Текст книги "Арбитр Пушкин (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10

День ожидался жарким, но не знойным.

Воздух над Веймаром стоял прозрачный, как вода в роднике, и только лёгкий ветер шевелил листву дубов у подножия холма, где белел дворец Бельведер – строгий, как приговор, и спокойный, как смерть.

Дуэль назначили на семь утра.

Не ради таинственности, а чтобы солнце не слепило глаза в решающий момент.

Мы с дядей, Павлом Исааковичем Ганнибалом, прибыли на место заранее.

Ночевали мы в замке – нас любезно приняла Великая Герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская, хозяйка Веймара и старшая сестра Николая Павловича. Иногда оказывается полезным иметь среди знакомых европейских вельмож, даже если они и выходцы из Российской Империи.

Не скажу, что герцогиня была рада обстоятельствам моего визита в её дом. Тем не менее, Мария Павловна не стала чиниться:

– Александр Сергеевич, – сказала она за ужином, – если вы идёте на дуэль, то идите с чистой совестью, а не с перегаром.

Я кивнул и не притронулся в тот вечер к спиртному.

* * *

Противник прибыл с опозданием в пять минут.

Намеренно.

Он шёл медленно, в сопровождении своего секунданта – капитана Николая Ивановича Булычёва, своего приятеля из Петербурга, человека с узким взглядом и ещё более узкими принципами.

Булычёв не был дуэлянтом по призванию, но для моего противника – друг детства и единомышленник – он не мог отказаться.

Распорядителем дуэли был назначен барон Густав фон Лихтенберг, камер-юнкер при свите Великого князя Николая Павловича.

Он прибыл первым с чётким пониманием негласного дуэльного кодекса.

– Господа, – начал он, когда все собрались на поляне, – Условия вам известны, но моя обязанность напомнить их. Начинаем с тридцати шагов. По моей команде вы идёте навстречу друг другу. На десяти шагах – барьер. Выстрел – по вашему усмотрению, в любой момент после начала сближения. Кто стреляет первым – останавливается и остаётся на месте. Повернуться, отойти – нельзя. Второй дуэлянт делает выстрел с того же расстояния. Это – честность. Не желаю видеть нарушений. Если кто-то стреляет раньше команды – считается, что он нарушил кодекс. И будет объявлен виновным в глазах света.

* * *

На поляне стояла тишина и только птицы чуть слышно щебетали в кронах. Солнце уже поднялось, и его лучи падали на траву, где вскоре могла оказаться кровь.

– Господа, займите исходные позиции! – скомандовал фон Лихтенберг. – Пистолеты в руки.

Я кивнул дяде.

Он безмолвно передал мне кремневый пистолет работы французского оружейника Жана Лепажа.

Сталь, орех, инкрустация, воронёный ствол. Одним словом, вычурно красивое орудие смерти, но от этого не менее убойное. Двенадцатимиллиметровая пуля, выпущенная из пистолета с двадцати шагов, насквозь пробивает двухдюймовую сосновую доску. Если, конечно, попадёшь.

Мы с противником встали напротив друг друга около офицерских сабель, воткнутых в землю.

Тридцать шагов для меня приемлемая дистанция и я мог сделать свой выстрел сразу после команды о начале дуэли.

К сожалению, соперник подобно мне обладал воздушными Перлами и неплохо умел одновременно ставить как защиту, так и управлять полётом пули.

У меня имелась заготовка, обнуляющая неуязвимость противника, но для этого мне нужно было стрелять вторым, и в тоже время оказаться как можно ближе к барьеру.

– Готовы? – послышался вопрос фон Лихтенберга.

– Готов, – ответил я и поднял пистолет стволом вверх.

– Готов, – ответил мой противник и также поднял оружие.

– Начали, – скомандовал распорядитель и одновременно с этим хлопнул в ладоши.

