Текст книги "Тихий городок"

Автор книги: Сергей Демкин

Соавторы: Андрей Серба,Евгений Федоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

Он прохромал к стойке, что-то шепнул толстяку, тот скрылся в подсобке. Йошка стал разглядывать людей в пивной – старики, малолетки непризывного возраста, которые либо учились в гимназии, либо числились в командах «трудового фронта». В дальнем углу обосновалась компания отпускников в черных танкистских куртках.

Подошел кельнер с подносом, опустил на стол две литровые фаянсовые кружки крепкого портера, тарелку с зельцем, ломтиками ржаного хлеба и темной бутылкой рейнвейна. С ловкостью фокусника он выдернул рюмки из-под фартука, пододвинул стул и, скособочившись, сел. В бутылке оказался шнапс. Выпили за жизнь, за конец войны. Через полчаса Йошка знал о кельнере все – и что зовут его Хуго, и получает он пенсию по ранению, но приходится подрабатывать, так как толстяк за стойкой, чтоб у него лопнули потроха, его тесть и жмот, и откуда начал войну и где кончил – в деревне Чуриково под Малоярославцем…

– А я ведь был каменотесом! – всхлипнул Хуго и потянулся к бутылке.

– Слушай, приятель. Ты знаешь здесь всех выпивох?

– Назову каждого, – похвастался кельнер. От выпитого он побледнел, но глаза оставались трезвыми, язык не заплетался.

– Не знаешь ли ты Фехнера?..

– Ахима? Как же! Ровно в семь он пропускает здесь не меньше двух литров пива.

– У него отец… – Йошка наморщил лоб, как бы пытаясь вспомнить имя.

– Вальтер? Так он погиб под Истрой в ноябре сорок первого.

– А где он служил?

– Как где? Сначала в нашем восьмом Баварском округе, потом его услали в Россию, оттуда пришел «постэнгель» [15]15
  «Почтовый ангел» – извещение о смерти, похоронка.


[Закрыть]– геройски погиб за великую Германию и ее фюрера… Ну, ты знаешь такие штучки.

– Еще бы!.. Письма от товарищей он не получал?

– Нет.

– Как же так? Мы писали всем отделением. Вальтер погиб на наших глазах, когда мы попали под огонь «русских органов», – растерянно пробормотал Йошка.

– Вы, наверное, так красиво расписали его смерть, что цензура просто-напросто выбросила письмо в корзину? В общем, приходи в семь. Я оставлю столик, – Хуго отсчитал сдачу.

Тут Йошку осенила мысль попросить еще об одном одолжении:

– Нет ли у тебя на примете порядочного ювелира?

– Сейчас золото и всякие штучки упали в цене, – не то с осуждением, не то с завистью проговорил Хуго. – Запомни адрес одного кровососа. Его зовут Карл Зейштейн.

В мастерской ювелира оказалось несколько инвалидов, продававших дешевенькие поделки. Йошка протянул ювелиру золотое кольцо с бриллиантом. Брезгливо оттопырив нижнюю губу, толстяк повертел кольцо в пальцах, похожих на шпикачки, воткнул в глаз увеличительное стекло, ковырнул пинцетом:

– Стеклышко… Пятьдесят марок.

Недолго думая, Йошка ухватил ювелира за воротник, притянул к себе, свирепо зарычал:

– Ах ты, рыло тыловое! Фронтовиков грабишь!

Сзади ободряюще загалдели инвалиды. Кто-то уже протянул костыль, намереваясь долбануть толстяка по лысине.

– Кажется, я ошибся, – придушенно бормотнул толстяк.

Йошка разжал кулак. Ювелир плюхнулся на стул, долго одышливо хрипел, всасывая воздух и водя жирной шеей из стороны в сторону. Фронтовики примолкли. Наступила тяжелая тишина. В конторке у ювелира не было таких денег, чтобы рассчитаться за высокопробное золото и алмаз, но он не хотел расстаться с кольцом. Отдышавшись, сказал:

– Мне нужно сходить за деньгами.

– Сходим вместе, – Йошка решительно отодвинул барьерный засов.

– Как же я оставлю свое место?!

– Заприте кассу и успокойтесь. Никто не тронет вашего барахла. Верно, говорю?

– Валяй, – сказал один из калек. У него не было левой руки, зато кулак правой походил на тыкву среднего размера. – У нас еще не завелись мародеры на своей земле.

