Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"
Автор книги: Сергей Гусаков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
: Наверное, ему можно всё. Такой он человек.
... а ведь кроме экспериментов и тестирования у нас есть просто жизнь – наша обычная подземная жизнь со своими трудностями и кайфом: свет – поскольку под землёй без света, как без глаз; работа в Системе – топо-, магнито– и фотосъёмка: взятие проб на радон, на аэроионы, влажность; измерение параметров различных полей и излучений, наличие коих подразумевается под землёй в определённых пределах – в том числе географических,—
– ну и, наконец, просто быт: еда и всё связанное с ней, включая подобное священнодействию ( в исполнении Егорова ) Приготовление Пищи,– поверьте, под землёй это не так просто, и дело не в более низкой, по сравнению с поверхностью, температуре или в повышенной влажности – нет, тут очень много всего, и мне не хочется сейчас вдаваться в подробности, это – предмет отдельного разговора…
... А ещё – из нашего быта – проблема одежды: сушки, стирки и чистки,– тут ведь сильно потеешь и мёрзнешь, и пачкаешься постоянно – а значит, проблема чистоты и гигиены,– это как раз то, что сгубило не один эксперимент-пребывание Сифра; но здесь мы – выше его не на голову даже – в рост человека выше, потому что для нас, спелестологов ( так именуют изучение рукотворных пещер в научном мире ) “подземля” не место краткого визита – полупикника “под обочиной САЯ” ( спелеоаномальных явлений ), полуврага, предназначенного по природе своей исключительно для спортивного “покорения” – и только,—
: мы здесь живём – и любим эту жизнь,– и то, что ставило сифровских спелеонавтов в известную интимную позу, для нас, как проблема, просто не существует —
– да что говорить! банька, которую соорудили в соседнем штреке Егоров со Сталкером, отгородив часть штрека листом полиэтилена – это же самый настоящий Праздник; жаль только, много бензина уходит на этот праздник души и тела – но бензин для ГО – хоть это! – не проблема; правда, выяснилось это лишь в самый последний момент, когда через ректорат прошёл-таки мой “меморандум” о всех наших дефицитах и трудностях в обеспечении – и проректор выдал мне лично целую пачку талонов,—
..: Так что бензином мы вдруг оказались обеспечены “по самый свод грота”. < Что вообще удивительно – в день официального погружения, провожая нас на институтском “рафике” до входа в “дыру”, он вдруг отозвал меня в сторону и так заговорчески сказал, протягивая две стеклянных литровых бутыли: «Бери, чего уж тут... Я же понимаю, каково вам там будет...» – это в разгар “сухого закона”-то!
: Вот какой замечательный проректор по науке у нас в институте! Я вообще не знаю, где бы был сейчас без его постоянной поддержки – и в каких местах... И вся российская спелестонавтика во главе – не побоюсь здесь этого слова – ‘Со Мной Лично’. >
А ещё у нас есть Игра: наша чудесная Игра, которую Пит ласково называет “жучок”,– и гитара, и сашкина библиотека – я такого арсенала фантастики ещё ни у кого не видел – и наша общая ‘фАнотека’: что-то около 40 кассет с самыми разными записями, от рока до КСП,– плюс ко всему Сталкер неплохо рисует и режет по камню, а Пит... Пит, знакомый с геофизикой не хуже, чем с геологией и геодезией, помогает мне с Сашкой работать с приборами – взяв на себя также всевозможные съёмочные и параметрические работы в Системе; тут по тщательности и точности ему просто нет равных – профессионал! —
: Кстати, о Пите. По-земному, через неделю у него будет День Рожденья... Не забудет-ли ГО доставить нам сюда к этому времени торт? Хотя в ГО у нас такие кремни, что сомневаться не приходится. Когда я попросил их слегка присыпать Чёрт-лифт – чтоб случайно мимо них кто к нам не пожаловал, и чтобы занять Сталкера с Сашкой на время ускоренной акклиматизации ( есть такое понятие в моём спортивном институте ) – они так расстарались, что когда я вернулся посмотреть, достаточно-ли это будет выглядеть для вышеперечисленных орлов, всерьёз усомнился: сможем-ли мы вообще теперь отсюда выбраться... Без экскаватора и отбойных молотков.
