Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"
Автор книги: Сергей Гусаков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– А у Сашки с собой сегодня “Флойд”, “Тяжелен Дрын” и Боб с Мирзаяном.
– Ну, а эти-то чем тебе не угодили?
– Так ведь Флойд – попса, Кримсон для глухих; Боб – компилятор; о “Дрыне” я вообще говорить не хочу, а как Алик делает Бродского, мне не очень нравится. Уж лучше Коровина слушать.
– А ты что: лучше “сделаешь”?
– Она пожимает плечами.
– Чёрт его знает... Гитары всё равно нет.
< “М-да…” > Тогда бью с другого конца:
– Значит, жрать приготовь. Они, небось, голодные приедут. С примусом-то хоть обращаться умеешь?..
... спрашиваю – и думаю: ох уж мне эти молоденькие эстетки,– что они на самом деле понимают в музыке???
Но больше – я вдруг ловлю себя на том – боюсь не того, что с примусом у неё естественная для выпендрёжной эстеточки напряжёнка, и она кочегарить его меня заставит – это не дольше, чем на пять минут, к тому же заполненных конкретной работой,– а что как раз наоборот:
: что и с примусом, как с Мирзаяном. Это же так просто – Алик...
– Да,– говорит,– умею. Всё равно ты не уходи – мне же одной скучно будет, понимаешь?..
– И так смотрит: так... Что я уже еле держусь на ногах,– из последних сил, между прочим. Но пока сдерживаюсь. Да.
: Всё ищу повод – чтоб не сломаться, как немецко-фашисткая Германия в 1939 году перед панской Польшей. Или как Пахан, глядя из окна кремлёвского кабинета на буржуинскую Прибалтику.
– Это что ж,– говорю,– мне тебя развлекать надо? Или сторожить – чтоб снова без света куда-нибудь не упилила?..
: На это, понятно, она начинает обижаться. И у меня потихоньку отлегает от сердца – значит, всё-таки биология берёт своё. Значит, всё, как у людей. То есть – как у прочих женщин. И слёзы тоже.
: Только это уже очень большая ошибка с моей стороны была – да. Потому что не могу я спокойно смотреть на женские слёзы. Уж лучше б я её совсем не дразнил...
– Приходится успокаивать.
– Слушай,– говорю ей: всё-таки хоть какой, но это ещё был шанс не остаться, и в тоже время уйти по-хорошему – пока обязательств перед Природой не возникло,– слушай, а насчёт Мирзаяна, Боба и Кримсона – это всё правда была?
– Да-а,– ревёт она у меня на плече,– правда-а... А что я могу сделать, если я их с десяти лет каждый день у Сашки с Ленкой слушаю-ю... Я ещё Высоцкого очень люблю, честно, и Холдера...
– М-да,– неопределённо так замечаю я – и тут замечаю, что головка моя – я налобник свой имею в виду, конечно, да – определённо не светит; точнее говоря, совсем погасла. То есть, как бы сказал один мой знакомый родственник этого сокровища – “лампочка накрылась, значить”.
: Ну, чем накрылась – этого мы, конечно, в предельной близости от упомянутого сокровища уточнять не будем, да. Мы просто аккуратно освобождаемся из его лап... Аккуратно пытаемся освободиться... Так... Уже почти совсем освободились, значит, да; и сокровище аккуратно затихает на моей широкой спасательской груди.
– А мы честно пытаемся сделать свой свет:
: Сгоревшую “трёшку” – на фиг,– это я лампочку перегоревшую на три-с-полтиной вольта в виду имею, да – в пепельницу, а на её место – запасную. Лампочку, а не пепельницу – балда! чем ты слушаешь?..
– Что, сломалась? Не светит? – поднимает Натка ко мне своё горестное лицо. А глаза, между прочим, чистые-чистые, никаких признаков детских слёз и утоли-моя-печалей – и все полны неосознанной такой надежды: как у Селькерика при виде отпечатка ноги Даниэля Дефо на острове своей мечты имени Робинзона Карузо. Да.
– Куда ж ты пойдёшь? – задаёт она дальше риторический вопрос, и сама на него отвечает:
– Никуда ты не пойдёшь без света. И я не пущу.
: То есть нам предлагают вполне достойную капитуляцию.
