Текст книги "05-Мой престол - Небо (Дилогия)"
Автор книги: Сергей Абрамов
Соавторы: Артем Абрамов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 74 (всего у книги 76 страниц)
Иешуа подмигнул Петру: мол, все схвачено, Кифа, за все уплачено, я ситуацию под контролем зажал мертво.
И тогда Петр, чуть успокоившись, поспешил заметить остальных тринадцать тоже, кстати, до боли родных и знакомых. Мастера это были, коллеги по странствиям во времени – тринадцать штук ровно. Вот прямо вышли из кабинета Иешуа в стране Храм, вот прямо долетели до курортного местечка на берегу пролива Па-де-Кале, вот прямо переоделись в смокинги вечерние, двести франков в сутки прокат, и явились на бал. С перерывом на… на что?.. да на перерыв с перерывом. На перерыв, во время коего они дол-хны были прибыть к месту службы, то есть в Службу и прибыть, и терпеливо ожидать приказаний Большого Босса по имени Майкл Дэиис. А они – вон как, оказывается! – на бал… Очень, однако, приятно, давно не виделись, а где же девушка наша, где хорошая, где единственная?..
И других прекрасных дам на бал не пригласили, и столов в зале не накрыли, и не сновали мышами официанты, разнося гостям ледяное шампанское «Dom Perignon» в высоком хрустале на серебряных подносах, да и музыкантов с их занудными менуэтами куда-то засунули, скрыли от глаз – быть может, в другую комнату чли в другое измерение.
Ладно было Петру ерничать про себя, прикрывая не то чтобы стыдливое недоумение, а прямо целый ворох крутых непоняток, пленных целиком театральной от чугунных ворот до тонкого сукна прокатных смокингов – ситуацией в замке славных баронов евенкур, которую Иешуа мертво зажал под контролем.
Размышление не к месту и не ко времени: коли зажал – мертво, то как ей дальше развиваться?..
– Всем привет, – глупо сказал Петр, терпеливо дослушав аплодисменты.
Но ответа ни от кого не получил. Мастера как стояли так м продолжали стоять – молча и строго, всем своим гордым видом т начал, что пришли сюда не танцы устраивать и не икру с шамлан ским метать, а делать что-то важное – вроде очередного исполнения очередного же параграфа раритетного Кодекса собственной чести.
К слову, похоже было на то, только подходящий случаю параграф не вспоминался… Какому, кстати, случаю?..
И весь этот пафос многозначительности (или многозначительность пафоса…) – вкупе с пасущимися в парке ослами, грязным «роллс-ройсом» и ливрейным мажордомом – так не вязался с унылой обветшалостью бального зала локально знаменитого шато Левенкур, где в хрустальных люстрах не хватало электрических лампочек, что Петр нагло решил нарушить церемонию: пушечно чихнул, трубно высморкался в носовой платок, извлеченный из кармана смокинга, отодвинул тяжелую оконную штору и уселся на подоконник с ногами. Только тогда заметил, что впопыхах не сменил носки: из-под черных с шелковыми лампасами штанин выглядывали серые в стрелочку – бытовые. Позор-то какой, однако…
– Ну что, коллеги, так и будем молчать? – спросил он у Мастеров ритуала. Или помер кто? Или мы здесь пьеску из средневековой жизни репетируем? Так моя роль какая? Объяснил бы кто-нибудь, пожалел дурака…
«Слезь с окна, – услышал он Иешуа, – и встань рядом со всеми. Жди, не выступай зря… Да, ты прав – это спектакль. И ты в нем – только актер. Как и мы все. А какая у тебя роль?.. Ну, допустим, пудель Артемон из сказки… Вот только носки… ох, Кифа… спросонья ты их надел, что ли?..»
