Текст книги "Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 1)"
Автор книги: Сергей Гусаков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
: Чтоб было понятно, что подарил мне Пищер, приведу здесь эту историю. Потому как без неё...
И чтоб было понятно – Пищер рассказывает не как Сталкер.
Сталкера бывает слушать и смешно, и немножечко грустно – когда видишь, что за этим стоит; а когда я Пищера слушаю – л е ч у. Парю, будто в невесомости —
Потому что Пищер никогда не врёт,– что бы ни говорил Сталкер,– ошибаться он может, но ведь то – искренне… Оттого в те два раза я так удивился. А когда он эту историю рассказывал – я даже не летел. И не парил – видел и словно растворялся в этом видении. А звук был – не звон: пение. ХОРАЛ — ХОР АНГЕЛОВ.
– Так это, кажется, называется.
То есть это не просто правда была. В этой истории было ещё что-то: что, Пищер и сам не знал.
: Не видел. А я видел —
..: они с Ю.Д.А. проводили КрАкодила на выход и остались в Ильях вдвоём. Одни во всей пещере, потому что База вместе с КрАкодилом в качестве сопровождающего уехал: всё-таки тяжело было на такую спину рюкзак навешивать.
Пищер сразу обратно в Чашу пошёл – где они стояли,– канистру воды, что у Родника, КрАкодила провожая, набрали, в грот поволок,– а Ю.Д.А. посидел немного в Кафе, покурил – размышляя над тем, что вчера с Пищером и КрАкодилом приключилось,– к добру это или наоборот: знак, что сматываться из пещеры им надо как можно быстрее; затем сходил, на оставшиеся в НКЗ сталактиты полюбовался – и вернулся в Кафе: Журнал почитать и кое-что вписать от себя – что надумал, пока на сталактиты смотрел. А Пищер уже в это время в Чаше завтрак готовил: манную кашу. У него в заначке оставался один пакет; на четверых его было мало – потому он его раньше и не доставал – а на двоих в самый раз.
И Ю.Д.А. пишет в Журнале: “слышу, мол, дух манной каши, что варит в Чаше ПЖ – и иду есть”.
– А насчёт манной каши он никак не мог знать ( я уже объяснил, почему ),– и запах на самом деле из Чаши в Кафе ни при каких условиях дойти не может: далеко слишком, и сквозняк подземный, что зимой в этой части Системы дует, от Кафе, от входа к Чаше идёт – а не наоборот.
: Ю.Д.А. потом сказал, что про кашу он так, от балды написал – мол, изнутри что-то толкнуло... И “попал, между прочим”.
Но дело в том, что Пищер, сготовив кашу, не стал ждать Ю.Д.А., а сам за ним пошёл. И встретились они ровно посередине пути: на Перекрёстке, в центре Левой. Встретились – и видят, что лежит между ними ложка. Обычная алюминиевая ложка, только чистая-чистая, будто новенькая. Лежит и земли едва касается. На самой середине прохода: не обползти.
– а когда КрАкодила наверх провожали, они этой же дорогой наверх шли. Шли так: впереди База со своим трансом, затем Ю.Д.А. с трансом КрАкодила, потом сам КрАкодил полз – а за ними Пищер с канистрой под воду. И никто – ни Гена, ни Пищер, ни База, ни Ю.Д.А. этой ложки, когда шли, не видели. Пищер потом всех специально опрашивал – так База свою ложку не терял, а у КрАкодила ложки в трансе вообще не было: он её в Чаше оставил, чтоб туда-сюда зря не таскать. А ведь Пищер с канистрой воды этой же дорогой в грот возвращался,– да и по пути к выходу, если б она выпала из чьего-нибудь рюка иль транса, её бы заметили. Потому что там невозможно не заметить: Старая система, не ЖБК – потолки низкие; дорога на четвереньках, а где и ползком – когда с вещами ползёшь, вообще глаз от пола не отрываешь. То есть в этом месте очень трудно что-либо на полу не заметить. И – тем более – трансами и коленями в грязь не втоптать.
..: И сидят – точнее, лежат на глине так Ю.Д.А. и Пищер лицами изумлёнными друг к другу, и на ложку эту смотрят, что меж ними посередине лежит. И оба доподлинно знают, что в Системе никого, кроме них, нет и быть не может.
– Значит, гости будут,– говорит Ю.ДА. совершенно спокойно,– женщина.
