Текст книги "Воины снегов"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Воины снегов

Пролог

Свинцово-серая прозрачная вода. Справа неровная зубчатая стена бурых скал. Слева вдали лёд – сплошной. Вместо неба низкая подвижная облачность. Межу нею и морем царит ветер – холодный, пронизывающий, беспощадный.

И посреди всего этого – коч.

Что такое коч? Кочи – деревянные морские суда. Метров 15-20 длиной и 5-6 шириной. Пара метров осадки и примерно столько же над водой. На корме и носу низкие надстройки. Две мачты с прямыми парусами, мощный деревянный руль. В поперечном разрезе корпус имеет яйцеобразную форму, чтоб не раздавило, если вмёрзнет в лёд. Из-за этого даже небольшая волна мотыляет его с борта на борт. По ватерлинии сделана дополнительная обшивка из досок – защита от мелкого льда. На палубе возле задней мачты привязываются две весельные лодки, которые используются в качестве буксиров при мелком маневрировании и для высадки на берег. Ни одно такое судно до наших дней не сохранилось. Пётр Первый запретил их строить, а готовые суда приказал уничтожить – уж больно у них вид неказистый. Много позже появилось мнение, что кочи «поморского» типа являлись гениальным продуктом народного творчества и были идеально приспособлены, для плавания в ледовитых морях. Впрочем, и сейчас с этим согласны не все.

Вот этот конкретный коч уж точно не был гениальным творением мастеров. Сколоченный на скорую руку из полусырого дерева, он имел лишь одно достоинство – стоил в полтора раза дешевле добротного. Впрочем, будь он хоть каким, со встречным ветром ему не справиться – не те паруса. К тому же он был явно перегружен.

Старый Гуэркен стоял на скале и смотрел, как море и ветер обходятся со странным плавучим предметом. Вчера он видел два таких – они прошли на восток далеко от берега. За ночь ветер усилился, ледовые поля приблизились, и свободной воды осталось совсем мало. Теперь плавучий предмет должен был неминуемо угодить на камни, уходящие от мыса далеко в море. Превратив глаза в узкие щели, Гуэркен рассмотрел, что по предмету передвигаются фигурки существ, похожих на людей. Это были, конечно, демоны – ни одному человеку не пришло бы в голову пуститься в плавание на такой лодке. Демоны и духи, как известно, существуют всякие: добрые и злые, слабые и могущественные. «Интересно, каковы эти? Смогут они убрать скалу со своего пути? Или, может быть, они перенесут свою лодку через неё?»

Разочарование было полным – демоническое судно сменило курс, пытаясь уйти в открытое море, но сразу же вернулось на прежний. Прошло совсем немного времени, и оно остановилось, накренившись на борт, у подножия торчащего из воды камня. Волны поднимали и опускали его, с каждым разом увеличивая крен.

«Наверное, совсем перевернётся, – подумал Гуэркен. – Эти существа не властны ни над водой, ни над ветром, ни над камнями. Что же теперь они станут делать? Превратятся в рыб или тюленей? Или, может быть, станут птицами? О, большая лодка перед смертью рожает детёнышей!»

Действительно, рядом с судном на воде оказалась сначала одна, а потом вторая маленькая лодка. Можно было даже рассмотреть, как поднимаются и опускаются вёсла. Только чуда опять не случилось. Лодку, рождённую первой, волна подняла и бросила на скалу. Потом оттащила немного назад и снова бросила – уже перевёрнутую. Человекоподобных демонов в ней было довольно много, и теперь точки их голов чернели на поверхности воды. Они исчезали одна за другой – похоже, ни взбираться на отвесные скалы, ни плавать, как моржи, демоны не умели.

Вторая новорождённая лодка вразнобой махала вёслами, но почти не двигалась с места. Потом она поняла, как нужно действовать, и стала понемногу отодвигаться от камней и от своей гибнущей родительницы.

«Быстро учится, – одобрительно кивнул Гуэркен. – Кажется, она хочет на берег. Интересно, сможет детёныш найти хорошее место, чтобы вылезти? Сейчас малая вода – даже взрослой байдаре это не просто».

