Текст книги "Арбитр Пушкин (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 16

Наступило Рождество Христово.

Я встретил его не в столичном блеске Санкт-Петербурга, а в Велье. В местной церкви. Среди своих крестьян, дворни, егерей и работников.

Накануне проехался по всем предприятиям и словно Дед Мороз раздал небольшие сувениры и премии отличившимся.

Заглянул в школу к Кюхле. Предложил ему устроить в школе зооуголок, где главным зверем будет кролик с небольшим Перлом Здоровья.

Суть задумки была проста – дети гладят ушастого и благодаря артефакту улучшают своё здоровье. Серьёзные заболевания артефакт, конечно, не вылечит – для таких случаев у меня два выпускника медицинского факультета Дерптского университета в фельдшерском пункте имеются. А вот с легким насморком или головными болями Перл вполне справляется.

Отметил про себя, что неплохо бы нечто подобное и на производствах ввести. Но посмотрим, как с детишками дело пойдёт. Их, по крайней мере, проще наблюдать. Это взрослый человек по той или иной причине может до последнего скрывать свою болезнь, а с детьми всё намного легче – они или болеют и выглядят при этом, как варёная морковь, либо пышут здоровьем и носятся как угорелые.

Собрал пацанов, что добывают мне сведенья о новых колодцах и вручил им новые Перлы.

Теперь артефакт по мере приближения к источнику своим цветом сигнализирует о том, к какой ветви относится эссенция, находящаяся в колодце. Вместе с ребятнёй проверили работоспособность Перлов, а заодно научил, как пользоваться ларцами. Попросил местных мастериц сшить несколько рюкзаков под размер сундучков и раздал инвентарь пацанам, чтобы они сами попробовали собрать эссенцию. Наивно думал, что мне её до весны собирать будут. Каково же было моё удивление, когда на следующий день мои личные лозоходцы приволокли три сундучка полных эссенции Света. Как и полагается, вручил участникам сбора премию и выдал другие пустые ларцы.

Сам же утром сходил на Чёрное озеро, где до краёв наполнил эссенцией Материи ларец и ещё до обеда улетел в столицу за родными, а оттуда в Захарово.

Так уж получилось, что мы, не сговариваясь с Катей, решили, что встретить Новый Год в кругу семьи это хорошая идея. И пусть Новогоднюю ночь мы провели в особняке Голицыных, но ведь не это главное. Важно, что мы все собрались за одним столом. Бабушка с моими родителями, братьями и сестрой. Тесть с тёщей и своими детьми. Мы с Катей и нашим будущим ребёнком. Что ещё для счастья нужно?

Оказалось, не хватало самой малости. Его Императорское Величество Александр I в предновогоднюю ночь подписал манифест, в котором указывалось, что он отказывается от престола в пользу младшего брата Николая Павловича. Мол, я устал. Я ухожу.

И обо всём этом мы узнали прямо за праздничным столом. В тот момент, когда я откупоривал бутылку вина, с тестем связались из Дворцовой канцелярии и все собравшиеся невольно услышали новость из столицы.

Сам процесс передачи власти должен был пройти не сразу, а через институт регентства. Таким образом, Александр I не просто оставлял трон брату, а обязался помогать ему на первых порах.

В прошлой жизни я уже сталкивался с подобными новогодними сюрпризами. Был у нас в своё время один деятель, который накануне праздника оставил свой пост и передал бразды правления страной преемнику.

Впрочем, для Российской Империи отказ царя от престола история не новая. Тот же Иван Грозный дважды оставлял трон. Правда, на время, но, тем не менее, прецеденты уже случались.

Более известный случай абдикации* – Пётр III. Тот после полутора лет бездарного правления страной был свергнут своей супругой Екатериной II и собственноручно подписал отказ от трона, хоть это и не спасло ему жизнь.