Затрудняюсь сказать, на что рассчитывал соперник, когда принял мой вызов. Скорее всего, он думал, что мы выстрелим друг другу в воздушную защиту, и пули благополучно не достигнут цели. А так как условия дуэли не предполагали повторных выстрелов, то после этого поединок будет считаться завершённым, и мы пожмём друг другу руки.

В истории много случаев, когда дуэлянты намеренно стреляли в сторону или в воздух, чтобы не задеть противника. Объяснение этому простое – дворяне из-за своего чрезмерного и извращённого честолюбия порой не могли не потребовать сатисфакции даже из-за пустяка. Иногда не столько был важен результат, сколько показать всему свету, что ты не слабак и готов с оружием в руках защитить своё понимание слова «Честь». Вот и выходили к барьеру, не ставя себе цель убить соперника, а по глупости считая, что этот балаган делает их крутыми в глазах окружающих.

Вот только я не клоун и прибыл в столицу германского герцогства не для упражнения в пулевой стрельбе, а чтобы уничтожить противника.

Как только прозвучала команда о начале дуэли, я создал вокруг себя плотный кокон воздуха и, не опуская пистолета, небольшими шагами шёл навстречу сопернику. Тот в свою очередь также окружил себя воздушной защитой и на ходу начал наводить в мою сторону ствол своего пистолета.

Сквозь свою защиту я прекрасно видел потоки эссенции противника, так что его действия меня нисколько не удивили, и я продолжал идти вперёд.

Не дойдя пары шагов до барьера, противник остановился, слабо улыбнулся, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Раздался глухой грохот. Соперника на мгновение окутали клубы дыма, а пуля из его пистолета ожидаемо ударила в мой воздушный кокон и отрикошетила куда-то в сторону леса.

Звук выстрел распугал лесных птиц и те с возмущением сорвались со своих мест, наполнив воздух гомоном и щебетанием.

Облако дыма вокруг противника развеялось, и я посмотрел в лицо улыбающегося соперника. Он уже отпустил пистолет и стоял неподвижно в ожидании моего выстрела.

– Сюрприз, – беззвучно, одними только губами, сказал я стоящему передо мной сопернику, убрал свою защиту и, почти не целясь, выстрелил ему в лоб.

Противник грузно рухнул на траву, упав при этом лицом вниз.

Я отдал пистолет подошедшему дяде и смотрел, как возле трупа суетятся капитан Булычёв и доктор Пешель.

– К сожалению, при таких ранениях не помогает ни медицина, ни магия, – поднялся с колен доктор. – Могу только засвидетельствовать смерть подполковника Павла Ивановича Пестеля.

– Ваше Сиятельство, вы удовлетворены результатами дуэли? – с бесстрастным лицом поинтересовался барон фон Лихтенберг.

– Более чем, – кивнул я в ответ.

– В таком случае объявляю дуэль свершившейся и оставляю вас, – с этими словами распорядитель развернулся и направился в сторону замка Бельведер.

– Подождите нас, барон, – окликнул подошедший ко мне Великий Князь Николай Павлович, за руку которого держалась его сестра, Мария Павловна. – Александр Сергеевич, я ненавижу дуэли, но история развивалась у меня на глазах, и я понимаю, что у вас не было выбора. Так что не переживайте о последствиях – в глазах Императора вы будете выглядеть в выгодном для вас свете. В очередной раз позвольте восхититься вашей предусмотрительностью – проведя поединок в герцогстве моей сестры вы, как и все участники дуэли, не являетесь преступниками. По идее, вас даже из столицы выслать не за что.

– Не думала, что такой способный артефактор как вы, окажется ещё и великолепным стрелком, – поджав губы, посмотрела на меня герцогиня. – Рада, что с вами ничего не случилось.

Не случилось…

Это с какой стороны посмотреть.

Я только что человека убил.

Правда, человеком Пестеля можно было считать только условно.

Дерьмо это было, а не человек.

Всё началось с первого нашего знакомства в Царском Селе. Тогда меня ещё удивило появление рядом с Великим Князем одного из основных и самых радикальных идеологов декабристов.

