Текст книги "05-Мой престол - Небо (Дилогия)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Артем Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 76 страниц)

ДЕЙСТВИЕ – 2
ЭПИЗОД – 5
КОНГО. КИНШАСА; ФРАНЦИЯ. ДОВИЛЬ, 2159 год от Р.Х., месяц декабрь

Черно-серое небо стало еще более черным и, казалось, опустилось ниже ближе к черно-серой земле. Или не земле?.. Петр не мог назвать то, на чем они сидели, землею: все-таки понятие это обязательно ассоциировалось с маленькой голубой планеткой, вращающейся вокруг тоже маленькой раскаленной звездочки по имени Солнце. А здесь ни намека на солнце – пусть даже со строчной буквы! – не обнаруживалось. Свет – и он какой-то серый – вырывался из-за далекого горизонта и тускнел, удаляясь к зениту, как будто Петр, его визави и всё кругом находилось на огромной и плоской крышке некоего абажура, а тусклые электрические лампочки были кем-то ввинчены под ним. Кем ввинчены? Богом?.. Нет ответа, нет и не будет. И тот черный, словно расплавленный и опять застывший камень – или все же стекло? – который, собственно, и являлся поверхностью абажура, не походил ни на что земное. Там, где Ханоцри прятал детей, – как рассказывали и Иешуа, и Мари, – там все было понятнее и привычнее глазу: почва, трава, здания, небо, ветер. Ну, может, тоже не совсем Земля, Не родная, обжитая, исхоженная и излетанная, но вполне легко представить себе ее неким вариантом привычного мира в иных пространственно-временных координатах. И бедняга Нгамба тоже Не слишком удивлялся тому, что увидел позади пятна. Что увидел, о увидел? Своего рода действительность. Трудно воспринимаемую, но реальность. Параллельный мир. Здесь, но – не здесь.

А это – вообще не здесь. Ничего параллельного!..

Или у Петра не хватало – вот ведь вдруг! – умения признать Реальным фантастическое?..

Да, кстати – о Нгамбе!

– Это что же, Дэнис, – озабоченно спросил ен, – мы с вами тоже постареем? Как Нгамба?

Как будто он и не удивился, встретив именно бывшего босса в ином мире, в ином измерении, как будто он только и ждал его, прямо-таки рвался на встречу, чтобы задать единственный мучивший его вопрос. И задал.

Дэнис, комфортно устроившийся на стеклянно-каменной поверхности полулежа, опершись на нее локтем, а ладонь подложив под голову – ну прямо как на травке где-нибудь под Довилем, засмеялся в ответ:

– Я себе не враг, Мастер. В этом мире время идет с той же скоростью, как и в нашем родимом. Если как и отличается, то минимально. Здоровью не вредно, я своим спецам верю.

– Значит, есть спецы и по иным мирам? – спросил Петр, усаживаясь на «абажур» по-турецки или, если угодно, по-йоговски – скрестив ноги кренделем.

– Всякие есть, – уклончиво сказал Дэнис. – А какие тебе нужны?

– Такие, чтобы вернули Нгамбу в прежнее состояние.

– Омолодили, что ли? – хохотнул Дэнис. – Такие, дорогой Мастер, мною пока не придуманы. За полной ненадобностью. Состарюсь, стану слабым и вздорным старикашкой – придумаю. А Нгамба… Да не стал бы я его омолаживать: во-первых, мужик противный, склочный, а во-вторых, тебе – урок. Впредь не будешь работать против Службы, которая, между прочим, сделала из тебя человека.

– Человека из меня сделали мама и папа. А против Службы я не работаю. Что мне до нее? Было и сплыло. Считайте меня, Дэнис, уволенным по собственному желанию.

– От нас по собственному желанию не уходят, Петр, и ты это знаешь отлично. От нас по собственному желанию выносят, фигурально выражаясь, вперед ногами. Но такой финал вряд ли тебя устроит. Как и меня, впрочем.