Про носки Петр пропустил мимо ушей, на пуделя не обиделся – лишь отметил, что Мессия, оказывается, когда-то ухитрился найти время, обнаружить книгу или файл в каком-нибудь сайге для детей – с какого глузду он в него залез? – и прочесть старую добрую, хотя и ворованную (сейчас скажут: remake, обычное дело…) сказку про золотой ключик. Диапазон интересов у него, однако… Соскочил с подоконника, послушно встал в толпу таким же многозначительным истуканом и запасся терпением ждать. Невесть чего. Явно – не Второго Пришествия, оно-то уже состоялось. Вот только прав пришедший: мир его не заметил, вернее, не сам мир – сильные мира сего (а они-то и есть этот мир!..) сделали вид, что никакого Пришествия нет и не было. Но будет, господа, не волнуйтесь, непременно будет, Книга Книг не врет. Надо только верить и ждать…
Книга Книг, к сожалению, слишком часто выдает желаемое за действительное, а действительное – за несуществующее. Или – в лучшем случае! – за несущественное. Это логично, поскольку она – книга, литература, а значит субъективна по определению. Но сказано в ней – у пророка Иакова: «Вера без дел мертва». Дела Мессии в двадцать втором веке должны были – как им самим задумывалось – оживить ее, умиравшую. Оживили? В чем-то, как-то где-то… Чуть-чуть – самая точная оценка. Чуть-чуть – это если в масштабе всей Земли. Но сказанное «чуть-чуть» – это только начало процесса. Смертельно больной не выздоравливает в секунду. Медицинские чудеса Иешуа в древней Иудее вряд ли даже сравнимы с чудом исцеления самой Веры, которую, как много раз повторялось, добивали веками. Но ведь оно заметно и невооруженным глазом – это «чуть-чуть»! Есть сделанное, есть делаемое… Как писал библейский Иоанн-богослов, весьма чтимый теми самыми сильными мира:
«Когда не верите Мне, верьте делам моим». Но одно дело чтить написанное, другое – признать рядом живущее. Мертвые не мешают, а живые то и дело путаются под ногами, лезут во все дыры со своим непременным: «Я знаю, как надо!»… А кому нужно чужое знание, когда собственное преотлично работает и, как в свое время утверждалось, «дает стране угля»? Никому не нужно. Поэтому всезнающих лучше всего убрать подальше, а в оптимальном варианте – не замечать. Собака лает, а караван идет…
Дэнис хотел стать самым сильным в этом мире, единственным, кто «знает, как надо» и может рулить. Кроме того, он единственный в среде сильных знал, что называющий себя Иисусом Христом в действительности им и является, знал и верил делам его – спасибо Иоанну за формулу. Поэтому он и хотел заполучить себе устройство с шильдиком «Мессия», которое сам заказал и дождался исполнения и прибытия заказа в срок. Одна беда: не по адресу устройство прибыло! Вот Дэнис его и не получил. Вот и остался сильным, да не самым. Выходит, просто сильные более правы: не замечать – оно как-то спокойнее…
Одно знал Петр: Дэнис не умел и не терпел проигрывать. А значит тишина в стране Храм – это не мир, а вынужденное перемирие.
Но и другое знал Петр: лишь единожды Иешуа отступил от мысленного: когда не удалось ему разрушить Храм в Иершалаиме – той страшной ночью во время Песаха. Но отступил, верну ся, ведомый Петром, к канонической версии – и выиграл.
Зато потом, перелопатив тысячи компьютерных «страниц» гоя дущей истории христианства, решил, что личный выигрыш его стал началом проигрыша Веры.
Сказано: «Поражен дух – кто может подкрепить его?» Второе Пришествие Мессии, пресловутое «чуть-чуть» – что с ним дальше станет, куда путь ляжет?.. Видел Петр, чувствовал-задумался Иешуа…
А Дэнис?.. Что Дэнис?.. Так, камень на том пути. Камни, как помнил Петр, для Иешуа – не помеха. Если они обнаружены опознаны и поняты. Как было на дороге в Иерусалим: ба-бах – и пополам камень. Дело техники…
Однако стоять истуканами – подобно ослам в парке – надоело изрядно. Хотелось действия, коли уж объявлен театр, и желательно сразу какого-нибудь третьего, финального, от кульминации – к развязке. Чтобы потом – рюмочку, чтобы потом – по бабам… Актеры – они ж как те же ослы: им простои не на пользу идут, резвость пропадает…
И ведь как вовремя пришло раздражение! Внутренний монолог завершен и занавес взлетел птицей чайкой светлой памяти Антона Павловича с Константином Сергеевичем. Мажордом у лестницы бухнул жезлом об пол и провозгласил очередной театральный текст театральным голосом:
– Его Высокохитрость, Главный Маршал Секретных Операций, Смотритель Мертвого Времени сэр Дэнис!
Ну фарс, ну комедия дель арте, ну прямо волосы на руках от стыда дыбом встают…
А и напрасно – дыбом.
