Текст книги "Собачий род"

Автор книги: Сергей Арбенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Потом раздался хруст, – боли он почти не почувствовал. И глаза, сиявшие над ним, снова стали благожелательными, как знаменитый ленинский прищур.

Он уже умер, когда рука сама сделала последний выстрел. Но выстрел прозвучал глухо, словно из-под подушки, и пуля увязла в чем-то невероятно плотном и вязком.

Когда охранник перестал биться, Белая подняла голову и, стоя над трупом, оглядела сбившихся в кучку собак.

Они поняли её безмолвный приказ. Скуля, прижимаясь животами к бетону, поползли к трупу. И по очереди, страшась и восторгаясь, ткнулись мордами в горячую пахучую человеческую кровь.

* * *

Кладбище Бактин^{3}

Лавров очнулся. Вокруг была какая-то полумгла, и он не мог понять, где он, и что с ним произошло. Он только чувствовал в груди холод и непомерную, щемящую тоску.

Лавров встал на четвереньки, поднял голову.

Прямо перед ним была витая чугунная ограда, а за ней – высокий трёхступенчатый монумент. У подножия монумента, полузанесённые снегом, стояли и лежали голые обручи с остатками бумажных цветов.

С сумрачного неба летел лёгкий снежок. Царила полная тишина, а вокруг, насколько хватало глаз, высились разнообразные каменные плиты, чугунные кресты, и монументы, похожие на пирамиды.

Лавров начал что-то медленно соображать – словно свет забрезжил в тёмной голове.

– Ну, здравствуй, переживший смерть, – сказал кто-то не голосом, а мыслью.

Лавров вгляделся. У подножия монумента лежала огромная серебристая – то ли от снега, то ли от седины, – собака. Она лежала спокойно, вытянув передние лапы, гордо подняв могучую красивую голову. Её глаза сияли мягким светом.

– Кто ты? – глухо спросил Лавров. – Где я?

– Ты дух Ка, возвращённый на землю из подземного Кинополя, собачьего ада, – ответил спокойный голос. – И ты в некрополе, то есть на кладбище. Там, где продолжится и закончится Великая Война.

Лавров опустил голову, пытаясь понять то, чего понять было невозможно.

– Ты неустрашимое и бессмертное существо, обречённое на муки непонимания, – добавил голос. – Но пока не пытайся понять то, чего смертные понять не могут. Понимание придёт к тебе само, постепенно. И ты узнаешь всё, что знают духи.

– Зачем? – почему-то спросил Лавров, имея в виду: "Зачем мне всё это знать?".

Но лежащая серебряная собака всё поняла правильно.

– Затем, чтобы найти покой. Чтобы вернуть свою настоящую человеческую сущность – Ах. Её может вернуть тебе лишь владыка царства мёртвых, Расетау. Он возложит на тебя руки, и ты обретешь покой и бессмертие человеческой души. Пока же ты – Ка. Не человек, но ещё и не мертвец.

– Когда?

– Правильный вопрос, и очень мудрый, – собака прижмурила лучистые глаза. – Тогда, когда ты найдёшь деву, избранную чёрным мохнатым существом, которое люди называют Собачьим богом.

– Богом? – растерянно повторил Лавров.

Собака рассмеялась, чуть оскалив светящуюся пасть.

– Он давным-давно уже не бог. В нём теперь слишком много человеческой крови. Ведь для продолжения рода ему требуется земная женщина, немху. Такая, которую не принимают окружающие. Считают сумасшедшей, или просто больной. В общем, не такой, как все. С каждым новым рождением человеческой крови в нём всё больше, ведь он возрождается только с помощью немху. А ведь когда-то он был бессмертным, как и я. Но по какой-то причине отказался от бессмертия и ушёл к людям, став немху. Сейчас он живёт один, прячась по лесам, по заброшенным домам, забытый всеми – и собаками, и людьми. Часть магической силы у него осталась, и мне неизвестно, что он ещё может или умеет. Сейчас этому бывшему богу, насколько я помню, – если не считать предыдущих перевоплощений, – сто пятьдесят два года, или даже чуть больше. Это – предел. Теперь он начал быстро дряхлеть и терять даже ту силу, которую имел. Ему нужна женщина, и она родит его снова, – нового выродка, который тоже, может быть, проживет лет сто. Ведь с каждым новым рождением его земная жизнь постоянно укорачивается.