– Вас-то почему?

– Потому что – при всем уважении к твоим маме и папе – именно я считаю себя автором произведения под названием «Мастер Службы Времени». Именно в Службе твои способности развились до степени, которая позволила тебе стать одним из силь нейших. Не самым сильным, нет, но одним из. Именно Служба дала тебе возможность и право заниматься делом, которое ты любишь… или любил, по крайней мере… более всего в жизни. Это не только мое мнение – это и моя информацияо тебе.

– «Колпак» Дэниса?

– Да как ни назови!.. Плохим бы я был шефом самой могущественной и самой таинственной в современном мире структуры, если б не знал всего о тех, кто суть ее руки. Или, точнее, щупальца. Подчеркиваю: всего! С кем спишь, что ешь, о чем думаешь, что видишь во сне, что запланировал на завтра или на будущий год, в чем и как решил навредить мне…

– Лично вам?

– Я, милый дружок, эту Службу с пеленок растил, холил, формировал. Я-ее папа и мама, если воспользоваться твоими терминами. Иначе: Служба – это я.

– Был во Франции в семнадцатом веке такой император – Людовик Четырнадцатый…

– Государство – это я? Слыхал, знаю. Милый был император, куртуазный, что и говорить, но ведь неудачник, как и большинство из них. Как и Наполеон, кстати, который тоже не сумел просчитать все возможные варианты судьбы…

– Как и вы, Дэнис, как и вы. Службы-то вашей больше нет и уже не будет. Рожайте другого ребеночка, готовьте ему пеленки, погремушки, соски. Вырастет на старости лет стакан воды подаст. Надейтесь.

– А вот тут ты ошибаешься. Мастер. Воду я не пью, предпочитаю вино. Это нас роднит с твоим Нгамбой. А Служба жива и помирать не собирается, не дождешься. Ну, может, с понятием «время» стало напряженно, но во всем остальном…

– В чем остальном? Что вы имеете в виду?

– Ага, заело!.. Время, Мастер, в нашей работе было, конечно, главным, но, поверь, не самым интересным. Возможность передвигаться по нему я считал только инструментом для достижения иных целей. А вот цели эти нигде не объявлены, они-то – самая главная тайна Службы. Заметь: просто Службы – безо всяких добaвлeний.

– И кому же я служил, а, Дэнис? И кому вы служите?

– Хороший вопрос, наконец-то А то все по верхам да обочинам… Ты служил мне и только мне. Все твои броски были шагами по лестнице, ведущей, вопреки расхожей поговорке, именно вверх.

Как, впрочем, и броски других Мастеров… А я никому не служил Петр. Разве что одной простенькой идейке: сделать наш поганый мирок почище да поуютнее.

– Мессия Дэнис? Новое имя в истории религии… Ваша идейка ничем не отличается от таких же, но вынашиваемых всеми ветхозаветными пророками. Да и наш с вами новозаветный – не в стороне…

– Иешуа?.. Согласен. Он тоже. И остальные в одну дуду дудели, верно. Но средства. Мастер, у нас разные. Со всеми. Кроме, может, нашего с тобой новозаветного.

– Ну, так пообщайтесь с ним. Зачем все эти страшилки: шпионы, взрывы, наезды на Храм, переходы в параллельные пространства?.. Купили бы себе путевочку в страну Храм, приехали бы, сели и побеседовали с Мессией. Он это любит, он добрый, не обидит. Даже вас.

– Мне с ним беседовать. Мастер, как-то не хочется. Не спец я по душеспасительным беседам. У меня, как у помянутого мной Наполеона, все примитивно просто: упал – отжался. Шаг в сторону – побег… Мне нужно, чтоб он работал на меня. Как ты.

