Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"

Автор книги: Сергей Гусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Нечего срывать ему эксперимент.

Потому и не сказал ничего Сталкер.

И я понял, кто разберёт эти камни.

И как.

ГОЛОС ВТОРОЙ — ЕВА:

... Говорят, так стало:

Если остался один под землёй – без света; заблудился или бросили тебя – и ты не знаешь дороги до выхода – то, когда сил никаких у тебя уже не останется и шансов отыскать выход иных не будет – надо остановиться, сосредоточиться и три раза позвать: «Эва!» Только надо быть очень уверенным, что ты хочешь Её увидеть. Иначе...

: И ты увидишь Её. Если ты молод, если тебе 20 – это будет прекрасная девушка. Если тебе 30 лет – перед тобой предстанет Женщина Твоей Мечты. А если тебе 40 лет – то увидишь Божество, с которым ничто не может сравниться.

– Вначале ты увидишь слабое зелёное сияние: свет в конце прохода. И в контурах этого сияния ты разглядишь Её, вышедшую из камня.

И ты пойдёшь к Ней.

..: Ты пойдёшь за Ней, на этот слабый свет – и он будет вести тебя к выходу. И когда до него останется совсем немного, когда ты начнёшь узнавать камни, гроты, проходы – Она обернётся назад, и ты увидишь, что это страшная злая старуха, что ей и есть все эти 300, 1000 или 500 лет, которые Она живёт в камне.

Тут Она засмеётся – и страшнее этого смеха ничего не будет.

И ты окажешься в том самом месте, из которого вышел.

Или – хуже! – в самом дальнем, нехоженом углу пещеры,– где никто уже не сможет найти тебя – живого.

ГОЛОС ТРЕТИЙ — К СЛОВУ О..:

– И увидел он в конце прохода Прекрасную Чайницу, и подошла она к нему и спросила: «Дяденька спелеолог, а вы случайно не знаете – как пройти на выход?»

– Все ржут: даже Пищер. Что-то сегодня из Майн Любер Сталкера анекдоты, как из дырявого рога изобЫлия сыплются... Хотя – ещё бы. Мне бы так везло: 10 шестёрок подряд... Вот жопа!.. ( Мон шер, значит. ) Тут во что угодно поверишь – и “на самом деле”, и “по ряду причин”... Особенно в жухальство. “Да”.

: Ага – надо будет обязать их с Питом каждый раз кидать кубик как-нибудь по-другому. И чтоб все видели, как. А если всё-таки выпадет 6, результат не засчитывать. Пусть перекидывают – пока 3 не выпадет, или 2 – как у нормальных людей.

– Или “единица”. Чем не цифра?

– Или вот,– продолжает безумствовать Любер,– пошёл как-то раз один чайник в Штреки Смерти пописать. Огляделся по сторонам – даже на потолок глянуть успел – заодно и покакал. Да. Царство ему Подземное...

... Тебя бы туда – в Штреки Смерти. Сам, небось, даже не был там ни разу – небось, жить охота; там же, по слухам, не то что чихнуть – выдохнуть иной раз боишься: такие ‘чемоданы’ над головой ни на чём держатся... А на самом деле – сколько лет вся эта пакость там так висит – и не падает. Разве что страшно. Но что – страх?..

– А вот,– не может угомониться опора нашего безумия и вяло текущего потока бессознания с симпатичным названием Шизофрения,– задумали как-то раз какие-то чайники в Штреках Смерти грот хороший построить... Да как ни построят – всё хороший сортир получается...

– Царствие им Подземное, да,– добавляет он ритуала – уже чуть-ли не под самые аплодисменты:

– Ага. “Задумали как-то раз одни чайники как-то в лифте одном полазить. Они бы, может, и до сих пор лазили – кто знает? – если б кто-то этот лифт не вызвал... Никакого им Царствия Подземного...”

: Мон шер, значит. Лазили – знаем. То есть слышали ‘миллион, миллион, миллион разных раз’ – и покруче. Сами такого насочинять можем...

: Кидаю кубик – моя очередь.

Ура – 6!!! Что ж – можно выйти. Снова кидаем... Ага: снова 6. “Ой-ля-ля”... имеем право на ‘ещё один бросок’. Только что: пропустить, подождать – вдруг снова будет шестёрка – и сделать “дамку”?.. Ну уж нет: три шестёрки подряд – дело сомнительное. Мало-ли кому как вчера везло,– он, может, жухал – значит, сегодня такое точно не повторится. Теория вероятностей. Сталкер её очень любит, “да”.