– Но у меня в засаде ещё запасной полк сидит. Да. И в нужный момент я выпускаю его на поле сцены:
– Вот,– говорю,– запасная лампочка.
: Включаю – ни огня, ни дыма. И свету примерно столько же...
– Ч-чёрт... Нет, выходит, никакого запасного полка у меня, а есть – ‘кони пьяны, хлопцы напряжёны’...
: Да...
– А Натка от радости чуть в ладоши не хлопает: нашла, чему радоваться, дура. «Все бабы – дуры»,– пытаюсь повторить я про себя – уже почти как молитву. К тому же у нас остаются отборные сибирские дивизии – та “пожарная” лампочка: 1,5 А Х 2,3 V. Да: Белое море света. А сколько огня она даст почти от четырёх вольт...
– И я стремительным движением вкручиваю ей в систему взамен бракованной “трёшки”:
... ЭФФЕКТ ПРЕВОСХОДИТ ВСЕ МОИ ОЩУЩЕНИЯ:
: Больше всего это напоминает пистолетный выстрел между большим и указательным пальцами. С разлётом крошечных таких стеклянных осколочков во все стороны – к счастью, недалеко и не смертельно.
– и ни один палец у меня даже не поцарапан. Да.
< “Идиот! Я же посылал тебе три лодки”,– звучит в голове фраза из давешнего анекдота. «Почти не к месту»,– вяло отмечаю я, теряя остатки воли и бдительности... >
– Но как она визжит!... М-да. И эта железная хватка... Я не сумел освободиться от неё даже, когда вернулись Ленка с Сашкой и Пищером.
: Егоров только глянул на нас – и сказал: «Ага. Уже. Сцепились»,– и столько грубости и какого-то зловонного торжества было в этом его кинологическом наблюдении, и гнусного расчёта...
– Но держала она меня крепко.
Она даже за спальником не пустила меня, и нам пришлось жаться в её “эгоисте”. И объятия её были сильней объятий Морфея:
Они до сих пор держат меня – но мне почему-то не хочется от них освобождаться. Никогда не хотелось – да, с той самой первой минуты в Райских Садах – и никогда не захочется.
..: Так красиво я это излагаю себе – разумеется, мысленно,– и так хорошо представляю – будто действительно вижу наяву – пока мы с моим несостоявшимся близким родственником выгребаем последние кирпичи из завала. А потом, с чувством глубоко выполненного мужского достоинства, отправляемся обедать и упаковывать трансы, предназначенные для отправки наверх – “в люди”,– и пока закипает вода в кане на примусе и Егоров молча сражается с картошкой – мне он это дело больше не доверяет, и правильно: я не сторонник мелочной чистки картофеля в экстремальных условиях – я открываю банку рыбных томатов, передаю её Самому Великому Кулинару Всех Пещер и Промоин – и забиваюсь на нары, где мы обычно спим. Там я достаю из заначенной “цивильной” пачки сигаретку, и, прикуривая её, додумываю, как же было всё на самом деле.
– Потому что должно быть в природе равновесие.
И потому что ничего у меня с ней не было. Да!
: Потому что после той второй фразы о Мирзаяне я спросил, сколько ей лет и услышал ответ – “пятнадцать”.
– Но разве,– удивилась она,– это имеет какое-то значение?
И я сказал: да.
Потому что в пятнадцать все они Феи и Золушки.
– А в двадцать пять старшие сестрицы: бабы.
А все бабы – дуры.
: Я до сих пор в этом уверен.
– ДА.
– И я ушёл из грота, и пошёл вперёд по Централке: просто так, без всякой цели и злобы. И где-то у водокапа у меня накрылась система; я поставил запасную лампочку, но она оказалась бракованной,– и тогда я наощупь вкрутил в патрон своего “пожарного туза”.
И от неожиданно яркой вспышки сжал пальцы, раздавил стеклянный колпачок – и порезался о осколки. Но не такой я дурак, чтоб, как некоторые, уходить с Централки, оставшись без света. Тем более – от водокапа. Там через час или полтора меня подобрал Шурка-Гитараст, и мы с ним и Мамонтом так нажрались в Весёлом... И орали, конечно, про то, что “наш паровоз вперёд летит – а бабы дуры”, и “после каждой попойки”, и “от фам не шершите добра”...
: А в голове у меня так тихо-тихо – словами Бережкова – пела Натка:
“Всё прошло – и хмель, и старый разговор,—
– Только мы с тобою живы до сих пор...