Нет, ни сама лодка, ни демоны, которые ею управляли, не почуяли опасности. Гуэркен перешёл на другой край площадки и стал смотреть, как далеко внизу – почти под ним – прибой убивает молодую лодку и глотает человекоподобных демонов.

«Наверное, она из дерева. Значит, волны отдадут много хороших обломков. Может быть, найдётся наконец подходящий кусок, чтобы заменить третье правое ребро у байдары – она так давно страдает!»

Гуэркен спустился к летним жилищам посёлка, прошёл к своему шатру. Согнувшись, залез внутрь и вскоре выбрался обратно – уже с копьём в руке.

– Деда, деда, ты куда?

– На берег пойду, – улыбнулся Гуэркен своей любимице. – Море съело толстую байдару демонов и её детёнышей. Вдруг там остались объедки для нас?

– Толстую байдару?! Как те – вчерашние?! Ой, деда! Ну какой ты! Ну почему не позвал?

– Вот ещё! Разве это киты? Или возвращается наша байдара? Или, может быть, едут гости из Унгена? На кого смотреть в море такой маленькой девочке?!

– Я не маленькая, деда! Не маленькая! У меня грудь, смотри, уже какая! И первая кровь скоро будет – так все говорят! Почему не позвал?!

– Ладно-ладно, – засмеялся Гуэркен. – Не сердись, Луноликая, а то лицо длинным станет.

– И пускай! Не буду с тобой говорить! Не буду петь тебе песни! Возьми меня на берег! Или я пойду сама!

– А демон высунет клешню, схватит тебя за ногу, утащит в воду и будет там есть – по кусочкам.

– Не боюсь! Я с тобой никого не боюсь!

– Тогда пошли.

Они стояли на краю галечного пляжа – там, где кончается тропа, ведущая наверх, к посёлку. Они стояли и смотрели, как два человекоподобных существа ходят вдоль кромки прибоя, собирают и стаскивают в кучу предметы, выброшенные волнами. Вода отступала, и подарков было довольно много.

– А почему они живые, деда? – спросила Луноликая. – Разве так бывает?

– Как видишь, – пожал плечами Гуэркен. – Наверное, море отказалось от них. Или они сбежали от него самовольно.

– Смотри, смотри, у них лица заросли волосами! И одежда такая...

– Думаешь, это одежда? А может быть, они такими рождаются.

– Никогда не видела духов так близко!

– Какие твои годы! Если научишься хорошо камлать, они будут стаями слетаться на твой зов.

Один из человекоподобных заметил наблюдателей и указал на них другому. Будь эти существа людьми, они приблизились бы и поприветствовали тех, кто был здесь раньше. Или показали бы, что собираются с ними сражаться. Демоны же поступили иначе – они стали кричать и махать руками, требуя, чтобы старик и девочка подошли к ним.

– Не ходи, деда, – сказала Луноликая. – По-моему, они злые.

– Они слабые, – улыбнулся Гуэркен. – Как они смогут причинить мне вред?

Величественно и медленно – как подобает хозяину байдары и главе «переднего» дома – Гуэркен направился к пришельцам. Остановился в нескольких шагах, опёрся о древко копья и принялся их рассматривать – без страха и особого интереса. Эти двое являли собой довольно жалкое зрелище, однако, кажется, были о себе другого мнения.

Они начали издавать громкие звуки, обращаясь к местному жителю. Назвать это речью было никак нельзя. По интонациям же чувствовалось, что демоны о чём-то спрашивают и требуют ответа. Гуэркен снисходительно усмехнулся их жалким потугам и не раскрыл рта. Эта усмешка странно подействовала на демонов – они стали кричать ещё громче. Теперь они не спрашивали, а только требовали чего-то и грозили. Старик покачал головой, удивляясь такой наглости и бесцеремонности. Он уже хотел повернуться и уйти, но увидел, что один из демонов замахнулся на него длинной палкой, которую держал в руках.

