Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"

Автор книги: Сергей Гусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Да. И остаётся мне сделать один-единственный маленький шажок, чтоб окончательно нарушить весь наш молчаливый ‘уговор договора’. Хотя: “был-ли пальчик”?..

: Клятвы с меня никто – чтобы близко не подбирался к Чёрт-лифту – не брал; более того, если и встречу кого – постараюсь не уточнять, который сейчас день и час недели,– а если – паче чаяния – повстречаю ‘совершенно-случайно’ кого из нашего ГРОБА – Группы Обеспечения,– то есть из “Подмёток” хоминых кого, иль из своего “ДС” – “Дерзкого Сада” – так те, понятное дело, мне и сами не скажут: пытай-не-пытай...

– Да встретить кого-либо в Ильях летом среди недели ( или что у них там сейчас проистекает ‘в смысле бремени’? ) вообще невозможно: потому как не сезон, да. И потому мы затеяли наше геройское предприятие именно здесь и сейчас – чтоб не смущать народ идиотскими запретами на посещение ЖБК: в конце концов, какое мы право имеем отнимать у ильинского народа пол-Системы ( если не сказать – значительно больше ) в угоду своим приколам и непонятным половине из смертных целям? < Каюсь – взял сильно завышенную оценку: влияние Пищера. >

– Но “случаи разные бывают”, а потому сейчас наверху над входом в Систему всё-таки дежурит наша славная ГО,– буквально “на всякий случай”: осадить слишком большую и решительную толпу чайников, рвущихся поздравить и пожалеть нас...

: Ха! “Дежурят” < хамство внутреннего голоса > – отмокают в реке, если не дождь и слишком жарко, или дрыхнут в палатке без задних ног,– ну, может, ещё у костра Коровин соловьём заливается,– хотя, честно говоря, слабо мне сейчас представить себе такие ‘поднятия’, как дождь и жарко – равно как и такой неизменный предмет нашей жизни, как звезду по имени Солнце – а ведь не так давно сидим: “что же дальше будет, Вондервурт?..”,– но дело не в этом предмете или предметах – я начал о другом, о ГО – так вот, даже ГО увидеть шансов у меня практически нет, потому как они “по условию поставленной Пищером задачи” сюда раньше, чем через неделю не сунутся —

– за акомами нашими отработанными, записями этими, что мы вроде бы “по условию той же задачи” как бы обязаны вести – только непонятно, что нам нужно писать, да и зачем это нужно,– впрочем, я опять отвлекаюсь,– да; так вот, заберут они все наши записи, мусор и прочие отходы – а потом, “через некоторое количество колов времени” принесут нам сюда хлебушка свеженького, акомы свежезаряженные – и снова будет у меня нормальный ходовой свет; ещё “железа” пищеровского подкинут,– в общем, типичная “экспедиция посещения”... Только посещения никакого не будет.

: Да.

Потому что встреча с нами в условия дважды помянутой Задачи не входит; дальше Палеозала они не сунутся – просто сложат здесь всё, что нам будет предназначаться, заберут наши посылочки – и привет... Да и сюда, небось, не полезут, пока не убедятся со всей свойственной Коровину тщательностью и усердием Хомо, что в означенном ‘ПалеозаДе’ не тусуется – конечно же, совершенно-случайно, исключительно-в-силу-собственной-рассеянности – какой-нибудь перекуривающий Сталкер...

: Именно в этот момент, да.

Так что шансов встретить здесь хоть какую-нибудь заблудшую – эх! бы женского полу! – душу у меня нет решительно никаких.

– Да...

И потому я – сидя тут – ничего в принципе не нарушаю,– даже жаль, между прочим. Потому как, конечно, всего пять суток ( не скажешь, что дней ) – или около того – здесь,— а уже немного тянет хоть краешком глаза глянуть:

– Как там эта штука, вокруг которой Земля вертится?..

..: Да штука эта – так, к слову. С ней-то как раз ничего – и я совершенно искренне на это надеюсь – случиться не может ( по крайней мере, как успокаивал нас наверху перед погружением Коровин, “в ближайшие 4,6 мрд лет”,– а он знает, что говорит, когда говорит о таких вещах – в отличие от трендилы Егорова и лидера Пищера, да,– хотя обучались они этой нехитрой науке как бы в одном месте, да ),—

– А ВОТ КАК ТАМ, Н А В Е Р Х У . . .

