почему-то он совершенно точно знал, куда ему надо – к входу вон в то строение. Его фальшивая память подсказывала, что всё самое главное находится именно там. Но на входе всегда возникают проблемы: взрослые требуют, чтобы он снял обувь, – вот дураки-то!

– Благодарю вас, – сказал Кирилл, приглаживая пятерней влажные волосы. – Сто лет не мылся. Только данный роман вроде бы проходит как историческая авантюра, а не как фэнтези. Арбузом или манго угощать будете?

– Нету их здесь, – усмехнулся хозяин. – Чудес не бывает. Как звать-то?

Кирилл представился и робко поинтересовался:

– А вы... С кем имею честь?

– Селиверстов Андрей Константинович.

– Надо же, полный тёзка!

– Н-да? Чей же?

– Классика арктической истории! У нас в институте каждый год проводятся Селиверстовские чтения! Он умер в...

– Так-таки классика? – перебил хозяин.

– Конечно!

– Надо же... И что, он совсем помер?

– Ага, во время войны погиб на фронте.

Старик надолго задумался, теребя неопрятную бороду. Потом как-то хитро прищурился и спросил:

– Ты сам-то этого вашего классика читал?

– Обижаете! – заявил Кирилл и не без гордости начал перечислять названия работ. – У нас в институте целая группа работает по изучению его наследия! Я, между прочим, участвовал в подготовке к печати статьи о шаманизме, а по словарю Селиверстова учил язык таучинов! Ну, не только по нему, конечно, но он считается лучшим...

– Неужели о шаманах рассекретили?! – вскинул лохматую бровь старик. – Вместе с выводами?

– Конечно! Все рукописи давно в открытом хранении! А та статья в печать пошла практически полностью, но с комментарием нашего академика, что, мол, автор во многом добросовестно заблуждался, что, мол, современная наука доказала... Но я с ним не согласен – ни черта она не доказала, а вовсе даже наоборот! А почему... Почему, собственно говоря, вы интересуетесь? Вы тоже читали эти работы?

– Я их писал.

– Не понял?! Так вы...

– Хочешь проверить? Давай пройдёмся по знакомым тебе текстам. Память, правда, барахлить стала – вчерашнее забываю, но молодость помню!

– Погодите... Но... Но А. К. Селиверстов погиб на фронте – в начале сорок третьего! Такова официальная информация.

– Она почти правдива, – усмехнулся старик. – В марте сорок третьего доблестный комроты действительно перестал существовать. Вместо него спустя пару месяцев появился зе-ка № 4368.

– Как это? За что?!

– Не «за что?», а «почему?». Всё потому же – слишком много знал. Но мне повезло – на следствии почти не били, а из лагеря выдернули уже через полгода. Правда, к тому времени я уже не катал тачку – зафитилил малость.

– И?

– Подлечили и отправили в Коймск – в здешнюю шарашку.

– Да, я слышал про такую... Только никто не знает, чем она занималась.

– Разумеется! А ведь таких тогда много было – по одним икутским шаманам сколько народу работало!

– Это в войну-то?! – изумился Кирилл. – Но зачем?

– Как это «зачем»? А погоду делать – лётную и нелётную? Думаешь, пустяк?

– Н-ну, вообще-то...

– Вообще-то, было две жёстких линии: одна – внушать обывателю, что всё это чистой воды мракобесие, а другая – изучать и пытаться взять на вооружение.

– И что... Получилось с икутами?

– Откуда ж мне знать? По слухам, вроде бы ни один заклинатель на сотрудничество не пошёл. А на самом деле... Лендлизовские самолёты из Америки гнали как раз через те районы. Некоторые не долетали. Кто знает, сколько бы их не долетело, если бы не... А?

– Здорово! А вы... Ваша шарашка чем занималась?

– Всем понемножку. Нас тут «каждой твари по паре» было – от антропологов до астрономов. Среди прочего и аномалию Уюнкара грызли. Наверное, начальство надеялось через эту дыру выкрасть новейший американский истребитель.

