Текст книги "Тень Уробороса.Фарс"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

8. Возвращение на Землю

Колумб, Управление Города Золотого, 25 июля 1001 года.

– Хорошо, хорошо! – Буш-Яновская не сказала ни единого слова протеста, когда лейтенант Александра Коваль в категоричной форме заявила, что доставить контейнер на Землю поручено ей.

Коваль смягчилась. Она ожидала возмущения, праведного гнева служаки, у которой отнимают задание, но, по-видимому, капитану уже настолько осточертело пребывание на Колумбе, что она была готова на все. Тем более – распоряжение всесильного полковника Лаунгвальд, никуда не денешься. А ведь Александре стоило бы насторожиться…

– Где же наша непревзойденная Паллада? – с иронией спросила лейтенант, понимая, что теперь может позволить себе фамильярность: карьера проштрафившихся московских спецотделовок, скорее всего, закончена. Или, по крайней мере, под большой угрозой.

Полина развела руками и усмехнулась:

– Не имею ни малейшего представления, Саша! Думаю, спит. А зачем она вам понадобилась?

– Да нет, ни зачем. Хотела попрощаться, – оскалилась своей щербатой улыбкой Коваль.

– Простите, у меня сейчас мало времени. Если вам больше нечего сказать, то я уезжаю. Очень хочется, знаете ли отдохнуть: неделя была слишком напряженной… С этой волной и захватом… Кхе… Я передам Фаине, что вы пожелали ей счастливо оставаться.

– Да-да, именно, капитан: счастливо оставаться. Надеюсь, мы еще встретимся на Земле.

– Как пожелает Великий Конструктор.

Расшаркавшись, женщины разошлись. Путь Александры лежал теперь в военный космопорт под местечком Осми в пустынной зоне на границе Райка и Сегиждана. А Полина, которая, кстати, не обманула лейтенанта ни единым словом, отправилась, как и намекала, в гостиницу.

Войдя в их с гречанкой номер, искусственно погруженный в сумерки, она расшорила окна.

Яркий свет хлынул через ставшее прозрачным стекло и заполонил всю комнату.

Полина обернулась, подошла ближе к кровати.

В постели, небрежно прикрытый простыней, лежа на спине, спал темноволосый молодой человек. Самый обычный парень – до тех пор, пока, разбуженный солнечными лучами, не раскрыл глаза. Сине-зеленые, глубины необыкновенной. Без этого взгляда лицо его выглядело бы довольно пресным, а будь в дополнение к этим глазам еще и смазливая внешность – то слишком слащавым.

Этот же был «настоящим мужиком», по крайней мере, по вкусу Буш-Яновской.

Заслонившись рукою от света, он сел, затем потер лоб, растрепав влажную от пота прядь волос.

– Хай! – сказал он. – Ну что?

– Она вылетает через два часа. У нас с тобой еще около суток. Как состояние?

Мужчина огляделся и, опоясавшись простыней, встал с кровати:

– Никогда в жизни так не хотелось под душ!

Они рассмеялись.

– Дик… – начала было Полина, и тут по связи с администрацией им сообщили о прибытии некоего Валентина Буш-Яновского.

– Иди, встречай. Я – в душе!

– Недолго, капитан!

– Закажите что-нибудь на ланч, капитан! – насмешливо отозвался Дик, прикрывая за собой дверь в ванную. – Не забудь, что я люблю омаров под винным соусом!

Буш-Яновская поворошила приготовленные им заранее и лежащие на спинке кресла вещи: джинсы, белоснежную майку, нижнее белье. Хмыкнула, по пути сунула все это в протянутую из-за двери руку напарника и пошла встречать бывшего супруга.

Когда Валентин и Полина уже сидели за трансформированным из-под пола столиком, наблюдая за размеренными движениями сервирующей стол горничной, Дик появился перед ними – свежий, бодрый, полностью одетый и даже с высушенными волосами.

