Текст книги "Морской наёмник"

Автор книги: Сергей Удот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

IV

Михель осторожно приподнялся на локте. Питер готов: такие рулады носом выводит, что перебить их не дано даже мощному простуженному храпу Йоста.

Вот теперь можно без помех обмозговать, какую методу фальшивого калечения – из множества озвученных в своё время Пролем – на себе испробовать.

Питер, конечно, олух в лекарском деле, однако ж, в отличие от дружков Проля, не слепой. Поэтому главное – не переусердствовать!

Остаток ночи Михель, сдерживая стоны, трудился над своей несчастной ноженькой. Работа прервалась только с появлением Якоба-молчуна, которого у штурвала сменил Виллем-ворчун. Да ещё старый Гильом, явно страдающий недержанием, раза три вставал помочиться, навлекая на себя беззвучные громы и молнии со стороны Михеля. Хотя в целом старикан был безвреден: просыпаясь, начинал особым образом кряхтеть, как бы благородно заранее предупреждая Михеля. Разок ещё Питер – сомнамбулой, не разевая глаз, – выхлебал две кружки воды... А так ночь как ночь: мертвецки умаявшиеся за день люди спали мёртвым сном.

Даже при неверном свете немилосердно коптящего жировика Михель видел: нога стала что надо. Как бы посинела и как бы вздулась. Решил не рисковать, изображая перелом. Достаточно будет сильного ушиба с отёком. В то же время стоять можно. Значит, можно и ходить, и бегать, когда понадобится. Михель поймал себя на мысли, что начинает повторяться. Хватит терзаться, что там и как там завтра. Теперь уж – со спокойной совестью и сознанием выполненного как надо дела – можно и на боковую.

Весь остаток ночи Михеля мучили кошмары, в которых главное место занимал Питер с огромной пилой, ампутирующий ногу для Михелева же блага.

V

Когда чего-то очень хочешь добиться, обычно то и получается. Питер пробудился позже всех, потому как полночи поклоны отбивал. Судя по всему, в сознание-то давненько пришёл, да не знал, с какой рожей перед командой предстать. Михель, сперва терпеливо дожидавшийся, когда святоша окончательно угомонится, а затем долго и мучительно «обрабатывавший» во тьме свою ногу, едва сдерживал широчайшую улыбку. Ведь он уже точно знал, что скажет ему Питер. Потому как предмет внимания выглядел ужасно, вернее, по мнению хозяина, нога выглядела прекрасно, как ей и следовало. В то же время, когда Михель для проверки осторожно-незаметно касался ногой переборки и даже нажимал на неё, боли почти не чувствовалось.

«Скорей давай, чего ты там медлишь-то?» – Михель уже начал поругивать про себя пьянчужку-соню. Ужасно хотелось в гальюн, а он не мог решить, ковылять туда до Питерова осмотра или после. Хотя вопрос в другом: не когда, а как сходить? Вдруг да Михель не в меру преуменьшил костоправные способности Питера, а на деле тот подобных симулянтов-заговорщиков как орешки щёлкает? К счастью, терпение, вкупе с мочевым пузырём, лопались не только у Михеля. В один из проходов Йост ровно ненароком уронил на койку Питера что-то увесистое, и ему поневоле пришлось «просыпаться» и подниматься.

Питер начал что-то мямлить, с трудом подбирая слова, объяснять своё поведение, но Йост прервал его самым бесцеремонным образом:

– Знаем, плавали, сколь раз уж одно и то же! Ты вот лучше того молодчика нам огляди да скажи, когда его задница вновь банку греть начнёт. Я тут давеча на палубу выглядывал – китами пахнет прям невмоготу! Так и шныряют вокруг да около, с силами собираются. Того и гляди, на штурм пойдут – «Ной» таранить. Посему надобно бы упредить злодеев – самим вылазку за борт наладить, сорвав их коварный умысел. Чтоб вражины кровью умылись, а мы чтоб в той кровушке не утопли.