: В общем, в ГО у нас ребята серьёзные. Собственно, это ведь наш дублирующий состав: случись что со мной – вместо меня в подземной части эксперимента принял бы участие наш Великий Поэт и Программист Сэр Генка Коровин ( «Поэтом можешь ты не быть – но Программистом быть обязан!!!» – рявкнул как-то на него Егоров при всех, когда Генка, по первоначальной своей неопытности, “вырубил” половину их ВЦ в первый месяц работы ); самого Сашку в случае сходных обстоятельств заменил бы Хомо, которому временно доверено употребление в нуждах эксперимента нашего институтского “рафика”; Сталкера – друг его бурного интеллектуально-подворотенного детства Керосин,– кстати, напарник нашего Пита по у-шу: мир оказывается тесен для довольно ярких личностей,– ну а Пита при необходимости мог бы заменить самый молодой участник нашей авантюры Борька-Сапёр < здесь, понимаю, необходимо заметить, что “заменить” значит: заменить количественно. Относится, безусловно лишь к паре Пит/Сапёр,– в остальных парах баланс сил и возможностей примерно равный >,—
Но – слава Богу, и к очевидному сожалению Коровина, Хомо, Керосина и Сапёра – заменять никого из нас не пришлось, а посему они вчетвером сидят сейчас наверху в палатках примерно в 25 метрах известняковых и прочих пород над нами, называясь при этом ГО – что должно означать “Группа Обеспечения” ( Сталкер по этому поводу не без злорадства заметил, что «печения им не положено по штату» ),—
– и они ‘обеспеченивают’ некоторые наши надобности, включая своевременную доставку в Межкафедральную лабораторию ( главного официального хозяина этого нашего мероприятия ) того, что туда требуется своевременно доставлять от нас. < Пошло тестирование, совмещённое с биопробами – и Хомо каждое наше “утро” гонит на “рафике” в домодедовскую больницу – с их лабораторией достигнута договорённость о своевременном анализе наших урины и гемы,– в Малаховку он же отвозит результаты этих исследований >,—
– Ну и оттуда – из Малаховки – также,– полагаю я, имея в виду упомянутый торт, а также свежезаряженные аккумуляторы для налобников и аппаратуры.
«Главное,– вдруг снова не к месту думаю я,– успеть довести всё до конца».
: “Добежать бы, добежать бы – до придуманной державы, до восхода янтаря...” – вспоминается строка Гены.
: Мы живём в темноте на дне огромной платоновой пещеры. И не видим выхода, не видим пути – лишь чёрные крылья ночи сжимают в точку тебя, твоё – наполненное тобой – пространство. Но где-то в глубине, за поворотом, горит костёр – волшебный загадочный огонь – и отблески этого света время от времени ложатся на свод над нашими головами. Миллионы лет уже сидим мы в темноте ночи у этого костра. Я хочу встать – и подойти ближе. Только бы никто не задул пламя.
Только бы ночь — страхом своим и крыльями — не затянула мне горло.
– “Добежать бы, добежать...”
: Ведь если не мы – то кто?
Впереди – вечность.
Но почему-то хочется именно сейчас:
– И именно нам.
: Может от того, что меня с этим камнем связывает не вечность – а нечто, гораздо большее.
: “Один только Дух, коснувшись глины...”
– Помните?..
ГОЛОС ТРЕТИЙ — “ЧТОБ НЕ ПОГАС КОСТЁР У НАС...”:
: Скандал, вызванный разбирательством по поводу завала Чёрт-лифта, плавно выдыхаясь, подходит к концу. Буря в стакане на корабле, поднятая во время шторма мной и Сталкером ( Пит сачканул от боевых действий, прикрывшись каким-то непосильным простому смертному, типа меня, трудом в дальней части ЖБК ), заканчивается вынесением ( и внесением ) вотума передоверия Пищеру; и Пищер приговаривается – в качестве наказания, и это очень тонко – к продолжению исполнения несения своего бремени Главного Моховика-Затейника, а также – в качестве награды за всё пережитое мной и Любером – присуждается к ордену Жопы Превосходной Степени Верхней Ступени Раздвижной Пожарной Лестницы Останкинской Теле-Ебашни, с правом с’ношения его под штанами в очевидном месте и обращением “Комар-Жопа”,—
– Можно и просто “жопа”. Потому что мог бы, свинья, честно сказать: ребятки, требуется хорошо повкалывать – вашей же акклиматизации пользы ‘бля’ – и так далее... Но не умеем мы честно.
