Текст книги "Исповедь игрушечного пилота (СИ)"

Автор книги: Сергей Храбров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Влад в который раз удивился этому человеку. Тот сидел в неудобной позе, со связанными руками и вещмешком-якорем через плечо  но всего этого для него будто не существовало.

 Михе не нравилось, что все так обернулось. Уж не знаю, заварил ли он всю эту кашу с целью меня ограбить или другие какие планы у него были, но только противился он тому, чтобы к нам люди присоединялись. Вот только как ему с народом-то совладать? Никак не совладать. Да и я стал уже другим человеком. Когда из меня проповеди пробиваться начали, то и мое предшествующее существование совсем по-другому выстроилось. Мы в жизни-то все больше предметы вокруг себя находим, а в действительности у нас ведь больше отношения! И вот узрел я, что от своего рождения был я в самых что ни на есть прямых отношениях с Господом! Даже когда воровал и пьянствовал до беспамятства  даже тогда стоял с открытой душой перед Ним!

Влад не спал уже больше суток. Весь предыдущий день он рубил дрова, затем в одиночку воевал, потом еще целую ночь продирался через лес. И вот сейчас, слушая этот странный рассказ, он заметил, что начинает терять ощущение реальности. Пора было со всем этим заканчивать! Он подошел к своему пленнику. Снял с его плеча вещмешок. Развязал веревки.

Иван поднялся, размял руки, несколько раз шумно вздохнул  и опять опустился на землю.

 Вот ты спросил, настоящий ли я священник,  заговорил он снова.  А я не знаю. И даже не знаю, как определить настоящего. Зато знаю точно, что мои отношения с Господом настоящие! И ты сам это подтверждаешь.

Влад посмотрел на него пристально.

 Да-да, подтверждаешь! Ведь перед тем, как тебя встретить, я попросил у Господа помощи. Потому как понял, что не может все и дальше так продолжаться! Этот Миха, серый кардинал уголовный, и та изначальная ложь, что зыбким основанием для общины нашей стала. Понять-то я это понял, вот только что делать  не знал. Поэтому и попросил Господа помочь. Как попросил, так на следующий день ты и появился!

 Скажи,  перебил его Влад.  Если там, в вашей избушке, я сидел бы сложа руки, ты позволил бы Михе меня убить?

Иван выдержал направленный на него взгляд и покачал головой:

 Нет у меня ответа на этот вопрос. Потому что слишком много в нем мирского неведения. Если бы я был не я, если бы я не попросил помощи у Господа, и если бы Он был не Он Прямо математика какая-то получается  теория вероятностей, где все исходы являются случайными и равновозможными. Я же тебе совсем другое толкую! Была моя скромная воля. Была воля Господа. И ты себя со счетов не сбрасывай, и свои отношения с Господом тоже. Очень даже хорошие отношения, если судить по тому, что я видел!

Влад вздохнул:

 Ладно. Прощай.

 Погоди,  Иван поднялся.  Теперь ты знаешь, кто я. А я давно уже знаю, кто ты. Поэтому оставайся! Вместе мы построим наш маленький мир, простой и справедливый! Михи нет, мешать никто не будет.

 Не могу. Надо идти.

 Куда?

 В Москву.

 В Москву?  удивился Иван.  Так говорят, что там жить невозможно, одни развалины остались.

 А я и не жить туда иду.

 Тогда зачем же?

Влад помедлил, потом все же произнес:

 Самого главного хочу найти.

 Мне бы сразу догадаться,  кивнул Иван.  Такие как ты если в одиночку, то уж точно не по грибы! Значит, отомстить за близких своих хочешь?

 И это тоже.

 А еще что?

 А еще не хочу бороться за бинты на лицо побелее да за место на кладбище получше!

 О себе, значит, заботиться не хочешь,  начал Иван размышлять вслух.  Но если не о себе, тогда о ком же? Об ушедших само собой, только о них можно и сидя на месте. А ты идешь. И значит, не о мертвых думаешь, а о живых. А они, само собой, живы по-разному. Кто других спасает, а кто Так дойдешь до Москвы, как думаешь?

 Сейчас я не думаю. Сейчас просто иду.

 А раньше думал?

 Думал.

 И что? Дойдешь?