– Я должен убить его?

– Нет. – Голос внезапно потемнел, и потемнели лучистые глаза собаки. – Ты должен найти Деву. Это всё, что от тебя требуется. Всё остальное божества сделают сами.

Лавров, кряхтя, поднялся на ноги. Теперь он видел тысячи, десятки тысяч могил, с протоптанными вокруг них дорожками, с крестами и каменными памятниками, увешанными и обложенными бумажными венками, побитыми ветрами и морозами.

– Да, это некрополь, – кивнула Белая. – Место, где закончится Битва.

Лавров перевел взгляд на неё.

– Кто ты?

– Одно из моих древнейших имён – Хентиаменти. Я – священная собака древних, Страж некрополей. Божество, если хочешь. Но в разных странах и в разные времена меня называли по-разному… – Она вдруг прижмурила глаза, и Лаврову показалось, – улыбнулась. – Лично мне больше всего нравится моё древнеарийское имя – Сарама.

Лавров подумал, кивнул.

– Куда мне идти? Где искать эту Деву… женщину?

– Где искать – я не знаю. Но знаю, что её ищет, к ней бежит одинокий старый тощий пёс. Ищи одинокого бегущего пса. Он бежит прямо к ней. Пойдёшь за ним – найдёшь и ее. А найдешь её, – убей. И помни: только владыка подземного царства совершит над тобой магический обряд и ты вновь обретёшь Ах, свою потерянную сущность.

И собака внезапно исчезла. Нет, это просто снег повалил так густо, что некрополь мгновенно потонул во мгле и даже ближних могил уже нельзя было различить. Словно с неба упал белый занавес.

Лавров потоптался, вздохнул. Перешагнул через оградку, хотя рядом была маленькая калитка, и направился к трехступенчатому монументу.

Собаки не было. Не осталось даже следа: там, где она лежала, камень был засыпан ровным слоем снега.

Лавров постоял, нагнув голову набок. А потом повернулся и двинулся через оградки, могилы, кресты, словно не замечая ничего вокруг.

Он и не замечал, погружённый в мысли о своей потерянной сущности Ах, и об этой странной, проклятой людьми и богами деве.

* * *

Черемошники

Соседка пощупала Алёнке пульс, покачала головой. Алёнка лежала без движения, глядя невидящими глазами в потолок, и даже на расстоянии чувствовалась, какая она горячая.

– Видно, придётся "скорую" вызывать, – со вздохом сказала соседка.

– Ой, ой… Может, как-нибудь так обойдётся? – сказала баба. – Я вот ей травку заварила, лёд в тряпочке на лоб кладу.

Соседка Валька махнула рукой. Ещё раз поглядела на Аленку, поманила бабу в кухню. Сказала шёпотом:

– В городе бешеные собаки объявились. У нас в больнице уже койки для будущих укушенных готовят… И покусанные уже есть.

– А?? У неё что – бешенство? – испуганно спросила баба.

– Не знаю, – покачала Валька головой. – Она с собаками часто возилась?

– Возилась. А как же. Всю зиму со своим женихом, Андреем.

– Ну-у, во-от, – протянула Валька. – Я могу, конечно, сыворотку принести, укол сделать. Но лучше всё-таки вызвать "скорую". А то мало ли что… Они сразу определят, что это за болезнь, и всё, что нужно, сделают.

– Баба! – послышался слабый голос.

Обе склонились над Алёнкой.

– Не вызывай "скорую", баба, не надо. Она меня в больницу увезёт.

– Да ну, прямо сразу и "увезёт"! Может, ещё не увезёт. Может, укол сделают, и всё. Да я бы и не вызывала, да как не вызывать, когда не знаешь, чем тебя лечить!

– Пусть тётя Валя эту… сыворотку принесёт.

Губы у Алёнки потрескавшиеся, сухие. Ей трудно было говорить, она шептала, с трудом разлепляя запекшиеся губы.