: Глядя в глаза.
– Хотя: Пути Начальства неисповедимы. “Не дано нам постичь своими запутанными лабиринтами извилин хайвэя начальственной мысли” – из Майн-Снова-Брудер-Диоген-Спинозы-Зенона-Сталкера...
..: а может, он просто прав. Так и надо было – как там в песенке: “чтоб не погас у нас костёр, веток подбрось...” Ну, а теперь можно и погреться в его пламени. И то, чем мы вынуждены ‘занимаяться’ уж четвёртый день, после хлопот и пахоты первой недели кажется нам ‘застуженным после воя отдыхом’ ( ага: Майн Малер Сталкер уже намалевал несчастного такого спелика, опутанного проводами а’ля’Сифр в каске с надписью “ОТДЫХ” ). Хотя – честно говоря – все эти тесты и самоистязания, включая слив личной, далеко не излишней в моём организме, крови ( и прочего: вдруг там сахар найдут?! ), мне настолько не по душе, что пусть о них лучше Зайн Либер пишет: раз нарисовать сподобился... < Для гиперреалистичности изображаемого порыскал некоторое количество колов времени по ЖБК – и нашёл раритет: каску с апокрифической надписью “ТРУД”; с неё и срисовывал. >
А мне – в лом.
: В “толстый-толстый проволока...”
– Кстати: “ещё раз о костре”,—
: “Ещё раз про любовь, да” – как, вероятно, обязательно бы уточнил Либер,—
– О любви к сказкам, я хотел сказать.
: Пищер установил правило – каждый вечер после ужина мы все рассказываем по “сказке” – на ночь, значит: этакое “спокойной мочи, старыши”. То есть что-нибудь о чудесах наших подземных.
Сталкер, разумеется, вначале был против – но потом увлёкся, и из него попёрло... По-моему, он просто брешет, издеваясь над нами. А Пит – в свою очередь – как-то очень своеобразно на всё это – я имею в виду сталкеровский трал – реагирует. Вот только трудно описать, как. Своеобразно – самое точное слово. Пищер же откровенно от всего этого балдеет. Сдаётся мне, он это специально затеял – тоже завал, только психологический. Ну да ладно: начальству завсегда было виднее. Даже хорошему. Собственно, что такое “хорошее начальство”? Это мёртвое, как обязательно бы вероятно сострил Майн Любер. То есть спящее своим начальственным мёртвым сном. Или в нигде пребывающее – отсутствующее напрочь, значит. Нам вообще без начальства в голове завсегда хорошо...
: Впрочем, чего это я? Пусть Сталкер сам обо всём этом и пишет. Он у нас талантливый, “да”. В смысле – языком чесать.
А я отстраняюсь: это не по мне. Мне, пожалуйста, конкретную деятельность подавай. В крайнем случае – работу: мон шерсть, значит.
... ‘Таким вот образом’ жизнь наша тут вступает в свою вторую – как в игре в “мандавушку” – позиционную стадию. На грани скуки то есть: на поле все вышли, все выставились, и начинают потихоньку друг друга кушать. Сидишь целый день в гроте безвылазно, обклеенный датчиками, как стена – обоями, и с тоской гадаешь о том, сколько же разных ‘дисредтаций’ и ‘зарытий’ сделают на тебе “убивцы в белых халатах” – там, наверху. Одно развлечение: проснувшись, пробежаться до Палеозала, брякнуть наверх в лагерь по установленной линии “связи” ( ха – связи! Это даже не телефон, а единственная кнопка звонка: мы звоним, и наверху все вздрагивают и просыпаются, и срываются к нам вниз – какое бы ‘бремя суток’ у них там ни было ),– так вот: брякнуть, то есть минуты две-три подержать эту кнопку нажатой, представляя, как они там матерятся, не в силах вырубить мою сирену, одновременно втискиваясь в комбезы с похмелья,– а быть может, и в самый разгар послеужинного “принятия” – и летят, вышибая крепи замками, а замки – головами, к Чёрт-лифту, сломя то, чем вышибают мозги, то есть замки,– и тем временем нассать полную именную бутылочку в компании Пита, Любера и Пищера, сдать кровь ( мерзкая процедура, ничего не скажешь ) в соответствующие пробирки с физразбавителем, или как его там; установить всё это стекло в специальный кофр, опечатать пищеровской печатью —
– и, к сожалению, удалиться восвояси, чтобы не видеть кислых рож этих придурков и не услышать ненароком, что они жаждут нам сообщить по поводу звонков в такое время суток.