– Я на вас не работаю. Заметили?.. Заметили, заметили, иначе не стали бы устраивать фейерверки, чтобы выманить меня из берлоги. Да вы точно и не знали небось, здесь я или остался вместо Иешуа в первом веке. Апостол Петр, глава первохристианской общины, – это ведь про меня, Дэнис. Читали?.. А Иешуа ни на кого не работает, уж так он устроен. В том числе и вами со мной устроен. Матрица. Такая своенравная хреновина!.. Не забыли?

– О матрице?.. Что ты знаешь о ней, Мастер? Ты думаешь, она была придумана неким Умником – есть такой у меня в команде и был всегда, действительно Умник, с большой буквы Умник, – так вот, придумана и использована в формировании Иисуса Христа из двенадцатилетнего сына назаретского плотника, так?.. А потом информация о ее существовании была стерта из памяти всех знавших, кроме того же Умника, меня и тебя, так?.. Ну, думай, думай, я тебе не помеха…

Темнело катастрофически скоро. Казалось, лампы под «абажуром» гасли одна за другой, и серый свет, вырывавшийся из-за идеально круглой – с Петром и Дэнисом в центре – поверхности видимого мира, пропадал целыми секторами. Петр уж и Дэниса еле видел.

– Однако пора мотать отсюда, – сказал Дэнис озабоченно. – Ночью здесь делать нечего, темно, как у твоего Нгамбы в заднице, так что вставай, не рассиживайся. Минуты три осталось…

Тяжко кряхтя, поднялся. И Петр встал. Откуда-то выплыла давешняя сине-серая масса – дверь домой.

– А почему вы меня сюда выманили? – спросил Петр. – На Земле мы б не торопились…

– Кто тебе сказал, что это не Земля? – удивился Дэнис. – Я, например, не знаю точно. Может – Земля, может – какая-нибудь дохлая планетка в гамма Кассиопеи или альфа Эридана. Хрен его знает!.. Главное, здесь абсолютно невозможно поставить прослушку, проверено. Так что считай, мы с тобой беседовали в спецблоке.

– И у меня в Храме есть спецблок. Можно было там. И у вас в Довиле, знаю…

– Любой спецблок в принципе пробиваем. При большом желании. А здесь желай не желай…

– Вы что, своим не доверяете?

– А то ты не знал?.. Я, Мастер, даже себе иной раз не доверяю. Заявил и исчез в пятне. Точнее – просто во тьме, поскольку никакого пятна уже видно не было. Петр шагнул следом, очень желая не промахнуться.

А паника в охранных структурах Храма развивалась по экспоненте: вперед и выше. Еще бы: исчез начальник Службы безопасности, всесильный мистер Оруэлл, единственно могущий карать и миловать подданных страны – всех, за исключением, естественно, мистера Иешуа. Исчез одномоментно и напрочь, и вот уже тридцать шесть минут даже и следа его не наличествовало в пределах компетенции охраны.

Мучаясь и колеблясь, сообщили о том только мистеру Иоанну и мистеру Латынину. Мистеру Иоанну – потому что самый близкий друг мистера Оруэлла, а мистеру Латынину – потому что тот был правой рукой Оруэлла и только-только – ну прямо к Моменту! – вернулся из поездки на Ближний Восток, где вел пе-Реговоры о поставках дополнительных средств вооружения. Делалось это втайне от мистера Иешуа, поскольку тот – как не раз едупреждал мистер Оруэлл – терпеть не мог разговоров обо ем стреляющем, подслушивающем и подсматривающем. Он вообще в последнее время – как многие замечали – стал каким-то эадумчивым, расстроенным, даже мрачноватым на вид, что видно было даже прихожанам – постоянным и временным жителям страны Храм, поэтому его и не стали информировать об исчезновении мистера Оруэлла. С этим решением согласился в мистер Иоанн, даже горячо одобрил его. Он и мистер Латыщщ лично обошли, а вернее, исползали место за периметром, где находилось таинственное серое пятно, в котором пропал мистеп Оруэлл, но ничего не обнаружили. Мистер Латынин уже подумывал о том, чтобы, как он сказал, «поднять в ружье» боевые подразделения, но мистер Иоанн посоветовал ему подождать немного, не спешить, и ведь как в воду смотрел: на тридцать восьмой минуте с момента исчезновения мистера Оруэлла на пульте слежения проснулся телефон, и оператор сообщил:

– На связи Франция.