Я даже пробовал с Пестелем полемизировать, наивно полагая, что мои аргументы заставят изменить его точку зрения, и он станет соратником.

Но, нет. Для него существовало только два мнения – его и неправильное.

Постепенно я начал замечать в его речах идеи, которые в моей реальности он сформулировал в своей «Русской правде» – этаком то ли манифесте, то ли проекте конституции.

Не спорю, что-то в манифесте Пестеля заслуживало внимания. Однако большинство его людоедских предложений не только пугало, но и делала его persona non grata.

Взять, к примеру, свержение монархии – лозунг не новый и в чём-то справедливый.

Вот только Пестель предлагал вырезать под корень весь род Романовых, чтобы не осталось потомков, имеющих права крови претендовать когда-либо на царствование в России.

А как вам предложение заставить всех мусульман принять православие и подвергнуть их насильственной русификации?

А «усмирение» кавказских народностей с последующим их переселением вглубь Сибири ничего не напоминает?

А предполагаемая депортация двух миллионов евреев в Палестину, находящуюся в то время под управлением Османской Империи – это что?

Видя, что до будущего фашиствующего деспота окружающим, в том числе и Николаю Павловичу, нет дела, я пришёл к выводу, что пришло время второй ипостаси Арбитра.

В том же футболе Арбитр не только карточки показывает, но и имеет право выгнать с поля спортсмена. Вот и я решил вывести из игры Пестеля раньше, чем он начнёт толкать свои реакционные идеи в дворянские и офицерские массы. Для этого я на одном из собраний потихонечку начал подзуживать и подначивать подполковника.

Выглядело это следующим образом. Стоило Пестелю начать общаться с кем-то, как я присоединялся к беседе и вставлял несколько аргументированных возражений, ставящих под сомнение не только слова Павла Ивановича, но и его идеи.

Так повторялось несколько раз до тех пор, пока Пестель в присутствии Великого Князя не потерял самообладание и не швырнул в меня пустым бокалом, подправив его траекторию полёта воздушным Перлом.

Я, конечно, не ожидал, что подполковник, как баба начнёт швыряться посудой, но всё равно был на стороже. Как оказалось на зря, и мне очень пригодился вовремя активированный Перл Ловкости. А кто-то думал, что только моя жена ловкая и способна ходить по натянутому между столбами канату? Я тоже кое-что умею. Например, могу схватить летящую муху всего двумя пальцами. Что мне какой-то бокал.

– Милостивый государь, – поставил я пойманную посуду на стол, – Скажите адрес, по которому вас завтра сможет найти мой секундант.

Пестель побледнел, что-то промямлил и сбежал.

– Александр Сергеевич, – обратился ко мне подошедший Великий Князь. – Вы понимаете, что обозначает произошедшее?

– Конечно. Оскорбление действием, не допускающее перемирия и дающее мне право на выбор оружия. Я выбираю пистолеты, – под всеобщие одобрительные кивки окружающих ответил я Николаю Павловичу и, снизив тон, продолжил. – У меня к вам небольшая просьба – не могли бы вы посодействовать, чтобы дуэль прошла не в Российской Империи, а, к примеру, в Великом герцогстве Саксен-Веймар-Эйзенахском, где ваша сестра является правительницей?

– Я хоть и противник дуэлей, но готов вам оказать всяческое содействие, – заверил меня Великий Князь. – Только почему вы хотите устроить поединок на земле моей сестры?

– Если я буду стреляться у Чёрной речки, то при победе в поединке, на следующий день в лучшем случае окажусь просто в опале и буду выслан из столицы. В худшем – меня будут судить и лишат дворянства и собственности. Так же я не хочу, чтобы гонениям подверглись все участники дуэли, в том числе и мой секундант. В землях вашей сестры дуэли не запрещены, то есть по законам герцогства я не совершу преступления и буду неподсуден, а значит…

– Дальше можете не продолжать, – остановил меня князь. – Я понял вашу мысль и вполне с ней согласен, хоть вы и создаёте прецедент. Думаю, ваших аргументов хватит для того, чтобы Император не предпринял против вас репрессивных мер. Более того, я лично с вами отправлюсь к сестре и замолвлю перед ней словечко.

