Текст книги "Избранные произведения. Том 1"

Автор книги: Сергей Городецкий

 
В далекой печере,
В божьей келье,
Где люди и звери
В умном весельи
Сходятся вместе,
Волк к невесте,
Жених к волчице,
На красной тряпице
Лежит моя самка.
 
 
Волк этот желтый
Когда пробегает
По крыше, —
День наступает.
А эта волчица
Когда пробегает
По крыше, —
Тень наступает.
 
 
И перед волком,
И перед волчицей
Бежит на дорогу,
Бежит моя самка
И Богу
Тряпицею машет.
И тянет по крыше
Мохнатою лапой
Тряпицу прекрасную:
Красную, красную.
 
 
И я, косолапый,
За машущей лапой
Тянусь через воздух
За цветом багровым,
И радостным ревом
Колышется воздух,
И тряпка трясется,
И самка несется
В реве багровом.
 

(Хлыстовская)

 
Землица яровая,
Смуглица мать сырая,
Ни зги в избенке серой.
Иди, иди, поилец!
Тряхни водицу с крылец!
Сберем водицу с верой.
 
 
Мы заждались,
Стосковались,
Заплетая косы;
Притомились,
Уморились,
Собирая росы —
И над каждою росинкой
Приговаривая,
Дружку тонкой хворостинкой
Приударивая:
Засиделись в девках девки,
Заневестились.
Эх, вы, девки-однодневки,
Чем невестились!
Тем ли пятнышком родимым,
Что на спинушке,
Тем ли крестиком любимым
Из осинушки.
В огороженном двору,
На осиновом колу
Запевает петушок.
Едут, едут по селу,
Будет, будет ввечеру
Всякой девке женишок.
 
 
Сиденье земляное,
Окошко слюдяное,
Ни зги в избенке серой.
Пришел, пришел поилец!
Темно от сизых крылец…
Ой, дружки, в Бога веруй!
 

1906

 
Как синь голубиных очей,
Как око безлунных ночей,
Как сердце кипучих ключей,
Как омуты лунных лучей,
Как ствол негасимых свечей,
Как пламя небесных мечей,
Как смысл голубиных речей, —
Такое глубокое озеро.
 
 
Как дали беззвездных полян,
Как дольний вечерний туман,
Как цвет вечереющих ран,
Как на море синий буян,
Как звездного неба курган,
Как туч неразвеянных стан,
Как сам голубой океан, —
Такое широкое озеро.
 

Май 1907

 
Бирюза, бирюза, зелена, голуба,
Золотятся березы, тот берег лилов,
Недреманное око, немая мольба,
Теневой глубины голубящий покров.
 
 
Ах, нельзя показать, ни сказать-рассказать
Ту страну-сторону, тишину, глубину,
Где опальную светло-хрустальную гладь,
Отразив, затаила в глубинах весну.
 
 
Ни сказать-показать. Только вот – промолчать:
 
 
Так недвижно, неслышно печальная гладь
Затаила в глуби тишину-благодать.
 

Май 1907

 
Свете тихий, Боже скорби, цвет печали!
Дни настали.
 
 
Томный трепет, вешний лепет, гул ручейный,
Плен келейный.
 
 
Выйти в поле, за калитку, к пашне хлеба,
Видеть небо.
 
 
Слышать пенье, сыпать зерна, сеять щедро,
Славить недра.
 
 
Плачет сердце, ломят руки, воздух душен,
Сон нарушен.
 
 
Свете тихий, Боже келий, в зорях дали
Задрожали.
 

 
Плыви, челнок, плыви,
Зови, душа, зови,
В крови вода, в крови.
 
 
Свете тихий, Свете дивный,
Освети меня!
Ниже облак переливный
Алого огня.
 
 
Вот уж виден купол алый,
Слышен ясный звон.
Славен город небывалый,
Сладок Божий сон.
 
 
Славься, Свете, величайся,
Душу приими!
Дверь святая, отверзайся,
Полог отыми.
 

 
В келью ночь вошла,
Злая Птица-Мгла
Камнем в грудь легла.
 