: Слишком общественная я всё-таки скотина. Да.

– Представляете / к примеру /, как в анекдоте: сижу я так здесь, курю – и вдруг из Штопорной ( виноват, тьфу, из Чёрт-лифта ) шум, гам, свет, камни – и прочие крики – и ГО в полном своём составе вываливается, один-за-другим, двенадцать человеко-членов – и родное моё “ДС”, и хомовские “Подмётки” – и орут на всё ЖБК, расплевав в упор Священные Пищеровские Установки:

– МУЖИКИ!!! ЭВА!!! ВЫ, КОНЕЧНО, БУДЕТЕ СМЕЯТЬСЯ – НО ГОРБАЧЁВ ТОЖЕ УМЕР!!!...

– Эх! Да...

..: об этом можно только мечтать. < Чтоб ему минеральной водой захлебнуться, проклятому!.. >

– С этой мыслью встаю, тушу бычок – то есть, эскьюз ми пардон, уже почти фильтр – зарываю его под надлежащий камушек в целях пророста – и делаю тот самый последний шаг в сторону Чёрт-лифта:

: Шаг, который...

– и острожненько заглядываю в него: всё-таки единственная ниточка, связующая нас с Поверхностью... Со светом, стало быть, той самой штуки,—

– Глупости. Ничего оттуда не лезет: потому что “вы, конечно, будете смеяться” – но весь Чёртов лифт совершенно-наглухо забит камнями:

: АБСОЛЮТНО-НЕПРОХОДИМЫЙ ЗАВАЛ –

– И глядя на него, я начинаю так пятиться, пятиться назад – пока не упираюсь пенкой в стену. В противоположную стену грота,—

– И тогда я во весь дух бегу к гроту, которому мы так и не успели дать названия. И думаю на ходу, что “Братская Могила” во всех отношениях будет, безусловно лучше, нежели “ЛИПОТА-2”: не хотелось бы мне – как “Свечки”... Особенно в столь замечательной компании —

– А потому в Хаосе ( виноват, пардон эскьюз ми, Базе ) я всё-таки забираю канистру с водой и успеваю как раз к столу. К обеду то есть —

: Сашка подозрительно глядит на меня.

– Где это ты шлялся?

– Ждал,– говорю, а голос так предательски норовит сорваться и пустить петуха,– пока канистра накапает. Озеро-то всё ещё третьего дня с Торжественного Бодуна пришлось вылакать... Да и вода на пищеровский Указ косо смотрит – утекает в какие-то скрытые щели, не задерживаясь...

– Говорю, а сам думаю: только бы интонация/детонация проклятая не выдала,– только бы ни в чём не продешевить и не переиграть – только бы всё, как обычно...

– Угу,– бормочет Егоров, орудуя большой “накладной ложкой” – и мне физически кажется, как же много он накладывает в каждую миску,— верю. Небось, в Рожайку бегал купаться, иль в ильинский магАзин – за пивОм...

: А я и вправду мокрый – хоть выжимай. Только от другого.

– Ладно вам,– традиционно говорит Пит,– давайте будемте есть.

: Давайте. Будемте. Главное – не друг друга.

... и всё-таки: ни черта они не понимают в жизни. Что Пищер – крэйзун наш тарелочно-экстрасенсо-спелео-мифический; что Сашка – “моя амбиция меня бережёт”; что Пит... А что – Пит? У него ещё всё впереди. Впереди – если...

: Если у нас у всех впереди ещё хоть что-то будет – кроме, разумеется, того срока, на который у нас тут запасено всяческой еды и света, я имею в виду.

И что имею...

... и мне становится нестерпимо-жалко всех нас.

Только не желаю я быть тем самым гонцом, которому лет этак 400 назад – аккурат в момент разработки этих самых каменоломен, кстати – просто оторвали бы голову. Или посадили на соответствующую случаю крепь – весьма, между прочим, отточенную. Так что договоримся: это будем не мы. “И никаких истерик” – с голосом и юмором чтоб было, как обычно. Чтоб, к примеру, не подкачать – как только что, перед обедом:

: В самом деле – чуть всем аппетит не испортил... Никогда в жизни я не острил так плоско —

– И чуть не забыл написать: Да.

ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ — ИГРА:

... И мы начинаем играть.

То есть мы не сразу начинаем играть, нет – плохой из меня описатель – а после обеда Сталкер вдруг говорит: давайте, будемте играть в “мандавушку”. Мол, давно уже не играли. А для Егорова и Пищера это, как команда “марш!” после “внимание”. То есть стоит кому-то предложить – ни Сталкер, ни Сашка, ни Пищер секунды думать не будут – так они любят эту игру. Я даже думаю, что меня они взяли с собой только потому, что им был нужен четвёртый игрок. Хотя в “мандавушку” можно играть и вдвоём – но тогда непонятно, куда девать третьего, который тоже хочет. А втроём играть нельзя – поле квадратное, как обычная доска от шахмат или шашек, только со стороной в десять клеток. Как у корейских шахмат. И четыре угла для четверых игроков.

( На самом деле я знаю, что меня взяли в это Пребывание потому, что из всего ильинского народа я один по-настоящему занимаюсь топосъёмкой, в том числе подземной, и хотя на любительском уровне и Сашка, и Пищер снимать могут – Пищер понимает, что для составления действительно хорошего документа этого недостаточно. А Пищер очень хочет оттопосъёмить ЖБК по-серьёзному,– впрочем, я об этом уже, кажется, писал. Соответственно, если уж начал, скажу, что точно так же у каждого из нас чётко определены его задачи: без Сашки Пищеру самому не потянуть обслуживание всей своей аппаратуры, не смотря на то, что половину всех этих приборов он изобретал сам – не потянуть, потому что Сашка действительно грамотный и профессиональный электронщик, а Пищер хоть и представляет, как и чем в принципе нужно измерять то, что он хочет измерить, сделать своими руками – или найти неисправность по необходимости – так, как Сашка, не может. У Сталкера же устойчивая параметрия – как говорит Пищер; я не вполне понимаю, что это значит, но, кажется, догадываюсь. Потому что Сталкер никогда не выходит из себя и не раздражается по пустякам, и Пищер рассчитывает, что Сталкер в этих наших записях будет наиболее объективно писать обо всём, что с нами происходит. Извините за долгое отступление. )

Пищер, правда, ещё говорит, что мол нужно, раз уж у нас сегодня “ПХД”, и записи свои в порядок привести – Журналы эти, или как их назвать правильно – не знаю – но не слишком уверенно он это говорит, к тому же Сталкер орёт, аж уши закладывает, «утром стулья – деньги вечером» – и Пищер, конечно же, соглашается: «ладно,– говорит он,– только чтоб завтра точно каждый привёл в порядок свои записи, а то четыре дня, как никто ничего не писал...» Конечно, ему и самому поиграть хочется – не меньше Сталкера – но должен же он сказать насчёт записей: ведь он – главный.

А Егоров ещё говорит – изподтишка – «а завтра – Большую».

И Сталкер кивает: и записи, и “Большую” – обязательно, мол.

“Большую” – это значит не обычную, а большую партию. В обычной – той, что как правило играется – каждая фишка – или “жучок”, или так, как их Егоров со Сталкером называют – только периметр поля должна пройти и потом – по диагонали – в центр поля, в “дом” завестись; а в “Большой” она не сразу в центр заводится – а по спирали всё поле проходит, клетку за клеткой. И со спирали на спираль фишки – если на соседних клетках оказываются – друг друга есть могут. Ходить же по полю можно только на то количество клеток, сколько точек на кубике выпадет. Кубик вообще в этой игре очень большую роль играет – потому что задаёт, как говорит Пищер, “фактор случайности”. Сталкер же просто называет его “пятым игроком” и считает, что с ним можно договориться и играть в паре против всех – и тогда выиграть – или поссориться и продуть партию. Ну, не знаю... У каждого, наверно, своё понимание этой игры. Но это и делает её столь интересной, не похожей на другие. Потому что в ней и думать надо, куда и какой фишкой ходить – не меньше, чем в шахматах, честное слово – и ещё угадывать-понимать, что на кубике у кого в какой момент выпадет – чтоб не ошибиться со своим ходом.