... – “теория”..: грош ей цена. Потому что снова выпадает 6 – но я уже учёный, я остаюсь на месте, жду следующую – ладно, пусть будет “дамка”, никто не против,– и дожидаюсь:

: “ЕДИНИЦА”. Вот так —

: “По мозгам ему, и промеж ему”... И я иду на эту подлую “единицу” – на всего на одну клеточку то есть, и становлюсь за две клеточки от Пита. От мандавушки Пита. В довольно опасной близости то есть – близости, грозящей перейти в ‘интёмную’... Но это ещё как сказать: маловато у него шансов именно “тройку” выкинуть, чтоб сожрать меня, как давеча,– да и история, слышали все, не повторяется – потому как нельзя в одну лужу дважды вляпаться... Хотя соблазн ему, конечно, просто безмерный – он ведь только что вывелся, то есть выставился, вышел на поле в свой предидущий ход – да призадумался отчего-то и застрял в нерешительности своей извечной на месте... И если он сейчас грохнет меня своим задним ходом, то на следующий без проблем и буквально стремительно в дом завестись может – а это, как известно, 1/4 победы... То есть – одна восьмая, поскольку в паре с ним традиционно против меня с Пищером Трендящий Любер сражается,– пока довольно, слава Богу, условно: мечется за полем доски, не в силах выкинуть ‘выходную шестёрочку’ – все вчера на полгода вперёд, видать, выметал... Как селёдка икру.

– И слава Богу. Хоть сегодня мы их с Пищером уделаем: отыграемся за вчерашнее надувательство... Должно же и нам повезти?

: Должно, в конце концов. Только бы Пит меня сейчас не схомячил... Но по теории вероЯДностей выкинуть “три” – как и любую другую “кость” – это один шанс из шести. Ровно, кстати, такой же, как и выкинуть “четыре” – и грохнуть меня там, где я пока пребываю: в раздумьях и сомнениях своих,– благо, никто не запрещает мне думать над каждым ходом столько, сколько данный ход заслуживает. И так как “на зад дороги нет” – мандавушка-не-дамка может двигаться “вперёд, и только вперёд” – я довольно смело передвигаю свою фишечку ярко-зелёного, в условиях подземли, цвета, ровно на одну клеточку вперёд: на клеточку ближе к собственному дому, до которого ей, бедняжке, ползти и ползти,– особенно с такой черепашьей скоростью,– и становлюсь в аккурат позади Пита.

В смысле – позади мандавушки Пита. ( Между прочим – ядовито-голубого, в условиях подземли, цвета,– я просто не могу пройти мимо такого гомосексуального факта. Тем более, в свете названия нашей игры. )

– Не реагируя на мои непримиримо-добрые слова Пит берёт кубик и начинает внимательно рассматривать его: будто видит впервые в жизни. Смотри, смотри... Чего смотреть-то? От твоего взгляда “шестёрок” на нём не прибавится. И “двоек ”, надеюсь, тоже. Думать надо, когда кости выпадут – полностью и окончательно – как я, например: над каждым своим ходом, даже когда такая мелочь, как “единица” презренная выпадает. А что – “единица”? В теории...

Ага – “теория”... Как я уже сказал, кусок дерьма:

ОН ВЫКИДЫВАЕТ 2 И СЪЕДАЕТ МЕНЯ – НАЧИСТО! – И СО СЛЕДУЮЩЕГО ХОДА, КАК Я С УЖАСОМ И ПРЕДПОЛАГАЛ, ЗАВОДИТСЯ В ДОМ. Прямой наводкой.

: КАКАЯ ПОДЛОСТЬ...

– А я ещё долго, между прочим, не могу вывестись.

– Зелёные вывелись начисто,– комментирует этот жуткий, безрадостный и печальный процесс – точнее, его отсутствие, циничный Сталкер.

Я же говорил – “майн любер”...

: Нет в нём ничего святого.

