Текст книги "Тихий городок"

Автор книги: Сергей Демкин

Соавторы: Андрей Серба,Евгений Федоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

В эмиграции Юзеф узнал о мятеже генерала Франко и угрозе, нависшей над Испанской республикой. И вскоре стал одним из первых поляков, с оружием в руках выступивших против фашизма. Интербригада, ранение, польский батальон имени Ярослава Домбровского… Радость побед, горечь поражений – и последний марш по многострадальной испанской земле за Пиренеи… Вначале французский концлагерь для интернированных республиканцев в Туре, затем в Аржель-сюр-мере. Незабываемый морской переход 1941 года в Северную Африку: переполненный трюм грузового парохода, питьевая вода на вес золота, 120 граммов хлеба в сутки… И захлестнувшее сердце ликование: поляки-интербригадовцы, уроженцы мест, вошедших в 1939 году в состав Советских Украины и Белоруссии, признаны гражданами СССР и имеют право уехать на новую родину. Длительный путь из Африки в Красноводск, а оттуда до Рязани. Он стремился в Красную Армию, на фронт, а партия направила его в формируемую на территории СССР польскую дивизию имени Костюшко. Юзеф встал на дыбы: «Тыл? Белый орел на конфедератке? Полковые капелланы и полевые алтари, как в панской армии? Или ничему не научил Андерс?» Ему ответили: «Нет, научил. А потому ты и нужен здесь, в новой польской армии. Ты и другие домбровчаки должны сделать все, чтобы эта армия стала служить своему народу, а не политиканам, что в сентябре тридцать девятого, бросив Польшу на произвол судьбы, сбежали за границу, а теперь снова мечтают встать у кормила власти». Слово партии всегда было для него законом, и Юзеф стал офицером-политработником.

И когда 11 октября 1943 года в Белоруссии под Ленино прозвучал призыв: «Вперед в бой, солдаты 1-й дивизии! Перед вами великая, священная цель, а на пути к ней смертельный враг! Вперед к победе! Да здравствует Польша!» – он считал себя уже настоящим костюшковцем, гордился этим званием, не мыслил себя сне дивизии… Потом был долгожданный Буг и новое задание партии: «Победа не за горами, и необходимо уже сейчас думать о послевоенном устройстве Польши. Внутренняя реакция, поощряемая эмиграцией из Лондона, не признает народное правительство – Раду Народову – и стремится разжечь в стране гражданскую войну. Для этого она использует все: саботаж и убийства, бойкот и диверсии, клевету и ярый национализм. Всячески препятствует деятельности органов народной власти, пытается сорвать проводимую мобилизацию в Войско Польское, провоцирует открытые столкновения своих воинских формирований с Красной Армией. Партия решила положить конец анархии в стране и намерена поручить это таким людям, как ты, Юзеф…»

Так он стал сотрудником Службы информации и очутился в этом крохотном карпатском городке, в окрестностях которого дислоцировалась одна из бригад Армии Крайовой «Еще Польска не сгинела». Девятьсот человек, неплохо вооружена и экипирована в результате поставок из Англии, имеет отлаженные связи с местным населением и пользуется его симпатиями. В вооруженных выступлениях против фашистов не участвовала, всю войну пробыла «с прикладом у ноги», по отношению к Раде Народовой и Красной Армии объявила нейтралитет. К сожалению, в ее расположении нашли приют несколько диверсионных групп, подчиняющихся непосредственно лондонской «Делегатуре» и ведущих борьбу с Красной Армией и органами власти новой демократической Польши. Помимо этого, Службе информации было известно, что «Делегатура» предпринимает массу усилий, чтобы заставить бригаду тоже выступить против Рады Народовой. И он, поручник Возник, должен был помешать этому, больше того, склонить аковцев влиться в ряды Войска Польского…

Поручник замедлил шаг, свернул с тротуара на узенькую дорожку, что вела к калитке дома, где он квартировал. Тотчас откуда-то из темноты перед ним возникли двое. В одинаковых кожаных мотоциклетных куртках и надвинутых на глаза «полювках», в бриджах и крагах. Ноги широко расставлены, руки в карманах, глаза сверлят лицо Юзефа.