Согласования секундантов, выбор распорядителя и доктора, перелёт и всё остальное – это уже технические мелочи, описывать которые нет смысла.

За исключением того, что пуля из моего пистолета пробила защиту Пестеля.

Здесь всё очень просто. В поединке использование магии допускается по умолчанию, если нет отдельных договорённостей. Естественно, нельзя использовать магию, как оружие – если выбрал поединок на шпагах, то и будь добр махать металлом, а не швыряться воздушными лезвиями. Но улучшить сноровку с помощью Перлов, или поставить себе защиту – не возбраняется. В результате, дуэль, как я уже говорил, зачастую становится похожа на цирк.

Наши секунданты запрет на использование Перлов не обговаривали. В итоге подполковник слишком понадеялся на свой воздушный Перл, который я просто-напросто отключил дистанционно в момент своего выстрела.

Дело в том, что тягу на моих самолётах создают Перлы Воздуха. Чтобы предотвратить в небе эксцессы с курсантами, я с самого начала становления школы лётчиков создал для инструкторов артефакт, позволяющий нейтрализовать действие любого воздушного Перла, находящегося поблизости. Таким образом, в случае опасности курсант не имеет возможности влиять на полёт и в то же время артефакт не отменяет действия воздушного Перла инструктора. Широкой огласки наличие анти-перлов у моих инструкторов, конечно, не имеет, но каждый курсант об их существовании знает.

Чем-то это напоминает автошколу моего мира, где у инструктора по вождению имеется две дублирующие педали – тормоз и сцепление – для безопасного освоения курсантом транспортного средства.

По идее, против любого артефакта при желании можно создать анти-перл. Другое дело, что он должен быть из той же ветви, против которой предназначен и имеет ограниченный радиус действия. Как оказалось, мой артефакт с задачей справился.

Зачем мне желательно было стрелять вторым? Управлять одновременно даже двумя артефактами сложно, не говоря о трёх. У меня был выбор активировать анти-перл и воздушную трубу для меткого выстрела, но при этом остаться без защиты в момент выстрела Пестеля. Либо с непрогнозируемым успехом стрелять из неизвестного мне оружия в беззащитного соперника. Я предпочёл выстрелить наверняка.

Забегая вперёд, скажу, что репрессий за дуэль не последовало. Со слов Николая Павловича Император по-доброму посмеялась над моей изворотливостью, и велел мне самому разбираться с Церковью.

А мне что? Я и разобрался. Первым делом отправился в Псков к Владыке Евгению, и он мне лично отпустил все грехи после того, как мы с ним провели почти круглосуточную службу в Старовознесенском монастыре.

Не знаю, как Владыка Евгений, но я после службы двое суток в своём Псковском доме пластом лежал. Думал, что у меня все мозги через одно место высосали. Дело в том, что Старовознесенский монастырь… женский. И обитают в нём не только кроткие монашки, но и вполне себе симпатичные и голодные сёстры.

Хорошо ещё, что жена у своих родителей была, пока я с Пестелем и последствиями дуэли разбирался. Не представляю, какую казнь она мне придумала бы за мой кобелизм, но заранее знаю, что мне такое явно бы не понравилось.

* * *

На наш второй пакет предложений Император ответил неожиданным образом.

В правительственной газете появилось сообщение о том, что Великий князь Константин от престолонаследия отказывается.

– «Великий князь Константин Павлович, будучи главнокомандующим в Царстве Польском, не может совмещать обязанности по управлению двумя государствами. По его просьбе престолонаследие переходит к Николаю Павловичу». – Именно так была выражена официальная версия происходящего.