: Зубоскал. Придурок... И не смешно вовсе – “по ряду причин на самом деле”,– как молчаливо считает мой партнёр Пищер. ( Молчаливо потому, что эта его коронная фраза нас всех уже порядком затрахала – и ‘N лет назад’ ему просто-напросто запретили произносить её вслух. Но мысленно, знаю, он по-прежнему её активно пользует – что следует из соответствующих пауз в его прямой и косной речи, а также по многозначительно-укоризненному молчанию, которым он временами одаривает всех нас вместо вожделенного самоцитирования. ) И вообще ( возвращаюсь к Шпильман Брудеру ): все наши анекдоты – то есть не все, а те, которые о Двуликой, Белом и прочих подземных чудесах – не от большого ума. Хихикать и дурак может – только палец изо рта покажи...

А Шкварин, между прочим, полз почти из самого центра Системы – то есть из того места, где его без света оставили – в самый дальний от входа её угол; в самую дикую тогда, нехоженую её часть. Туда ведь и не забирался до него никто – нечего там делать было: запутанная и мрачная система, неприятная какая-то... И никто туда не ходил.

– Потому прошёл месяц, прежде чем его нашли. И то: только тогда, когда специально искать начали,– это я нас имею в виду, конечно, а не ‘официальных списателей’, которые в метре от его головы просвистеть умудрились, одновременно жопой во время перекура труп друг от друга закрывая – и “ничего не заметили”, хотя пахло...

– А ведь, пока он ещё был жив, народ в Системе был. Если б он только оставался на месте!.. Пачку из-под “Ислы”, которую мы нашли практически рядом с его запиской, например, оставили “Дети Подземелья”: когда через неделю, неделю всего! проходили через это место...

Но он полз – в темноте, на ощупь, без света – и точно в сторону, противоположную выходу. Хотя оттуда куда угодно можно было уползти, ходы из этого места, как дыры в сыре, во все стороны ведут – и вправо, и влево – к выходу оттуда легче всего выбраться: почти прямая, накатанная, наползанная,– трудно даже на ощупь тропу такую с чем-либо иным спутать... Но он полз точно от выхода, на каждой развилке ‘безошибочно’ сворачивая именно в тот проход, который – хоть и был уже и сложнее – вёл от выхода.

: Путь его мы весь потом проследили – по капелькам крови; у него ведь ссадина здоровенная на лбу была, с кулак, наверно, размером, и нос разбит – били его сильно – вот и капало всю дорогу... И каждое пятнышко стало через месяц – маленькая такая буро-зелёная блямбочка на камне, и над ней – словно фонтанчик застывший в два сантиметра: белый пушок, плесень.

И мы весь его путь обратно – от места смерти до записки – по этим пятнышкам прошли.

: То, что мы света его не нашли – ни фонарей, а ведь их у него два было, и один – шестибатареечная немецкая “пушка”, мимо которой вообще пройти трудно,– ни использованных батареек,– хотя искали всей Системой; все, кто ходил тогда в Ильи – это вообще особый разговор,– как и то, что он явно был избит, и избит жестоко, сильно,—

– но вот как он полз...

: Он ведь ни разу не свернул в тупик – как и ни разу на развилках не повернул в штрек, который вёл в сторону выхода. Он полз как бы по прямой – то есть кратчайшей дорогой в самый дальний угол Системы: будто действительно кто его вёл. Только если б это человек был, не стал бы он за ним столько тащиться – избитый, без света, более двух километров по страшным шкуродёрам, гротам... Это ведь как наверху 20 километров проползти,– а в темноте, может, и все 200... На отсвет фонаря, на крик? Смешно. Ясно же, что “ведут”. ( Да и сколько часов его так за собой подманивать нужно было – еле двигающегося: 30, 50, 60?.. ) И столько всего это предположение тянет за собой – что не здесь его обсуждать.

Тем, кто его привёл, достаточно было отобрать свет и избить. Если б они хотели его завести в тот угол – так бы сразу и завели: без трудностей, своим ходом – а не на манок... Ведь 99 % было, что не поползёт,— да и к чему столько сложностей?..

– Моя очередь кидать кубик.

: Кидаю. Попадаю в самый центр поля, начисто разнося почти достроенную пирамиду питовских фишек —

– И эта тварь долго стоит после сего разрушительного подвига на собственном углу, не решаясь пасть ни на одну из своих числительных граней,– на углу, заметьте себе, даже не на ребре!.. – “шестёрочкой” своей ближе всего к верху, но когда я так нежно и ласково, совсем легонечко изволю на него дунуть – уж больно нет смысла перекидывать: “шестёрка выходная”, считай, в кармане! —

– каким-то совершенно непостижимым для меня образом переворачивается этой самой вожделенной “шестёрочкой” вниз, демонстрируя всему миру – и мне – её оборотную сторону:

: Убогую “единицу”.