– Но ведь всегда считалось, что никаких переходных зон нет, никаких параллельных миров не существует! Это всё фантазии!

– И я так когда-то думал, – снисходительно улыбнулся старик. – Только всё оказалось иначе. Аномальные явления, колдовство, магия всегда интересовали правителей и всякие серьёзные организации, особенно имперские спецслужбы. Нам на шарашке подкидывали кое-какую совсекретную информацию по исследованиям гитлеровцев. Оказывается, в Третьем рейхе относились к данной теме очень серьёзно и добились поразительных результатов! Наш Лаврентий Павлович очень переживал по этому поводу.

– А как... Почему... Ну, здесь-то...

– Давай я уж сразу объясню, чтоб ты не мучался. Только скажи сначала, ты сюда попал через Громовых?

– Ну, да – почти год назад. Вы их знаете?!

– Кто ж Петровича не знает! Так вот, один из наших «аномальщиков» – там, в Коймске – подружился с местным жителем. Этот мужичок на шарашке вольнонаёмным работал – истопник, дворник, уборщик и всё остальное в одном лице. И как только они подружились, сразу пошли результаты по Уюнкару! Правда, не все они доходили до начальства... Ребята потребовали организовать стационарную базу в непосредственной близости от объекта – «командировку» по-лагерному. Прорыв в иные миры обещали и всё такое. Ну, и прорвались... Представляю, как начальство веселилось – вся «командировка» исчезла, причём вместе с оборудованием и охраной!

– Солдат потом перебили?

– Не всех – были среди них и люди...

За шкурой, прикрывающей вход в комнату, кто-то кашлянул, явно привлекая к себе внимание. Потом послышался молодой голос, говорящий по-таучински:

– Отец, гости неспокойны. Двое ссорятся.

– Присмотри за ними, сынок, – сказал Селиверстов на том же языке. Он пошарил на топчане позади себя, вытащил из-под шкур длинный тяжёлый предмет и продемонстрировал его Кириллу: – Ты, наверное, думаешь, что Тгелет – это я? Нет, это – она!

«Винтовки у местных я уже видел, – соображал учёный. – Эта отличается от прочих наличием снайперского прицела. Штука, похоже, допотопная, но... Но у здешнего демона действительно длинные руки – прицельная дальность у трёхлинейки немалая!» Вошедший таучин привычно принял оружие, кивнул присутствующим и покинул помещение. Кирилл же продолжал мыслить: «Парень обратился к старику так, словно тот приходится ему отцом либо братом отца, а Селиверстов использовал обращение, применимое к сыну или племяннику. Здешние народы такими словами не бросаются – тут у них что, семья?!»

– Так вот, – вернулся хозяин к прерванному разговору, – насколько я понимаю, тот наш истопник нынешнему Петровичу приходился дедом. У них династия, уходящая, похоже, корнями вглубь веков.

– Но как такое может быть?! Чтобы так долго никто ничего не знал?!

– Так уж и никто, – усмехнулся Селиверстов. – Желающий видеть увидит, желающий слышать – услышит. Но об этом мы поговорим как-нибудь потом.

– Я уже понял, откуда у вас винтовки, – в голове Кирилла вопросы свились в клубок, как змеи, и он просто не знал, за что в этом клубке схватиться в первую очередь. – А пулемёта нет? И... Как же вы тут живёте?! Ведь надо же чем-то питаться, обогреваться... Неужели на одних жертвоприношениях Тгелету?! И народ – ведь меня сюда вели местные! Как вы умудряетесь...

– Ну, началось! – со вздохом перебил старик. – Робинзон жил где-то в тропиках, а мы возле полярного круга – разве такое возможно?! Как видишь, возможно. Только у меня пока нет желания рассказывать о нашем жизнеобеспечении. Если только пару слов в общих чертах, чтобы ты не захлебнулся от любопытства и не начал расспрашивать всех встречных.