– Сколько вы хотите за кольцо? – спросил толстяк, с остановками поднимаясь по винтовой лестнице в свой кабинет.

– Десять тысяч.

Такую стоимость назвали специалисты в Москве со скидкой на падение курса, поскольку арийцы тащили в Германию все награбленное. Учитывалось и еще одно немаловажное обстоятельство: после Сталинграда кое-кто из дальновидных немцев понял, что скоро наступит пора, когда марки ничего не будут стоить, а цена золота и драгоценных камней поднимется еще выше. Они помнили времена после первой мировой войны, когда тысячными купюрами разжигали примуса. Понимал это и Карл Зейштейн. Однако, услышав названную сумму, простонал:

– Дайте и мне заработать…

– Молите бога, что не забрали в армию. Попадись, ко мне в отделение, через месяц бы сделал вас тростиночкой, бегали бы вы по плацу, как юноша.

– У меня сердце!

– Да уж понятно – не мешок с требухой. – Йошка ласково потрепал ювелира по тучному боку и заговорщицки подмигнул: – Но сердце-то… золотое. А?

Ювелир намек понял. Немалых денег стоило ему откупиться не только от призыва в армию, но и от трудовой повинности, обязательной для каждого немца. Он машинально открыл массивный сейф, позабыв об осторожности. Окажись клиент грабителем, то легко бы овладел всем состоянием. Но Йошка деликатно отвернулся, будто его заинтересовала крыша соседнего дома.

– Давайте вашу вещь и берите деньги, здесь ровно десять тысяч, – заторопился ювелир. Только сейчас до него дошел ужас происходящего: при открытом сейфе, без свидетелей, с фронтовиком, судя по всему не из тихонь и простаков…

Йошка не спеша пересчитал пачки, рассовал деньги по карманам, с пристальным вниманием поглядел в водянистые глаза ювелира:

– У меня есть еще несколько подобных штучек. Обращаться к вам или поискать другого ювелира?

– Только ко мне! – воскликнул Зейштейн.

– Согласен, и еще один дельный совет: постарайтесь учтивей обращаться с увечными – они сейчас страшно сердитые.

Толстяк закивал, сверкая плешью, как китайский божок.

В семь с четвертью Йошка вернулся в погребок «Альтказе» и сразу же увидел узкогрудого молодого человека в потертом твидовом пиджаке и вигоневой фуфайке, хотя в пивной было жарко и душно.

– Ахим, вы должны получить от нас письмо, писали всем отделением сразу после боя, – сказал Йошка.

– Ничего не получал, кроме официального уведомления о смерти.

– Отец погиб на моих глазах.

Ахим вцепился в рукав Йошки, закашлялся, выхватил платок и привычно прижал ко рту.

«Да у тебя, парень, туберкулез, и долго, видать, ты не протянешь», – подумал Йошка.

По желтому лицу Фехнера пошли красные пятна, на сморщенной шее вздулись вены. С трудом подавив кашель, Ахим проговорил:

– Не надо рассказывать. Все равно отца не воскресишь.

Из заднего кармана брюк Йошка вытащил несколько бумажек разного достоинства, положил на стол:

– Вот что, парень. Купи жиров, масла… Ты должен поправиться.

Глаза Фехнера вдруг гневно заблестели:

– Ишь, фронтовое братство! Верните мне отца! Не надо ваших денег!

Такого оборота Йошка не ожидал, сурово одернул Ахима:

– Уймись! Если бы не цыплячья шкура, я бы сделал из тебя отбивную.

Парня вновь стал душить кашель. Он выкрикивал бессвязные слова, мучительно пытаясь построить какую-то фразу. Йошка жестко произнес:

– Черт с тобой! Ты не достоин своего отца.

Фехнер сделал попытку удержать Йошку.

– Прочь руки!

Он подошел к Хуго у стойки, который вместе с тестем не без интереса следил за перепалкой.

– Парень явно перепил, – сказал Йошка.

– Не знаю, какая блоха укусила его сегодня… Надеюсь, ты не останешься в обиде на наш погребок? – спросил Хуго.

Йошка подмигнул ему:

– Налей-ка нашего «рейнвейна» всем троим.

