Текст книги "Изъ Москвы с любовью. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– А так да, слово сказано, и ты, – обвела вокруг пальцем, – не обманул, – продолжила она. – Так что завтра как проснётесь и придёте в себя, вези их на Шелепиху, приму. Во сколько привезёшь – во столько и приму, но мой совет не тянуть – у них учебный план, а скидок, как ты понял, не будет.

– Я должен лично привезти? – на всякий уточнил я.

– Ну, или пошли офицера дружины. – Снова пакостная улыбка. – Мне ж надо их принять, а это значит от кого-то с полномочиями их отдать. От тебя приму – ты член царской семьи. От ваших офицеров – тоже, люди государыневы. Рядовых не предлагать – то просто служивые. А если сами заявятся – залёт, дезертирство, сбежали с места несения службы. Накажу, а будешь ты виноват.

Ой, чую какую-то подлянку! Испытание, причём для меня… В котором пострадают они, если не справлюсь. Ну да бог с ним – что-нибудь придумаю.

– Из-за чего у вас с мамой ссора? – теперь к главному перешёл я. – Ты хотела сесть на трон вместо неё, а она возьми да и вернись с войны?

– Саш, ну ты… – Раздражение, злость. Но тётка смогла с ними справиться. Продышалась, успокоилась и ответила почти честно:

– Саш, ты большой мальчик, а раз мировую предложил, то куда взрослее, чем кажешься. Потому как есть скажу, и не обижайся – твоя мать дура. Да, со стороны кажется, я хотела быть наследницей и царицей. Но всё глубже. Понимаешь, она… Безответственная. Это сейчас такая мудрая стерва, но даже сейчас её «обувают» всякие кланы и боярские группировки. А тогда вообще дура-дурой была! На войну она помчалась! На войну, бл#дь! Царевна! Единственная дочь тёти Иры! Да чуть замуж там не вышла – тётьИре пришлось туда Толстую с полномочиями посылать. За какого-то психа безродного, который только шлангом своим умел работать, да штурмовой винтовкой – снайпером числился. Так в боях и сгинул без чести и доблести. Ну не псих ли?

Круто она о моём втором папе. Но всё же больше вину ставит матери – не буду на неё за папу цепляться. И не сказать, что она не права, вот в чём дело! И правда, единственная дочь, наследница, и на сафари пострелять на войну помчалась. Точно что дура дурой. Хотя в современном милитаристком обществе, будем смотреть правде в глаза, авторитет этим приобрела. Только стоит ли он того, такой авторитет?

– И Саш, это просто был апофеоз её тупости и наплевательского отношения к стране и семье, – пояснила тётьЛида. – Так и просто по жизни её финтов хватало, тётя Ира только за голову от проделок родной дочери хваталась. Так что нет, я хоть и грезила царицей стать, но куда больше не хотела, чтобы ею стала именно она. Кто угодно, у нас и другие кузины есть, и троюродные, но только не эта паршивка. И повторюсь, сейчас она кажется опытной и мудрой государственицей, типа перебесилась, но и сейчас у меня к ней вопросы, к её импульсивности, адекватности и недальновидности. И за слова свои отвечу, прямо ей в лицо всё выскажу, однако ты в это лезть не вздумай. Мы, взрослые тётки, сами разберёмся.

На том разговор закончился, обговорили мелочи типа «о погоде в Рио-де-Жанейро», после чего я вернулся на танцпол. Где, выпив, пошёл столбить за собой ту часть ареала, которая по соглашению с Геной закреплена за мной. За ареалом пригляд нужен, а то появится новый хищник и отожмёт себе что-то, что своим по праву уже считаешь. Непорядок!

Спустился вниз, дошёл до самого танцпола, где стояла и ждала меня грустная Алинка, бросая тоскливые взгляды на целующуюся с Никитой в за колонной ближе к сцене Машу. После чего развернулся и пошёл назад, к другому столику, за которым сидела другая сестра.

– Ты не вмешаешься? – плюхнулся я перед ними – они с Аней Голицыной о чём-то своём ворковали.

– А должна? – фыркнула Женя.

– Пока драки нет – вроде как нет.

– Значит, не вмешаюсь. – Презрительный взгляд. «Братик, это твои женщины, твои проблемы».