Мистер Иоанн взял наушник, долго слушал молча, кивал в такт чьим-то словам, потом сказал:

– Понял тебя. Ждем, – и вернул наушник в гнездо. Сообщил: – Тревога отменяется. Оруэлл сейчас в Довиле.

– Как он там оказался? – изумился Латынин.

– Есть многое, Горацио, на свете… – таинственно заявил мистер Иоанн, который, как известно, очень любил читать умные книги, и добавил уже от себя: А то ты, капитан, командира не знаешь? Сказано в Довиле – значит в Довиле. Завтра вернется.

Отбой.

И ушел по своим делам.

А капитан Латынин постоял, побарабанил пальцами по пульту, произнес задумчиво и малопонятно:

– Баба с возу – кобыле легче.

И тоже ушел по своим делам.

А все успокоились и стали работать по расписанию.

Вот что происходило в Службе безопасности Храма за те тридцать семь минут с секундами, буквально пролетевшими с момента, когда мистер Оруэлл исчез в неопознанном пятне, и до момента, когда он непонятным образом объявился во французском городе Довиль, Нормандия…

…А объявился он, натурально, в знакомом кабинете Дэниса, где бывал не раз и всегда приходил сюда с добрыми чувствами я добрым настроением, потому что числился в любимчиках начальника, и если и получал в означенном кабинете положенный «втык» то не принимал его близко к сердцу: милые бранятся…

Милыми друг с другом Дэнис и Петр уже явно не были. Петр выпал из чего-то там – то ли нуль-перехода, то ли подпространства, то ли вообще из ничего – и обнаружил Дэниса сидящяго за своим письменным столом, наливающим себе в риделев-дкий бокал любимого конька «Delamain», а заранее заготовленная сигара «Cohiba Lancere» уже ждала рядом ножа гильотинки.

– Будешь? – спросил Дэнис, подвигая к Петру бутылку с коньяком.

Бывало всегда: пивал Петр здесь коньячок и от сигары не отбывался. Лишь в последний раз, когда он попал сюда – за день до внезапного бегства Иешуа из первого века в двадцать второй, – лишь тогда он отказался от предложенных приятностей, поскольку уже в тот давний день точно осознал: он больше не хочет быть милым с Дэнисом.

Но не быть милым и пить отменный коньяк – разного порядка вещи.

– Буду, – сказал Петр, подошел к бару, взял чистый бокал, сел в кресло у стола, плеснул себе граммов пятьдесят сорокалетней выдержки напитка, пригубил ну, кайф, конечно, ну, что уж говорить.

Хотя у Нгамбы коллекция коньяков многообразнее – во-первых и куда больше во-вторых.

Помолчали с минуту. Процесс раскуривания сигары того требовал.

Петр поинтересовался:

– А как же подслушка? Не боязно ли вам, Дэнис? Не перейти ли нам в спецблок?

– У меня здесь скремблеров понапихано – хоть криком кричи. Никто не услышит.

– Выходит, и пятно, и параллельный мир – это всего лишь милое театральное представление для провинциального начальника охраны?

– Охраны?.. Унижение паче гордости, мистер Оруэлл. Так говорят?.. Знаю я про вашу Службу, все знаю. Сильная организация. А что до представления… Так иначе я бы тебя не выманил. Ну, скажи: полетел бы ты в Довиль? Нет. И даже в Киншасу по моему приглашению – тоже не выбрался бы. А в пятно-переход – тут ты сломя голову, мститель народный… Я же тебя знаю, Мастер, как облупленного. Я могу просчитать твои поступки не на день, а на год вперед. Что, кстати, всегда и делал.