Основная проблема в высоких широтах – дефицит тепла, малое поступление солнечной энергии. В этом каменном корыте получился этакий оазис: термальный источник, защита от ветра плюс южная экспозиция части склонов – в солнечную погоду даже зимой загорать можно. В общем, вегетационный период растений здесь примерно на месяц длиннее, чем в окружающей тундре. Когда-то тут была роскошная тополёвая роща, только мы её в первый же год истребили на дрова и постройки. Зря, конечно... Зато картошка на склоне вызревает – мелкая, конечно, но в качестве деликатеса годится. Впрочем, местные жители к ней равнодушны.

– Местные...

– А что такого? Тундра тайн не хранит – жилище Тгелета всем известно. Правда, в разной степени – некоторые таучины и мавчувены находятся с этим духом в более тесных отношениях. Одна семья живёт тут постоянно, ещё несколько приходят и уходят.

– Этакие жрецы, да? Особо приближённые?

– Назови это хоть так. Через них родственники делают жертвоприношения. Те, кто оказывается в трудной ситуации, приносят в жертву и детей. Так что их у нас тут много. Потом они возвращаются к своим и становятся новыми, как ты говоришь, «жрецами».

– Э-э-э... Послушайте... – Кирилл напрягся изо всех сил, пытаясь сформулировать главный вопрос – тот, после которого станет ясно, о чём и как спрашивать дальше. – Э-э-э... Послушайте, но зачем всё это? Почему вы здесь, ведь Сталин давно умер, даже перестройка с гласностью давно миновали! Там, за барьером, другая страна! Она бедная, в чём-то уродливая, в чём-то смешная, но она НОРМАЛЬНАЯ! А вы здесь... Почему такая разница во времени? А где все остальные? Не понимаю...

Кирилл запутался, смутился и замолчал. Селиверстов некоторое время задумчиво смотрел на него, как бы что-то решая для себя. Наконец, кажется, решил и сказал:

– Ты ещё молод, Кирилл, но... Но у меня складывается впечатление, что ты – учёный. Не в смысле рода деятельности, а по складу ума и, если хочешь, души. Наверное, и говорить с тобой надо соответствующе. Давай попробуем. Так вот, здесь, в полной изоляции от цивилизованного мира, оказалась группа исследователей – настоящих, между прочим, исследователей. Многие из нас были чуть ли не светилами в своих областях. И ни одного сталиниста – на ту «командировку» мы таких не взяли. Когда стало ясно, что смерть от голода и холода нам больше не грозит, встал вопрос, как и зачем жить дальше. При голосовании никто не воздержался, не подал голоса «против» – будем продолжать работать. Для кого? Для человечества. Понять и принять такое ты можешь?

– Да, пожалуй...

– Тогда слушай дальше. Согласно теории Щукина-Иванова существует бесконечное множество так называемых дубль-реальностей. Мы просто перешли из одной в другую. Эти реальности непрерывно возникают и исчезают. Что нового мы можем узнать при наших возможностях? Не много: исследовать пространственно-временную зону наложения-смыкания и попытаться понять механизм или причины дихотомии.

– Ничего себе – задачки!

– Масштаб, достойный исполнителей. Впрочем, любую сложную проблему можно свести к простому – узловому, так сказать – вопросу. Если одна реальность отделилась от другой, значит, произошло нечто значимое. Оно должно оставить материальные следы, верно? Так что же в этом мире есть такого, чего нет в нашем? Точнее, чего не было в нашем лет триста назад?

– Неужели выяснили?!

– Как тебе сказать... Этим вопросом занимались трое... Ну и, разумеется, возникло три теории или гипотезы, каждая из которых – единственно верная. Мы спорили больше двадцати лет... Я оказался прав, потому что пережил оппонентов – возражать стало некому.

– Это – аргумент, – обалдело поддакнул Кирилл.

