Текст книги "Порочные круги постсоветской России т.1"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

Соавторы: А. Вершинин,О. Куропаткина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

О политических партиях и говорить нечего, они в настоящее время не связаны ни с какими социальными группами («рабочие отказываются идти в лоно социал-демократии, промышленники не поддерживают гайдаровскую партию»). В этом отношении рабочие мало чем отличаются от других социальных групп – политические установки хаотичны и матрицей для сплочения общностей служить не могут.

Социологи констатируют: «Сегодня подавляющее большинство россиян (72,4%) либо отказываются, либо затрудняются с самоидентификацией в рамках сложившегося идеологического спектра. С ростом доли россиян, не определившихся в идейно-политическом отношении, снижается число приверженцев всех без исключения течений. Особенно резко выглядит падение популярности идеологии так называемого центризма: с 24,6 до 7,6% всего за три года» [49].

Таким образом, основные пучки связей, собиравших небольшие локальные группы работников промышленных предприятий в организованную профессиональную общность «рабочего класса России», были за 20 лет разрыхлены, разорваны и перепутаны так, что можно говорить о глубокой дезинтеграции этой общности. Если учесть, что рабочие лишились представлявшей всю эту общность активной группы (субститута), а политическая система с помощью СМИ вывела рабочих в глубокую «социальную тень», то можно сказать, что в настоящее время «рабочий класс-в-себе» существует лишь латентно, не представляя из себя социальную и политическую силу. Это состояние определяется в таких формальных терминах:

«Поскольку социальные группы определяются их институционализацией в устойчивых, признанных de facto или гарантированных de jure статусах, постольку перечень социальных групп, которые признаются доксой157 существующими, определяется в каждый момент времени исходом борьбы, одновременно символической, политической и социальной, между агентами, занимающими различные позиции социального пространства» [47].

Промышленные рабочие России снова станут профессиональной общностью, когда смогут выстроить с помощью союзных социокультурных сил свою новую мировоззренческую матрицу (шире – когнитивную структуру), информационные связи, язык и культурный стиль. Этот процесс только начинается, но его динамику прогнозировать трудно, она может резко ускориться.

Разумеется, очень многие из соединявших ранее рабочих связей сохранились, они непрерывно воспроизводятся под воздействием объективных условий труда и быта, под воздействием памяти, разума и культуры. Примером может служить сохраненный в трудных условиях коллективизм – даже на фоне атомизации и сдвига к индивидуализму. Вот вывод из исследований (2008 г.):

«Культурные традиции взаимопомощи в работе, коллективной ответственности за использование рабочего времени, хороших отношений с товарищами по работе продолжают сохраняться у большинства рабочих в постсоветское время. Однако происходит это скорее по инерции, а не под влиянием новых менеджериальных технологий или организованных усилий самих рабочих. Их сохранению способствуют успешная деятельность предприятий, лучшие возможности для заработка, устоявшиеся традиции советских принципов организации труда… В целом, можно утверждать, что по мере становления предприятий на новых основах отношений собственности: будь то частной, созданной “с нуля”, либо бывшей государственной, а ныне акционерной, происходит распространение трудового корпоративизма на основе культурных традиций советского прошлого. Причем преобладающую роль в этом играют не специально разработанные управленческие технологии, а культурные практики самих работников» [53].

Эта инерция коллективизма – ценный материал, который надо беречь и обновлять, но для обретения системного качества его недостаточно.

Новая сборка общности рабочих – условие модернизации

Возрождение рабочего класса как сплоченной общности – срочная общенациональная задача. Социологический анализ существующих в России социокультурных групп, которые могут стать социальной базой индустриализации и модернизации, привел к неожиданным результатам.

В важной статье академика М.К. Горшкова сделан такой вывод: «И в самосознании населения, и в реальности в современной России имеются социальные группы, способные выступать субъектами модернизации, но весьма отличающиеся друг от друга. Принимая в расчет оценки массового сознания, можно сделать вывод, что основными силами, способными обеспечить прогрессивное развитие России, выступают рабочие и крестьяне (83 и 73% опрошенных соответственно). И это позиция консенсусная для всех социально-профессиональных, возрастных и т. д. групп… Если говорить о степени социальной близости и наличии конфликтных отношений между отдельными группами (что важно, поскольку межгрупповые конфликты могут в силу возникающей из-за них социальной напряженности препятствовать продвижению России по пути модернизации), то один социальный полюс российского общества образован сегодня рабочими и крестьянами, тогда как второй – предпринимателями и руководителями» [4].