– И всё развлечение. Даже жрать готовлю весь в датчиках, и сплю с ними вместо Ленки. С ними и Пищером со Сталкером и Питом.
Так и тянет потихоньку сварить пару штук и от души ( она у меня традиционно-широкая, как страна родная ) накормить Пищера.
... Не удержался: в ‘похороны-по-скотски’, которые варганил не из гигиенических пакетов, а из натуральных ‘похорон’ < всегда терялся в догадках: куда по окончании рейса самолёта девается содержимое гигиенических пакетов, и откуда берётся содержимое пакетных супов – в просторечии “блёвчиков”?.. Гадал, пока не прочитал на доске объявлений: «заводу пищевых концентратов № 2 срочно требуется сменный химик» > с добавлением специально замоченной ‘мясной затравки’ ( “отравки”, “оправки” и “притравки” ), добавил несколько белых кембриков из пищеровского зипа,– для развлечения, и чтобы раскачать хи(хе)реющего на глазах Сталкера на хоть какое-то злобоумие.
: Сожрали, гады, не поперхнувшись – так я хорошо готовлю! – а я каждую макаронину к свече подносил, разглядывая... Весь аппетит самому себе испортил.
– В общем, типичная бытовуха. Но вытерпеть можно: потому что это не главное. Главное впереди: третья, финальная часть нашей игры с этим незримым огнём.
: С костром то есть.
В который мы своим трёпом – надо признаться – интенсивно подбрасываем веток. Там уже небось пламя – как пожар мировой революции...
– Если только всё это взаимосвязано.
: Наш мозговик-затейник считает, что да.
: Сталкер полагает, что нет.
Пит говорит, что все мы чайники – перед кое-чем...
– А я вот сижу, глядя как пищеровский мафон пописывает амплитуду моих раздумий, и мучительно воображаю: что бы такое подарить Питу?.. Только бы пищеровский аппарат не заклинило. От ужаса.
: Два дня осталось. Два наших дня...
: Значит, картина аллегорическая следующая – “СОМНЕНИЕ”:
... Отважный Спелеомэн Егоров в виде, извиняюсь, осла. С одной стороны — неопределённость; с другой — полная равноверояДность. Вместо мозгов датчики. Уши, как у Майн Кайф...
– А может, подарить ему Сталкера?
: Всё равно ничего лучше у меня нет – “да”.
Жаль только, что не получилось у меня с ним породниться. И как это он Натку прохлопал? Она, бедняжка, до сих пор по нему, дураку, убивается. Хотя – нашла, по кому. Вот подарю Питу, и дело с концом. ( Конец тоже подсоединён к датчикам. )
: Мон шер, значит...
ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ — ПОСЕРЕДИНЕ ПУТИ:
... Из всего пищеровского “железа” самое интересное – это магнитофон и часы. То есть магнитофона таких у него даже два. Называются они “ХИТАЧИ” и пишут на такие специальные маленькие кассетки, у них ещё одна сторона вся металлическая. Только я не знаю, как правильно: ЗМ или 3м... Ага: “3 м”.
– Значит, я и это могу. Интересно...Эти кассетки, точнее, их стоимость, и определили время нашего Эксперимента. То есть его длительность. Пищер сказал, что по-настоящему даже суточные биоритмы нужно месяц снимать, как мы неделю работали – самое меньшее.
: Куда уж больше? Неделю так высидеть – и то тяжело. Но Пищеру этого мало. «Если б можно было закупить этих кассет,– говорит он,– на два месяца непрерывной записи – два месяца бы и сидели. А так получается только предварительный результат, затравка для следующих экспериментов. Но если хоть что-то,– говорит он с нажимом,– нащупаем – на следующие погружения нас этими кассетами просто завалят».