В зале – из глубин лестничного парадного пролета – возник Майкл Дэнис: в смокинге, в черной бабочке, как и все приглашенные на этот бал или шабаш, с дежурной светской улыбкой на тонких губах. Встал рядом с ливрейным объявлялой, огляделся и – улыбка сползла с лица.
– Опаздываете, Инспектор, – сказал Иешуа. – Несолидно для смотрителя времени. Или оно для вас настолько мертво, что вы его просто не замечаете?.. Однако прочь упреки! Все в сборе. Можно начинать…
ЭПИЗОД – 11
ФРАНЦИЯ, ЛЕ-ТУКЕ-ПАРИ-ПЛЯЖ, 2160 год от Р.Х., месяц май; ИУДЕЯ, ИЕРШАЛАИМ, 28 год от Р.Х., месяц Сиван
(Продолжение)
Иешуа хлопнула ладоши, и опять заиграли невидимые музыканты. Вальс они заиграли. Шопена. Это так Петру хотелось – чтоб музыканты. А на самом деле скорее всего никаких музыкантов в этом драном шато не было, никто их не нанимал, да и где найдешь пристойный (а судя по исполнению, – вполне, вполне…) камерный оркестр в северной европейской глуши в разгар очередного циклона с Атлантики, принесшего холод в и без того нежаркий в Нормандии май, когда кругом – ни туриста, ни курортника, даже выносливые гольфисты предпочли расчехлить свои клюшки где-нибудь в Коста-дель-Соль в Испании или на Кот-д'Азуре во Франции? Нет их здесь, а значит, музыка – обыкновенная цифровая запись, которая, кстати, вполне может включаться по хлопку ладоней.
Что придумал Иешуа? Может, помимо сказки про Буратино и золотой ключик, он нашел в сети все еще живой и волнующий роман про Мастера и Дьявола, про Прекрасную Даму и ее любовь к Мастеру, про Иешуа из Назарета и пятого прокуратора Иудеи всадника Пилата в белом плаще с кровавым подбоем? Скорее всего нашел: любопытство постоянно заставляло его читать все о себе, все исторические, псевдоисторические и просто литературные выдумки-версии об Иисусе Христе. И что же, его так поразило описание в том романе виртуального бала мертвецов, устроенного Дьяволом?.. Помилуйте, но в литературном оригинале все было несравненно изящней, богаче, фантастичней… Да просто-напросто интересней и с куда большей выдумкой! А здесь…
А здесь звучал бессмертный вальс, означая открытие бала и ич незамеченных Петром двойных дверей – там, в дальнем конце зала за красными бархатными гардинами, – вплывала королева бала в длинном, до полу, платье с пышным жестким кринолином, с глубоко открытой грудью, украшенной наверно бриллиантовым – уж так оно сверкало! – колье, с высокой прической, убранной наверно жемчужными уж так они белели! – нитями… Она плыла по паркету – мимо статуей окаменевшего мажордома, мимо Дэниса, тоже сейчас косящего под истукана – от изумления, разумеется, которое прямо-таки читалось на его истуканьей роже, – плыла к Мессии, стоящему чуть впереди команды Мастеров, которым – заметил Петр – все происходящее тоже было внове. Иешуа сделал шаг ей навстречу, она присела перед ним, придерживая пальцами края кринолина, склонила головку с тяжеленным шиньоном.
– Я готова. Учитель.
Надо ли говорить, что королевой бала Иешуа назначил девушку Мари, или девушку Анну, – кому как привычнее. И девушка Мари, то есть Анна, прекрасно чувствовала себя в новой роли. Но где же хозяева, вдруг озадачился Петр, где же славные бароны Левенкур, которые и устраивают этот вечер?
«Они, увы, в отъезде, – услышал Петр мысль Иешуа. – Но здесь – их дочь».
«Кто?» – удивился Петр.
Никакой дочери он здесь не наблюдал.
«Анна», – ответил Иешуа.
«Анна – дочь Девенкуров? Она же – Ветемаа…»
«Ошибка юности. Студенческий брак».
«Так этот дом – ее?»
«Она здесь родилась и выросла».
«Постой… Я ничего не понимаю… А как сюда попали Мастера?.. Зачем здесь Дэнис?..»