– А если я попрошу?

Задумалась.

– А сам что? Кишка тонка? Боишься, что не послушает?

– Послушает, – утвердил я, и был в этом точно уверен. Я ж читер, у меня связь близнецов в инструментарии. – Но через четверть часа она отойдёт, ещё выпьет и всё равно сделает по своему, как ей в голову втемяшилось. Скажем, завалится с ним в мужской туалет, где их не видно массовке, и сорвёт чужую свадьбу. Однако если я не просто попрошу, а попытаюсь объяснить, что нехорошо так поступать с людьми, которые станут твоими сподвижниками, твоей правой рукой… Такие материи из моих уст она проигнорирует.

– А ты решил приблизить Троекуровых? – усмехнулась сестрёнка, но задумчиво – в романтическую химию между мной и молодой наследницей этого рода не верила. – Хорошо целуется, чертовка?

– Так себе если честно, – сделал я ладонью жест «так-сяк». – Но мне они для другого нужны. Собираюсь с ними работать. Сделать их инвесторами какого-нибудь моего проекта. Чтобы в итоге и они получили прибыль, и я.

– Проекта! – фыркнула Женя.

– Прибыль!.. – поддержала её Аня… А вот это задело!

– Вам смешно, княжна? – зло уставился я на неё. Аня поняла, что перегнула палку – ей не позволено того же, что и моей сестре. Я всё же сын царицы, как ни крути.

– Прошу простить меня, ваше высочество. Я… Подавилась вином. Чуть не захлебнулась. – Она картинно прокашлялась. – Вы не так поняли.

Ладно, отмаз засчитан. Проедем.

– А что за проект? – смеялись глаза, но только глаза Жени.

– Щас, так я и расскажу!

– А ты расскажи! – не сдавалась сестрёнка.

– Алмазы, блин, в Якутии хочу с ними совместно добывать! Жень, не тупи – я только из комы вышел, и второй день в городе. Придумаю что-нибудь. Были бы люди, а идеи придумаю, – постучал себе пальцемпо виску.

– Уверен, что они достойны быть в свите самых близких? И что смогут не предать? – кажется, для Жени это главный вопрос.

– Не попробую – не узнаю, – как есть заявил я. – Жень, это моя первая ставка, первое кадровое решение. Но если моя сестра-близнец в первый же день так поступит с теми, кого я обозначил, что они мне близки… Я больше никого в команду не соберу. Никого и никогда. Помоги.

– Саш, прости, – а это Голицына, – а Маша точно тебя не послушает?

– В этом вопросе – нет, – уверено покачал я головой. – Есть вещи, которые можно обсудить с братом-близнецом. Шалости всякие. Те же поцелуйчики – я занимаюсь Алиной, она – Никитой, и нет, это я для красного словца, не договаривались. Но что-то подобное провернуть в теории – раз плюнуть. Но есть вещи, которые приличным девушкам должны объяснять их матери и старшие сёстры. Например, как создавать команду и поддерживать в ней здоровые, но конкурентные отношения. Она просто не поймёт, если об этом ей заявлю я.

– Всё хорошо, Саш, я тебя поняла, – посерьёзнела Женя. И повернула мордашку к Ане. – Как и говорила, время быстро летит. Слишком быстро. И не заметила, когда это шалопай вдруг стал взрослым.

– Конец детства, – произнесла Аня. – Саш, поздравляю со взрослением. И это… Обратной дороги из взрослой жизни нет, только вперёд, – с сожалением покачала она головой.

– Знаю, – кивнул я. – Викинги говорили: «Нет следа за кормой».

– Точно. Хорошо, раз ты повзрослел – помогу. Посиди пока тут? Это будет женский разговор. – Женя после этих слов внутренне вспыхнула – накрутила себя. Встала, и, как есть, злая, двинулась вниз, в сторону младшей сестры.

Схватка была короткой и бескровной, но красивой. Маша, отшвырнутая хрупкой, но тяжёлой рукой сестры, отлетела по танцполу на несколько метров. Приземлилась, вскочила, собралась было драться… Но увидев с кем, виновато опустила глаза.