 Теоретически нет.

Иван расхохотался:

 Вот ты меня как! Я-то уж было подумал, что еще один шаг  и обращу тебя в свою веру. А ты и сам, значит, на дело с мирской точки зрения безнадежное, с открытыми глазами И не отступишься?

Влад пожал плечами.

 В таком случае, благословляю тебя на дело твое справедливое! Потому как нечасто даже в такие тяжкие времена встречаются люди, готовые переложить часть ответственности с плеч Господа на свои плечи. И если у Господа по какой-то причине руки не дошли до тех, кто может еще раз всех убить, то пусть у тебя дойдут. Воздай им по делам их. Благословляю!

Все! Любых слов бывает слишком! Влад снял с рукава нож и протянул его берестяной ручкой вперед:

 За добрые пожелания спасибо, и тебе того же.

Иван поднялся, взял нож, обернул его носовым платком и засунул за голенище сапога.

 У меня для тебя еще одно послание,  сказал Иван.  Если согласишься выслушать, то сразу его не оценивай, а сохрани как лицензионный диск с записью. Выслушаешь?

 Говори.

 Значит, так. До Москвы ты дойдешь недели за три. Еще три недели тебе все сделать там. Потом три недели обратно. То есть, на все про все два месяца, в лучшем случае. Так вот. Через два месяца, начиная с сегодняшнего дня, я буду посылать человека к этому самому месту. А чтоб ты не проскочил мимо, я на правой обочине, если идти от Москвы, три ориентира поставлю, совершенно одинаковых. Метров через сто друг от друга. Еще не придумал, что это будет, но что-нибудь особенное  чтобы ты сразу заметил. Как увидишь ориентир, так жди в том месте проводника. Четыре месяца он будет приходить дважды в неделю. После того лишь раз в неделю, до истечения года с сегодняшнего дня. Но даже и после года ты сможешь меня найти, если любому человеку в этих местах скажешь, что возвращается, мол, отец Владислав к отцу Ивану. Пароль такой. Запомнил?

 Запомнил.

 Тогда давай,  Иван протянул руку.  Надеюсь, увидимся!

Попрощавшись, Влад надел вещмешок, перекинул через плечо сумку, шагнул в сторону шоссе.

 Ты это, слышь еще что,  окликнул его Иван.  Если свидишься с Господом раньше меня, благодарность ему мою передай. Скажи, от Тараньжина Ивана, за все.

 Предлагаешь наперегонки? Кто быстрей добежит? Или кто здесь дольше продержится?

 Кому будет больше чего предъявить в свое оправдание.

Глава 26

Одиночество. Насколько многочисленны его силы!

Первый день он прошагал до самых сумерек, и борьба заключалась в том, чтобы не поддаться усталости. Они расстались с Иваном вроде как по-хорошему, и даже чуть более того, но все равно надо было разорвать дистанцию. И хотя Влад чувствовал  даже знал!  что в погоню за ним никто не кинется, первую ночь этого раунда одиночества он провел на боку, почти на животе, замаскировавшись ветками, подогнув под себя обе руки, сжимая нож и пистолет.

Следующий день выдался коротким. Влад выступил с рассветом, но через пару часов отошел от дороги подальше и завалился спать. Проснулся на исходе дня. Первым делом разобрал пистолет на части и разбросал их по сторонам. До темноты успел собрать сухих веток. Развел костер. Потом сидел, глядел на языки пламени. Цедил по мгновению этот отвоеванный у кромешной темноты час. Прокручивал в уме события последних дней, проговаривал давно отзвучавшие разговоры.

Иван, Ольга Оба называют себя рабами божьими. Одной общиной живут, одни бытовые проблемы решают. Но какие при всем этом они разные! Насколько вообще загадочна и значительна та часть человека, которая ускользает от поверхностного взгляда со стороны?..

Еще два дня он чувствовал эту ниточку. Тот, кто первым назвал это ниточкой, кое-что понимал в жизни! Но что на самом деле связывает людей, когда они находятся вне пределов видимости друг друга? Только ли мысли? И как другой человек обретает для тебя эту самую значимость? Раньше он не очень-то задумывался над такими вещами: все складывалось как-то само собой  на бегу, в постоянном круговороте. А теперь вот встретишь человека, и либо кто кого, либо опять же ниточка. И слишком часто так, что увидеться вновь  как к себе вернуться.