Йост понизил голос на последней фразе, и Михель вдруг понял: это для того он, чтобы Ян не услышал про кровь. Ай да гарпунёр! Михель заметил, что все, рты разинув, переваривали складную, в некотором роде даже учёную речь обычно немногословного Йоста. Помимо воли Михель в душе всё больше и больше уважал гарпунёра. Причём начало этому уважению, как ни странно, положила ссора в кубрике, когда Йост столь лихо угадал и упредил Михелев замысел насчёт воспользования ножом. А сейчас как изрекает – ну ровно фельдмаршал кор-де-баталь[119]119
  Corps bataille (фр.) – боевой порядок.


[Закрыть] на имперском совете представляет! Какой роскошный ландскнехт из него бы получился. А флибустьер?!

Умиление Йостом длилось чуть-чуть. Тот, верно, давно приметил подрагивание ресниц Михеля и посему, внезапно склонившись к самому уху, гаркнул во всю силу лёгких:

– Правильно, ландскнехт!

От полной неожиданности сердце Михеля сжалось, да и не только оно. Михель понял, краснея, что на штанах у него появилось мокрое пятно. А ведь сейчас Питер явно в том районе и начнёт копаться. Стыдоба!

– Напужал ведь, медведище! Так что и гальюна теперь не надобно, – заорал Михель в свою очередь.

– То-то, я чую, в кубрике пованивает, – замахал перед носом Якоб, захваченный общим весельем. И ткнул в гарпунёра: – Этот медведь сгребёт тебя сейчас в охапку и отправит за борт полоскать. Будешь барахтаться, покуда не заявишь, что нога, по твоей же дурости покалеченная, не вылечилась окончательно.

– Лучше б сгребли меня до другого, более нужного места. До гальюна, к примеру.

– Пошли, – просто сказал Йост. И в этом «пошли» был он весь.

Лишь подняв Михеля, мощно, но достаточно бережно, гарпунёр сообразил, что он не один в кубрике. Тут ведь ещё Виллем, только что зубами от злости не скрипящий, и прочие, для которых помощь Михелю – нож острый в сердце.

– Вот только нянькой мне ещё бывать не доводилось. Давайте уж, кому ещё куда приспичило, – на вторую руку. Донесу, мне всё едино в то место. Тебе, ландскнехт, может ещё и задницу помыть, когда дела закончишь?

– Желательно. Причём тёплой водичкой и потом попудрить.

– Плёвое для нас дельце. Два ведра кипятку на камбузе украду. Красная будет, ровно после порки.

Насторожившийся было после Йостова поступка кубрик ответил дружным ржанием. Тут же посыпались советы, как и чем лучше провести эту операцию, чтобы Михель не позабыл процедуру до скончания дней своих.

– А ведомо тебе, ландскнехт, что у нас с бездельников вычет идёт строгий? За каждый день простоя!

– И это правильно, – согласно кивнул Михель. – Чего зря корма переводить? Ты не переживай, Виллем. Вот я ножку-то подлечу – мигом упущенное наверстаю.

...Идти с Йостом было одно удовольствие. Даже если б нога и в самом деле была повреждена. Или даже обе сломаны. Гарпунёр практически нёс Михеля. И придуряться-то особо не надо было.

Кто не наливался вечером пивом до бесчувствия, тому не понять, какое это наслаждение – сходить утречком «по-малому». Добавило настроения и то, что после Йостовой выходки и штаны-то обмочил лишь чуть-чуть: так, пару капель накапал.

Выйдя на палубу, словно заново родившийся Михель аж зажмурился от удовольствия и яркого солнца. Штилевая погода, лёгкий утренний морозец. Смурные мысли, навеянные Йостовой заботливостью – «не бросить ли всё к чертям?» – развеялись бесследно. Если не сегодня, то когда ж? Терпежу ж никакого уже не стало чужие команды исполнять! Вот только куда, интересно, гарпунёр подевался? Побёг к шкиперу за указаниями? Иль к Корнелиусу за первой порцией грога? А может, затаился где близёхонько да и ухмыляется сейчас в остатки бороды: вот, мол, испытание для проклятого ландскнехта – выдаст теперь себя так и так.