* Абдикация (лат. abdicatio – «отречение») – добровольное или вынужденное отречение от престола, отказ от власти, должности или сана. В большинстве случаев термин применяется к монархам, вступившим на престол и царствовавшим в течение того или иного времени, а затем сложившим власть.

– И что теперь будет со страной? – хлопая глазами, спросил за столом отец, когда мы все узнали известия из столицы.

– Ничего не будет, – спокойно ответил я. – Императоры сменяют друг друга и это нормально. Но я бы на твоём месте подыскал себе место службы или занялся делом, приносящим прибыль.

– Это ещё зачем? – не понял меня папа.

– Ну, представь, что на следующий Новый Год Его Императорское Величество издаст Манифест, упраздняющий в стране крепостное право. На что жить будешь? На пенсию, которой едва хватает, чтобы расплатиться за арендованную квартиру?

Отец попытался было закатить истерику, но осёкся под взглядами тестя и тёщи.

Смотреть на папу было жалко и я, чтобы отвлечь его от грустных мыслей немного сместил акцент разговора:

– Если не хочешь служить, то займись литературой. Я не говорю, что непременно нужно сесть и что-то сочинять, но ведь можно заняться обзорами и критикой молодых писателей и поэтов.

– Например? – ухватился за идею отец и заинтересованно подался вперёд.

– Например, почитай из нового у Баратынского, – предложил я стихи молодого поэта, с которым был знаком через Антона Дельвига, поскольку они на двоих снимали небольшую квартиру. – На мой взгляд, очень многообещающий поэт-романтик.

– Баратынский, – задумался отец. – Знакомая фамилия. Где-то я её слышал. Он, вроде, в детстве в каком-то скандале был замешан.

– Ключевое слово – в детстве, – заметил я. – Украл деньги с приятелем. За что был с волчьим билетом исключён из Пажеского корпуса с дальнейшим запретом на гражданскую и военную службу, пока не искупит грехи в простых солдатах. Чем он сейчас и занимается в Лейб-гвардии Егерском полку. Если интересно – могу вас познакомить.

– А ты знаешь… интересно, – искренне ответил папа. – Сама судьба поэта – уже тема для статьи. Ошибки юности… и их искупление.

Забегая вперёд – да, я действительно познакомил отца с Евгением Баратынским. Более того – принял участие в судьбе этого талантливого человека.

В реальной истории восхождение Николая I на престол, как известно, сопровождался восстанием декабристов. В этом мире ничего подобного не произошло, потому что Александр Павлович грамотно подошёл к вопросу передачи власти.

Во-первых, своевременно и заранее был рассмотрен отказ Константина Павловича от престола.

Во-вторых, некому было поднимать солдат на бунт против царя. Александр Павлович, будучи Императором, расчистил для брата политическое поле. Сначала отменил масонские ложи и тайные общества, а затем перетасовал командные составы некоторых воинских частей, начальство которых было замечено в излишнем либерализме.

Ну и в-третьих, Николай Павлович успел примелькаться и среди военных, и среди гражданских. Благодаря прессе его лицо стало узнаваемым, и появление в России нового Императора было воспринято спокойно.

Допускаю, что восстановленная Николаем I Тайная экспедиция во главе с Бенкендорфом тоже внесла свою лепту в спокойствие страны, но я деятельность этой организации не замечал.

Возможно, всему было виной то, что Император запретил лезть в мои дела, а может мои отношения с Бенкендорфом были настолько хороши, что мы обращались друг к другу без титулов, как старые знакомые и коллеги.

Да-да, с моей же подачи и за мой длинный язык Император сделал меня негласным шефом одной из рот Лейб-гвардии егерского полка. Официально рота была названа Крымской и дислоцировалась возле Ялты, где помимо охраны строящейся Императорской дачи, шестьдесят бойцов оттачивали своё мастерство в захвате стратегических объектов.

Другими словами – Крымская рота была диверсионным отрядом. Я же, как куратор, шлёпал для парней артефакты.