Но всё далеко не просто. Объявления в газетах мало. Отказ должен быть оформлен в закрытом манифесте, зарегистрированном в Сенате и Святейшем Синоде. И хоть со стороны казалось, что всё ясно и понятно, но согласования и оформления затянулись на три долгих месяца.

Как лично я их прожил – признаюсь, совсем неплохо. Разве что летать много пришлось.

Первые сотни пудов золота, что начали поступать из Миасса, оказались той соломинкой, которая переломила недоверие к моим предложениям.

А что тут удивительного?

Россия в то время испытывала крайний недостаток в благородном металле, и даже, зачастую, чужие золотые монеты перепечатывала под свои.

Кстати, на Урале уже добыли первые тонны платины, и министр финансов, граф Канкрин, распорядился начать выплавку мелких монет из нового металла.

Ну, хоть так, а то испанский король, узнав, что мошенники пытаются выдавать платину за серебро, приказал топить весь добытый металл.

Эту новость я без внимания не оставил и написал Демидову письмо с предложением продавать всю добываемую платину мне не в три – четыре раза дешевле серебра, как принято, а всего лишь в два. Но при одном условии – вся добытая платина будет продаваться только мне, и больше никому.

Причина была проста – некоторые разработки, связанные с химией, требовали тех же платиновых тиглей и катализаторов. Особенно эффективны платиновые катализаторы оказались при реакциях с азотной кислотой. Той самой, с помощью которой производятся азотные удобрения и мощная взрывчатка.

* * *

Санкт-Петербург, 1 сентября 1919 года, Аничков Дворец.

После очередного заседания «Общества военно-технического прогресса» мы остались небольшой компанией. Этакий узкий круг доверенных лиц Великого князя Николая Павловича.

– Вы знаете, я ведь правда не верил, что мы сможем объединить более трёхсот офицеров и дворян, и большинство из них начнут реально работать, а уж теперь, после череды награждений, и остальные активность проявлять начали, – воодушевлённо начал Николай, – Мне ежедневно отчёты приходят по продвижению наших проектов, а сколько новых идей высказывают, так и не счесть. Иногда совсем дикие бывают. Представляете, один офицер предложил обстреливать осаждённые крепости ракетами, по типу индийских или китайских. С деревянных переносных станков! Утверждает, что это может оказаться полезным для тех мест, куда осадную артиллерию невозможно доставить.

Мой тульпа Сергей тут же воодушевлённо замахал руками, привлекая к себе моё внимание:

– Была у немцев такая штука! Переносная пусковая установка, изготовленная из дерева. Но их Nebelwerfer потом её перебил, и он себя неплохо показал. Мы вполне можем его повторить! Там нет ничего сложного!

– А отчего не нашу «Катюшу»? – задал я вполне патриотичный вопрос.

– Для неё направляющие длинные и тяжёлые нужны. На телегу не влезут, – вздохнул мой оружейный фанат, – И системы стабилизации были разные. Немецкую проще повторить. А с «Ванюшей» мы вполне себе короткими тонкостенными стволами обойдёмся. И их ракеты были на дымном порохе! – добавил он решающий фактор.

– Интересный проект, – кивнул я Великому князю после некоторой паузы, – Пожалуй, я готов познакомиться с его автором.

Понятно, что за мной наблюдали, и все отреагировали по-разному. Кто-то прищурился, а другие задумались.

Недаром за мной слава ходит, что я ещё ни один провальный замысел не одобрил. А те, за которые вписался – все удачно себя показали.

– Мой брат, Их Величество Александр Первый, меня сразу же принял, как только ему доложили, что из Миасса доставлены первые полтора пуда золотого песка и самородков. Я не мог не сказать, что это была ваша идея.

– И как же он среагировал? – постарался я узнать, чего же мне ждать.

– Покачал головой и надолго задумался. А потом приказал мне предоставить ему все проекты и решения, которые вы посчитали успешными.

– И даже те, где наше Общество предлагает сократить армию?