– Действительно: чего психовать? Подумаешь – ложка...
..: Возникла.
– И что интересно: всё это с субботы на воскресенье происходило, точнее, утром в воскресенье уже – а в Ильях никого, кроме них, нет. Хотя в Ильи в том году зимой самое хождение было – каждые выходные по три-четыре группы в Системе встречались; НБС тогда в полной силе было ещё – последний, в общем-то, год; и хоть магистры начали уезжать – много нового народу пришло: та же команда Пищера – “ЗМ”,– “Дети Подземелья”, “WANDERERS”,– и других тоже было достаточно. Но в эти выходные – словно отрезало: никого. Даже База с КрАкодилом в город уехали.
– И ЛОЖКА.
... Ну, позавтракали они манной кашей, что Пищер сготовил; сидят у себя в Чаше – гостей неизбежных ждут. Да только нет никого. Наконец Ю.Д.А. не выдержал, взял фонарь и пошёл на выход, к Журналу: посмотреть, не пришёл-ли кто случайно на один день.
– Но никто так и не пришёл.
Встретил он, правда, на поверхности – перед входом греясь – двух каких-то лыжниц,– настрелял у них всякой жратвы, батареек – и повёл пещеру показывать: Пищера то есть,– да только они испугались и дальше Кафе, где Журнал лежал тогда, не пошли.
: Так что это – не в счёт.
И вот ночью у них началось:
: Вначале у Ю.Д.А. фонарь скис. Делал он его, делал,– весь вечер провозился, из-за этого они и не пошли никуда по Системе гулять, как спланировали было,– потом надоело ему это и он в сердцах сунул его полуразобранный на полку: у них в Чаше по всем стенам масса полочек была всяких. И легли они спать. А тут и свеча, что на соседней полочке стояла, горела, вдруг погасла
: Сама.
– Так что им даже свет гасить не пришлось.
А легли они так: вот эта стена наклонная с полочками – со свечёй погасшей и фонарём; дальше Пищер вплотную к ней лежит на полу на дутике своём ( о пенках тогда и не слыхивали ),– а потом, ближе к центру грота, Ю.Д.А. И заснули они не скоро – долго ещё лежали, ждали: может, всё-таки придёт кто случайно – хотя вечером в воскресенье шансов на это нет уже никаких,– но они лежали в темноте, курили и анекдоты рассказывали... Пищер сказал, с час или два они так лежали – словно что-то не давало им уснуть. Встать и посмотреть, отчего погасла их свеча – или зажечь её вновь – обоим, конечно, лень было: ещё бы, вылезать из тёплого спальника... А анекдоты травить, да курить можно и в темноте.
: Анекдоты... В их числе Пищер поведал Ю.Д.А. и парочку о Двуликой – весьма пошлых – которые сочинил, когда КрАкодила из-под плиты ножом выковыривал. В порядке, так сказать, обмена опытом. И ‘поднятия духа для’,—
– Только Ю.Д.А. это почему-то совсем не развеселило:
«Ты как хочешь,– говорит он Пищеру в темноте,– а я завтра точно сматываюсь».
И среди ночи у них началось..:
: Никогда ещё Сияние так долго в гроте не держалось. Причём в “лучшей своей фазе” – с “коготками”, “звёздами”... И звуки всё время: шорохи, треск, поскрипывание... И вдруг щелчок – будто выключателем щёлкнули – загорается фонарь Ю.Д.А.: тот, что разобранный на полке лежал. Потом – через некоторое время – щелчок, и он гаснет. Будто выключили его: кто-то у них на глазах. Да только в гроте никого, кроме них, нет.
– И в Системе тоже.
Ну, Ю.Д.А., понятно, на утро уехал – даже завтракать не стал. А Пищер остался: он упрямый тогда был страшно, даром что козерог,– в городе его никто не ждал, а тут такое: интересно ведь, чем кончится...
– Свеча, что погасла, когда они ложились спать, так и простояла весь день на полке: Пищер её не трогал, не до того было. Он даже о ней забыл – думал, догорела – и жёг другую, новую. А ночью она у него вдруг зажглась:
: Сама. И спокойно так горела на своей полочке. Догорев дотла – ничего от неё не осталось. Ну, Пищер не стал тогда гадать, что бы это могло значить – проняло и его; третьей ночи не стал дожидаться – в отличие от известного персонажа Гоголя, у него ещё оставалась некоторая свобода выбора.