И ещё нужно сказать, что “есть” в простой – то есть “малой” игре – фишки могут друг друга только, если одной по-кубику выпадет точно на занятую другой фишкой клетку встать. Перепрыгивать друг через друга они не могут, и это здорово тормозит игру. Бывает, что прямо перед тобой на следующей клетке стоит кто-то, а у тебя выпадают все знаки, кроме “единицы”. И ты стоишь, и ничего поделать не можешь. Вообще об этой игре можно очень долго рассказывать, потому что правила я уже почти все перечислил, но в ней очень много “тактических ходов” ( так говорит Сталкер ) – и они как раз позволяют тебе выиграть, несмотря на невезение с кубиком. Что ещё сказать? “Малая игра” может час длиться или три, а “Большая” – растянуться на целый день. А то и на два – это как сложится. Поэтому если они завтра ещё и “Большую” затеют, то весь день в гроте сидеть придётся. Впрочем, завтра всё равно весь день в гроте придётся провести – из-за записей этих, хотя бы.

Хотя... Что-то тут не так.

Что-то не то было в словах Сталкера – только что, я не понял.

И как-то странно он ещё говорит: играть, так играть – когда мы убираем со стола всё после еды и Егоров достаёт поле и фишки с кубиком. Можно подумать, его кто неволит. Сам же и предложил.

И мы начинаем играть.

Я беру кубик и кидаю его – выпадает 3. Ладно: слишком мало шансов, чтоб с первого броска сразу 6 выпало. А “выставиться” – то есть выйти на поле и начать игру – можно только, если на кубике выпадет 6. Такое правило. “Шестёрка” вообще в этой игре – самая важная, потому что если выпадет 6, имеешь право на повторный бросок, сколько бы “шестёрок” подряд у тебя ни выпало; а если ты две “шестёрки” подряд выбросил, но не использовал ( специально пропускал ход – это и есть “тактика”, или не мог ходить, потому что был заперт чьей-то впереди стоящей фишкой – я уже объяснил, как ) – то можешь любую из своих фишек, стоящих на поле, “дамкой” сделать. А “дамкой” можно ходить в любую сторону ( а не только против часовой стрелки ), и есть все фишки подряд, на сколько клеток тебе выпадет переместиться по кубику – почти, как “дамкой” в шашках. “Дамка” в этой игре самая ценная вещь, потому что ей можно легко убрать с поля всех противников, и без помех завести свои фишки в “дом”. Да только очень редко бывает, чтоб выпало две “шестёрки” подряд – и ты их не использовал. Но всё же бывает.

Некоторое время ни у кого не выпадает “шестёрок” – выпадают, кажется, все кости, что есть на кубике, только не 6 – и разговоры за столом постепенно смолкают. Только Сталкер как-то преувеличенно весело каждый раз после неудачного броска говорит: «ничего, не сразу Москва строилась – и не за раз наши штреки вырылись…» А потом на поле подряд выходят Пищер, Сашка и я.

И начинается Игра. Только Сталкер никак не может “вывестись” – но похоже, это его особенно не угнетает.

Весёлый он человек.

Жалко только, что с ним в паре играю я ( играем “два на два”, потому что так гораздо интереснее, чем “каждый против всех” ). Но так и проиграть можно: не из-за себя, из-за партнёра, как сам ни старайся.

Я довольно быстро успеваю загнать первую свою фишку в “дом” – ловким задним ходом “съедаю” Егорова, то есть, конечно, его фишку, потому что есть-то можно и назад – главное, чтоб на кубике выпало ровно столько точек, сколько клеток отделяют твою фишку от фишки противника; это ходить можно только вперёд – “съедаю” же я фишку Егорова вот как ( объясняю специально, потому что это самый замечательный тактический ход, который я знаю, и чтоб понятнее было, как мы играем ).