Шаг за шагом. Ему кажется, или он действительно двигается медленно? А что если это всего лишь погружение в грязный туман? Все глубже, глубже

На четвертый день он ощутил, что опять остался совсем один. Да, ты по-прежнему готов отправлять по ниточке свои чувства, чтобы на том конце могли взглянуть на мир твоими глазами, и тебя еще хорошо помнят  но уже повернулись к своим делам.

Вот оно, Влад! Позади закрылась дверь в прошлое. Перед тобой дверь в будущее, однако ты прекрасно знаешь, что она даже не на пожарную лестницу

В низине, где туман стоял особенно плотно, у него закружилась голова. Сдавило грудь, во рту появился странный привкус. Показалось, что все двери, которые он когда-либо видел, начали хлопать! И вроде как запахло пеплом. Он сделал два шага к обочине Земля вдруг наклонилась  и ударила в правый висок!

***

Ему привиделось, что вселенная вдруг отказалась быть вместилищем его устремлений. Все случилось в один момент. Город рассыпался на толпы смятенных людей. И по фасаду дворца пошла трещина. И его чаша! Розового мрамора, в центре главного зала. Снизу имевшая вид распахнутого ока, а сверху, с колоннады, казавшаяся вместилищем света, сфокусированного куполом дворца. Символ бессмертия! Мгновение назад эта чаша покачнулась, нарушила казалось бы раз и навсегда установленную гармонию, сорвалась с подвеса  и разлетелась градом осколков! Но ни осколки, ни едкая пыль не заставят его руку подняться лишь для того, чтобы прикрыть лицо Вот только что это? Обломки чаши. Тонкие пластины розового мрамора облицовывают всего лишь серый гранит. Чаша не из цельного куска благородного камня! Символ бессмертия с червоточиной! Вороватые строители Ты все еще хочешь это удержать? Этот фальшивый дворец? И город, который так легко потерял разум?..

***

Серая травинка у самого корня совсем не качается от ветра.

А ведь здесь совершенно другой мир! Здесь если на тебя наступят, то еще не все потеряно: пока травинки под тяжестью пришельца будут прогибаться, можно успеть между ними прошмыгнуть. Надо только стать достаточно маленьким. Как муравей. Или как жук. Нет, жук слишком большой и неуклюжий. А кузнечик так вообще не из той оперы. Вот муравей да, муравей в самый раз

Сколько времени он смотрит на травинку? Минуту? В детстве за это время перед глазами пробегал десяток самой разной мелкой живности. А сейчас никого. Неужели им, как и ему, не нравится этот серый туман, въевшийся в зелень?

Влад осознал, что лежит на земле, на правом боку.

Вставать. Несколько секунд он соображал, как это делается. Потом поднялся. Побаливала голова, и в висках стучало. Он развязал вещмешок. Предметы, глотнувшие скупого света, принялись наперебой рассказывать о его прошлом. Мешочек соли был посланием от отца Ивана. Пара ботинок спутала шнурки точь-в-точь как приставучий Митька свои слова. Потрескавшаяся пластиковая бутылка, такая огромная в ручках девочки Лизы Все, дальше не надо!

Идти.

Правая обочина дороги. Подступающие вплотную деревья. Опасно. Но все же лучше, чем открытое пространство

Открытое пространство Открытое пространство Открытое пространство Ты уже почти забыл, Влад, что означает это выражение Раньше, при солнце, так говорилось, когда взгляд мог проникнуть до самого горизонта. Да! Пройтись по полям! Взлететь в небо! И еще море! На морском берегу окружающая бесконечность не делает тебя маленьким  даже совсем наоборот

Теперь же открытого пространства не существует. Взять хотя бы эту дорогу. Если деревьев рядом нет, то ты будто утонул. Без других ориентиров даже кусочек тверди под ногами  и тот стремится всплыть в тумане! И тогда хорошо, если тебя будет просто качать, как в поезде. Хуже, когда дорога начинает переворачиваться: приходится идти головой вниз, втайне радуясь тому, что подошвы ботинок надежно прилипают к полотну асфальта и это самое полотно все же имеет некоторую ширину.