– Ну, мы же лишь ветеранов предлагаем сокращать, а срок службы пока ограничить двадцатью годами.

– А вскоре, и вовсе пятнадцатью, – вздохнул я, – Неужели согласился?

– Военная комиссия уже создана, но результаты мы вряд ли узнаем раньше, чем через два месяца.

– Ваше Высочество, а не подскажете нам, что вы думаете по поводу отречения Великого князя Константина. Он тем самым вас вывел на первое место в вопросе престолонаследия? – Спросил граф Бенкендорф.

– Этот вопрос ещё не утверждён, и я пока с братом не общался, – дипломатично уклонился от ответа Николай, – Давайте немного подождём.

Мы обсудили ещё ряд моментов, касающихся вполне успешной деятельности нашего общества, и уже собрались было расходиться, когда князь удержал меня, чтобы задать вопрос:

– Александр Сергеевич, а вы не знаете, для чего моя матушка уже не первый раз рекомендует мне тщательней заниматься государственными вопросами?

– Их Величество – воистину мудрая женщина! – отозвался я, изображая восторг и почитание, – Крайне настоятельно рекомендую вам прислушаться к её словам со всей старательностью и прилежанием, – поспешно откланялся я, чтобы избежать следующих вопросов.

Глава 11

Признаться, столь раннее отречение князя Константина от престолонаследия меня напрягло. Я уже как-то привык, что грузный корабль Истории слабо реагирует на возню отдельных личностей. Хотя, может я сам себя накручиваю и дело вовсе не во мне, а появлении в этом мире той же магии. Так что – это вовсе не я раздавил бабочку Брэдбери, она сама подохла, может, чуть раньше времени и не в единственном экземпляре.

Признаться, напрягло меня и замечание Великого князя Николая, который не случайно поведал мне о возросшей активности Императрицы – матери и её советах, а заодно и пожаловался, что спокойно жить стало трудно. Чуть ли не каждый день его фотографируют и часто упоминают в газетах.

– Катенька, солнышко, ты же у меня всё знаешь. Подскажи мне, у нашего Императора в последние месяцы никаких изменений заметных не произошло? – спросил я у жены во время утреннего чая.

– Хм, говорили, что он отменил несколько поездок и стал проводить много времени в Троицком соборе, припадая к мощам Сергия Радонежского. Ты находишь это странным?

– А… Нет, конечно. Тут можно сказать, что и я в какой-то степени виноват, не вдруг ответил я супруге.

– Ты?

– Государь раньше много времени и сил тратил на поездки, а теперь у него появился самолёт, и он стал уделять больше внимания церкви, – тут же придумал я объяснение своим расспросам.

– Ещё я слышала, что он собирается ограничиться существующим количеством военных поселений. Говорили, что Аракчеев получил приказ – новых не создавать.

Опс-с… А вот это уже тревожный звоночек. На одном из заседаний нашего Общества, когда речь шла про сокращение численности армии, при её качественном росте, я как раз пренебрежительно высказался про эти поселения, в канве шапкозакидательских настроений нашего генералитета.

Совпадение? Кто знает. Но услышав от Николая про интерес Императора к моим замечаниям, пожалуй, мне больше не стоит высказываться на темы армии и политики государства, а ограничиться частными вопросами – улучшениями связи, пары – тройки видов вооружения и развитием промышленности.

– Надо же… А ведь с военными поселениями – это была его идея. Даже Аракчеев был против, – покачал я головой.

– Но принялся их выполнять с завидной энергией, – возразила Катенька.

– Да, как исполнитель он хорош. И Императора боготворит, – не мог не признать я этого факта.

– Кстати, говорят, государь имел приватный разговор с английским послом, и они вдрызг разругались, – припомнила жена.

– Странно, с чего бы это, – состроил я удивлённую физиономию, и кажется, удачно.

Вроде жена не заподозрила вранья.