 
В келью ночь глядит;
Птицей-Мглой укрыт,
Ярче жар ланит.
 
 
Омут водный тих.
Звон ночной не стих,
Ужас водный лих.
 
 
Стар звонарь, не ты ль
Поднял пену-пыль,
Белоструй-костыль?
 
 
За тобой ползет
Из вспененных вод
Монастырь урод.
 
 
В окнах желтый свет,
Купол вбок надет,
А крестов-то нет.
 
 
Выплыл, стал, стоит,
Громом звон гудит,
Серный дым кадит.
 
 
До святой зари
Пляс и крик внутри —
Посмотри – умри.
 
 
Птица-Жар, лети!
Птица-Мгла, пусти!
Как от зла уйти?
 
 
Уж, что будет, будь,
А когда-нибудь
Мне на ад взглянуть.
 

 
Сизый сумрак в лес и долы,
Вечер на небо веселый,
На молитву богомолы.
 
 
Богу милы повечерья,
Жара-Птицы зори-перья,
Вечеровые поверья:
 
 
Кто смеялся на закате,
У того в полночной хате
Ляжет свадьба на полати.
 
 
Кто умылся на заходе,
У того в семье и роде
Будет рыжее в приплоде.
 
 
Кто молился алым зорям,
Для того за синим морем
Сгинут беды с лютым горем.
 
 
Кто смеялся и молился
И водой-зарей умылся,
Тот со счастьем поженился.
 
 
Поспешайте, богомолы!
Сумрак пал в леса и долы,
Вечер на небе веселый.
 
 
Коротайте повечерья,
Лобызайте зори-перья,
Богу милуйте поверья!
 

 
За леса заря запала,
Пала наземь сиза мгла.
Сердце стало, сердцу мало,
Туча сердце облегла.
 
 
Мы вот тут вот так кружились,
Бились, спелись, заплелись,
Богу милому молились,
Светлой жизни родились.
 
 
Мы вот тут, вот так, вот так – ах!
С ним, и с ним, и с ней, и все.
Стлался волос в диких злаках,
Щеки зарились в росе.
 
 
Мало, мало! Светик алый!
Алый светик! Оглянись!
Не бывало? – Небывалый!
Ночка зорькой обернись!
 

 
Ах, ангелы, архангелы, святители мои!
Уродика, зародыша нашла в пути, в пыли.
Сердечный весь измаялся, кричал, навзрыд рыдал.
Весь в тине, волосатенький, насилушку дышал.
Распутала и вымыла и Богу принесла:
Примите, люди добрые, Господь спасет от зла.
Какой-то он неладненький: на ножках, за ушком
Натерты шишки черные камнями да песком.
Да травка, стебель рыженький, прилипла на спине.
А может, все пригрезилось старухе старой мне.
 
 
И приняли, болезнуют, кто молод и кто стар,
И назвали Феодором, что значит Божий дар.
Растет Феодор, ластится к монахиням святым,
Монахини так ласковы с приемышем своим.
Иные уж состарились, и новые пришли.
Феодор пашет пахоту и крепнет у земли.
И каждый год по осени уж кто-нибудь идет,
А то и две, к пустыннику, в безлюдье гор и вод.
И каждый год зародышей к чужим монастырям
Несут старухи старые приемным матерям.
 

 
Мы выросли в темных лесах,
Над озером в белых стенах,
В безбурных, лазурных мечтах.
 
 
Три лета отец приходил,
У стен три сосны посадил,
Родимую трижды любил.
 
 
И первою я родилась,
Когда в небесах занялась
Весны голубой ипостась.
 
 
Свершилось теченье времен,
Весною был храм отворен,
Сестра закричала под звон.
 
 
И третья весна зацвела,
Когда наша мать умерла
И сестрам сестру принесла.
 
 
Росли мы в дремотных лесах,
Над озером в белых стенах,
В мечтаньях и сладостных снах.
 
 
Но нить совершений текла,
Судьба неустанно пряла,
Грядущего таяла мгла.
 
 
И выросла младшая дочь.
Таилась как вешняя ночь.
О небо, ее не порочь!
 
