Текст книги "Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)

Конечно, тут каждый выбирает для себя! Кто-то может так оградиться от поврежденного, тлеющего социума (сказав вдобавок, что рыба тухнет с головы), что потом и не достучишься.

Так отгородились старообрядцы после Петра I, Они не уклонились от участия в общей народной жизни и породит много ценного для России. Но их поведение в корне отличалось и от поведения ранних катакомбных христиан, и от поведения современных групп с катакомбными стратегическими претензиями, например, тех же ваххабитов, которых Буркхардт когда-то назвал «протестантами ислама».

В чем суть различия? Ведь не в том же, что ранние христиане были менее чутки к тлению Рима – параллельно с ними существующего и господствующего политического и социального мироустройства. Не они ли называли Рим блудницей, не их ли третировал этот Рим? Нет, их чуткость к низости, к «бобку» и отчуждение от оных было ничуть не меньше, чем у старообрядцев.

Но они шли на территорию регресса, веря в силу своего духа, в возможность преображения, в возможность смены возобладавшего в тлеющем Риме Низа – на Верх. И они преуспели. Каким бы было человечество, если бы они не преуспели? Византия за счет этого их подвижничества продержалась тысячу лет. Вы только подумайте! Не семьдесят лет, как СССР, и не четыреста лет, как проект «Модерн», а тысячу!

Но ведь и Запад спасся за счет проникновения тех катакомб на территорию регресса! Да, Рим спасти не удалось. Но Папа сумел ввести в какие-то берега обезумевших мелких варваров, этих царей-бандитов ранней феодальной Европы. А дальше началась долгая история превращения мелких царей-бандитов в элиту Священной Римской империи. Византия продержалась тысячу лет, а западный Рим, рухнув, воскрес. И этим в огромной степени определил, вместе с Византией, лицо современного человечества.

Так имеем ли мы право забывать этот урок? Или мы считаем, что у нас нет своей метафизической правды? Но чего ради тогда мы проживаем на территории регресса? Нам так нравятся березки? Мы «бабки» вместе с регрессорами стрижем? Егор Гайдар рекламировал свою деятельность (в том числе им, Гайдаром, организованную и проплаченную – читайте Геращенко – пальбу по Дому Советов) прямым цитированием из Стругацких, как «прогрессорство». Но понимал он, что на самом деле занимается – причем буквально – РЕГРЕССОРСТВОМ. Впрочем, не в Гайдаре – и даже не в Ельцине – суть дела.

Суть дела – в слове «низость». Ощутите значимость этого слова для будущего России.

Бжезинский делает ставку на низость и говорит: «Это ахиллесова пята».

А если и в самом деле это «ахиллесова пята»?

Низость элит обрушила СССР. Бжезинский делает ставку на то, что это совершится во второй раз, и Российская Федерация рухнет в силу низости новорусского нуворишского сословия. Двадцать лет назад элитам удалось заразить низостью широкие слои населения. А теперь?

Все зависит от нравственного обоняния. Его-то мы и должны развивать.

Мы знаем, что это многим не нравится. Ну, и что? Ведь мы также знаем, что это абсолютно необходимо. Что только развитие нравственного обоняния (равно как и понимания происходящего) может позволить людям, оказавшимся в ситуации регресса, спохватиться. Сегодня спохватываются одни, завтра – другие. Мы не должны ни радоваться, ни сетовать – только работать. Работать на территории регресса.

«Работать» – это значит писать статьи и книги, зная, что для всего, что погружено в регресс (как элитный, так и низовой), эти статьи и книги – пустой звук.

«Работать» – это значит идти на телешоу или иные шоу (те же «2020», к примеру), зная, что и пригласившие тебя организаторы шоу, и большинство тех, кто будет лицезреть эти шоу, считают регресс возвратом к нормальной жизни, освобождением от «цепей совка».

