Текст книги "Ландскнехт шагает к океану"

Автор книги: Сергей Удот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Послушайте, почтенный капитан, – голос Гюнтера звучал спокойно, не вкрадчиво, но было в нём что-то обволакивающее. Гюнтер сделал приличествующую паузу.

– Лейтенант Мак-Грегор, увы, только лейтенант, хотя и не теряю надежд.

– Кой чёрт тебе не сиделось в Каледонских горах[131]131
  В Каледонских горах – то есть в Шотландии. В армии Густава-Адольфа было довольно много шотландских протестантов.


[Закрыть], – уныло и даже как-то обречённо вздохнул Михель. – Нет же, принесло на нашу голову. Без вас, радетелей, мы б уж давно поснимали головы местным протестантам да зажили, как у Христа за пазухой.

– Так вот, доблестный лейтенант кавалерии Мак-Грегор, да сбудутся ваши мечты о капитанстве, – возобновил светскую беседу Гюнтер. – Никогда не поверю, что вашей солдатской совести достанет на то, чтобы, вызволив нас единожды, тут же неволить вторично. Как добрые католики, мы не желаем служить в вашей богопротивной армии, стоящей на страже интересов Антихриста. Можете нас перебить, но служить к вам не пойдём, – торжественно возвысил голос Гюнтер.

Все невольно переглянулись при словах Гюнтера о «добрых католиках» – это уж он круто загнул. Михель, да и прочие, подумали, что вот он и финал их жизненного пути. Гюнтер и мушкет-то первым демонстративно опустил, хотя Мак-Грегор, конечно, не присутствовал при сцене с Мельхиором и не ведал, как Гюнтер может усыпить бдительность.

Шотландец тоже оказался любителем демонстраций. Необыкновенно медленно, как показалось всем, он поднял руку, словно готовясь дать отмашку на общий залп. Но рука его потянулась кусу, который он и стал накручивать, размышляя. Неизвестно, что бы он там надумал, но за воротами вновь раздался шум и конский топот, и в окружении кавалеристов показалась кучка пеших. Эти были без оружия, изрядно взъерошенные и побитые. Без сомнения, это были захваченные шведами члены мужицкой шайки, и было их шестеро.

Бравый шотландец наконец-то оставил терзаемый ни в чём не повинный ус и принял решение.

– Вам повезло, уважаемые. Вот эта шестёрка вполне вас заменит. Конечно, не сразу, ну да это забота капрала, который их будет муштровать. Я полагаю, мощи Швеции не будет нанесено непоправимого ущерба, если она не заполучит ваших шести мушкетов. Вот только помогите мне уговорить их принять нашу сторону.

– Это мы мигом, – враз оживился Гюнтер. – Есть тут у меня про запас один молодчик. Вам он всё равно не сгодится – нашпигован свинцом, а мне в самый раз. Я объясню ему, как плохо нападать на честных солдат, хотевших только поесть и поразвлечься, и считайте, что их контракты уже пылятся в вашей полковой канцелярии.

– Да пожалуйста, – пожал плечами лейтенант. – Только не очень-то затягивайте.

– Я мигом, – повторился Гюнтер и смело шагнул из строя. Ни секунды не колеблясь, он вручил свой мушкет Михелю, что должно было произвести на шведов самое благоприятное впечатление.

– Гюнтер, может, пособить, – Ганс тщетно пытался казаться безразличным – от вспыхнувшего вожделения голос его звенел натянутой струной.

– Нет, Ганс, для двоих там уже маловато.

Гюнтер несколько поспешно пересёк двор, направляясь к мусорной куче. Шведы и не думали расступиться, давая ему дорогу, даже не смотрели на него, поэтому Гюнтеру пришлось лавировать между конскими крупами. Только их лошади злобно косились на Гюнтера и фыркали, распознавая в нём чужака из племени тех, кто так и норовит при каждом удобном случае ткнуть их пикой в брюхо либо залепить пулю промеж глаз. Животные в отличие от людей не доверяли Гюнтеру, подозревая его во всех смертных грехах сразу – от скотоложства до пристрастия к конскому жаркому. Однако вышколенность и преданность хозяевам не позволяли и вцепиться в плечо или лягнуть дефилирующего мимо Гюнтера. Недоверчивость животных передалась Михелю. Ему вдруг померещилось, что вот сейчас, поравнявшись с последним всадником, Гюнтер сбросит его с коня, запрыгнет в седло – и ищи ветра в поле, оставив их объясняться с разъярёнными шведами. А Гюнтер ему ещё и свой мушкет вручил, словно стреножил. Михель всего лишь раз стрелял с двух рук, но ведь то из пистолетов, и результат был плачевен.