Тесть, благодушно расплывшись, выпил рюмку. Йошка не поскупился на чаевые. Покинув погребок, он доехал до пансионата, осторожно стал приближаться к флигелю. Дважды прошел мимо освещенных окон, увидел Нину за вязанием. От сердца отлегло.

– …Я правильно сделал, что не стал связываться с неврастеником? – закончил свой рассказ Йошка.

– Да. Тем более, что он был пьян, – согласился Павел.

– Уверен, Фехнер сам станет разыскивать меня.

Утром к Павлу прибежал Франц:

– Господин Шрайэдер требует вас к себе.

Павел выслушал Франца спокойно, на его лице не дрогнул ни один мускул.

Йозеф Шрайэдер жил на небольшой вилле с колоннами, лепным карнизом и высокими узкими окнами в стиле древнегерманской готики. Он стоял у парадной лестницы, широко расставив ноги и закинув руки за спину. Франц прибавил прыти и, тормознув в нескольких шагах, выкинул вперед руку. Шрайэдер, глядя мимо него, спросил:

– Это и есть друг вашего Артура?

– Так точно! Майор и представитель фирмы «Демаг» в Донбассе Пауль Виц.

Павел выступил вперед, отдал честь по-армейски:

– Великодушно простите меня, я отвлеку саше внимание на несколько минут, вот мои документы… Осмелюсь просить вашего содействия в прописке, чтобы выкроить несколько дней для отдыха.

Пока Франц устанавливал мольберт, пока раскладывал кисти и краски, Павел подавал одну бумагу за другой. Натренированным взглядом Шрайэдер просматривал их, остановился перед прошением и щелкнул пальцами. Павел догадался: ему понадобилась авторучка. В углу листа появилась надпись: «Капитану полиции Каппе. Оформить немедленно».

В полицейском управлении Павел нашел Каппе. Магическое «немедленно» сделало капитана расторопным. Документы пробежали по конвейеру с десятками других с той лишь разницей, что проверялись «немедленно», и их обладателю не пришлось потратить много времени на ожидание. Вместе со штампом на жительство были выданы продовольственные карточки на хлеб, мясо, маргарин, сахар, мыло и табак, распределяемые в рейхе по строгим нормам.

18

В воскресенье Йошка снова появился на почте. Ингрид сказала, что передала Беру все, о чем он просил. По ее словам, тот страшно заволновался, однако обещал быть. В шесть вечера Йошка сел на лавочку в сквере напротив Новой ратуши, развернул газету «Дойче иллюстрирте». Вдруг к нему подошли двое в шляпах. Йошка похолодел. Неужели девицы на почте на него донесли?! Как же он не учел, что служащие почты, несомненно, связаны с полицией!

– Документы! – рявкнул один из полицейских.

– Нельзя ли повежливей? – пробормотал Йошка, чтобы выиграть время и прийти в себя.

– Проверка, – снизил тон верзила, увидев на отвороте френча бело-красную ленточку Железного креста.

Слухай подал солдатскую книжку со штампом остановки в Розенхайме.

– А зачем приехали в Мюнхен?

– Да мало ли какие у меня тут дела?! – возмущенно воскликнул Йошка. – Может, встреча с подружкой! Может, на родину поглядеть!

– Ладно-ладно, – успокоил его полицейский, возвращая документ. – У нас тоже хоть и не фронт, а служба не приведи господь.

Полицейские ушли. Минут через двадцать Йошка увидел Березенко, прошел мимо, шепнув: «идите за мной!» Еще в прошлый раз, осматривая город, он облюбовал один тихий погребок и сейчас направился туда. Березенко пошел следом. В погребке Йошка заказал кофе на двоих.

Без лишних слов Слухай достал из бумажника письмо матери, пододвинул Березенко. Тот стал читать, то и дело протирая очки. Наконец медленно свернул листок, вложил в конверт, сунул его в карман:

– Как к вам попало это письмо?

– Долго рассказывать. Да и ни к чему.

– Неужели мама пошла в услужение… – Березенко замялся.

– Нет, к немцам она не пошла.

– А вы кто?

– Я чех. Для нас немцы те же завоеватели, что и для вас, – Йошка решил играть в открытую.

– У мамы довольно-таки странная просьба: полностью доверять человеку со шрамом на правой руке. Это вы?

– С тем человеком я скоро вас сведу, – Йошка понял, что Березенко ему не верит. – Хотите, я расскажу о вас то, чего не могут знать немцы и не скажет мать ни под какими пытками? Ну, например, как ухаживали в институте за Оксаной Полищук?..