Представьте себе шахматное “поле”. На 6 я выставляю свою фишку в угол. Дальше мне надо бы идти вправо – против часовой стрелки и так обойти по периметру всё поле, кидая кубик на каждый свой ход ( если не “сожрут” мою фишку Егоров с Пищером ); дойдя до своего угла, я сворачиваю на диагональ, ведущую в центр поля – и спокойно завожусь в “дом” ( устал от “кавычек”, и не знаю, нужны-ли они дальше ) – одну из четырёх клеток в центре поля, что соответствует моему углу. То есть в дом я завожусь, если подхожу к своему углу слева. Такое правило. А тут я вижу, что Сашка именно слева приближается к моему углу. ( Есть, я уже написал, можно и назад. ) И я чувствую ( не могу объяснить, как ), что через два хода у меня выпадет на кубике ровно столько, сколько клеток будет отделять его фишку от моей слева. И я никуда не хожу, пропуская ходы, а жду его. И когда только три клетки отделяют его фишку от моей, я бросаю кубик ( моя очередь бросать ) и выкидываю на нём 3. Я не знаю, как так получается – но это и есть Игра. И потому она нравится мне, как и всем остальным. Только такое предчувствие тоже бывает редко – как и две шестёрки подряд. Я съедаю Сашку, и когда следом у меня выпадает 5, просто дохожу до своего угла, будто уже прошёл круг, и завожусь в дом. Это и есть тактика. И первая моя фишка буквально в четыре хода попадает в дом ( всего же их надо завести туда четыре – так мы договорились в начале игры, потому что перед игрой всегда договариваемся, по какой системе играем, так как вариантов игры много – можно заводить и три, и пять фишек, или, скажем, запретить есть задним ходом – только это уже не интересно ).

Но тут моё везение кончается.

Сзади ко мне ни Сашка, ни тем более осторожный Пищер больше не подходят – наоборот, всё норовят сами сожрать меня спереди – и игра начинает выдыхаться. Наступает её вторая стадия: медленное, упорное продвижение фишек к своим домам с постоянными съедениями друг друга, после которых снова нужно ждать шестёрки, чтобы продолжить игру этой же фишкой. Хорошо ещё, что играть можно одновременно хоть всеми четырьмя фишками ( я предпочитаю вести по полю две – в зависимости от того, что выпадает на кубике, и на сколько клеток нужно перевести каждую, чтоб съесть кого-то – или наоборот, не быть съеденным, и одну иметь в резерве: выставленную на поле, но ждущую своей очереди в углу для заднего хода; кажется, не сказал о естественном, но важном моменте: число клеток, выпавшее на кубике, нельзя произвольно распределить меж всех своих выставленных фишек – на каждый ход можно двигать только одну, но любую ).

– “Позиционная война”,– объявляет Егоров. Преимущества ни у кого нет – да и быть не может: фишек на поле уже достаточно и все чуть-ли не каждый ход жрут друг друга. Я, как могу, в одиночку сражаюсь с Пищером и Егоровым – они уже по две фишки завели в дом, а у меня только одна ( та, первая ) – да и на поле у них постоянно две-три гуляют; я, правда, как-то всё-таки умудряюсь их съедать – но завестись не могу. Не хватает меня одного на них обоих, а Сталкер никак не может выкинуть свою шестёрку.

И я вижу, как у него потихоньку портится настроение.

И тогда я начинаю – как бы это назвать? – немного отвлекаться.

Я вообще не знал, писать об этот или нет; может, всё это неважно... А может – важно. Я напишу, а Пищер пусть потом решает – или кто там будет решать – в общем, не важно, кто.

То есть я начинаю воображать. Конечно, это глупо – понимаю – но ничего не могу с собой поделать. Я всё время как бы досочиняю события – или как это сказать: гадаю немножко, что-ли?

Вот, к примеру, Пищер говорит что-то, а я тут же думаю: а Егоров на это ответит так... а потом Сталкер сострит... и Пищер скажет ему...

Это почти мгновенно у меня получается, само собой. И постоянно. И так быстро, что я два-три варианта успеваю продумать ( или как правильно – “придумать”? ) – пока из них один другому ответит. И на два-три хода вперёд – то есть, если это разговор, то на две-три фразы. Иногда даже думаешь: эх, Сашка! Лучше бы ты вот это сказал! Ну что же ты? Ну скажи, скажи! Ведь не поздно ещё, можно сказать – только надо то-то и то-то вначале помянуть, или сделать что-то – это, смотря о чём разговор идёт. И здорово бывает, если он и вправду начинает говорить, как я придумал. Сразу внутри такое чувство – будто летишь куда-то и звон хрустальный вокруг.

