Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"

Автор книги: Сергей Гусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Что ж: внешне всё чисто. Интересно только, Пищер готовит себя к роли кролика – или?.. И кто будет с ним в паре? Ясен пень, он наверняка настроился на Липоту – недаром же строил её десять лет назад... И химией истязать себя не хочется, и ещё меньше хочется сорвать крышу вместе с башней в Сумасшедшем – даже без химии, ведь очевидно, что парочка, решившаяся провести там “некоторое количество колов бремени”, услышит Жана-Мишеля гораздо раньше, чем его включат в Липоте. А быть может, даже увидит – в Липоте можно вообще ничего не включать. Значит.

– ‘И никакие медиаторы, и никакие психиатры...’

– Я буду у Барабанщика,— тихо говорит Пит.

Сталкер смотрит так, что это не вызывает сомнений в его намерениях. И слава Богу.

– И Пищер, подтужившись, излагает нам свою Малую Цензурную Диспозицию,– программу действий на сегодняшний день то есть,– из которой мы узнаём, что сегодня нам предстоит Трансляция, Трансгрессия, В-Нуль-Транспортировка – и так далее. То есть переноска оставшихся трансов – у нас ведь ещё масса трансов и коробок пищеровских с приборами за Чёрт-лифтом осталась... Что я и без него, между прочим, прекрасно знаю. То есть – помню: пока.

– Я эскьюз ми,– обращается к Пищеру Сталкер ( а кто ещё в нашей компании может так обращаться к человеку – даже к Пищеру ? ),– но почему обязательно Липота? Почему, скажем, не здесь?

– Потому что это связано с определёнными психологическими условиями,– начинает, как обычно, выкручиваться Пищер.– Понимаешь, обе группы должны быть как бы в равном положении – а так получится, будто одну будто изгнали из грота... У них возникнет чувство дискомфорта, привыкания к новому месту – а вторая будет как бы продолжать...

: Хочется произнести сакраментальную фразу – даже не произнести, а РЯВКНУТЬ, ЧТОБ ОТ ПОТОЛКА ‘ШТУКАТУРКУ’ ПООТРЫВАЛО – то есть тонкую, до полуметра, отслоёнку,—

: ведь совершенно, как говорится, понятно, что...

– КОРОЧЕ, СКЛИХАСОФСКИЙ!!! — не выдерживая, рявкает эту фразу Майн Либер.

– Ну... – перестаёт мяться, как девочка, Пищер,– мне нужен грот, где была беда. Грот с достаточно большой напряжённостью...

– остальное нормальный человек может не слушать.

..: Нет, всё-таки замечательная у нас подобралась компания! А главное, как лихо мы разделились: никогда бы в жизни своей – столь прекрасной прошлой жизни, так рано, судя по всему, завершающейся – не угадал бы, что Мон Амиго Любер-Люмпен-Либер-Люмен Сталкер...

– Хотя...

: Мон шерсть, значит. Значит, пора тащиться тянуть трансы. Или типа того – пищеровские коробки и канистры бензина, скажем.

– И на ум проходит картина аллё-героическая соответствующая: “ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ”. Слова на сей раз Пищера, музЫка народная, частушечеая:

... Темнота. Хаос. Яркие – до боли после наших слепеньких коногонов – лучи прожекторов и юпитеров освещают карету скорой помощи ( упряжка из шести прусаков ), припаркованную за невозможностью дальнейшего проезда у плиты с надписями под знаком “СТОЯНКА А/М ЗАПРЕЩЕНА”. На переднем плане носилки; на носилках я, Пит, Пищер, снова я ( хорошего парня много не бывает, особенно с раздвоением на’личности ), ещё один Пищер поменьше, за ним до буфетно-слонового комплекта, сколько не хватает, с пропорционально уменьшающимися размерами ( медикам ещё предстоит определить это заболевание ) – и конечно же, Сталкер. С коробкой из-под “белого горного пороха Винера”, надетой вместо каски на то, что заменяет ему крышу. То есть голову. Вокруг – славная когорта санитаров-спасателей в совершенно зелёных комбезах ( по аналогии с халатами дурдомовских придурков ); на заднем плане под звуки капель, долбящих по коробкам из-под упомянутого пороха, что и создают звуком своим Сумасшедшему Барабанщику непреходящую славу, специально прилетевший по этому поводу из Ниццы М. Сифр даёт интервью программе “ОЩУПЬ”.