В какой-то момент он заметил, что отмеряет время не днями, а ночами. Что ж, и это вполне объяснимо. Днем ты тащишь свое тело через доступные взгляду пятьдесят метров пространства, и окружающие предметы кажутся одной сплошной декорацией затянувшегося сна. А ночью Ночью закрыл глаза или открыл  вокруг роятся воспоминания: заглядывают в лицо, дергают твоими руками, вырывают из тебя имена

Ночью лежать.

Днем идти.

Ночью лежать Хорошо бы не перепутать.

Соль. Когда-то она была очень насущным вопросом. Теперь же становится все больше отвлеченным. Да, к сожалению, соль не является средством от всех напастей. Во рту давно уже пересохло. Веки царапают глаза. И надо прилагать усилия, чтобы дышать

Одним утром он проснулся и не захотел вставать.

Эй, Влад, давай! Это ведь все не серьезно, потому что происходит не с тобой! Ты слышишь?.. Ну ладно, сыграй в игру «Побеждает тот, кто не сможет подняться». Веселая такая игра  если не жульничать! Давай, на спор не смоги оторвать от земли голову! Вот так, так Что, опять проиграл? Запихни в себя пару кусков тушенки, а то в следующий раз любой дурак выиграть сможет!

Снова идти

Макушки этих деревьев ровные, как подстриженные. Проплывают медленно, будто их кто-то загипнотизировал Не отвлекаться! Смотреть под ноги

Ветка. Тонкого деревца у обочины. Вроде как заломлена Но нет, на эту удочку он не попадется! Текущая игра называется «Остановился  упал». И в ней уже много очков заработано, скоро могут дополнительную жизнь дать. Поэтому не отвлекаться! Держаться за дорогу как за ниточку

Но этот запах. Очень опасный, и в то же время очень обнадеживающий

Не поворачивать головы! Только вперед! Они же те еще мастера внимание отвлекать

 Эй! Ты далеко собрался?

Голос. Сзади.

Одиночество. Ниточки.

Он сделал по инерции несколько шагов и остановился.

Глава 27

Их было двое. У обочины, под прикрытием деревьев. Что стоял ближе  лет сорока. Круглое лицо, светлая аккуратно подстриженная борода. Пятнистая куртка с капюшоном, шляпа с короткими загнутыми полями. Двуствольное ружье лежит в руках привычно, стволом чуть вниз. Пальцы на спуске. Тот, что справа, совсем еще пацан. Ружью в своих руках уделяет внимания больше, чем незнакомцу. Черная бейсболка, теплая синяя куртка, джинсы  за всем этим, наверняка, ухаживает его мама.

Да, Влад, эти люди мирные, не опасные. Скорей свое сторожат, чем за чужим охотятся. Вот только держатся они как-то обусловлено. Будто знают нечто такое, о чем незнакомец догадаться не должен. Ну и ладно. В данном случае просчитывать все до последнего движения  только зря батарейки тратить.

 Куда идешь-то?  вновь спросил тот с бородой.

 Туда,  Влад кивнул за спину.

 А знаешь, что там?

Поднять плечи и опустить.

 Там город!  подал голос пацан.

 Москва?

 Нет, не Москва,  бородатый улыбнулся.  Но я уже два месяца как об этом не жалею!

Влад снял с плеч вещмешок и уронил на асфальт. Сам опустился рядом. Эти двое продолжали стоять.

Вдруг в той стороне, откуда он пришел, крякнула утка, потом в тумане два раза мигнул огонек. Тот, кого Влад про себя окрестил охотником, закинул ружье за спину, вышел на середину дороги и посигналил фонарем в ответ. Вернулся.

 Так ты, значит, один путешествуешь?

 Один.

 И давно один?

 Давно.

Из-за дерева вышел третий человек. Тоже средних лет, но упитанный. Похоже, именно от него исходил запах сигаретного дыма.

 Ну чего, больше никого?  спросил он, спустив курки своего ружья.

 Никого,  ответил охотник.

Они отошли, а молодой парень остался вроде как присматривать за Владом.

Тем двоим, видимо, было о чем поговорить. И очень скоро им стало не до шепота.

 А я говорю, что он особенный,  продолжал настаивать охотник.  Хотя бы на лицо его посмотри!