: Эту рану она гладила рукой...”
: Да,—
: Да,—
: Да,—
– К чёрту. Где там была моя волшебная фляжечка?..
: Вот она, родимая – за камушком прячется. Иди-иди сюда, дарлинг,– пока друг Егоров с Милым Другом и тенью-призраком Пищера по поводу места слива картофельной ботвы дискутирует...
– Иди сюда, любимая. Подари мне несколько волшебных мгновений...
ГОЛОС ТРЕТИЙ – ЗА ХЛЕБ И ВОДУ..:
..: Итак, мы обедаем,– кстати, не приведи Господь воспитанному человеку оказаться во время обеда в одном гроте со Сталкером —
: Видит Бог, как мне тяжело приходится с этим неотёсанным интеллектуальствующим мужланом – но сегодня он чего-то притих: ни тебе смачного чавканья, ни сплёвыванья на пол промеж ног, ни хруста, что обычно сопровождает каждое его глотательное движение и даже самую мысль о нём,– ни жуткого скрежета кишок друг об друга...
– Так что сегодня он ест почти достойно: не в ударе, значит. И чего это на него нашло? Уж не заболел-ли?..
– И я с ужасом представляю себе картину, почти до боли аллергическую: “ЛЕЧЕНИЕ СТАЛКЕРА ОТ НОРМАЛЬНОГО ОБРАЗА ЖИЗНИ”...
Впрочем, к концу обеда – к столь тщательно и великолепно заваренному мной чаю с лимонником и мятой – он немного оживляется и, закуривая свою мерзкую вонючую “Астру”, с лихвой ‘комПЕНЬсирует’ тот уют, покой и наслаждение жизнью, что успели сложиться в моей душе в результате принятия достойно приготовленной пищи:
... Такого мощного рыга я от него ещё не слышал.
Разве что в зоопарке – но, по-моему, то был другой хищник.
– Хотя пахнуло так же.
: Странно. Готовлю я вполне прилично – я в этом уверен – и аромат у еды соответствующий,– но этот кошмарный животный запах... Откуда он его берёт?
Надо проконсультироваться с Пищером – он в физиологии больше смыслит.
Со Сталкером говорить на эту тему просто глупо. Я знаю.
– Сейчас бы ещё стакан... – мечтательно тянет он.
“Едем дас зайне”:
– Что ж: достаю с посудной полки ему стакан. Есть у нас один – на всякий случай, специально для Майн Антикайф Сталкера.
– Пустой,– разочаровывается он в жизни.
– Зато чистый.
: Порой я бываю груб и беспощаден.
Но я не скрываю этого – по крайней мере, как некоторые – за умной фразой. И дальше я показываю ему кукиш. Так что на сегодня победа остаётся за мной: пищеровские запасы спирта я ему трогать не дам.
– Затем мы упаковываем всё, что предназначается для отправки “наверх” и начинаем оттаскивать образующиеся трансы в Палеозал.
: Свет у нас уже очень плохой – дохлый уже почти совсем у нас свет; нет, считай, у нас уже почти совсем никакого света – то есть по комплекту коногонов заряженных на брата у нас, конечно, ещё есть, но мы их не трогаем: священная корова экономии – родной тотем Пищера,– да и мало-ли что... Не хватало нам ещё для полного счастья, чтобы он в этом вопросе оказался прав. Вот отдадим севшие банки в ГрОб на зарядку ( “на зарядку становись!” ) – тогда перейдём на новые. Потому что в ГрОбу зарядят эти наши акомы – и через неделю, или через Пищер его знает, сколько там с’точно – спустят обратно сюда свеже-( надеюсь на это )-заряженные; так что лучше посадить их сейчас “до самого настоящего конца”, чем злить экономного Пищера.