– Поручник Возняк? – спросил один из незнакомцев.

Сердце Юзефа сжалось, во рту моментально пересохло. Эх ты, горе-контрразведчик! Ну, прямо довоенный пан-курортник на променаже: руки на заднице, пистолет в застегнутой кобуре, дальше собственного носа ничего не видит. Однако для чего он нужен этим людям? Всадить в него обойму? Но для этого вовсе не обязательно интересоваться его фамилией, поскольку он единственный в городке польский офицер. Разумеется, Войска Польского, а не какой-нибудь самозваной подпольной армии.

– Вы не ошиблись, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Юзеф. – С кем имею честь?

Незнакомец, задавший Юзефу вопрос, бросил два пальца к «полювке», вскинул гладко выбритый подбородок.

– Хорунжий Армии Крайовой Струбчиньский.

– Слушаю вас, пан хорунжий.

Краем глаза Юзеф увидел, что сбоку выросли еще два человека. Серые плащи с поднятыми воротниками, шляпы, скрывающие верхнюю часть лица. Руки тоже в карманах.

– Гражданин поручник, вы передали командиру бригады «Еще Польска не сгинела» предложение своего… гм… правительства. В связи с этим пан майор Хлобуч хотел бы сегодня встретиться с вами.

– Благодарю пана майора за любезность, – усмехнулся Юзеф. – Хотя, признаюсь, у меня на сегодняшний вечер были совершенно другие планы. Но, думаю, из уважения к пану майору мне придется отказаться от них.

Положение Юзефа было не из завидных, но первоначальная растерянность уже прошла, и он полностью контролировал свое поведение. Никогда не слывший трусом и славившийся среди друзей острым язычком, он и сейчас не видел причины изменять своим привычкам. Оказалось, что его собеседник тоже не был лишен чувства юмора.

– Мне тоже кажется, что гражданину поручнику не стоит отклонять просьбу пана майора, – насмешливо сказал он. – Поэтому прошу следовать с нами. Уверен, что гражданин поручник догадывается, как ему необходимо вести себя в пути, однако… Прошу извинить, но во избежание всяческих недоразумений…

Он расстегнул кобуру на поясе Юзефа, вытащил из нее пистолет, опустил в свой карман. Кивком головы указал направление.

– Туда! Вперед!

Сам хорунжий занял место рядом с Юзефом, остальные аковцы пристроились в шаге за ними. Теперь поручник шел не по тротуару, а по мостовой. Городок был уже полностью окутан мраком, фонари уличною освещения не горели, вокруг не было ни души. Лишь однажды, когда пересекали центральную улицу, встретился патруль: двое жовнежей и капрал прятались от ветра за тумбой для объявлений. Увидев поручника, они приняли стойку «смирно».

Отдав честь патрульным, поручник спокойно прошел мимо них. Ни слова, ни лишнего движения, тот же мерный шаг, которым двигался до этого. Через несколько секунд он услышал сзади буханье тяжелых солдатских сапог: потревоженный в своем затишье начальством, патруль направился по улице в противоположную от Юзефа сторону.

– О, гражданин поручник уже организовал гарнизонную службу, – тихо рассмеялся хорунжий, когда шаги патрульных замерли вдали. – Поздравляю: у вас на диво бравые солдаты. А какие бдительные…

Хорунжий явно издевался над Юзефом. Патрульные действительно показали себя не с лучшей стороны. Впрочем, чего можно было ожидать от крестьянских парней, месяц назад призванных в армию? Их товарищи по запасному полку проходили боевую подготовку в полусотне километров от городка, а этот взвод поступил в распоряжение Юзефа. «На всякий случай», – как объяснили ему. Но даже будь вместо этих новобранцев бывалые обстрелянные солдаты, что они могли бы сделать? Трое с винтовками на ремне против четырех головорезов, в любую минуту готовых к немедленному открытию огня? И все-таки язвительный тон акозца задел за живое.