 
Любила зеркальность озер,
На дне различал ее взор
Возлеты и пропасти гор.
 
 
И в час восхожденья луны
Услышала глас глубины,
Ступила в тайник старины.
 
 
Коса заплеснула тростник,
И лунный рассыпался лик,
И вспыхнул ликующий крик.
 
 
Так кинула бренный полон.
И сестрам оставила сон
В печальном сияньи икон.
 
 
Так нить совершений текла,
Судьба неустанно пряла,
Грядущего таяла мгла.
 
 
Любила вторая сестра
Горенье, томленье костра,
Сияние звезд до утра.
 
 
Ходила за чащу лесов,
В скиты огнепальных отцов,
В обитель немых стариков.
 
 
Всенощные службы несла,
Со свечкой сияла-цвела
И смутного сердцем ждала.
 
 
Ей грезился верный жених,
Нежнее беличек младых,
Алее колец огневых.
 
 
И в дымном гореньи кадил,
Бесплотнее ангельских сил
Он к ней на вечерни сходил.
 
 
И вот – обрученье пришло:
Грозою молельню зажгло,
Со звоном огнем унесло.
 
 
Осталась покорная рать
Крещенье огнем восприять,
Во древе усохшем сгорать.
 
 
Была моя рана остра:
Вдвоем ли взошла ты, сестра,
На ложе святого костра?
 
 
Так нить совершений текла,
Судьба неустанно пряла,
Грядущего стаяла мгла.
 
 
Старухою в скит прихожу,
Года за годами нижу,
На маковки церкви гляжу.
 
 
Все то же безмолвие стен,
Все тот же целительный плен,
Далеких земных перемен.
Приими меня!
Тихострунный, звонколирный,
Слышу звон огня.
 
 
Мне мил огонь, мне мил.
Нет сил к земле, нет сил.
Уплыл челнок, уплыл!
 
 
Струись, душа, струись,
Катись, волна, катись
В ту высь, святую высь!
 

 
Ах, уста мои сомкнуты,
Молчаливый монастырь.
Пусть страницы разогнуты,
Не написана Псалтырь:
 
 
Слово каждое убавит,
Слову ль молвить могота?
Нестерпимое прославит
Счастье только немота.
 

20 июля 1906

 
Молвил дождику закапать,
Завернулась пыль.
Подвязал дорожный лапоть,
Прицепил костыль.
 
 
И по этой по дороге
Закатился вдаль,
Окрестив худые ноги,
Схоронив печаль.
 

Май 1906

 
Высоко мое окошко,
Око теремка;
Завивается дорожка,
Утекла река.
До окна моя березка
Белоснежный
Высит ствол.
Белый, нежный,
Он ушел
В поднебесье
Голубое,
Белый весь.
Выйду ленточку повесить
В зелень веток
Алоцвет.
Иль окно мое завесить
От наветов,
Или нет?
 

 
Знаю место над рекой:
Вековой Старый дуб
Сердцу люб.
Подойду,
Постою
И уйду,
Запою.
А под дубом белый крест
Без венка,
И окрест
Водят розовых невест
До венка.
А над дубом белый серп
Старика,
Широка его пасть,
Высока его власть,
На ущерб.
Милый, милый, поспеши:
Заждалась…
Вон звезда оторвалась,
Понеслась
В тиши
За тобой.
 

25 октября 1905

 
Звоны-стоны, перезвоны,
Звоны-вздохи, звоны-сны.
Высоки крутые склоны,
Крутосклоны зелены.
 
 
Стены выбелены бело:
Мать игуменья велела!
У ворот монастыря
Плачет дочка звонаря:
 
 
«Ах ты, поле, моя воля,
Ах, дорога дорога!
Ах, мосток у чиста поля,
Свечка чиста четверга!
 
 
Ах, моя горела ярко,
Погасала у него.
Наклонился, дышит жарко,
Жарче сердца моего.
 
 
Я отстала, я осталась
У высокого моста,
Пламя свечек колебалось,
Целовалися в уста.
 
 
Где ты, милый, лобызаный,
Где ты, ласковый такой?
Ах, пары весны, туманы,
Ай, мой девичий спокой!»
 