Ну и пользуясь своим положением, я протащил в роту унтер-офицера Евгения Баратынского, который в новом подразделении получил звание прапорщика.

Так же я запросил в роту своего троюродного брата подпоручика Александра Павловича Ганнибала, который после перевода из Чугуевского уланского полка получил поручика.

Со слов и того и другого, своим переводом они были довольны и оба при каждом удобном случае не уставали меня благодарить за то, что предоставил им возможность окунуться в настоящее дело, а не прозябать на прежнем месте службы.

А какие только Перлы я не сформировал для бойцов.

Начнём с того, что у каждого имелся артефакт для скрытного перемещения. Благодаря этому Перлу неопытный наблюдатель даже с расстояния в метр не мог определить, что рядом находится диверсант, способный парой движений нейтрализовать практически любого противника.

По праву могу гордиться артефактом, мобилизующим у человека силу, выносливость и скорость реакции. И все эти три качества давала всего лишь одна маленькая жемчужина из ветви Жизни.

Про тепловизоры, опробованные ещё моими егерями в Велье, я и вовсе молчу – у каждого бойца они были в необходимом минимуме. Оттуда же, из Велье, пришли и арбалеты, стрелять из которых обучали опять же мои егеря.

Естественно, помимо средств нападения, не остались бойцы и без защиты. Но тут я не стал мудрить и для каждого сделал воздушный щит. Из пушки мы по нему стрелять не пробовали, но залп из пяти ружей с расстояния в десять шагов щит выдерживает. Так же щит спасает при падении с высоты. Чтобы убедить в этом остальных бойцов, я лично в Крыму прыгал со скалы на камни. Как мне потом сказали, высота скалы была порядка двадцати метров, а на мне ни царапины, ни синяка.

По итогам обучения мы провели захват стратегического объекта, в качестве которого выбрали Екатерининский Дворец в Царском Селе. Николай I, став Императором, предпочитал проводить свободное время в Петергофе, но это не значило, что Екатерининский Дворец пустовал.

В общем, в течение часа Крымская рота обезвредила охрану, заперла военных в караулке, а обитателей Дворца собрала в Картинном зале.

– Ну и дали вы шороху, Ваше Сиятельство, – притворно охал и ахал в своём кабинете уже знакомый мне Дворцовый управляющий генерал Яков Васильевич Захаржевский, наливая себе из пузатой бутылки ром. – Всего одна рота за какие-то минуты целый Дворец захватила. Боюсь, Император будет недоволен.

– Каждому по заслугам, – возвестил о своём прибытии вошедший в кабинет Николай I. – Кому награды, а кому и на орехи достанется. Не переживайте, Яков Васильевич – вас это не касается – Вы у нас не по военной части. А вот начальника охраны я с удовольствием послушаю. Это ж надо так службу запустить. Раз Царской семьи во Дворце нет, то теперь заходи, кто хочешь и бери, что понравилось. Ладно, с этим потом разберёмся. А ты, Александр Сергеевич, строй своих орлов во дворе. Хочу им пару слов сказать.

Находящийся вместе со мной ротный, капитан Окунев, умчался выполнять приказ Императора, а я попрощался с местным управляющим и вышел из кабинета вслед за Николаем I.

– Из твоих никто не пострадал? – поинтересовался Император, пока мы шли к парадному выходу. – А то ведь местные могли и стрельнуть с перепуга.

– Они не успели бы ничего сделать, – заверил я царя. – Слишком велика разница в подготовке. У меня бойцу не шагистикой на плацу занимаются, а по Крымским горам, как сайгаки носятся, да стреляют часами на полигоне. Ну и в рукопашном бою один пятерых стоит.

– Надо что-то делать с подготовкой в войсках, – чуть слышно пробурчал Император.