А может, я просто дефективный. Не знаю. Но мне всегда интереснее не говорить – а следить за разговором. Думать за всех. То есть не думать, а... ну, я в общем уже написал, как и что. И под землёй это со мной всё время происходит, а наверху – почти никогда. Редко очень.

А ещё бывает – это, когда нет разговора, как сейчас,– я картинки представляю себе. Ситуации. Вроде как фильм смотрю. Это даже интереснее, чем разговор за всех думать – потому что тут и думаешь, и делаешь будто что-то за всех, как на самом деле, и ещё что-то происходит независимо от тебя. И тоже – три-четыре варианта за секунду, наверное. То есть тоже очень быстро. Очень интересно.

Вот и сейчас – загадываю: у Сашки будет 3. Нет. Чувствую стену глухую – и вокруг, и – больше – впереди,– и знаю: не будет у него сейчас 3. Тогда, говорю – нет, представляю про себя – будет 4. И снова стена. Тогда – 5, решаю я, потому что как в игре “горячо-холодно” меня тянет в сторону увеличения цифры, и всё это за полсекунды, наверное, и Сашка кидает кубик, и – полёт со звоном – 5.

Угадал. Попал.

Но кубик скучно угадывать – к тому же не себе ведь,– правда, это помогает уберечься от некоторых ходов Сашки и Пищера, но ведь не ото всех, а потом, так играть неинтересно – будто нечестно – и поэтому я представляю себе другое.

– ХР-РР!.. – трещина вдруг разрывает потолок, по потолку – чёрным страшным зигзагом ( я так ясно её вижу! ) – и камни оттуда, столб земли, пыли и глины... Обвал. И мы все тут же – нет, быстрее! – к стенам, но ещё быстрее – ватная стена и вялость, тупик: нет, с нами такого здесь не будет; только трещина чёрная – та, в начале – была “со звоном”, а как я подумал о нас – сразу стена; значит, думаю, обвал может и будет – когда-нибудь, но только не при нас – а после, может, через миллион лет.

И лёгкая пустота внутри: со звоном.

Значит, правильно. Но это не трудно. И потому я позволяю себе немного повалять дурака. Всё равно на доске – я имею в виду: на поле игры – и вокруг неё ничего интересного не происходит. Если не считать, конечно, кислой физиономии Сталкера, помноженной на его невезение и наш с ним – при такой игре – неизбежный проигрыш.

Но как раз это совсем не интересно. Особенно те слова, которые по поводу дальнейшей игры начинает говорить обычно сдержанный на такие слова Сталкер.

И так как ничего нового для меня он не говорит ( слов этих я в армии своей наслушался выше крыши – особенно когда нас прижимали к земле, точнее, к тёплой вонючей жиже своим огнём чёрножопые бандиты из УНИТЫ, а другие чёрножопые – которых мы должны были натаскивать, но по сути, только защищали, не знаю, во имя чего, от тех – боялись рыла своего от земли оторвать ) – так вот, слов таких я с тех пор на дух не перевариваю – и потому представляю ( чтоб не слышать того, что говорит Сталкер ):

... с хрустом разрывается потолок, и из него прямо на стол – аккуратно между нами – вываливается здоровенный каменный блок. Кубик со стороной ровно в один метр.

Вес, соответственно – 2,7 т. Как у мрамора. Потому что камень, естественно, влажный.

И на всех гранях — :::.

То есть, как мог бы себе представить Егоров – “картина алегорическая...”

Внезапно – Сталкер, 6! – почти кричу. Звон изнутри, и всё гудит от звона – 6, 6, 6, 6, 6, 6... – сколько же раз? Ведь не бывает!..

И тут Егоров говорит: «В прошлый раз Сталкер доказал, что можно за всю игру не войти в дом. В этот раз он, очевидно, хочет доказать, что за всю игру можно не выйти на поле.»

А Сталкер всё трясёт кубик в стаканчике...

– Да кидай же,– не выдерживаю я – и он кидает.

– Теперь снова кидай,– говорю я, когда он выставляет на поле свою первую фишку,– только стой на месте, никуда не ходи – чтоб сразу дамку сделать.