«Мастера? Не знаю. Поездом. Самолетом. Кто как… А Дэнис. – Дэнис, Кифа, примчался сюда на том „роллс-ройсе“, что ты, наверно, заметил у дома. Прямым ходом – из Довиля, благо недалеко».
«Примчался?»
«Это не фигура речи. Как бы поступил ты, если тебя вызывает агент больше месяца не выходящий на связь? Исчезла – и вот она, появилась. И не где-то в Африке, а рядом…»
«Пожалуй, я бы поспешил», – согласился Петр.
«У вас обоих – нормальные человеческие реакции».
«А что ты задумал?»
«Я?.. – Ну прямо сама невинность. – Окстись, Кифа, я здесь – кой же гость».
«Не врал бы ты своим ребятам… Не хочешь – не говори. Я не рдый, подожду… Да, а кто прискакал на тех осликах, что пасутся в парке?»
«Никто. До них еще дойдет черед. Не спеши. Ты же обещал подождать…»
Итак, спектакль. Очень хотелось проявить занудность и выяснить: каковы роли у остальных Мастеров, если Петру уготована – пуделя Артемона. Насколько он помнил сказку, граф Толстой большой массовки там не собрал. Всем присутствующим ролей не хватит. И пора бы, в конце концов, определиться, что ставим: дьявольский бал Маргариты или вскрытие нарисованного очага взбунтовавшимися куклами?
«Ни то и ни другое, Кифа. Про пуделя я просто пошутил, извини. И верно неудачно… А спектакль… У него нет названия. Но есть декорации: парк, дом, небо над парком, мокрый от близкого моря воздух… Есть состояние: ностальгия об ушедшем детстве. Есть, наконец, тема: прощание…»
«Декорации – да, вижу, ощущаю. Состояние… Значит, это спектакль для Анны?»
«Для Мари. Ей захотелось, чтоб все было – так…»
«Ты выполняешь ее желания? Анна того, по-твоему, заслужила?»
«Анны больше нет, Кифа. Мы убили ее – там, в штабе, в моем кабинете…»
«Я считал, что мы убили как раз Мари…»
«Мари с нами, Кифа».
«С тобой».
«С нами. Яне имею в виду тебя или твоих собратьев по ремеслу».
«А кого?»
«Меня и Дэниса».
«Уж для него-то она точно – Анна…»
«Анна – предчувствие победы. Мари – боль поражения. Ему сейчас больно, Кифа, а будет еще больнее».
«И все это – Мари?»
«И я…»
«А мы зачем?»
«Ты опять спешишь, сбивая ноги… А впрочем, будь по-твоему —, пора…»
И он опять хлопнул в ладоши.
Весь этот длинный и странный диалог занял едва ли несколько секунд реального времени. Анна-Мари еще только поднималась с поклона, Дэнис еще не оправился от нежданного подарка – увидеть своего агента, к которому так поспешал, в компании врага – раз, непослушного подчиненного Мастера – два и послушных подчиненных Мастеров – три. И мажордом еще лишь приподнял свой жезл для очередного удара об пол, а значит – очередного объявления…
И оно прозвучало – после хлопка Иешуа:
– Ее Высокая Милость Баронесса Левенкур! – и ба-бах жезлом. Анна поплыла к Дэнису, покачивая кринолином, протянула ему руку, сказала просто:
– Я хочу вас помирить, шеф.
И старый прожженный крокодил Дэнис клюнул на эту детскую – а какую же еще в доме детства? – простоту, принял руку и дрессированно последовал за ней – к Мастерам. К Петру. И даже не спросил, с кем она хочет его помирить.
Петр слышал его смятенье, его неуверенность, его растерянность – чувства столь далекие от Дэниса, что Петру стало жутковато: железный начальник-то, оказывается, мог быть слабым. И перед кем – перед обыкновенными подчиненными, хоть послушными, хоть непослушными! Ему бы гаркнуть сейчас по обыкновению: «Разгоню паразитов, к такой-то матери, туда-то и туда-то!» – с указанием конкретных адресов, а он ножонками перебирает, ручонку воспитаннице доверчиво отдал…
А она подвела его именно к Петру – к первому.