 А чего лицо? Я вон своего поросенка стану лопатой по пятачку дубасить, так через неделю у него будет точно такое же! Лицо!

 И куда твой поросенок пойдет?

 Чего?

 Ничего! Ты видел, как он шел?

 Ну.

 Чуть не падал, а шел.

 И что?

Охотник носком сапога прочертил на земле линию:

 Почти три месяца прошло. Идет человек. Покалеченный. Словно зубами за землю цепляется. Про Москву, опять же, спрашивает.

 Ну?

 Странный он. А если ты помнишь, то Александр Савельич просил всех странных к нему провожать.

 Да ну тебя, Филипп! Совсем как Шерлок Холмс разговаривать стал, только трубку завести осталось!  тот второй сплюнул в сторону.  А Савельичу твоему чтоб странного человека увидеть, надо просто к зеркалу подойти. Такой головастик на него глянет, что еще поискать!

Он продолжал бы говорить, но охотник дернул его за рукав:

 Ты, слышь, того! Прекращай языком барабанить! А то однажды намотается язык твой тебе на шею  и удавит!

 А чего я сказал-то, Филипп?

 Вот то и сказал! Хочешь Савельича его прозвищем в глаза обозвать? Так вот сейчас пойдешь и проводишь к нему этого человека!

 А чего это я?! Начальником тут ты  тебе и идти!

Тот, который охотник, Филипп, подошел к Владу:

 Сегодня определю тебя на постой, а там видно будет. Оружие есть?

Влад поднялся, вытащил нож, потом гранату.

 Ты прямо как на войну собрался!

 А что, мы уже победили?

 Если и победили, то эту весть перехватили враги.

Потрескавшимися губами улыбаться больно.

Филипп повернулся к своим товарищам:

 Так, остаетесь вдвоем. Витя за старшего. По местам!

Молодей парень прямо-таки просиял.

 Нашел перед кем генерала изображать,  недовольно проворчал тот второй.  Я бы его сразу обратно завернул. Или вон в лес, до ближайшего омута

 Не высовываться и не разговаривать!  продолжил свой инструктаж Филипп, сделал паузу и добавил с нажимом:  И не курить!

Шли они быстро, поэтому особо осматриваться у Влада не получалось. Две засады он заметил точно. Скорей всего, имелись и другие, потому как они еще несколько раз останавливались и его провожатый сигналил фонарем. Во время одной из таких остановок он представился:

 Филипп Гридин. А это наш город, Вышний Волочёк.

Рукопожатие. Чем реже встречаешь людей, тем больше в нем смысла.

 Владислав. Петров.

Они пошли рядом, чуть медленнее.

 Откуда путь-то держишь?

 Из Питера.

Филипп присвистнул, и какое-то время шагал молча, поглядывая искоса. Потом все же решился.

 А правда, что Питер того целиком накрыло?

 Правда.

 Да,  Филипп вздохнул.  Представить страшно! Москву тоже, говорят, всю в пыль.

Показался шлагбаум. Филипп подошел к человеку в плащ-накидке, сказал что-то. Потом махнул Владу:

 Садись на телегу.

Телега была как телега. Сколоченная из едва отесанных слег и грубых досок. Только вместо колес с деревянными ободьями стояли низкопрофильные шины, одетые на никелированные диски, диаметром никак не меньше двадцати дюймов. Влад приклеился взглядом к этим дискам и никак не мог оторваться.

 Чего не садишься-то?  спросил Филипп.

 Зачем такие колеса на телегу? Чтобы в крутых поворотах не сносило?

 Эти-то?  Филипп постучал носком сапога по резине.  Да чужак один на большом джипе через наши посты хотел прорваться. Вот одни колеса от него и остались. А поскольку все трофеи у нас идут на общественные нужды, то сюда их и пристроили.