«Работать» – это значит быть готовым к тому, что действие рождает противодействие. Что твои выступления будут сопровождаться грязными, развязными, пустопорожними комментариями. Или же их будут кромсать, искажая купюрами мысль. Что и произошло, к примеру, в телепередаче о событиях 1993 года, которая побудила меня к этим историческим и метафизическим рефлексиям.

«Работать» – это значит раздражать тех, кто воспринимает губительный регресс как очень комфортную и высококалорийную среду обитания. В числе подобных – множество VIP-персон, настроенных как либерально, так и консервативно. Пусть либеральная фронда отсчитывает твои выступления по телевидению или количество твоих участий в околовластных мероприятиях и измеряет этим количеством некую, вожделенную для этой фронды, «приближенность». Но ты-то сам знаешь, что эта фронда мерит тебя своими мерками. А что на самом деле она-то и приближена по-настоящему. И даже непонятно, почему так тщательно следит за тобой… То ли путает тебя со своими консервативными конкурентами, то ли… То ли боится, что, вопреки всему произошедшему, всей выстроенной системе, всем запущенным тенденциям, всей логике поведения элиты и масс, кто-то еще может СПОХВАТИТЬСЯ.

«Работать» – это и значит вопреки всему давать кому-то какой-то шанс спохватиться. Предупреждая, что время, отведенное на такое спохватывание (то есть последнюю возможность исправления метафизического повреждения), сжимается, как шагреневая кожа.

Я пришел на телешоу, посвященное событиям 1993 года, чтобы работать. Когда мне помешали работать, искромсав сказанное, я обратился к тем, кто готов слушать: «Смотрите, как кромсают, и задумайтесь, почему». То есть те, кто мне помешал работать, одновременно помогли, дав наглядный материал для рефлексии. Тебе мешают, а ты работаешь. И даже помехи используешь для того, чтобы работать. И так – год за годом.

Пятнадцать лет назад Россия не спохватилась, ее нравственное обоняние не учуяло мертвый дух, вонь тлеющей души. Чем в большей степени мы, работая, разовьем нравственное обоняние, тем больше у нас надежд на это спохватывание сегодня. Других надежд, по определению, нет и не может быть. Кремль, телевидение… Спохватятся там – мы будем рады. Не спохватятся? Мы так же спокойно будем делать дело, которому посвятили жизнь.

В отличие от моих друзей, с возмущенных звонков которых я начал эти записи, мне важен не явный крен передачи на Первом канале, а причины, породившие этот крен. И я спрашиваю себя и других:

1) Зачем вообще нужна была передача на Первом канале по поводу октябрьских событий 1993 года? Ведь на самом-то деле вполне можно было обойтись без нее. Мало ли острых тем!

2) Почему, заявив эту передачу, надо было впасть в специфическое эмоциональное состояние, понятное всем, кто смотрел передачу?

3) Чем так опасна сейчас тема 3–4 октября 1993 года?

4) Для кого она опасна? Для Путина? Он мирно прошел восемь годовщин октябрьских событий, не представлявших для него хоть какую-то политическую проблему. Палил по Дому Советов не Путин, а Ельцин. Как раздавать всем сестрам по серьгам («и в этом есть хорошее, и в том») – Путин знает, что называется, «от и до».

5) Значит, казалось бы, эту тему нельзя назвать горячей.

6) Но произошедшее показало, что тема не горячая, а обжигающая. И это единственное, что интересно.

7) Для кого она столь горяча, непонятно, но – ох, как горяча! Не только приглашенные в передачу «чучела ельцинской эпохи» – Шейнис, Шумейко, Станкевич и прочие, недоумевавшие, почему их спустя пятнадцать лет поддерживают, но и очень умные (а главное – адекватные) люди были напряжены до предела.

8) Для Медведева тема 1993 года еще более безразлична, нежели для Путина. Даже если он хочет повернуть политический курс – не руками же Шейниса он будет его поворачивать!

9) Так для кого так горяча тема? Отвечаю. Для тех, кому адресованы угрозы Бжезинского. Он указал, куда бить – в «чакру низости». В нее и ударили. Капитал, в чью чакру ударили, бесится. Ох, как он бесится! Он прямо распространяет вокруг себя волны паники, волны метафизического безумия.