Что говорила ей Женя – не слышно, группа продолжала играть – не останавливаться же им из-за разборок двух принцесс? Но размахивала руками она очень оживлённо. Выговаривала и выговаривала, а Маша стояла, опуская голову всё ниже и ниже. Наконец, видно, Женя посчитала, что та прониклась, и двинулась к нам. А Маша – за стол. В этот момент Никита получал по мордасям от невесты. Они стояли ближе, с нашей стороны танцплощадки, потому я некоторые реплики слышал:

– Я это делала чтобы тебя образумить! Чтобы ты понял, что не прав и нельзя так делать! А ты!..

– Как думаешь, простит? – улыбнулась мне Аня, глазами показывая на разбирающуюся парочку.

– А то! – усмехнулся я. – Там без вариантов. Но знаешь что… Мне кажется, она его реально любит, хоть брак и договорной.

– Это ты понял, целуя её? – поддела Аня.

– Будешь смеяться, но да. Это что-то на энергетическом уровне. Целуя меня, у девушки мысли далеко, с тобой она лишь план действий выполняет. Это… Чувствуется.

– А если я поцелую – меня ты тоже раскусишь? – засверкали непонятно каким пламенем её глаза. Что там сейчас празднуют в голове её тараканы не знаю, но определённо у них движуха знатная, сильно круче того, что у нас.

– Не попробую – не скажу! – заметил я…

…И мы целовались с Голицыной. На минуточку, розовой подругой моей сестры Жени!

Что могу сказать, Аня не заморочена, как была Алина. Ей просто весело. И поцелуй со мной, равно как и с другим мужчиной, она изменой девушке не считает. В отличие от Жени, от которой я наслушался обвинений – махала руками почти как перед Машей. Только тихо – вокруг столики со взрослыми слушателями. Рукоприкладствовать не стала, стукнула, но не меня – Аню. Но там они обе сильные одарённые, разберутся. Ах да, пока она орала, обе Зайки встали сзади меня и стояли стеной, горя глазами решимости предотвратить рукоприкладство любой ценой. Сомневаюсь, что это могло остановить разозлённую дочь царицы с «кровью Годуновых» в жилах, но совершенно точно стало дополнительным фактором, как та соломинка, что перешибает спину верблюда.

Глава 12
Хищник

Глава 12. Хищник

Взросление – это не лишение девственности, клубы, курение, наркотики и понты. Это, когда понимаешь, что материться не красиво, да и ходить пьяной тоже!

(Автор неизвестен)

– Ты иди, иди погуляй пока, а я тут по хозяйству. Только осторожно, а то в лесу… тут… всякие шляются разные.

(из м/ф «Как волк телёночку мамой был»)

– Тираннозавр не желает, чтобы его кормили. Предпочитает охотиться.

(к/ф «Парк Юрского Периода»)

Ну что ж, взрослый – так взрослый. И если царевич во мне жаждал простых и примитивных развлечений (вон сколько смазливых девочек, которых только пальцем помани – даже Троекурова под конец не устояла и чуть было не сорвалась с резьбы), то взрослый во мне понимал, что это… Скучно. Они – охотницы, и связь с любой из них – их победа. А взрослому во мне хотелось мудрить и интриговать, чтобы победа была МОЕЙ.

– Ваше высочество, потанцуем? – перехватила меня у столиков подруга хозяйки Инна Романовская. Вот уж настырная девчонка!

– Инн, прости за бестактность вопроса, но тем не менее. У тебя что, вообще предохранитель в башке отсутствует? – не выдержал и прямо спросил я.

Она поначалу смутилась грубости, но после нахмурилась, собралась, и, словно воспрянув, ответила:

– Если я сегодня этого не сделаю – не сделаю никогда.

Чей это такой тяжёлый вздох прозвучал? А, мой.

– Я только что поссорился со старшей сестрой из-за её подруги, – устало покачал я головой. – А перед этим… Целовался с другой девочкой. – Не будем уточнять, все присутствующие и так видели, какой. – А вон те, конкретно те три фигурки у барной стойки, отделают тебя как бог черепаху за малейший намёк, что ты серьёзно претендуешь на то, что они в мыслях уже считают своим. Тебе точно это надо?

– Я рискну, – ехидно улыбнулась девушка.