: Собрал вещи – и дёру.
А вещей у его было – рюк, канистра, гитара – да фонарь в руке. И вот летит он по штреку к выходу – по Централке, там уж более просторно,– а его будто что-то не пускает. То рюк за камень или крепь лямкой зацепится – хотя только что никаких крепей и камней на этом месте не торчало – то гитара не лезет в шкурник,– а как же он её тогда туда пронёс? – то канистра: Пищер бросает её вперёд, пустую – а она вдруг начинает биться от стены к стене, будто живая, и всё над одним местом кружит,– потом вдруг посреди “полёта” – вниз, на 90о, словно завод кончился, и о землю или камень – ХЛОП!!!
– Ну, Пищер, на это, конечно разъярился,– стал ругать Двуликую самыми последними словами – как в зоне ругался,—
..: Я представил, как это было – уж Пищера-то я знаю, он и не по такому поводу из себя выйти способен – нервы у него ни к чёрту, это точно – Сашка говорил мне, что это потому, что его во время следствия месяц на конвейере держали – но здесь не об этом:
– Андрей костерит, почём свет, Двуликую и всех подземных духов от Паренди до шубина – и тут у него фонарик подмигивать начал: на каждое слово. А потом вообще из руки на землю выпал – будто вырвал его кто, сказал Пищер,– и лежит на полу, светит. И только тут Пищер подумал, какой он дурак. Она ведь Свечёй им с КрАкодилом знак дала – а он ей: пошлостью... И для Ю.Д.А. повторил. И теперь Её только злит – и словами своими, и мыслями.
То есть он не от страха так подумал – нет! чего-чего, а страха в нём не было, я ни разу не видел вообще, чтоб Пищер чего-нибудь боялся,– он пришёл к этому. Сам.
И он начал думать по-другому: не прикидываясь, играя или подстраиваясь – притворяясь – а действительно по-другому.
: О том, какая он свинья и хам. И о том, что оскорбил Её – Бога-то, духа не оскорбишь, не те это материи, уровни не те – да и что им брань суетная наша, что от глупости и бессилья? – нет; он оскорбил Её в себе – и как Женщину. Вот в чём тонкость.
: И когда он почувствовал всё это и понял – на самом деле понял, каждой клеточкой своего тела ощутив соотношение и связь себя и Её и этого Камня,– тогда всё сразу прекратилось.
: Всё кончилось.
И тогда он взмолился – он никому никогда об этом не рассказывал прежде, если не считать одного случая – но тот случай тоже особенный был, и рассказывал он тогда не всё,– взмолился: чтоб, если Она действительно существует, показалась, открылась ему.
– В ответ только фонарь мигнул.
И тогда он взмолился снова: будь, мол, мне... – ну, как в сказках,– то есть тем, кем бы Ты могла для меня быть – если увидеть Тебя невозможно, дай хоть какой-нибудь знак: светом или свечой...
– И на ближайшем перелазе в шкурнике он этот знак увидел:
Потому что его сложно было не увидеть.
: Это был маленький такой, совсем обычный с виду огарок. Сантиметра в два – два с половиной.
В дюйм, в общем.
Он казался старым – но не очень; а больше про него-то и сказать нечего. Только стоял он в шкуродёре на самом перелазе – там через плиту на брюхе переползать в узкой щели надо, и сразу – вниз, на высоту роста: очень узкое место, и обойти его никак нельзя – самое узкое место на Централке,– отполировано уже тогда оно было чуть-ли не до блеска,– локтями, животами, трансами, коленями...
Пищер с Ю.Д.А. тут вчера проползал – когда Ю.Д.А. наверх провожал: ведь у Ю.Д.А. своего света не было,– и возвращался той же дорогой. И никаких огарков, естественно, в этой шклевотине не было. И в Системе – по-прежнему – никого.
: Один Пищер на всю Систему.
– И ни новых записей в Журнале, ни следов перед входом на снегу: только его, да Ю.Д.А. следы. Да ещё птичьи – ну так это не в счёт.
Переоделся Пищер и поехал домой. И с тех пор он брал этот огарок с собой – всегда, когда под землю спускался. На самый крайний случай. Да только случай этот с тех пор ему так и не представился.
: Всё у него под землёй с тех пор хорошо было. И очень даже удачно – во всём ему под землёй с той поры сильно везло.