: На заднем – от того, что опасается за прочность смирительного комбеза, надетого специально на Сталкера...

: Шмон шер – заначить!

..: Вот только бы картина эта не оказалась кар-ртиной,—

ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ – СЛОВО О ТРАНСПЛАНТАЦИИ:

«Штирлиц был в трансе,– сообщает Сталкер, пропихивая транс в мою сторону,– так уже третьи сутки он водил спасателей за нос...»

Егоров смеётся. Хорошо ему; а ещё лучше Пищеру. И чего он ругает свой рост? Хотел бы я быть таким маленьким – вон, как он в шкурнике крутится: туда-сюда, а треснулся бы, как я...

Не на самом деле, конечно. Это я так, к слову. Просто очень больно – а тут ещё Сталкер трансом в лицо...

Передаю Пищеру. С коробками легче; как он додумался до них? Сроду не видел, чтоб в коробки под землёй снарягу паковали. А ведь удобно. И пролезает везде, и ставить друг на друга их можно, и доставать, если что понадобится, легко – но главное: внутрь что угодно можно положить. И не помнётся ни за что.

«Это он у Братьёв научился»,– говорит Егоров о коробках Пищера.

Пищер – Пещерный Житель полностью, или ПЖ, как он в Журнале подписывается – каждый раз, когда берёт у меня коробку или транс, говорит «Опа!». «Закарстовалась жопа!» – тут же кричит с другой стороны Сталкер, и Егоров – он подаёт всё в шкуродёр Сталкеру – так радостно добавляет: «Этого не может быть – лет пятьсот должно пройтить!!!»

Передаю коробку Пищеру, слышу «опа!» – и так далее. И как им не надоест? Вчера трепались, трепались, а то, что здесь, наверно, католические обряды “работают” – не сообразили.

Хотя кто их знает, эти обряды? Егоров только считает себя католиком.

И пусть. Его дело. Здесь рисунки на стенах есть – то есть, так идёшь, смотришь – вроде и нет ничего, просто сажей намазано – а посветишь сбоку: штрихи и пятна в рисунок складываются. Интересно. Почему до меня на них никто внимания не обращал?

“1837” написано, это я точно разобрал. И звезда вверх ногами – почему? Разве была тогда звезда? И ещё поп, и крест старинный нарисованы – католический крест?

«Держи».

Держу. Сам не держи. «Опа!» – и так далее.

А поп – какой поп?

Застрял. Поскорей бы из шкуродёра выбраться... А то застудишь себе что-нибудь на этих камнях...

«Вещизм заел»,– жалуется из-за коробок и трансов Сталкер. Только слишком уж приторно, чтоб действительно сожалеть.

«Осторожно! Бензин пошёл!» – кричит Егоров.

«Последняя?»

«Последняя.»

Слава богу. Только вот этот транс...

«Что у тебя там?» – ругается Пищер.

«Застрял»,– говорю. Будто ему не видно.

Сталкер на том конце пыхтит – не поймёшь, то-ли транс ко мне выпихивает, то-ли с канистрой борется.

«Я подожду»,– говорит Пищер и опрокидывается на спину. Хорошо ему – с его ростом можно “пенку” на спине носить.

Закуривает. Не поймёшь, как сказал. То-ли злится, что из-за меня задержка, то-ли смеётся над моей неуклюжестью...

Может, я его немного боюсь? И Егоров тоже иногда такой злой делается... Какая муха их кусает?

Бензином прёт жутко. «Эй,– кричит Егоров,– не кури – взорвёмся!»

«Щас жахнет!» – весело добавляет Сталкер. «Тьфу, чёрт»,– ругается Пищер. И отползает чуть в сторону. К выходу из шкуродёра.

Упорно тяну транс. Не идёт. Что-то там со стороны Сталкера.

«Чья канистра?» – орёт Егоров.

«Какая?»

«Чёрная пластиковая. Десятка.»

“Десятка” – моя, но не такой я дурак, чтобы сейчас говорить им об этом. Там пробка плохая, не нашёл я от неё пробки, главное ведь было – бензин достать; где его сейчас возмёшь? Откуда я мог знать, что ректор по АХЧ всё-таки выделит нам аж сорок литров,– слово выделит звучит здесь как-то двусмысленно, но Пищер говорит именно так, и он очень переживал за бензин, потому что до самого последнего дня ничего с ним не было ясно, и я просто пошёл к водилам в автопарк и купил; куда ж его было девать после? Просто на бок класть не надо было.