– Ну что ж, сама напросилась. Пошли! – А, нет, в перспективе вечер должен стать веселее…

Девочки на сцене, как уже говорил, чередовали блоки: классические танцы, быстрые танцы, родственные латинским… К клубные танцы а-ля эпоха ВИА – сейчас у нас как раз та самая эпоха. И даже один раз перерыв сделали. Время уже третий час ночи, играть им в принципе не долго осталось, и свою программу они отрабатывают на «ура». Сейчас пошёл блок из медленных композиций, и, кстати, именно сейчас на танцполе большое количество взрослых. Какой-то мужик из гостей вёл боярыню Лизавету Ивановну. Дохлик, как большинство местных мужчин, но среди гостей представителей моего пола было всего трое, в отличие от пятерых нас, детей. Я повёл Романовскую в танце, и, поскольку позволяли ритм и громкость, решил побеседовать:

– Слушай, им всем нужны «плюшки» от моей семьи. Кто-то рудники хочет в Перу. Кто-то возможность перехватить госконтракты впоследствии. Кто-то ещё что. А тебе это зачем?

Она думала долго, но внятно сформулировать не могла.

– Чтобы было. – Нахмурилась. – Александр, не знаю, не могу объяснить. И понимаю, что не мой уровень – мне до шахт далеко, как до Манчжурии. Просто… А почему бы и нет? Вот такой простой девчонке с рабочей окраины, предел мечтаний которой поступить в политех на бесплатное и стать инженером? И да, про то, что ребёнка от тебя царица вряд ли позволит… Но хотя бы так, без ребёнка.

Её глаза заблестели… И я понял, что мне жалко эту дурочку. Простолюдинка. Без перспектив (если ты не служишь в армии – то ты без перспектив, таков этот мир). Без возможности «купить» себе мужчину для нормального брака – ибо она из бедных мещан. Даже платье на ней хоть и красивое, и, чувствуется, ручной работы, но, скорее всего, просто дома с мамой сами сшили. То есть денег нет, мужчин нет. Из мещанского сословия, где их и так мало, оныхпылесосом выгребают купцы, дворяне и бояре – а значит вряд ли светит. И судьба её – или одиночество, или розовые псевдоотношения (а для меня они псевдо, так воспитан), то есть или быть ЭКОшницей-одиночкой, или в компании с такой же ЭКО-шницей, с которой будет совместный быт и какая-никакая, но семья. Грустно.

Но Инна не расплакалась, несмотря на то, что хотела. Сильная девочка. А раз так, пожалуй, дам ей шанс.

– Инн, говорю сразу, будет плохо. Сурово и жестоко. И ещё, даже так перспектив у тебя никаких – через два-три года меня женят и отдадут в Испанию.

– Мне хватит. – Она всё-таки шмыгнула носом. – Это будут лучшие годы в моей жизни.

– Если выдержишь.

– Выдержу.

– Тогда готовься. И имей в виду, ЭТИ могут и убить. – Бросил косой взгляд на свой бывший ансамбль. – Не специально, нечаянно, но даже случайная смерть это смерть. Всё ещё готова рискнуть?

– Да. Давай.

Я остановился прямо среди танцпола, а мы как раз были примерно на середине, и впился ей в губы. Вечер поцелуев сегодня, но мне нравится.

С Романовской целовался не долго, танец уже заканчивался. Обнимая девушку, дождался его конца, вежливо поклонился и отвёл к столу – к её месту. Я ж галантный царевич, а не быдлогопота какая. И плевать, что тут в основном не мужчины, а яйцетрясы; я – альфач, остальное не важно.

Пока шёл назад, обходя Анин стул (которая хозяйка вечера), как бы между прочим перехватил под локоть также идущую на своё место Нарышкину, которая с подругами возвращалась на место:

– Отойдём?

– Отойдём, – кивнула боярышня. Варя и Даша проводили нас изучающими взглядами, сквозь прищур, но ничего не сказали. Миша, словно прицеп, шёл за ними хвостиком.

Мы же отошли за колонну, и я сразу, без предисловий, наехал:

– Наин, давай определимся. Ты с ними или со здравым смыслом?

– Это интересный вопрос, – потянула юная боярышня и отвела взгляд в сторону. – У меня что, вообще нет шансов?