Поразительно, что это «консенсусная позиция для всех социально-профессиональных, возрастных и т. д. групп». Во всех группах, включая предпринимателей и чиновников, большинство возлагает свои надежды именно на рабочих и крестьян – общности, которые были в первую очередь демонтированы во время реформы 1990-х гг. Какая безумная доктрина! Как можно до сих пор ее поддерживать, ведь она была основана на фундаментально ложных посылках.

В.В. Путин писал в 2012 г.: «В России надо воссоздать рабочую аристократию. К 2020 г. она должна составить не меньше трети квалифицированных работников – около 10 млн человек» [59]. Да, это абсолютно необходимая для развития программа. Но как она будет выполняться? Ведь совсем недавно была завершена программа ликвидации рабочей аристократии СССР (общности «кадровые рабочие»). Эта программа была инструментом деклассирования промышленных рабочих и нанесла им тяжелейшую травму. Как теперь ее залечить? Это трудно, но необходимо.

Каковы в настоящий момент ресурсы для новой сборки общности рабочих? В последние годы социологи приступили к анализу этой проблемы. Вот постановка вопроса в исследовании, проведенном на ряде машиностроительных предприятий в Удмуртии (2007 г.): «По прогнозам специалистов в ближайшие годы серьезные риски в кадровом обеспечении ожидаются в группе квалифицированных рабочих индустриальных отраслей. За предстоящие 20 лет потери по естественным причинам составят 80-90% от сложившейся численности занятых в этой группе. Этот кризис обычно связывают с двумя основными причинами: институциональный дисбаланс подготовки кадров и потребностей экономики и низкий престиж среди молодежи рабочих профессий, а также профессий, связанных с производством. Расчеты показывают, что уже в ближайшие пять лет почти треть рабочих может уйти на пенсию, т. е. ежегодно будет выбывать около 2 млн рабочих. Непривлекательность рабочих профессий вызвана не только низким уровнем зарплаты в большинстве групп рабочих, но и неблагоприятными условиями труда на предприятиях, отсутствием технологических инноваций, взаимосвязи между затраченными усилиями и оплатой труда, перспектив карьерного роста и т. д…

Наблюдается замкнутый круг: чтобы профессия рабочего стала более престижной, нужно повысить заработную плату, обеспечить рост и модернизацию экономики, однако существующая ныне система профессиональной подготовки и ценностная система общества не в состоянии предоставить экономике квалифицированные рабочие кадры» [46].

Утрачена преемственность поколений, которая являлась важным фактором социализации молодежи, выбирающей профессию рабочего: «В возрастной группе старше 50 лет продолжали семейную традицию 22,6% рабочих, в группе 40-49 лет эта доля составила уже 13,8%, а в группе 20-29 лет она упала до 4,8%».

Автор особо указывает на установки той части рабочей молодежи, которая пришла на заводы уже с профессиональным образованием и в перспективе могла стать консолидирующей общность группой: «Наряду с невысокой зарплатой и недостатком перспектив роста этих рабочих, обладающих более высоким уровнем образования, волнуют также плохие условия труда (28,4%) и устаревшая техника (31,8%). Для этой группы важность приобретают факторы, связанные с общим состоянием производства, им небезразлично положение, в котором находится экономика предприятия или отрасли, они могут более адекватно оценить ее техническое оснащение.

Таким образом, воспроизводственная группа рабочих может быть потенциально эффективной и расширять свои границы лишь при создании определенных условий, которые связаны уже не только с заработной платой,… но и с возможностями перспектив развития и повышения квалификации, самореализации работников. В противном случае этой группе грозит размывание» [46].