Улочка, по которой они шли, круто побежала вниз, асфальтированное полотно дороги сменилось накатанной щебенкой. Еще сотня метров, несколько последних домов – и они за пределами городской черты. Там он всецело окажется во власти своих конвоиров.

Вот и крайняя городская постройка, конец невысокого каменного заборчика, густые заросли терновника, вплотную подступившие к дороге. С лица хорунжего исчезло выражение озабоченности, его шаги стали шире, увереннее. И вдруг…

– Стой! Ни с места! – резанул по ушам откуда-то справа негромкий повелительный окрик по-русски.

Хорунжий вздрогнул, сбился с шага, его рука в правом кармане дернулась.

– Руки! Не шевелиться! – отрывисто скомандовал ют же голос. Тотчас в кустах по обе стороны дороги защелкали затворы.

Хорунжий остановился, не вынимая рук из карманов, замер. Перестала греметь щебенка и под ногами аковцев, идущих позади Юзефа. Из кустов выступили трое. Посредине – высокий стройный казак в маскхалате. На голове – кубанка, на поясе – кинжал, гранаты, пистолет в расстегнутой кобуре, за голенищем правого сапога два запасных автоматных рожка. В руках готовый к бою ППШ, черный зрачок автомата смотрит в грудь хорунжего. По бокам казака в маскхалате – двое в черкесках. Кинжалы, подсумки с патронами, гранатные сумки… Тускло отсвечивающие штыки положенных на руку карабинов, пальцы, застывшие на спусковых крючках.

Когда казаки приблизились на три-четыре шага, поручник узнал автоматчика. Это был сержант из прибывшего вчера в городок разведвзвода, поступившего в распоряжение коллеги Юзефа, капитана-контрразведчика пластунской дивизии. На этого казака поручник обратил внимание из-за его мастерской игры на трофейном аккордеоне. Потом ему врезалось в память лицо сержанта: румяное, с нежной гладкой кожей, красивыми нагловатыми глазами и узенькими, прямыми, словно приклеенными к верхней губе усиками. «Не казак, а какой-то дешевый провинциальный соблазнитель», – с неприязнью подумал тогда о нем Юзеф.

Остановившись против поручника, сержант, не снимая рук с автомата, щелкнул каблуками сапог.

– Здравия желаю! Прошу прощения, но… По приказу коменданта с восемнадцати ноль-ноль выход из города цивильным запрещен. Ежели, конечно, у них не имеется при себе специального пропуска.

Сержант обращался к Юзефу, а глаза его не отрывались от лица хорунжего. У самой груди аковца замерли и штыки казачьих карабинов. От Юзефа не ускользнуло, как хорунжий весь напрягся, его руки в карманах куртки чуть шевельнулись.

– Пропуск! – протянул разведчик ладонь к хорунжему.

Над дорогой повисла гнетущая тишина. И в ней отчетливо прозвучало легкое покашливание, раздавшееся одновременно справа и слева у придорожных кустов. Едва не упираясь стволами автоматов в спины аковцев, у обочин дороги виднелись еще две пары казаков в маскхалатах.

– Пропуск! – нетерпеливо повторил сержант, и его глаза недобро сузились.

Лицо хорунжего пошло пятнами, кадык судорожно дернулся. И тогда Юзеф шагнул вперед, с улыбкой положил ладонь на плечо разведчика. Тихо, спокойно сказал:

– Отставить, сержант. Это мои люди. Идем на задание.

По губам разведчика пробежала непонятная Юзефу гримаса, он убрал руку от аковца.

– Тогда другое дело. Виноват, гражданин поручник. Желаю удачи.

Он сделал шаг в сторону, освобождая дорогу. Его примеру последовали казаки с карабинами. Не оглядываясь на хорунжего, Юзеф снова заложил руки за спину и прежним размеренным шагом продолжил путь. За первым же поворотом дороги он протянул ладонь к догнавшему его хорунжему.

– Пистолет. Или все еще опасаетесь недоразумений?