«Поберегись!!!» – кричит Сталкер; удар – и транс вылетает на меня. Если в нём было что хрупкое – всё, с этим можно проститься. Зря он его так, я бы и сам вытянул, он уже пошёл немного, только чуть вбок повернуть... Жалко, что неизвестно, что в этом трансе. Ленка егоровская их всю последнюю неделю шила – потому что где можно было достать готовые? – но как-то промаркировать не догадалась. Или времени не хватило. За трансы эти ей, кстати, так и не заплатили. Мол, всё, что касается подземного оборудования – это наши проблемы, так объяснили в институте Пищеру. Он, конечно, ругался – да что сделаешь?

«Что там ещё?» – ворчит Пищер. «Держи»,– говорю. «Опа!» – и так далее.

А дальше просто.

Выползаю из проклятого шкурника, толкая текущую канистру впереди себя. Нет никакой возможности развернуть её вертикально – не помещается. И сам не могу отжаться от пола – просто некуда. Еле протискиваюсь весь в бензине. Сталкер лезет за мной, тоже в бензине с головы до ног. Но за ним уже чисто – «промакнул всё!»,– радостно сообщает он,– «ни капли в рагу Егорову не оставил».

Сашка выползает за ним уже по чистому.

«Я в глубоком ноусмокинге»,– говорит Сталкер, пытаясь выжать рукав комбеза. Сталкер – не Егоров. Конечно, он может запросто обсмеять, и не знаешь, что ответить ему – но ведь он не со зла. Он вообще никогда не злится.

Это главное.

Егоров предлагает нам идти с плексом, «чтобы все сэкономили электроэнергию». «ЭРЭКТРОЭНЕРГИЮ»,– поправляет Сталкер. «Факельное шествие памяти Александра Гастелло»,– говорит Пищер. «Спичкой посветим – товарищ сказал»,– говорю я. «Факальные бега»,– уточняет Егоров, косясь на Сталкера. И Сталкер естественно поправляет его : «фекальные»...

И так далее.

Они ещё много чего говорят – уже на ходу, потому что мы берём – каждый столько, сколько может взять – и идём к гроту. Здесь уже просторно.

«Ты была так хороша – после трансплантации!» ,– демонстративно принюхиваясь, орёт на весь штрек Сталкер. Егоров требует, чтобы мы двигались сзади. Пищер отвечает ему, что это бесполезно: всё равно, мол, за пару рейсов штрек так провоняет нами...

«За пару рельсов»,– машинально изрекает Сталкер, вглядываясь в пол под ногами – хотя каждый знает, что у нас в Ильях рельсов нет, вот в Силикатах, к примеру, они остались, даже жестяные полосы на деревянных брусьях, в Ильях же по окончании разработок всё железо было вынесено на поверхность, потому что железо тогда очень дорого стоило – но тем не менее Сталкер делано вглядывается в пол – некоторое время – и, поскольку на этот прикол никто не реагирует, весело добавляет:

«Однако же хорошо, что не керосин. В жизни не встречал ничего, вонючее керосина».

«Носков Керосина»,– отзывается Егоров и начинает развивать эту тему. И в кого он такой ехидный?.. Под Керосином он, конечно, имеет в виду моего коллегу по спаррингу – Лёшку, что сидит сейчас наверху в ГО, нашей группе обеспечения. Чего он к нему привязался? От него самого иной раз так попрёт... Но не писать же об этом.

За четыре рейса мы переносим все наши коробки и трансы к гроту и Пищер с Егоровым начинают перекладывать их внутрь, а мы со Сталкером раздеваемся, потому что Егоров запрещает нам “в такой консистенции” показываться в гроте.

Сталкер называет его презренным пожарником.

Думаю, безопасность наша тут ни при чём – просто у Егорова слишком тонкое обоняние. Впрочем, чтоб нас унюхать, никакого обоняния не нужно. Уж больно сильно от нас... как бы это написать?.. пахнет.