Отдельно рассматривается часть молодых рабочих с карьерными устремлениями. Условия для повышения их статуса также неблагоприятны: «Это еще более молодая группа, нежели предыдущая – 77% ее представителей имеют возраст до 30 лет, 57% работают менее трех лет. Для них престиж работы наиболее важен при выборе профессии, причем с большим отрывом: на 11% по сравнению с другими факторами и на 17% выше, чем у предыдущей группы. Также усилили свою роль ориентиры развития способностей. Можно говорить поэтому о формировании нового, индивидуалистического типа рабочего, который, впрочем, характерен и для других профессиональных групп в современном обществе. Рост индивидуалистических, перфекционистских ориентаций у молодежи не способствует их самореализации в рамках рабочих профессий, и это необходимо учитывать. Недаром одна пятая представителей этих группы считает свою нынешнюю работу временной.

Около 60% представителей этой группы в данный момент получают образование, причем 18% – высшее. Почти все – 94,4% – хотели бы повысить свою квалификацию. Важно отметить, что для них в качестве факторов, вызывающих неудовлетворенность трудом, наряду с выделенными представителями предыдущих групп (зарплата, условия труда, устаревшая техника) приобретает большую значимость отсутствие возможностей для карьерного роста (второе место после заработной платы – 21,6%) и содержательные аспекты труда – 10,8% считают свою работу неинтересной (по сравнению с 2,3% у предыдущей группы)” [46].158

Выявлена еще одна группа, ориентированная на карьеру: «Последний тип – “непроизводственно-карьерный” – также связан с последующим уходом из рабочих профессий, но в отрасли непроизводственной сферы. Эта довольно незначительная по данным опроса (10,8% опрошенных) группа согласно высказываниям экспертов имеет тенденцию к увеличению… Почти 70% из них в настоящее время получают образование.

Эта группа является наиболее образованной – около 80% ее представителей имеют профессиональное образование, причем почти половина – начальное профессиональное. В то же время для этой группы характерен самый низкий процент работающих по специальности – всего 34%, поэтому и выбор рабочей профессии был сделан скорее в силу сложившихся условий. Рабочие профессии и в целом производственная сфера не являются привлекательными для этой группы. Скорее всего, большая часть из них, получив образование, уйдет с предприятий» [46].

Таким образом, даже небольшой наличный контингент молодых профессионально подготовленных рабочих, которые и должны стать в ближайшие годы ядром обновленной социокультурной общности, будет трудно удержать на промышленных предприятиях. Требуется глубокое преобразование социального уклада предприятий и серьезные изменения в промышленной и образовательной политике.

Заранее можно сказать: это труднейший исторический вызов постсоветской России. Он потребует и от власти, и от всего общества хладнокровия и мужества – надо будет отрешиться от идеологических фантомов, в которых находят утешение или оправдание наши перенесшие культурную травму люди. Надо, наконец, признать, что молодежь из семей трудящихся в большой мере оказалась подвергнута социальной сегрегации. Вот выводы из исследования рабочей молодежи в 2011 г.: «Сравнение с такой категорией молодежи, как выпускники дневных средних школ (большинство их поступает учиться в вузы), выявляет относительно более низкие материальные ресурсы родительских семей будущих молодых рабочих. Молодежь, идущая в рабочие, чаще завершает школьное обучение на ступени неполного, нежели полного среднего образования. В результате в составе молодых рабочих тех, кто окончил 9-летку (9 классов), больше (51,2%), чем завершивших 11-летнее образование (46,6%); еще 2,2% покинули школу, не доучившись и до 9 класса… Кадры молодых рабочих формируются почти на четверть за счет не получивших первоначального профессионального образования (после школы сразу пошли работать и обучались на рабочем месте). Не получившие предварительной подготовки в 87,9% случаев устраиваются без квалификационного разряда… По нашим данным, от года к году квалификация растет главным образом примерно до 5 лет трудового стажа, далее лишь очень небольшая часть молодых рабочих продолжает наращивать квалификацию» [41].

В целом, проблема сборки и воспроизводства общности рабочих – особая тема. Она требует исследований, обсуждения на разных уровнях и разработки большой и сложной программы. Эмпирического материала достаточно только для начала такой разработки. В решении этой задачи должна принять участие вся патриотическая интеллигенция. Кроме того, общий кризис индустриализма делает нашу национальную задачу частью общемировой проблемы.

А. Турен в своей драматической по выводам работе писал: «Для предотвращения варварства социальная теория и социальное действие в равной мере апеллируют к способности создать и воссоздать узы, которые могут быть и узами солидарности, и узами регулирования экономики» [1].