Какое-то мгновение аковец раздумывал, затем молча протянул Юзефу его ТТ…

Встреча состоялась в лесу в получасе ходьбы от городка. У крохотного костерка на поваленном дереве сидело несколько человек, которые при появлении Юзефа поднялись и направились к нему. Трое из них были в офицерской форме, двое – в штатском. Остановившись, поручник спокойно ждал их приближения. Служба информации располагала не только биографическими данными, но и словесными портретами всего командного состава аковской бригады, и он без труда отыскал среди идущих ее командира. Когда тот оказался в паре шагов от Юзефа, он четко развернулся в его сторону и бросил два пальца к конфедератке.

– Поручник Войска Польского Возняк.

Высокий представительный мужчина с надменным лицом разгладил пушистые усы и небрежно козырнул Юзефу.

– Майор Армии Крайовой Хлобуч. Командир бригады «Еще Польска не сгинела».

Он перевел взгляд на виднеющихся за Юзефом хорунжего с его людьми, махнул им рукой, и те исчезли среди обступивших поляну с костерком деревьев. После этого майор снова обратился к Юзефу.

– Рад видеть вас, поручник. Мы ознакомились с предложением, которое вы передали нам от имени своего командования. В результате у нас имеется к вам несколько вопросов.

– Постараюсь ответить на них, пан майор… Естественно, по мере своих возможностей.

– Не кажется ли вам, что положение вашего правительства, так называемой Крайовой Рады Народовой, весьма… как бы это поделикатнее выразиться… забавно. Я имею в виду его положение на международной арене. Насколько мне известно, оно признано только Россией, имеет дружеские контакты с чешским эмигрантским правительством и находит понимание у военной миссии Югославии в Москве. И тем не менее, оно считает себя вправе представлять в своем лице всю польскую государственность и единолично направлять военную политику страны. Не абсурд ли это, поручник?

– Почему? Внутри страны Рада Народова имеет свои легально функционирующие органы власти, ей подчиняется современная боеспособная армия, ее политика находит понимание в народе. Кроме того, на внешнеполитической арене ее поддерживает могучий и надежный союзник – Советский Союз. Может, вы назовете силу, которая обладала бы в Польше большей реальной властью, чем Рада Народова?

– В Польше три миллиона русских солдат. На их штыках и держится ваше правительство, – скороговоркой выпалил стоявший рядом с командиром бригады майор.

Полное одутловатое лицо, на носу и щеках прожилки, ничего не, выражающие глазки. Жидкие обвислые усы, выпяченный живот. Плохо вычищенные сапоги, помятый мундир… Это – заместитель командира бригады майор Бучинский. Бывший интендант старой армии, он четыре года скрывался от немцев на хуторе дальних родственников жены, в 1943 году мобилизован аковцами. Трус и пьяница, сплетник и любитель пустить пыль в глаза. Реальной властью в бригаде не обладает. Так стоит ли серьезно воспринимать его недружелюбный и явно провокационный выпад?

Юзеф улыбнулся.

– Но правильный выбор союзника, пан майор, свидетельствует как раз о мудрости и дальновидности того или иного правительства. И наоборот… Это же относится и к поведению каждого из нас. Например, стоит вам сейчас верно оценить положение в стране и…

– Поручник, не надо пропаганды, – резко оборвал Юзефа Хлобуч, – вы не на митинге. Давайте сразу договоримся так: мы задаем вопросы – вы отвечаете… Коротко, только по существу дела, без своих выводов и комментариев. Вы готовы к такому разговору?

– Да.

– Панове, прошу задавать вопросы, – обратился Хлобуч к своим спутникам. – И, прохаю маткой бозкой, не надо политики… никакой политики. – Он страдальчески скривил лицо. – Поймите, она делается не нами и совсем не в этом лесу. Давайте говорить о том, что касается непосредственно нас. Начинайте, панове.

Третий офицер, не проронивший до сих пор ни слова, сделал шаг к Юзефу.