– Вот, оказывается, какой ты! – приподнимаясь и пожимая ему руку, заметил Валентин.

– Устраивает? – Дик упал в кресло напротив супружеской четы.

– Ну, скажем, в виде Фи ты мне нравился больше.

– Ну, скажем, при виде тебя настоящего у меня тоже появились бы другие желания. Например, пристрелить тебя за все, что ты устроил. Но ты мой тесть – это раз. И ты – гений, черт тебя побери. Это два. Теперь готовься, папа: закончились твои свободные похождения. Отныне ты работаешь при ВПРУ и на ВПРУ. С такими способностями на свободе не разгуливают.

Буш-Яновский изобразил огорчение, но было видно, что он нисколько не переживает по поводу своей участи:

– Ну, знаешь, власть всегда смотрела сквозь пальцы на тех, кто может что-то сделать. Пока этот «некто» не сделает нечто, мешающее комфорту этой власти.

– Алан, или ты заткнешься и дашь нам поесть, – вмешалась Полина, – или тебя пристрелю я.

– Молчу! – Валентин тут же взялся за вилку и нож, но вспомнил о чем-то и потянулся к сумке, висящей за спинкой его стула. – Вот.

– О-о-о! – дуэтом протянули капитаны.

Дик принял из его рук новехонький экземпляр книги, пролистал, задерживая взгляд на некоторых снимках. Затем книга перешла к Полине.

– Леди Морг была великолепна! – оценил американец, принимаясь за еду. – Я почти влюбился в Кармен, клянусь моим старым компом! Будь она лет на двадцать помоложе…

– Да, а Сэндэл теперь в состоянии глубокой депрессии. Ей-ей, даже жалко девчонку! Утешил, как мог…

– Старый развратник! – фыркнула Буш-Яновская. – Мистер Калиостро, я вам не завидую: с таким тестем…

– Поля! Я нянчил тебя с пеленок!

– Ой, не надо! Сэндэл ты тоже знал еще девочкой! Растлитель!

– Ты что-то слишком весела, малышка!

– Еще раз назовешь меня малышкой, и я надену на тебя наручники. А, быть может, даже и всуну кляп! – пригрозила капитан, сейчас несерьезностью своей совершенно не похожая на прежнюю вышколенную служаку.

– Знаете, давайте уже пообедаем, – вмешался с миротворческой миссией Дик Калиостро. – Затем у меня будет пара философских вопросов к… гм… папе и… – он слегка дернул темными бровями. – В общем, я тороплюсь на Землю, не знаю, как вы.

– Лаборатории по заморозке? – угадала Полина, нетактично указывая на американца столовым ножом.

– Да, сестра моя по несчастью! Ты чувствуешь мою боль!

На время они замолчали. Валентин с любопытством наблюдал, сколь быстро и ловко управляется Дик со своим деликатесным блюдом.

И ведь было на что посмотреть!

Разрезанный в форме, напоминающей крылья бабочки, громадный жареный омар утопал в подливке из хереса и соевого соуса. Подрумяненное свежее мясо с золотистой корочкой, блестевшей от арахисового масла, в котором его совсем недавно ворочали на раскаленной сковороде лучшие повара гостиницы, выглядело неуместным шедевром на скромном столике номера. Перышки зеленого лука лежали поверх «крыльев», нещадно терзаемых ножом и вилкой американца. Обратное перевоплощение пробудило в офицере зверский аппетит, и он в два счета разделался со своим ланчем.

– Расследование по делу того катера закончилось? – впечатленный скоростью исчезновения омара, наконец-таки решился спросить Буш-Яновский.