– Свою жопу то есть.

– Нужна она мне сейчас, как собаке пятая колонна в лютом шкурнике...

: “Единицы” этой мне будет не хватать в самом конце игры, когда счёт пойдёт на клетки и надо будет срочно заводиться в дом – до которого останется та самая последняя клеточка,– а на кубике ничего, кроме “пятёрок” и “четвёрок”, как назло, выпадать не будет:

– Ага: все недовыпавшие прежде “четвёрки”, “пятёрки” и, конечно же, “шестёрки” – но через одну, чтоб “дамку” не сделать... В порядке дружеской смертельной издёвки:

“Мол, берите, родные – да жрите...”

: Певзнер,—

– Не эскьюзю!!!

: В общем, игра кончается полным моим отсутствием на поле доски. И присутствием на упомянутом поле одной-единственной – и то лишь за две клетки от собственного “выходного угла” – мандавушкки Пищера.

: Просто Сталкеру было лень её “добивать” – о чём он не без злорадства объявил во всеуслышанье, когда у него выпал соответствующий ход. Не мог не поиздеваться на лаврах. Гад. Ничего живого.

Ну да ладно – в следующий раз отыграемся... “За всё живое”. Хорошо ещё, что это “Малая” была. Продуть партию “Большой Мандавушки” пропорциАнально обидней. Но сегодня на “Большую” – слава Богу! – Сталкеру Пищера раскрутить не удалось,– а то бы, может, и её продули. < “Всё продули!!!” – цитата из О. Григорьева. >

А не “раскручивается” Пищер на “Большую Мандавушку” оттого, что ноет, чтобы мы все сегодня привели в порядок свои записи.

: Вот эти самые то есть.

: Ладно, приводим —

– Я уточняю: как писать и о чём; можно-ли писать всё подряд – и чего у нас тут может быть ‘секреторного’ от “верхов”; обязательно-ли ваять от Первого Лица – и кто оно, в таком случае, у нас будет: неужели Пищер? – впрочем, лучше Пищер, чем Язва Сталкер, “да”,– или можно просто фигачить, как есть, без ангелков и эскьюз-ми – а главное, сильно-ли уверен Пищер, что тем наверху, кто будет когда-то потом чтить эту нашу бредятину, так интересно будет знать, чем ‘продавился’ за сегодняшним ‘ужасом’ – и как совершенно-по-зверски рыгнул в эту честь Майн Кайф Люмпень Сталкер ( чуть свод не разнёс своей звуковой волной ) – и какого гавновика по этому поводу потом высрал на радостях, советуясь со своим Самым Милым Другом по поводу переваривания сожрато-схаванного,—

– И так далее, значит.

: Пищер сообщает ( с трудом, не скрою, отрываясь от своего Писания ), что всё это, оТказывается, ‘моё личное тело’ ( и я, как видите, стараюсь ),– главное, чтоб не было никаких сокращений и всё было записано разборчиво и понятно. Данная шокирующая ( не скрою ) информация мне представляется столь важной, что я немедленно пытаюсь донести её до Майн Лютера  —

– И это сразу как-то мгновенно/зримо снижает темп его работы. Оно понятно: бедняга, небось, разогнался на пиктографическом письме, гораздо более близком его малярообразной натуре,– теперь же всё придётся переводить в доступное нормальному человеку линейное. Да ещё без сокращений – представляете?..

Перекурив ( всякое ответственное дело начинается с не менее ответственного перекура ) и немного отдохнув на нервной почве ( чему способствовало наблюдение за восьмым чудом света – работающим ‘в попе лица своего’ Шрайбен Сталкером ), я ещё раз пытаюсь уточнить насчёт мата – и получаю неожиданный, но достаточно внятный, хоть и уклончивый, ответ, который ( в свете разъяснённого ) привести здесь не могу.

– И когда это я его “зае…ал”? Непонятно. Я ведь даже писать ещё не начал. Наверное, у него сегодня “эмоциАнальный минус”.