Березенко почувствовал себя свободней:

– Кстати, где она сейчас?

– На одном из заводов в Нижнем Тагиле… Вам ничего не говорит имя Грач? – Йошка назвал кличку подпольщика, который давал задание Березенко, когда его отправляли в Германию.

– Говорит, – после паузы проговорил Березенко.

– Тогда ответьте на мой вопрос: где вы живете?

– В Мюнхене, в общежитии для иностранных рабочих.

– В лагере?

– Нет, мы, специалисты, пользуемся относительной свободой. С некоторых пор я живу в Розенхайме.

– В Розенхайме?! – удивился Йошка.

– Да. В пансионе фрау Штефи.

Йошка взволновался:

– В мансарде?

Этот вопрос в свою очередь удивил Березенко, но он не подал вида.

– Кто за вами приглядывает?

– Здесь – арбайтсфюрер Лютц, а там капитан Вилли Айнбиндер и, по-моему, Франц Штефи.

– Он же художник!

– И соглядатай по велению долга. Они с Лютцем друзья с давних лет.

Йошка допил кофе:

– Мне пора. Если встретимся в Розенхайме, мы не знакомы.

Ему не терпелось быстрей сообщить Павлу, что Березенко, на поиски которого они потратили несколько дней, оказывается, проживает под боком в мансарде пансионата фрау Штефи. Вести разговор дальше не решился. Березенко и так открылся достаточно полно. Теперь ему нужно доказать, что именно он и Павел связаны с матерью и Грачом, стало быть, с Родиной.

…Известие о том, что жилец в мансарде не кто иной, как Березенко, заставило Павла задуматься. Получалось как в сказке, а это настораживало. Но поразмыслив, он пришел к выводу – ничего страшного пока нет. Йошка расспросил служанку более подробно, и Франтишка припомнила, что жильца поселял щеголеватый человек лет тридцати, потребовал поставить в мансарде письменный стол, затем спустился к Францу. Жилец питается отдельно, в столовую спускается редко, ни с кем из обитателей пансиона не общается. По утрам за ним приезжает на «опеле» капитан спортивного склада. Он же привозит его вечером. Павел дал Йошке задание – любыми путями сблизиться с капитаном, который, по-видимому, имел какое-то отношение к фаустпатрону.

Когда к подъезду подкатил «опель» и в дом вошел статный, широкоплечий капитан, Йошка находился неподалеку в кустах. Немец видеть его не мог. Из окон дома тоже никто не смотрел. Из наборного складного ножа он открыл острое шило, прошел мимо «опеля». Несколько мгновений хватило ему, чтобы всадить шило в резину заднего и запасного колеса, что крепилось у левого крыла.

Он исчез так же быстро, как и появился. Прошел во флигель и стал из окна наблюдать за машиной у парадного. Капитан и Березенко появились минут через пять. Едва «опель» тронулся, как спустило заднее колесо. Офицер открыл багажник, достал ключи и домкрат, заменил старое колесо запасным, но и это тут же спустило.

Йошка вышел на дорожку. Он шагал неторопливо, будто прогуливался. Капитан рассмотрел на рукаве ефрейторский угольник, крикнул:

– Эй, ефрейтор!

Йошка прибавил ходу. Краем глаза заметил вытянувшееся лицо Березенко, тот вылезал из кабины.

– Как ты попал в этот пансион?

– Я живу во флигеле с хозяином.

– Кто он такой?

– Бывший майор вермахта, сейчас сотрудник фирмы «Демаг» – в отпуске. Фрау Штефи сама предложила флигель, поскольку господин Виц друг ее сына Артура.

– Того, кто на фронте?

– Да. Того.

Капитан наморщил лоб, обдумывая, как поступить дальше.

– Разбираешься в машинах?

– Как в самом себе. На фронте был шофером, а водить «татры» и «бюссинги» по русским дорогам – это надо уметь.

– Почини колесо.

Йошка подошел к заднему колесу, осевшему на обод, быстро приподнял домкратом задок, отвинтил гайки, извлек камеру, нашел прокол:

– Вы напоролись на гвоздь, господин капитан!

– Работай и не болтай!