Уже два года не выходил Гуэркен летом в море. И вовсе не потому, что стал дряхлым стариком – в зимней охоте ему по-прежнему не было равных. Просто он решил, что пора подружить с байдарой среднего внука своего двоюродного брата, а экипаж промыслового судна должен состоять из восьми человек – не больше. За свою долгую жизнь глава «переднего» дома участвовал во многих набегах и немало чужих набегов отбил вместе с друзьями и родственниками. При этом он всегда был «лёгким» – сражался без доспехов и гордился тем, что не получает ран (а полученные скрывал). Он давно не тренировался, но тела таучинов никогда не забывают приобретённых навыков.

Старик сделал шаг назад и чуть пригнулся – как бы поднырнул под чужое оружие. А потом...

Того, который был безоружен, он коротко кольнул в горло. У второго сначала выбил из рук палку – хотел посмотреть, что тот станет делать после этого. Демон вновь поступил не по-человечески – не попросил смерти, как подобает мужчине, а захотел убежать. Гуэркен еле успел дотянуться копьём до его ног и сделать так, чтобы он запнулся и упал. Охотник не стал убивать лежачего – он хотел доставить удовольствие внучке. Поэтому он позволил противнику вскочить на ноги и лишь тогда нанёс удар.

– Какие они страшные, – сказала девочка, помогая деду стаскивать трупы в воду. – Вдруг такой ночью придёт!

– Не ешь много жира перед сном – будешь видеть лёгкие сны, – посоветовал Гуэркен. – Они не придут, потому что убиты моим волшебным копьём.

– Да, я видела! Первый удар называется «клюв гагары», а второй – «мах крыла чайки».

– Правильно! Умница ты у меня! Пойдём теперь посмотрим, от чего ещё отказалось море – вдруг найдётся что-то полезное.

Дед и внучка пробрели вдоль кромки прибоя, привычно поворачиваясь боком к ветру – он был бессилен против их меховых одежд. Примерно через полсотни метров пляж сузился, скалы подступили ближе к воде. Возле них здесь лежал толстенный ствол дерева, выброшенный когда-то штормом.

– Ой, смотри, что я нашла! – вскрикнула Луноликая и подняла маленький, тускло блеснувший предмет на тонкой верёвочке. – Это украшение или амулет?

Гуэркен принял находку в свою заскорузлую ладонь и покачал головой:

– Трудно сказать... Спроси у бабушки, не повредит ли он тебе. Знаешь, я тоже кое-что нашёл!

– Где? Здесь же больше ничего нет!

– Это потому, что у тебя глаза смотрят не в ту сторону. А ты глянь вон туда – где дерево!

После крушения Никитку, конечно, не взяли в лодку – просто спихнули в воду. Он, однако, сумел повиснуть на борту и потом, когда стало не до него, всё-таки забрался внутрь. Только счастье оказалось недолгим – близ берега в воде оказались все. В отличие от большинства взрослых, мальчишка умел плавать и к тому же, пока висел за бортом, остался без обувки и без порток – они просто соскользнули с его тощей задницы. Это, наверное, помогло, но не сильно. Его ударило волной о камни сначала боком, а потом головой. Очнулся он уже на суше и долго блевал противной солёной водой, которая так и не успела согреться в его животе. Потом он увидел двух уцелевших промышленников и уполз за бревно – ничего хорошего от них он не ждал. Так и лежал там, стуча зубами от холода, не зная сам, чего больше хочет – поскорей умереть или согреться.

Из своего укрытия Никитка видел, как пришёл одетый в меха человек и убил сначала Никифора, а потом Алексашку. Мальчишка испытал мстительную радость от гибели своих мучителей, но быстро сообразил, что его тоже убьют, и почти перестал дышать за своим бревном. Он пытался молиться, но в голове его гудело, слова путались, и не было в них ни веры, ни надежды.