– Принесу, детка, – сказала Валька. – Но болезнь эта опасная. Врачи лучше знают, что за болезнь, и чем её лечить. А я же не врач. Принесу сыворотку от одной болезни, а у тебя окажется обыкновенный грипп.

Алёнка прикрыла глаза.

Валька, нашушукавшись с бабой на кухне всласть, – рассказывала, как её мужик, пьяный, чуть в бане не угорел, – ушла.

Баба принялась жарить картошку. Масло горело, и глаза у бабы слезились от чада: она промокала слёзы краем фартука.

– Баба! – вдруг сказала Алёнка. – Вытащи из порога иголки.

Баба выронила ложку, повернулась, как ужаленная.

– Какие такие иголки?? А? Ты что это выдумываешь?

– Я не выдумываю. Я видела, как ты их втыкала.

– А может, тебе это приснилось! Или с болезни привиделось… Я гвоздь кривой на пороге правила.

– Гвоздь… – повторила Алёнка и снова надолго замолчала.

Смеркалось. Картошка была готова. Баба, пригорюнившись, сидела за кухонным столом, глядела в окно, за которым были синие снега и чёрные заборы. Вздыхала.

– Вытащи иголки, баба! – севшим, чуть слышным голосом сказала Алёнка. – А то я умру.

* * *

Присев на пороге, вооружившись клещами, плоскогубцами, молотком, баба, подслеповато щурясь, вытаскивала иголки. Некоторые ломались – она их вбивала поглубже.

Отдыхала, потирая спину. Тихонько откладывала инструменты, семенила в спальню, глядела на Алёнку. В комнату падал свет из кухни, и лицо Алёнки было спокойным: она спала.

Баба, вполголоса бормоча молитвы, почему-то отдалённо похожие на ругательства, снова вернулась к порогу.

– Вот выдумает же, а? Иголки ей помешали!

Она загнала последнюю иглу в широкий деревянный порог, перевела дух. Собрала инструменты, открыла дверь и включила свет в маленьком закутке в сенях: там хранились все инструменты, стояло множество пустых стеклянных банок, на полках громоздились какие-то непонятные железяки – дедово хозяйство.

Сзади послышался шорох. Баба проворно обернулась: в сенях был полумрак, но ей показалось – чья-то огромная мохнатая тень метнулась в самый тёмный угол.

– Ох, – шепнула баба и перекрестилась, не выпуская молотка из рук.

Осторожно выглянула из-за перегородки. Еще раз перекрестилась, хотя уже увидела, что никого в сенях нет.

Вздохнула с облегчением:

– Тьфу ты, пропасть. Своей тени уже боюсь.

Поскорей забежала в избу, прихлопнула тугую дверь.

Подумала – и набросила крючок, чего раньше не делала: всё равно дверь из сеней на улицу запиралась на замок.

Потом зашла в спальню, послушала, как мирно посапывает Алёнка. Потрогала лоб: жар, кажется, спадал.

Баба ещё раз перевела дух, – на этот раз с облегчением, – вернулась в кухню, присела к столу. Дотянулась до висевшего на стенке старенького проводного радиоприемника. Прибавила звук.

– Я ещё раз утверждаю, – донёсся спокойный, уверенный голос мэра города, – что никаких оснований для общественных протестов нет. Отлов собак в районе Черемошников производился в соответствии с планом и по просьбам жителей. Есть, в конце концов, заявление почтальонки о нападении на неё бродячих собак…

– Еще один вопрос, который волнует наших радиослушателей, да и всех жителей города, – сказал неестественно душевный голос диктора. – Это слух об эпидемии бешенства…

– Да, я уже в курсе. Слухи дошли и до меня. Я ведь не на луне живу… Так вот. Скажу со всей ответственностью: ни о какой эпидемии бешенства речи нет. Есть некоторые факты: бродячие собаки в последнее время ведут себя всё агрессивнее, нападают на одиноких прохожих, в особенности в старых, окраинных районах. В связи с этим Госсанэпиднадзором была начата проверка. Инкубационный период от укуса до возникновения у человека симптомов водобоязни, составляет несколько месяцев. До года, если мне не изменяет память. Так что, даже если и есть отдельные случаи заболевания, то проведённый массовый отлов не имеет к ним ровным счётом никакого отношения. Вот передо мной справка из Санэпиднадзора: в городе в последние несколько лет случаев бешенства не зафиксировано. Единственно – были подозрения. Но они ни разу не подтвердились. Собаки, вызывавшие подозрения, отлавливались, за ними проводились наблюдения. Как, кстати, ведутся они и за теми, которые были отловлены на Черемошниках. Пока никаких признаков болезни нет. К тому же все радиослушатели знают, что после любого укуса – собаки ли, кошки, – человеку в обязательном порядке делается профилактическая инъекция. Возможно, всё это и возбуждает нездоровые разговоры среди определённой части населения. Я имею в виду жителей частного сектора, а также людей с низким культурным уровнем…