: Мон шер, значитЬ.

– Тут ещё Майн Кат Сталкер бормочет в мой адрес всяческие гадости – но пусть он их и записывает. Давай-давай, пиши, если ‘совест ест’. Хотя смешно применять такие общегуманные понятия к Люберу.

... Пиши-пиши, не фиг языком чесать. Меньше воздуха насотрясаешь – меньше пером скребсти придётся. Уж это – ‘сточно’:

: ‘По яду брючин на салом теле’,– “да”.

– В общем, так творчески мы проводим время до глубокого анус... пардон – вечера. То есть, конечно, до того, что этим вечером здесь приходится условно называть – и определять, исходя из личной усталости,– а потому оговорка вполне естественна, значит,– определять по усталости за отсутствием иных способов: типа часов, скажем. А у меня, между прочим, совсем неплохие органы времени были – самый настоящий “кessel”: стрелочный циферблат, и электронный с тремя таймерами и самоустановом,– всего за 100 рублей по случаю приобрёл. То есть больше, чем за полную зарплату Пищера – и половину моей, соответственно. Или за три стипендии Пита. ( О доходах Брудера в нашем кругу говорить не принято – как о величине, в принципе не сопоставимой ни с какими культурными или материальными ценностями. )

– Как бы только кто-нибудь ‘там, наверху’ к ним не приделал нечто вроде маленьких таких ножек,– или почти незаметного такого...

: Хм – чуть не нарвался на свободу слова, дарованную впопыхах Пищером. Это я гласность его матерную имею в виду. Так что заменяем слово, чуть было с кончика шариковой ручки не слетевшее, на более благозвучное: ... конца,—

– и возвращаемся, на крутом ‘витраже’ выходя из штопора дозволенной мысли, к прерванной теме:

... у меня аж кисть от ‘усрердия’ начинает сводить с задницей.

«И ЧТОБ ТАК КАЖДЫЙ ДЕНЬ БЫЛО»,– заявляет Пищер.

: Ну это он просто сошёл с ума. А жаль – Экскремента нам без него явно не потянуть...

Ладно. В общем, первыми – по причине усталости и полного, а также частичного и прочего отсутствия интереса к писательской карьере, “завязываем” с писаниной мы с Питом. У меня садится свет, система выдыхается прямо на глазах – а я не Павел Островский, чтоб на ощупь бумагу царапать. И не Гомер – пока ещё – слава Босху. <“Все члены МОСХА не стоят одного члена Босха”,– приходит на память соответственно случаю: из, кажется, Сталкера – времён ‘облучения’ в МАРХИ. На всякий случай записываю, а то ведь он у нас скромница... >

– А Сталкер с Пищером разошлись не на шутку. Ну, Пищер-то – понятно: ему до фига всего приходится записывать,– и кто сколько у кого чего съел < вдруг отводит такой туманный взгляд от своих тетрадочек – и вопрошает в сумерки грота: «Никто э... не помнит, чем мы позавчера на ужин с подачи нашего кулинара травились, и сколько это было в граммах?..” – на что Сталкер, конечно же, радостно сообщает, сколько это было в граммах – и Пищер начинает было записывать, но тут до него доходит, какую часть ужина имеет в виду Любер... >, и как часто из-за этого потом к Другу советоваться бегал – и помог-ли ему Друг своим советом ( страна советов на верху до сих пор всё-таки ) – какая температура по этому поводу в гроте остановилась, и уровень радиации < Господи! Услышь молитву мою – переименуй город  ÖБНИНСК[1]1
  Строго через О-умляут!!!


[Закрыть] во что-нибудь более надёжное: как-никак, старейший в стране дураков ядерный реактор... >,– влажность, ветер, “просадки” ( падали – или нет; если “нет” – кто виноват, если “да” – что теперь делать? ) – и так далее до полного ‘одурвения’. То есть в случае Пищера всё предельно ясно: тяжёлый, бесконечно, случай – “Острое Регистратурное Заблевание”...

– Ну а Сталкеру-то что надо???

: Ишь, строчит – аж язык говяжий со словарём высунул... Писа-атель... Смотри, не ‘продавись’. Лечи его тут потом...

– И на ум мгновенно приходит картина воистину анекдотическая: “Полное Содрание Сочленений Сталкера”. ‘Издевательство’ “От всех”,–

: Приходится нам с Питом самим готовить ужин.