Объявила:
– Это Мастер Петр, шеф. Вы должны его помнить… И Дэнис кивнул послушно: мол, как же, как же, помню Мастера, хороший Мастер, талантливый… Промелькнуло секундно: только чужой, чужой… Промелькнуло и исчезло. Петр не услышал ничего слышно не было, – а понял, что Дэнис находится под чьим-то сильным давлением, мозг его в данную минуту несамостоятелен. Под чьим давлением? Ответ прост: вон оно, влияние, стоит в сторонке, смотрит на происходящее без улыбки…
Значит, Дэнис нужен в роли ведомого, максимально лишенног самостоятельности, так? Похоже, что так. Все рядом с Иешуа – ведомые, но никто не потерял своего «я». Зачем Иешуа нужен подавленный или вообще отключенный враг? Это даже не игра кошки с мышью. Мышь – дохлая, на кой черт она кошке? «Он не отключен, Кифа. Он сам не справился с тем, что увидел, я лишь чуть-чуть дожал. Если хочешь – обезболил ситуацию. Это не надолго. Он постепенно придет в себя, а сил у него – еще на троих хватит, ты знаешь».
«Они ему понадобятся?»
«Обязательно. Мне не нужен слабый партнер».
«Партнер?»
«Ведь это лучше, чем враг, согласись…»
Петр согласился. Хотя не понял юмора, как говорит не раз цитируемый Латынин. Если врага можно уничтожить, зачем превращать его в партнера? Обычная житейская логика: одним врагом меньше – дышать легче. А у Иешуа логика необычная. Понять бы… Увы, Петр, как и всегда в последнее время, не могслышать друга, даже не пытался.
А Анна в это время вела Дэниса вдоль ряда Мастеров, и Петр явственно ловил их тотальное непонимание происходящего. Непонимание – это точно, но и покорность: кто-то что-то знает лучше и больше их, кто-то что-то может лучше их; логичный для Мастера вывод – ждать и не трепыхаться попусту. Иначе: ловить момент. Петр ощутил в себе мстительное удовлетворение: не он один здесь – лох лохом, вся их команда – из той же категории…
Анна закончила обход приглашенных, остановилась, отпустила руку Дэниса музыка стихла – и начала речь:
– Господа, я пригласила вас сегодня в свой дом, чтобы попрощаться. Получается так, что вряд ли мы увидимся когда-либо еще… Вы скажете – вы, господа Мастера! – что мы с вами и прежде не виделись, что я была каким-то секретным, ни с кем не знакомым Мастером-пятнадцать в Службе, которую возглавляет мистер Дэнис. Не моя в том вина, поверьте! Сама-то я очень много знала о каждом из вас, потому что жизнь каждого – это легенда, авантюрный роман, фантастическая повесть, учебник истории, уж не соображу, что еще добавить. И я читала и перечитывала ваши романы, повести, учебники и завидовала вам и мечтала, что когда-то и мне будет дано начать свою жизнь во Времени. Не получилось… Я встретила мистера Иешуа, и встреча эта сломала мои планы. К частью…
И в этот момент Петр поймал четкое, прорвавшееся сквозь давиловку Иешуа, с оттенком паники изумление Дэниса: «Она ничего не помнит!..» Ас разведки не знал, получается, о том, что произошло в стране Храм. Ни о суде Мастеров, ни о процедуре умерщвления матрицы, ни тем более о вмешательстве Иешуа в эту процедуру, вмешательстве, которое и сделало женщину счастливо не помнящей если слово «счастье» уместно здесь… А почему нет? Уместно, ибо Петр видел Анну-Мари сейчас – знакомую и вовсе незнаемую прежде. Мягче, что ли, женственней, спокойней… В той, прежней, слишком тверд был некий внутренний стержень, который не умел гнуться… А Дэнис – в панике. Он мчался на встречу с лучшим своим агентом, а попал на прощанье со счастливой женщиной. Экая нестыковка желаемого и действительного! Бедный Дэнис! Мало ему нежданных впечатлений – еще и Иещуа его «придавил», а попросту говоря, блокировал. Чтоб не выступал зря, а вел себя паинькой. Он и ведет…
И Иешуа его в какие-то партнеры взять хочет…
А Анна продолжала:
– Я благодарна вам всем за то, что вы приехали в мой дом… сама давно не была в нем, я виновата перед ним. Я попросила Мессию устроить мне праздник, и он согласился…
«Ты, оказывается, специалист по устройству праздников?» – мысль Петра несла в себе немалую долю ехидства.
«Я специалист по устройству чудес», – ответил Иешуа.