Когда двое страшных чужаков направились к нему, Никитка не выдержал – вскочил на ноги и кинулся бежать. Только его прыти хватило шагов на пять-шесть – колени подогнулись, дикая боль пронзила бок. Окружающий мир поехал в сторону, и беглец распластался на холодных камнях.

Гуэркен постоял над неподвижным телом, потом ногой перевернул его на спину и поудобней перехватил копьё.

– Это, наверное, их детёныш, – сказала девочка и присела на корточки. – Смотри, деда, у него и мужское есть – совсем как у человека! Разве у демонов бывает?

– Конечно, – кивнул старый охотник. – Иногда они почти во всём подобны людям – сразу и не отличишь.

Никитка лежал, закрыв глаза, слушал звуки незнакомой речи и пытался не дышать в отчаянной надежде, что его примут за мёртвого. Вдруг что-то легонько коснулось его лица и волос на голове.

– Но он тёплый, деда! И... красивый. А вдруг это человек, только другой?

– Человек? – призадумался Гуэркен. – Вряд ли. Но осторожность не помешает – давай на всякий случай перережем ему горло. Тогда его дух не сможет вредить нам. На, возьми!

На поданный ей сланцевый нож девочка не обратила внимания – она вновь погладила подсохшие Никиткины кудри:

– Какие мягкие! И лицо... Смотри, деда, совсем бледное – не как у нас!

Мальчишка не понял ни слова, но почувствовал, что маленькие тёплые пальцы теребят его немудрёное мужское хозяйство.

– Хи-хи! Деда, а деда! Помнишь, ты обещал подарить мне белого щенка?

– Конечно, помню, Луноликая. Но он ещё сосёт живот своей матери.

– Я больше не хочу щенка! Подари мне вот этого – ведь ты нашёл его!

– Мы нашли его вместе... – слегка растерялся Гуэркен. – Зачем он тебе?

– Хочу! Буду с ним играть!

– Да? Но... Как-то...

– А я хочу! Дай! А то обижусь!

Некоторое время старик молча стоял, опираясь на своё копьё. Он размышлял.

В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое, незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке, начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени. Ничего этого Гуэркен, конечно, не знал. Он просто выбирал оптимальное решение. И выбрал.

– Что ж, значит, мне придётся пережить горькие дни, пока ты не простишь старика, – вздохнул охотник. – Нельзя оставлять его здесь. Море может обидеться на людей, а это очень опасно.

– Ну, деда!!

– Я люблю тебя, девочка, но нельзя подвергать людей опасности ради твоей прихоти. Ты уже не маленькая и должна учиться отказывать себе в некоторых удовольствиях.

– Всё, я обиделась!

– И напрасно! – сказал Гуэркен, прикидывая, куда лучше ударить – в грудь или в шею.

Рука старого охотника не дрогнула, и мальчишка умер почти мгновенно. Его личная вселенная перестала существовать, а мир, в котором он мучился недолгие свои годы, остался. В нём живём и мы с вами.

Но при этом возникла ещё одна реальность, в которой итог размышлений старика был иным. Он слишком сильно любил внучку, а потому вздохнул и сказал:

– Ладно! Давай сделаем так: мы дадим ему человеческую еду и питьё. Если он сможет принимать это, то останется с нами и будет твоим рабом, игрушкой. Если же откажется, мы вернём его морю, и ты не будешь обижаться на деда!

– Давай, давай! – обрадовалась девочка.

– Эй, ты! – Гуэркен слегка потыкал древком в рёбра мальчишке. – Вставай, хватит лежать!

Когда они добрались до начала тропы, девочка, шедшая последней, дёрнула Никитку за подол мокрой рубахи. Он оглянулся и увидел протянутую ему ладошку:

– На, возьми!

– Благодарствую, – буркнул мальчишка и забрал свой нательный крестик.

В тот день Никитка впервые в жизни узнал, что такое быть сытым. Он глотал что-то жёсткое, скользкое, волокнистое и вонючее, пил какую-то тёплую зеленоватую бурду. Впрочем, до вкуса, цвета и запаха дела ему не было. Потом его чуть не стошнило, но он подумал, что больше кормить не будут, и удержался. О том, что это спасло ему жизнь, он узнал лишь много лет спустя. Засыпая поздно вечером, мальчишка с изумлением понял, что с тех пор, как оказался на этом берегу, его никто ни разу не ударил!