Тут же представляю, что он мне говорит, и как он, не слушая меня, идёт на свою следующую шестёрку, не веря в Удачу – и всё тут же заваливает, потому что тот вариант с бездной шестёрок быть может один из ста тысяч, из тысячи миллионов вариантов, и нужно, будто в лабиринте на ощупь пройти, не сворачивая в ложные тупиковые ходы, именно им, и не дай Бог ошибиться, свернуть не туда,– всё это одновременно со звоном вихрем проносится в моей голове, и пока он, как в замедленном кино, тянет руку к своей фишке, я говорю ему именно так, чтобы он никуда не пошёл – в противовес мне, а остался на месте. И кидал кубик повторно.

Так говорить – очень сложно, трудно, почти невозможно,– и внутри у меня всё начинает болеть и корчиться, потому что это ещё и западло – манипулировать человеком,– но я так говорю, потому что это единственный вариант заставить его выиграть — и он выкидывает шестёрку десять раз подряд, и внутри меня словно что-то щёлкает – перегорая, выключаясь – и я ощущаю жуткую немоту-безмолвие изнутри, и покой,– а Сталкер делает себе три дамки подряд и съедает ими все незаведённые фишки Егорова и Пищера – и те, что они повторно пытаются вывести на поле, выкидывая свои редкие шестёрки,– и мы со Сталкером без проблем ДЕЛАЕМ ЭТУ ИГРУ.

Только плохо выигрывать у Пищера с Егоровым. Неинтересно. Это обязательно шум и скандал, и обвинения, что мы со Сталкером жухали, а они, мол, добрые такие, нас прощали, и выигрыш наш – липовый; то есть нас ещё пожалеют – как маленьких...

Ну, ничего. Раз так – я вам тогда завтра Большую Мандавушку в сухую сделаю. То есть выводиться вы у меня, конечно, будете – это от меня не зависит – но к дому ни один из вас и близко не подойдёт. “Да”!

“Уж это точно – по ряду причин на самом деле – или типа того, в некотором роде, значить,– я имею в виду. И что имею – пардон, эскьюз ми! – то и введу: мон шер, да.”

( Кажется, Егоров добавил бы ещё “этсетера” – но я не знаю, что это значит. )

Вот вам всем.

Только это не самое плохое. Это так, мимоходом ( я предупреждал: описатель из меня никакой ). Ведь игра – она и есть игра, чтоб не всерьёз, и проигрыш выигрышем представить – выиграть то есть как бы... Это всё не всерьёз.

А всерьёз – это когда мы со Сталкером начинаем выигрывать и я расслабляюсь – ко мне вновь возвращается тема обвала. И никак её не отогнать. Я кручу разные варианты – и так, и этак, и все они кончаются глухой стеной, но тема не отпускает – совсем как тогда, в 78-м, когда “Свечки” пошли в Ильи, а я не пошёл с ними, потому что дело было совсем не в тренировке – планового занятия не было в то воскресенье, а что касается общей подготовки, то посещение пещеры лучше любой разминки,– я знал, что будут “волоки” и “колёса”, и водка до одури, и что добром на этот раз не кончится – будет сыпуха; подумал ещё, что это я “накручиваю” лишь от того, что так, как они, мне ходить под землю совсем не нравится – но тема обвала крутилась и крутилась в моей голове, пока не позвонил Гена и я понял: надо ехать,– и только тогда отпустило,– так и сейчас: привязался хуже редьки, а где, как и что – а главное, когда – никак не поймёшь.

Плохо, что приходится перебирать кучу вариантов; хоть и быстро – за секунду их до пяти прокрутить можно, липовые-то сразу отсеиваются,– но страшно сложно одновременно угадать и “где”, и “когда”. Потому что вне времени также трудно себе что-либо представить, как и время вне места. Тут приходится хитрить – вводить время ( надеюсь, я правильно это описываю ) – понятие времени – плавно, начиная с “сейчас” – и тут же качелями будет/было,– и далее: маятником. А после привязываться к конкретному моменту.

И вдруг я угадываю, “где”,– и волосы у меня встают дыбом, и я понимаю, почему никак не мог угадать его раньше: потому что я его ждал, пытался понять, как он будет происходить – когда, через какой промежуток времени в будущем ,– а он уже произошёл.

И, что самое страшное – именно страшное – внутри легко-легко. И звон хрустальный: как туш победителю.