Размышления Михеля прервало появление самого Йоста, сиганувшего откуда-то сверху, с вантов. Причём гигант очень мягко, уверенно приземлился на палубу.

– Киты, братишка, киты родимые! Ты давай-ка, выздоравливай побыстрее. А я пойду Корнелиуса обрадую. Хватит ему только об котлы и сковороды руки обжигать. Пора настоящие, трудовые волдыри заводить – от вёсел!

И Йост, от избытка распиравших его жизненных сил, так саданул Михеля по спине, что внутри всё загудело, ровно в бочонке пустом.

– Йост! – раздалось от штурвала. – Кончай по вантам сигать! Чай не обезьяна. Давай всю бражку наверх, да и в вельбот кучно, без промедления! Кроме увечных, разумеется.

– Как и договаривались, кока берём? – поинтересовался Йост более для порядка.

– Кока, кока. Кого ж ещё? – пожал плечами шкипер.

Внизу Питер уже приготовился к осмотру и даже руки зачем-то помыл.

– Ладно, ампутируешь после возвращения! – Гарпунёр наградил Питера таким же мощным шлепком, что и Михеля на палубе.

– Силу некуда девать, чертила морской, – поёжился Питер. – Ежели ручонки чешутся, сходи лучше Корнелиуса вот так вот охлопай да выхлопочи заодно по порции грога. В океане, разумею, зябко. Впрочем, как всегда.

– Вот именно, чешутся, но – до китов! Мочи прям нет, как давеча у ландскнехта. Вот представь, Питер, что ты – похмельный китяра, а я, к примеру, Йост, бравый гарпунёр.

Питер мигом очутился в дальнем углу и уже оттуда, с безопасного расстояния, запричитал:

– А вот это ты врёшь, Йост! Не бывает, как всем ведомо, в мире богоданном похмельных китов!

– А вот мы сейчас пойдём и поищем таких в море. Короче: все наверх, готовимся к походу! Потому и медпомощь твоя откладывается. Больной он человек, я и так вижу.

– Лодырьё он, каких свет не видывал! – заговорил сразу Виллем.

– Так что с того? Его ж доля уменьшается, а твоя растёт, – отпарировал Йост.

Виллем зашлёпал губами, что-то мучительно соображая, и Михель со страхом ждал его вердикта. Вдруг да откроет истинную причину, по какой нельзя его на буйсе оставлять ни под каким видом?! Однако досообразить лекарю не дали: уволокли общим потоком наверх. Михелю очень хотелось многозначительно подмигнуть Яну – «мол, наша берёт, готовьсь», – аж глаз зачесался, да побоялся провалить дело: вдруг да сигнал сей немудрёный перехватит чужой зрак? «Что, если жирный окорок Корнелиус заартачится вконец либо отбрешется? Усадят ведь Яна тогда на вёсла... Ну да я его потом обменяю: на бочонок воды, мешок сухарей, а то и просто на обещание не разносить шлюпку пушечным ядром... Там видно будет... Хотя сам бы я ни за что не отдал: коль так и так подыхать, так уж хоть потешиться напоследок над мальцом... А ещё не след забывать, что если Яна усадят-таки в вельбот, расклад резко поменяется: то ли мы вдвоём на Адриана, то ли я – в одиночку – и на шкипера, и на кока. А у Корнелиуса ведь по дюжине ножей всегда под рукой».

Михелю вдруг воочию привиделось, как кок укладывает его, выпотрошенного и набитого взамен потрохов разварным горохом, но ещё на удивление живого, на огромный противень и – в печь! Брр, померещится же такое...

«Подобраться к люку, послушать? А вдруг кто-нибудь что-нибудь как обычно забудет, да и прискочит в кубрик в самый распоследний момент?..»

– Ян, голубчик, ты, когда всё уляжется и немного освободишься, принеси мне воды.

– Так вон ведь бочонок с кружкой – прямо у изголовья! Нарочно перенесли. Дотянуться вполне можно.