Они ехали по тихим улочкам. Телега хоть и поскрипывала, но шла мягко. Влад сидел на задке, свесив ноги. Как все-таки странно: сам никакого движения не производишь, а в пространстве перемещаешься  как вроде не по правилам играешь. А еще этот цокот копыт, который ни от кого не прячется

За ними увязались мальчишки. Сначала просто глазели, оживленно переговариваясь. Потом один, самый маленький, белобрысый, подбежал, схватился рукой за край телеги, засеменил рядом. Влад поборол оцепенение и повернул голову в его сторону. Мальчишка шарахнулся прочь. Это вызвало такое оживление в их компании! Смеялись, толкали друг друга, показывали пальцами на белобрысого. Тот, в конце концов, набрал мелких камешков и стал бросать их в направлении Влада. Бросать не часто, не сильно, без злобы, и вовсе не желая попасть. Ну да, изуродованный лицом незнакомый дядька, которого везут всем известно к кому  почему бы с таким не поиграть, предварительно нагнав на себя страху?!

Наконец они остановились.

 Посиди немного,  сказал Филипп.  Я быстро.

Он прошел через аккуратную калитку и скрылся за углом бревенчатого дома. Влад слез с телеги, взялся за вещмешок, потом подумал и не стал закидывать его за спину.

Со стороны дома послышались шаги. Человек невысокого роста, обогнав Филиппа, быстро преодолел расстояние между калиткой и телегой.

 Леонов,  протянул он руку.  Александр Савельевич.

Хромовые сапоги, армейские брюки с красными лампасами, черная телогрейка, под ней тельняшка. На вид старик лет семидесяти. Влад пожал неожиданно крепкую ладонь:

 Петров. Владислав. Максимович.

 Вот и хорошо, Владислав Максимович, вот и славно!  старик улыбнулся.  Мне сказали, что ты из Питера, да вроде как в Москву.

Влад пожал плечами.

Старик еще пару секунд глядел пристально, потом зачастил:

 Ну и ладно, ну и правильно. Что за разговор на дороге-то! Сначала поесть надо, отдохнуть. Ты давно в баньке-то не был?

Да, странный товарищ. Как задаст вопрос, так замрет и только в глаза смотрит.

 Я уж и забыл, что такое банька.

 Тогда не обессудь! Придется вспомнить!

Он засмеялся так звонко, что Влад невольно улыбнулся. И будто сдвинулись невидимые глыбы! И за ними оказалась забытая детская надежда, когда лишь один взмах ресниц отделяет тебя от того, от чего захватывает дух

Подошел Филипп.

 Оружие твое я Савельичу отдал,  сказал он вполголоса.  Ты это Он человек простой, но и в самую суть глядеть может тоже запросто. Поэтому все как есть ему говори. Его у нас кто не уважает, так те боятся. Ты, я вижу, вроде как и сам неглупый, но лучше уж мне сказать, чем потом

Старик, успевший уже отойти к дому, вернулся:

 Давай, Филипп, давай! Ты пост сдал  я пост принял. А нагружать мерина своего будешь. Дай человеку вздохнуть спокойно!

Влад прошел через калитку, и сразу же началось это самое «вздохнуть спокойно». Сначала он натаскал в рубленую баню дров. Затем наполнил водой большую бочку. Потом поел куриного супа. Старик всем этим хоть и командовал, однако сам тоже носился  да так, будто играл в теннис за обе стороны:

 Не отставай! Так, хорошо! Еще чуть-чуть!

И только лежа на полоке, укутавшись горячим паром, Влад обрел частичку обещанного покоя. Веник хлестал тело  его собственное, но в этот момент такое далекое. И слова, которые он слышал, тоже могли быть адресованы кому-нибудь другому:

 Кости у тебя целы, и это славно! А вот что поверх костей, так то будто узлами навязывали. Но эту хворь мы из тебя вытащим Высоцкого слушал? Да, Владимира Семеновича. Помнишь, как он пел? Надо веником выпороть душу, надо выпарить смрад из нее!