– Честно? Ни у кого нет шансов. – Я грустно усмехнулся. – Они только у Карменситы Манрике де Лары… Либо у кого-то, кто понравится моей маме, если она решит этот брак переиграть. И мне бы не хотелось заводить долговременные связи – потом будет тяжело их рвать. Что же касается проектов твоей семьи – это обсуждаемо без относительно, спим мы с тобой или нет.

– Тогда со здравым смыслом, – покачала она головой, всё ещё смотря в сторону. – Но от связи всё равно не откажусь, так и знай. – А теперь посмотрела прямо в глаза, и я даже отшатнулся на шаг. Передо мной стояла женщина, которая всё для себя решила, и ей плевать на мнение своей жертвы (меня). – Если ты выжил – я добьюсь того, чтобы быть с тобой. Хотя бы эти несколько лет.

– Ты будешь не единственной, – растерянно покачал я головой. – И поскольку это не брак, а просто связь, у меня будет, возможно, куда больше женщин, чем позволяют себе семейные мужчины.

– Я готова, – пожала она плечами.

– Тогда проследи, чтобы эти дуры не прикончили девочку, – смирился я с поражением. Хищники такие хищники, это просто моё отражение в юбке. – И на ушко нашепчи им моё требование – только личная сила и личное упорство! Никаких ресурсов семей и авторитетов родов, лишь кулаки и желание победить. Узнаю, что кто-то жульничает – эта особа вылетит из гонки. И без обид, вы все в равной позиции, ибо по сравнению с герцогиней Астурийской что ты, что они, что эта дворняжка – одинаково котируетесь.

– Это-то понятно… – тяжело вздохнула Наина. – Хорошо, Саш, предупрежу. А то у них и правда настрой боевой.

– И никаких летальных исходов! Даже случайно. Умейте дозировать силу.

– А это мог и не говорить, – нахмурилась и отмахнулась она. – Мы кто вообще по твоему? Звери какие-то? Есть добрая драка, есть бой. И эта клуша никак на бой не тянет.

Вернулись за стол – каждый на своё место. Маша сидела не то, что грустная, но молчаливая. Развезло её куда больше моего, но я тоже не стал держаться и выпил. Ксюши нет, важные переговоры на сегодня завершены, можно и расслабиться. Вино, только вино, ибо «улететь» для принца, на которого полстраны смотрит – последнее дело, а «я» всё же имеет какой-никакой опыт по потреблению горячительных напитков (только на него я и надеюсь).

– Я тоже хочу, – заявила вдруг ни к селу ни к городу Аня, которая Суслова.

– Хочешь что? – подняла глаза Маша, и за столом, где народ в той или иной мере переговаривался, все обратили на наш конец взор и притихли.

– Сегодня все целуются с Сашей, – выдала неожиданную мысль именинница, и хорошо, что я сидел, а то б упал. – Традиция, наверное, такая? Даже те, у кого скоро свадьба. – Троекурова от такого выпада позеленела, но сдержалась и дров не наломала. Умничка. – Я тоже хочу. Тем более у меня не то, что свадьбы, но даже пары пока нет.

– Так какие проблемы? – развёл я руками. – Сегодня у меня конец детства, я не против любой движухи.

– Тебе ж ещё не скоро шестнадцать? – спросили с той стороны стола. – В смысле конец детства?

– Человек взрослеет в тот момент, когда понимает, что взрослых не существует! – выдал я пафосную фразу. – А я именно сегодня это понял. Ну так что? Ты ещё там? – А это хозяйке мероприятия.

Аня поднялась, отодвинув стул, неуверенно обошла Машу. Постояла, но решилась и резко наклонилась, рукой откидывая мою голову назад. И впилась мне в губы. После чего наклонила мой стул, чтобы угол наклона был удобнее… Сучка длиннобудылая! Я запаниковал, чуть не вырвался… Но оказалось, зря – они ж все одарённые, Аня и стул удержала, и меня прижала так, что хрен дёрнешься.

– Ты мне для другого! – прошептал я, когда она отстранилась, но лицо убрать не успела (не спешила). – Потом по душам поговорим.

Кивок – поняла. А то как-то слишком грустно смотрела за моими похождениями.

– Девочки, кто следующий? – А это повеселевший я – всем присутствующим.

– А сегодня всем-всем можно? – одна из подруг Ани.