Однако честный Гюнтер оказался лучше, чем Михель о нём подумал. Не мог он обмануть доверие товарищей, да и Мак-Грегора тоже.

Крика ожидали, но не от Гюнтера.

– Как ты посмел умереть?! – ревел Гюнтер, награждая труп яростными пинками. – Как ты мог не дождаться меня! Сволочь мужицкая, сволочь, сволочь!

Никто в жизни не видел Гюнтера в таком возбуждении.

«Ну вот и Гюнтер сломался, – уныло подумал Михель. – И что-то с нами будет».

Отчаяние Гюнтера словно придавило их к стене, не давая двинуть и пальцем. В сторону Гюнтера они старались не смотреть, словно не желая запечатлеть в вечности его именно таким. С опаской поглядывали на шведов. Некоторые кавалеристы оглянулись, заинтересованные. Лицо одного мужика растянула широкая кривая ухмылка: что, ландскнехты, и вам бывает солоно.

Мак-Грегор демонстративно подавил зевок:

– Кажется, представление затягивается, и мы понапрасну теряем время. Господа, мы вообще-то люди занятые.

А ведь совсем рядышком было спасение, ведь отпускали ж нас шведы. Значит, Гюнтеров мушкет бросаю, стреляю со своего, потом быстро наклоняюсь за его... Замыслы Михеля были прерваны тем, что он почувствовал, что его отодвигают.

Вперёд неожиданно для всех выступил Ганс.

– Я вот что удумал. Послушай, – несколько сбивчиво начал он. – Обмен, так сказать. Ты мне одного из этих вот мужичков отдай. На время. Я тебе его скоро возверну. Может, правда, не целиком, а по частям. Ну да небольшая потеря для света белого. И после этого, голову ставлю, они на коленях будут умолять взять под свою руку.

– Один уж тут наобещал было. Счас вон с мертвяком здорово бьётся. – Предложение Ганса явно не заинтересовало Мак-Грегора. – К тому же я ясно сказал – мне шестеро нужны, а у тебя вроде как пятеро остаётся.

– Не печалься, будут у тебя шестеро, – сделал упреждающий жест Ганс – Я пойду за него, пострадаю за общество, коли надо. Палачи, по нонешним временам, ой как нужны.

– Подобного добра у нас предостаточно, – охладил его пыл шотландец.

– Так я ж не только топором, – ощерился Ганс. – Мне и с мушкета сподручно.

– Ай да Ганс, – поспешил выразить общее чувство Макс, – молодец такой.

– Бросишь свою команду и пойдёшь вот с этими? – кивок в сторону притихших, внимательно слушающих мужиков. – Так они ж тебя зарежут на первом биваке[132]132
  Бивак – расположение войск на отдых и ночлег, как правило, вне населённых пунктов.


[Закрыть].

– А вот это надо будет ещё поглядеть, – Ганс даже подбоченился горделиво – любуйтесь, какой красавец.

– А что, спытаем парнишку в деле? – лейтенант даже оглянулся на своих подчинённых, словно всегда с ними советовался. – Может, увидим что занятное.

– Уж в этом-то можете быть уверенными, – вечно настороженный зверь в душе Ганса, разнося в прах запоры и решётки, рванулся на волю и изготовился к прыжку.

Было в его ровном, неугрожающем, в общем-то, тоне нечто от раската отдалённой грозы, нечто такое, что у навидавшихся всякого мужиков волосы зашевелились, а изображающий отчаянную скуку, немного даже жеманный лейтенант новым взором окинул Ганса и, словно невзначай, осадил лошадь, как будто на лесной тропе из-за поворота блеснули вдруг на него глаза крупного хищника.

Ганс прекрасно уловил эту перемену состояния, но не подал и виду, чтобы зазря не раздражать великого начальника.

– Ганс, я не дам тебе этого сделать, – про замолчавшего Гюнтера как-то подзабыли, а он тут как тут.