– Разрешите начать мне, гражданин поручник. Как я понимаю, Польша имеет сейчас два правительства: «лондонское» и «люблинское». Каждое из них располагает своими союзниками и друзьями, собственной армией, опирается на определенные общественные силы внутри страны. Сегодня сильнее вы, люблинцы.

Стараясь убедительнее подтвердить этот вывод, аковец поставил риторический вопрос:

– Почему? Вы – в Польше, ваша партия едина и дисциплинирована, за вашей спиной победоносная русская армия. Под ее защитой вы можете привлекать на свою сторону колеблющихся, проводить мобилизацию в Войско Польское, а также воздействовать на политических противников не только словом… Ваши соперники в Лондоне не имеют единой идейной платформы, армия Андерса в Италии, воздействие пропаганды из Англии на население страны гораздо слабее, чем ваше… Ho так, – он вскинул руку вверх, – будет не вечно. Войне придет конец, Англия и Америка перестанут нуждаться в военной мощи России и займут в вопросе о Польше жесткую позицию. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что в планы Запада никак не входит большевизация Польши? Тогда свое слово о судьбе страны скажет польский народ. На чем основана уверенность, что он остановит свой выбор на вас, теперешних люблинцах?

Удлиненное лицо, волевой подбородок, рыжеватые ухоженные усы. Взгляд холоден, голос звучит без всякого выражения, на одной ноте. Мундир ладно подогнан, на левой стороне груди орденская планка. Судя по портрету, это начальник штаба бригады капитан Вильк… Кадровый военный, в сентябре 1939 года он со своей ротой до последней возможности защищал Варшаву. Был ранен, скрывался от немцев, смог перебраться в Англию. В 1941–1942 годах в составе польской Карпатской бригады сражался против итало-германских войск в Северной Африке. Награжден польским крестом и двумя медалями, а также английским и австралийским орденами. В боях под Тобруком тяжело ранен, лечился в Англии. По личной просьбе нелегально заброшен в Польшу, командовал вначале батальоном Армии Крайовой, затем назначен начальником штаба бригады… Службист, отличный тактик, лично храбр, в бригаде пользуется непререкаемым авторитетом. Необщителен, друзей не имеет, политическая платформа не ясна. Темная лошадка… Да и вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд.

Юзеф выжидающе посмотрел на командира бригады.

– Можно отвечать? Или пан майор усматривает в вопросе политику?

– Здесь нет политики, поручник. Пан капитан хочет узнать, каким видите послевоенное будущее Польши вы, коммунисты. Его нисколько не интересуют ваши партийные лозунги и декларации. Ответьте, во имя чего вы, коммунисты, готовы перевернуть в стране все вверх дном? Объясните это сжато и ясно, как положено офицеру.

– Какой хотят видеть послевоенную Польшу коммунисты? – переспросил Юзеф. – Сильной, независимой, счастливой… Однако такую же Польшу обещают полякам и паны-министры из «лондонского» правительства. Точно о такой Польше вещали и те, кто привел страну к позору тридцать девятого года. Поэтому я лучше скажу, какой мы не хотим видеть новую Польшу…

Юзеф перевел дыхание, набрал побольше в легкие воздуха и заговорил. Громко, отчетливо, делая короткие паузы после каждой фразы.

– Мы не хотим, чтобы новая Польша, пресмыкаясь перед Францией и Англией, враждовала, как прежде, со всеми своими соседями: Советским Союзом и Германией, Чехословакией и Литвой. Польша – неотъемлемая часть славянства, и нашими союзниками будут могучий Советский Союз и дружественная нам Чехословакия. Мы против санационной Польши, в которой каждый третий не был поляком, каждый четвертый был неграмотен и из которой ежегодно эмигрировало двести тысяч крестьян. Мы за Польшу, жизнь в которой будет основана на принципах демократической конституции 1921 года, и решительно отвергаем полуфашистскую санационную конституцию 1935 года. Мы…

– Вы уже ответили, поручник, – остановил Юзефа командир бригады. – Довольно об этом.

– Нет, пан майор, не довольно.