10) Специфическое цензурирование моего и Проханова высказываний – рябь, порожденная этими волнами. Интересна не рябь, а волны. Вашего покорного слугу еще не так цензурировали. Работа на территории регресса предполагает все, что угодно, кроме упования на правила хорошего тона.

11) Как аналитику, мне интересно зарегистрировать некий сигнал и понять его масштаб и его генезис. Чем масштабнее сигнал, тем интереснее. Чем он страннее, тем опять-таки интереснее. Гражданин скорбит, когда приходит беда. Ученый радуется, получив впечатляющие данные. Как гражданин, я скорблю, как ученый, радуюсь. Потому что полученные данные предполагают одну возможную интерпретацию.

ЕСЛИ ТЕМА ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА ОКАЗАЛАСЬ СУПЕРГОРЯЧЕЙ ТЕМОЙ, ТО ЛИШЬ ПОТОМУ, ЧТО МЕЖДУ ОКТЯБРЕМ 1993 ГОДА И ОКТЯБРЕМ 2008 ГОДА ЕСТЬ КАКАЯ-ТО НЕОЧЕВИДНАЯ, НО ОЧЕНЬ АКТУАЛЬНАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ. ПРИЧЕМ ПАРАЛЛЕЛЬ СУГУБО ПРАКТИЧЕСКАЯ.

Политическая почва вибрирует. Это предвещает землетрясение. Все, кто улавливает вибрации политической почвы, впадают в особое состояние. Это состояние вторично – первичны политические сейсмосигналы. Их и надо анализировать.

На все недоумевающие звонки я отвечаю: «Идет политическая война».

Кто с кем воюет? За что?

Глава VIII. «Перестройки» обнажают свой историософский инвариант – запись в полевом дневнике, 15 октября 2008 года

Побочными результатами проводимого мною исследования являются:

а) само понятие «метафизическая катастрофа» и его политическое использование,

б) определение распада СССР и краха коммунизма как метафизической (и именно метафизической!) катастрофы («катастрофа первородства», «катастрофа смысла»),

в) определение постсоветского периода нашего существования как бытия, травмированного этой катастрофой («падение», «бобок», «регресс», «травма смысла»),

г) вытекающее из подобной оценки представление о необходимости преодоления наличествующего, а не потакания оному,

д) некие наработки, касающиеся методов преодоления («спохватывание», «воскрешение», «контррегресс», «социокультурные катакомбы», «посттравматическая реабилитация»).

Побочными я называю эти результаты потому, что мейнстрим исследования – теория развития.

Историческими циклами я заниматься не хотел. Лавры Артура Шлезингера («Циклы американской истории») меня никоим образом не привлекают. Да и вообще – теория циклов любого рода не является ни моим коньком, ни пределом моих теоретических амбиций, коль скоро таковые вообще имеются («философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»).

Но если по ходу исследования мы можем описать циклы русской истории, то, согласитесь, это немало. И почему бы их не описать? Это и интересно, и политически небессмысленно. Это может помочь нам в решении основной задачи.

Но для того, чтобы говорить о циклах, мы должны «всего лишь» установить, что не только распад СССР, но и распад Российской империи был метафизической катастрофой (преодоленной впоследствии, но свершившейся). Что и в Российской империи речь шла о метафизических симптомах – Танатосе, карнавале, заголении, отсутствии нравственного обоняния, «бобке», тлении души, измене и самоизмене элит, падении, прострации, инерции.

Словом, обо всем, что мы уже обсуждали в связи с «перестройкой–1» и возможностью «перестройки–2».

Нелишним при этом было бы обратить внимание на теорию Александра Янова, так восхитившую А.Н. Яковлева. В этой теории циклы российской истории описываются как колебания между реформами и контрреформами. При этом нет и тени желания раскрыть тонкую структуру феномена реформ и контрреформ, выявить двусмысленность того и другого, обнаружить этот самый Танатос, приводящий вовсе не к колебательным, а к катастрофическим результатам.