Впрочем, в будущем Никиту ждало немало пинков и оплеух, но все вместе они не шли ни в какое сравнение с тем, что он пережил раньше – таучины относились к своим рабам несколько иначе, чем русские хозяева к холопам. Что же до коча... Никто, конечно, не попытался найти и спасти потерпевших крушение – ни в нашей, ни в иной реальности. Морских экспедиций вокруг Полуострова «на свой страх и риск» в том веке предпринималось немало. Единицы уцелели и даже обогатились, но большинство просто сгинуло, не оставив следа ни в памяти людской, ни в документах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Очевидец о таучинах (XVIII век): «...Они наравне

с страною своею крайне дики, суровы, необузданны

и жесточае всех сибирских народов...»

Глава 1
ПОЕЗДКА

Вызов к начальству не сулил Кириллу решительно ничего хорошего. За что его будут бить, учёный догадывался: в институте он работает шестой год, имеет должность научного сотрудника, а диссертацию всё никак не защитит. Более того, он никак не выйдет даже на финишную прямую, когда идёт увязка и утряска собранного материала. Три года назад он, по настоянию начальства, обрёл статус аспиранта-заочника. Это, как ему объяснили, необходимо для повышения его – Кирилловой – самодисциплины. Только данная дисциплина у молодого «нэ-эса» не повысилась, и сейчас научный руководитель, он же директор, будет вправлять ему мозги, причём за дело. Кроме того, нависла вполне реальная опасность, что Кирилла переведут на другую тему и диссертацией придётся заниматься не в рабочее, а в личное время.

Нет, Кирилл Матвеевич Иванов вовсе не был растяпой или неудачником, хотя и любил себя так называть. Ближние и дальние его знакомые придерживались иного мнения: внешностью, здоровьем и умом Бог его не обидел, и к тому же, в отличие от большинства людей, он занимался не тем, что нужно, а чем хочет. Многим это было даже как-то и обидно, потому что завидно. Кирилл же полагал, что Бог тут ни при чём. Просто его воспитанием занимались не родители, которых он не помнил, а, в основном, странная женщина – якобы отцова тётка.

На самом деле родство было ещё более дальним, но никто на этом внимания не акцентировал. Она всегда казалась Кириллу очень старой, и лишь много лет спустя после её смерти он сообразил, что бабушка во времена его детства была вовсе и не бабушкой, а женщиной «в полном расцвете». Но какая это была женщина! Ребёнок получал всё необходимое для роста и жизнедеятельности – по минимуму. В смысле количества белков, жиров и углеводов, нужных для нормального физического роста и умственного развития. А вот всё остальное... Ещё в раннем детстве мальчик сильно простудился или, возможно, подцепил какую-то инфекцию. Возникли проблемы с лёгкими, причём серьёзные. Однако хождения по врачам были недолгими. Вместо них – ледяная вода из душа, сон при распахнутом окне или форточке в любой мороз и бег – каждый день. Первые несколько лет она бегала вместе с ним и, кажется, даже не потела при этом. Если ребёнок плакал и грозился умереть «назло тебе», ответ был всегда одинаков: «Пожалуйста! Инвалид мне не нужен!»