Создать и воссоздать эти узы – национальная задача современной России.

Доклад подготовлен С.Г. Кара-Мурзой

Литература

1. Турен А. Социология без общества // СОЦИС. 2004. № 7.

2. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Процессы интеграции и дезинтеграции в социальной структуре российского общества // СОЦИС. 1999. № 9.

3. Ионин Л.Г. Культура и социальная структура // СОЦИС. 1996. № 2.

4. Горшков М.К. Социальные факторы модернизации российского общества с позиций социологической науки // СОЦИС. 2010. № 12.

5. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // СОЦИС. 1995. № 4.

6. Бурдье П. Оппозиции современной социологии // СОЦИС. 1996. № 5.

7. Кара-Мурза С. Демонтаж народа / С. Кара-Мурза. М.: Алгоритм, 2005.

8. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Профессионалы: портрет на фоне реформ // СОЦИС. 2005. № 2.

9. Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: социально-психологическое состояние российского общества // СОЦИС. 2009. № 7.

10. Иванова В.А., Шубкин В.Н. Массовая тревожность россиян как препятствие интеграции общества // СОЦИС. 2005. № 2.

11. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Социальная структура общества: в поиске адекватных ответов // СОЦИС. 2008. № 7.

12. Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности реализации // СОЦИС. 2010. № 6.

13. Динамика социально-экономического положения населения России (по материалам «Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения. 1992-2006 гг.») // Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. 2008. Вып. 2. С. 74.

14. Бойков В.Э. Социально-экономические факторы развития российского общества // СОЦИС. 1995. № 11.

15. Кармадонов О.А. Социальная стратификация в дискурсивно-символическом аспекте // СОЦИС. 2010. № 5.

16. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев. М.: Наука, 1990. С. 88-89.

17. Максимов Б.И. Рабочие как акторы процесса трансформаций // СОЦИС. 2008. № 3.

18. Тульчинский М.Р. Наукометрический анализ «развития социологии» в начале 90-х гг. // СОЦИС. 1994. № 6.

19. Максимов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика // СОЦИС. 2003. № 1.

20. Заславская Т.И. Социализм, перестройка и общественное мнение // СОЦИС. 1991. № 8.

21. Темницкий А.Л., Максимова О.Н. Мотивация интенсивного труда рабочих промышленного предприятия // СОЦИС. 2008. № 11.

22. Яременко Ю.В. Правильно ли поставлен диагноз? // Экономические науки. 1991. №1.

23. Шмелев Н.П. Экономические перспективы России // СОЦИС. 1995. № 3.

24. Шмелев Н.П. // Московская среда. 2003. № 4.

25. Нетреба П. Герман Греф оказался вне конкуренции // Коммерсантъ. 2004. № 62 (2901).

26. Сурков В. Русская политическая культура. Взгляд из Утопии // ‹http:// www. kreml. org/opinions/152681586›.

27. Стратегия-2020: Новая модель роста новая социальная политика» // ‹http://kommersant.ru/content/pics/doc/doc1753934.pdf›.

28. Максимов Б.И. Состояние и динамика социального положения рабочих в условиях трансформации // СОЦИС. 2008. № 12.

29. Бессокирная Г.П. Стратегии выживания рабочих // СОЦИС. 2005. № 9.

30. Максимов Б.И. Шахтеры, власть, народ // СОЦИС. 1999. № 4.

31. Силласте Г.Г. Конверсия: социогендерный аспект // СОЦИС. 1993. № 12.

32. Тихонова Н.Е. Особенности дифференциации и самооценки статуса в полярных слоях населения // СОЦИС. 2004. № 3.

33. Балабанов А.С., Балабанова Е.С. Социальное неравенство: факторы углубления депривации // СОЦИС. 2003. № 7.

34. Козырева П.М. Некоторые тенденции адаптационных процессов в сфере труда // СОЦИС. 2005. № 9.

35. Удальцова М.В., Воловская Н.М., Плюснина Л.К. Социально-трудовые ожидания незанятых людей и их отношение в самостоятельной занятости // СОЦИС. 2003. № 7.