А я лишь руки потёр – значит дошёл до Александра мой анонимный подарочек – свод английских законов и две потёртые книжицы со служебными штампами, где и были приведены те таблицы грузов, которые используют для повешения детей.

В газетную статью Император мог не поверить. Оттого пришлось расстараться, чтобы мне за деньги достали оригинальные документы из пригорода Лондона.

Грустно, конечно, но Александр Первый был всегда известен своей проанглийской позицией. Надеюсь, мои старания зря не пропадут и теперь при дворе влияние англичан перестанет быть чересчур заметным.

Катенька, отхлебнув чаю, задумчиво сказала:

– А ещё, говорят, государь велел перевести на русский какие-то французские книги. Не знаю какие, но шепчутся, что про Америку.

Я чуть не поперхнулся. «Неужели… »

– Интересно, – пробормотал я, делая вид, что просто размышляю вслух. – Может, про революцию там или колонии…

– Не знаю. Но, кажется, это не понравилось графу Нессельроде.

– «Ну конечно не понравилось!» – мысленно усмехнулся я. Карл Нессельроде, министр иностранных дел, был ярым сторонником Священного союза и противником любых «опасных идей». Если Александр действительно заинтересовался трудами французских просветителей или, скажем, отчетами о североамериканской республике – это могло означать сдвиг в его взглядах.

Но радоваться было рано.

Через пару дней мне довелось лично убедиться, что перемены в настроениях императора – не выдумки. На одном из вечеров у князя Голицына, где собирались люди самых разных взглядов, я невольно стал свидетелем разговора между двумя сановниками.

– Вы слышали? Государь распорядился пересмотреть условия аренды казённых земель. – Шёпотом сообщил один из них.

– Опять? – вздохнул другой. – Да что с ним происходит? То военные поселения заморозил, то теперь это…

– Говорят, ему донесли, что нынешние порядки разоряют крестьян и они голодают.

Я притворился, что рассматриваю картину на стене, но уши навострил.

– Кто бы мог донести? Аракчеев?

– Нет, тот как раз против. Он сам у себя в имении крестьян голодом морит, выдавая им определённое количество продуктов, и не более того. Слышал, будто бы кто-то подкинул ему расчёты через третьи руки…

«Бинго».

Я медленно отошёл, стараясь не привлекать внимания. Получалось, что мои установки работали. Но теперь главное – не переборщить. Если Александр начнёт слишком резко менять курс, его же окружение может взбунтоваться.

На следующее утро я получил неожиданное приглашение – меня просили явиться в Адмиралтейство для консультации по «техническим вопросам».

– Каким именно? – с виду равнодушно поинтересовался спросил я у курьера.

– Не могу знать, сударь. Но приглашение исходит от вице-адмирала Моллера.

– «От Моллера?» – подумал я, мысленно прищурившись, но в ответ лишь рассеянно кивнул.

Какая интересная фигура на горизонте! Моллер только недавно вернулся из Кадикса, перегнав туда пять линейных кораблей и три фрегата, которые были проданы Испании.

Делать нечего – пришлось ехать.

В кабинете адмирала, помимо него, сидел ещё один человек – высокий, сухопарый, с пронзительным взглядом. Я сразу узнал его: хорошо мне знакомый Михаил Сперанский.

– А, вот и наш знаток новейших технологий! – приветливо сказал Моллер. – Господин Сперанский заинтересовался вашими предложениями по оптимизации канцелярской работы.

Я едва сдержал удивление. Сперанский, некогда блистательный реформатор, сосланный в Нижний Новгород, а теперь снова приближённый к государю? Значит, Александр и правда меняет курс.

– Чем могу быть полезен? – вежливо поинтересовался я.

Сперанский улыбнулся:

– Мне рассказали, что вы предлагали некий аппарат для быстрой переписки документов. Не могли бы вы подробнее…

Я кивнул и начал объяснять принцип работы гектографа (простейшего копировального устройства), о котором заикнулся в Обществе, мысленно отмечая: «Прогресс пошёл. Но теперь главное – не попасть под колёса».