Когда заходим в грот, там чёрт ногу сломит. Всё в трансах, коробках... Что, где – непонятно. Ох, и придётся повозиться, чтоб разобраться со всем этим! Только, думаю, это уже завтра будет – устали все очень, я же вижу. Позавчера всю ночь не спали, паковали снаряжение и продукты в межкафедральной лаборатории Пищера, проверяли, всё-ли взято – хотя начинали сборы ещё с утра, но пришлось прерываться: то в какой-то специальный магазин за недостающей тушёнкой ехать, то за крупой, то за чаем, то за дефицитом дефицитов – полиэтиленовыми пакетами для тех же круп и одежды; и ещё Егоров в сборах дневных участия не принимал – сидел паял какой-то пищеровский блок, который – в самый последний день, конечно, выяснилось – не работал, как надо, а я мотался из Малаховки через всю Москву домой в Бибирево, потому что топосьёмочным комплектом в спортинституте пищеровском назвали компас для спортивного ориентирования – и я поехал на электричке за своим горным, полдня на это угробив; «ерунда, под землёй выспимся»,– пообещал Пищер – и он же поднял нас всех с утра пораньше, потому что ему показалось, что проспали мы больше суток – но Сашке и Сталкеру так не казалось, а меня они, естественно, даже спрашивать не стали, а то б я сказал, сколько мы точно спали – я под землёй чувства времени никогда не теряю.

Егоров возится с примусом, мы со Сталкером раздеты – и идти за водой приходится Пищеру. Ничего: здесь рядом. Почти прямой штрек, только когда обратно идёшь, внимательно смотреть нужно – потому что и вправо, и влево под острыми углами отходят почти такие же штреки, незаметные, когда идёшь к воде. Острый угол таких соединений-развилок под землёй обычно показывает на выход, в направлении выемки камня; получается, что эта часть ЖБК разрабатывалась не со стороны Ильей, а из Никит, что теоретически расположены прямо за нашим Озером. “Теоретически” – потому что точной карты ЖБК не существует, и Пищер хочет нарисовать её во время этого нашего Пребывания. Я, конечно, тоже хочу. Только всё равно этого будет мало – нужна хорошая привязка к поверхности, и грамотная съёмка всего массива, в котором расположены наши пещеры, и сведение её с официально существующей съёмкой местности. То есть, опять же, привязка – если говорить правильно. И не по одной, а по трём точкам... И ещё как-то умудриться для устранения неизбежных ошибок “закольцевать” не только наши измерительные ходы по ЖБК – это-то просто – но и “привязать” само ЖБК ( или “саму” — в смысле, Систему? Не знаю, как правильно ) минимум по двум точкам к старой части Ильей, отснятой, кажется, довольно точно ещё в начале семидесятых. Но как это сделать? Загадка: при одной сбойке-соединении... И по Старой системе тоже нужно кинуть пару маршрутов от Чёрт-лифта к Правому и Левому входам, чтоб с поверхностью съёмка сомкнулась в двух точках, независимо от старых съёмок. Но по условию Пребывания из ЖБК нам выходить запрещено... Ладно; пусть над этим Пищер ломает голову.

Он приносит воду, Сашка варит Ужин – у него это всегда здорово получается, только перцу он слишком много кладёт – а мы со Сталкером кое-как наводим порядок в нашей “спальне” – пока просто отгороженной полиэтиленом части грота, немного приподнятой над полом.

После ужина Пищер “выделяет” Сталкеру 300 грамм спирта, и он смешивает их с бутылкой “фанты”. “Фанта”, кстати, из того самого транса. Просто чудо, что не разбилась.

Пока смесь остывает, Сталкер берёт гитару – теперь у нас есть и гитара, и магнитофон, и егоровская коробка с книгами прибыла целёхонькой,– настраивает её, а потом вдруг торжественно так объявляет: ладно, я тут вчера наугрожался... Не думайте, что ‘забил’. Да. То есть – слушайте, если хотите, конечно.

Егоров с интересом смотрит на него – но молчит. Наверное, ждёт, что будет дальше. А дальше Сталкер говорит:

– Только не знаю, в чей огород этот камень боком выйдет... после дождичка на горе в неведомый нам отселе ‘чуть вверх’ – уж больно он какой-то... Нечастный, да.

– Несчастный? – с надеждой переспрашивает Пищер.

– Думай, как хочешь. Я вообще считал прежде, что он ни к чему отношения не имеет – ну, ни к вере вашей дурацкой в Свечу, ни против... А вчера кое-что подумал...

– Тебе полезно,– тут же замечает Егоров.