– То есть? – насторожился Петр.

– А вот то и есть, что не папа с мамой тебя сегодняшнего сочинили, а все-таки я, грешный. И все, что ты о себе нынче мнишь, я просчитал знаешь когда?.. Двенадцать лет назад.

– Двенадцать лет назад я пришел в Службу… – растерянно сказал Петр.

– А кто тебя пригласил в Службу? Кто тебя нашел в твоем засранном институте и вытащил на свет Божий? Кто тебя заставлял – иной раз через ногу гнул! – развивать твою знаменитую паранормальность? Кто тебя посылал в самые интересные для тебя броски, туда, куда тебе хотелось, и не загружал всяким говном? Кто вел по жизни и, если быть честным, по времени?

– Ну, вы… – Петр не понимал, к чему ведет Дэнис. – А что?

– А то, что привел в итоге.

– Куда привели? К сомнительному счастью жить в Иершала-име первого века без надежды вернуться домой? К тоже сомнительной чести всю жизнь быть первоапостолом в сомнительной же евангельской истории?..

– Не грузи меня пустыми подробностями. Я всегда предвидел лишь твои генеральные действия, а вовсе не частные поступки. Иными словами, я взял на себя простраивание твоей стратегии, а не тактики. Тактика – это лично твои игрушки. На кой черт мне было предполагать, к примеру, как именно ты спасешь Иоанна? Всякие там Саломеины танцы-шманцы, иллюзия отрезанной головы, грозный римский всадник… Это для меня мелко. Мастер, это твои забавы. Мне достаточно было знать, что ты его спасешь. А как – ваш выбор, маэстро… Ну и так далее, оглянись назад и сообрази: что там у тебя – стратегия, а что – тактика, что мое-твое, а что только твое… И не хочешь ли ты меня убедить, голуба, что остался в первом веке случайно? Что не задумали вы все это с Иешуа заранее? Он, значит, сюда, в наше время, ты – там побудешь малость, выстроишь общину, расставишь людей, отметишь ся в истории как первоапостол, а потом он заберет тебя к себе… Я не лох Нгамба, Мастер. Не вешай мне лапшу на уши, будто побег Иешуа был случайным. Я тебя знаю, а что есть твой Иешуа предполагаю с большой степенью точности: действие психо-матрицы, мне отлично известное, плюс твое влияние, тоже легко про считываемое, плюс обстоятельства, которые во многом я и организовал… Я точно знал, что ты объявишься здесь, и практически точно высчитал, когда объявишься. И не сомневался, что станешь скрываться от меня, а значит – от всех. Так что, Мастер, мне всего-то и требовалось, что выманить тебя на живца – как на рыбалке, а значит, для начала круто прикормить, создать ложный щум, чтобы в итоге ты обязательно клюнул. Так и случилось…

Дэнис умолк, припал к бокалу с коньяком, выдул коньяк до дна и налил снова. Откинулся в креслес наслаждением запыхтел сигарой. Смотрел на Петра с высокомерным торжеством: мол, что скажешь, любимый ученик? Как тебе учитель: выучил, выпестовал, сделал великим и самоуверенным, а в результате обул, как лоха ушастого?..

Петр так не считал.

Нет, конечно, услышанное и в целом осознанное радости не доставило, но Петр отлично знал Дэниса и знал, когда объявленное им невредно поделить на два, когда – на двадцать, а когда – и на сто двадцать два, чтобы вычленить истину пусть даже весьма печальную.