Кроме светлых полосок на крытом, как у всех, пороховой копотью лице, ничего не выдавало в Гюнтере его недавнего состояния.

– Пора прекращать сей балаган. Я лучше свою душу запродам, чем тебе позволю сгубить ещё хоть одну. Лейтенант! Я обещал тебе шестерых новобранцев? Они у тебя будут.

Гюнтер вытащил шпагу и чиркнул по брусчатке.

– Вот вам черта, – обратился он к мужикам. – Может, и скверно получилась, ну да захотите – увидите.

– За ней жизнь, шведское серебро, и всё такое прочее. Думать вам ровно столько, сколько мы будем фитили раздувать. Лейтенант! Делать нечего. Если они предпочтут отправиться к своим, таким же вонючим и упрямым, как и сами, праотцам – и дьявол с ними. Мы принесём клятву на верность Баннеру. Не подыхать же здесь, во дворе, в конце концов под вашими палашами.

Широким, уверенным шагом Гюнтер занял своё место в строю, почти вырвав у Михеля мушкет, от которого тот и не чаял избавиться.

– Готовсь. Курки взвести, полки открыть – всё как положено. Цель в брюхо, ребята, чтоб помаялись.

– Фунтов семьсот перегною заготовим, – Макс готов был шутить даже на сковородке в аду.

– Гюнтер, мушкеты-то мы разрядим, а ну как шведы воспользуются сим оборотом, да возьмут нас в палаши, – предостерёг Михель.

– А у тебя есть ещё какой выход? – зло огрызнулся Гюнтер.

– Не торопись стрелять, дай им поразмыслить, тварям твердолобым, – это уже Гюнтер всем. – Цели разбираем слева направо, хотя я всё ж надеюсь, что обойдёмся без стрельбы.

Михель отсчитал в ряду «своего» и с некоторым интересом даже стал вглядываться в лицо человека, которого, возможно, в скором времени отправит на тот свет, словно выискивая в чертах лица признаки обречённости, печать смерти. Команды Гюнтера по подготовке к стрельбе, нарочно затянутые, он выполнял чисто механически – не первый и даже не сотый раз под его прицелом оказывались живые и мыслящие, вынырнувшие из ниоткуда либо спокойно сидевшие на своей земле в ожидании Михелева появления. Не все подобные встречи заканчивались для визави Михеля трагически, но он уже и не сочтёт точно, скольких усадил в лодку Харона[133]133
  Харон – перевозчик в страну мёртвых в древнегреческих мифах.


[Закрыть] и оттолкнул от берега. Не всегда Михель и разглядеть-то успевал, кого выплёскивало под его удар неумолимое течение времени. В коротких бешеных схватках ночью, в лесу, в тумане, в пьяном угаре, в слепящей злобе – тут кто проворней и метче. Сегодня вот за забором – попробуй угляди.

Сейчас выпал случай, не особо спеша, рассмотреть мишень. Ангел смерти явно не спешил накрыть своей тенью его жертву. Насмешливый, с какой-то полубезумной искоркой взгляд больших серых глаз – прочие детали как-то не фиксировались.

– Да он же, этот, наподобие нашего Ганса, если не похлеще. Ему же всё равно.

Однако Михель ошибался. Под ружьём люди взрослеют быстро, ещё скорей они зреют под прицелом, осознав вдруг, что ведь и не жили же совсем. Насмешливое выражение вдруг как ветром сдуло – мужичок закрутил головой, оглянулся даже на шведов, ища у них поддержки. Лицо его исказилось, он вдруг страшно напрягся, словно хотел броситься на Михеля. И тут вдруг Михель увидел, что все мужики сцепились руками, и его жертву просто крепко удерживают соседи.

Момент залпа, как ни выгадывал время Гюнтер, приближался.

– Гюнтер! – хотел крикнуть Михель, привлечь внимание, но его мужичок ловко извернулся из своих рукотворных оков и бросился к заветной указанной Гюнтером черте. Его свалили, подставив ногу, но он упрямо пополз на четвереньках, что-то всхлипывающе причитая.

И тут словно запруду прорвало. Остальные мужики, рыча и отталкивая друг друга, торопились занять своё место в команде живых.

Тем неожиданней грянул выстрел.

– У кого же нервишки не выдержали? Ганс, зараза, не упустил момента, – догадался Михель.