Сталкер поворачивается к нему и говорит свою самую любимую фразу:

— Р о т з а к р о й .

И начинает рассказывать.

ГОЛОС ПЕРВЫЙ — НЕ ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ:

... К Шагалу – ну, к месту гибели его, я имею в виду – из Сейсмозоны, как известно, два прохода ведут. Короткий, через так называемый Лифт Шагала, и длинный – обходной. Все, конечно, по обходняку лазят – оно и понятно: хоть длиннее, да удобнее. В смысле – шире, да.

Я тогда меньше месяца, как из армии своей выплыл; хожу по Ильям – и всё никак находиться не могу, в смысле – наползаться. Да. Что-то забылось, что-то перестроили, пока меня не было – расчистили, прокопали или наоборот, завалили – всё войны ваши дурацкие... В общем, изменения сокрушительные произошли, факт. Хожу по Системе, как в первый раз,– одних только гротов стояночных новых десятка два оборудовали, на голом монолитном месте, практически, и у каждого название, мне лично незнакомое, а как я называю старые гроты – никто из новоприбывших не знает... Где-то, конечно, и само попадало, а где я и раньше путался – сами понимаете, где. Да. А вообще очень сложные чувства. Загадили, конечно, много – пока меня не было, и это больше всего, пожалуй, бесило. Да не во мне дело.

Из старых – тех, с кем начинал когда-то – уже мало кто ходил; вас я застал чисто теоретически – вы ведь стоять куда-то вправо упилили, а куда – никто точно не знал... Ну, Мамонт ещё продолжал ходить, да Шурка-Гитарист – тот, у которого всегда кто-то в Журнале “и” на “а” переправлял... Второе “и”, я имею в виду – да вы знаете, да. А остальных я видел – да и видал... В общем, ни с кем я поначалу не встал.

Так, прийду, заначу где-нибудь шмотки – и бегаю по Системе сам-один либо с кем-то. А то и в гости к кому-нибудь загляну. Всё хотелось самому разобраться, въехать в этот ваш бардак, не занимая ничьей стороны. Потому как о войнах ваших – я имею в виду, когда вы “за экологию” поделили Систему и на свою половину никого не пускали – о войнах ваших разное говорили. Кто злился, кто смеялся над вами – но по-моему, никто вас тогда всерьёз не принимал, да.

Впрочем, я не об этом. Это я так – отвлёкся, обстановочку тех лет напомнил, чтоб понятнее было. А в общем, и погудеть иногда неплохо; ведь кто знает – зачем мы здесь на самом деле?.. Главное, чтоб не было: после нас – хоть потоп... Второй, ильинский. После наводнения тринадцатого года, что разработки остановило, я имею в виду. И чего это всё в нашей стране в тринадцатом году происходило, а? Будто ключевая точка какая-то... Не сомневаюсь, с того мартовского наводнения все мировые ‘катакомбенные клизмы’ и начались, да.

– Хорошо, хорошо. Так вот об этом самом обходняке, да.

Закинулся я как-то; народу в Системе достаточно – так, ни много, ни мало – я канистрочку из заначки свою достал и за водой намылился, на выход. Я тогда за Сейсмой стоял, в Дальней; там гротик есть такой уютненький – Жван называется; в честь Жванецкого, должно быть,– ну и облюбовал я его. Да только с водой проблема была: что до водокапов, к тому времени, слава богу, оборудованных вами, что до выхода, чтоб в Роднике набрать – одинаково было. Не близко, в общем. Да.

Водокап – дело ненадёжное, особенно когда в Системе народу полно: высасывается в момент, сам видел – утром в воскресенье как-то даже плита, с которой капает, сухая была – вылизали досуха! – с Родником же такого казуса белли пока не было,– в общем, взял я свою канистрочку из укромного уголка, где она меня с прошлого выхода дожидалась, и шуранул через Сейсму напрямик. На выход, к Роднику нашему припасть. Заодно, думаю, Журнал посмотрю – вдруг вы пришли. Да. Только с егоровским случаем ничего общего, это я сразу предуБреждаю – вижу, как друг Егоров щерится... да и Пищер вот-вот в плагиаКте обвинять начнёт. Так что слушайте дальше, и без идиотских замечаний, пожалуйста.