– И он подарил его мне. Сказав, что не может объяснить это, но знает: теперь он должен быть у меня. Мол, счастьем должно делиться – и другие слова,—
– Да только всё это уже просто слова были. Что можно: словами?..
: Но этот Подарок...
Даже Сталкер понял, что это не трёп. Что-то вразумило его – или остановило... Я же видел: он не слушал вначале,– всё ждал, куда реплику поядрёней вставить...
Но этот огарок...
– Знал-ли Пищер, что это может быть на самом деле?
: Я думаю – знал. То есть ещё не словами, а внутри –
: там, где эти слова берутся.
– И теперь в руках у меня был ключ, и я знал, как им пользоваться. И стена была предо мной. И – дверь в ней, что на ощупь нашли те, кто слушал здесь музыку: ‘Ж-М-Ж’, “zooLOOK”.
А замок мы должны были открыть вчетвером – всего через несколько дней.
: На следующей неделе —
Осталось совсем немного.
ГОЛОС ВТОРОЙ – “ZOOLOOK”:
НА КАРАЧКАХ ЛЮДИ РАСПОЛЗАЮТСЯ,
СОТРЯСАЕТ УЖАС ХЛИПКИЙ СВОД —
ВОТ КАКИЕ ВЕЩИ ПОЛУЧАЮТСЯ,
ЕСЛИ С ЖАРОМ ВСТРЕТИТЬ НОВЫЙ ГОД!..”
: Было написано в новогодней газете
Сталкера, Коровина и Егорова,—
: Думали – шутка.
Оказалось – на самом деле.
: Пророческие слова...
– Даже букв переправлять не пришлось: всё было написано заглавными, и поди теперь разбери – что они имели в виду: с “жаром”, с настроением,– или...
... А мы потом месяц ещё не могли нормально музыку слушать: никакую. Если под “слушаньем”, конечно, не подразумевать дрыгалки – а под “музыкой” что-нибудь вроде “Высоцкого для бедных” – Розенбаума. ( Или “Розенбаума для нищих” – Митяева... )
– Или ‘массового лая’.
А было так:
: Перед входом я встретил Хмыря. Он одевался – уезжал в город. У Хмыря редкостная интуиция, и если он уезжает...
– Ты чего?.. – говорю.
– Да так,– отвечает,– тухло там чего-то.
: Было это уже 31-ого числа, до Нового года оставались считанные часы – а встречать его мы договаривались вместе: под землёй, у нас с Сашкой – в Десятке.
– Чего “тухло”? – переспрашиваю я. Потому что странно это было: вдруг так бросить всё и уехать. Ведь Хмырь был в числе наших квартирьеров – то есть тех, кто заранее, ещё вчера затащил в Ильи всю аппаратуру, питание к ней, ёлку...
– Да я и сам не пойму, что,– говорит он,– только не по душе мне это. Уеду в город. Что-то там не так – под землёй...
– И уехал.
: Жалко, конечно,– да что поделаешь? Мало-ли какие у человека фантазии...
– Хотя: Хмырь и фантазии... Малость несовместимо.
И я, конечно, обиделся: готовили, готовили всё вместе – а теперь...
– Переодеваюсь, спускаюсь вниз, читаю Журнал; выясняю, сколько народу уже пришло, кто где стоит – и иду к себе в Десятку. А там...
: Это всё “сталкеровские инициативы” – пустили козла в огород сторожить капусту...
– Н-неее,– говорит этот тип, с трудом отрывая голову от чьего-то спальника,– м-мы йщо н-ня сегодня оставили.
: “Н-ня сегодня”. Встречать этот Новый год в Ильи приехало больше 40 человек – все, конечно, у нас в Десятке собрались,– и оставили они нам на всех, включая себя, болезных, 2 бутылки водки, 1 шампанского и всего одну – вина. Совершенно сухого.
– Чтоб я ещё хоть раз в жизни согласился, чтобы ква – именно “ква”-ртирьерами у нас были Мамонт, Сталкер и Гитараст...
: Квартирьеры и Гланды. А также “Альп-де-десерты” и бессмертный “Кафказ”,—
: Компания та ещё. И я подумал, что Хмырь из-за этого ушёл – из-за пьянки ихней, или из-за того, что они весь официально заготовленный спиртовой запас прикончили...
Оказалось – нет.
– Но это только потом оказалось.