Что я мог ответить на это замечание? Шагистику на плацу не я придумал. Тебе нужны боеспособные части – ты и думай, как и чем занять солдата, вместо многочасовых занятий строевой подготовкой на плацу.

Что можно сказать про учения? Только то, что весь личный состав роты получил «высочайшее благоволение» и внеочередные воинские звания.

– Качай ротного и князя, – прокричал кто-то из бойцов после того, как Император оповестил всех о своём решении и ушёл во Дворец.

Скажу так – со скалы прыгать было не столько страшно, сколько летать, подбрасываемым десятками сильных рук. Я даже готов был в случае необходимости щитом воспользоваться, но всё обошлось. Нас с капитаном (а теперь уже майором) немного покидали и отпустили на землю.

Вечером того же дня я был в Захарово.

А утром стал отцом.

Девятое мая.

Для меня, рождённого в двадцатом веке, это и так знаменательная дата.

Теперь она стала вдвое памятнее – пусть и живу я по старому стилю.

Невольно встал вопрос – как назвать сына?

Ведь по традиции имя берут из церковного календаря, по дню рождения.

К счастью, напротив девятого мая стояло нормальное, крепкое мужское имя – Николай.

А что?

Николай Александрович – звучит.

Первый раз я взял сына на руки в тишине, нарушаемой лишь щебетанием птиц, доносившимся из-за окна, и тихим дыханием Кати, ещё не оправившейся после родов.

Он был таким маленьким. Тёплым. Хрупким.

И такой мощный крик – как будто весь мир должен был услышать, что он пришёл.

Я держал его в руках, и вдруг всё, что я строил – самолёты, заводы, сети связи – показалось второстепенным.

Вот это – настоящее.

Не Перлы. Не артефакты. А этот крошечный кулак, сжавший мой палец.

– Николай Александрович, – прошептал я.

– Николай… – повторила Катя, улыбаясь сквозь усталость. – Ты уверен?

– Абсолютно, – кивнул я, не отрывая взгляд от сына.

Крестили сына в конце мая, как я и обещал Кате в Храме Святого Николая на мысе Ай-Тодор в Крыму.

Храм стоял на высоком берегу.

Молочно-белый, с золотыми куполами, как будто вырос из тумана и света.

Внутри – пахло ладаном, воском и чем-то древним, чего не было в церквях столицы.

Собрались родственники с обеих сторон.

С моей – отец, мать, Лёва, Ольга, Павел Исаакович с Варварой Тихоновной и Пётр Исаакович с Екатериной Матвеевной. Бабушка была уже в Михайловском с Платоном и не смогла прилететь, но вместо неё Павел Исаакович привёз в Крым деда – Петра Абрамовича и его сына Вениамина.

С Катиной стороны прибыли тесть и тёща, Катина сестрёнка Наташа, тётки, двоюродные братья и сёстры.

В общем, народа набралось не мало.

Даже адмирал Грейг с некоторыми своим штабными офицерами почтили за честь присутствовать на крестинах нашего с Катей сына и прилетели на самолёте Главнокомандующего Черноморским флотом. Ну и Пущина с собой прихватили по моей просьбе. Впрочем, Иван и без Алексея Самуиловича добрался бы до моей дачи. Приятель лёгок на подъём – ему только свистни, и он примчится.

И, конечно, сам Император Николай I.

Он прибыл на гидроплане, сопровождаемый лишь адъютантом и двумя телохранителями.

Когда он сделал первые шаги по пирсу, все затихли, а выстроившаяся в полном составе Крымская рота замерла по стойке «Смирно».

Но Николай Павлович шёл не как государь.

Он шёл как крёстный отец.

– Ну что, Александр Сергеевич, – сказал он, пожимая мне руку, – принёс крестить наследника?

– Принёс, Ваше Императорское Величество.

– Не «Ваше», – поправил он тихо. – Сегодня – просто Николай.

– Тогда – спасибо, что пришли.