… Ах, слово не нравится? Так язЫку не прикажешь, да. Коль имеются претензии в области языкознания – потренируйся вначале на академиках соответствующих, научи их говорить не «сидели на кухне», а «сидели в кухне»; не «пошли в кино», а так, как правильнее. Бо в кино не ходят – в нём снимаются. ДА.

... Сейсмой напрямик – это песня; впрочем, эту песню вы и сами не раз пели. Короче – запарился я немного. Всё, думаю, не фиг так далеко стоять; у Шагала – я место гибели его, конечно, а не его самого в виду имею, да, тут мне и самому не нравится, как иные выражаться соизволят – у Шагала обязательно передохну; а сам лечу, между прочим, на полных парах своей максимальной скорости и так с пятого на десятое рассуждаю, а в руках у меня не фляжка солдатская, а канистра водоизмещением в 20 “л” ровно – пока пустая. И трудно даже вообразить мне, как я намучаюсь с ней полной – обратно по этим шкуродёрам и шкурникам скакать. Да.

Только из обходняка шагаловского наверх выскочить собрался – уже канистру вперёд метнул – раз! Искры из глаз, глаза в кучку – мозги шрапнелью по стенам: вззз... Есть Контакт, да. Получаю этой своей дурой прямо по лбу – аж слёзы из ноздрей выскочили. Полный абзац, в общем.

Я в проход наверх – разбираться, кто это там распсиховался – а меня трансом грязным назад в обходняк так мягко и настойчиво: два!.. И по тому же самому – представляете?! – месту... Оказывается – Шурка-Гитарист. «Ох, примити’в, в’друг Сталкер, мои паз’драбления – в следуЮщий раз, мол...»

«Следующего раза,– говорю,– надеюсь не будет». «Ну, говорит, тогда я уж и не знаю, каким обом мне с тобой расквитаться. Бить,– говорит,– просто так отдавать себя жалко, но если очень уж хочется, если ты такой злой и склочный членовек – обязательно вдарь, не стесняйся; а лучше приходи к нам с Мамонтом в Весёлый. Там сегодня на всех хватит.»

«Угу,– говорю, утирая морду лица,– обязательно загляну. Только не было ещё случая, чтоб вас в Весёлом трезвый человек нашёл».

«Да,– говорит Шурка,– тут есть некоторая трудность. Но это дело мы сейчас мигом поправим». Залезает он в свой транс и достаёт оттуда флягу.

«Что это?» – говорю. «ОН,– отвечает. – Лишней воды терпеть не могу таскать – жахни, сколько сможешь, и да доведёт тебя до нас Двуликая».

– Ну, я и жахнул – чуть-чуть; мне ведь ещё-таки за водой наверх выползать надо было. Он тоже принял – грамм 100, на дорогу,– “для памяти” – и отправился искать свой Весёлый.

“Искать” – это потому, что Мамонт с Братьями построились в самом центре Сейсмы – вот психи! – и найти грот каждый раз было проблемой. Трезвый человек его точно никогда б не нашёл, да. Тут надо было так поступать: принять грамм 100 – 150, лечь, расслабиться, выключить свет и выкурить сигаретку – а потом вскочить, повернуться в темноте три раза на месте, врубить свет – и ломиться туда, куда глаза уставились. Как дойдёшь – там и будет Весёлый. Они и сами, случалось, дороги найти не могли – как-то Мамонт в Систему трезвый ввалился ( и такое бывало ) – так бился, бился, пока в Сетку не вывалился; там плюнул на всё, сказал: «где стою – там Весёлый» – и упал. Да. Там его Братья и подобрали. Влили, конечно, стакан чего-то – ну, после этого он сразу дорогу вспомнил – сам дошёл, и Братьёв вывел.

А однажды Шурка попался – трезвый выехал, всю хань Мамонт с Братьями везли – они в складчину гастроном взяли; отсюда, кстати, братьёвская мода на коробки и пошла – а что, перепаковывать не надо: доложил сверху в ящик или коробку шмотья или закуси – поверх штатных бутылок – и вперёд. И ничего не побьётся, и доставать всё удобно: свет, закуска – а под ними тут же и выпивка, сколько хочешь. Да.

– Так вот, об том случае. Мамонт с ящиками и Братьями первыми приехали: приняли на грудь и не заметили, как в родном гроте упали. А Шурка-Гитарист всего на полчаса опоздал: бегал, бегал потом по Сейсмозоне, искал их, кричал и звал – жалобно-жалобно уже под конец, я и сам через стенку слышал,– да что толку?.. Так и не нашёл никого. А они его всю ночь слышали – то из-за одной стены, то из-за другой... Но помочь ничем не могли: стакан сквозь монолит не просунешь...