В общем, сыграл я нашим “ква”ртирьерам побудку – и взялись мы за дело.
Собственно, основное они ещё вчера всё-таки подготовили – даже непонятно, как — учитывая их сегодняшнее sos-cтояние,– правда, ёлку Пит с Барканом притащили не ахти какую ( это как раз понятно, как ),– и игрушек было не больно много – но всё ж достаточно, и не в количестве игрушек дело.
: От аккумуляторов мы отказались – решили попробовать работать на смотках батареек; с усилителем и магнитофоном тоже решили попроще – всё в моно было, только колонки две – ну да Егоров с Барсиком, наши главные радиозатейники, колонки к усилителю параллельно подсоединили: провод в провод.
Газеты Сашка с Леной в целости доставили – четыре штуки, и, по-моему, очень удачные они у них в этот раз получились; ещё бы – целая бригада “малер сталкеров” две ночи подряд у Сашки дома трудилась: собственно Сталкер, Наш Главный Господин Оформитель; Коровин – стихи и часть рисунков с приколами и хохмами были явно его,– а ещё Хмырь со своим убойным чёрным юмором, Джонни из Оренбурга с Лешим и наши чешские друзья – партнёры по спелестологии: Карел и Франта. А также сестрица Франты, от которой не отлипал Керосин – чем, по-моему, только мешал производственному процессу. Хорошо, что Лена с Сашкой и мама его привычны к таким ночным сборищам – мама Сашки к знакомым на эти две ночи перебралась, а Сашка в любой, даже самой бардачной ситуации умудряется делать дело... Так что газеты просто не могли не получиться. И за аппаратуру я, в общем, тоже был спокоен —
– Вот только стишок о ЖАРЕ... Явно коровинского авторства и ближе к четырём часам утра, чем, скажем, к полуночи,—
Кстати – никто не знает, как правильно произносить по-русски: Жар или Жарре. Но это – не главное.
..: Нарядили ёлку, развесили газеты по гроту – новые и несколько старых, что ещё Сашка привёз; коллекция у него нашей “ре’прессы” просто обширная – скопилась за годы хождения в Ильи, так что всегда может неожиданно порадовать мемуарные души наши чем-нибудь замечательно стареньким,—
– Сталкер с Мамонтом и Гитаристом, и с ними Натка ленкина в группу встречающих организовались: все в костюмах, в масках – Натка, естественно, Снегурченко вырядилась; Гитарист – что для него характерно – весь в чёрном с головы до ног, только в маске три дыры для глаз и сигары,– Сталкер, соответственно, Белого изображал. В новом, сверкающем лавсаном комбезе и в белой, соответственно, маске.
И дубины здоровенные из крепей местных в руках – у всех троих. Стоят – Натку посредине держат – проход на Централку перегораживают, дань животворящую к новогоднему столу с гостей собирают: ханью, жратвой, выпивкой для общего стола и своего опохмела,– а также песнями и анекдотами с приходящими обмениваются... Весело у них было.
... Мамонт перед ними у Журнала в Пёр-Ноэля играл: сидел по-турецки на большом канцелярском столе, красной скатертью крытом – как они его только в Систему затащили?! – в шапке и шубе, соответственно-маскарадных, и патефон заводил, как только во входе свет вновь пришедших показывался: “у самовара я и моя Маша”, “Рио-Риту” и прочее – всего пластинок десять было,– их Хомо вместе с патефоном у какой-то своей дальней бабушки в чулане на чердаке конфисковал.
: В общем, насобирали они на Общий Стол целое изобилие. Только выпивки всё ж маловато оказалось – ну да это к лучшему было: кто хотел ‘укушаться’, ‘накушался’ вчера. А мы для другого собрались.
Девчёнки пирогов и тортов натащили; Пит какое-то уникальное печенье собственной выпечки к столу притаранил, а Крэйзи Безумный со свежеудушенным поросём прямо во вход, не переодеваясь, ввалился – потому что за ним пол-Ильинского гналось. С кольём и прочими национальными атрибутами товарищеского суда линча,– включая пивные кружки и матерные сотрясения воздуха.
– Кошерный,– определил Коровин, внимательно оглядев Крэйзи с его вкладом в нашу новогоднюю программу. И вклад Крэйзи тут же в штреке начали готовить – на четырёх примусах сразу. Потому что в Десятке нашей уже просто не повернуться было: гостей набилось к нам… До сих пор не понимаю, как мы все уместились там? Гротик-то маленький, строили мы его с Сашкой максимум на 10 человек – когда от всех вправо в Системе переместились в поисках тишины и уюта... И обрели – на свою голову.