Голос принадлежал одному из двух людей в штатском, что стояли чуть в стороне от офицеров. Юзеф, пользуясь возможностью, внимательно оглядел заговорившего. Длинный дождевик, высокие хромовые сапоги, охотничья шляпа с пером… Бледное лицо, тонкий нос с горбинкой, тяжелый подбородок, разделенный надвое ямочкой… Глаза умные, цепкие, в голосе чувствуется едва сдерживаемое раздражение. Этого человека поручник не знал, но его присутствие на встрече свидетельствовало, что власть незнакомца среди местных аковцев была весьма значительной.

– Пан коммунист нарисовал привлекательную картину того, чего его рабочая партия не желает повторять из прошлого, – продолжал между тем человек в шляпе с пером. – Особенно заманчивым выглядит стремление «люблинского» правительства присоединиться к выдвинутому в 1943 году Бенешем и поддержанному Сталиным славянскому «Трипаритетному союзу» в составе СССР, Чехословакии и Польши. Как хорошо звучит его цель… – Человеке шляпе прикрыл глаза и с издевкой начал цитировать: – «Дружба и солидарность славянских народов должны стать важным творческим фактором в формировании политических отношений в Европе, реальной гарантией и одним из существеннейших факторов коллективной безопасности». Может, пан коммунист объяснит, чем намерена Польша заслужить «дружбу» своих славянских соседей? Уж не тем ли, что уступит их территориальным притязаниям и отдаст им спорные восточные и карпатские земли? Впрочем, ваше «люблинское» правительство уже приступило к распродаже Польши. Где наши стародавние Кресы всходни? [24]24
  Кресы всходни – официальное название в довоенной Польше западных областей Украины и Белоруссии.


[Закрыть]Зато как красиво рассуждаете о сильной и независимой послевоенной Польше. Так можно ли верить после этого вашим словам, пан коммунист?

Человек в шляпе с пером замолчал, и Юзеф почти физически ощутил тревожное ожидание, воцарившееся на поляне.

– Пан говорит, что «люблинское» правительство приступило к распродаже Польши? Как я понимаю, пан шутит… Ни для кого не секрет, что новая граница на востоке проходит по линии, утвержденной еще в 1919 году Верховным Советом Антанты, и была установлена английским министром иностранных дел лордом Керзоном, а не Радой Народовой или правительством СССР. Причем в спорных случаях советская сторона идет навстречу Польше и делает уступки в ее пользу. Например, СССР передал нам Белостокскую область, Пшемышль, ряд районов Львовской области, которые по праву должны принадлежать ему. Так что ваша шутка оказалась явно неудачной, пан, – с иронией закончил Юзеф.

Лицо человека в шляпе с пером побелело еще больше.

– А известно ли пану коммунисту, что согласно линии Керзона Польша лишается Дрогобычской нефти? Или ему на это наплевать? – тотчас спросил он.

– А знает ли пан, что Рада Народова уже обратилась к Советскому правительству с просьбой произвести обмен частями государственной территории? И что Украинская республика не возражает в передаче Польше после окончания войны некоторых нефтеносных районов Дрогобычской области в обмен на равные по площади земли Люблинского воеводства? [25]25
  Указанный обмен был произведен. Население этих районов было «взаимно отселено».


[Закрыть]

– Панове, зачем эта ненужная перепалка? – раздался голос командира бригады. – Разве нет проблем, которые касаются непосредственно нас?

Человек в шляпе с пером зло раздул ноздри и смолк. Юзеф улыбнулся.

– Извините, пан майор, но первым начал не я. Я только защищался от обвинений.

– А сейчас, гражданин поручник, попрошу вас ответить на следующий вопрос, – произнес Хлобуч. – В документе, полученном штабом бригады, Рада Народова сообщает, что она взяла верховную власть над польской армией, созданной в России, и объединила ее с Армией Людовой в единое Войско Польское. Все остальные воинские формирования на территории страны Рада Народова объявляет распущенными и предлагает их участникам вступать в Войско Польское с сохранением прежних званий. Я что-нибудь путаю?