Глава 28

Несколько дней Влада крутило словно паспорт в стиральной машине. Охаживал ли его веником в бане неутомимый старик, лежал ли он на широкой кровати, пальцами касаясь ковра с оленями на стене  воспоминания, уцепившись друг за друга, водили вокруг свои болезненные хороводы. Запах маслянистой копоти из этой, совсем недавно установившейся реальности, вызывал тошноту, и она вдруг становилась детской, из тарелки в синий цветочек под слоем сметаны, когда он отравился грибами. Оттуда же привкус лекарств, белый потолок, дерево во дворе больницы, где ему резали колено, и почему-то это самое дерево здесь, за окном дома, в котором странный старик, которого Влад не сразу узнавал в бреду, кормит его с ложечки, поит своими отварами, снова и снова тащит в баню. И во всей этой круговерти, уносимый каким-то совсем иным течением, он с кем-то прощался навсегда, плакал, потом засыпал, во сне вновь встречался и радости не было предела, но потом стиральная машина делала свой неотвратимый оборот  страницы его жизни снова переворачивались, чернила расплывались, он опять с кем-то прощался, опять плакал

Наконец, одним утром Влад открыл глаза и сразу понял, что выплыл. Потолок не вращался и даже не пульсировал. Лицо не разрывала боль. Тело испытывало определенное удовольствие от разлитой по нему слабости. И было тихо.

Он сел на кровати. Опустил ноги на пол. Своей одежды не нашел, поэтому завернулся в одеяло. Через переднюю комнату и кухню вышел на крыльцо.

Оказалось, что это хоть и пасмурное, но все же утро. Такое простое, деревенское. И если особо не присматриваться, то вполне можно вообразить раннюю весну, которая вот-вот начнет превращаться в ослепительно жаркое лето

Из-за угла вынырнул хозяин дома. Удивился, но по тормозам не ударил и даже не сбился с ритма.

 Добрый день!  он взлетел на крыльцо, взял своего гостя за запястья и заглянул в глаза:  Как зовут меня помнишь?

 Головастик,  вырвалось у Влада.

Брови старика взметнулись, светлые глаза замерли, он отступил на шаг  и звонко рассмеялся.

К черту неловкость, Влад! Ты вроде как неплохую шутку отмочил!

 Это Филипп, что ли, меня Головастиком называет?

 Нет, не Филипп.

 Ну, раз не Филипп, тогда ладно. А то уж я подумал, что начал ошибаться в людях,  старик был уже серьезен.  Зовут меня Александр Савельевич. Можно просто Савельич. А Головастик Это мое старое прозвище. Но вот что примечательно. Ведь до того, как я в этом городе поселился, у меня знакомых здесь не было! Старых знакомых нет, а старое прозвище объявилось. Странная эта штука  жизнь!

Он вдруг снова подступил вплотную:

 Как думаешь, жизнь  странная штука?

Влад вздохнул, закусил губу, отвернулся.

 Стоп, стоп! Придержи мысли! Посмотри на меня!  Савельич снова взял его за запястья.  Прости дурака старого за глупые вопросы. Давай лучше завтракать!

Они прошли в дом. Все еще запахнутый в одеяло, Влад занял место за столом, что стоял напротив большой русской печки.

 Это хорошо, что тебе полегчало, это славно!  говорил Савельич, расставляя посуду.  Основную хворь мы из тебя вытащили, теперь освободившееся место надо чем-то заполнить. Вот мясо, вот огурчики, вот лучок. Водки выпьешь?

Влад мотнул головой.

 И правильно! Еда-то она вроде как строительный материал для организма, а водка баловство одно да глупость. Так ты и раньше спиртного-то не употреблял?

 Выпить мог, но обычно не хотелось.

 Так, так,  Савельич улыбнулся и начал раскладывать на столе спички:  Человек. Без лица. Идет впотьмах. В Москву. Один. Не боится. Водки не пьет, опять же, потому что не хочет. У такого странного человека и дело в Москве должно быть странным. Я не прав?

Влад перестал жевать. Они долго смотрели друг другу в глаза.

 Правильно, правильно!  не дождавшись ответа, старик махнул рукой.  Можешь говорить, можешь не говорить. Это твое законное право!

Он поднялся из-за стола, сделал несколько шагов в сторону окна, но вдруг повернулся:

 Если бы люди уважали права друг друга, они бы не ссорились!

Из книжного шкафа он вытащил сине-бело-красную брошюрку и потряс ею.

 Конституция России! Открываем первую страницу. Принята двенадцатого декабря одна тысяча девятьсот девяносто третьего года. Сколько с того времени законов было выдумано? Не знаешь? А я знаю! Много! А зачем? Зачем принимать новые законы, если даже основные никто не собирается исполнять?

Влад сидел озадаченный таким неожиданным поворотом.