 
Звоны-стоны, перезвоны,
Звоны-вздохи, звоны-сны.
Высоки крутые склоны,
Крутосклоны зелены.
 
 
Стены выбелены бело.
Мать игуменья велела
У ворот монастыря
Не болтаться зря!
 

15 апреля 1906

 
Вся измучилась, устала,
Мужа мертвого прибрала,
Стала у окна.
Высоко окно подвала,
Грязью стекла закидала
Ранняя весна.
 
 
Подышать весной немножко,
Поглядеть на свет в окошко:
Ноги и дома.
И, по лужам разливаясь,
Задыхается, срываясь,
Алая кайма.
 
 
Ноют руки молодые,
Виснут слезы горевые,
Темнота от мук.
Торжествует, нагло четок,
Конок стук и стук пролеток,
Деревянный стук.
 

Апрель 1905

 
Выступала по рыжим проталинам,
Растопляла снеги голубы,
Подошла к обнищалым завалинам,
Постучала в окошко избы:
 
 
«Выйди, девка, веселая, красная!
Затяни золотую косу,
Завопи: «Ой, весна, ой, прекрасная.
Наведи на лицо мне красу!»
 
 
И выходит немытая, тощая:
«Ох, Белянка, Белянка, прощай!
Осерчала ты, мать Пирогощая,
Богородица-мать, не серчай!
 
 
Лупоглазую телку последнюю —
Помогай нам Никола! – продам.
За лесок, на деревню соседнюю
Поведу по весенним следам!»
 

28 февраля 1906

 
Жутко мне от вешней радости,
От воздушной этой сладости,
И от звона, и от грома
Ледолома
На реке
Сердце бьется налегке.
 
 
Солнце вешнее улыбчиво,
Сердце девичье узывчиво.
Эта сладкая истома
Незнакома
И страшна, —
Пала нá сердце весна!
 
 
Верба, ягода пушистая,
Верба, ласковая, чистая!
Я бы милого вспугнула,
Хлестанула,
Обожгла,
В лес кружиться увела!
 
 
Я бы, встретивши кудрявого,
Из-за облака дырявого
Вихрем волосы раздула
И шепнула:
«Милый, на!
Чем тебе я не весна?»
 

1907

 
Ах, калина побурела,
Ржавой кровью запеклась.
Ворожить я не умела —
Вьюн-любовь не унялась.
 
 
Мил сердечный светик-цветик
Лето целое ласкал.
Вот на тех полях, на этих
Ручка за руку гулял.
 
 
Вот под этой под березкой
Повидалася я с ним.
Слезка желтая за слезкой
Каплет дождиком густым.
 
 
Там под кленом под зеленым
Подарилася ему.
Алым стал он, опаленным
И в тумане, что в дыму.
 
 
Ты ли, осень, разлучила,
Ты ль, разлука, отвела
От зазнобы друга мила,
Сердце девичье сожгла?
 

Август 1906

 
Приходи в теремок на заре
Зажигать зоревые уста.
Я подвинусь на теплом одре,
Колыбелька не будет пуста.
 
 
Вихри-кудри сама расчешу —
Золотистее ржи, мягче льна.
Чую сердцем: под сердцем ношу,
И полна, и хмельна, всё хмельна.
 

10 апреля 1906

 
За окном поутру загорят купола,
И в лазурную тишь окунутся кресты,
На окне слюдяная засветится мгла,
На полу зацветут голубые цветы.
 
 
Из-за полога выглянешь. Русой косой
Огневого на ткани коснешься пятна.
И подымешь ресницы. И взор голубой
Зацветет голубей голубого окна.
 

Октябрь 1906

 
По розовому полю
Зеленые цветы.
Не хочешь – приневолю
Неволей красоты.
 
 
Всю зиму вышивала
Цветные рукава —
Такая расцветала
Весною мурава, —
 
 
Чтоб розовые руки
Красивей протянуть,
К тебе, моей прилуке,
По-вешнему прильнуть.
 

1907

 
Еще поля лежат в туманах,
И на холмах ночная тень
Блуждает в призрачных обманах,
Пугая подошедший день.
 