: Да. В общем, уполз Шурка; выбрался и я наверх из обходняка и прилёг отдохнуть. Потому что совсем не годится распаренному и взмокшему насквозь на мороз выскакивать – а дело уж в декабре было – так и ‘простудифилис’ подхватить не долго,– да и “шило” шуркино... Сами понимаете, да.

..: Лежу чуть в стороне от Шагала – я то место, где Свечи ставят, имею в виду,– отдыхаю, а у Шагала – у места гибели, в смысле – Свеча горит: жёлтый такой ореол, и лучи светлые из прохода в темноту надо мной пальцами: м-да...

«Шуркина»,– думаю о Свече. И радуюсь: потому что хорошо горит Свеча, ровно – а это значит, что так и ходить ему под землёй: ровно и хорошо. Без ненужных ЧП и глупостей – многие лета. И лежу я так, и тихо радуюсь данному факту – потому что, конечно, “я в эти сказки не верю” – но ведь всегда хорошо, если всё хорошо у кого-то. Хотя б и так, образно. Да. А тут и спирт его на меня воздействовал, и стало мне совсем тепло и уютно – хоть не вставай и не иди никуда – и в этот, такой спокойно-красивый во всех его смыслах момент, я услышал музыку. “RETURN TO FANTASY”, URIAH HEEP. То есть “Возвращение к фантазии”, как переводят некоторые дауны,– но что: перевод? Добра на гАвно, да. Всё определяет контекст – и фразеология, то бишь фигуры речи, принятые в Кругу. Но не в этом дело. «Надо же,– думаю,– кто-то с мафоном ползёт или в Четвёртом сидит слушает...» Там же рядом, из Четвёртого всё слышно, что у Шагала – я имею в виду место, где его засыпало – происходит. И наоборот, соответственно.

– Да. Только это не в Четвёртом играло – а у меня в голове: словно от удара или от шила шуркиного что-то включилось. И лежу я, значит, музыку эту эту волшебную изнутри слушаю – так слушаю, как в натуре никогда не слышал: и так мелодию поверну, и этак; здесь бас-гитару добавлю, здесь – орган, хор... Человек-оркестр, одним словом. Жаль только, что не записать на плёнку – а значит, надо сейчас наслушаться, пока играет. Ну, я и слушаю, да. И на Свечу у Шагала гляжу сквозь ресницы, и тихонечко в такт мелодии моргаю: светомузыку делаю. Тоже, конечно, одному мне заметную.

И тут вижу – у Шагала... Как бы это сказать: ну, словно тень возникла. Я даже не испугался – так это совпало и с музыкой, и с моим настроением. Да и не верю я в ваши сказки. Хм, Двуликая... “Тоже мне: бином Ньютона”.

– Погоди ты, не дёргайся. Опять юродивого обидели... Уж и полслова правды сказать нельзя, да. Ну что – не рухнул же на меня ‘освод’? Не рухнул. И ты спокойно сиди и слушай, что дальше было. Дальше очень интересно всё получилось...

– Да, понимаю, что ничего из ничего не возникает, а единственную торную дорогу к Шагалу – к месту гибели его то есть – я заслонял. Через меня же ничто не перешагивало, да. Поскольку расстояние от меня до свода не более полуметра было, и не заметить такое очень трудно. Но то – торная дорога, доходит?..

В общем, смотрю я на неё – из темноты – а она на Свечу шуркину смотрит и сидит ко мне вроде как вполоборота; её в темноте, в общем, даже почти не видно – только силуэт чёрным на фоне Свечи, да волосы вокруг головы – словно нимб золотой, светятся.

Красиво – не то слово. Здорово, прекрасно,– и тут я вспомнил, у кого из баб в Системе такие волосы – светлые и во все стороны. Всё-таки память у меня на видеоряд... Да, Нэд. Правильно. То есть та Нэд, что с Шуркой тогда ходила – роман у них жуткий вышел, все знали. Ну, и я сразу понял, откуда она там нарисовалась – у Свечи: из Лифта Шагала вынырнула. А я из-за музыки своей просто ничего не заметил и не услышал. Да. Без мистики. Только нормальному человеку никогда в голову не придёт Лифт Шагала зазря покорять – одному, без свидетелей – если обходняком мимо пройти можно.