– Хорошо! – явно почувствовав нехорошее, бодро прервала ведущая. – Думаю, вы детально ответили на вопросы радиослушателей, и не оставили места для сомнений. Напоминаю, уважаемые радиослушатели, что у нас в гостях сегодня был мэр города Томска Александр Сергеевич Ильин.

Баба удовлетворенно взглянула на приемник:

– Ну вот. И бешенства никакого нету. А то выдумала – "бешенство"! Койки в больнице готовят… Ох и врёт эта Валька иногда… Да и то сказать: муж пьяница, и сама с ним на пару частенько выпивает…

Баба махнула рукой, зевнула, выключила радио и отправилась спать.

* * *

Переулки вымерли, на небе не было ни единой звезды, и только редкие, жидкие огоньки фонарей освещали царившее вокруг чёрно-белое безмолвие.

– Сиди здесь и жди меня! Поняла? – строго сказал Бракин.

Он неуловимо изменился за последние дни. Если бы его увидели сокурсники, – они могли бы его попросту не узнать.

Он похудел, осунулся, и стал выглядеть старше. Ежиха, завидя его, молча сторонилась, и в глазах её мелькало что-то, похожее на страх и уважение.

Бракин, впрочем, ничего не замечал. Он почти безвылазно сидел в своей мансарде, дважды в сутки топил печь, изредка выбирался в магазин, – покупал себе сосиски и хлеб, а Рыжей – собачий корм. И ещё он съездил в "научку" – научную университетскую библиотеку, – откуда вернулся с толстой кипой книг, брошюр, газет.

Теперь он целыми днями читал.

Рыжая лежала на старом свитере у порога. Из-под полуопущенных век следила глазами за Бракиным. И засыпала под шорох страниц.

А Бракин читал в "Вестнике ветеринара":

"Крайне неблагополучная ситуация по бешенству сложилась в пригородном селе Радостное Томского района Томской области, где в ночь с 10 на 11 декабря неизвестное животное (скорее всего, волк), покусало людей (5 человек, в том числе девочку 14 лет) и 8 животных, в том числе 4 коров в трёх частных хозяйствах, и 4 домашних собак.

Животное скрылось, поэтому до настоящего времени нет уверенности, был ли это волк или одичавшая собака.

Пострадавшие люди получили вакцину и иммуноглобулин по схеме. У девочки 14 лет, из-за массивных покусов опасной локализации (голова, плечо, пальцы), специфическая защита оказалась не эффективной и 20 декабря у неё были выявлены клинические проявления бешенства, а 21 декабря она умерла. Лабораторно подтвержденный диагноз – «бешенство». Бешенство – это абсолютно смертельное заболевание, поэтому лечение никогда не приводит к выздоровлению.

В дальнейшем пали или были уничтожены покусанные животные (4 собаки и 4 коровы), кроме того, с клинической картиной бешенства пала корова на молочно-товарной ферме села Воробьёвка.

И ещё один странный факт: в том же селе Радостное домашний кот покусал двух человек (мужчину и ребенка), а домашняя собака покусала хозяина.

Не исключено, что еще 33 человека оказались заражены вирусом бешенства, всем им проводится профилактическое лечение иммуноглобулином и вакциной по схеме, клинические проявления бешенства отсутствуют.

По сообщению пресс-центра государственной санитарно-эпидемиологической службы Томской области, в селах Радостное и Воробьёвка введен карантин, проводятся противоэпизоотические и противоэпидемические мероприятия".

* * *

Интересно, что это же самое сообщение и в то же самое время прочитал мэр города Ильин.