Но печалиться пока не стоило – не время. А стоило отметить, что всеведущий и всевидящий бог Службы Времени – этакая Кассандра с сигарой в органе для пророчеств и предсказаний – на самом деле подслеповат и мнит себя более могущественным, чем любой возможный противник. Однако ошибочка вышла. Очень выгодная Петру. Довильская Кассандра всерьез считает, что Иешуа не сбежал, а лишь воспользовался тайм-капсулой, оставив друга и наставника творить миф для Книги Деяний Апостолов, но – временно. Кассандра и предположить не может, что Петра кинули или – по терминологии Дэниса – обули так же, как, в итоге, саму Кассандру. Дэнис не знает, сколько пришлось пережить, перечувствовать, перемучиться Петру, пока он всего лишь притерпелся – даже не привык! – к своему существованию в роли апостола Петра, в роли создателя и предержителя немалой числом и Разнообразной характерами общины первохристиан. Петр-то – в отличие от Дэниса – и предположить не мог, что Иешуа когда-яибо вернется за ним и за Иоанном. Что он сможет вернуться – из тайм-капсулы, с напрочь заблокированными каналами времени! А Дэнис, выходит, предполагал? И это тогда, когда у него не осталось никакой связи с Петром: ни послать в Иудею Номеров, ни Исполнителей, ни даже считать информацию с многочисленных – судя по его намекам датчиков-шпионов, ни получить ее от тоже, по-видимому, не единичных живых шпионов… Выходит предполагал? Выходит – так. Потому что уверенность Дэниса в том, что он – великий стратег и точно считает Петра, все его шаги, поступки, замыслы, а значит, шаги, поступки и замыслу Иешуа, эта даже не уверенность, а вздорная самоуверенность сейчас играет на руку Петру.

Уход Иешуа и ожидание Петра – заранее планированная стратегия? Так тому и быть…

Но вот вам и трещинка в декларированной гениальности стратега. Грех не воспользоваться, не поковыряться в ней, не расширить, не поискать новых глядишь, да и развалится глыба под названием «Дэнис-непобедимый»…

– Значит, клюнул я все-таки… – задумчиво сказал Петр, потягивая сигару.

– А то! – засмеялся Дэнис. – Как лещ. Как клевал всегда – от первого своего броска в первый век до рискованного нырка в пятно-переход. Ты, Мастер, очень хороший парень, я тебя искренне люблю, ты, надеюсь, сам это знаешь и веришь мне. Почему б тебе не верить: разве я когда-нибудь поступал по отношению к тебе – подло? Разве нагибал тебя так, как других Мастеров? Разве не давал тебе дышать легко и вольготно – и здесь, в Довиле, и во времени, в бросках Ты делал только то, что хотел делать, что нравилось тебе… Например, я понял, что ты интересуешься двадцатым веком. Сколько раз ты бывал там?

– Из моих двенадцати бросков – семь, – ответил Петр. – Пять коротких бросков и два долгих – по году.

– Вот видишь! А знаешь ли ты, что у Вика Сендерса, у Мастера-девять, в двадцатом в военном лагере Аушвиц погибли родные?

– Фашистском лагере, – машинально поправил Петр, уже понимая, к чему клонит Дэнис.

– Не грузи, – раздраженно повторил Дэнис, – не в терминологии суть. А суть. Мастер, в том, что Вику очень хотелось побивать в сороковых годах двадцатого, и повод к тому был, помнишь?

– Помню, – кивнул Петр.

Он помнил. Германия. Берлин. Сорок третий год. Разведгруппа «Даная». Арест связника из Москвы… Кто из них и кем приходился Вику?..

– Я не послал туда Вика. Я послал туда тебя, потому что берег твой настрой на дело – твою уникальную восприимчивость к атрибутам времени и к его людям. Если честно, Мастер, эти качества крайне вредны для профессии. В твоем любимом двадцатом ходила кретинская поговорка, если я ее верно запомнил: «Профессионал должен иметь холодную голову, чистые руки и горячее сердце».