– Да, но только сегодня, – стрельнул я глазами. – Ибо только сегодня я первый раз после комы и покушения вышел в люди и ничего не помню. Следующий раз уже будет вторым, и я буду всех знать.

– Прямо всех?

– Ну, вас – буду.

– Тогда я следующая! – подскочила эта подруга.

Класс! А мне всё больше нравится наш мир.

В итоге перецеловал всех, кто сидел за столом, кроме Милославской. Да-да, даже Строганова, которую по-хозяйски обнимал Гена левой рукой (правой – Милославскую) решилась и подошла. «Праздник же, после комы – как отказать?» И обе его сестры тоже, и плевать на «расклады» в политикуме. Жаль, что это всего лишь поцелуйчики, но с другой стороны за один вечер меня точно на всех не хватит – на одну бы хватило. Это только в порнофильмах актёры могут часами, и кончают по команде режиссёра. В реале всё сильно грустно, даже с учётом подростковых амбецких гормонов. И ставить себе амбициозные цели ради эксперимента, чтоб потом сесть в лужу?.. Лучше невинные поцелуйчики.

– Я возьму самоотвод, – пояснила Катя всем, ибо все смотрели на неё – она осталась одна за столом нецелованная. – Я – Милославская, Саша – Годунов, царица-матушка может не понять. Это выше наших детских игр, ей там «наверху» не до поцелуйчиков. Не хочу его высочество подставлять.

Нехотя, кряхтя, но все с нею согласились. Мама у меня гром! И как её сын, я это подтверждаю. И отмаз насчёт «подставлять царевича» силён – она ещё и белой-пушистой осталась.

– Маша, а ты? – с ехидным выражением мордашки спросила Варя. Ага, подруга называется! Я худею с вывертов женской дружбы.

– А я чего? – недоумённо подняла голову было улетевшая на свою волну сестрёнка.

– У Кати самоотвод, и мы все понимаем, ей лучше не лезть. Значит, ты последняя.

– А я – его сестра, – небрежно парировала она, – а не девушка.

– Ну, на кремлёвской стене тебе это не мешало… – А это нож в спину воткнула с поистине кавказским коварством наша тавади по имени Тамара. Я говорил про женскую дружбу? Хорошо, что я не женщина!

– Кстати, колитесь, а что там было? – А это ожила вдруг Строганова. – Девочки, Аня, Алина, вы там были – что видели? Гена, а ты?

– Я чуть раньше ушла, – это Алина.

– А я не смотрела вверх после окончания. – А это Аня.

– Я тоже. Мне там было на кого смотреть, – хохотнул Гена.

– Са-аш? Ну Саш, что ж там было? Вся Москва гадает, – стрельнула глазками Строганова. – Не подумай, вас не сильно осуждают, все понимают, что журналисты выдают желаемое за действительное – они те ещё проститутки, особенно Тулина. Королева высосанных из пальца скандалов – мы сами её, бывало, для грязных статей нанимали. Но не на пустом же месте она развернулась?

Вот ведь… И не отвертишься. Впрочем, в отличие от всё больше краснеющей Маши, я понимал, что этот вопрос сейчас, да в исполнении Строгановой – подарок небес. Ибо это абсолютно бесплатная точка вброса информации в местный бомонд. Мы должны контролировать и возглавлять, а не отрицать и не в коем случае не «морозиться».

– Что-что, взяли и поцеловались! – произнёс я, сразу беря винтовку на перехват, и в штыковую. Машка, не ожидавшая такого, аж глаза вылупила. – На нас же камеры смотрели, все дела. Как мы могли людей разочаровать? – Да, Машуль, отрицать или оправдываться – заведомо проигрышная стратегия. Я это говорил вчера на семейном совете, и с тех пор ничего не изменилось. Но надо брать командование в инфовойне в свои руки – я к такой грязи привычный, пользуюсь опытом Альтер-эго, а вот местные, а Маша – местная, могут наломать дров.

– Так вы знали, что вас снимают? – удивлённо распахнула глаза старшая сестра Гены.