36. Жидкова Е.М. Ориентация на незанятость среди проблемных групп рынка труда // СОЦИС. 2005. № 3.

37. Денисова Ю.С. Трудовая перегрузка работников добрая воля или принуждение? // СОЦИС. 2004. № 5.

38. Римашевская Н.М. Бедность и маргинализация населения // СОЦИС. 2004. № 4.

39. Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // СО-ЦИС. 2003. № 9.

40. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д., Казаринова И.В. Маргинальный слой: феномен социальной самоидентификации // СОЦИС. 1996. № 8.

41. Чередниченко Г.А. Образовательные и профессиональные траектории рабочей молодежи // СОЦИС. 2011. № 9.

42. Патрушев В. Жизнь горожанина (1965-1998) / В. Патрушев. М.: Academia, 2001.

43. Патрушев В.Д., Темницкий А.Л. Собственность и отношение к труду // СОЦИС. 1994. № 4.

44. Борисов В.А., Козина И.М. Об изменении статуса рабочих на предприятии // СОЦИС. 1994. № 11.

45. Бессокирная Г.П. Динамика ценности и мотивов труда рабочих (20032007 гг.) // СОЦИС. 2010. № 2.

46. Макарова М.Н. Стратегии воспроизводства рабочих как отражение их трудовых и образовательных ориентаций // СОЦИС. 2007. № 8.

47. Качанов Ю.Л., Шматко Н.А. Как возможна социальная группа (к проблеме реальности в социологии) // СОЦИС. 1996. № 12.

48. Бизюков П.В. Подземная шахтерская забастовка (1994-1995) // СОЦИС. 1995. № 10.

49. Петухов В.В. Новые поля социальной напряженности // СОЦИС. 2004. № 3.

50. Ионин Л.Г. Культура и социальная структура (ч. 2) // СОЦИС. 1996. № 3.

51. Козина И. Изменения социальной организации промышленного предприятия // СОЦИС. 1995. № 5.

52. Кузнецова А.П. Может ли рабочий стать хозяином? // СОЦИС. 1992. № 1.

53. Темницкий А.Л. Коллективистские ориентации и практики трудового поведения // СОЦИС. 2008. № 12.

54. Горяинов В.П. Социальное молчание как концепция особого вида поведения (о книге Н.Ф. Наумовой «Философия и социология личности») // СОЦИС. 2007. № 10.

55. Пришвин М.М. Дневники. 1914-1917 / М.М. Пришвин. М.: Московский рабочий, 1991.

56. Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Этнические группы мигрантов и конфликты в анклавных рынках труда // СОЦИС. 2005. № 8.

57. Малахов В. Зачем России мультикультурализм? // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ. М., 2002. С. 48-60.

58. Конобевцев Ф.Д. Регулирование неформальной трудовой занятости в Российской Федерации // Автореф. дисс… канд. эконом. наук. М., 2012.

59. Путин В.В. Строительство справедливости. Социальная политика для России // Комсомольская правда. 2012. 13 февраля.

60. Путин В.В. О наших экономических задачах // Российская газета. 2012. 30 января.

ПРИВАТИЗАЦИЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ: РЕЗУЛЬТАТЫ И ОТНОШЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ

В 1990-е гг. глубокая трансформация всего жизнеустройства постсоветской России нанесла ее населению сильную культурную травму. Изучение последствий этой травмы стало важной главой социологии и культурологи. Особо велика инерция травмы, нанесенной духовной (символической) сфере человека. Так, в коллективной памяти большинства населения России остался ноющий рубец, нанесенный приватизацией промышленности в 1992-1995 гг. Для устранения последствий этой травмы требуется программа реабилитации и прежде всего – диалог власти с обществом. Для этого необходимо изучение ситуации и тенденции ее изменения.

Доклад представляет собой обзор изучения общественного мнения о приватизации промышленности, проведенной в 1990-е гг. Это изучение специально проводили несколько групп ученых; кроме того, многие авторы касались проблемы как частного аспекта других тем, но при этом тоже внесли ценный вклад в общий массив информации.