– Нисколько.

– В таком случае каковы гарантии? Может, это лишь уловка, чтобы мы сложили оружие?

– В Войске Польском уже тысячи бывших аковцев и солдат Батальонов хлопских. Можете убедиться в этом сами.

Юзеф сунул руку в карман мундира, достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Протянул его командиру бригады.

– Что это? – полюбопытствовал тот, беря лист.

– Надеюсь, пан майор еще не забыл своего старого приятеля пана Ковальского? Того самого, с которым вместе оканчивал военное училище, начинал службу в Белостоке и последний раз встречался перед войной на маневрах под Лодзью?

Хлобуч наморщил лоб, забарабанил пальцами по кобуре пистолета.

– Пан Ковальский, пан Ковальский… – дважды повторил он. – Да, припоминаю такого. Но при чем здесь он?

– Он, как и вы, командовал бригадой Армии Крайовой. Когда Хелмщина, где дислоцировалась его бригада, была освобождена, Ковальский вместе со своими солдатами вступил в Войско Польское и сражался против немцев. Сейчас он назначен начальником штаба одной из дивизий второй польской армии и находится недалеко отсюда. Узнав, что я могу встретиться с вами, попросил напомнить о себе и передать это письмо. А заодно сказать, что с удовольствием встретился бы с вами. Тем более, что у пана Ковальского есть к вам предложение: в дивизии вакантна должность командира полка, и он хотел бы предложить ее вам, своему старому товарищу.

Говоря, Юзеф не спускал взгляда с Хлобуча. От него не ускользнуло, что лицо майора сразу оживилось, глаза засветились, пальцы перестали выбивать дробь по кобуре.

– Должность командира полка? Гм… Но ведь я уже почти год командую бригадой.

Чувствовалось, что Хлобуч пытался говорить прежним спокойным тоном. Однако это ему не удавалось: в голосе ощущалось возбуждение, речь стала торопливой.

«…Типичный офицер среднего звена старой польской армии, – вспомнил Юзеф слова полковника Ковальского о Хлобуче. – Лично смел, исполнителен, в меру инициативен. В 1939 году в боевой обстановке неплохо справлялся с ротой, в подполье – с батальоном. Тщеславен, по службе звезд с неба не хватал. Любит поволочиться за юбками, к политике равнодушен… Словом, после надлежащей переподготовки на должности командира полка его можно попробовать смело».

И тут же всплыли в памяти слова начальника своего отдела: «Бригаду необходимо нейтрализовать и разоружить во что бы то ни стало. Сложность положения в том, что большинство ее солдат – местные уроженцы, и всякие насильственные действия в их отношении вызовут крайне нежелательный для нас резонанс среди жителей. Точно так же открытое выступление бригады на стороне «лондонцев» заставит население принять сторону аковцев, а не законной власти. Бригада «Еще Польска не сгинела» должна закончить существование без выстрелов…»

Юзеф улыбнулся.

– Пан майор, вам предлагают полк кадровой польской армии, а вы вспоминаете объявленную вне закона бригаду численностью в батальон. Несерьезно… Потом, как я слышал от полковника Ковальского, вам по выслуге лет пора быть подполковником. А подполковник – это далеко не майор.

– Я должен подумать над предложением полковника Ковальского, – проговорил Хлобуч, пряча письмо в карман. – Возможно, я смогу даже найти время, чтобы встретиться с ним и обсудить…

Он не договорил. Человек в охотничьей шляпе с пером порывисто шагнул вперед и встал против Юзефа.

– Гражданин коммунист обещает пану майору полк в своей армии? – громко спросил он. – Надолго ли? Куда вы денете тысячи советских офицеров, которые командуют Войском Польским? Разве есть в вашей армии место честному польскому офицеру, если она сверху донизу контролируется Москвой и действует по ее указке?

Хлобуч, оборванный на полуслове, побагровел, недовольно закусил губу. Осуждающий взгляд в сторону человека в шляпе с пером бросил и капитан Вильк.