Вот у глупых людишек завсегда так: бряцают словами, что зелёные рекруты оружием, о последствиях не думая. Почудилось, нет ли, что все прочие как-то насторожились? Выкручивайся теперь из-за этого олуха...

– Ты не понял, вернее, не дослушал. – Михель добавил в голос досады; скорее даже не досады, а лёгкой укоризны: – Я просил немного забортной воды на компресс. Помогает, говорят...

Под его пристальным взглядом Питеру ничего не оставалось как только согласно кивнуть.

Едва кубрик опустел, Михель, приподнявшись на локтях, плотно приложил ухо к борту «Ноя», пытаясь если не подслушать, то хотя бы не пропустить момента спуска вельбота на воду.

Как всеми и предсказывалось, Корнелиус без особого восторга принял новость о том, что ему придётся сменить мутовку на весло. Быстро сообразив, что на его тяжкую долю всем плевать, он начал упирать исключительно на общественный интерес:

– Да я-то что, вот как вы будете без горяченького?

– Ничего, напечём свежей китятины на скорую руку, да добряк шкипер бочонок джина на радостях отворит.

– Я тебе отворю! – тут же отреагировали от штурвала. – Захлебнёшься на радостях.

– И всё ж таки: почему не Ян? Мальчонка крепенький, да и морскую закалку надо ж когда-то ему получать.

– Имей совесть: паренька от единой капелюшечки крови падучая, того и гляди, хватит, а тут киту полное кровопускание делать! Перевернёт нам в истерике вельбот – то-то мы вдосталь набарахтаемся. Так застынем, что никакой твой особенный «ледокол» нам уже не пособит, хоть бочку его замеси.

– К тому же такую стряпню, коей ты нас потчуешь, любой сварганит: хоть эпилептик, хоть паралитик, хоть хромой, хоть слепой.

– Говори как на духу, – цепко схватил Корнелиус Яна за рукав, – стряпал ли когда?

– Хоть воду, парень, держи в котле кипящей! А Корнелиус вернётся – что-нибудь да набросает.

– Я могу и сейчас бобы зарядить, – втайне Корнелиус решил сильно переборщить, чтобы обязательно пригорели. Тогда все шишки – на Яна, подтвердив его, кока, незаменимость. Но в последний момент профессиональная гордость остановила: – Только они ещё не перебраны... Ладно, что мне, впервой что ль в вельботе ходить?.. А вообще вы, ребята, покушаетесь на святое морское правило: кок должен находиться всегда в тепле и сытости! Тогда и кораблю обеспечена удача. – Корнелиус уже смирился с тем, что место его – на банке, и теперь только словесами цеплялся за палубу «Ноя».

– Сытым да пьяным, проглот несчастный! Кто опять горшочек мёда, для грога сохраняемого, опустошил?! Опять на крыс свалишь? – неожиданно взревел Адриан, коего одна лишь мысль сверлила и точила: «Киты! Киты! Не ушли бы».

– Они, они, бестии хвостатые! – Корнелиус только что не божился.

– А вот сейчас уложим тебя кверху пузом на палубе, благо солнышко припекает, и поглядим: часа, небось, не пройдёт – медок-то и выступит! А вообще, гоните этого нытика с палубы долой, пока я его как приманку не использовал. Акулы, они ведь тоже любят сладенькое да жирненькое.

– Погоди, погоди, я хоть горсть сухарей в карман насыплю!

– Шевелись, обжора! Это тебе не над котлом в тёплом камбузе дремать!..

Вся эта возня-перебранка с Корнелиусом изрядно развеселила команду. В любом артельном хозяйстве повара завсегда подозревают во всевозможных прегрешениях. Толстого повара – втройне. Правда, и тонкому особо не спускают: что, мол, ты за фрукт такой, коли даже самого себя напитать не можешь?

И не то чтобы Корнелиус их обманывал, обвешивал, недодавал, а то, что деликатесов разных ему на нос перепадало гораздо более, нежели простому китобою. Может, даже поболе, чем спексиндеру и шкиперу. С другой стороны, «к чему приставлены, то и имеем».