– Я не слышал отбоя, я не слышал отбоя, – закричал Ганс, хотя его ещё никто ни о чём не спросил. Выкрикивая оправдания, он тем не менее активно орудовал шомполом, перезаряжая.

Выстрел Ганса был хорош: смертелен, но не наповал. Раненый пытался приподняться на руках, но каждый раз обессиленно валился наземь.

– Он ведь к черте стремится и никак не может доползти. Теперь уже никогда не сможет. – Михель, словно невзначай, перевёл ствол на Мак-Грегора.

Мужики опасливо косились на ландскнехтов, не решаясь прийти на помощь раненому. Наконец самый храбрый, сплюнув в сторону Ганса, решительно перешагнул черту и склонился над умирающим.

– Срежьте его, собаку, – сдавленно просипел Ганс, ускорив заряжение.

Мужик, сидя на корточках, что-то крикнул своим друзьям. Несмело потоптавшись, вышел ещё один, вдвоём они подхватили умирающего товарища и перенесли его всё ж таки за черту, но там им осталось только сложить ему руки на груди да закрыть лицо шляпой.

– Спёкся, голубчик, – прокомментировал Ганс, щёлкая курком в полной готовности к новому выстрелу.

– Добился-таки своего, – в голосе Гюнтера не было злобы, только безмерная, безграничная тоска.

– А то, – прищёлкнул языком Ганс. – Зря ты меня тогда удержал. Ножом бы я его...

Он сделал ряд стремительно-резких замысловатых движений.

– Да и заряд бы сберёг, – добавил Ганс последний аргумент.

– А теперь-то что, дурень? – не выдержал Гийом. – С ними, что ль, потопаешь?

– Да вы не бойтесь, – беспечно махнул рукой Ганс. – Я через пару-тройку дней к вам вернусь. Мужичков покрошу да энтому фанфарону, – еле заметный кивок в сторону Мак-Грегора, – кой-чего поотрезаю да сбегу.

– Хельмут, – голос Мак-Грегора как гром с небес. – Проводи господ имперцев до околицы, проследи, чтобы никто их не обидел. Прощайте, ландскнехты. Следующей встречи не желаю – сойтись мы можем только в бою.

– Отчего ж, – широко улыбнулся Гюнтер. – Пути солдатские неисповедимы. Знай, доблестный Мак-Грегор, что всегда можешь найти стол, кров, помощь и защиту у нашего костра. Смотрите, внимательней, ребята, запоминайте нашего благодетеля. И в бою отверните ствол, и товарищам своим в шеренге тоже накажите...

– И вы тоже запомните внимательно эти рожи, – внезапно прервал Гюнтера тот мужик, что первый бросился помогать подстреленному Гансом.

– Это что ж, ты нам угрожать вздумал, срамец? – искренне удивился Гюнтер.

– А чего мне бояться? Я ж теперь, как никак подо львом[134]134
  Я ж теперь как никак подо львом – то есть в шведской армии, на знамёнах которой изображён был лев.


[Закрыть].

– Мы вас вообще-то по смеху найдём. Уж больно заразительно вы ржёте. Чаю, не вся имперская армия из таких весельчаков состоит. А с тебя, умник, – неожиданно ткнул он грязным пальцем в Гюнтера, а не в Ганса, как многие ожидали, – будет спрос особый. Был у нас на деревне такой же поп-говорун. Тоже ходил-нудил. Складно пел. Обсказать, что мы с ним учудили, как только обрыдла его болтовня?

– Лучше не надо, – поморщился Гюнтер. – Дай некогда, уходим мы. И так подзадержались в вашей, не в меру гостеприимной хлебосольной деревушке.

Гюнтер несколько картинно сорвал шляпу с головы и принялся раскланиваться:

– Ещё раз всяческих благ, новых чинов и помогай вам Господь, господин Мак-Грегор, вам, господа драгуны, ну и вам, господа шведские рекруты. Хельмут, будьте столь любезны, покажите нам дорогу.

– Да следите, чтобы ни один волос не упал с нашей головы. – Всегда и всюду последнее слово за Максом.

Вот оно как выходит на Матушке-Войне: один вроде свой был, да чуть не сгубил, другой враг – да выручил. И такое здесь – сплошь, да рядом. Чудны дела твои, Господи.