Дик деловито сортировал вещи. Притом, что он нисколько не спешил и все движения его были точны и не суетны, капитан находился в почти постоянном движении. Казалось, он не желает терять ни секунды времени. Эта динамика немного нервировала Валентина. Дик лишь взглянул на часы и не вымолвил ни слова. На вопрос «мужа» ответила Полина:

– Нет, Алан. И нескоро, знаешь ли, закончится… Это вообще заслуга Калиостро, – она кивнула в сторону напарника, – что мы смогли взять «языка»: он просто не дал десантнику выстрелить и аннигилироваться после убийства. Остальные – трупы. Трое – наших, пятеро – «подсолнуховцев». Еще раненые, но только наши… Десантники аннигилировали…

– Кошмар… – ученый прикрыл глаза и покачал головой.

– Шесть аннигиляций подряд – да, я такого еще никогда не видела… – Полина потупилась. – Похоже на то, что трое в дыму по ошибке убили и своих… Если бы контейнер попал к «Подсолнуху», в Содружестве начали бы случаться вещи и похуже этой. Я впервые видела людей, которые сознательно шли на самоуничтожение.

– Фанатичная вера? Но во что? Чем их так прельстила эта… как ее зовут-то на самом деле? Эмма? Какими благами?..

– Алан… не знаю.

Тем временем Калиостро застегнул сумку и поднялся с корточек:

– Все, пора. Живо-живо-живо!

И, ни секунды не медля, стремительно покинул номер.

Буш-Яновская и ее фальшивый супруг последовали за капитаном.

9. Черная дыра

Созвездие Близнецов, орбита Колумба, 25 июля 1001 года.

Когда бывший майор колумбянского военного отдела Ханс Деггенштайн увидел «эскорт», сопровождавший катер с Александрой Коваль и вожделенным грузом, он засомневался в реальности удачного исхода порученной ему операции.

В окружении каравеллы из семи обманчиво миниатюрных и легких боевых челноков-«оборотней» катер «Джульетта» выходил на околоколумбову орбиту. И Ханс имел весьма хорошее представление о том, во что «перекидываются» эти челноки, переходя в режим атаки.

Маленькие «капельки» внезапно выбрасывали «паруса» – дополнительную одностороннюю энергозащиту судна – и становились за счет этого раза в три больше. Но главное – не «паруса». Беда в том, что следом челноки переставали быть видимыми, а потом сменяли координаты, дабы ощетиниться лучами смерти, направленными в самые уязвимые места кораблей пойманного врасплох врага. Это открывались надежно укрытые под ОЭЗ эмиттеры «оборотней». Как правило, цель была либо мгновенно уничтожена, либо повержена в бегство.

Дисциплинированный приверженец Эммы, Деггенштайн уже потянулся к приборам, чтобы поставить начальницу в известность, но тут случилось что-то, отчего рука этого беловолосого красавца замерла в воздухе.

Блекло-голубые глаза на сухом, словно вытесанном из дерева светлой породы, лице со слегка ввалившимися щеками отразили растерянность, непонимание и… страх.

* * *

Созвездие Близнецов, орбита Колумба, управленческий катер «Джульетта», то же самое время.

Александра была спокойна. Теперь «старуха», скорее всего, восстановит ее в московском спецотделе. Ведь это из-за «провокатора» Паллады три года назад Коваль была убрана с глаз долой и выжидала, когда все урегулируется после той опасной истории.

Вышестоящее начальство, как потом выяснилось, решило «прощупать» Лаунгвальд, едва та заступила на новую должность. Коваль, по понятным причинам, оказалась у «старухи» в фаворитах: ведь она была одним из связных Эммы и Лоры, правой рукой подполковника.

Фаина же являлась очень талантливым «провокатором» СО. Рядовое дело – понаблюдать за сотрудницей – поручили именно ей. Паллада вклинилась в доверие к Александре. До крамольных бесед не доходило: Коваль была осмотрительна. Однако «провокатор» на то и «провокатор», чтобы делать выводы, не обманываясь кружевной пеной слов. И Фанни начала о чем-то подозревать.