В атипичных циклах, которые выявляем мы, главный герой – эта самая двусмысленность. Все начинается с воли к переменам, с разговоров о развитии и… в это тут же встраиваются Танатос, карнавализация (смена Верха и Низа), война со своей историей и ее смыслом, активизация внутреннего «бобка». В результате крах – не упругий откат к чему-то другому, а именно крах. Точнее, катастрофа истлевания и метафизическое падение.

Никаких волн по Янову, копирующему Шлезингера, копирующего Тойнби или Шумпетера, нет и в помине. Место экстремумов занимают провалы, черные дыры. Ну, не работают в России колебательные схемы! Ни схемы Янова или Шлезингера, ни схемы Гумилева, ни схемы Тойнби. То-то и интересно, что они не работают. Циклы есть, – но они не обычные, колебательные, а сингулярные (апокалиптические).

Непредвзятый взгляд на происходящее в России просто не может не столкнуться с вопиющим несоответствием всего, что случается в определенных точках нашей истории, с любой концепцией, предполагающей ритмизацию (обычную колебательность, плавное движение между двумя несингулярными экстремумами, сжатия и растяжения и так далее).

Но если в когнитивной матрице исследователя заложено задание обнаружить эти циклы любой ценой, то он их обнаруживает. Находит – вопреки очевидности – и описывает.

Политический смысл такого обнаружения, осуществляемого сейчас весьма компетентными западными специалистами, прозрачен донельзя. Говорится следующее:

«Путин – это контрреформы.

Медведев – это переход от контрреформ к реформам.

Но следом за Медведевым начнется новая фаза контрреформ. И эта фаза будет ужасна! Как же ее не допустить? Если мы не хотим, чтобы захлебнулись реформы и возобладали циклы российской истории, то, увы, есть только одна возможность этого ужасного захлебывания не допустить – государственный распад.

Не распался бы СССР после Горбачева (читай – РФ после Медведева), начался бы контрреформизм. Ну, не с лицом Сталина, так с лицом Крючкова или кого-то еще.

Но СССР распался, и на новом госпространстве (в Российской Федерации) можно было длить упоительные реформы (что и сделал Ельцин). А потом Ельцин наткнулся на контрреформистское ограничение и вместо того, чтобы дозволить новый распад, сделал ставку на Путина.

Путин осуществил контрреформы.

Если Медведев не захочет после полосы своего реформизма допустить распад Российской Федерации, возобладает кошмарный контрреформистский «чекизм».

Поэтому Медведев обязательно должен что-нибудь развалить. Без этого любые медведевские послабления будут только паузами.

А вот если Медведев решится на переконфигурацию пространства (например, отделение Северного Кавказа – ведь это уже «отрезанный ломоть», так сказать), то после Медведева может быть хоть Касьянов, хоть Каспаров (как Ельцин после Горбачева). И реформизм будет продолжен. Ведь это главное!»

Считайте, что мне подобное развернутое высказывание приснилось. Приснилось, что я сижу на высоких совещаниях, проводимых крайне уважаемыми и влиятельными фондами (не чета каким-то там «бильдербергам»), и просто слышу, как говорят, слово в слово, именно это.

Во сне слышу, разумеется. А как еще-то? Я даже фонды могу перечислить, в которых обсуждается управление сбивом контрреформистских откатов в пределах российской цикличности, и утверждается, что сбивать контрреформистские откаты можно только через распад.

Но это все мои дурные сны, и не более того. А то, что сны мои иногда бывают вещими, так это… Это, к сожалению, случается! Лишь постольку, поскольку это, увы, случается, я продолжаю исследование, раздражающее очень и очень многих.

И в ходе исследования вдруг наталкиваюсь на гипотезу: а вдруг цикличность российской истории не укладывается в обычные представления о цикличности? Вдруг это особая цикличность? С сингулярностями, провалами, метафизическими катастрофами?