– Мы со Сталкером так и поступаем: налетая в темноте на стены штрека, торчащие из-под свода плиты, крепи и друг на друга,– путаясь в лямках трансов, у которых они пока есть – и бессмысленно пытаясь нашарить их в темноте там, где они сроду не заводились ( известно, что транс, как осторожно и правильно ты ни клади его на пол, всегда оказывается на этом самом полу своей единственной лямкой вниз ),– спотыкаясь к довершению всеобщего инфракрасного счастья о невидимые впотьмах крепи и камни под ногами, мучительно занимаемся переноской наших грузов в Палеозал. И из всей этой огромной, бездонной Вселенной – полной непроницаемо-чернильной тьмы, а также совершенно невидимых нам в упомянутой тьме углов, брёвен, острых выступов камня и плит, что окружают меня по дороге к Хаосу, я лишь однажды вижу слабую красно-жёлтую точечку, которая, дёргаясь, с проклятиями надвигается на меня – и всё-таки проскакивает мимо, так как видит, должно быть, такую же слабую искорку света – микролюмена в полтора от силы, не больше,– что испускает, за неимением нужного количества освобождённого в любимой реакции восстановления электричества, мой коногон —
– только это и позволяет нам не расквасить в данных ‘сумерках породы’ лбы друг об друга.
– Всё,– изрекает наконец Сталкер ( голос его доносится до меня из тьмы веков непонятно откуда ),– надоело это ’лядство. Экономика должна быть.
– И зажигает незначительный кусочек плекса.
: Признаться, поначалу это сильно слепит глаза.
Мы складываем свои истощившиеся системы – точнее, только их отсоединённые банки поверх трансов, предназначенных для ГрОба, и садимся курить. Здесь же, в Палеозале. Пот потоками льётся с нас и пока эта метеорологическая напасть не кончится, уходить отсюда мы не собираемся. К чёрту пищеровские запреты: здоровье дороже.
– Или что там от него осталось?..
Сталкер королевским жестом извлекает из нагрудного кармана комбеза пачку “Астры” – у меня от неё болит голова и он это прекрасно, разумеется, знает – а потому с особой настойчивостью пытается угостить меня ей.
: Не выйдет.
– Я открываю свой портсигар и обычным жестом достаю из него любимую “Ригу”:
С каждым годом доставать её становится всё труднее и труднее.
: Мы сидим и просто курим, и почти молчим, только Сталкер насвистывает в паузах между затяжками нечто абсурдное ( с точки зрения музыкального строя и ритма ) – а когда докуриваем, он, охваченный трудолюбием и жаждой эстетики, лезет в проход, ведущий наверх: очевидно, навести последний марафет.
– И наводит. Иль делает вид: кто знает? Я только едва успеваю уворачиваться от камней, летящих в меня в окружении всяческой более мелкой гадости – но места нагретого, однако, не покидаю: лень-матушка,—
: Заразился от Сталкера. “Да”.
А затем он вдруг говорит: «ухожу, ухожу, ухожу» – как Вовочка в известном анекдоте,– и пятясь ногами вперёд ( опять же, точно на меня ) выползает из шкурника.
: Зрелище не самое эстетичное.
– Но я не эстет со слабыми нервами.
– Я и отсюда их прекрасно слышу.
Потому что они совсем и не думают скрываться – бойцы нашего невидимого ГрОба: столько шума, наверное, и рота ментов, приближаясь с той стороны к Чёрт-лифту, не сумела бы поднять. Хотя – не дай, как говорится, Бог.
– Им бы ещё знамя в руки и по барабану на шею,– мечтательно прикрыв глаза, воображает Сталкер.
: Что ж – сп’аведливое замечание, това’ыщи. У дураков вообще мысли сходятся. “Да” – значить.
И вдруг слышу ясный голос Коровина:
– О! Здоровы мужики! Говорил я тебе – надо было ещё ту плиту опустить.
: Лучший друг Пищера, между прочим. И мой партнёр по работе,– программист, поэт, гитарист,– человек высоких моральных принципов,—
– К тому же правоверный иудей, кажется...
– Так тогда бы мы их сами не отрыли,– отвечает Коровину невидимый Хомо ( автогонщик, между прочим, экстра-класса – и с “принципами”, между прочим, тоже всё в полном порядке: иначе б не был запасным дублёром Сталкера в этом нашем эксперименте ),– судя по грохоту и осыпающейся на наши головы со стен мелочи, Хомо сопровождает ответ Коровину активным протискиванием в нашем направлении.
: Мы хватаем свой драгоценный догорающий плекс и удаляемся в Хаос – наблюдать оттуда. Так сказать, с галёрки, ибо в первых рядах партера нам по ряду причин находиться даже случайно заказано.
– Хотел бы я знать, зачем им это понадобилось,– чешет освобождённый от системы затылок Шерлок Сталкер.