Вовремя заметившая их с Александрой подозрительный контакт, Лаунгвальд тут же приняла меры. Незамедлительно сфабриковали «бомбу» – частное письмо якобы от Фанни, где разглашались некоторые факты внутренней работы ВПРУ. Адресат был гражданским – на тот момент приятелем гречанки. Конечно, страшных секретов послание не содержало, однако подобный факт являлся злостным нарушением Устава. Паллада, разумеется, потребовала апелляции, стала доказывать свою непричастность. Но по молодости не сдержалась. Сыграл роль и бешеный темперамент гречанки: она встречно во всеуслышание обвинила в подлоге ненавистную начальницу.

Спровоцированный «провокатор»! Коваль помнила, как это забавно смотрелось со стороны, хотя на тот момент ей самой было не до веселья: Александра сидела как на иголках, не зная, в чью пользу закончится разбирательство. Фанни, миловал Создатель, не успела по своей неопытности связать подлог с деятельностью Коваль. Да и доказательств у нее не было. Все выглядело как личный конфликт руководителя с анархически настроенной подчиненной.

Арбитры-управленцы из Трибунала ВПРУ при Президенте Содружества, возмущенные несдержанностью сержанта спецотдела, вынесли скорый вердикт: разжаловать Палладу и заблокировать ее память. Полуискалеченная, гречанка потом долго валялась по госпиталям, а Лаунгвальд припрятала Александру в питерском филиале. От греха, что называется, подальше. И к моменту выздоровления Фаины дело почти забылось.

Подруга гречанки, Полина Буш-Яновская, перед самым судом внепланово получила, по распоряжению Лаунгвальд, лейтенанта, и отстаивать честь приговоренной, лишенной памяти Паллады отчего-то не пожелала. Верными тропками пробиралась «старуха»! Сумела заткнуть рты всем причастным и остаться вне подозрений! Александра и теперь не была в курсе, что Фанни из принципа не стала вмешивать Полину, и та знала только внешнюю сторону дела: дерзкая подружка нахамила начальнице, за что и подверглась справедливому наказанию…

…Сейчас контейнер с палладасовским веществом находился в трюме катера. Бояться помех со стороны Буш-Яновской и непонятно ради чего восстановленной в должности Паллады было уже не нужно. Капитан и сержант поняли, что проиграли. А потому благоразумно отступили. Что ж, Полина всегда была чертовски осторожна!

Но что за странные звуки доносятся в каюту? Сбой в управлении? Непохоже. И локализация их нехарактерна. И еще: сработала бы аварийная система, поступил бы сигнал тревоги. Тут же – все тихо. Кроме этого отчетливого шипения, гула и потрескивания. Так при пожаре гудит, выбрасывая в небо гейзеры искр, безумное пламя…

Коваль отложила книгу, купленную еще в Золотом. Последние минут двадцать она так и не перевернула ни одной страницы: крепко задумалась лейтенант, с едва сдерживаемой улыбкой триумфатора вспоминая недавнее прошлое.

Она вышла на связь с пилотом:

– У вас все в порядке?

– Так точно, госпожа лейтенант! – отозвался андроид.

– Вы не слышите ничего подозрительного?

– Никак нет! Система в норме. Идем назначенным курсом в сопровождении семи боевых челноков. Вижу их все.

– Проверьте с ними связь, пилот!

– Есть!

Александра ждала, сверля глазами спину голограммы. Когда пилот наконец обернулся, на лице его читалось замешательство:

– Связь отсутствует, госпожа лей…

– Ищите способ дать им знать, что у нас неисправности!

Без лишних слов пилот рухнул в кресло, и сенсоры с готовностью впились в пазы на его спецкостюме. А затем… затем подключившийся к жизнеобеспечению катера «синт» обмяк и свесился через подлокотник.