– А я бы и не думал пропустить. Ты подарил мне первый полёт. Теперь я дам твоему сыну имя в вере.

Крёстной матерью стала Татьяна Васильевна Голицына – мать Катерины.

Когда я сказал об этом жене, она сначала замерла, потом прижала руку к груди.

– Маменька?

– Да.

– Но ты же не спрашивал…

– Я не стал. Я знал, что она согласится. Не потому, что я ей нравлюсь. А потому, что ты – её дочь. И этот ребёнок – её внук. А для неё семья – выше всего. В конце концов, моя бабушка является восприемницей моего брата Платона. Что в этом такого?

Катя молча обняла меня. Без слов.

Перед самой церемонией я заметил, как Татьяна Васильевна подошла к Кате.

Они стояли у колонны, в полутени, и говорили тихо, как подруги.

– Ты счастлива? – спросила она.

– Да, маменька.

– А он? – она кивнула в мою сторону.

– Он – мой муж. И я знаю – он будет замечательным отцом.

– Хорошо, – сказала Татьяна Васильевна. – Я не понимаю его дел, его артефактов, этого летающего дома. Но я вижу, как ты смотришь на него. И как он смотрит на тебя. Этого достаточно.

Катя чуть смутилась, но крепко взяла мать за руку.

– Спасибо, что ты здесь.

– А где мне ещё быть? – улыбнулась та. – Это мой внук.

Священник начал службу.

Колокола замолчали и в храме еле слышался звук морского прибоя.

Сына принесли в белой ризе.

Он был крошечным, но спокойным – как будто знал, что происходит.

– Крещается раб Божий Николай, – произнёс священник, держа младенца над купелью.

– Во имя Отца, – сказал он, погружая его в воду впервые.

– Аминь, – раздалось из толпы.

– И Сына, – второе погружение.

– Аминь.

– И Святого Духа, – третье, самое глубокое погружение.

– Аминь.

Вода вспенилась и успокоилась.

Малыш заплакал – чистый, звонкий крик, как будто впервые объявил о себе миру.

Я стоял рядом, держа свечу.

Катя – с другой стороны, затаив дыхание.

Николай I – за спиной, не отводя взгляда.

Татьяна Васильевна – чуть поодаль, но её рука не отпускала руку Кати.

Когда Коленька закричал – первый крик после купели – все улыбнулись.

Даже протоирей Гавриил, прослуживший на флоте не один год, провёл рукой по глазам.

Потом – миропомазание. Облачение в белую ризу. Обход вокруг аналоя.

И в конце – имя.

Не просто Николай.

Николай Александрович Ганнибал-Пушкин.

– Вот он, – сказал священник, поднимая его. – Новый человек.

– Новый человек, – эхом повторили присутствующие.

После службы был скромный обед в павильоне в нашем саду.

Никто не говорил о политике. Не спорил о войнах.

Только шутили, смеялись, пили вино и смотрели на море.

– Красивый вы храм построили, – едва кивнул в сторону церкви Николай I, когда мы стояли у окна и разговаривали ни о чём.

– Отец Гавриил говорит, что в неё даже с Николаева молодые венчаться едут, – прищурился я, глядя на золотые купола, сверкающие в лучах солнца. – Особенно морские офицеры её жалуют.

Вместо ответа Император замолк и напрягся. Такое состояние я нередко замечал, когда приходит вызов через Перл Связи и человек решает: ответить сразу или игнорировать сигнал. Николай выбрал первое и быстрым шагом вышел на улицу.

Через пять минут побледневший Император вошёл в павильон, подошёл ко мне и заявил:

– Как ты и говорил, амбиции персов возобладали над их разумом, и они пошли на нас войной. Мне только что Ермолов доложил – армия Аббас-Мирзы вторглась в Карабахское и Талышское ханство, а войска Эриванского сардара пересекли границу в районе Мирака. Я не доверяю Ермолову и отправил на Кавказ Паскевича.