 
Но все ясней и несомненней
Бледнеет тающий восток.
Дыханьем прелести весенней
Рассвет исполнен, светлоок.
 
 
Ступила с шаткого крылечка.
Прощай, любимый, до утра!
Смотри: уж засветлела речка,
Мне в терем девичий пора.
 
 
Ступила жаркою ногою.
Как холодна заря-роса!
Змеей завита нетугою,
Снопом рассыпалась коса.
 
 
А в небесах коса другая
Снопом рассыпалась другим:
Заря, седую ночь пугая,
Цветет рассветом огневым.
 

1907

 
Я приду к тебе сегодня
В тихий терем.
Сказкам старым, самым старым
Мы поверим.
Ты – невеста в злой неволе,
Я – твой милый.
Усыплю я песней змея,
Сном могилы.
Молви: правда, губы алы,
Губы – зори?
Молви: правда, очи сини,
Очи – море?
Посмотри: ведь ты – царевна,
Я – спаситель.
Злого змея – молви: «Правда!»
Победитель!
 

1907

 
Истомленный, обнищалый,
Я опять к тебе пришел,
 
 
Где я прежний, ярко-алый,
Небо знающий орел?
 
 
Я пришел – зачем не знаю —
Бедный, сирый и нагой.
 
 
О, мои полеты к раю,
В терем солнца золотой!
 
 
Все истомы, все паденья
Возлелеял и принес.
 
 
Где вы, зори откровенья,
Блески утренние рос?
 
 
Потемнелый, потускнелый,
Видишь мой погасший лик.
 
 
О, мой солнечный, мой смелый
На рассвете первый крик!
 

Август 1904

 
Ты устала? Я ласкаю.
Воет вьюга? Я с тобой.
Гаснут искры, улетая,
Блекнет пепел золотой.
 
 
Хочешь сказку? Жил на свете
Белый ангел. Где? – Забыл!
Помнят звезды. Знают дети.
Он всегда печален был.
 
 
Уж слезинка? Ну, не надо!
Много сказок для тебя:
Вышла козочка из сада…
Что? Обидел? Я – любя.
 
 
Воет вьюга. Потемнело.
Лето, лето! Светлый юг…
Ходит дрема и несмело
Замыкает сонный круг.
 

Декабрь 1904

 
Белой вьюгой запушило,
Тесный терем замело.
Сердце зимнее застыло,
Алой кровью затекло.
 
 
Солнце, витязь златолатый,
Ходит небом голубым.
Загляни ко мне, богатый
Блеском бело-огневым!
 
 
За тобою днем слежу я —
Все окошко в серебре,
Темной ночью ворожу я, —
Загоришься ль на заре?
 
 
Ты одна моя отрада,
Солнце, витязь золотой!
Ах, когда ж весна-услада
Плен растопит снеговой!
 

1906

 
Зима твой терем миновала,
И солнце смехом золотым
В окошке белом заиграло,
Дробясь по иглам ледяным.
 
 
И топит, капая слезами,
Налеты позабытых вьюг.
И ты с блестящими глазами
Ко мне выходишь, вешний друг.
 
 
«Весна настанет?» – Да, настанет.
«Ты чуешь?» – Чую. – «Знаешь?» – Да.
Весна заманит, и обманет,
И унесет-завьет… Куда?
 

1904

 
Ветер, в стекла не звени:
Нежен мир умерших нег.
Быстрый ветер, не гони
Желтых листьев вялый бег.
 
 
Клонит душу поздний цвет.
Мил очам увялый лист.
Будет снова? Будет, нет —
Прежний свет еще лучист.
 
 
Дальше, дальше! Вянет день.
Ну хоть миг! Вот так. Блесни.
Брось в пустое поле тень
И тони в своей тени.
 

19 сентября 1906

 
Стены серы, даль в тумане.
Речка реет под окном.
Приходи к реке заране,
Я махну тебе платком.
 
 
В свете алой вечерницы,
Из печальной высоты
Я увижу из темницы,
Как заломишь руки ты.
 