– Чекист, – опять машинально поправил Петр. – Чекист должен. Хотя, конечно, профессионал…

– Какой, на хрен, чекист?! – взорвался Дэнис. – Сиди и молчи в тряпку, когда я говорю. Я о тебе говорю – слушай, дурак!.. – И сразу смягчившись, снизив тон: – Ты всегда, с самого начала работы у нас, обладал слишком горячим сердцем, ты чересчур заботился о том, чтоб не запачкать рук, а уж холодной головы у тебя не было никогда. Ты – романтик, Мастер, и, если по долгу, я обязан был тебя не только не пускать в броски, но вообще гнать прочь из Службы. Подумаешь, паранорм! Одним больше, одним меньше. Тем более что двенадцать лет назад ты был довольно ординарным паранормом… Но когда я только-только познакомился с тобой, когда Биг-Брэйн – не нынешний, а тогдашний, много слабее, – дал тебе прогностическую характеристику со всеми параметрами, я понял: нашел!

– Кого нашли?

Вопрос был ненужным: Петр слышал Дэниса неплохо и, в общем, мог читать его мысли, даже забегая впереди слов произнесенных. Но разговор следовало поддерживать, следовало дать Дэнису высказаться до конца, иначе Петр не смог бы сделать то, что он уже задумал сделать.

– Кого нашел? Тебя нашел. Я тогда еще не понимал, зачем ты мне – такой весь из себя Робин Гуд, Тиль Уленшпигель, капитан Грей, но нутром чувствовал: нужен. Позарез! И начал тебя готовить – к чему, не понимал. Холил тебя, лелеял, берег от ненужных случайностей, а их легко считал новый Биг-Брэйн. Он хорошо тебя изучил – мой Биг-Брэйн…

– Разве ваш? А блокировка каналов времени? Это же явный бунт, Дэнис. Бунт против вас, против хозяина.

– Что ты хочешь – машина! У любой механической дуры есть овой порог устойчивости. Твой ученичок оказался сильнее Биг-Брэйна, надыбал порог и перешагнул через него… Но это временно, мои умники докопаются до причины сбоя… Но я не о мозге, я о тебе… Повторяю: я тебя готовил впрок – для определенной цели, которая – по мере работы моей Службы – становилась все яснее и объемнее. Нужен был случай, повод, момент. Я терпелив, я как кот: могу до-о-олго ждать мышку, не шевелясь, затаившись. И ведь дождался: случай пришел.

– Бросок Шестого?

– Догадлив. Сообразителен. Нужен был самый дальний в истории Службы бросок, во многом экспериментальный для наших поле-генераторов, чтобы сразу наткнуться на самое оно. Верно; Шестой принес информацию о наиболее серьезном сломе в Истории, с которым мы когда-либо имели дело. Иисус Христос, Мессия, основа двухтысячелетней Империи Веры. Нет его – нет нашего мира. Черт его знает: может, и нас никого не было бы, может, Земля в тартары слетела бы, может, человечество погибло бы в многочисленных войнах, если б не витал над людьми образ Сына Божьего, который вернется, чтобы раздать всем сестрам по серьгам. Как там у него: каждому – по делам его… И я понял: вот для чего я готовил тебя. Мастер.

– Для чего?

Вопросы выскакивали в автоматическом режиме: Петр задавал их, чтобы не молчать, чтобы создать иллюзию диалога, хотя Дэнису диалог не требовался. Дэнису нужна была стенка, чтоб с яростной силой кидать в нее желтые теннисные мячики, а уж куда они полетят от стенки – какая разница…

– Я говорил тебе – там, в ином мире: чтобы перевернуть этот мир.

– С моей помощью?

– С твоей помощью. Но, главное, с помощью того, кого ты должен был сделать Иисусом Христом – сына плотника. Как, кстати, и записано в Истории.

– Ну, сделал я Иисуса Христа из сына плотника – и что? Все же в итоге перевернулось с ног на голову. Разве кто-нибудь из тех, что начинали проект «Мессия», предполагали, куда он вывезет? Разве кто-то хоть на миг думал о возможности Второго Пришествия? Я – нет…

– А ты и не мог. И не должен был. А я не просто думал: я готовил Второе Пришествие. Когда я тебя – именно тебя! – посылал в первый век к двенадцатилетнему пацаненку, я знал, что через восемнадцать лет по времени броска и через год, максимум – два по реальному времени твой подопечный явится сюда и начнет ломать им же начатое.