Он отшвырнул бумагу с грифом ДСП ("для служебного пользования") и выругался. Взял со стеллажа том медицинской энциклопедии.

Нашёл нужную статью, начал читать:

"Бешенство (водобоязнь, rabies, rage) – вирусное заболевание теплокровных животных и человека, характеризующееся тяжёлым прогрессирующим поражением центральной нервной системы, абсолютно смертельным для человека.

На связь заболевания бешенством с укусами собак указал ещё Аристотель. Водобоязнью (гидрофобией) болезнь была названа римским врачом Корнелием Цельсом (I век до н. э.), который впервые описал заболевание. В 1804 г. было воспроизведено заражение собаки слюной больного животного. В 1885 г. Луи Пастер разработал антирабическую вакцину, благодаря которой в течение только 1886 г. были спасены жизни 2500 человек. В 1903 г. была доказана вирусная природа заболевания.

Вирус бешенства имеет пулевидную форму и относится к РНК-вирусам. Существует несколько биологических разновидностей этого вируса – вирус дикования (распространен в Сибири) и вирус «безумной собаки». Нестоек во внешней среде – кипячение убивает его в течение 2 мин.; он чувствителен ко многим дезинфектантам, однако устойчив к низким температурам. Естественными резервуарами и источниками инфекции для человека являются собаки, лисицы, летучие мыши, енотовидные собаки, волки, кошки, – все они выделяют вирус со слюной и заразны в течение последней недели инкубационного периода и всего времени болезни. Источником заболевания может быть и человек – известны случаи заболевания после укуса больного. К экзотическим случаям заражения можно отнести инфицирование спелеологов при исследовании пещер, густо населённых больными летучими мышами.

На европейском континенте наибольшую опасность для человека представляют лисы и собаки. Характерными признаками заболевания следует считать резкое изменение поведения – злобное животное становится ласковым; доброе, домашнее – злым. Считается, что одним из основных признаков является изменение поведения животного. Если говорить о лисицах, то для больных животных таким изменением будет желание идти на контакт с человеком; здоровое животное никогда добровольно не пойдёт к человеку и убежит при любой попытке к нему приблизиться. Для больных бешенством животных вообще является характерным желание искать помощи у человека. Так, в отношении собак замечено: если животное было диким и неручным, то при заболевании оно меняет поведение и охотно идёт к людям. И наоборот, если оно было домашним и ласковым, то, будучи больным, покуда оно себя контролирует, оно старается избегать людей. Внешне больных собак можно отличить по обильному слюнотечению (если погода не жаркая) и слёзотечению – дело в том, что вирус бешенства нарушает мозговую регуляцию этих процессов.

Входными воротами инфекции являются поврежденные укусом кожные покровы и слизистые оболочки. От места проникновения вирус распространяется к нервным окончаниям, затем, продвигаясь по нервам, проникает в спинной и головной мозг. Считается, что с момента проникновения вируса в нервное окончание можно говорить о стопроцентной вероятности летального исхода. Наиболее опасны укусы в область головы. Инкубационный период (от укуса до появления первых симптомов) длится 10–90 дней, в редких случаях – более 1 года. Его длительность зависит от места укуса (чем дальше от головы, тем длительнее инкубационный период).

Симптомы бешенства. Гидрофобия или боязнь воды – судорожные сокращения глотательных мышц, чувство страха, судороги, одышка. Приступы гидрофобии вначале возникают при попытках пить, затем и при виде воды, её плеске и просто упоминании о ней. Приступы болезненны, поначалу больной активно жалуется на свои мучения. Судорожные приступы также возникают от звуковых, световых и других раздражителей. Во время приступов возникает бурное возбуждение – больные ломают мебель, кидаются на людей, ранят себя, проявляя нечеловеческую силу. «Буйный» период затем сменяется «тихим» – признак начала восходящих параличей, которые впоследствии захватывают дыхательную мускулатуру, что приводит к остановке дыхания и смерти больного. Реже встречается изначально «тихая», паралитическая форма бешенства.

Бешенство – стопроцентно летальное заболевание. Именно поэтому введение вакцины (и иммуноглобулина в особых случаях) в первые после укуса часы является крайне важным. Возможна и профилактическая вакцинация".