: С ужасом представляю, что будет на следующих погружениях,– потому что отказаться от них уже не смогу – только бы Пищер взял...
– Представляю, и никак не могу представить.
: Стена. Значит, как-то не так представляю. И тогда я спрашиваю Пищера дальше – о магнитофоне. Потому что он много интересней кассеток. И, конечно, ещё дороже. Но дело не в цене. ( Для меня, а не для Пищера. )
: представляете, он может писать сразу на 12 – с ума сойти! – целых 12 дорожек. Пищер говорит, правда, что только на одну из них можно писать звук – и то, мол, диапазон слишком узкий – а на 10 других пишутся специальные импульсы. Двенадцатая же дорожка у него “тактовая” – для записи отсчёта времени. Там ещё переключатель есть: внутреннее время – внешнее. Только почему-то не “тайм” по-английски написано, а “кварц”. И Пищер достал – представляете? – целых два таких магнитофона.
«Если что, говорит, с ними здесь случится – мне две головы и оторвут...»
: То есть, как я понимаю, мы живём в таком мире, где вещь стоит человека – да человек не стоит вещи.
А ещё у него есть часы – тоже двойной набор – и это очень странные часы: у них в часе 100 минут, в минуте 100 секунд... А часов они могут показывать только 10.
– Непонятно. < То есть, безусловно, так измерять время удобнее – и если б на Земле во всех странах перешли на такую систему, всем только легче стало,– но ведь никогда не перейдут... Это, увы, нетрудно представить. Потому что даже на более удобный календарь в 80-м году перейти не смогли,– я читал об этом,– что говорить о времени?.. А непонятно мне – это я уже дописываю/приписываю после, потому что увидел, перечитывая свои записи, что фраза “повисла в воздухе”, как бы лишённая смысла – зачем Пищеру понадобились такие часы, когда всё равно потом придётся результаты, полученные с их помощью, “переводить” в общепринятое время. >
Эти часы – не “фирменные”, это самоделки; Пищер говорит, что ему их Барсик сделал...
Я случайно проверил, у меня нечаянно вышло, просто уже, как автомат стало: говорю с человеком – и сразу представляю, что он говорит... Пищер обманывал. Почему?
: Если не Барсик – кто? Пищер сказал, что я не знаю этого человека. И мне это не важно. Это, может, и так – да только обидно, когда по пустякам врут.
: Ну да ладно. Сегодня мы окончили все эти измерения – то есть, как сказал Пищер, “отработали программу по суточным биоритмам” – и со следующей недели можем приступать к нашей. Только два дня на отдых. То есть на развлечения, чтоб “отойти” от всего этого – а то Егоров со Сталкером совсем извелись, я же вижу. Сашка до того замучился, что позавчера по ошибке в макароны с мясом какую-то пластмассовую трубку тонкую белую уронил – три кусочка. И не заметил, потому что очень на макароны похоже. Наверно, от проводов, что от датчиков к магнитофону шли: потому что Сашке даже готовить в датчиках пришлось. Но я ничего не стал говорить – а то Сталкер бы с Пищером “завелись” – только незаметно вытащил, когда никто не видел.
И выкинул. Но это мелочи.
– Немного боязно: что будет?
И часы, и магнитофоны, и всё остальное “железо” мы поделим пополам – и разделимся сами.
: Разделяться немного жалко и страшно. Будто что-то случится...
– Но, может, это я так?.. Не от разума это. Глупо бояться того, чего не знаешь.
Но ведь я могу знать?
: Никак не решаюсь поговорить с Пищером об этом. При всех как-то неудобно, а наедине мы почти не общаемся.
– Ладно, это некспеху. Может, когда мы сделаем этот его Эксперимент,– со звуком и Контактом через Неё,– всё само станет ясно. А сейчас говорить – под руку. У него своих проблем хватает: это точно. Я и так его всё время дёргаю своими расспросами...