«Джульетта» продолжала лететь выбранным курсом. Лишь на одном «оборотне» хватились связи, но Александра этого уже никогда не узнает…

Лейтенант не услышала даже – ощутила – приближение чего-то из коридора к дверям ее каюты. И разом, как песком из разлетевшихся вдребезги огромных песочных часов, ее захлестнуло давно поблекшими, но теперь возрожденными в цвете, вкусе и звуках воспоминаниями. Вот так же, будучи девчонкой, нагнетала маленькая Саша страхи на себя и на еще более маленького кузена, оставаясь с ним вдвоем после ухода взрослых. Нарочно рассказанные в темноте страшные истории пугали и ее саму. Казалось, по большому родительскому дому передвигается что-то непостижимое, но, конечно, жуткое. И дети, чувствуя, как по спинам их носятся ледяные мурашки, а волосы встают дыбом, забивались под кровать, выжидая, толкались локтями в споре, кому из них восстановить умышленно деактивированную Александрой систему освещения.

Ей и сейчас захотелось забиться куда-нибудь или стать невидимкой. Но, пересилив себя, в последнем порыве лейтенант бросилась к сенсорной панели у дверей. Заблокировать! Намертво! Аварийно! Автономная подача воздуха! Дополнительная защита каюты!

И каюта превратилась в капсулу, способную некоторое время продержаться в космосе даже после гибели самого катера. Одного прикосновения к нужной «плашке» хватит для катапультирования. Но Александра не посмела спешить. Она офицер, а не сопливая девчонка, прячущаяся под кровать. Она еще не знает, что за опасность внедрилась на борт ее судна. Она несет служебный долг и ответственность за груз…

Как во сне, тупо, ничего не соображая, глядела лейтенант Коваль на мерцающие и поочередно гаснущие символы в панели. Отменено автономное воздухоснабжение – значок синего завитка чернеет, выключается. Отменена дополнительная защита каюты – мрачнеет и пропадает схематический рисунок щита с каким-то незатейливым вензелем. В смятении Александра успевает ударить ладонью (тут не промахнешься, самый главный сенсор – самый крупный!) в красное поле с изображением примитивного парашюта. Ничего не происходит, а вместо катапультирования отмирает и значок блокировки.

Дверная пасть разверзается одним бесшумным рывком.

И последнее, что удалось увидеть Коваль, – это ряд теней. Будто обтянутый черным трико танцор встал меж повернутыми друг к другу зеркалами и провалился в ложную галерею двойников. Разум лейтенанта не успел дать названия тому, что уловил взгляд. А затем – вспышка неистовой яркости поглотила ее и «Джульетту»…

…На мгновение из полыхнувшего белым светом и пропавшего затем катера образовалась черная дыра, исказившая пространство ближней Вселенной для пилотов, управляющих челноками-«оборотнями» и для притаившихся под куполом оптико-энергетической защиты «подсолнуховцев», которых возглавлял тот самый Ханс Деггенштайн.

Все звезды Галактики собрались для наблюдателей в шар, скучковались в непонятном единстве, заплясали, словно вакханки из древних мифов. Приборы аппаратов на несколько секунд потеряли чувствительность, машины дернуло к бездонному жерлу невесть откуда возникшего подпространства, и лишь молниеносно сработавшая аварийная защита спасла судна от гибели. При этом каждое из живых существ на их борту – и люди, и полуроботы – почувствовали жуткую боль, как если бы что-то мощное схватило их за ноги и за голову, пытаясь разорвать…

…А затем все прошло. Звезды «встали на свои места», системы восстановились. Не вернулась только «Джульетта», и несколько минут спустя командиры обеих сторон – и колумбянского Управления, и оппозиции Эммы Даун – лихорадочно соображали, в каких терминах им рапортовать начальству о случившемся…

10. Пробуждение

Кто бы подсказал, где? Кто бы подсказал, когда?..

Снова эти проклятые карты-лебеди с краплеными хвостиками! Но мое сознание уже знало этот символ, и я поняла, что сплю. Когда я об этом догадалась, объятия ласкового Морфея начали разжиматься, освобождая меня.