Маша снова попыталась что-то ответить, но я опередил, для верности останавливающее вскинув руку:

– Люб, там на башнях снайперы вообще-то. Всегда, по боевому распорядку. Засекли оборудование – фотообъектив отблеск даёт, в каких-то лучах светится. Не совсем понял механику, но отблеск линзы легко ловится, тем более напротив не «зелёнка», а пустынная утренняя рассветная набережная. Так на войне снайперов по блеску линз вычисляют, потому они свою оптику сажей замазывают, или ещё чем-то. – А это чистая правда – память Альтер-эго подсказывала… Правда, не знаю, как здесь, но если физически возможно – можно и блефануть. – А репортёры сугубо гражданские, первая же попытка навести на кремль линзу с такого смешного расстояния… И спалились сразу. Наспредупредили, и я предложил сделать показательные выступления, раз народ требует.

– А зачем? – Это общий вопрос, читаемый на всех лицах.

– Инфоповод. Пусть лучше в народе говорят о том, что надо нам. Обсуждают тему, которую мы сами запустили и развитие которой контролируем. А под шумок этого инфошума, обсуждения нас с Машей, мама с Олей творят какие-то свои нам неведомые дела. В полной тишине. Не знаю, против кого сейчас работают – сюрприз будет, но считаю, раз шум поднялся, то мы достигли цели.

– Как интересно! Хороший подход, – озадаченно потянула Строганова, и обалдевшей от такой простой истины была не только она. – Но, знаешь, немного опасный. Если б я вас много лет не знала, я б засомневалась и поверила, что между вами страсть. И многие поверят, кто не знает.

– Да плевать на них! – А это очнулась и поддержала меня сестрёнка. – Если мама благодаря этому поднесёт фигуру к какому-нибудь враждебному роду и пригрозит снести ею черепушку – это того стоит. О нас всё равно что-то будут говорить, придумывать. Лен, мы с младенчества вместе спим! Думаешь, я не знаю, как это преподносят в разговорах? А тут им хоть придумывать не надо – нашу же версию и будут обсуждать.

Моя школа! Я накрутил сестрёнку вчера. Есть смысл гордиться.

– Ну, если для вас это ничего не значит, чисто политика… – попыталась развить тему Милославская – но от этой мы хотя бы ожидали подлянки. Я перебил:

– Информационная война!

– Что?

– Это не политика, а информационная война.

– Ну да, – кивнула Катя. – Если для вас это всего лишь политика и информационная война… Просим на бис!

Стервочка похлопала, и некоторые её поддержали. Включая Строганову. Но вот княжны на этот раз перегибать не стали, а Варя нахмурилась – поняла, что ей от Маши, как все отвернутся, за подставу перепадёт на орехи – так сестрёнка на неё зыркнула. Но выжидающие мордашки были у всех, даже кто не хлопал.

– Маш, народ просит. Выступим на бис? – это я повернулся к сестрёнке.

Меня немного развезло, но она последний час, на спиртное не налегала. Выволочка от Жени подействовала. Потому соображала хорошо.

– А давай! Чего хочет народ – того хочет бог.

В оригинале как-то не так, но я не мог вспомнить, как правильно. Маша же подалась вперёд, и… Нет, на колени не пересела, но была близка, как никогда. И поцелуй с нею вышел… Красивый! Просто отпадный. Но… Не романтический. Как актёры целуются на съёмках фильма, а после отбоя камеры забывают друг о друге. При этом зрителю кажется, что в кадре между их персонажами химия высшего порядка, а на деле они могут друг друга ненавидеть. С ненавистью не наш вариант, но химии тут точно нет, и народ это как ни странно почувствовал – жидкие вышли аплодисменты.

– Кать, – повернулся я к Милославской, когда Маша отстранилась, – это неофициальная просьба, но официально вам никто ничего не скажет. Считаю, это здорово, что у вас с Машей есть личный приватный канал для связи.

Сделал многозначительную паузу. Катя прониклась и напряглась.

– Короче, в следующий раз снайперы при любом блике будут стрелять на поражение. Новая инструкция-циркуляр по дружине. Вашим журналистам и конкретно Тулиной повезло, что была ночь, точнее утро, и оперативная не решилась брать на себя ответственность за устранение ваших репортёров. А остальные, кто выше её, спали, и будить их она тоже не решилась. Но в следующий раз…

– А разве они наши? – нахмурилась девушка.