Установка у неё была простая: ни в чём, Кирюша, себе не отказывай, чего захотел – добивайся! Но не в смысле выпрашивания конфетки – какое там! Пишешь с ошибками? Значит, будем писать диктанты – вместо телевизора, в выходные, в праздники, в каникулы, будем писать их «до выступления красного пятна на лбу»! И Кирилл писал... У тебя проблемы с алгеброй? Будем решать примеры – пока они (эти проблемы) не исчезнут! И Кирилл решал... Ты подрался с мальчишками возле школы? Нет, твои синяки меня ничуть не волнуют, но ты не смог никого завалить?! Сам ТЫ?!! Значит, отправляйся в секцию или даже сразу в две. От русского и алгебры это никоим образом не освобождает – сам понимаешь... И Кирилл записывался в секции... В восьмом классе он был занят по восемнадцать часов в сутки. Подцепить грипп с температурой казалось счастьем, но он не болел, сколько бы его ни обкашливали одноклассники. Его уже никто не заставлял, но он обнаружил, что, не пробежав утром хотя бы «пятёрку», до обеда не может толком проснуться. В общем, детство своё Кирилл никак не мог считать лёгким и радостным, но со временем осознал, что получил некое преимущество перед сверстниками – этакую беспощадность к себе любимому, способность работать, невзирая ни на что, не уклоняться от неприятных занятий и ситуаций, а превозмогать их...

Такое отношение к жизни теперь, похоже, выходило ему боком – он хочет и может заниматься своими исследованиями, ради этого готов, не колеблясь, отказаться от множества благ, жить в нищете, но этого мало. Нужно ещё исполнять всякие ритуальные танцы перед начальством – просто чтоб иметь возможность делать своё дело. Надо бы переключиться, «упереться рогом» и станцевать (трудно, что ли?!), но стоит ли оно того? Как будет правильнее: послать начальство куда подальше и работать до первого «сокращения штатов» или наоборот?

– Напомни-ка мне название твоей диссертации, – сурово потребовал директор после приветствия. – Ты сам-то его не забыл?

– «Сравнительный анализ боевых искусств народов Востока и Северо-Востока Азии», – со вздохом выговорил Кирилл.

– Сколько публикаций?

– На той неделе вторую статью в печать приняли...

– Не густо. А когда покажешь «кирпич»?

– Ну-у... К следующей осени, наверное... – затосковал аспирант. – Понимаете, по Японии, Китаю и Корее материалов море. Даже по Вьетнаму в последние годы появилась масса публикаций. А вот с нашим Северо-Востоком... Традиции практически утрачены, остались лишь намёки в фольклоре и данные археологии. К тому же значительная часть сохранившегося оружия и доспехов хранится в музеях Америки. По ним публикаций много, но это, сами понимаете, не то. Тут ведь важно посмотреть своими глазами, пальцами пощупать. Как, например, у таучинов и мавчувенов крепились верхние пластины ламеллярного доспеха? Какой был способ обвязки назатыльного щитка и крыла? Возможность участия тяжело вооружённого воина в рукопашном бою можно доказать лишь экспериментально. Для этого важно корректно воспроизвести весь комплекс защитного и наступательного вооружения. Щитки с правым или левым крылом вроде бы однозначно указывают, что данный защитный комплекс предназначен для дистанционного боя, однако в литературе...

Кирилл увлёкся и начал говорить, говорить, говорить... Директор слушал с задумчивым видом. По-видимому, он никуда не спешил. В конце концов оратор сообразил, что, пожалуй, перебирает, умолк и уставился на начальство в ожидании реакции. Она последовала после некоторой паузы.

– Нет, – вздохнул директор, – не напишешь ты текст ни к этой осени, ни к следующей. Даже если устроить тебе командировку в Америку, даже если наши мастерские будут исполнять все твои заказы.

– Да не обязательно же делать из натуральных материалов! Я подобрал пластик, близкий по свойствам оленьей кости! Он стоит копейки!

– Дело не в этом. Ты, по молодости, с головой ушёл в исследования и эксперименты. В общем, удовлетворяешь собственное любопытство за государственный счёт!

– Тоже мне – счёт! – усмехнулся Кирилл. – Будь у меня семья... При такой зарплате...

– Ты давно увлекаешься таучинами? – уклонился от неприятной темы руководитель.

– Ну... Со второго курса.

– А правда, что ты даже язык их выучил?

– Да так, – смутился Кирилл, – по верхам только. Практики почти нет. Но в прошлом году на Полуострове мы с местными друг друга вроде бы понимали...