– Ну, наконец-то персы разродились, – улыбнулся я в ответ. – Мне уже надоело слушать их нытьё с требованием пересмотреть Гюлистанский договор. Они с англичанами свой ход сделали – теперь очередь за нами.

– Ты прав, – кивнул Николай I. – Пора ставить точку в Закавказье, иначе…

– Иначе они будут считать нас слабыми, – продолжил я мысль Императора.

– Не только это, – тихо, почти шёпотом, сказал он, глядя в море. – Иначе каждый год к нам будут ходить с ножом у горла, требуя вернуть то, что мы победой взяли. Англия будет шептать им в ухо, финансировать и поставлять оружие. Франция – подогревать обиду, а мы… Мы будем вынуждены воевать снова и снова. Пока не проиграем из-за усталости. Нет. На этот раз – навсегда. Пусть Паскевич покажет, что значит русское оружие. А ты поставишь точку. Надеюсь, у тебя всё готово.

Сказать про то, что для Николая I и нашего Союза война с персами стала полной неожиданностью, будет неправдой. И в этом легко нас уличит каждый, кто будет вовлечён в текущие разработки Союза.

Думаете, нарисовать красивые стрелочки на карте военных действий – это залог успеха? Так вот вовсе нет.

Успех был проработан в мельчайших деталях. Буквально поминутно просчитан и размечен с точностью до метра.

В основу успеха легла логистика.

С точностью до минуты открыть портал перехода на берег озера Севан прямо с плаца военной части Симбирска, повторить то же самое, но уже на озере Урмия, что в тридцати верстах от Тебриза, отправив туда целый воинский корпус из Рязани, со всей артиллерией и обозом – вот это было круто! И таких подвигов состоялось немало. Логистика работала, и работала грамотно. План войны был чётко прописан и осуществлялся под контролем людей, верных Николаю.

А я, а что я⁈ Мне было достаточно дать в руки специалистов нужные инструменты, и объяснить, как их можно использовать.

Собственно, на этом всё. Дальше войной занимались специально обученные люди, а за ними следила та молодёжь, которая вскоре могла бы выйти на Сенатскую площадь.

Через два месяца основные силы противника были нейтрализованы, а остатки бежали с русской территории и попрятались в крепостях, которые после недолгой осады капитулировали.

А чего бы так не осаждать, если свежий провиант, воду и боеприпасы тебе чуть ли не к осадному орудию подбрасывают из центра России с помощью телепорта?

Я, дабы ускорить сдачу крепостей, предлагал с самолётов сбросить на них несколько ОДАБов*, которые мог создать буквально за несколько дней. Но Император завернул моё предложение, мудро рассудив, что не стоит раньше времени демонстрировать всему миру возможности нового оружия.

*ОДАБ – объёмно-детонирующая авиабомба.

За несколько недель русская армия на Кавказе сделала то, что в реальной истории продолжалось почти два года, и после падения Тебриза открывался прямой путь на Тегеран. Персия, вполне справедливо посчитала, что ей уже довольно, и запросила мира. В Тебриз на переговоры должен был явиться Аббас-Мирза, являвшимся основным застрельщиком нападения на Российскую империю.

Тут ожидаемо активизировались английские дипломаты всех мастей, в том числе и военные советники, наводнившие столицу Персии, и надули в уши правителю страны, что нужно сопротивляться до последнего перса и Англия поможет в борьбе с северным соседом. В общем, знакомая история в духе обитателей туманного Альбиона.

Настало время действовать Крымской роте, которая, собственно говоря, и была создана как раз для этого случая. А именно – было решено выкрасть Фетх-Али шаха, что позволяло России обойти британское влияние на персидский двор. Без шаха британские советники теряли ключевую фигуру для манипуляций, а внутренние разногласия в персидской элите могли бы привести к хаосу, делая продолжение войны невозможным.