Меня поколачивал озноб. Я чувствовала себя ледяной глыбой. Вернее, не глыбой, а поскромнее: сосулькой. В детстве мы обожали грызть эти прозрачные штуковины, и запрет родителей не мог нам помешать. Даже беседы с отцом, пугавшим меня подробностями состава нынешних, постъядерных, осадков, действовали недолго. Наверное, нам тогда просто повезло. А может, папаша попросту перестраховывался…

Стоп-стоп! А где это я и почему не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой? Ведь они у меня есть! Ведь есть, правда?! Я запаниковала, внезапно вспомнив ужасающие фантастические фильмы о людях с отрезанными головами. Не хочу!

И отчего кромешная тьма вокруг меня? Я что есть сил таращила глаза, они готовы были лопнуть, но не увидели и проблеска света.

Это смерть?! Преддверье «молекулярки»? Но они ошиблись! Я жива! Я не могу двигаться, но мыслить-то я могу! Или ошибся тот, кто говорил о тождестве жизни и разума?! Выпустите меня! Я жива!

Пытаясь заорать, я издала лишь мычание зомби. Во рту не было даже слюны, небо и язык походили на иссушенную пемзу, а заиндевевшим легким не хватало воздуха.

Видимо, от перенесенного ужаса мизинец моей правой руки наконец дернулся, потом задвигалась вся кисть.

Откуда-то снаружи донесся тихий писк.

Так. Так. Успокоиться. Немедленно успокоиться и не дергаться, как дура! Мозги! Оттаивайте быстрее и дайте хоть какую-нибудь подсказку – что со мной происходит, черт возьми?!!

Значит, так. Вчера я заснула в своем номере в Адлере. Наверное, заснула, хотя Дик (ах, вот еще что! паскудный Лоутон! ну, что ж я теперь удивляюсь!)… хотя Дик основательно взбудоражил мои нервы своим дурацким запугиванием и советами за каким-то дьяволом лететь в Нью-Йорк.

Ну вот, я заснула и… Вот на этом «и» моя фантазия вместе с воспоминаниями спотыкалась… «И» – проснулась. «И» – представления не имею, где. «И»… Великий Конструктор, миленький, вот ей-ей клянусь: выпусти меня отсюда – карты в руки я больше не возьму! Пусть это все окажется кошмаром, а? Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста! Я не хочу в «молекулярку»! Я не хочу тут лежать, даже если это и не «молекулярка»! Ничего хорошего такое положение вещей не предвещает, доказано опытом всей моей раздрызганной двадцативосьмилетней жизни!

Кто-нибудь! Спасите! Эй! Э-эй!

Словно в ответ на мои немые мольбы что-то дрогнуло подо мной. Я ощутила это скорее нервными окончаниями в позвоночнике – они, окончания то есть, похоже, успели «оттаять». Послышался тихий гул и какое-то клацанье. Только потом я поняла, что гул шел извне, а вот клацанье – из моего рта: это стучали мои собственные зубы. И от холода, и от страха.

Тело стало оживать. То, на чем я лежала, ухнуло куда-то вниз (все так же в полной темноте), мягко затормозило вместе со мной и стало двигаться поступательно вперед, той стороной, где находилась моя голова. В сердце все сжалось, замерло. Я ухватила ртом глоток воздуха. Кажется, стало светлее? Нет: точно! Надо мной прозрачный купол. Да я ведь лежу, будто какая-то мумия, в стекловидном саркофаге! Мозги, думайте! Вы же все помните! Ну или почти все. Вам же это знакомо! Что это?..

Озарение пришло мгновенно: я в анабиозной камере! Сама ведь разглядывала такие однажды. Правда, снаружи…

В «саркофаге» быстро потеплело. Еще пара секунд – и я смогу двигаться. Может, и не полностью, но сбежать попытаюсь. Только сначала нужно оценить обстановку.

И я замерла в неподвижности, притворяясь по-прежнему спящей…