«Решил вспомнить специальность?»
«Я ее не забывал. Сегодня ты станешь свидетелем большого чуда, Кифа».
«С чего бы вдруг?»
«Не вдруг…»
– И если вы не против поучаствовать в празднике, давайте начнем. – Мари обратилась к Иешуа: – Можно уже. Учитель?
– Самое время, – ответил Иешуа.
И все исчезло. Стены, музыка, парк, Франция, дурная погода. Вся компания стояла посреди пустыни. Светло-бежевой, бескрайней, продутой жарким ветром, который гнал песок по застывшей корке песка же. Впрочем, была и травка, сгоревшая за лето, выцветшая, но не погибшая, потому что – заметил Петр неподалеку, в километре всего, тянулась по склону огромной песчаной горы зеленая линия кустов, отмечающая ход водовода – древнего, еще со времен Христа сохранившегося.
Петр узнал место. Дорога из Иерусалима на север – мимо Иерихона. Еще километров семь-восемь – и долина Иордана, вода, жизнь. Сколько хожено этим путем!
«Не хочешь повторить его?» – это был Иешуа.
«Такое ощущение, что ты не забрал меня из первого века», – ответил Петр.
«Я вернул тебя в него».
«То есть… мы в броске?!»
«Мы дома… – мягко поправил Иешуа. – Каждый из нас по-своему дома. Обернись».
Петр обернулся и увидел дом баронов Левенкур. Он стоял посреди пустыни старый, с увитыми французским плющом стенами, с черепичной крышей, с флюгером на башенке, так стоял, будто врос в эту песчаную землю первого века. А неподалеку сбились в кучу испуганные ослики, тревожно трясли головами, не понимая, куда они попали из привычного климата и с привычной сочной травы.
«Это иллюзия, Иешуа?»
«Нет, Кифа, это бросок».
«А дом? Животные?»
«Просто нужно чуть больше усилий».
«Это и есть твое чудо?»
«Это дорога в него…»
И опять – тишина. Только ветер гнал песок по песку.
– Где мы? – спросил Мастер-один Уве Онтонен, повторяя вопросы Петра. – Это иллюзия?
– Все самое настоящее, – засмеялась Анна-Мари. – Можете зайти в дом. Там уже подают шампанское и можно танцевать.
– Где мы? – повторил вопрос Уве.
– В броске. Мастер, – ответил Иешуа. – Это первый век, Иудея, уже смеркается. Мы сейчас сядем на ослов и поедем в великий город Иершалаим, в котором никто из вас, кроме Петра, не бывал. Даже Дэнис, хотя, думаю, он досконально изучил его с помощью своих «глаз» и «ушей»… Впрочем, кто не хочет в город, может подождать дома. Мари не договаривает: там не только шампанское, там еще и хороший ужин.
– Как мы здесь оказались? – В общем-то этот вопрос с разными вариациями задали сразу трое – хором: Вик Сендерс, Мастер-девять, Пьер Тамдю, Мастер-четыре, и Крис Вуд, Мастер-семь. Получилось не очень складно, но смысл понятен.
Петр опередил Иешуа.
– Мессия может перемещаться во времени без помощи тайм-капсул или иных устройств, – стараясь помягче, объяснил он Мастерам абсолютно для них фантастическую и вообще неприемлемую суть явления телепортации во времени. Уж на что Мастера – битые-пеперебитые волки, повидавшие и пережившие такое, что иным простым смертным и не снится, но они не существовали никогда рядом с явлением по имени Мессия, а значит, не волки они никакие, а детишки неразумные. Присутствие Иешуа на суде Мастеров – не в счет: Мастера остались уверенными, что все сделали сами… – И не говорите мне, что такого быть не может, продолжил он свой ликбез. – Еще как может. Я это на себе испытал, когда он вытащил меня домой из первого века. А потом, кстати, и вас всех… Только для вас он включил тайм-капсулы – это чтоб привычнее возвращение выглядело, без мистики… А про то, что он с такой же легкостью двигает из века в век дома и животных – это, коллеги, и для меня новость. Хотя я-то привык: в любой момент жду любого представимого чуда. И непредставимого тоже…
Пока Петр объяснял собратьям по ремеслу разницу между иллюзией театрально-цирковой и чудом материальным, Иешуа и Анна-Мари неспешно отправились к осликам, ведя под руки все еще прибабахнутого Дэниса. Видать, Иешуа здраво рассудил: Мастера – ребята сообразительные, не поймут, так поверят глазам своим и не захотят оставаться ночью пусть и в обжитом доме с шампанским, ужином и танцами, но все ж посреди пустыни первого века. Мало ли что… Стало быть, догонят.