Стоп, сказал себе Петр. Дальше – темно. Дальше слышны только ярость и восторг – два мощнейших чувства, заглушавших мысль. Дальше следовало быть очень точным в вопросах и очень осторожным во внешних реакциях… Холодной головы у меня нет? А вот болт тебе в одно место! Не обморозься, Дэнис, об мою холодную голову, пока станешь выливать на меня свое всеведение, подкрепленное прогностическими расчетами суки Биг-Брэйна, лепшего теперь кореша Иешуа. Выходит, он, Биг-Брэйн, изначально вместе с Дэнисом лепил себе этого кореша? Как, любопытно? А психо-матрица? Она же была впервые! О ее возможном действии никто ничего не знал. Двенадцатилетний Иешуа – первый эксперимент с матрицей, который вывел испытуемого на такие высоты, с коих и Дэнис, и даже Биг-Брэйн смотрятся муравьями…

– Я все же не пойму, Дэнис, – осторожно начал Петр, – как можно было что-то прогнозировать в поведенческой модели Иешуа, если развитие матрицы изначально не прогнозировалось, не могло прогнозироваться. Об этом говорилось не раз, я читал стенограммы…

– Их нет, – просто сказал Дэнис. – И тех людей, которые это утверждали, тоже нет. А тот, кто матрицу создал, – есть. Жив-здоров. И он точно знал, куда выведет испытуемого его дьявольски точное изобретение. Опять-таки я не имею в виду тактику – то есть поступки, шаги. Даже паранормальные свойства, которые возникали у испытуемого по ходу развития его мозга под действием тоже развивающейся матрицы, не суть важны. Я имею в виду стратегию – общую, генеральную линию движения характера Иешуа. Плюс – твое на него влияние. И его влияние на тебя. И плюс твой пресловутый романтизм, окрашенный в цвет неба. И плюс его, то есть Иешуа, уже в двенадцатилетнем возрасте ясную Упертость, готовую превратиться в одержимость, его фанатичное Желание быть во всем и всегда первым. Вспомни, что тебе сказала Клэр, – уж извини, но мы писали ваши беседы: «Он всегда будет стремиться стать первым, и это – ключ к его характеру». Старушка наша умна, как дьявол, не хуже Биг-Брэйна предсказывает… И весь этот страшненький супчик, как следует поварившись, обязательно должен был стать тем обедом, который мир сегодня расхле-вает. А все к тому прилагаемое – так, семечки. Разгрызем, Мастеp, не боись…

– А если поподробнее, – проваливаясь в какую-то черную глубину и холодея поэтому, от предчувствия неизвестного и оттого не понятого холодея, спросил Петр.

– Можно и поподробнее, – легко согласился Петр. – Ты ду, маешь, матрица, которую мы впарили в башку твоему подопечному, – первая и единственная?.. Сиди крепче, Мастер, держись за сигару: таких матриц у нас было и есть – хоть жопой ешь… Прими к сведению, раз уж из твоей памяти никто ничего не стирал: таких матриц сделано в Довильском центре по изучению рекламы – помнишь домик неподалеку от нашего здания? – ровно десять. И все – разные… Оцени, какой я тебе важияк сливаю – никто из Службы о том не знал и не знает. Никто! А кто знает, тот под землей сидит. Буквально. Центр по изучению рекламы, бессмысленная псевдонаучная лавочка, домик в три этажа… А под землей – еще тридцать три… Да ты не бойся, никто тебя кончать не собирается. Наоборот: теперь ты будешь знать многое из того, что никто, кроме меня и рядовых исполнителей, не знает, даже Умник. Ну, исполнители, сам понимаешь, не в счет, на то они и исполнители: сегодня они есть, завтра – увы… Так что – ты и я. Точка…