Гипотезы надо обосновывать. А для того, чтобы такую гипотезу обосновать и выявить атипичную цикличность в качестве главной характеристики российской истории, надо заняться содержанием коллапса, произошедшего в феврале 1917 года в России. И называемого почему-то буржуазной революцией. Если в этом коллапсе обнаружится вся совокупность слагаемых, характерных для метафизической катастрофы, то гипотезу можно будет считать обоснованной. При развале Российской империи возымело место подобное, и при развале СССР, и сейчас нависает нечто сходное… Как сказал бы коренной представитель Чукотки из известного анекдота: «Однако, тенденция».

Если мы выявим такую тенденцию, то можно обсудить и то, как ее преодолевать. Но тогда надо преодолевать ее, а не нечто другое. Понимая масштаб вызова и не пасуя перед этим масштабом.

Но выявить такую тенденцию можно только занявшись досоветским катастрофизмом. А как им заняться? Как анализировать Российскую империю (сложнейший, между прочим, предмет), не меняя мейнстрим исследования? И как сохранить жанр, в рамках которого мы общее улавливаем не академическим путем, а следя за политическим рисунком, формирующимся на наших глазах?

Что-то должно вторгнуться в течение наших размышлений и побудить нас к такой – абсолютно неизбежной и потому обоснованной и методологически, и жанрово – коррективе. Коррективе, выводящей нас на новый уровень понимания событий февраля 1917 года. А также того, что к этому февралю неумолимо влекло Россию на протяжении, как минимум, большей части XIX столетия.

«О Дух истории, – взмолился я, – вторгнись! И я проведу коррективы! Ты только пошли мне необходимое знамение! Любое по качеству, хоть бы и отвратительное. Но главное – побудительное».

Взмолившись, я знамение получил. Открываю газету «Завтра»… Не Первый канал включаю, не «Эхо Москвы», не «Независимую газету» от скуки перелистываю… Нет, открываю газету «Завтра» и аккурат напротив своей очередной статьи читаю гневную отповедь двух ужасно «белых» господ, возмущенных моей клеветой на Российскую империю.

В отповеди – несколько впечатляющих констатации по поводу вашего покорного слуги (это вам не телекупюры на Первом канале, это покруче) и некая, так сказать, теория, разоблачающая мифы о плохом царе Николае II и плохой Российской империи.

Мол, империя была бурно развивающаяся (преодолеваем миф № 1 об отсталости), гармоничная (преодолеваем миф № 2 о «тюрьме народов»), с сильным лидером (преодолеваем миф № 3 о безвольном царе), бесконфликтная (преодолеваем миф № 4 о «Кровавом воскресенье») и – безотреченная. Оказывается, отречение Николая II – это миф № 5. А на самом деле он не отрекся, а его – цветущего, могучего, благородного государя – сковырнули злые силы в лице ряда депутатов, генералов и членов царской семьи. Ну, а за этими негодяями стояли супернегодяи – дело известное (Шиффы, Варбурги – и понеслось).

Ну, думаю, дождался… Не отвечать нельзя (как-никак, родная «Завтра»). А отвечая, придется заняться катастрофой 1917 года, определяя и объем этой катастрофы, и ее тип. Что 1917-й, что 1991-й… Катастрофа элит… «бобок»… беспрецендентное отпадение от смысла… тление… Н-да… Ну и знамение прислал мне Дух истории, откликнувшийся на просьбу о помощи…

Но что сетовать по поводу качества знамения? Сам просил – и вот, напросился. Нарывался? Теперь ответствуй. Хошь, не хошь – уподобляйся этому самому Шлезингеру. И выдавай доказательства специфичности циклов российской истории. Легко сказать – доказательства. У нас цикличность-то не только СПЕЦифична. Она у нас, к сожалению, еще и просто «СПЕЦ».

Демарш господ Аверьянова и Мультатули на страницах газеты «Завтра» «Другой царь и другой Сталин» от 8 октября 2008 года можно интерпретировать по-разному.