И ведь догнали. И дружно взгромоздились на местный четы-рехногий транспорт. И поехали не торопясь: ослы вообще спешить не умеют…
«Как себя чувствуешь, Кифа? – услышал Петр. – Ты вернулся домой, хотя и не гадал о том. Может, пойдешь в общину? Тебя еще не забыли…»
«Не время для шуток, Иешуа. Меня ждет страна Храм. Там – моя община».
«Убедил. И я рад, что ты вернешься в Храм».
«Если можно, с тобою вместе».
«Вряд ли… Не спеши с вопросами, как обычно. У меня будет время все тебе объяснить. А сейчас как раз – время для шуток. Точнее – для праздника…»
Так, не торопясь, уже пробираясь сквозь ночь, как всегда внезапно свалившуюся на эту землю, добрались до северных ворот Иерусалима, спешились, привязали осликов к редким деревьям. Уж никаким себя романтиком не считал Петр, а все-таки сжимался какой-то комочек внутри, какой-то до сих пор не объясненный наукой комочек возник где-то в районе диафрагмы и как будто вытягивал отовсюду спрятанные струночки – даже мурашки по коже. Сколько прошло с тех пор, как Иешуа забрал Петра в будущее? Черт-те сколько! Вечность, кажется… Забыто все, похоронено под грузом новых дел, забот, проблем… Петр, помнится, хотел, вернувшись в двадцать второй, прилететь в Иерусалим, походить по старому городу, поискать собственные следы; Не получилось. А вот то, о чем и не помышлял – вернуться на эти следы! – легко! Только зачем? Не его это праздник… Хорошее отношение Иешуа к прощенной Мари оборачивалось для Петра ненужными воспоминаниями, так сказать – оживлением миражей. Хотя Мастера явно заинтересованы: вон как заторопились прочь с экипажей…
«Мы же все – в смокингах, Иешуа! Нет, горожане точно сойдут с ума».
«Они все спят, Кифа. А потом, мифом больше, мифом меньше – кто считает? На ход Истории наши смокинги вряд ли повлияют…»
Он был прав. Ничего на ее ход не влияет. Она сама его, ход свой, славно корректирует и мчится вперед на всех парах…
А Иерусалим, Иершалаим, Великий Город и вправду спал уже. Пусты улицы, нет света в домах. А запахи-то, запахи, с ума сойти! Забыл Петр прошлое – не вообще прошлое, а свое собственное, огромный кус жизни, а он – вот он, жив как ни в чем не бывало, ждет Петра домой.
Домой… Слово-ключ?.. Иешуа сказал: «Мы дома». Прав был: дом это. Как ни поверни – родной…
А неподалеку и есть родной! Двадцать минут ходу – и Нижний город, дом Петра, подвал с нишей для тайм-капсулы, в которой, не исключено, так и хранится, прижатое камнем, прощальное письмо Иешуа…
«Ко мне, Иешуа?»
«Сначала – к тебе. Пусть гости переведут дыхание. А потом – в Храм».
«Вот там-то не спят!..»
«Я же сказал: чудом больше…»
Через полчаса все они уже сидели за накрытыми (опять Иешуа заранее все устроил!..) столами, вернее, не сидели, а, как принято в Иудее, полулежали на кушеточках и вкушали (именно это слово!..) нехитрые, но так волнующе исторические яства – жареную баранину, зелень, спелые фрукты, – заливая все это добрьм галилейским вином. Мастера легко раскрепостились, оттаяли, вошли в нормальное свое состояние – даром что нечасто встречались друг с другом, а уж чтоб всем вместе собраться – это только Иешуа и смог сотворить Тоже чудо в своем роде… А обсудить им, профессионалам, было что и овеществленная способность человека уходить в бросок без помощи всяких технических приспособлений, и возможность телетранспоп-тировки во времени больших объемов вещества типа дома, да и просто радость от нежданного чуда – оказаться в первом веке, где никто из них, кроме Петра, не бывал – не дотягивался.