: Меня тоже очень интересует ответ на этот вопрос.
– Этот же вопрос,– говорю я,– интересует товарища Андропова из...
– С того света,– мрачно перебивает Сталкер.
– Палеозал освещается бликами яркого пламени.
– Хорошо им,– с завистью стонет Сталкер,– на один день – экономить не надо... Пищера на них нет!
И начинает орать – очевидно, привлекая внимание:
– В одну и ту же мы залезли щель!..
– Мы с ними встретились, как три молочных брата!..
: Невыносимо-яркий – до боли – луч света вырывается из прохода, ведущего в Палеозал, и попадает прямо в наши, изнеженные уже упоминавшимися круглосуточными сумерками, органы зрения, начисто освещая нас – с головы до ног – сидящих на камне.
– ДРУГ ДРУГА НЕ ВИДАВШИЕ ВООБЩЕ!!! – завершает руладу Майн Любер Зингер: звучит, почти как государственный пакт Молотова/Риббентропа.
– Сидят, значит, герои,– уточняет Коровин – и луч света втягивается обратно в Палеозал, оставляя нас в полных потёмках.
– Но что это я разнервничался: Даже Риббентропа в “трупа” не перефразировал... Не говоря уж о Рыбе-Молотове,—
: Обычное дело ведь – как, возможно, срезонировал бы Майн Будтер Брудер – если б не продолжал орать:
– ЗА ХЛЕБ И ВОДУ!! И ЗА СВОБОДУ!!!
..: Шаляпин. Ага. Больше, однако, это напоминает превентивное глушение – чтоб ему случайно не напомнили, который теперь час и месяц,—
– Но там тоже не чайники собрались.
– В Петропавловске-Камчатском – п о л н о ч ь,– вклиниваясь в паузу, успевает-таки сообщить Коровин. Только я сильно сомневаюсь, что это так – на самом деле.
– Ненавижу Петропавловск-Камчатский,– внезапно жалуется мне Сталкер,– как ни включу днём радио – в нём всегда полночь...
– Спасибо нашему советскому народу... – завершает он недопетую песню.
– И нам становится грустно-грустно.
: Коровин и Хомо возятся в Палеозале; кто-то ещё спускается к ним сверху...
– У-у, нагадили,– отчётливо – и явно для Сталкера – признаёт Хомо.
– Пошли отсюда,– говорю я Сталкеру.
: Что-то нехорошее есть в том, что мы так сидим...
– В самом деле,– соглашается Сталкер,– люди работают – а мы...
Мы зажигаем ещё один маленький кусочек плекса – и уходим.
Напоследок я оглядываюсь назад: в Палеозал.
: Что-то есть в свете, бьющем оттуда.
: В этих людях...
– В этом во всём. Но что?
– И мы уходим, медленно уходим,–
То есть картина, вполне аллегорическая: “Отважный Спелеомэн Егоров и его Перпетуум Эго Сталкер, удаляющиеся от лучей света в совершенно-тёмное царство...”
: НЕ СМЕШНО.
ГОЛОС ВТОРОЙ – ‘ТЕРЯЯ КОНТУРЫ ПРИВЫЧНЫХ ОТРАЖЕНИЙ’..:
И – астенический синдром становится весомей здравого смысла:
– Удав с Золушкой, пьяные в стельку Разина, возвращаются из Кафе к себе в Подарок. По дороге – дело-то немудрёное – вначале у одного, затем у другого рассыпаются фонари. Они выкидывают их – у меня на глазах – и идут дальше без света. И вот такой “диалог” ( который я прекрасно слышу потому что, поджидая их уже полчаса в условленном месте, замёрз и выкурил все свои сигареты и даже пару трубок – и естественно сижу, погасив налобник,– как мы обычно сидим на перекурах, экономя “ходовой свет”,– но эти ‘благородные игуано-доны’, похоже, совсем забыли про меня за дегустацией “кафейных напитков” – в темноте проскакивая мимо – только их диалог я и слышу, интуитивно уворачиваясь от летящего в мою сторону предмета, пять минут назад использовавшегося Золушкой в качестве источника света ):
– Вась, ты меня видишь?
– Да!
– Ну, и я тебя. Ха-ха-ха-ха!!!
– Тогда я свой тоже выкидываю: на фига он мне, когда не светит...