В том числе и как очередное (причем не первое) спецначинание, призванное проблематизировать проводимое мною (и, видимо, «доставшее» слишком многих) исследование. Но, как сказал Оккам, не надо умножать сущности. Если можно отнестись к данному тексту просто как к тексту – зачем вводить в анализ текста это самое «спец»?

Почему бы не предположить, что господ Аверьянова и Мультатули (а также других участников так называемой «Екатеринбургской инициативы», в число которых входит, между прочим, А.С. Ципко) просто задели мои статьи по поводу «белой перестройки» или «перестройки–2!»?

Почему бы им не быть задетыми, если они представляют так называемый белый (монархический) фланг патриотического движения?

Почему бы им не ответить на мой весьма развернутый резкий мессидж, касающийся этого самого белого фланга?

Почему бы газете «Завтра» и ее главному редактору, для которого делом жизни является связь белого и красного, не дать белой части политического спектра высказать свое отношение к моим антибелым мессиджам?

«Почемучники» хотят, чтобы я поверил в то, что А.Проханов, только что переживший вместе со мной определенную ситуацию на Первом канале (когда, безбожно обкромсав в угоду «спецмоменту» наши высказывания по событиям 1993 года, цензоры исказили смысл этих высказываний) и давший этому соответствующую оценку, тут же стал воспроизводить сам нечто сходное у себя в «Завтра»? Что он, вопреки морали и здравому смыслу, санкционировал некие определения, которые не только подорвали бы в этом случае основу наших человеческих отношений, но и дискредитировали бы его самого, зачем-то предоставившего бесчисленные полосы своей газеты люду, так нелицеприятно охарактеризованному господами Аверьяновым и Мультатули? Что он, дав такую санкцию, сам подорвал проект, под который он же сильно «подзаложился»?

Я на сто один процент знаю, что это не так. Не знал бы я этого с такой достоверностью, вы бы не читали уже эту статью в газете «Завтра». Но вы прочтете и эту статью, и следующие, господа Аверьянов и Мультатули, и, обещаю вам, получите большое удовольствие.

Как мы все понимаем, тут либо-либо. Поскольку Проханов санкций на рассматриваемую мною публикацию не давал, то она, по определению, представляет собой спецпроект. И это не первый спецпроект, призванный подорвать наше общее с Александром Андреевичем амбициозное начинание.

Я не хочу погружать читателя в разного рода пикантные спецдетали: как именно подбирали время для внедрения, как простраивали и обставляли спецоперацию. Мы живем не в краю непуганых идиотов, умеем получать достоверную информацию по интересующим вопросам, чувствуем стиль и почерк…

А главное – понимаем, что когда всерьез оппонируют очень сильно тобой задетые специалисты, желающие тебя разгромить, то они могут использовать любые выражения. В том числе и крайне некомплиментарные. Но они обязательно будут нечто доказывать. Им же надо и показать, что они специалисты (это всегда приятно), и наказать по-настоящему задевшего их наглеца (что без доказательств сделать невозможно).

Когда интеллектуалы говорят, что критикуемый ими автор (а) «скатывается к упрощениям и предвзятости», (б) «прибегает к домыслам и ложной аргументации», (в) использует «голословные заклинания» и (г) аж демонстрирует «неопрятный цинизм» (согласитесь, сильное выражение), то они так или иначе будут это аргументировать. Подтасовывая доказательства или соблюдая профессиональную честность. А вот если они провокаторы (иначе – спецпроектанты), то они ничего доказывать не будут. Им всегда – это их родовое качество – надо походя мазнуть и отскочить. У них задача такая.

Ну и давайте разбираться, с чем мы имеем дело. Причем абсолютно спокойно и с искренним желанием убедиться в том, что господа, написавшие текст, доброкачественны. Что они либо доброкачественно заблуждаются, либо… либо не они заблуждаются, а я – почему бы нет? Итак, приступим.