Это была ещё одна странность в жизни Кирилла – ему самому непонятный «прикол» судьбы или Бога. К изучению иностранных языков никаких способностей у него не было, скорее наоборот. Возможно, именно поэтому он с упорством маньяка грыз не только английский, но и необязательный немецкий. Но вот однажды ему попал в руки словарь таучинского языка ещё довоенного издания. И он не смог от него оторваться, словно это был крутой боевик! Такое состояние даже трудно описать – как будто не учишь, а вспоминаешь, хочется ещё и ещё...

– А на оленях ездил? – продолжил допрос руководитель.

– Нет, – вздохнул исследователь. – Только на собаках. Да и то не там, а здесь – когда-то в клуб ходил, даже в соревнованиях участвовал. На пятом курсе получил первый разряд по стрельбе из лука и жёлтый пояс по баки-доу.

– Это что ж такое?

– Ну, школа такая, китайская. Там копьями фехтуют. Только всё это спорт, а не боевые искусства. Но мне тогда казалось, что без этого нельзя – нужно самому всё попробовать!

– Мне тоже так когда-то казалось... – вздохнул директор и задумался не менее чем на минуту. А потом толкнул к посетителю лист бумаги: – Вот, посмотри!

Текста было немного, и Кирилл сделал вид, что читает медленно и внимательно. Ему нужно было время, чтобы сообразить, как реагировать: с одной стороны, худшие опасения сбывались, но с другой – шикарное финансирование, полевые работы, командировки и, похоже, относительная независимость...

– А с какой стати этот фонд выделяет нам средства? Он же, кажется, исследования современности финансирует – экологию, социологию...

– Ты просто не в курсе, – усмехнулся руководитель. – У них там всё крутится вокруг долгосрочных прогнозов реакции человеческих сообществ на те или иные воздействия. В основном по развивающимся странам, конечно. Ну, скажем, если какое-нибудь африканское племя голодает, что лучше: построить на его земле завод и дать людям работу или просто оказать гуманитарную помощь? Что получится – благоденствие или диктаторский режим, который займётся истреблением собственных подданных? В каких случаях народ активно начинает осваивать новые источники пропитания, а в каких вместо этого переходит на полубандитский образ жизни? Я, конечно, всё сильно упрощаю, но, думаю, ты меня понимаешь.

– А при чём тут археология, да ещё и циркумполярная? – удивился Кирилл.

– Всё при том же: события в этом регионе развивались, что называется, на исторической памяти. Можно увидеть конец и начало, воздействие и его результат. В данном случае речь идёт о результатах взаимодействия приполярных охотников и оленеводов с русскими.

– Да разве мало в истории примеров контактов местного населения с колонизаторами? – пожал плечами Кирилл. – Причём в краях гораздо более тёплых – изучай на здоровье. А тут – таучины!

– Спецификой этих контактов является то, что колонизации, по сути, и не было. Сама по себе земля, новые территории пришельцев не интересовали, осваивать их, как, скажем, в Америке, они не собирались. Официальная политика царского правительства была направлена на сбережение и приумножение местного населения – оно должно было платить ясак, который составлял немалую часть государственного бюджета. Ну, а что из этого получилось на самом деле...

– Это всё я, пожалуй, понимаю, – кивнул учёный, – но... Но в данном случае речь идёт не просто о таучинах, а о коймско-алсейской группе, которая бесследно исчезла в конце семнадцатого века. Это ж всё равно, что искать Атлантиду!

– В отличие от Атлантиды, они были, – парировал выпад начальник. – Это научный факт. Зафиксировано несколько боевых и торговых контактов с русскими, а потом эти люди куда-то делись. Они могли вымереть от эпидемии оспы, но никто не видел опустевших стойбищ. Могли откочевать на восток или запад вдоль побережья, но они были слишком воинственны, чтобы не оставить о себе следов в памяти местного населения.

– Их просто вырезали казаки, – усмехнулся Кирилл. – Вы, наверное, и сами так думаете, только эта версия слишком несимпатична, вот её и не рассматривают.