Йошка вырезал заплату, зачистил резину. В аптечке нашел кусок сырого каучука и с помощью того же домкрата и небольшой паяльной лампы завулканизировал камеру. Оставалось вставить ее в покрышку, накачать и поставить колесо на место. Тут до него донеслись слова капитана, сказанные по-русски:

– Вы переутомляетесь, Бер. Работаете даже по ночам.

– Я никак не могу найти сплав, не применив те же дефицитные никель и марганец, господин Айнбиндер.

– Я не о том. Почему вы, русские, не цените свободное время? Или это в вашем характере?

– У нас все было не так, – ответил Березенко и замолчал.

– Господин капитан, может, вам залатать и вторую камеру? – крикнул Йошка, завинчивая гайки на заднем колесе.

Айнбиндер посмотрел на часы:

– Давай! Мы все равно опоздали.

– Как здоровье господина Хохмайстера? – через некоторое время спросил Березенко.

– С глаз повязку сняли. Но пока неясно, будет ли он видеть… Хотелось бы доделать нашу работу до его приезда.

– Беда в том, что мы стремимся совместить несовместимое. Мы с вами пытаемся найти такой металл, где уживались бы абсолютно противоположные качества – легкость, дешевизна, прочность.

– Последние испытания меня не привели в восторг, – произнес Айнбиндер. – Если три «фауста» из десяти будут взрываться в руках стрелков, нас объявят врагами Германии.

– Вам сделают снисхождение. Вы немец. Меня же посчитают агентом русских и вздернут на виселицу, – Березенко выдавил нервный смешок.

Йошка завулканизировал камеру запасного колеса:

– Готово, господин капитан!

Айнбиндер протянул ефрейтору пачку дорогих сигарет «Данвин», но Йошка отвел руку:

– Извините, курю сигареты попроще. Если хотите отблагодарить, позвольте отвезти вас, куда прикажете. Давно не держался за баранку.

– Хорошо, только за ворота, – разрешил Айнбиндер.

Йошка завел мотор, плавно тронулся с места. Выехав на шоссе, нажал на тормоз. Айнбиндер открыл дверцу:

– Дальше поведу сам, а ты топай обратно.

– Если понадоблюсь, готов услужить, – Йошка скользнул взглядом по каменному лицу Березенко-Бера. – Знаете ли, пропадаю со скуки. Не отдых, а одно томление.

– Ладно, иди! – Айнбиндер занял место за рулем и рванул «опель» вперед,

Йошка с прыгающим сердцем устремился к флигелю. На дорожке в саду его встретил Павел. Они вошли во флигель и Йошка передал весь разговор Айнбиндера с Березенко. Значит, они оба где-то в лаборатории ведут доводку сплава для ствола, а конструктор Хохмайстер отсутствует, неизвестно, отчего ослеп, но скоро должен приехать сюда.

…Франц между тем соображал – ехать или не ехать ему в Мюнхен к Лютцу? Арбайтсфюрер строго наказал сообщать обо всех изменениях, которые могут случиться в окружении постояльца пансионата Бера. Изменений, собственно, не было, но Францу не терпелось показать свое рвение. Как-никак именно Лютц давал ему выгодные заказы.

Поколебавшись, Франц все же поехал в Мюнхен. Там на вокзале набрал служебный номер арбайтсфюрера.

– Здесь Лютц.

– Добрый день, беспокоит Штефи.

– Где вы находитесь?

– На вокзале.

– Приезжайте в кафе на Лейбахштрассе.

Пока Штефи добирался до кафе, Лютц успел заказать вино и кролика с брусничным вареньем. Художник скорчил озабоченную гримасу:

– У нас во флигеле поселился некто Пауль Виц с женой и денщиком. Он привез маменьке и мне письма от брата Артура.

– Письма при вас?

– Только адресованное мне, – Франц достал из бумажника разглаженный листок. Лютц пробежал глазами по строчкам, побарабанил по столу:

– Очевидно, Виц имеет большие связи, если может облегчить участь Артура даже на фронте…

– У меня сложилось точно такое же впечатление. Он богат, независим.

– Он сделал отметку о прибытии?

– По приказанию Шрайэдера этим занимался капитан полиции Каппе.

– Я позвоню ему и попрошу о тщательной проверке. А чем, собственно, вызвана ваша тревога?

– Ничем, но вы приказали регулярно сообщать об укладе нашего дома.