: То есть кроме нас – тех, кто постоянно в этом гроте стоял – ещё чуть-ли не 30 человеко/гостей влезло: “апрелевцы” из Ташкента – они специально к нам на Новый год приехали, потому что у них после разгрома клуба совсем грустно и мерзостно в городе стало; ещё питовские и сашкины “буржуины” – Билл, который по обмену приехал вместо нашего Пита высшее советское топографическое ‘обрезание’ получать – да только Пита нашего никак туда вместо Билла в его родной колледж не выпускали, и учились они на пару вдвоём; ещё сашкин дружбан из ФРГ – безработный разгильдяй-автостопщик Томас, что к своим 23-м уже успел объездить “стопом” полмира – паспорт читался, как малый географический атлас – и вот теперь занесла его нелёгкая в совок под Новый год,– уж не знаю, на какой трассе он познакомился с Сашкой – только окончилось это знакомство ( спасибо сашкиному немецкому ) у нас в Ильях; а ещё чешские трампы-спелеологи Карел, Франта и Янка – и примкнувший к ним, то есть, к ней, Керосин-перебежчик; это почётные гости, а кроме них ещё были наши – из Балашихи, Зеленограда, Жуковского и Фрязино – ну и те москвичи, что постоянно ходили в Ильи, в том числе и ( к моему несказанному изумлению ) КрАкодил: столько лет о нём ничего не было слышно – как тогда, ободранный, в сопровождении Базы из Чаши выкинулся – и вдруг заявился: прямо под Новый год, ровно в без-пяти-двенадцать...
– Как только мы все друг друга на радостях не раздавили???
: Не понимаю.
А ведь ещё аппаратура: колонки, мигалка с гирляндами, магнитофон, усилитель и блоки питания на всё это – длинные такие смотки батареек, которых лучше было не касаться... А ещё Ёлка, газеты и кухня – примуса, вода, бензин, суета и неразбериха... Поросёнок Безумного Крэйзи в штреке на вертеле из железной трубы – и сашкин отпрыск: они его с собой взяли, чтоб мама сашкина в кои веки Новый год со знакомыми встретить могла,—
– Но всё это только антураж был. Декор.
: ПРЕАМБУЛА.
Потому что самое важное – то, из-за чего я это рассказываю – началось после, когда мы сам Новый год встретили и Безумного Порося сожрали,—
– и, кстати, тесноты в гроте никто не заметил, так здорово всем было,—
– и когда программа, подготовленная заранее, исчерпалась и все наелись, напились – тут уж, кто чего – напелись и наорались песен ( “потому что мир без песен – тесен” ) и даже наплясались:
– Да! Мы ещё умудрились сплясать вокруг стола под битловские вариации “Stars on ’45”,– только для этого пришлось всем одновременно встать и одновременно садиться потом, по возможности не обращая внимания на отдавленные руки, ноги и головы,—
– и народ начал потихоньку расходиться: по своим гротам или на проходку, по Системе в новогоднюю ночь погулять, с глюками пообщаться,– и по иным гостям: слава Богу, Десятка – не центр Ильинской Системы и свет на ней клином не сошёлся, многие из тех, кто прибыли в эту ночь в Ильи, стояли в своих традиционных гротах и также приглашали к себе,—
: ВОТ ТУТ ВСЁ И ПРОИЗОШЛО.
... Нас осталось в Десятке несколько человек: я, Хомо, Лена – она как раз Сашку Маленького спать укладывала,– ещё Джонни из Оренбурга и Баркан. Они с Джонни никуда гулять не пошли, потому что затеяли ритуальный трёп о тупиках развития отечественной фантастики в свете зоркой десницы “Молодой Г.”: ‘перпетуум-тема’ – только скучновата для новогодней ночи,—
– и приелась порядком. Но что делать? Гитаристов в гроте тоже не осталось – Коровин и Гитараст со своими инструментами в концертное новогоднее турне по Системе отправились: Коровин – “догнаться в плане еды”, а Гитараст – тоже самое в смысле выпивки. И в Десятке стало немного скучновато. А “ZOOLOOK” Жана-Мишеля как раз перед тем Новым годом вышел – в ноябре – и мне его сразу же привезли. Был у меня тогда один хороший канал – из бывших наших, что ещё в семидесятых вскипнуть из этой проруби мировой культуры успели,– правда, канал тот денег стоил... Но деньги тогда ещё были.