: И как он меня терпит – такого?.. Я ведь не понимаю половины из того, о чём они говорят между собой: словно на другом языке. Особенно, когда они переиначивают слова. Никогда до меня не доходит – сразу. А доходит только потом: когда уже поздно. И начинаешь так глупо улыбаться, когда вдруг понимаешь, что имел в виду Сашка или Сталкер. Но потом смеяться поздно. И я не смеюсь: молчу, сходя за умного. Так, кажется. С разговором у меня вообще плохо получается – с книгами лучше. Потому что всегда можно остановиться, вернуться назад, посмотреть в словаре незнакомое слово. Перечитать то, что понравилось. Потому не люблю телевизор – он гонит, гонит – не успеть понять, что к чему. Все лица похожи: сливаются – не различаю, кто что сказал. Особенно ту муть, что по “видику” смотрят. Там ещё голос ублюдочный, на всех один всё портит. Понимаешь только, что лажа, а больше ничего и не понимаешь. Но когда я посмотрел “Стену” Пинк Флойда ( или режиссёр не он? Парсон? Нет, вспомнил: Паркер. А Парсон – их как бы внештатный “звуковик”, что им на самом деле весь звук поставил – вспомнил потому, что Сашка по ним “университет” делал. Но когда я записи “Стены” слышал – мне не нравилось сильно: нуда. Только звук и хорош. Но, если вдуматься, разве звук должен быть плохим?.. Так что это не заслуга и не подвиг. А фильм меня просто потряс – так это было... ) – фильм меня так потряс, что месяц потом я ничего по “ящику” смотреть не мог. И больше я таких фильмов не видел. Наверно, это один фильм в мире такой.
– И Коровина когда слушаю, ничего сразу не понимаю: просто лечу в его словах и мелодии,– да, страшно ( если можно так выразиться ) нравится – НО ВЕДЬ НЕ ПОНИМАЮ НИЧЕГО – на самом деле. А когда берёшь потом текст и читаешь стих – снова летишь: со звоном. Только уже совсем по-другому: от слов, которые понимаешь и слышишь. И потому я люблю читать Бродского – там тоже полёт,– только не во всех, конечно, стихах: “Речь о пролитом молоке” – просто текст рифм и слов, и ‘раздраже’ на весь мир из-за сущей фигни,– и в “Шествии” много больного, бессмысленного “Я”, и просто неуважения к Читателю,—
: Извините. Конечно, не о том надо писать. Я просто хотел сказать, какой я тугодум. Если можно, вычеркните потом эти строки. Потому что если я здесь черкать начну, кто подумает, что я что-то другое зачеркнул – скрыл. А Пищер сказал писать всё и не исправлять...
– И вот сегодня Пищер посмотрел на эти свои неземные часы ( потому что время у них не земное, а подземное )... Странно: написал эту строку – и словно...
: Написал “неземные” – угадал. Написал “подземные” – стена. Ошибка: как та стена, что в фильме Пинк Флойда окружала человека.
..: Странно. Вот, вдруг понял, что забыл дописать о Бродском. Сашка делал как-то “университет” по Мирзаяну ( или правильно: Мирзояну? Не знаю. Сразу забыл спросить ) – и когда я слушал, как он поёт стихи Бродского, я не слышал ни одного слова. Может, и летел – но разве для того Бродский писал свои стихи, чтоб они просто звучали – без слов, без смысла?.. Музыка всё “забила”. Хотя она и хорошая, сложная. Я это только потом понял. А вначале лишь одну вещь и расслышал: “Письма к римскому другу”...
Возвращаюсь к Пищеру и часам, и постараюсь больше не отвлекаться:
– Так вот, сегодня Пищер посмотрел на свои волшебные часы,– а они у него не только время, но ещё дни и годы могут показывать, только на этих позициях цифры какие-то странные: по дням получается несколько тысяч, а лет, кажется, 12 – сегодня он посмотрел на эти свои часы и сказал, что завтра у меня День Рожденья.
: а я с нашим “вневременем” думал, что только через неделю... Вот как мы разошлись с Землёй в счёте дней. Но теперь это неважно: программу со временем мы полностью сделали, а значит, можно узнать, какое теперь число.
– И Пищер погнал меня в Палеозал: получать почту.