XX

Всю дорогу Михель спиной ощущал какую-то неясность, тревогу. Так и подмывало махнуть через забор и самому поискать дорожку к спасению. Чего вроде опасаться – лейтенант дал слово.

Шведы мало на них обращали внимания. У солдат на привале масса забот: собственный желудок, одежда, оружие, снаряжение и боеприпасы – не одно нуждается в починке, так другое в пополнении. У кавалеристов – плюс забота об их верных друзьях и помощниках. Поэтому их окликнули-то пару раз, и то не угрожая, а больше интересуясь у оказавшегося словоохотливым Хельмута, кто да откуда. Никто не пытался оспорить распоряжения Мак-Грегора, преградить дорогу. По всему видно, лейтенанта здесь уважали. Немного успокоившись, ландскнехты с жадным любопытством глазели на мирную жизнь своих врагов. Конечно, ничего особенного не узрели. Всё как и у них, вечные походные заботы, даже запахи те же. Из того дома, куда Михель хотел наведаться за жарким, опять тянуло с ума сводящим, восхитительным, лучшим в мире ароматом жареного мяса. Михель искренне пожалел имперцев, которых, судя по всему, вышибли до того, как жаркое было готово. Непреложный закон – победителю лучшие куски. Неожиданно Хельмут исчез, и пока ландскнехты тревожно судили да рядили, что делать самостоятельно, он и вернулся, да в компании с довольно увесистым караваем. Хлеб тот был, конечно, не первой свежести, немного заплесневелым, зато каждому досталось по доброму ломтю.

Хоть жевали на ходу, всухомятку, все изрядно повеселели, а Макс уже, с набитым ртом, начал балагурить, что неплохо, кабы Хельмут исчез также и за винцом.

Старательно перемалывая свою долю и чувствуя, как сухие куски камнем падают в забурливший желудок, Михель машинально сравнивал увиденное, и сравнение было, как правило, не в пользу имперцев.

– Пьяные по улице не шатаются, тем более не дрыхнут под заборами... Капральства не перемешаны – как в строю, так и на постое. Ротные значки развёрнуты – каждый знает, куда бежать в случае сбора. Половина коней не рассёдланы – в готовности... В кузне уже огонь воздут и работа кипит – когда успели... Девки не визжат, даже странно, ну этих-то, наверное, мы прибрали... Вообще, ни баб, ни детишек, кругом одни солдаты... Пастор трезвый! И как тянутся все к нему – с уважением, советуются... Даже в маркитантской лавочке выбор куда как богаче.

А тревога не отстаёт, плетётся рядышком, нашёптывает что-то непонятное. Чувство такое, что вот-вот выстрелят в спину. С чего бы это – вот уже и околица.

У границы села они были остановлены невесть откуда взявшимся патрулём, и здесь случилась заминка. Капрал оказался недоверчивым служакой и всё требовал письменного пропуска. У Михеля, а верно, и у прочих, мелькнула мысль о прорыве силой, однако уверенный вид и поведение капрала удерживали, словно они находились под прицелом трёх десятков стволов. Да и куда они в чистом поле от кавалерии сбегут.

Повезло, что капрал лично знал Хельмута и наконец-то поверил его божбе. Не последнюю роль сыграло и обещание Хельмута до краёв наполнить кружку капрала, и не водой, при первом удобном случае.

– А и у вас не все на приказах да шпицрутенах[135]135
  Шпицрутены – длинные прутья для телесных наказаний, впервые введённые Густавом-Адольфом.


[Закрыть] держится, – даже позлорадствовал Михель.

Хотелось рвануть в распахнутый мир, ускоряя и ускоряя бег, ровно под горку, не чуя под собой ног загребать башмаками дорожную пыль и грязь. Стремительно катящееся под ту же горку солнце обещало неласковый тревожный ночлег в чистом поле между двумя воюющими армиями.

– Дойдём до того поворота, а там напрямки через поле к лесу, – распорядился Гюнтер. – Да колосьев набирайте, завтра к утру опять зубами заклацаете, ровно голодные волки. Хоть на костре зёрна обжарим.

«Неужто вырвались, неужто уходим? – Горизонт спасения миражом небытия расплывался перед Михелем. Вечерние тени словно таили новые полчища неведомых врагов. – Вот что значит матушкино заступничество. И Мельхиора одолели, и с мужиками справились, и от шведов отбрехались. Почему ж на душе так сумрачно-муторно?»