– Откуда пану так хорошо известно о контроле Москвы над Войском Польским? – насмешливо спросил Юзеф. – Уж не из тех ли прокламаций, что появляются ночью на городской рыночной площади? Для справки могу сообщить, что Войско Польское подчиняется советскому командованию только в оперативном отношении, а в делах организации, личного состава, разработки уставов и принятии воинских законов обладает полнейшим суверенитетом. Так-то, пан…

Охотничья шляпа дернулась, видимо, ее обладатель хотел что-то возразить. Но Юзеф опередил его, предупреждающе поднял руку.

– Теперь относительно советских офицеров, которые служат в Войске Польском по просьбе его командования. Чем вызвана эта просьба? Отвечу… – Юзеф перестал говорить, глянул вначале на Хлобуча, перевел глаза на Бучинского, затем на Вилька. – Я вижу перед собой трех польских офицеров, которые в то время, когда польские солдаты сражаются на фронте, отсиживаются в тылу. Конечно, куда безопаснее рассуждать в лесу об утраченных на востоке украинских и белорусских территориях, чем с оружием в руках завоевывать право на возвращение Польше ее исконных западных и балтийских земель. И разве вы одни такие? Вот и получается, что в запасных полках ротами командуют сержанты, а батальонами – хорунжие. В боевых частях этого нет лишь потому, что в окопах вместе с офицерами Войска Польского находятся их советские товарищи. Это во-первых, – подчеркнул Юзеф. – А во-вторых… Многое ли вы, пан майор, знаете о современной войне? И вы, пан Бучинский? Или даже вы, капитан Вильк? Что вы понимаете в современной тактике? Можете ли грамотно организовать взаимодействие с приданной артиллерией или авиацией? Кстати, кто из вас хоть раз видел ползущий на окоп «тигр» или был под настоящей бомбежкой? Молчите? Вы помните войну и фронт пятилетней давности. Это незнание обернется в бою либо вашей гибелью, либо кровью подчиненных. Чтобы этого не случилось, к вам пришли на помощь советские офицеры. И сколько их уже погибло в боях! На передовой, рядом сжовнежем в конфедератке с пястовским орлом или под красно-белым польским флагом. За такую помощь Красной Армии нужно низко в ноги кланяться, а не поливать ее грязью!

– Германия уже проиграла войну, гражданин коммунист, и потому жертвы польских солдат напрасны, – парировал человек в шляпе с пером.

– Вот как? А кто, по-вашему, будет сражаться за возвращение Польше Поморья и Опольской Силезии? Кто завоюет право на польские пограничные столбы на Одере? Красная Армия? А вы за это будете стрелять ее солдатам в спину?

Кто ты, оппонент Юзефа? Почему позволяешь себе перебивать даже командира бригады? Службе информации известен только один человек, который по влиянию среди здешних аковцев может сравниться с Хлобучем и столь явно демонстрировать по отношению к нему свою независимость. Неужели это он? Рискнуть и проверить свое предположение? Почему бы и нет?

Когда человек в шляпе с пером открыл рот, чтобы ответить Юзефу, тот остановил его.

– Не хватит ли пустых разговоров, капитан Матушинський? Вам польские солдаты нужны не для борьбы с нацистами, а для войны с собственным народом! И ваша задача – спровоцировать бригаду на выступление против законного демократического правительства! Вам мало жертв оккупации, вам нужна еще и гражданская война!

– Панове, перестаньте спорить о политике! – раздался рассерженный голос Хлобуча. – Слышите, поручник? Это касается и вас, капитан!

Значит, Юзеф не ошибся. Теперь становится ясным и причина сегодняшней встречи, и поведение каждого из ее участников. Раз так, командование бригады уже услышало все, что хотело, а тратить время на препирательство с Матушинським он не намерен.

Юзеф отвернулся от обозленного капитана, глянул на Хлобуча.

– Согласен с вами, пан майор. Все, что нужно, сказано, остальное – напрасный перевод времени. Надеюсь, встреча хоть чем-то была для вас полезной?

– Да, поручник.