..: Подарков там был целый транс – я еле донёс его до грота,– а ещё отдельно лежал торт. Как они такую коробку пропихнули в Чёртов лифт?.. Загадка: там ведь даже канистру бензина на бок класть приходилось, когда пропихивали.
– А вокруг торта стояли 25 свечей ровно, и все горели.
И в гроте от этого было светло, как днём.
: Может, это нелепо... Но это было очень здорово.
Там были подарки от всей ГО – и от “Подмёток”, и от “ДС”, и от Коровина с Керосином и Хомо,—
– Письма были, телеграммы и поздравления; от папы с мамой телеграмма была – адрес: Ильинское, магазин, до востребования...
Я с этим трансом два часа разбирался. А все смотрели.
Только Егоров, как увидел торт, почему-то обиделся:
– Я,– говорит,– старался, делал – в условиях, между прочим, из-за сплошного окружения Сталкера, приближенных к болевым, а они – подума-аешь! – готовый купили...
– И ставит на стол свой торт.
: Из чего он его сделал – тут, под землёй?
– Элементарно, килоВатсон! – докладывает Сталкер, сняв пробу – я назначил его на этот вечер Главным Дегустартором,– ‘смущёные спивки’ – примерно три-с-четвертью банки, бо именно столько я их со вчерашнего дня не наблюдаю на нашем с’кладе; ‘вандальные хари’ – раздолбанные, к моему прискорбию, в совершенно мелкую ‘окрошку’ – один пакет; ‘аппель-сын’ – два штука; ‘джеф публичный’– один, как в поле-не-воин, ‘панка’; и яблоко раздора – полтора штука, потому что этот тип половину наверняка не доложил, а слопал сам, пока готовил.
– Имел право! – тут же закричал Егоров.
– Рот закрой. И к Праву чтоб больше не приставал,– строго сказал Сталкер.
: Пищер закатился от хохота – под стол.
Но торт всё равно был великолепен. Я как представил, сколько мы будем их есть – оба...
... А потом был чай с замечательным вишнёвым ликёром ( по поводу чая замечу, что хоть готовит Сашка действительно великолепно – только зря он столько перцу сыплет во всё подряд – но вот чай... в чае он всё-таки не очень понимает: ну разве можно одновременно заваривать чай с лимонником и мятой? .. ) – но даже чай в этот раз был хорош, и просто прекрасен был вишнёвый ликёр, что передали нам сверху ребята в числе прочих подарков, и ‘дегустанция’ обоих тортов – по-моему, от егоровского “сюр-приза” ( так было написано неучтённым впопыхах Сталкером ‘шоко-ладом’ по краю – то есть по ранту сашкиного торта ),– от сашкиного Сталкер отъел всё-таки в полтора раза больше, чем от переданного сверху, и Сашка откровенно сиял, глядя, как Сталкер стремительно разрушает его творение – выискивая то-ли огрехи, то-ли кусочки повкуснее,– и я всё удивлялся этому: как они так мирно, без ругани – но насытившись, Сталкер всё-таки рыгнул, перед тем явно подумав, стоит-ли это делать,– он всегда так рыгает после еды, чтоб “завести” Сашку – и Сашка, конечно же, не остался в долгу: завёлся, как хомовский “ягуар”, с места – в карьер ( имею в виду темп, а не место добычи грунта ); он же весь обед сидел, как на иголках – ожидал реакции на свой торт, и вот – дождался:
– С ума посходили,– сказал о них Пищер, посмотрев на часы,– ещё же не вечер!
: Действительно. Обычно это у них за ужином начинается – как итог трудового дня. Или ‘вечера после тяжёлой работы’. Что же это они сегодня – “раньше бремени”?..
: Очевидно, в честь моего праздника. Показательные выступления.
– Ладно. Может, хоть вечером поспокойней будут: выдохнутся... Хотя надежды, честно говоря, нет решительно никакой:
: У них это – вечно. “Вековые”. ( Тысячелетние – как крещение Руси: в иудаизм, ислам и дзен-буддизм одновременно – что с перепугу и дало ту потрясающую всё смесь, которую так ненавидит Егоров, подставляя грудь, между прочим, совсем не украшенную крестом, под сквозняк, тянущий из прорубленной сгоряча Петром форточки – вместо нормальной человеческой двери... )
– Однако я разошёлся... Не иначе, как с отдегустированного,– под влиянием всего, сказанного Сталкером за последнюю пару минут “другу Егорову”.