Пищер, не отрываясь от Учёта, требует, чтоб отныне я записывал в граммах, чего и как кладу в нашу пищу. М-да... Комментарии, как говорится, излишни. И воду учитывать?.. – Учитывай ВСЁ!!! – рявкает он голосом Мамонта.

: Если это приготовление Пищи — то я Папа Римский < Господи, прости меня, грешного... >. Сроду не задумывался, чего и сколько я кладу в кан. И как теперь быть? Одна эта мысль способна отбить всякий интерес к Вкусной и Полезной...

В довершение шока Пищер демонстрирует мне какие-то умопомрачительные таблицы, в которых нормальные продукты питания представлены в виде химических соединений. Делаю вид, что заинтересованно изучаю – поскольку спорить с душевнобольным заведомо гиблое дело ( а с Начальством – вдвойне ) – и предлагаю начисто исключить из рациона питания Сталкера фосфор: может, хоть это немного собьёт его на землю. Точнее – “под землю”.

... Гляди-ка: этот тип начисто исписал стержень! А если б он был графитовый?.. Вот так и взлетают мирные атомы в каждый дурдом.

– Ну и чёрт с ним. Всё равно на сегодня для общества он потерянный человек: “чукча не читатель” ( “да!” ) – у Майн-Рид-Люмпен-Лютер-Любер-Аллес-Сталкера эта мысль сегодня на лбу, как на вокзальном табло читается. Лоб, правда, не выпуклый – зато и читается легко.

И поскольку Сталкер продолжает делать вид, что сильно думает ( осьминог примерно в тех же целях использует аналогичный чернильный мешок ),– сами понимаете, как нелегко творчески расписать всё, что мы тут преодолеваем – владея всего тремя известными буквами, из которых одна “зэт краткое”,– то мне становится немного скушно в общении: Пит увлёкся каким-то чтивом – то-ли Волошиным, то-ли Бродским, а Пищер действительно занят. И к нему в эти минуты лучше не приставать. Уж это – ‘тошно’.

– Так что размять мозги мне решительно не с кем.

И тогда я овладеваю гитарой и немного бренчу на ней,– чего это там Сталкер недовольно фыркает? – а потом с тоски по пресловутой ностальгии, ‘и от бессмысленности дальнейшей жизни’ решаю совсем отравиться чаем. То есть жахнуть его ещё пару кружечек – не пропадать же добру – и чтоб досадить Сталкеру: уж очень он у нас его любит.

– Что ж: любишь кататься, люби и саночки...

– И я действительно ещё ( вот псих: на ночь-то глядя! При нашем подземном климате!!! ) жахаю пару кружечек упомянутого напитка: за себя и за Майн Перпетуум Кайф Шрайбен Сталкера, за Союз Писателей то есть.

: Уж очень я его люблю.

... а потому среди ночи, конечно, просыпаюсь с известной мыслью: не расплескать сокровенное. И так как накануне я предусмотрительно забился “в самый дальний наш угол” – как и хотел, наученный Горьким Жизненным Опытом – то мне, в своём стремительном приближении к Милому Другу приходится поочерёдно перепрыгивать через совершенно-омерзительно храпящего во сне Пищера ( как его в зоне за такие звуковые сигналы не удавили? ), печально стонущего во сне Пита, и... М-да. А вот Брудер Сталкера я на месте почему-то не замечаю.

– То есть спальник его есть, а его самого нет.

«Значит, уже там» – решаю я в полусне банальнейшее уравнение с одним хорошо мне известным,– уже на ходу туда , нисколько не задерживаясь в раздумьях: просто не до того. А когда мне становится “до того” – после наполнения моей персоАнальной мерной вазы ( изобретение экспериментальных фантазий-унд-бредов Умного Пищера: мерить всю жидкость, что мы тут выпиваем – и, соответственно, изливаем; только непонятно мне: как он собирается учитывать потоотделение, а? Для психропирометрии – измерения влаги, содержащейся в выдыхаемом нами воздухе, у него есть специальное приспособление типа противогаза-навыворот,– а вот с потом он явно лажанулся... ) – когда я убеждаюсь, что не промахнулся ни каплей и не перепутал ёмкости ( Боже упаси добавить лишние 100 грамм урины Питу, и вычесть столько же из себя – Пищер же явно тронется от такого не сходящегося дебита-кредита ),– и, соответственно, просыпаюсь окончательно –

– обнаруживаю, что в созерцаемых окрестностях Милого Друга Сталкера тоже нет.