Выстрел!

Они уже сворачивали с дороги, и Гийом аккуратно обходил лужу, потому что шедший следом Ганс собирался из неё напиться, и Ганс действительно присел на корточки, но приложиться к воде не успел – на него навзничь рухнул сражённый Гийом.

«Вот оно предчувствие, не обмануло», – Михель думал уже на лету, делая гигантский прыжок через дорожную канаву и приземляясь уже в поле. Миг – и дорога полностью опустела, если не считать лежащего в луже Гийома, а из ржи торчали почти незаметные пять мушкетных стволов.

– Макс, Ганс, – раздался спокойный до невозможности голос Гюнтера, – бить только по отчётливо видимой цели. А то знаю вас, торопыг. Кто-нибудь видит этих мерзавцев?

– Дорога пуста, – осторожно приподнявшись, доложил Макс.

– Должно быть, во ржи хоронятся, как и мы, – предположил Маркус.

– А по-моему, из села это пальнули, из последнего дома, – попытался по звуку сориентироваться Гюнтер.

– Далеконько до домов-то будет, – с сомнением покачал головой Михель.

– Макс, пороховой клуб наблюдаешь? – поинтересовался Гюнтер.

Макс, проворчав что-то насчёт того, что вот опять ему, как всегда, башку под пули подставлять, тем не менее добросовестно встал и внимательно осмотрелся.

– Не видать ни черта, – доложил он результаты осмотра и добавил, словно извиняясь за глаза: – Темновато.

– Ну да, а мы на фоне заката у них как на ладони, – согласился Гюнтер.

– Кто ж мог-то напоследок пулю в Гийома влепить? – недоумевал Михель, не переставая внимательно осматривать поле – не зашевелятся ли где колосья, безошибочно выдавая присутствие неведомого врага.

– Может, действительно случайный выстрел – из баловства кто-то пустил пулю нам в спину. Так дисциплина ж у них – никто запросто порох жечь не позволит. Это, наверное, кто-то из дозорных. Ну, точно. Сменили посты, а бравый капрал, торопясь осушить обещанную Хельмутом кружку, заторопился и не предупредил о нас. Новый дозорный и принял нас за удирающих мужиков.

– Что с Гийомом?

– Да дышит вроде, – через дорогу отозвался Ганс. – Но крепко ему досталось – не шевелится. Как бы он в луже не захлебнулся.

– Гюнтер, уходить надо, – выразил общее желание Макс, – вишь, шведы нарушили своё слово. А ну как навалятся – их в деревне не меньше двух эскадронов.

– Ганс! – Гюнтер моментально принял решение. – Тебе всё равно дорогу перебегать. Если ты, конечно, не решил от нас отколоться. Прихватишь Гийома. Макс – пособи Гансу. Да не бойсь, прикроем.

Макс, против обычая, не стал ворчать, что вот, мол, опять ему совать башку в огонь и вообще негоже двум живым подвергаться опасности из-за одного умирающего. Пока они в меру осторожно, но споро перетаскивали Гийома с дороги в поле, все настороженно ждали выстрела, но его не последовало.

– Макс, снимай с него плащ. Расстилай. Маркус, Михель, хватайтесь за углы, понесём так. – Команды Гюнтера были отрывисты и точны. – Ганс, что с тобой? Бери свой угол.

– Не могу, рука, рана, кровь опять. Маркус, неумеха, перевязал хреново.

– Тогда поменяй руку, берись левой. Макс, не обессудь, ты как обычно, последний – наблюдаешь и прикрываешь. Только не стони, что опять все пули тебе, – прибью на месте безо всяких шведов. Кто ж виноват, что тебя таким глазастым уродили.

До ближайшего леска шли рысью, хотя Маркус, головотяп, умудрился заплестись ногами в ржаных стеблях и упал, уронив, разумеется, и Гийома. Очнувшись от забытья, Гийом широко открыл глаза и застонал.

– Гляди под ноги, раззява. Не ядро к пушке тащишь, – зашипел Гюнтер и склонился над раненым. – Потерпи ещё немного. Счас мы тебя перевяжем.

Гийом то ли согласно, то ли устало прикрыл глаза.

– Макс, погони нет? – обернулся Гюнтер.

– Не видать и не слыхать. Тихо все.