«Усердный дурак не лучше лентяя», – подумал Лютц и спросил:

– Они видели Бера?

– Видели, но никакого интереса не проявили. А вот их денщик ремонтировал машину Айнбиндера.

– Вы правильно поступили, Франц. – Арбайтсфюрер разрезал кролика на две неравных части, большую положил Штефи. – Проследите, чем занимается семья. Не сделает ли кто попытку сблизиться с Бером. Можете высказывать отдельные критические замечания в адрес руководства партии и государства. Это свойственно людям вашего круга.

Штефи моргнул бесцветными веками.

– Возможно, все они – истинные немцы. Однако предосторожность не помешает, – Лютц стал расплачиваться. – На днях навещу вас. Я приеду к вам, как к старому другу. Запомните мое имя – Герман. И не вздумайте брякнуть: «Арбайтсфюрер»!

В тот же день Лютц созвонился с капитаном полиции Каппе, попросил срочно разослать запросы по всем адресам, где ранее проживали Вицы.

– Документы были в полном порядке. У вас есть какие-то подозрения? – насторожился Каппе.

– Никаких. Но они поселились там же, где живет мой ценный специалист. Хочу подстраховаться.

– Я выполню вашу просьбу, – пообещал Каппе.

Лютц положил трубку. На него как арбайтсфюрера было возложено много обязанностей. Помимо основной продукции – моторов – БМВ выполнял ряд заказов, поступивших в последнее время, исследовательский отдел доктора Хельда проектировал реактивные двигатели для таинственных перехватчиков Мессершмитта, работал над радикальными сплавами, которые пойдут на оснащение «тигров», «фердинандов». Лютц мог лишь догадываться о боевых качествах новых машин, но сердце и шкура, то есть мотор и броня, создавались на его глазах, представляли тайну тайн рейха, которую он должен был обеспечивать.

Через его руки проходило много бумаг. Они чаще всего помечались грифом «Гехейме рейхсзахен» – «Секретные имперские дела». На бумаги, выходящие из-под его пера, он тоже ставил точно такой же гриф. Империя, как и всякое другое авторитарное государство, любила тайну. Она, эта тайна, не подлежала контролю, рождала страх, держала в повиновении народ. Нарушение ее подрывало основу имперского могущества. И Герман Лютц как доверенный охранник созданной фашизмом системы больше всего страшился, как бы с «секретных имперских дел» не спал покров тайны. Ведь тогда в отлаженном механизме государственной машины произойдет сбой, равный урагану или кораблекрушению. А причиной тому могли стать болтливость, излишнее доверие, нерадивость, любая другая оплошность. Поэтому арбайтсфюрер с особой ревностью следил за соблюдением священного нацистского закона полного молчания и безукоризненного исполнения долга.

С появлением русского специалиста по сплавам ему прибавилось забот. Уже несколько месяцев Бер по заданию Хельда ищет новый сплав для еще одного чудооружия. Значит, о каждом шаге Бера должен знать он, Лютц. А тут в поле зрения появились незнакомые люди. Это вызывало тревогу.

19

Вскоре после того, как Ноель Хохмайстер узнал о тяжелом ранении сына, он резко сократил смету расходов лаборатории. Опытные «фаусты» отныне собирались на одном из участков завода поштучно. Это делалось под руководством Ахима Фехнера. Айнбиндер и Бер впрессовывали кумулятивную гранату и испытывали ствол на прочность в подвале лаборатории.

После очередной неудачи Айнбиндер завопил:

– Хватит! Мы не лошади!

Он вышел во двор, свистком вызвал старшего караула, вместе с ним опечатал двери, сдал ключи на хранение. «Опель» опять сидел на ободе. Резина истерлась вконец, а новую Ноель не давал. Никто из караульных не умел обращаться ни с ключами, ни с домкратом. Солдат призвали из далеких альпийских деревень, куда не забирались машины. Айнбиндер подумал о расторопном ефрейторе, поселившемся во флигеле у фрау Штефи. Тот ведь изнывал без дела. У него окончательно созрела мысль пригласить парня на работу. Для этого нужно переговорить с Паулем Вицем. Была и еще одна причина, чтобы иметь шофера. Вилли нашел в Розенхайме подружку, иногда у нее напивался так, что не мог вести машину, не рискуя попасть в аварию.