Ильин захлопнул книгу. Посмотрел на воду в стакане. Вздрогнул. Потом устало вздохнул и потянулся к телефону.

* * *

Бракин тоже захлопнул книгу. Рыжая подскочила со сна, тявкнула, вопросительно глядела на Бракина.

– Бешенство здесь ни при чём, – вслух сказал Бракин. – Это только уловка, обманный ход.

Он обхватил голову руками, почесал густую жёсткую шевелюру.

"Это – другое, совсем другое…" – подумал он. Единство и борьба двух противоположностей, как лаконично и ёмко выразился кто-то из классиков марксизма.

Бракин встал, потянулся. Глянул на отрывной календарь, висевший у окна. Крещение скоро, а значит, – снова морозы.

Наступает голод в лесах, мучительная гибель.

Три волчьих года…

* * *

Голос у губернатора был взволнованным, но почти радостным.

– Ты знаешь, кто сейчас у меня с докладом был? Главный наш зверолов, Седых.

Губернатор сделал паузу, ожидая, что Ильин включится в игру. Но Ильин не включился, – ровно дышал в телефонную трубку, ждал.

– Так вот! – радостно объявил губернатор. – В Калтайском лесничестве видели стаю волков!

– Да что ты! – без удивления сказал Ильин.

– А вот то самое! – вдруг рассердился губернатор (Ильин сразу представил себе его порозовевшие щёки). – Вот тебе и всё объяснение! И оборотни твои, и эти, бабы с обозами… Я приказал волков выследить и отстрелять. Уже две группы готовятся. Со всей области лучших егерей собираю.

Ильин подумал и сказал:

– А как же бешенство?

– Какое бешенство? Нет никакого бешенства, говорю же тебе по-русски! Волки это!

– В городе? В Третьем микрорайоне? – невозмутимо возразил Ильин.

– Ах, да чтоб тебя… – и раздались короткие гудки: губернатор бросил трубку.

Ильин откинулся на спинку кресла, закурил. Потом вызвал Людочку, внятно сказал:

– Соедини-ка меня с Калтайским лесничеством. Кто там директор?

Людочка ничего не переспросила. Это было одним из главных её достоинств. Она сразу, мгновенно понимала всё, сказанное шефом, даже самые неожиданные его указания, с самыми дикими географическими названиями.

И ни разу ещё, за все три года работы у Ильина, ни о чём не переспросила. И, наконец, самое главное: ни разу ничего не перепутала.

* * *

Кажется, весь город чего-то ждал.

Журналисты о собачьей теме почти забыли. Лишь изредка вспоминали о ней, по-прежнему употребляя слово "слухи". Гостелестудия, правда, пригласила для интервью заместителя губернатора по ЧС Густых. Но в последний момент интервью было отменено: Густых срочно уехал в Москву.

И в один прекрасный вечер – грохнуло; словно прорвало плотину молчания.

Коммерческий телеканал "ТВ-Секонд" начал очередной вечерний выпуск новостей сообщением:

– Как нам стало известно, в кинологическом центре УВД служебная овчарка набросилась на кинолога-инструктора. Собака нанесла кинологу тяжёлые ранения и её были вынуждены пристрелить. Мы обзвонили городские больницы, но ни в одной из них, как нам сообщили, пострадавшего нет. Возможно, он содержится в ведомственном стационаре УВД. Наш звонок в стационар оказался безрезультатным: там посоветовали обратиться в пресс-службу УВД и отвечать на любые вопросы отказались.

А вот что сказал по телефону заместитель начальника УВД Андрей Ларин: "Ничего подобного не было, хотя вообще случаи нападения служебных собак на инструкторов не исключены. Риск всегда есть, вы должны понимать, какая у кинологов работа", – сказал Ларин.

– Мы будем следить за дальнейшим развитием событий, – сказала ведущая, – и внезапно исчезла; в кадре пошла явно незапланированная реклама.

Больше в этот вечер о бешеных собаках не говорили, а после рекламы у ведущей теленовостей был слегка смущённый вид.