– Перед бурей тоже все стихает, – напомнил о бдительности Гюнтер и подхватил свой край плаща. – Ну, взялись.

Ноша была не столь велика, но нести-то пришлось очень быстро, почти бежать, постоянно опасаясь выстрелов или многочисленной погони, да ещё проклятые колосья словно специально шведами здесь посажены. В одном месте Михель резко взял вправо, сбив с ноги всех остальных.

– Куда тебя нечистый несёт? – недовольно проворчал Гюнтер, с трудом восстанавливая шаг.

– А ты нюхни, – сквозь зубы пробормотал Михель, отчаянно пытаясь удержать в потной руке ускользающий край плаща.

Гюнтер послушно повёл своим хищным точёным профилем и только согласно кивнул – в воздухе стоял густой смрад разложения.

– Мертвяк туточки, – брякнул сзади Ганс.

– Да не один, – определился Маркус, тщетно пытаясь рукавом защитить ноздри и рот. Это ему плохо удавалось – мешали мушкет и фуркет.

– Давно воняют. – Гансу всё нипочём.

– Трое, – вскоре донёсся сзади поясняющий голос всюду поспевающего Макса. – Каждый с дыркой в башке. Похоже, расстреляны. Оружия нет, сумок нет, в одних нижних рубахах. Примерно с неделю как отмаялись.

– Ещё четыреста фунтов перегною, – почему-то вспомнил Михель одну из любимых Максовых прибауток.

– Я понял, ребята. – Гюнтер говорил негромко, но отчётливо. – То не шведы, то мужики. И не Гийома они выцеливали, а Ганса. Ведь Ганс же шёл последним, когда ему неожиданно приспичило напиться. Он нам крикнул, чтобы лужу ту не мутили, а мужики, конечно, тех слов не слышали. И когда Ганс неожиданно наклонился, Гийом оказался на линии огня. Стрелок или уже нажимал курок, или решил, что мы уходим, и надо хоть кого-нибудь из нашей компании подстрелить. Это не шведы, у тех дисциплина, к тому ж Мак-Грегор дал слово. А мужики могли мушкет попросить, выкрасть, купить, взять обманом.

– И я, кажется, догадываюсь, кто нажимал на курок, – кивнул Михель.

– Точно, та сволочь, что угрожала нам во дворе. – Ганс, счастливо избавленный от смерти, был ещё в изрядном потрясении от этой новости. – Говорил же вам, что мне надо остаться. Может, я вернусь да посчитаюсь с гадами?

– Остынь, – предупреждающе поднял свободную руку Гюнтер. – Гийому ты уже не пособишь ничем. Совсем плох. К тому ж и ты ранен.

Он кивнул на все увеличивающееся кровяное пятно.

– Эт точно, – воинственность Ганса как рукой сняло. – Печёт, зараза.

– Ух, кажись, дошли, – перевёл дух Михель, едва их накрыла тень первых деревьев. – Только не валитесь все сразу, сначала осторожненько опустим Гийома.

– Рощица-то, – скривился Маркус, больше для того, чтобы их позлить, – блохе негде укрыться. Может, дальше двинем?

– Раз Гюнтер определил, что это не шведы, значит, погони не предвидится. – Михель смертельно устал и нуждался хотя бы в самой краткой передышке.

– Где опускать-то? – Ганс тоже дышал, как загнанная лошадь, к тому же ослаб от потери крови. – Надо, чтоб помягче.

– Бросайте, где хотите. Ему, кажется, всё равно. Видите, вши разбегаются.

– Да, это первый признак. Чуют твари, что здесь пожива кончилась, – подошёл Макс.

Тем не менее Гийома опустили, как могли, осторожно. Гюнтер приложился к груди, затем поднёс к губам кинжал, определяя, не затуманится ли сталь от слабого дыхания. По тому, как он отрицательно замотал головой, все стало понятно и без слов.

– Готов, – не смог удержаться, чтобы что-нибудь да не сказать, Макс.

– Смотри, пуля даже не смогла пробить грудь, так и застряла в теле, – присел на корточки Макс.

Гюнтер метнул на него свирепый взгляд – мол, кто будет за полем и дорогой следить, но Макс сделал вид, что ничего не заметил.

– Значит, его срезали с предельной дистанции. Добрый выстрел, – отозвался Михель, уже успевший принять горизонтальное положение и с наслаждением расправивший усталые члены.