Покончив с ремонтом, Айнбиндер отвез Бера в пансионат, а сам направился к флигелю, надеясь встретиться с Вицем, этим самым майором-фронтовиком, у которого служил ефрейтор. На пороге его встретила большеглазая блондинка в шелковом халате, красиво облегавшем маленькую стройную фигуру. Вилли поцеловал ей руку:

– Фрау, мне нужен ваш муж.

– Может быть, я смогу вам помочь?

– Ваш денщик, как я заметил, болтается без дела, а мне на некоторое время понадобился шофер. Занят он будет очень мало.

– Йошка! – позвала Нина.

Из кухни выскочил ефрейтор. Увидев капитана, отдал честь.

– Помогите господину…

– Айнбиндеру, – подсказал Вилли.

– …Айнбиндеру во всем, в чем он нуждается, – сдержанно приказала Нина, повернулась к Вилли, пояснила: – Мужа нет дома. Окончательный ответ может дать только он.

Айнбиндер и Йошка пошли к «опелю».

– Почини пока запасное колесо, – сказал Вилли. – Я зайду на минуту к Беру, потом уеду на трамвае. Ты пригонишь машину по адресу… У тебя есть блокнот?

Йошка показал книжечку в дерматиновом переплете – такие выдавались каждому солдату и офицеру в вермахте. На отдельных страничках были напечатаны патриотические стихи, популярные армейские песни, знаки различия военнослужащих родов войск от рядового до фельдмаршала. На чистой странице Вилли записал: «Людендорфштрассе, 33. Квартира 9. Фрейлейн Антье Гот».

– Меня найдешь там. Держи ключи!

Бер уже успел переодеться в пижаму, сидел за словарем Обергоффера по допускам и посадкам металлов.

– Сделайте одолжение, Бер. Поговорите с майором из флигеля насчет денщика. Хочу взять его шофером на время. Я заходил во флигель, но майора нет дома.

Когда стемнело и Франц с Кларой после ужина заперлись на своей половине, Березенко пошел к флигелю.

– Гутен абенд! – произнес он, старательно выговаривая немецкие слова.

Павел и Нина поднялись навстречу гостю. Павел показал на кресло:

– Зетцен зи!

Немецкий Березенко понять было можно, хотя он проглатывал некоторые артикли, ставил неправильные ударения. Он передал просьбу Айнбиндера, добавив:

– У нас шофер будет занят самую малость. Отвезет меня и капитана к месту работы и до вечера весь день будет свободным. Правда, иногда может понадобиться среди дня. Капитан уезжает на завод за продукцией. Но такое случается не чаще раза в неделю.

Подумав, Павел сказал:

– Пожалуй, соглашусь. Надеюсь, жена не станет возражать?

– Делай как знаешь, – произнесла Нина.

Спустя минуту она возвратилась с кофейником, чашками и ломтиками хлеба с салом, остро пахнущим чесноком и перцем. Сало раздобыл Йошка на рынке в Славянске, зная о бедственном положении в рейхе.

Березенко молча оглядел стол, непривычно щедрый для немцев. Натуральный сахар и сало стоили в Германии больших денег.

– Ешьте, Анатолий Фомич, – чуть слышно проговорил Павел по-русски. – Немецкий, гляжу, вы еще не совсем усвоили, нам легче будет вести речь на родном языке…

Павел встал, подошел к полке, достал папку с бумагами, в одном из отделений нашел открытку и протянул Березенко. У того дрогнула рука. Он узнал репродукцию с картины Куинджи «Днепр при луне». Когда-то мать купила чуть ли не десяток таких открыток.

– Как видите, здесь нет почтовых штемпелей. Передаю из рук в руки.

– Я уже получил письмо…

– Это сделано по моему приказанию, – Павел отошел к окну, пока Березенко читал. В открытке не было ничего такого, чтобы вызвать подозрение у немцев. Были материнская любовь и надежда увидеть сына. В конце Марина Васильевна приписала: «Тот, кто передаст открытку, наш друг». Когда Павел обернулся, Березенко, вцепившись в подлокотники, пытался сдержать слезы. Наконец он спросил:

– Вы видели мать?

– Я – нет. Видел Грач. А живет, думаю, как и все в оккупации. Товарищи помогают, чем могут.

Березенко заставил себя поесть. Павел спросил:

– Это вы сообщили Грачу, когда узнали от Фехнера о трубе с прицелом?