Ведь если за мной уже начали присматривать такие люди, то рано или поздно кто-то задастся вопросом: «А откуда он всё это знает?»

И тогда мне придётся либо врать ещё изощрённее… либо бежать.

Оба собеседника внимательно слушали мой рассказ о гектографе, временами задавая уточняющие вопросы. Их интерес был не праздным – видно было, что они уже продумывал, как эту технологию можно внедрить в канцеляриях.

– Вы говорите, краска должна быть особого состава? – переспросил Мллер, записывая что-то в блокнот.

– Да, но её можно изготовить и довольно просто. Главное – соблюсти правильные пропорции.

– А срок службы у таких копий?

– Зависит от качества материалов, но даже простые продержатся несколько месяцев.

Сперанский обменялся взглядом с Моллером, и в его глазах мелькнуло что-то вроде одобрения.

– Господин Сперанский сейчас работает над реформой государственного управления, – пояснил адмирал. – И, если ваше изобретение действительно ускорит документооборот, это будет весьма кстати.

Я кивнул, стараясь не показать, как меня насторожило это «кстати». Сперанский снова в деле? Значит, Александр действительно задумал что-то серьёзное.

– Конечно, я готов предоставить вам все свои рабочие наброски. Они вполне проработаны. – Сказал я.

Разговор затянулся. Моллер оказался удивительно подкован в технических вопросах, и я то и дело ловил себя на мысли, что мне приходится сдерживаться, чтобы не выдать знаний, которые в этом времени ещё не должны существовать.

Когда мы наконец закончили, Сперанский вдруг спросил неожиданное:

– Скажите, Александр Сергеевич, а откуда у вас такой широкий кругозор? Вы ведь не инженер по образованию?

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Мои интересы всегда были… разносторонними, – осторожно ответил я. – Да и в Европе сейчас много новых идей. Мы недавно вместе с женой посетили Пруссию, где я увидел много полезного, что не помешало бы и нам внедрять.

– Да, Европа… – Сперанский задумался. – Кстати, а что вы думаете о проектах Фурье?

Я едва не подался назад. Фурье? Социалист-утопист? Откуда Сперанский вообще знает о нём? В тысяча восемьсот девятнадцатом году его труды ещё не были широко известны…

– Я… поверхностно знаком с его концепциями, – медленно сказал я. – Но считаю их преждевременными для России.

Сперанский внимательно посмотрел на меня, затем кивнул:

– Интересная позиция.

Больше он не стал развивать тему, но я понял: он проверял меня.

Возвращаясь домой, я обдумывал эту встречу. Всё складывалось в тревожную картину:

Александр I явно начал менять политику – от охлаждения к Англии до заморозки военных поселений.

Сперанский снова в фаворе – а значит, возможны новые реформы.

За мной начали присматривать – и явно не только из-за технических изобретений.

Значит, моё влияние каким-то образом заметили, но и я попал в поле зрения серьёзных игроков, определяющих внутреннюю политику страны.

Дома меня ждал новый сюрприз. Катенька встретила меня взволнованная:

– Ты представляешь, сегодня ко мне заезжала княгиня Голицына! Говорила, что императрица-мать хочет пригласить нас на чай!

– Мария Фёдоровна? – я остолбенел. – С чего бы это?

– Не знаю, но она упомянула, что её очень заинтересовали мои вышивки…

Я чуть не застонал. Вышивки? Да Катеньку последний раз за пяльцы сажали лет десять назад! Это был явный предлог.

– Когда? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие.

– Послезавтра.

Отлично. Значит, у меня есть день, чтобы понять, что за игра началась.

На следующий день я отправился в только что открывшуюся публичную библиотеку – под предлогом поиска технической литературы. На самом деле мне нужно было проверить одну догадку.

Я попросил каталог новых поступлений и… нашёл.

«Путешествие по Северо-Американским Штатам», перевод с французского, тысяча восемьсот девятнадцатый год.