И в довершение всего спальник его ( это я обнаруживаю по возвращении в грот, уже немного в оторопи ) совсем холодный.

: Значит, его нет давно. Может, он даже не ложился – что за мода такая пошла: гулять на ночь глядя, никому ничего не говоря?..

... Шмон шер хеарт его, значитЬ!

– То есть полный банзай. Или как там правильно на самом деле – Пит знает, он уже как-то поправлял меня,– но не будить же его среди ночи ( пусть и ночи, весьма условной ) из-за такого с’пустяка?

: Приходится втискиваться в противный холодный комбез,– удовольствие среди ночи то ещё,– беру питовскую систему, потому что моя уже совсем выдохлась, дальше Милого Друга на ней не погуляешь – оставляя Питу в изголовье свою ‘разряженку’ на всякий случай, потому как случаи разные бывают, мало-ли что: вдруг ему тоже приспичит,—

И отправляюсь на поиски Сталкера.

Записок никаких по данному поводу не оставляю – хватит, вчера исписался. Да и не тот это случай. “Ни к чему раньше времени наполнять информационное поле Вселенной сантиментами ужаса” – как бы сказал на моём месте Пищер. Но – слава Богу – он пока спит на своём, и ни о чём не подозревает. Значит, задача: отыскать и переложить в спальник Майн Торманс Сталкера, в каком бы он состоянии ни был ( я легко представляю себе это его sosтояние ) до того, как Пит или Пищер в несмываемом ужасе обнаружат его в упомянутом предмете, в спальнике сиречь, отсутствие... Но что же с ним могло, чёрт побери, случиться??? Не нажрался же он до потери сознания – в самом деле?..

«Пошёл посрать – и провалился»,– скандирую я про себя вместо ответа: как бы впадая в детство.

– очевидно, дабы не впасть в иное, значительно менее жизнерадостное состояние,– ибо образ Шкварина неотрывно преследует меня со вчерашнего утра.

..: Ну какого чёрта ему понадобилось пороть анекдоты о Двуликой?!

: Я ведь даже не представляю, где его искать.

Некоторая определённость наступает, правда, когда я вылетаю в Хаос – потому как аппендикс наш, что мы облюбовали для пребывания, замыкается “Милым Другом”, а другим концом своим через штрек, когда-то названный “Пойдёшь Туда, Не Знамо Куда” выходит непосредственно в Хаос,—

– а уж оттуда во все стороны распространяется ЖБК, и если я хочу отыскать следы Кайнен Либера, то Хаоса мне не миновать: ибо в нашем тупике-аппендиксе их явно нет,—

– и я на полном ходу ( быстрее, быстрее! ) вылетаю в Хаос – и останавливаюсь, потому что слышу очень знакомые звуки.

: Они доносятся до меня со стороны Палеозала. И это более, чем определённые звуки: так ворочают камни. Или бьют по ним молотком и зубилом, когда разбирают завал.

< Конечно, не исключены и творческие потуги – есть в нашем Сталкере это: некая извращённая любовь к камню, взять, да и отсечь к праотцам всё от него лишнее,– но к чему заниматься этим посреди ночи?.. >

– И я чеканной поступью надвигаюсь на источник звуков: опуститься до того, чтобы увековечивать свои ночные фантазии на стенах Палеозала... Там и без Сталкера барельефов хватает.

– И когда я заглядываю в Палеозал, понимаю, что не очень оТшибся. То есть в Палеозале я застаю картину, уже совсем беспредельно аллегорическую: “Разгорячённый по пояс Сталкеранджело, с увлечением отламывающий кайлом наиболее доступные ему лишние части камня”.

Только нормальные люди работают по камню снаружи. Впрочем – с чего это я причислил Сталкера к лику нормальных людей???

: Этот хрен...

– Мон шер, значитЬ.

ГОЛОС ПЕРВЫЙ — ОБЫКНОВЕННОЕ ДЕЛО:

– Обыкновенное дело,– говорит Сталкер потерявшему на некоторое время чудо родной речи Егорову, одновременно показывая кайлом в сторону полуразобранного завала ( движение исполнено достоинства и хорошо скрытой грации ).