Тест № 1. Господа Аверьянов и Мультатули, разоблачая мифы, якобы мной насаждаемые, первым из этих мифов называют миф о Российской империи как о «тюрьме народов». И этим сразу обнаруживают свою вопиющую недоброкачественность. Ибо я (и это общеизвестно) двадцать лет отстаивал и отстаиваю имперскость как благо. Я начал делать это тогда, когда слово «империя» было тотально дискредитировано. «Шить» мне «тюрьму народов» – это… согласитесь, это диагноз.

Тест № 2. Я в той же мере никогда не говорил ничего о Российской империи в плане ее отсталости и малой пригодности для жизни. «Отсталость», «малопригодность»… как и «тюрьма народов», это не мой язык. Причем настолько не мой, что случайно приписать его мне невозможно. Отсталость и малопригодность – западническая «феня», постулирующая, что неотсталым и «многопригодным» местом для жизни в XIX, да и XXI веке, являются Швейцария, Дания или США.

Господа Аверьянов и Мультатули спорят не со мной, а с Гайдаром и Новодворской по поводу того, была ли Россия близка к неотсталости и многопригодности Запада (как они считают), или же была далека от этого идеала (как считают Гайдар и Новодворская). Мне же этот идеал и вытекающая из него шкала критериев невероятно чужды. Господа, с теми, кто отстаивает советское, нельзя спорить, присваивая им позицию Новодворской и выдвигая против них аргументы, отточенные в споре с Гайдаром! Это дурдом и саморазоблачение. Потому что вы просто показываете, что Гайдар и Новодворская вам гораздо ближе, чем мы.

Так это, кстати, и есть «бобок» белого движения (как ХХ-го, так и XXI-го века), его главная тайна и ахиллесова пята. Сначала заголяется Ципко, обнаруживая сокровенное. Теперь вот другие его коллеги. Заголяйтесь сколько угодно, но мы-то тут при чем? Чем больше вы заголяетесь, тем более всем видно, что либералы и белые – это те же западнические яйца, но вид сбоку. И в этом источник альянса красных и тех дореволюционных элит, которых от псевдомонархического западнического «бобка» (позже породившего белое) тошнило всю вторую половину XIX-го столетия, а уж в ХХ-м – так просто вырвало.

Тест № 3. Был ли царь безволен или не был… Меня НИКОГДА не волновала ЛИЧНОСТЬ Николая II. Личность Наполеона волновала, а личность Николая II нет. Меня перепутали не только с Гайдаром и Новодворской, но и с Э. Радзинским. Я вынужден напомнить, что зовут меня С. Кургинян. И интересует меня только ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЗУЛЬТАТ деятельности Николая II, но не его личность.

Николай II был абсолютным властителем в Российской империи, которая при нем катастрофически рухнула, погребая под собой миллионы человеческих жизней, в том числе и жизни членов моей семьи. Он отвечает за этот политический результат или нет? Горбачев отвечает за распад СССР и жертвы, порожденные этим распадом? Да или нет? Что некорректного в моей постановке вопроса? И кем надо быть, чтобы жесткий и абсолютно актуальный политический вопрос переводить в вопрос сентиментальный, ретропсихологический? Не могу и здесь не заметить симптомы того, чему уже поставил диагноз.

Властитель отвечает за то, чтобы держава не рухнула. Исходя из этого я, как гражданин и профессионал, требовал чрезвычайных мер для недопущения распада СССР. И на тебе! Господа Аверьянов и Мультатули обнаружили во мне отвращение к репрессивности. Опять с кем-то путают! На этот раз, наверное, с В.Лукиным. Может быть, есть правозащитник по фамилии Кургинян? Но тогда это мой однофамилец. Я же, повторяю, неоднократно указывал, что отсутствие жестких – и, конечно же, умных! – мер порождает неизмеримо большую кровь, чем их своевременное и адекватное применение. Эта моя позиция была неоднократно осуждена нашей либеральной интеллигенцией. И известна всем, кроме соавторов статьи, которую приходится обсуждать. Ну не диагноз ли?