В исследовании 2005-2006 гг. – самом основательном в последнем десятилетии – так определяется статус приватизации как социального факта: «Самым существенным моментом в экономических, а стало быть, и в социальных, преобразованиях в России в последние пятнадцать лет явилось кардинальное изменение роли частной собственности в жизнедеятельности российского социума. Именно ее утверждение в качестве базовой формы собственности означало переход от одной общественно-экономической формации (так называемый “развитый социализм”) к другой (олигархический капитализм)… Очевидно, что главным инструментом [реформаторов] и в 1990-е годы, и в настоящее время является приватизация. Именно на ее основе была осуществлена небольшой группой номенклатурных чиновников экспроприация собственности государства и денежных средств населения» [1].159

Политическая цель приватизации. Не составляет секрета, что выбор доктрины реформ России преследовал политические цели. Главной целью были демонтаж советской политической системы, ликвидация Варшавского блока и самого СССР. В 2010 г. в СМИ был передан ролик с записью интервью с А. Чубайсом, относящегося к 2001 г. В этом интервью Чубайс так говорил о ваучерной приватизации, организатором которой он считается: «Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи, с разной ценой. Мы знали, что каждый проданный завод – это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дешево, бесплатно, с приплатой – двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России – это необратимость. Это необратимость… Приватизация в России до 97 года вообще не была экономическим процессом. Она решала главную задачу – остановить коммунизм. Эту задачу мы решили. Мы решили ее полностью» [2].

Примерно так же он представлял цели залоговых аукционов 1995-1996 гг.: «Моя позиция вообще такая неэкономическая. Я до сих пор считаю, что залоговые аукционы создали политическую базу для необратимого разгрома коммунистов на выборах в 1996 году. Это же были настоящие “командные высоты”, крупнейшие предприятия страны с “красными директорами” во главе. И этого одного достаточно, чтобы считать их позитивным явлением. И ты поэтому должен согласиться, что результаты выборов появились в значительной степени благодаря залоговым аукционам» [3].160

В этом плане интервью Чубайса не стало новостью: реформаторы и не ждали от их реформы каких-то положительных экономических результатов, они проводили большую операцию против СССР, не считаясь с потерями, которые несли экономика и население. Задолго до Чубайса об этом писала западная пресса. Вот газета «Файнейшнл Таймс» от 16 апpеля 1991 г.: «Западные пpавительства и финансовые институты, такие как Междунаpодный валютный фонд и Всемиpный банк, поощряли восточноевpопейские пpавительства к pаспpодаже госудаpственных активов, что было пpизвано послужить средством пpивлечения западных инвестиций, создания pыночной экономики и pазpушения оплота в лице госудаpственной бюpокpатии. Со своей стоpоны, пpавительства pассматpивали пpиватизацию как средство разрушения базы политической и экономической власти коммунистов» [4].

Публикуя 6 апpеля 1991 г. обзоp амеpиканской печати о ходе пpиватизации в Восточной Евpопе, газета «Таймс» пpизнает: «Поскольку пpиватизация считается болезненным, а поpой и сомнительным пpоцессом, такие западные финансовые учpеждения, как Всемиpный банк, Междунаpодный валютный фонд и новый Евpопейский банк pеконстpукции и pазвития, должны оказать помощь, чтобы она пpошла успешно. Пpофессоp Сакс говоpит: “Нам на Западе пpидется подкупать и уговаpивать эти пpавительства идти вперед”».

А. Чубайс в интервью представляет приватизацию как благородное дело борьбы с «империей зла». Но невозможно скрыть две другие стороны дела:

– приватизация была невиданным по масштабам присвоением национального достояния небольшой прослойкой «новой элиты», повязанной этой дележкой;

– приватизация привела к избыточным разрушениям народного хозяйства и общества, каких не требовалось для решения политической задачи; она привела к такому глубокому регрессу Россия, что объективно оценивается как большая операция в «войне наций» (или даже цивилизаций).

От рассмотрения этих сторон приватизации А. Чубайс и старается отвести своим «сенсационным» признанием.

Что касается криминального раздела национального достояния России, спора и не возникает. Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц так говорит о приватизации самых рентабельных предприятий через залоговые аукционы: «Частные банки оказались собственниками этих предприятий путем операции, которая может рассматриваться как фиктивная продажа (хотя правительство осуществляло ее в замаскированном виде “аукционов”); в итоге несколько олигархов мгновенно стали миллиардерами. Эта приватизация была политически незаконной. И тот факт, что они не имели законных прав собственности, заставлял олигархов еще более поспешно выводить свои фонды за пределы страны, чтобы успеть до того, как придет к власти новое правительство, которое может попытаться оспорить приватизацию или подорвать их позиции» [6].