Гильом уже, ровно мальчуган-шкода, начал нашёптывать-подучивать-подзуживать юнгу, как было бы славно окропить Корнелиуса морской водицей или, того круче, за борт ненароком вывалить. Пришлось Йосту внушительно погрозить кулаком – для вразумления.

VI

– Отчалили! – Михель едва подавил острое желание выскочить тут же сломя голову на палубу и приступить к захвату судна.

Нет, надо терпеть. Ждать, чтобы шлюпка подальше удалилась. Причём учесть обязательно, что с непривычным коком на вёслах они наверняка будут ползти улиткой по глади морской. Не то что, скажем, с ним, с Михелем.

Ян появится ли, нет ли с ненужной никому забортной водой? Лучше бы не пришёл – не то опять начнётся нытье несусветное.

Михель сглотнул слюну и внезапно явственно ощутил металлический привкус во рту. Совсем как перед боем, когда за щекой у тебя перекатывается предусмотрительно заложенная туда пуля.

Бой так бой! Засиделся ты без дела, Михель-ландскнехт.

АЗ ВОЗДАМ

I

Задачка-то плёвая – всего лишь шкипера обезвредить. Михель даже ведь и не решил ещё, убить его или отправить в трюм. Эта раздвоенность чувств-мыслей немного беспокоила, но именно что «немного». Главное – ввязаться в бой, а там поглядим. Потом уж особо не повыбираешь. «Сотрудничать, разумеется, этот гордец с нами побрезгует. Даже за всё золото двух Америк. Однако ж если сразу пырнуть его в брюхо – кровища и всё такое, – на помощи Яна можно ставить крест».

Смехота, да и только: всю жизнь отворять жилы встречным и поперечным, и вдруг начать оглядываться на каждую капелюшечку?! Зубами бы выгрыз эту Янову мнительность! Ничего, придёт и мой черёд. Когда его трусливая душонка окажется целиком в моих лапах, я ведь его в крови буквально выкупаю. Закатаю в бочку со свежей кровью, как селёдку в рассол, и буду терпеливо дожидаться, пока не забожится, что напрочь выздоровел. Не иначе!

«Постой, постой, Михель, ведь купание Яна в крови – это уже где-то было... В Магдебурге, точно. И он сам тебе об этом поведал, и именно от того он рассудком и двинулся. Получается, что клин клином... А ведь ты, Михель, с Яном-то и не сошёлся бы и не попытался переломить его судьбину, кабы не его жалкий вид, кабы не эта притягивающая уникальность – неприятие крови посреди небывалой кровавой бойни. А вообще хватит, хватит уже о нём – дело зовёт!»

Ключи от крюйт-камеры шкипер держит открыто – в общей связке, на поясе. Пистолетов с собой не таскает, даром что командир. Большой разделочный нож, как у всех прочих, – так, для видимости. И у Михеля, к примеру, такой же нож. Значит, шансы уравновешиваются. Единственное, но существенное преимущество: Адриан не ведает пока, что Михель в состоянии бегать, прыгать и даже скакать на больной ноге. И ещё: шкипер привык ножом пластать китятину, а ландскнехт – человечину.

Скверно, что невозможно определить, насколько далеко вельбот с китобоями. Вылезти глянуть – шкипер может заметить. Переждать – рыбачки уже возвернутся, с добычей либо без. Остаётся только надеяться, что кит не кружит их вкруг «ноевских» бортов.

Михелю вполне хватит расстояния в сотню гребков, ибо медлить он не намерен. Замок крюйт-камеры обильно смазан жиром: обеспокоился, когда ещё в Гренландии вооружался артиллерией от медведей. Значит, не заест и не скрипнет. Пушку зарядить и доставить в любой уголок палубы времени займёт примерно столько же, сколько пять мушкетов зарядить. «Значит, выбираю пушку».