– Впрочем, должен извиниться.

“Эскьюз ми” – стало быть: я тут вчера во время мемуарных баталий прочитал свои записи – и здорово ужаснулся: писал, писал ( ударение на втором слоге, да ) всё “от третьего лица” – и ни с того, ни с сего перешёл на первое. Что ж – будем исправляться; так-то оно приличнее будет, да. И скромнее.

– К-когда,– наконец говорит Егоров,– к-когда его т-так с-сыпанул-ло?..

< Очевидно, это самое разумное, что в ближайшие наши условные полчаса от него можно будет услышать. Услышать весьма условно, да. >

... Сталкер зубами стащил рукавицу и выплюнул забившую рот глину. Свободной рукой он придерживал висящий под зыбким сводом камень.

– Тьфу, чёрт,– пожаловался он Егорову,– совсем изодралась. Надо было запасные взять – пар десять – да кто ж знал, что придётся так...

– Он вздохнул, не договаривая фразы.

– А глупых вопросов-то не задавай, да. Лучше подопри этот камень – не дай бог, он до срока вывернется...

– Какого ты в гроте о Двуликой базарил???

< Ну, я предупреждал уже о разумности речи. Есть люди с виду будто умные – а самых ясных вещей не понимают. Хоть кол на голове теши, да. >

– Слушай,– сказал Сталкер, продолжая отплёвываться,– жалко, что я при сём событии славном даже мичманом не состоял... Когда это дело проход за нами заквасило, да. А то б дал тебе исчерпывающий ответ – как это случилось, и “кто виноват”... Приходится же без всякой предварительной подготовки сдавать экзамен по Чернышевскому – “что делать?” Впрочем, это как раз яснее ясного, да. “Копать от забора и до обеда” и поменьше думать о вещах, изменить природу которых мы не в силах. А заодно и постичь, да.

– Он стянул вторую рукавицу,– Сашка всё-таки “въехал” в ситуацию; он вообще довольно быстро “въезжает”, подумал Сталкер, другой бы год ещё на ветке раскачивался – но Сашка молча подпёр глыбу и Сталкер смог выбраться из завала и закурить.

– Сильно-то не дави,– сказал он,– она вообще-то держится... пока. Не как та берёза – корней, сам видишь, никаких. Да.

– Вижу,– покорно подтвердил Сашка.

– Обыкновенное дело,– повторил Сталкер,– несколько разгильдяев забираются в определённое место через единственный ведущий в него проход – и в этот интимный ‘мовемент’ данный в мучительных ощущениях проход оказывается обыкновенным сфинктером... То есть накрывается падучей звездой... Плитой то есть. Да. “Мне плита упала на ладошку”,– продекламировал он.

Некоторое время молчали – Сталкер курил, а Сашка, подпирая плечом глыбу, разглядывал висящие над головой камни.

Потом Сталкер докурил и сказал:

– Знаменитое место. Столько тут всего... было. И если б не я – ещё бы прибавилось, да. Впрочем – ладно. Я предлагаю так: там их три брата висят, как три яйца в гнезде, только вниз головой,– так вот: крайний я уже маленечко подрубил, да – но чтоб братцы его нам без объявления войны и мира на выдающиеся части тела не ‘шемякнулись’ – когда мы его ‘удалять будем’ – надо под них, стало быть, бутик сложить. Подпереть временно. До полного и окончательного разбора этого ‘поц-бред-лажения’...

: «Узнать бы только, кто нам так не вовремя его ‘бред-лажил’ или ‘поцстроил’...» – подумал он про себя, но вслух говорить не стал.

– Принято,– отозвался Сашка,– ‘ундино-классно’. Только чего ты сразу этот бут не сложил?

: Сталкер вздохнул. Да уж – как говорится, нелегко в этой “ж...” быть бестолковым.

– Если б я сразу бут навалил – то фиг бы там место осталось камень подрубать, да.

– Сашка промолчал. То-ли перебирал в уме остальные варианты,– в конце концов, сколько людей, столько и мнений,– то-ли согласился.

– Пищеру с Питом специально ничего не говорил?

– А как же! только по разным причинам. Пита нервировать ни к чему, не та это романтика – а Пищер... Пусть уж занимается своими Экскрементами. На это дело и нас с тобой хватит – да.