Ранним утром на реку Шутруд, в тридцати километрах от Тегерана приводнился гидроплан и пристал к берегу. Спустя три минуты самолёт отошёл от берега, разогнался по водной глади, резко взмыл вверх и взял курс на север.

Через несколько часов, на столицу Персии легла ночь.

Тем временем в столичном дворце Голестан – резиденции правителя страны – в одной из пустых тёмных комнат загорелся лунным светом проём телепорта, через который одновременно могли бы пройти двое взрослых мужчин. Спустя короткое время свет в комнате потух, открылась входная дверь, и почти сразу донёсся свист арбалетного болта. Вслед за этим в коридоре кто-то негромко ойкнул и послышался звук упавшего тела.

В течение получаса по всему дворцу слышалось пение болтов, нёсших в своих наконечниках смерть, а на пол падали охранники, утыканные стрелами, как дикобразы.

Закончился гимн смерти у дверей опочивальни персидского шаха. Рядом с высокими двустворчатыми резными дверями лежало два трупа, из тел которых торчало по несколько болтов. Внезапно какая-то невидимая сила по мраморному полу оттащила мёртвых охранников в сторону и одна из дверей открылась. Через несколько мгновений из спальни донеслись глухие удары, невнятное мычание и резкий одиночный женский вскрик. Дверь в опочивальню закрылась, внутри снова вспыхнул лунный свет, чтобы через несколько минут потухнуть навсегда.

Открылась и тут же закрылась дверь в спальню Фетх-Али шаха, а на его смятой постели осталось лежать послание, адресованное его второму сыну Аббас-Мирзе с единственной строчкой на фарси: «Ждём в Тебризе».

* * *

Пока русская армия выполняла возложенные на неё задачи, мне порой пришлось выполнять далеко не патриотические функции, чтобы остепенить отдельно взятые личности.

– Александр Сергеевич, позвольте мне уволиться и пойти на фронт вольноопределяющимся! – поймал меня за пуговицу сюртука директор школы.

– Кюхля, дружище, а как же две твои жены невенчанные? – приторно ласковым голосом поинтересовался я у лицейского приятеля, – Они тебя отпустили на войну?

– Эм-м-м, с чего ты взял, что я женат? – изрядно сбавил тон Вильгельм Карлович.

– Пу-пу-пу, а ты не заметил, что у одной из девушек уже животик изрядный вырос. Ко второй я не присматривался, но вовсе не удивлюсь…

– Какое это имеет значение? – попытался Кюхельбекер геройски выпятить грудь, но живот её явно опережал.

– Так самое прямое. На войне, скорей всего, тебя убьют. Будет очень некрасиво, если твои дети останутся без геройски погибшего отца.

– Отчего убьют? – вдруг занервничал будущий герой битв и сражений.

– Ну, вообще-то на войне убивают, и часто, – задумчиво начал я, а потом продолжил, воодушевляясь, – Зато представь – ты бежишь в атаку, со штыком наперевес, стрелять-то ты толком не умеешь, и тут вдруг видишь, как прямо перед тобой падает флагоносец. И ты подхватываешь флаг! По тебе бьёт вражеская артиллерия, у тебя уже ядром оторвана нога, но ты стоишь, опираясь на флаг, и рукой, простреленной в трёх местах, направляешь бойцов в атаку. Разве это не прекрасно? Неужели ты не хочешь, чтобы твои дети, пусть и посмертно, не узнали про твою героическую кончину? Женись сначала, а потом подавай на увольнение, – выдал я ему свой вердикт.

– Дурак ты, Санчо… Такой порыв обосрал… – совсем непедагогично высказался преподаватель словесности, скорчив обиженную физиономию.

Угу, а ещё директора школы сохранил при должности, на которой он приносит максимальную пользу. Там у меня уже под полторы сотни ребятишек обучаются, которые с Перлами умеют обходиться. И они мне важней, чем пухляш Кюхля в роли героя.