Немного смущало отсутствие ощущения знакомой предбоевой лёгкости, известного «задора смертного», крайне сейчас необходимого. Было странное напряжение, было чёткое осознание необходимости задуманного, а вот порыва – не было. Настрой – как на работу, а не как на прорыв к звёздам. Причём напряжение столь властной силы, что Михель не способен даже молитву вознести, хотя отлично знает, сколь верно это успокоит, приведёт в порядок растрёпанные мыслишки, заставит вспомнить что-нибудь упущенное – то, что было продумано долгими бессонными ночами, да потом вывалилось, ровно ослабевший кирпич из кладки бастиона. Скатился и лежит себе неприметно в грязи рва, пока не запнёшься ненароком. Поэтому, ограничившись стандартным: «Господи, сохрани и помилуй», Михель по-змеиному выскользнул на палубу.

Присев на корточки в тени кубрика, осмотрелся и прислушался. Голосов не слыхать, вельбота не видать. И эта парочка молчит. Михелю вдруг отчётливо привиделось, как Адриан стоит за углом надстройки с флешнером наготове: только и ждёт момента, когда Михель высунется. Так головёнку и сбреет с плеч долой! А Ян, на время заменив его, стоит у штурвала и мерзко так ухмыляется, постоянно оглядываясь через плечо в ожидании потехи. Возможно, Адриан уверил парня, что к ним прикатится кочном капустным только башка – чистенькая, с забавно навечно распахнутыми глазами, – а кровавое тело с хлещущей из шеи алой влагой останется Яну невидимым.

Михель даже головой потряс, отгоняя навязчивое видение. Когда же заставил себя высунуться – а была ведь мысль пустую зюйдвестку показать, раскрыв замыслы врагов, или вообще, обогнув надстройку, зайти в тыл, – то только усмехнулся. Стоят оба, родненькие, там, где и должны – у штурвала. Адриан, рыло задрав, вертит в руках какую-то мудрёную штучку, астролябию[120]120
  Астролябия – прибор для определения географических координат (широты и долготы) по солнцу и звёздам.


[Закрыть], кажись. А примерный ученичок Ян топчется вокруг да слушает, рот раззявив.

И они, эти два умника, поворачиваются вслед за светилом, спиной к Михелю, а ему ж только того и надо. По пути Михель окидывает напряжённым взором океанскую гладь, и сердце его чуть не лопается от радости: вельбот никак не успеет, разве что взамен вёсел обретёт крылья. Адриан что-то увлечённо продолжает рассказывать, но вот Ян бросает взгляд на Михеля и... испуганно вздрагивает. И тут же – вы только представьте! – предупреждает шкипера.

– Зар-режу обоих к чер-ртям собачьим! – рычит Михель сквозь стиснутые зубы. Ему осталось-то – три добрых прыжка, а тут этот придурок.

Однако Адриан – он ведь тоже не ожидал ничего подобного – просто замирает в недоумении. И ещё – Михель понимает это за долю секунды – ему жутко мешает астролябия в руках. Инструмент, как видно, дорогого стоит: блестит, что твоя корона, и просто швырнуть его в голову набегающего Михеля Адриан не может. Тем не менее свободная рука его тянется к ножу, и пальцы уже сомкнулись на ручке. А длиной его тесак куда как поболе Михелева будет: на глаз – так на треть примерно.

– Хватай его, Ян! – вопит Михель на пределе глотки. Если даже Ян и не послушает, в чём Михель не сомневается, то обязательно раздвоит внимание шкипера: заставит метаться, решивши, что и в тылу у него – враг.

Но всё складывается куда как с добром! Вздрогнув как от удара хлыстом, Ян буквально сомнамбулически обхватывает опешившего шкипера сзади. Захват его, само собой, слабенький, и в следующее мгновение он уже кубарем летит в сторону, однако именно этого-то мгновения Михелю и не хватало. Он уже здесь! И когда шкипер освобождается наконец-то от астролябии – Михель уж тут как тут, и ему некогда выяснять, чего в глазах Адриана больше – ненависти или презрения. Нож уже занесён, а шкипер, прекрасно понимая, что проиграл вчистую, даже не даёт себе труда уклониться, но тут Ян, всё ещё лежа, кричит:

– Не режь его, Михель, не режь! – И судорожно пытается вскочить и помочь, теперь уже явно Адриану.