* * *

Пригородное село Михайловка. Приют для собак «Верный друг»

Эльвира Борисовна купалась в лучах славы: уже третий местный телеканал брал у неё интервью. Она, правда, рассчитывала, что её позовут в студию, даже нарядилась соответственно – в укороченную песцовую шубку, которая не скрывала приятную полноту бёдер, обтянутых фиолетовыми колготками, и в высоких, с наколенниками, белых сапожках. Под шубой у неё был строгий костюм, как и положено деловой женщине.

Но телевизионщики решили иначе: дескать, интервью в студии будет, но сначала, для антуража, надо отснять репортаж в самом приюте "Верный друг". Эльвира Борисовна пришла в ужас. Приют был переполнен, не чистился со дня основания, кирпичная кладка уже настолько пропиталась собачьими метками, что кирпичи просто вываливались из стен.

– Хорошо! – сказала она. – Но сниматься мы будем снаружи!

Оператор – совершенно несерьёзный молодой человек в бандитской чёрной вязаной шапочке, с прыщами на лице, пожал плечами и сказал, не выпуская изо рта жвачку:

– Так даже лучше. Только чтоб собачки вокруг бегали.

– Собачки бегать будут! – обрадовалась Эльвира Борисовна и побежала к конторке, где безвылазно жила сторожиха, – она же бывшая бомжиха, – в чьи обязанности входило всё. То есть, буквально: и сторожить, и ухаживать за собаками, давать им корм и воду, устраивать выгулы, следить за состоянием и животных, и помещений. За это ей полагались крыша над головой и часть собачьего провианта, которым снабжали приют спонсоры. В провиант входили самые разные консервы, картошка, и даже почему-то мука.

– Людмила! – крикнула Эльвира, врываясь в сторожку. – Людмила! Выводи собак!

– Тех самых? – сумрачно спросила Людмила.

Она лежала на топчане у самодельной печки-"буржуйки", накрывшись поношенной дублёнкой.

Сам репортёр выглядел солиднее своего оператора. Во-первых, он был одет не как бандит или клоун, а как порядочный человек, чиновник: в строгой пыжиковой шапке, в демисезонной тёмной куртке, с кашне, приоткрывавшим светлый воротничок и галстук. Репортёр размотал шнур микрофона и теперь ждал, сидя в машине, выставив ноги наружу, в открытую дверцу.

Эльвира уже бежала назад. За ней неторопливо шествовали три упитанные собачки разных пород.

Репортёр вылез из машины и подошёл. Оператор сказал ему:

– Надо вольер поснимать. А то уже и "Секонд" снимал, и "Телефакт" тоже…

– Не надо вольер снимать! – встревожилась Эльвира. – Чего его по десять раз снимать? Только собачек понапрасну волновать.

Эльвира кокетливо стрельнула глазами сквозь густо закрашенные ресницы и довольно томно пояснила:

– Собачки – они ведь как детки, которые в детдомах родителей ждут. Вы же меня понимаете?..

Репортер пожал плечами. Не надо – так не надо. Ему вообще не хотелось ехать в этот сраный "Друг" и рекламировать полусумасшедшую бабу, одетую, как проститутка.

Он сказал:

– Ну, давайте снимать здесь… Встаньте ближе к питомнику, чтобы стена была видна.

– Не надо стену! – уже почти в отчаянии выкрикнула Эльвира. – Лучше вот тут, на площадке. Смотрите, как чудесно: снег, солнце, берёзки вдали…

– Собачье говно под ногами, – угрюмо и в тон добавил репортёр.

Выплюнул сигарету и сказал:

– Вставайте, как хотите. Только собачек поласкайте. Давай, Алик.

Алик направил камеру на Эльвиру.

– Подождите! – вдруг всполошилась Эльвира. – Мне надо волосы поправить!

Репортер вздохнул и сказал:

– Ладно, Алик, сними пока собачек. И планы… А чего тут вонища такая?

Эльвира не стала обсуждать тему недофинансирования. Она напудрила нос, взбила чёлку, торчавшую из-под шапки, и наклонилась к собачкам.

– Ну, мои деточки, кто первый к маме на ручки пойдёт?

Жирные детки сидели на задних лапах, вывалив розовые пуза. Жмурились на солнце. Изредка выкусывали из боков блох.