«Подкупить и уговорить» новую власть России Западу не составило труда, поэтому в 1991 г. Верховный Совет СССР, а затем и Верховный Совет РСФСР приняли законы о приватизации промышленных предприятий, а в 1992-1993 гг. эта массовая приватизации была проведена – так торопливо, что даже и закон игнорировали.

Предмет приватизации 1990-х годов. Эта приватизация является самой крупной в истории человечества акцией по экспроприации – изъятию собственности у одного социального субъекта и передаче ее другому. При этом никакого общественного диалога не было, власть и не спрашивала согласия собственника на приватизацию. По своим масштабам и последствиям она не идет ни в какое сравнение с другой известной нам экспроприацией – национализацией промышленности в 1918 г. Тогда много крупнейших заводов и до этого были государственными (казенными), а большая часть промышленного капитала в России принадлежала иностранным фирмам. Поэтому национализация непосредственно коснулась очень небольшой части буржуазии, которая к тому же была в России очень немногочисленной.

Совершенно иной характер носила экспроприация промышленности в 90-е гг. ХХ века. Теперь небольшой группе «частных собственников» была передана огромная промышленность, которая изначально была практически вся построена как единая государственная система. Это был производственный организм совершенно нового типа, не известного прежде. Он был важным основанием российской цивилизации индустриальной эпохи ХХ века.

Советское хозяйство, на 90% построенное уже после войны, к 1990 г. представляло собой специфическую систему, созданную как единый сросшийся с государством организм. Аналогии с западным или дореволюционным российским хозяйством советская промышленность не имеет, нечего на них и ссылаться. Никаких теоретических разработок для переделки такого хозяйства в рыночную экономику западного типа у реформаторов не было. Их доктрина не имела никаких разумных оснований, кроме стремления «уничтожить коммунизм» и при этом нагреть руки.

Приватизации подверглись не те предприятия, которые были национализированы в 1918-1920 гг. Предприятия, которые сохранились после 7 лет Первой мировой и Гражданской войн (1914-1921 гг.) и были национализированы, производили всего 0,17% объема производства промышленности СССР 1990 года. После 1991 г. была приватизирована промышленность, полностью созданная советским народом – в основном, поколениями, родившимися после 1920 г. Большого числа отраслей не существовало в 1913 г. Многие под идеологическим давлением перестройки и реформ это как будто забыли.

Приватизация ни в малейшей степени не была «возвращением предприятий, национализированных советской властью, их законным хозяевам». Приватизация – это изъятие промышленных предприятий у народа, который их построил и содержал, вкладывая в них свой неоплаченный труд и ограничивая себя даже в скудном потреблении – чтобы оставить потомкам сильную и независимую страну. Так тогда понимали это дело те, кто строил заводы и на них работал.

Экономические последствия приватизации. В экономическом, технологическом и социальном отношении расчленение промышленной системы России означало катастрофу, размеров и окончательных результатов которой мы и сейчас еще не можем полностью осознать. Система пока что сохраняет, в искалеченном виде, многие свои черты. Но уже сейчас зафиксировано в мировой науке: в России приватизация привела к небывалому в истории по своей продолжительности и глубине экономическому кризису, которого не может удовлетворительно объяснить теория.

Власти и СМИ старательно отвлекают еще от одного смысла приватизации: она была механизмом деиндустриализации России и ряда постсоветских республик. Были созданы условия, когда новым собственникам стало выгодно не получать предпринимательский доход от эксплуатации предприятия, а прекратить производство, продать за рубеж оборудование и запасы материалов, а здания сдавать в аренду – или вообще продать иностранцам пакет акций, даже противозаконно, чтобы они ликвидировали это производство в России. Так были уничтожены самые высокотехнологичные производства и целые отрасли промышленности. Как показывает опыт, в нынешней системе шансов на возрождение этих отраслей очень мало или их нет совсем. Россия выпала из числа промышленных держав.161