– Ну почему же? – вскинул кустистую бровь директор. – Заниматься данной проблемой учёные начали ещё в тридцатые годы, а тогда в моде были разоблачения произвола царизма над народами севера. Документов восемнадцатого века сохранилось не так уж и мало. Столь крупная военная операция обязательно была бы в них зафиксирована, а этого не произошло. Под Коймском, кстати, уже производились раскопки, а во время войны – в сороковые годы – в посёлке действовала даже некая секретная лаборатория. Так что прежде, чем составлять план работ, придётся поднять все доступные материалы.

– Как же без этого?! – вздохнул Кирилл и подумал: «У каждого, наверное, человека в жизни бывает момент, когда судьба (или начальство) делает предложение, от которого отказаться нельзя».

– И не затягивай, пожалуйста, – скорее приказал, чем попросил начальник. – Нужно начать работы как можно быстрее, чтобы пошло финансирование.

Никаких серьёзных работ на первый год, конечно, не планировалось – только рекогносцировка и, в лучшем случае, разведка. На настоящие раскопки нужно получить массу разрешений от властей многих уровней. А для этого, как минимум, наметить участки и составить их описания, которые будут потом фигурировать в документах. Вот ради этих-то описаний Кирилл и прибыл в Коймск в единственном числе, правда, с правом и средствами для найма рабочих и техники.

В жизни Кирилла это была пятая поездка в края весьма и весьма отдалённые. Он, конечно, уже считал себя человеком опытным, но ещё не перестал удивляться размерам родной страны и чехарде климатических зон. Первое острое впечатление он получил из иллюминатора раздолбанного самолётика местной авиалинии: «Рано! Ещё месяц как минимум!» Тундра лежала под снегом. Кое-где на южных склонах холмов темнели проталины, но это были именно проталины, а не открытый грунт. Озёра и речки вскрываться, похоже, и не собирались, хотя кое-где поверх льда голубели большие лужи и змейки ручьёв талой воды. «Что же я буду делать в посёлке столько времени?! Там хоть Интернет-то есть?»

– Как вы тут живёте?! – сказал он симпатичной продавщице в поселковом магазине. – У нас женщины на пляжах загорают – в лифчиках и без – а вы тут в шубах ходите!

– Ну, в шубах... Так ведь в летних! – не растерялась девушка.

Через пару дней пребывания в Коймске окончательно выяснилось, что всё не так плохо, а гораздо хуже. Планировалось посетить четыре участка, один из которых – самый перспективный – находился в нескольких сотнях километров к северо-востоку от посёлка. На вопрос «можно ли туда добраться», местные знатоки с усмешкой пожимали плечами: нет ничего проще – садись и лети! Кирилл чуть не попался на эту удочку – принялся выяснять отношения с малой авиацией. Выяснил: вертолётчики отвезут куда хочешь – хоть завтра – только плати. А сколько? Ему назвали стоимость лётного часа, и потенциальный заказчик решил, что над ним смеются – нулей в цифре оказалось на один больше, чем в самых смелых прогнозах. Но это была не шутка, а скидка – пока не начался «сезон».

От первого удара Кирилл оправился довольно быстро – есть ещё варианты! Этих вариантов в посёлке оказалось целых пять – гусеничные вездеходы. На ходу из них, правда, оказались только два – те, которые в своё время приватизировали совхозные механизаторы. Предложение съездить на Уюнкар оба хозяина встретили с превеликим энтузиазмом, и каждый рассказал о непревзойдённых достоинствах именно своей машины. Жили мужики в разных концах посёлка, и Кирилл два дня бродил от одного к другому, не зная, на ком остановить свой выбор. Оба много раз бывали в тех краях (ну, почти в тех!), оба знали самую короткую безопасную дорогу, а также самые рыбные озёра (гольцы там – во!) по пути и даже места, где очень удобно бить уток, гусей и диких оленей. Как только сойдёт снег и спадёт вода, можно трогаться. А месяцем раньше прошли бы по снегу – не езда, а песня!