: В общем, это был самый последний его альбом, и в совке о нём почти никто не знал. А ‘Ж-М-Ж’ мы все очень любили в Ильях слушать,– да только что у нас было?
: “EQUINOXE”, да “OXYGENE”. И всё. Лишь два альбома, потому что “Магнитные Поля” и “Концерт в Китае” всё-таки уже чуть-чуть не то были —
– Это мы тогда так считали: от глупости своей,—
: Эстетство дурацкое – когда за деревьями не видишь не то, что леса...
..: А тут вдруг выходит этот альбом. И всех нас он сразу потряс – кто в городе у меня его услышать успел.
: Вкусить. Потому что альбом действительно просто умопомрачительный – мы даже не все его поняли сразу...
– На него же “рамка”, как на живого человека реагирует,– поворачивается в такт музыке, когда включаешь его,– он Звуком Этим биополе своё передал: как живое. А, может, и не только своё –
: Гениально? Но гениальной музыки – и внешне гораздо более “крутой” в мире достаточно. Невероятно с точки зрения техники?..
– И это ничего не объясняет. Слушайте, что дальше было.
..: Я взял с собой в Ильи кассету – запись. Только, когда все в гроте сидели, мне её немного страшно было включать – боялись мы его, что-ли...
– А тут Егоров наш – радиозатейник главный – с Наткой, Биллом и Томасом с гулянок вернулись. И я говорю Сашке:
– Поставь новый блок батареек, а то те, небось, уже сели.
: Говорю это, а сам кассету в руке кручу – я её случайно из общей стопки взял и вертел в руках машинально.
: Есть у меня такая привычка – когда в разговоре иль действиях пауза возникает, что-то в руки взять; наверное, от курения трубки.
– Что слушать будем? – спрашивает Сашка.
– Да,– говорю ему,– что-нибудь тихое, фоновое: чтоб Киндер твой угомонился.
– Ладно,– говорит Егоров свою любимую фразу – и соединяет последовательно с тем блоком батареек, что уже часов шесть отработал, новый блок. То есть напряжение на усилитель чуть-ли не в два раза больше подаёт – а оно и от одного блока вольт 20 было, не меньше.
– Что ты делаешь,– говорю,– а если “выходные” полетят?
: Это я транзисторы выходные в усилителе имел в виду – мощность-то при таком подключении чуть-ли не в четыре раза возрастает...
– И чёрт с ними,– отвечает он мне,– плевать. Программу-то всю откатали.
«Да,– думаю,– может и вообще не надо больше никакой музыки: не один же магнитофон слушать... И СашкаМ быстрее уснёт».
– Его теперь ничем не разбудишь,– говорит Лена,– так что врубайте, как хотите.
И я – чтоб паузу эту случайную неловкую как-то занять,– гитаристов-то нет, а мне после Коровина и Гитараста, как и Егорову, лучше никаких инструментов не касаться – кроме шанцевых,– я, чтоб заполнить возникшую паузу, вдруг начинаю рассказывать им про то, как нас с КрАкодилом в том маленьком гроте привалило – когда Свеча погасла.
: Рождественский рассказ. А главное – в самое время.
– Да только не собирался я его никому рассказывать: не люблю я этого. А тут словно нашло что-то... Может – потому, что КрАкодил вернулся?..
: Тогда я просто не успел об этом подумать – начал рассказывать, как автомат, будто кто извне включил меня... И не знаю до сих пор – то-ли от моего рассказа всё получилось,– ведь я как бы набрал Её код, позвал Её,— хоть и не досказал тогда до конца... Но мысленно-то я всё вспомнил —
– А может, нечто извне так сложило нас: меня, запись ‘Ж-М-Ж’, КрАкодила и ту историю. Я не знаю, где тут причина, а где следствие. И никто не знает.
Рассказываю я – и вдруг посреди рассказа в грот Сталкер вваливается, уже изрядно навеселе. Ну, думаю, всё. Сейчас ляпнет – “вот так и рождаются нездоровые сенсуации” – или типа того. Он же не может без этого —
– Но Сталкер молчит.
Я останавливаюсь, смотрю на него – жду, что будет...