– А что, у нас есть выбор? – пожимает плечами Михель. Тем не менее ради союзничка влёт меняет решение, и тяжёлой роговой ручкой ножа бьёт Адриана то ли в висок, то ли в ухо.

Все действия на пределе скорости, прицелиться как следует и некогда. Удар однако хорош, и даже не потому, что Адриан как подрубленный валится на палубу, а потому, что голова не пробита: крови, значит, не предвидится. Хотя голова у шкипера ещё поболит – почище свирепого похмелья. А уж сколь долго она будет болеть – то Михелю определять. С оглядкой на Яна, судя по всему.

– Волоки кусок цепи от запасной! От брашпиля. Да живей поворачивайся! – Михель жадно пожирал глазами точку вельбота у горизонта. Нет, там ничего не заметили. И немудрено: все увлечены погоней за очередным ни в чём не повинным кашалотом. Михель едва не наладил пинка испуганно огибающему его и шкипера Яну: – Поворачивайся! А то очухается, и тогда уж точно придётся подпустить кровушки.

– Астролябию-то зачем расколотили?

От неожиданности и явной неуместности заданного вопроса Михель даже опешил.

– Да случайно как-то наступил, – только и смог выдавить. – Это ведь шкипер уронил.

«Послал же Боженька лунатика тронутого в помощники!»

Снять со шкипера пояс. Что у него здесь? – ножны, ключи, в том числе от винного погребка, кошелёк зачем-то, огниво, трут... Так, позднее разберёмся, хотя нож его пусть поваляется на дне океанском. Теперь карманы – на предмет оружия и предметов, могущих способствовать побегу. Ничего, только куча бумажек каких-то. Ладно, пусть остаются: передачу «Ноя» новому владельцу осуществим без официальных церемоний и дарственных.

Мелькнула мысль подтащить Адриана к борту, да и кувыркнуть через леера для вящего спокойствия, да тут Ян объявился.

– Молодец! Скоро обернулся. – А про себя: «Чёртов спаситель чёртова шкипера».

Давненько Михель никого не вязал. Раньше-то оно нужды не было. Благородство во всех через край пенилось: даст пленный словцо клятвенное не давать дёру, ну и сидит себе смирно. Хотя бы и точно ведает, что верёвочка для него уже свита, топор наточен, пулька отлита и из формы вырублена, да железо накалено. Потом как-то враз ожесточились все друг на дружку. С Магдебурга? Нет, чуть раньше, с Ной-Рупина, когда Тилли впервые чётко разъяснил: пленных с боя не брать, сдавшихся после боя уничтожать. До того эти меры службу ландскнехтскую сделали опасной, невыносимо-обременительной, что как призвал Господь к ответу фанатиков, кровопийц неуёмных – Тилли там, Густава Шведского, Паппенгейма тож, – так и порядки ими заведённые, зверские, поломались, повывелись. Утеснять всячески нашего брата, на котором, кстати сказать, всё и держится, поостсрегаться стали. А то ведь на что замахнулись командиры неразумные? На самое святое – на смычку братскую незримую ландскнехтов всех наций и армий! Чтобы солдат, да опасался сдаться, перебежать, дезертировать? Времена горцев диких альпийских[121]121
  «Времена горцев диких альпийских» – в конце XV– начале XVI вв. лучшими ландскнехтами в Европе считались швейцарцы.


[Закрыть] быльём поросли, да и те ведь никогда выкупом не брезговали. К тому же оскудели изрядно города и веси от Войны нескончаемой, обезлюдели. Вот и стали опять пленных только что не целовать: или, мол, к нам на жалованье запишем, или за хороший выкуп отпустим. А то ведь надо было подобное удумать? – в шведском лагере была заведена двухразовая общая, строго обязательная молитва! Ну а водочки испить да девок потискать когда прикажете порядочному солдату время найти, ежели он с колен не встаёт? Причём король сам для своего народа и воинства псалмы сочинял! Вот уж истинно «наш пострел везде поспел».