 
Мать любимая, родная,
Я с тобой издалека!
Хочешь: сына огневая
До тебя домчит река?
 

8 октября 1906

 
Только раз мне обернешься,
Только раз мне скажешь:
«Милый». И подумаешь: «Люблю», —
Сердце вспыхнет и взовьется
В сине небо алокрылой
Жаром-птицею Люблю.
 
 
Только уст моих коснешься,
Только голос легкокрылый
Тихо вымолвит: «Люблю», —
Сердце станет и несется
В недра темные могилы
Углем-птицею Люблю.
 

 
Помнишь, вьюга налетала,
Помнишь, стужа леденила,
Рукавом ты запахнулась,
Темным сердцем замирала,
 
 
Мысли милые таила,
Смутным смехом улыбнулась.
Лунный иней, белый иней,
Сединою лес повитый,
 
 
Сонных веток колыханье…
Я под лаской ткани синей,
Рукавом твоим закрытый,
Целовал твое дыханье.
 

 
Заледенелая и снежно-белая —
И всё же серые глаза,
И всё же тонкая рука.
Такая тихая и вся несмелая —
 
 
Оцепенелая гроза,
Закаменелая река.
Что под глубинами и под сединами
Заполоненная весна?
 
 
Зеленотопкая тайга?
И под сияющими льдинами
Душа ли белая ясна?
И сердце ль вковано в снега?
 

 
Замети меня метелями,
Белой вьюгой закрути,
Вьюжной песней утоми,
Чтоб за елями, под елями
В белоснежный сон уйти —
Только сон не отыми.
 
 
Все взяла, на ветер кинула:
На, пляши, гуди, мети,
Замети, убей, уйми!
Косы белые раскинула,
Пляшешь, душишь – отпусти!
Руки-вихри разойми!
 

 
Такая милая, такая милая,
Как первый лучик вешних дней,
Как детский глаз, видавший рай.
В снегу забытая, во льду застылая,
Чуть слышен звук: «Огней, огней,
Хочу играть!» – «Так на, играй!
 
 
Вот видишь: красненький, зеленый, аленький,
И все горят, дрожат, живут».
«А где же солнце? Дай его!»
«И солнце дам, и месяц маленький:
Они мои. Неволи ждут.
Вон смотрят с неба своего».
 

 
Чтобы больше, больше, больше
Падал, падал белый снег,
Лился, вился снежный сон;
Чтоб слышнее, глубже, дольше
Задыхался тихий бег,
Колыхался белый звон.
 
 
Чтоб под этой сетью снежной,
Опускаемой с небес,
Долетевшей до земли,
Белизною безмятежной
Заволакивался лес,
Горы белые росли.
 

 
Прощай, прости, как я прощаю.
Весна зовет меня в поля,
Где тают рыхлые снега,
Одной сырой земле вещаю:
«Я твой, я твой, и ты моя,
Прольюсь дождем в твои луга».
 
 
Прощай. Зачем ты не с землею,
Зачем не слышишь звона льдин,
Не дышишь смолью чернозема?
И я в веселье ледолома
Такой весной зачем один,
А не с тобой, а не с тобою!
 

 
Так и останется, так и останется
В глухую топь сырой земли
Тобой зарытое Люблю.
И все останется. Опять обманется
Весенним запахом земли
Другое, вешнее Люблю.
 
 
Несется водами и веет воздухом,
Смуглеет кров сырой земли
И дышит силою Люблю.
И воздыхает тяжким воздыхом
Под гнетом тающей земли
Тобой зарытое Люблю.
 

Февраль 1907

 
Любуются богатые
Пустыми красотами,
Блуждая взором любящим
По заревам затрат.
 
 
А нищие подслеповатые
С разъеденными ртами
Шевелятся под рубищем
У мраморных палат.
 

Декабрь 1906

 
Белокаменны палаты,
Стопудовая краса.
Мчатся сани-самокаты,
Не жалей коню овса!
 
 
Почерневшая избенка,
В лёжку праздники идут.
Пухнут десны у ребенка.
Что же хлеба не везут?
 