– И я интуитивно уворачиваюсь во второй раз.
А они спокойно уходят дальше – будто штрек залит голливудовским подземным светом – оставляя меня в полном недоумении и абсолютной темноте.
: Наутро я пытаюсь объяснить этим двум совершенно асценённым донам – которые безуспешно шарят по гроту в поисках света – что в грот они его не приносили.
– А как же мы тогда пришли???
– А так: без света.
И никто мне не верит – пока это не происходит раз, другой, третий... С абсолютно разными людьми:
– В том числе и со мной.
И алкогольное опьянение... Но никто не придаёт значения этому факту. Особенно – “в свете нонешних юпитеров”. Да и как говорить об – этом?.. / И с кем??? /
– Легенды. Мифы. Сказки.
: Пусть. Их сочиняют и придумывают люди. Да, я отдаю себе в этом отчёт – именно сочиняют.
– И гаснет Свеча, и в положенный срок человек расстаётся с жизнью.
– И обрываются верёвки, и никто не находит пикетов.
– И “спасотряд” торжественно проходит в метре от головы человека, которого как бы ( прекрасно понимаю двусмысленность той ситуации ) ищет.
... а карты и топосъёмки врут. И ты вдруг не можешь найти пути, по которому ещё вчера мог пройти с завязанными глазами – и спокойно пройдёшь завтра.
: Без того самого света.
– А в треугольнике со стороной в 75 метров за 15 лет никто так и не научился ориентироваться. «Сейсмозона»,– глубокомысленно изрекают, пожимая плечами,– «обычное дело». И никтоэтому не удивляется.
: Привыкли. “Чёрные” – мелькнули загадочной тенью и растворились в народной иронии.
И – ‘дальше, дальше, дальше’ —
– Выходящие из повиновения трансы, канистры, магнитофоны, рации...
– свечение:
... Но особенно – свет.
: Свет – это отдельно. Особо,– потому как об этом можно писать и писать...
– Как, впрочем, и о Свечении. Да и о Музыке Под Землёй —
– тот же ‘Ж-М-Ж’, например:
: “Эквинокс”, “Зоолоок”... Впрочем, о “Зоолооке” – чуть позже. Будет ещё...
–как это свести воедино???
: Приборы – помогут?
/ Есть такая наука – в нашей стране крайне непопулярная “официально” – ЭНИОЛОГИЯ. Но это – Наука. И к шарлатанскому тралу об ‘экстрасексах’ ( в транскрипции Сталкера ) имеет отношение не большее, чем астрология – к космологии:
: Теория Информационных Структур – матриц...
Есть мнение, что именно в ней содержится пресловутый ответ на многие “ильинские тайны”,– как и в изучении их с точки зрения эниологии – ключ к разгадке иных “паранормальных явлений”.
Но эниологией в нашей стране официально заниматься “низь-зя”. Почти, как генетикой в своё время. Что же делать?
: Можно – используя возможности ‘официального железа’, что у нас есть, попытаться доказать, что вся эта “мистика” по крайней мере не имеет отношения к банальным объяснениям в стиле марксисткой “науки” – как реальная картина Мира не исчерпывается одними лишь уравнениями Ньютона.
: В своё время это было сделано в физике – и человечество рванулось вперёд в Познании Мира, получив ОТО и СТО, уравнения Максвелла < которые, тем не менее, физически до сих пор не смог осмыслить ни один теоретик >, квантовую механику и ядерную физику... Только Мир оказался устроен ещё сложнее – и спустя неполных 50 лет пошли новые споры: о калибровочных теориях, теории размерностей, информационных полях, загадках скрытой массы и “первого мгновения”, проблеме чётности, сохранения барионного заряда,– кварках, тахионах и прочем – включая телепатию, телекинез, трансгрессию, и вовсе уж необъяснимые “заморочки” навроде UFO или бермудского треугольника...
– Хватит-ли у нас сил и возможностей, используя свои пребывания под землёй, совершить – не больше, ни меньше – новый качественный прорыв в Познании Мира?..
– Не знаю. /
: Во всяком случае, это пребывание – хоть что-то. Хоть что-то может дать. Может, ещё на шаг запутает нас в нашем неведении...
Но для меня это – единственный шанс хоть что-то успеть сделать. Хоть чего-то добиться.