Тоже мне – праздник... Только как я его проморгал?

Понять не могу. А может, у меня просто больное воображение? Чтобы проверить это, после игры, когда все, испив традиционного чаю, начинают укладываться спать, я говорю, что немного пройдусь – на сон грядущий.

Все смеются, а Сталкер – нет. Действительно: знает, что-ли?

И я вспоминаю, как долго он ходил за водой. Значит, был там – и видел. Так вот почему он сегодня такой...

Значит, можно и не ходить. Значит, так оно и есть. Только почему он никому ничего не сказал?..

Значит, у меня всё-таки слишком больное воображение. И меня надо лечить. И чтоб убедиться в этом, я всё-таки иду.

Все смеются; все – это Егоров и Пищер, а Сталкер – нет. Он что-то ворчит – мол, что за мода такая: одному на ночь глядя ( или как здесь со знаками препинания? не знаю ) – но что он может сказать? И я говорю так, чтоб он заткнулся. Хотя это тоже трудов стоит. И я понимаю, что так нельзя. И Пищер назначает мне “КС” – контрольный срок – 2 часа.

Теперь уже смеются все – даже Пищер, когда до него доходит, какую глупость он сморозил. Потому что какой может быть “КС”, когда мы тут все без часов?.. К тому же спать они через два часа будут – как сурки, уж я-то знаю.

Это себе даже представлять не нужно.

Конечно, Пищер может запросто запретить мне одному шляться по Системе, когда все неизвестно насколько ложатся спать, да и где искать меня в случае чего – неизвестно,– и Пищер, насколько я знаю его, должен запретить мне эту прогулку ( на неопределённый срок с неопределёнными целями и вдобавок в совершенно неопределённое место, потому что я, естественно, просто не желаю сообщать никому, куда и зачем направляюсь ) – и я уже готовлюсь сказать ему – знаю, на слово “медитация” он, преисполненный, как и все непосвящённые, какого-то трепетного уважения к Миру Востока, сделает “стойку” ( так это называет Егоров ) – но он почему-то меня отпускает. И я не понимаю, почему. Не могу понять – но мне не до загадок Пищера,– я иду, прохожу Хаос, Палеозал, подбираюсь к чёртовому обходняку Штопорной – и вижу завал.

Точь-в-точь, как я его себе представил. И понимаю, что чувство полёта будет тем сильнее, чем точнее представишь себе картинку – а попробуй, угадай её так всю – в деталях – и пробую его разобрать. Руками.

Конечно же, это глупо – голыми руками, даже без рукавиц – но что-то ведь надо делать,– и я понимаю, почему Сталкер никому ничего не сказал. “Свечек” я и сам прекрасно помню: ещё бы! – я возвращаюсь в грот,– ребята уже спят, спят хорошо, спокойно, и незачем их будить; всё можно отдать на свете за этот их сон, мой сон – ничто в сравнении с этим – я выбираю то, что мне понадобится из инструмента – затем вновь иду к завалу и начинаю копать. Опыт уже есть. К тому же я попробовал представить себе, как буду его разбирать – и, в общем, было чувство полёта.

И я работаю, пока не упираюсь в три больших глыбы. Треугольником они висят надо мной; тронешь одну – две других просто размажут по стенкам этого наклонного, почти вертикального узкого лаза,– они висят в распоре, упираясь покатыми боками друг в друга, а на них сверху – другие, помельче... И сколько их там – это мне уже трудно вообразить: слишком устал. Выдохся. Я пытаюсь понять – угадать – как я разбираю этот завал дальше,– но у меня ничего не получается. Полный тупик. Стена.

И я возвращаюсь в грот – спать. А по дороге вспоминаю, что Пищер как-то говорил, что свечение – которое мы видели – появляется перед обвалом. Мол, какие-то натяжения в породе, микротрещины, и газ какой-то по ним... Или электрические напряжения... Жалко, что я ничего этого не знаю. А при всех спрашивать его мне было неудобно. Думал, потом спрошу ( состояние кауманек, к которому мы приближаемся здесь, под землёй, как-то позволяет это увидеть, очувствовать? Не знаю ) – да теперь не спросишь. Теперь надо молчать. И копать потихоньку.