– Увы, – качнул головой старик, – просто я был самым молодым, да и на «общих» работах пробыл недолго. У остальных лагерный стаж был о-го-го! Так что гордиться тут нечем...

– И как же по-вашему... Ну, почему миры-то раздвоились?

– Почему? – Глаза старика вдруг сверкнули фанатичным блеском. – Здесь и сейчас существует быстро растущая группа местного населения, которая устойчива к действию алкоголя! Все они, по семейным преданиям, происходят от одного предка! Всё дело в нём!

– Но... А у нас...

– В нашем мире этого предка не было! Или его потомки погибли! Все до одного!

– Но... Но откуда у вас такая информация?

– Поиски причин, поиски различий мы начали, конечно, с людей – с местного населения. Среди прочего стали делать простейшие анализы мочи и крови, которые тут в изобилии оставляли паломники, – Тгелету, сам понимаешь, туземцы поклонялись задолго до нашего появления.

– Анализы?! Здесь?!

– А что такого? Кое-какие химикаты у нас имелись, а чего не хватало, сварганили сами – специалисты среди нас были ещё те. В общем, оказалось, что среди местных таучинов изредка встречаются особи, в организме которых присутствует фермент, разлагающий алкоголь.

– Ну и что? А почему вы решили, что в прошлом нашего мира дело обстояло иначе? В семнадцатом-восемнадцатом веке никто ж анализов не делал! Откуда такие данные?

– По восемнадцатому веку информации действительно почти нет, зато её много по девятнадцатому. Тогда местное население поили все, кому не лень, хотя это и было запрещено правительством. И никто – понимаешь? – никто, ни один наблюдатель не зафиксировал хоть одного непьющего таучина! Хоть мужчину, хоть женщину!

– Н-ну... Разве это показатель?

– Да, показатель: стереотип поведения однозначно подтверждает, что устойчивых к алкоголю не было!

– Что-то я не пойму, Андрей Константинович, – признался Кирилл, – ведь параллельные миры – это различные исторические судьбы... Ну какое может иметь значение, с какой силой члены того или иного общества страдают с похмелья? Это ж бытовые мелочи...

– Это – не мелочи! – заявил Селиверстов и вдруг заговорил убеждённо и страстно: – Реакция на алкоголь обычно наследуется не сама по себе, а вместе с целым букетом других свойств! В том числе с инстинктивными программами! С программами, определяющими поведение людей иной расы! Той, которая тысячи лет назад прошла через революцию неолита – расы воров и тружеников, святых и подонков!!

– По-моему, мы такого не проходили, – пожал плечами Кирилл. – Ну, неолит – это переход к производящему хозяйству... Вместо, значит, охоты и собирательства... А при чём тут инстинктивные программы? Ферменты какие-то...

– Придётся читать лекцию, – вздохнул старик. – Слушать будешь или ты из тех, кто всё, ему неизвестное, считает глупостью?

– Буду.

– Тогда слушай. Человек, в отличие от животных, имеет большую свободу выбора. Но крупные человеческие коллективы, в целом, подчиняются законам развития популяций. Пресловутая неолитическая революция, переход к производящему хозяйству имеет ту же природу.

– Как это?!

– А вот так! Любые зверушки, освоив новую территорию или новый способ добывания пищи, немедленно увеличивают свою численность. Причём увеличивают не в соответствии с ресурсами, а с перебором. После чего начинается голод и спад численности, но опять-таки не до уровня соответствия ресурсам, а ещё ниже. В итоге появляется некий избыток продуктов питания и начинается новый всплеск. И так без конца – у животных. Человек начал выращивать полезные растения и разводить скот – это резко расширило его ресурсную базу. Причём по двум линиям сразу: освоение новых территорий и увеличение производительности труда на прежних. Только увеличение численности всё равно оказалось избыточным. В итоге последние тысячи лет производящая часть человечества почти всё время живёт в условиях дефицита ресурсов.