Потому что больше у меня такого шанса не будет – может быть, никогда в жизни.
Потому что – я отдаю себе в этом отчёт – мне больше не найти в этой стране людей, кому это было бы нужно.
: Интересно.
– И важно.
Настолько – что они согласились бы хоть не мешать нам.
: Ведь никто уже давно не просит ни денег, ни оборудования, ни ресурсов... Отбили как-то охоту. Главное – не мешайте. Сделайте всего лишь так, чтоб мы не умирали в буквальном смысле этого слова с голоду – и не были вынуждены продавать себя, своё время, головы и руки за миску баланды.
– И смогли остаться в этой стране.
: предоставьте нам возможность всё сделать самим; мы ведь и так уже научились – из ничего сделать всё. Всё достать, найти, выбить... И всё вытерпеть.
Главное – дайте нам только возможность заниматься этим —
: дайте нам шанс.
..: Что ж – вот он, этот шанс.
: Первый – и, скорее всего, единственный. Потому как если мы ничего не сможем – или не успеем, что в принципе одно и то же – сделать сейчас, здесь – больше никто никогда к этой теме у нас и близко не подойдёт.
– И ТЕМА БУДЕТ ЗАКРЫТА.
: Наглухо.
: Навечно.
: Навсегда,—
– Ведь дело не в том, что я два года ждал “этого момента”, полтора из которых жил на 90 рублей в месяц – бесправным, но за всё отвечающим старшим лаборантом ожидая милостливого ‘выделения’ денег “на тему” – а три года до того...
: Дело не в моих трудностях. Что мои годы? Годы страны. А “трудности”... Это лишь мои трудности, и всегда найдётся человек, которому по жизни пришлось много ‘круче’ – хотя “пирожка” ему хотелось отведать не менее...
– И не в том, что сейчас за этой нашей ‘отсидкой’ стоят три института, четыре хоздоговора, пять тем и два “дисера”: чёрт с ними со всеми. Кому надо – сделают на нас свои “дисеры” и “темы”, закроют хоздоговоры, выплатят ( надеюсь на это ) мне и ребятам командировочные и премиальные и предложат ( не надеюсь на это ) стать соавторами пяти или десяти статей,– из них одной в “Нэйчуре” – допустим на секунду такую абстрактную возможность,—
: не в этом дело.
: Важно, что мы начнём хоть как-то выходить на решение этих загадок. Если не провалится в этот раз – значит, можно будет пробовать ещё: снова-и-снова. По-разному, с разными методиками, с разным оснащением... Всё больше и больше приближаясь – к чему:..
– Но всё-таки хоть что-то решить. Что-то найти. Понять и объяснить нечто...
: Вот почему этот шанс – первый и последний.
И всё будет решено именно в этот раз.
Потому у нас столько “железа”: половина из него, я уверен, пойдёт после эксперимента на слом – а другая больше никогда не пригодится под землёй,– но мы узнаем, что и зачем нам будет нужно в следующий раз.
– И у ребят с физтеха будет, о чём часами спорить в своей биоэнергетической лаборатории. И в следующий раз у нас будет новое “железо” – лучше, точнее, надёжней.
И в Геохимии продлят с нами договор и закажут новые образцы: реставрация требует идентичного камня, а реставрировать предстоит столь многое...
– А геофизики и специалисты по инфравиденью ( есть такая очень интересная ‘контора’, по-старому “шарашка”, внимательно приглядывающаяся к нашим возможностям – а мы к, соответственно, их ) захотят, чтоб мы испытали “подземные всевидящие оки” и компьютерную сейсмосистему поиска и картографирования под землёй – к вящей радости нашего уникального спелеотопографа Пита и Егорова, буквально помешавшегося в последние годы на ‘думном железе’,—
– и наработки наши по биоритмологии, наконец, пробьют стену непонимания в ИМБП и Седьмом институте ( каюсь, что называю номер столь почтенной ‘конторы’ – но дай Бог их сурдокамере хоть десятой доли той точности параметрии, что легко снимается под землёй,– о сравнительной же стоимости их и наших исследований говорить нечего ), а Институт Источников Питания подсунет нам новые системы: ну-ка, ребята, как вам с таким светом? Хорошо?
: Хорошо. Только бы не сорвалось всё...