: На благодарной почве.
... А потом была баня:
: С водочкой и парилкой,—
“И пивом тоже”: канистра, презентованная Керосином мне лично, потому как я водку не потребляю, разве совсем в медицинских целях и дозах – и ополовиненная лично Сталкером...
Но баня под землёй – это ВСЁ. Тут никаких слов не хватит, чтоб описать. Хотя и зрелище совершенно-голого Сталкера, рассекающего по ЖБК в одном налобнике и кирзовых сапогах – с целью выкупаться в Озере – не самое эстетичное в мире. ( Особенно те звуки, которые он при этом издаёт – крича и одновременно купаясь. )
– А потом начался Ужин.
: Грот осветили во все 25 свечей – и я отказался их задувать, жалко было гасить такое великолепие. В первый раз у нас в гроте было столько свету,– и Сталкер, конечно, тут же принялся что-то набрасывать на листочке бумаги в своём специальном планшете, окуная кисть по очереди то в акварельные корытца, то в свой любимый стакан в качестве отмыва,– откуда в минуту задумчивости и отхлебнул, даже не поморщась при этом,– к тому же я уже гасил их сегодня: в Палеозале, просто Сашка со Сталкером и Пищером этого не видели.
И Сталкер смешал спирт с малиновым вареньем и фантой – приберегли-таки бутылочку! – смешал в разных бутылях, конечно.
: Я как представил, как мы будем всё это пить... Нам же сверху ещё вино передали – “Котнари” четыре бутылки... Да и мы уже хороши были: после бани-то с водочкой...
... а ещё Сталкер и Сашка газету сотворили – “ПИТиКАНтрон”: в своём излюбленном стиле. Кажется, там были собраны все слова, что включали в себя в каком-либо виде слово ПИТ – и масса рисунков. И огромный ( слов, наверное, в 50 ) “Пищер-но-Истин-ное-Толковищ-ще”: сПИТциальный словарь в мою честь. Там и Пищеру досталось, и ГО – что, небось, уж вовсю “наотмечались” метрах в тридцати над нашими головами и дрыхнут “крест-на-крест, попарно, параллельно и внакладку”,– если не очень сильный дождь; досталось в этом словаре, конечно, и самим Сашке и Сталкеру – по обыкновению, друг от друга... Так вот чем они занимались вчера весь день! А Пищер врал, будто на магнитную съёмку уходили...Мне ведь бесполезно врать – только он, похоже, это не замечает.
– Но газета была очень хорошая.
А потом Сталкер подарил мне свою “Двуликую”. Он её из камня вырезал, из известняка; смотришь спереди – красивая девушка, а повернёшь другой стороной – очень старая женщина, только тоже очень красивая. И лицо почти то же. Я не знаю, как так можно.
А потом Сашка взял гитару и начал оправдываться, говоря, что после Вундер Сталкера, мол, выступать очень трудно; «после меня – хоть потоп»,– самодовольно заметил по этому поводу Сталкер и добавил:
– Тем более таким бездарям, как Егоров.
: Я ожидал, что будет нечто вроде “у тебя сегодня день рожденья – у тебя, не у меня; мы пришли тебя поздравить – поздравляем мы тебя”,– есть у них со Сталкером такая рычалка,– а он совсем другую песню спел, я не знаю: свою или нет – только я её впервые от Сашки услышал. И вообще впервые:
“Празднуем мы День Рожденья
Посередине пути...”
: Эта песня была тоже... как бы это сказать? ну, я всю её видел. Как фильм под музыку: маленький, минутки на полторы. Он пел – и я летел. Это будто про нас была песня.
А потом Пищер вручил мне свой Подарок. Только он не сразу его вручил, а вначале одну историю рассказал, даже не рассказал – а дорассказал, потому что начало её он поведал нам в первый же вечер этого Пребывания, и Сталкер, конечно, не мог не заметить ( я изнутри уловил-услышал эту фразу секунды за полторы до того, как он открыл рот ):
– Ну ты, блин, и паузы держишь... Станиславский на том свете обикался от нетерпения – за три недели-то, да...