– Ну, давай ты, Кеша, – сладко сказала Эльвира кривобокой собачке с уродливой мордой недоделанного мопса.

Кеша лениво тявкнул и полез на подставленные ручки. И тотчас из-за стены питомника раздался многоголосый лай.

– Фу ты, черт! – сказал репортёр, оглядываясь на питомник. – Они нам поговорить не дадут. Чего они?

– Съемок не любят. Да и ревнуют… – кокетливо сказала Эльвира.

– Ревнуют… Да просто завидуют они этим, – сказал Алик, кивнув на Кешу. – Ишь, три толстяка.

Репортёр сказал:

– Ну, черт с ними. Всё равно главный разговор в студии будет… Ну, Эльвира Борисовна, вы готовы?

– Готова!

Эльвира ласково трепала Кешу, который внезапно заугрюмился.

– Значит, Алик, давай.

Он сунул микрофон Эльвире в лицо и спросил неожиданно бодрым голосом:

– И как же зовут эту красотку?

– Ке-еша! – жеманно протянула Эльвира.

– И как же она попала в приют? Неужели хозяин бросил?

– А вот представьте себе! Такую красавицу – и выбросил! Но ничего, Кешенька, мы тебе скоро другого хозяина найдём, доброго…

Эльвира стала сюсюкать и лезть к собаке с поцелуями. Кеша угрюмо воротил морду.

– Давно он у вас в приюте? – бодро вопрошал репортёр.

– Кеша? Кеша – это, простите, "она". Да, давно! Мне принесли её дети под новый год. Представляете? Праздник, все гуляют, радуются, а на детской площадке замерзает насмерть несчастное существо.

– А может, он просто потерялся?

– Не "он", а "она"…

– Надо было объявление в газету дать, – сказал репортёр.

– Я давала! – быстро соврала Эльвира и тут же взъярилась:

– А почему это частный приют должен разыскивать хозяев? Добрые хозяева сами своих питомцев ищут, и сами объявления в газетах дают. На газетные объявления, между прочим, тоже деньги нужны.

– Ладно, – сказал репортёр прежним усталым голосом. – Алик, стоп. Эльвира Борисовна, вы сейчас про приют расскажете. Ну, сколько собак у вас, как их кормят. Как раз этот мопс у вас на руках…

Эльвира мгновенно всё поняла и затараторила:

– Кормить наших собачек мы стараемся усиленно. Они ведь, сами понимаете, попадают к нам ослабленными, часто больными. Мы их лечим, можно сказать, нянчимся с ними. Ну и, естественно, даём усиленное питание. Благодаря нашим спонсорам, а также простым добрым людям, которые приносят и ко мне домой, и сюда привозят, всё, кто чем богат: консервы, колбасы, другие продукты, даже мясо, иной раз и деньги… Но вы не правы. Это не мопс. Это помесь, то есть, дворняжка. Но похож на мопса, правда? Приятно, что вы в породах разбираетесь. А то с государственного телевидения прислали девушку – так она овчарку от таксы не отличила…

Тут она внезапно прервала свою речь и поглядела куда-то в сторону дороги.

– Да вот, кстати, идёт гражданин. Вероятно, собачку искать, или помочь чем…

– Отлично! – встрепенулся репортёр и повернулся к дороге. – Алик!

Алик развернулся, держа на плече громоздкую камеру.

Со стороны трассы к ним действительно шёл человек. Дородный мужчина в камуфляжной форме. Он шёл неестественно прямо, слегка откинув голову назад.

Лай в питомнике, затихший было, вспыхнул с новой силой. И на этот раз в лае слышались нотки страха и злобы.

Мопс, до этого смирно лежавший у Эльвиры на руках, внезапно повернул уродливую морду, и молча, без звука, вцепился в запястье своей патронессы зубами. Эльвира вскрикнула и отбросила Кешу. Мопс широко расставил кривые лапы и зарычал.

– Ну вот, перчатку чуть не порвал… – растерянно сказала Эльвира.

Повернулась к собачнику, откуда всё нёсся неистовый лай.

– Совсем взбесились! – сказала испуганно. – Пойду попрошу Людмилу – пусть присмотрит за ними, успокоит…

Она побежала к сторожке.