– Смотри, какие у мужиков стрелки оказались. Наше счастье, что весь порох Мельхиору отдан был.

– Да швед то был, швед. От сотворения мира мужики не могут что-либо подобное свершить, – неожиданно вскинулся Маркус.

– Добрый-то он, конечно, добрый. Однако пуля на таком расстоянии уже утрачивает остойчивость, летит, как Бог на душу положит, кувыркаясь, разнося все внутренности. Лёгкое расковыряло, он кровью и захлебнулся, видишь, изо рта струйка стекает.

Неизвестно, сколько бы ещё разглагольствовал Макс, но не выдержал Гюнтер:

– Макс, прогуляйся-ка до последнего куста и заляжь там. Сам отдохни, языку своему дай отдохнуть да за дорогой заодно пригляди.

– Вечно Макс да Макс, – тем не менее Макс послушно сгрёб мушкет и фуркет и отправился к недалёкой опушке.

– Я думаю, это девка Гийома ухлопала, та, что из дома. Это она мстит. – Ганс говорил ровно, даже как-то замороженно. – Когда мы давили мужицкий бунт в Верхней Австрии[136]136
  Когда мы давили мужицкий бунт в Верхней Австрии – имеется в виду крупное антивоенное антифеодальное восстание 1626 г.


[Закрыть], так их бабы бились с нами похлеще, чем их мужья.

– Могилу-то будем рыть али так бросим? – проявил практическую обеспокоенность Маркус.

Все разом вопрошающе обратили взоры на Гюнтера. Суставы Михеля тоскливо откликнулись на перспективу новой работы и заботы.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Гюнтер. – Обязательно будем.

– А чем? – в свою очередь перебросил вопрос Маркус. – Голыми руками, что ль? Или мушкетами?

– Всех не перехоронишь. – Мускулы Михеля подняли мятеж против своего господина, требуя законного отдыха, и язык помимо воли выпихнул эти слова.

Гюнтер с укоризной глянул на Михеля – мол, от тебя-то, брат, подобного не ждал, но Михель, сориентировавшись, добавил уже более твёрдо:

– К своим надо поспешать, Гюнтер. Что мы впятером?

– Не найдём наших, и нас некому зарыть будет. Так и сгниём в поле, как те трое – не унимался Маркус.

– Ну и топайте! – внезапно взорвался Гюнтер. – А я останусь. И всё сделаю как надо. Потому что христианин, и он, Гийом, был добрым католиком, и шёл с нами не в последнюю голову потому, что верил, – не бросим околевать, как собаку, предадим земле, как сможем, и крестом увенчаем. – Может, он был скверным товарищем, но...

– Не кипятись, Гюнтер, – Михелю пришлось-таки подняться, но злости не было. – Ты, как обычно, прав. Просто кости у всех трещат от усталости. Давайте дружненько, как всегда, компанией, и не заметим, как закончим.

– Я тоже хорош. – Гюнтер провёл ладонью по лицу, стирая гнев и раздражение. – Забыл, что у нас действительно туговато с шанцевым инструментом. Но и вы запамятовали, что покойников надо хоронить. Срезайте дёрн – хоть так его обложим. А я пока крест смастерю...

– Вот лежу я здесь, братцы, слушаю вас и думаю – неужто действительно живого хотите в землю зарыть. – Слабый, со слезой голос заставил их всех подскочить.

– Гийом! – веря и не веря, забыв о возможной опасности погони, заорали все. – Жив, чертяка! Ну надо ж! Как же ты! Чего молчал-то ранее!

– Как дубьём меж лопаток приложили. Отшибло все, не вздохнуть. Но с похоронами вы явно поторопились. Никак уже и барахлишко моё поделили.

– Да вот же она, пуля, торчит, пальцами могу поддеть и вытащить. – Через мгновение в руках Гюнтера оказался кусочек свинца, а открывшуюся рану присыпали порохом и туго перевязали. Гийому ввиду возможного противника запретили громко выражаться, но уж вполголоса он им такого всякого нашептал. И что ж бы вы думали: после непродолжительного отдыха Гийом пошёл, правда, не без поддержки, но ведь пошёл!

Глубокой ночью они вышли к передовым имперским постам. Против обыкновения в них не стали сразу палить, а милостиво выслушали-разобрались.