Или, опять же, дурацкий приказ нашенских командиров: монастыри обходить на пушечный выстрел, церковное не трогать! Мы, значит, за них, попов толстобрюхих, жизни кладём, а они даже и поделиться с нами не хотят, жмотятся всячески?! Всё ж прекрасно ведают, чьи кладовые от богатств и припасов, столетиями копимых, ломятся, где богачи окрестные от контрибуций приют находят, не задаром, естественно, хоронятся, где девы Христовы без мужской ласки чахнут, а братья Христовы вне службы солдатской, почётной, изнывают. А ведь рассуди по совести: уж ежели нам там не дадут поживиться, то еретики-христопродавцы точно мимо не пройдут! И тем безмерно усилятся. Церкви, что ли, лучше будет, ежели воинство наше, христолюбивое, изнеможет, да и падёт в поле без подмоги должной?

Вязать надо и накрепко мужика, но если только толк с него какой намечается. А то мучаешь-мучаешь, ажно сам взопреешь, а толку ни на грош. Он и рад бы откупиться, чтоб хотя бы страдания разом оборвать, – да нечем.

«А ты, Адриан, как был мужичьём, так мужичьём и помрёшь. Несмотря на то что штурвал крутить обучен и корабль прям к порогу любимого кабака доставить можешь». Потому крутил Михель шкипера надёжно, безжалостно, чтобы даже вплоть до Второго пришествия никуда не делся.

– Упакован! – Михель сам залюбовался плодами рук своих. – Волоки его в трюм! – А в голову сразу, как ковш холодной воды в горячую ванну: «Вдруг дурачку моему чего в голову взбредёт: развяжет ненароком либо от жалости полоумной хотя бы узел ослабит?» – Пособить тебе, что ли? – «Почему бы и не поиграть в благодетеля?» – Давай, пожалуй, а то он хоть и костистый, да тяжеленный.

Адриан застонал уже на палубе, а в трюме полностью очухался. Попытался не подать виду, но Михель-то подобных штучек навидался и сразу понял, что не от ветра дрожат шкиперовы ресницы. Шутки ради неожиданно резко размахнулся, и, как и следовало ожидать, шкипер крепко зажмурился. Михель загоготал, крайне довольный собой, а шкиперу поневоле пришлось открыть глаза. Только Ян, кажется, так ничего и не понял.

– Ожил, значит, – констатировал Михель, прикидывая, к чему бы шкипера здесь прикрутить. – Нечего меня буркалами-то буравить, всё едино дырок новых не прибавится – ни на платье, ни на теле. Вон, кстати, кольца железные крепёжные в борту и подволоке – бочки с ворванью найтовать, чтобы при шторме буйс не разломали. – Михель уже привычно сыпал морскими терминами, сам того не замечая. – Волоки туда!

Шкипер быстро облизал сухие губы.

– Вижу, речугу хочешь толкнуть, – отреагировал Михель. – Так вот – не советую. Обстановку ты, как мужик умный, понял и положеньице своё осознал. Во власти ты моей полной. Потому раскроешь пасть – язык махом отхвачу. Или горло развалю от уха до уха. И этот защитничек не остановит, – кивок в сторону Яна.

– Слова мои бесполезны, это ты, ландскнехт, правильно подметил. Да только за меня люди мои с тобой побеседуют. Йост, Виллем и прочие. И дырок в тебе ещё изрядно насверлят.

– Ха! – коротко выдохнул Михель. – Со дна морского докричаться ой как трудно.

Ян и Адриан одновременно испуганно вздрогнули, и это не укрылось от Михеля.

– Пушку-то вы, друзья, за каким делом в крюйт-камеру закатывали да на ключик... вот этот самый запирали? Отвечу. Чтобы в щепки разнести вельбот один непокорный. Вот сейчас пристроим тебя ладненько-ровненько – и то дельце обстряпаем. Спорим, ну хотя бы на твой бывший корабль, что первое же ядро точно в серёдку положу?!