– Медики, биологи... За первыми “дисерами” пойдут другие. Темы-то вечные: человек в экстремальных условиях, человек в условиях световой и звуковой изоляции, вне информации, вне социума... Космос; подводные лодки; работа в шахтах, в Антарктиде; дежурства у приборов на отдалённых “точках” и в вахтовых посёлках...
: Суточные и месячные биоритмы.
: Экстрасенсорное восприятие.
– И НАША: Главная Тема.
Работы полно – вплоть до разведения шампиньонов, выращивания бактериальных штаммов ( ведь под землёй – самые стерильные условия из всех, что можно представить себе на планете ); получения сверхчистых препаратов... Вплоть до международного туризма и экспериментального сотрудничества – с тем же ФИСом, например...
– Об этом можно только мечтать. Пока не поздно.
– И пока не мешают работать.
И мы – работаем:
Тестирование – я сказал ребятам, что надо писать,– а как и о чём – не сказал.
: Сашка с Питом пишут, похоже, обычно – каждый о чём-то своём понемногу, и понемногу об общем; Сталкер не пишет – ваяет. На дневниковые записи, полагаю, это будет меньше всего похоже.
: Что ж – может быть, потом все вместе прочитаем...
И поскольку не моё это было Условие – то сам излагаюсь в данной манере. И вроде Договора не нарушаю.
: Записи анонимны, без дат – кому-то потом будет интересная работа... Надеюсь, что знаю – кому. Впрочем, об этом писать бессмысленно.
Очевидная мысль: в условиях информационной изоляции мозг начинает усиленно выделять из окружающего мира даже такие информационные формы и уровни, что никогда не различит на поверхности. За забивающих их шумом. Одиночное заключение может свести с ума; но ведь то – на поверхности… Так же известно ( внимание на это первым обратил Холдейн ещё в тридцатые годы, и он же досконально исследовал эту тему ), что повышенное, против поверхности, содержание в воздухе СО2 способствует активации неокортекса. Повышенное – как раз до того уровня, что наблюдается в наших пещерах-каменоломнях.
: Оттого не тупеют при длительном пребывании под землёй спелеонавты,– не сходят с ума, как заключённые в карцере < признаю, что насильственное ограничение Свободы играет не последнюю роль – и всё же… >,– человек под землёй не просто “не тупеет”. ОН – РАЗВИВАЕТСЯ. Отсюда известные “подземные сидения отшельников” и шаманско-йогические практики,– об одной из которых так своевременно поведал нам Пит.
: Покажут-ли наши “вольно-дневниковые записи” увеличивающийся за время пребывания IQ?..
– И ещё: эти “ходы без времени”... У Сифра ведь были всё-таки просто провальные методики. Дилетантские. Впрочем, оно и понятно: он был Первым,– знал-ли, куда всё придёт?..
: Хомо доставил нам с поверхности десятичные часы – в часе у них 100 минут, в минуте 100 секунд, в сутках – 10 часов. И сутки земным не равны – а равны они тому времени, что мы тут за две земных недели провели, поделённому на 10 наших условных суток. То есть это наше истинное внутреннее время.
Настоящая длина внутренних суток человека – оптимальных для него – как видно, не равна земным суткам. Сутки эти будут оптимальны в будущем космонавтам при длительных полётах... Но не только им.
С завтрашнего дня подряд каждый час по этому времени – полное параметрическое тестирование: программа по выявлению циркадных биоритмов человека. Там столько всего предусмотрено, что я начинаю сомневаться: а уложимся-ли мы в этот наш “час”?.. Потому что кроме данных записей я, например, веду ещё и иные – свои, личные, которые отнимают довольно много времени,– и ещё целый реестр ( в изначальном смысле этого слова, неискажённого английской ‘трансскрипцией’ ) завхозо-кулинарно-физиологического толка: кто, когда, сколько, чего и как... “Почему – и с чего”. Это тоже Тема. Слава Богу – не моя. Лучше всех изложил её Сталкер: окинув опытным взглядом наши продовольственные запасы – едва мы навели в гроте некоторое подобие порядка и распределили всё по коробкам и трансам по принципу подобия – он грустно заметил:
– Неужели это всё нам предстоит высрать???
– А потом поднял вверх палец и добавил:
– Но я воистину не завидую тому, кому придётся всё это ‘изЛучать’!..
... Что ж – это Сталкер. Ему можно.