: Молчит. Только по карманам курево шарит,—
– И в гроте вновь пауза: хуже той, что была.
И все смотрят на кассету, что я в руках держу. И я на неё смотрю.
– И тут в грот вваливаются Франта с Мамонтом в обнимку, а за ними одновременно Гитарист с Коровиным со своими бандурами наперевес – нагулялись, значит. И Пит с Керосином и остальными чехами.
: Вваливаются – и тоже молчат. Никто ничего не говорит – все смотрят на меня, а я стою столбом в центре грота. Как крепь – только до потолка не дотягиваю.
– Ну, д а в а й ,– хрипло вдруг говорит Сталкер,– ставь е ё . Чего тянешь?..
– И я втыкаю свою кассету в мафон и нажимаю “вкл”. И только тут соображаю, что это – “ZOOLOOK”.
: И тут кто-то ещё протискивается в грот.
– И ещё...
И снова почти все – в Десятке.
И музыка гремит во всю громкость. Я даже не знаю, сколько там ватт получилось... Да не в них дело,—
– Это была не та музыка:
: просто НЕ ТА.
Я – не понял ещё ничего, дурак, думаю: у аппарата питание село – он отдельно от усилителя, от своих батареек питался,– смотрю на индикатор – всё в норме. А музыка продолжает играть: та и не та одновременно.
: В гроте темнота – кто-то погасил все свечи и плекс – только сигареты красными светлячками в темноте парят и так слабо шевелятся,—
– И постепенно я начинаю понимать, что же это мы слышим:
– Да, это был “ZOOLOOK” ‘J-M-J’; он – но и ещё что-то:
: Нечто, чему никто из нас названия не знал. И это неведомое нам подземное нечто словно переговаривалось с музыкой ‘Ж-М-Ж’:
: Из одной колонки был ясно слышен “ZOOLOOK”, а из другой совсем иная музыка, иной звук – будто ответ на то, что было в музыке ‘Ж-М-Ж’. А я сижу меж колонок, меж этой странной – и страшной, и одновременно прекрасной музыкой – дурак дураком меж двух гениев, говорящих через меня, словно по телефонному аппарату, на своём великом языке – и ничего не понимаю.
: Колонки были соединены параллельно.
: Провод-в-провод,—
– И запись была моно.
– Как и магнитофон, и усилитель...
– Тут КрАкодил показывает мне в темноте свою руку:
– И рука его светится.
: Светится мягким зеленоватым светом перчатка, надетая на неё.
: Гнилушка —
– Он вымазался в светящейся трухе, когда переползал через старую крепь.
Только гниль, что размазана у него по ладони, светится в такт музыке.
– И я уже совсем перестаю что-либо понимать.
Лишь слушаю – и всё.
А потом запись кончилась —
– ‘И НАЧАЛОСЬ КИНО’:
: Все разом кинулись из грота.
– Выход из Десятки один, узкий; возникла давка...
Этот момент я очень плохо помню. Помню только – огромное, безмерное чувство страха, что гнало нас – куда?..
: ПРОЧЬ-ПРОЧЬ-ПРОЧЬ-ПРОЧЬ-ПРОЧЬ-ПРОЧЬ...
< ... >
: ЛАКУНА.
..: Очнулся я вместе с другом Егоровым в Бородинских Полях – есть системка такая по соседству с Десяткой. В голове одна мысль: надо дойти до Белой Колокольни.
Там натёки очень красивые; их ещё Белой Бородой называют... А правильнее – “мундмильхен”, лунное молоко. Место для всего ильинского народа почти культовое – как Сумасшедший Барабанщик в ЖБК или места гибели Шагала и Шкварина; специалисты по карсту, споря о происхождении этих натёков, полагают их весьма целебными – известно только, что к собственно карсту они имеют не самое прямое отношение,—
– НО ПОЧЕМУ ИМЕННО ТУДА???
: Не знаю.
– Идём. Точнее, пытаемся идти.
Дорогу до Колокольни знаем, как свои пять пальцев – с закрытыми глазами бы дошли, и без света,—
: как от Журнала до выхода —
– НО ПОЧЕМУ-ТО МЫ НЕ МОЖЕМ ТУДА ДОЙТИ.
: Всё кружим, кружим, кружим... Как чайники, путаемся меж плит, щелей, шкурников, каменных глыб, крепей, поворотов, развилок...