Ответственность за распад державы! Этим счетом я оцениваю и Николая II, и Горбачева. Личные судьбы у них разные, но факт того, что при первом распалась Российская империя, а при втором – СССР, отменить невозможно. Как и все, что вытекает из данного факта. Жертвы огромны, а ответственность?

По поводу 9 января и всей Первой русской революции в целом сказано мною было одно: что кровь всех граждан имеет единую цену. По крайней мере, для их родственников. И что без такой констатации не может быть гражданского примирения. Это не предмет полемики, а очевидная для всех аксиома. Отрицать которую можно лишь выставляя себя на посмешище. Себя, а не оппонента. А заодно и все свое, так называемое «белое», дело.

Тест № 4. Есть царь, который отвечает за страну. Началась революция, по его мнению, губительная для страны. Царь, спасая страну, применяет репрессии.

Вроде бы все очевидно: где ответственность за страну, там и ответственность за репрессивные действия. Ан нет! Нам говорят, что царь ответственности за репрессии не несет! Что за 9 января и все последующее (Первая русская революция называется) отвечают японская разведка, нанятые ею провокаторы, смутьяны и стрелочники.

Странный подход… Но тогда его очевидным образом надо применять и к злосчастьям Николая II. И тоже говорить о стрелочниках и разведках. Оснований в данном случае, заметим, гораздо больше: страна распалась, клубится хаос, каждый дудит в свою дуду, разведкам раздолье, заинтересованность их хозяев в ликвидации Николая и его семьи очевидна…

Однако выясняется, что за красные репрессии должны ответить красные вожди, а за белые репрессии – кто угодно, кроме самих белых. Видимо, опять-таки красные вожди. «Почему ты живешь везде, а я нигде?» – спрашивал пьяный, стучась в пятый раз в чужую дверь. Извините, но пора протрезветь.

Власть, применяющая репрессии, отвечает за их последствия. Искупаются последствия сохранением страны. Ибо потеря страны порождает несоизмеримо более страшные последствия. Где страна? Вот вопрос к Николаю II, и не только к нему. И не надо подменять этот больной вопрос тем, что Лермонтов назвал «жалкий лепет оправданья».

Что касается заговоров, чинимых злыми силами, разными полковниками Акаси, Шиффами, Варбургами и прочими, то хорошо известно, что мешает плохому танцору. Направляйте своих агентов в Японию – и пусть японцы свергнут императора. Или начнут против него революцию. А агентов КГБ направляйте в США, и пусть они развалят США, а не агенты ЦРУ – СССР.

Словоблудие на тему о Николае II – чем опасно и почему должно быть прекращено? Потому что оно культивирует слабость, создает культ слабости, по сути, героизирует проигрыш или хотя бы оправдывает его. А в нынешней ситуации стране нужно мобилизоваться, то есть сказать себе, что проигрышу оправдания нет и не может быть. Именно поэтому страна выбирает Сталина, а не Николая II. До тошноты понятно, почему ей навязывают Николая II – чтобы она смирилась с очередным проигрышем.

И, наконец, мы подходим к главному тесту – тесту № 5. Добровольно или недобровольно отказался Николай II от власти?

Кому-то может показаться, что это уж и вовсе второстепенный вопрос. Отнюдь нет. Это вопрос, ответ на который во многом определяет будущее страны. И именно наличие такого вопроса позволяет мне утверждать, что странные личности, странным образом сотворившие странный текст на страницах газеты «Завтра», посланы нам Духом истории. Да и о личностях мы, разбираясь с их ответом на данный вопрос, поймем нечто прелюбопытное.

И Путину, и Медведеву, и всем ныне действующим российским политикам, присягнувшим государственности российской (которая, поверьте же, опять под вопросом), надо постоянно напоминать, что СТРАНУ РАЗВАЛИВАЕТ ЭЛИТА. А еще точнее – НИЗОСТЬ ЭЛИТЫ.