Иешуа охотно объяснял все, что умел объяснить, а Мастера – люди прагматичные, – легко отбросив бытовые понятия «верю – не верю», вытаскивали из него не слишком ясное «знаю». Что знал то не скрывал.
Мари, похоже, сразу освоилась в доме Петра, хотя и странновато смотрелась в кринолине на мраморной лавке за мраморным столом да еще когда каменный потолок прямо-таки нависал над ее высоченной башней из волос. Впрочем, мужики в смокингах здесь тоже смотрелись странно – словно вся топ-компания взялась из какого-то супер-дупер-фантастического фильма про далекое даже для Мастеров будущее, где легко собраться на бал в жутко старинном, но славно сохранившемся замке французских баронов и так же легко по мимолетной прихоти всей компанией перенестись оттуда на пару тысяч лет назад – в несохранившийся дом богатого иудейского горожанина: винца попить галилейского.
Иешуа был прав: требовался этот час, чтобы привести в нормальное состояние не очень близких друг другу людей, вернуть им исчезнувшую было коммуникабельность, да и обещание выполнить: шампанским пригрозил, ужин посулил, из шато Левенкур выдернул (хотя и само шато с собой прихватил) – так вот вам ужин, вот вам шампанское. В смысле – красно amp; сухое с Голанских высот.
«Что Мари для тебя, Иешуа?» – рискнул спросить Петр.
Тот нежданно легко откликнулся:
«Друг, Кифа. Друг, которому нужен не Мессия, не пророк и чудотворец, не спаситель мира от того-сего, пятого-десятого, а просто человек. Который, знаешь ли, живой. Устает, расстраивается, обижается… У вас, русских, есть смешное выражение: „поплакать в жилетку“. Иногда это нужно – поплакать. „Сеявшие со слезами, будут пожинать с радостью“… А еще живой человек умеет просто радоваться: не победе над темными силами, а хорошей погоде, к установлению которой он не имеет никакого отношения, солнышку, теплому морю и горячему песку. Да мало ли чему?.. Но у вас нет выражения „посмеяться в жилетку“…»
«Смеются в голос, а не украдкой, Иешуа… Но помнишь ли ты, мой товарищ и соратник, что Мари – женщина?.. Ведь когда мужчина плачет в жилетку женщине это больше, чем дружба… Но тогда вопрос: вероятно ли такое чувство к женщине, которая пришла к мужчине, чтобы предать его?»
«Пришла, чтобы предать… Знаешь, Кифа, важно не то, с чем пришла, а то, с чем осталась – придя…»
«Я не узнаю тебя, Машиах…»
«Я слишком долго жил только ради Веры, ради идеи и не замечал жизнь вокруг себя. Потом я решил идею применить к жизни вокруг, но она, идея, оказалась… нет, не ненужной… скорее, отторгнутой этой жизнью. Как розе требуется одна почва, а кактусу – совсем другая, так моей – подчеркиваю: моей, мною взлелеянной! – идее Бога земная почва оказалась непригодной».
«Но не ты, а Бог дал эту Веру нашей земле – со всеми ее почвами! Что ж, выходит. Он ошибся?.. Тогда почему ты, смертный, берешь на себя ошибку Всевышнего?»
«А сли это была не ошибка? Если Он сделал это сознательно?.. Идея соединить несоединимое – она, знаешь ли, двигала многими большими умами. И кое у кого получалось…»
«А у Бога, значит, не получилось…»
«Еще не получилось…» – Слово «еще» прямо-таки вспыхнуло в голове Петра.
«А когда…»
«Один Бог знает, – перебил Петра Иешуа. – Наш спор схоластичен, Кифа. Давай закончим его. У меня нет времени ждать, пока у Господа свершится задуманное. И потом: что именно из задуманного? Если говорить словами Книги, то человечество погрязло в грехе и продолжает тонуть в нем. А если по-современному: процесс распада необратим. Что в конце?.. Помнишь в Откровении Иоанна Богослова – не нашего, того, кто взял его имя! – сказано о семи Ангелах: „Идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю“. Чаши гнева, чаши ярости Его этого ли мне ждать? Или по-другому: это ли мне пытаться предотвратить? Я не Бог, Кифа, я тысячу раз твердил это, и я не могу, не умею соперничать с ним. Но я могу и умею не позволить пролиться этим чашам там, где они еще не предсказаны…»