– Впрочем, тогда я сразу об этом так не подумал. Потому как не успел. Потому что минуту, может, или две она так сидела – неподвижной ящеркой, вполоборота ко мне, и музыка у меня фантастическая играла, и волосы у неё красиво светились золотом,– а потом она наклонилась – и резко так: хлоп! – задула Свечу.

– И музыка внутри меня смолкла.

Потому что, конечно, “я в эти сказки не верю” – но тот, кто ставит Свечу, и тот, кто задувает Её – верят, и это всё равно, как если б я взял пистолет и сказал: сейчас я тебя грохну. А для верности вот мелом обсыплю. Сиди ровно, да.

Она обратно в Лифт Шагала змеёй: нырк!

... и остался я один в темноте сидеть,—

– А что оставалось делать?..

Да... И в этом месте я поднимаю свою, изрядно соскучившуюся по моим губам за время данной преамбулы кружечку, и говорю: не дай бог, ребята, кто из вас в каком-либо будущем или не менее прекрасном настоящем попутает хождение под землю и любовь к упомянутой ‘подземле’ с самой б’анальной любовью к существу, внешне на тебя смахивающему... Это ничего, что туманно. Главное, запомните: спальник – это одно, а постель – совсем другое. Да. И не хер их смешивать... А то будет то, что было дальше.

– Ладно, рассказываю. Вышел я в состоянии аффекта наверх, набрал воду в Роднике нашем божественном; канистра тяжёлая, тварь, руку тянет – 20 кг всё-таки, как 19 известных тонн,– а тут ещё эта, у Шагала, из головы нейдёт...

– Остановился передохнуть у Журнала – Егорову просьба не дёргаться, да, а то Пит проснётся – вижу, вижу, что не спишь,– это я так, к слову,– так вот – читаю последнюю запись: “Шурка-Гитараст, К. С. в пень дюррились сверху...” Вошли, значит. И у Шурки уже “и” на “а” переправлено: сам он, что-ли, этим занимается? К. С. написано – контрольный срок, стало быть – а сам срок не указан, и почему-то “впендюрлись” во множественном числе.

Ладно, думаю, “ись” – это наверное потому, что он с гитарой.

Полистал Журнал дальше – точно, Нэд уже здесь. А ваших записей нет – значит, вас в тот день в Системе не было, да.

... Я же сказал: погоди дёргаться! К тебе, Пищер, это тоже, между прочим, относилось. Самое интересное я так и не поведал – лучше ещё спиртуозу презентуй, “а то дело к обмороку идёт”, чуешь? Я его сейчас с чаем замешаю – тоже неплохо получится.

: Вот так, да. А то больно презренная доза на такой ответственный тост в стаканчике моём оказалась – хоть бери все свои слова в зад и начинай по-новой... Не бойсь, не начну. Я – не ты, я зазря трендить не любитель. Да. Так об чём это я? Ах, дальше... Ну тогда слухайте, кто ещё не СПИД.

– До Шагала я дуру свою двадцатилитровую кое-как допёр – дотянул, как Мересьев, до линии невиданного афронта нашего бремени – или до чего он там дотянул? – про ампутацию помню, но это не про меня. Я аккуратней под землёй ползаю, да. В общем, дотянул – и там в щели бросил. Не лежала у меня душа подвиг совершать этим чудесным подземным вечером – переть её через всю Сейсму, а потом ещё для полной и окончательной потери чувства кайфа – через пол-Дальней... Присыпал я её слегонца – ну, глинкой там, камушками; тряпья сверху навалил помойного – чтоб никакому дауну в голову раскапывать не пришло – и отправился искать Весёлый. Шурку, “значить” – как бы тут друг Егоров сострил, если б не спал.

... Сиди, сиди – по дыбу волос вижу, что совершенно не спишь. Так что ротик-то свой прикрой, команды трендить пока не было – да дальше слушай. Как до Весёлого добрался – традиционно не помню. Да. Только Шурки там не было. То есть транс его и гитара присутствовали – их я сразу узнал, особенно транс – а его самого... Один Мамонт у примуса возится, насос починяет. Гляжу я на него – а он уже весёлый. Хороший, в смысле. То есть, в смысле, очень хорош: набрался, стал-быть. Или нарезался, да.