– О ней я узнал раньше от доктора Хельда – начальника исследовательского отдела БМВ, и конструктора Маркуса Хохмайстера. Мне показалась важной эта новость.

– В письме, что передал вам мой товарищ, были такие строки: «Это будет человек с ужасным шрамом на левой руке», – Павел засучил рукав пижамы и показал на рану, одну из тех, что причинил ему фаустпатрон.

– Я уже догадался. Мне нужно передать вам много сведений о БМВ.

– За этим нас и послали. Однако сейчас нас больше интересует «фауст». Вы можете добыть чертежи и расчеты?

– Абсолютно невозможно! Айнбиндер держит их за семью печатями. У меня есть лишь расчеты по надежности стволов. Оружие и принцип его работы могу объяснить только в общих чертах.

– Когда вы это сделаете? В моем распоряжении не больше трех дней.

– Но там будет много условных обозначений, терминов…

– Как-нибудь разберемся, – улыбнулся Павел.

– Да, это, пожалуй так, – опустив голову, Березенко вздохнул: – Если бы вы знали, как мне здесь трудно. Гитлеровцы пока еще надеются заполучить что-то ценное от меня. Они следят за мной, всячески подстегивают, ждут. Я, как могу, пытаюсь затянуть исследования. Но долго так продолжаться не может. Среди инженеров много умных людей. Каждому из них нетрудно разоблачить меня. И каждый, узнав хотя бы частично правду обо мне, с радостью донесет арбайтсфюреру Лютцу. Тогда мне не сносить головы…

– Что поделаешь, Анатолий Фомич, – как мог, попытался успокоить инженера Клевцов. – Время сейчас такое. Миллионы людей, в том числе и ваша мать, сейчас борются. Надо вынести и это… Только будьте предельно осторожны.

Березенко отвел взгляд в сторону:

– Поначалу я думал, что мои исследования далеки от политики.

– Любое дело – это политика, во время войны – особенно. Фашисты могут отдалить час своей гибели, совершенствуя оружие. Нам важно знать, что производит БМВ в данный момент, какие новые модели пойдут в серию, какие разработки ведутся у Хельда… Связного вы знаете, действуйте через него.

Проводив Березенко, Павел позвал Йошку:

– Чертежи «фауста» Березенко достать не сможет. Попробуй опытный образец добыть через Фехнера. Ну, если не весь «фауст», то хотя бы детали, узлы…

20

Как только Йошка отвез Айнбиндера к его подружке, то сразу поехал в «Альтказе». Он припарковал машину у окон так, чтобы ее увидели содержатели погребка и зауважали Йошку еще больше. Едва он вошел в зал, как сразу заметил Фехнера. Тот вскочил с места. На столике стояла нетронутая кружка пива. Йошка заказал выпивку и уселся рядом.

– Я ждал вас несколько дней, – потупившись, проговорил Фехнер. – Простите меня, тогда я был пьян и молол вздор.

Помедлив, Йошка проговорил:

– Ладно, прощаю, только за то, что ты сын Вальтера Фехнера… Фу, как здесь душно. Может, я прихвачу бутылочку и пойдем к тебе?

Ахим согласился. Он подошел к «опелю» и сразу определил:

– Эта лайба Ноеля Хохмайстера, моего хозяина. На ней приезжает на завод капитан Айнбиндер.

– Вы же делаете детские игрушки, – ухмыльнулся Йошка, усаживаясь за руль.

– Когда-то и вправду из жести клепали игрушечные танки, броневички и машинки. Сейчас изготовляем детали к пистолетам-автоматам, противогазные коробки, ложки-вилки из дюраля и всякую другую дребедень для армии.

Фехнер, выпив шнапса, разговорился. Оказывается, его отец был с матерью в разводе. Она служила надзирательницей в женской тюрьме под Аугсбургом и мало интересовалась сыном. С десяти лет его воспитывал Вальтер. До призыва в армию отец тоже работал у Ноеля Хохмайстера, свою должность передал как бы по наследству.

– Послушай, вы же делаете для армии пустяки, а при чем здесь капитан Айнбиндер? – спросил Йошка.

– Разве он сам тебе не сказал?

– Я же недавно работаю у него…

Фехнер промолчал. Йошка не торопил.

На другой день Йошка снова был в гостях у Ахима. Одинокий, болезненный парень стал проникаться доверием к другу отца.