 
В дупле трясучей конки
Старушки, старички,
Старинные иконки,
Вчерашние сморчки.
 
 
Задумались, мечтают
О сказках прожитых.
Любовно вспоминают
Покойников родных.
 
 
Краснеют густо щечки,
Беззубый рот дрожит.
На голые височки
Седая прядь бежит.
 
 
«Давно ли, ах, давно ли —
Забыть я не могу —
Дарил розаны Оле
На бархатном лугу».
 
 
«Совсем, совсем недавно —
Ах, время-лицемер! —
Вручала Жану славный
Из липы табакер.
 
 
И вот уж на гробницу
Бессмертники везу,
Взирая на столицу
Сквозь стекла и слезу».
 
 
Ползет уныло конка,
Скрипит дверной крючок.
Храпит у двери звонко
Ослабший старичок.
 

18 мая 1906

 
Вспоминаю: весна начинается,
На постели болезная мать.
Сердце бьется, душа порывается
За ворота пойти постоять.
 
 
Каждый день он проходит, торопится,
Надвигает на лоб козырек.
Ах, когда ж на меня оборотится,
Пригласит провести вечерок?
 
 
Дождалася денечка туманного:
На кладбище гуляем вдвоем.
Как смешно завились у желанного
Рыжеватые кудри кругом!
 
 
Вспоминаю: дожди проливаются,
Не дожди, мои слезы текут.
Под воротами стены качаются,
Мои ноги дверей не найдут.
 
 
Все равно теперь, кто ни попросится,
Все равно, кто теперь ни возьмет.
Далеко мое сердце уносится,
Когда горе любовь продает.
 
 
Каждый вечер под ласками новыми
Опуская глаза, я молчу
И мечтами горючими, вдовыми
На кладбище пустое лечу.
 

9 ноября 1906

 
Обезумела в уличном грохоте,
Винным паром себя отуманила,
У забора, качаяся в хохоте,
Зазывала, сулила, дурманила:
 
 
«Полюби меня, миленький, маленький!
Я крупичата баба, раздольная.
Полюбился ты, цветик мне аленький,
Будет жисть тебе нынче привольная.
 
 
Беднота одолела подвальная!
Нешто б путалась в праздник, беспутая?
Эх ты, радость моя беспечальная!
Прибегай, душегреей окутаю».
 

Сентябрь 1906

 
Ты пришла с лицом веселым,
Розы – щеки, бровь – стрела.
И под небом-нёбом голым
В пасти улицы пошла.
 
 
Продалась, кому хотела.
И вернулась. На щеках
Пудра пятнами белела,
Волос липнул на висках.
 
 
И опять под желтым взором
В тень угла отведена,
Торопливым договором
Целовать осуждена.
 
 
Сонно логовище стынет.
Не моя ли череда?
Пастью улица не двинет,
Спала цепкая узда.
 
 
В отдаленье тротуаров,
Наволакивая свет,
Без шагов и без ударов
Придвигается рассвет.
 
 
Ты склонилась из тумана.
Холодеет на руке
Капля, стершая румяна
На обугленной щеке.
 
 
Алы розы одеяла.
Кожа тонкая бела.
Ты меня вчера искала,
Поутру меня нашла.
 

15 мая 1906

 
Темной ночью по улице шумной
Пробегала с надеждой безумной
 
 
Увидать в очертаниях встречных
Отражение обликов вечных.
 
 
И желанье в зрачках обнажала.
И искала, искала, искала.
 
 
Возвращалась по лестнице черной
И звонила с отвагой притворной.
 
 
Но за дверью звонок оборвался
И упал, и звенел, извинялся.
 
 
Отворила старуха, шатаясь,
Мертвецом в зеркалах отражаясь.
 
 
И ударила руганью четкой,
Замахнулась костлявою плеткой.
 
 
И по комнатам шаркала глухо
И огнем колыхала старуха.
 
 
И смотрела на нежное тело,
И бурчала: «Поймать не умела!»
 
 
А на улицах стало темнее,
У прохожих на сердце смутнее.
 
 
Зарождались желанья и вяли.
Огоньки в фонарях потухали.
 

18 ноября 1905