 Статья девятнадцатая Конституции! Что в ней написано? Все равны перед законом и судом. Видишь? Как просто! А ты возьми и воплоти эту простоту в жизнь! Сажаешь в тюрьму того, кто у себя дома начиняет гвоздями самопальную бомбу? Тогда сажай рядом и тех, кто делает бомбы ядерные! Что? Скажешь, абсурдная мысль? Или просто не можешь такого равноправия добиться потому, что кишка тонка? Может, не хочешь? Думаешь, это отвлеченная философия? Так думаешь? Отвлеченная? Тогда выйди на улицу  и найди на небе солнце!

Савельич уселся за стол и вздохнул.

 Знаешь, меня на самом деле беспокоит другое. Если я уже лет десять как от всех дел отошел, то чего же вокруг всего этого так приплясываю? Выдумываю, понимаешь ли, себе оппонента  и наголову разбиваю его своим красноречием! А ты чего не кушаешь?

Осознав, что сидит с набитым ртом, Влад чуть не подавился. Савельич заметил его состояние и улыбнулся:

 Ты, Владислав Максимович, уважай право другого человека говорить. Если хочешь, конечно, чтобы уважали твое право молчать.

Остаток дня они провели осуществляя свои права по отдельности. Влад лежал на кровати и глядел в низкий потолок. Старик возился в огороде, со всей обстоятельностью выговаривая что-то картофельной ботве.

Начиная со следующего дня, Влад стал приобщаться к хозяйственным делам. Савельич видел, что его гость еще слаб, поэтому большой нагрузки ему не давал  так, по мелочам, чтоб отдыхалось приятней.

 Давай, Владислав Максимович, выбирайся разумом из хворей своих,  приговаривал он.  Как из старой одежды вылезай

Через неделю он сказал, что неплохо бы ему, Владу, пойти поработать.

 Человек ты свободный, поэтому хочешь иди, хочешь нет. Но я бы тебе советовал! Топориком на заготовке дров в охотку помашешь, в мышцах усталость как результат упорства своего почувствуешь. Да и с людьми вместе  это совсем не то, что у меня на побегушках! Топор-то в руках держать умеешь?

Влад кивнул.

 Вот и хорошо, вот и славно! А ежели чего, так ты говори мне все, не стесняйся.

Можно было, конечно, спросить, что это за «ежели чего» такое. Если он идти работать передумает? Или если на заготовке дров с ним что-нибудь случится? Однако и на этот раз Влад промолчал  лишь кивнул.

Странный он, этот Александр Савельевич. Относится к своему постояльцу как к ребенку. Все спрашивает, как лучше да как удобней. Бегает быстро  так же, как и смеется. Гостей в доме не принимает, но сам выходит регулярно: то просто у калитки с кем переговорит, то в машину подъехавшую сядет, и она его увезет куда-то, потом привезет. А много ли тебе, уважаемый Владислав Максимович, за последний месяц встречалось добродушных старичков, которых возят туда-сюда на самом настоящем автомобиле? То-то и оно, что ни одного. Поэтому, дорогой товарищ, к данному тебе совету прислушайся: как только в окружающем умиротворении наступит подходящее «ежели чего», так сразу прекращай стесняться!

Утром он был разбужен затемно. И пока завтракал сваренными вкрутую яйцами, Савельич собрал ему обед, увязал все в белую с розовыми цветочками тряпочку. Затем вынес топор:

 Инструмент острый. Сильно-то им не махай, и ноги расставляй шире. Ну, если работал, то должен знать. Ведь знаешь?

Влад посмотрел ему прямо в глаза:

 Знаю.

 Вот и правильно!  засмеялся старик.  И будет тебе, Владислав Максимович, сущность-то свою замалчивать! Мне же тоже хочется по душам, а не чтоб вхолостую воздух сотрясать.

Выйдя на улицу, они оказались на самой границе темноты и пробуждающейся жизни. Вот где-то вдалеке сонно лает собака. Во дворе соседнего дома что-то ритмично поскрипывает. И вроде как с той, более дневной стороны, ветер доносит чей-то смех.

 Давай поторопимся,  сказал Савельич.  Хочу прийти пораньше. С народом, знаешь ли, бывает очень полезно побеседовать.