– Кать, давай без галстуков? – Я устало нахмурился. – Я сказал – ты услышала, а кто номинально в чьей вертикали подчинения – мне в сортах говна ковыряться недосуг. И да, ата-тай им всё равно будет, и я не рекомендую за них вписываться любой ценой – и вам перепадёт. СЕЙЧАС всё будет очень серьёзно.

Пусть потом не говорят, что это война без предупреждения. И да, лишь бы мама выдержала давление и дожала.

– Я услышала, – склонила голову Катя. – Передам.

Тем временем Романовская свалила. Не в закат, но, учитывая, что через минуту за ней в сторону туалета последовали обе княжны – и такой адрес направления возможен.

– Маш, проконтролируй, чтоб не убили, – попросил я сестрёнку.

– А чего сразу я? – нахмурилась она. Не может простить, что заставил целоваться?

– А кто? Мы тут – власть. Даже Зайки всего лишь наша охрана. А вот власть – только ты, я и Женя, и Женя вмешается, только когда там будет труп. А я бы не хотел до этого доводить.

– Хорошо. Но пошли вместе? Твои юбки – твои разборки. Я только разниму.

Не поспоришь! Согласен.

– Я с вами! – А это следом за нами и хвостиками-Зайками вскочила и хозяйка вечера.

Успели. Романовская сидела на коленях, обхватив голову. Лицо в крови, волосы подпалены, платье порвано. Долгорукая и Вяземская с двух сторон её мутузили, в рукопашную, но фигуры по туалету до этого летали: ближайшие кабинки были повреждены, пробиты дырки в стенках и дверцах. И несколько плиток в кафеле несущей стены были треснуты, а часть обуглена. Платье на Вяземской сверху к поясу разорвано, из-под лохмотьев проступала грудка в симпатичном лифе. Его там можно и не носить, но девочкам в её возрасте слишком сильно хочется создавать объём. Лицо Долгорукой тоже окровавлено, да и платье порвано, просто разодран не так бросающийся в глаза подол. Симпатичные у неё ножки!

– Сучки, что творите? – Злая-презлая Маша, да ещё не совсем трезвая, это что-то. Она даже руки не распускала – два расходящихся взмаха ладонями, и обе княжны отлетели в разные стороны – одна спиной врезалась в стену, другая упала на пол в метре от нас. Я теперь вижу фигуры, и её «толчок» это нечто, чем можно по кузнечной наковальне шарахать вместо пресса. И это она сдерживалась!

Следом за нами в туалет ворвались две охранницы клуба, Аня, видно и позвавшая их по дороге жестами, а ещё чуть позже забежала испуганная и взмыленная младшая боярыня Суслова, которая «мама Гульнара».

– Что тут происходит? – сразу взяла власть в руки боярыня.

– Как не стыдно, девочки! – это Аня.

За ними заверещали в той или иной степени все, включая Машу, кроме разве что спокойных, как камень, Заек. Я же отошёл в дальний уголок и подозвал вошедшую следом за боярыней Нарышкину:

– Ты их предупредила? – прошептал на ухо.

– Да, всё передала, – прошептала Наина в ответ. – Обеим.

– … А я сказала заткнулись обе! – А это тем временем в их коллективных пререканиях слово взяла Маша, и, просто чтобы все замолчали и обратили на неё дополнительное внимание, сотворила в ладонях огнешар размером с футбольный мяч. От которого и охранницы, и боярыня, да и непроизвольно и я сам в компании Нарышкиной попятились. – Вы где находитесь, не забыли? Вы чего хорошим людям вечер портите? Нам больше всех надо вас тут по туалетам ловить, чтоб не перебили друг друга?

– Маш, прости… Мы не специально… – Это мудрая Даша закономерно не полезла на конфликт с подругой и включила «виноватая я, простите люди добрые».

– Тебе конец, сучка! Тебе не жить! – А это более тугодумная Варя не поняла политику партии. – Слышь, Романовская? Ты в политех хотела поступить? Так вот, ты никогда там не будешь учиться! Не поступишь ни на следующий год, ни через десять лет! Иди прачкой или посудомойкой – там твоё место!

– Да пошла ты! – фыркнула мещанка.

– Я тебя достану, сучка! Конец тебе, поняла? И семье твоей конец, хотя там у тебя той семьи… – Презрение.