Текст книги "05-Мой престол - Небо (Дилогия)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Артем Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 76 страниц)

Он начинал потихоньку, но неуклонно уставать от окружающего мира, который явно – если прибегнуть к определению Шекспира в переводе Пастернака – вывихнул сустав.

– Любопытно? – Латынину палец в рот тоже класть не стоило. – Узнавайте, прошу вас: они ничего не показывают. Все – на нуле.

– То есть? – не врубился Петр.

– А то и есть, что вокруг нас не осталось ничего. Пустота. Никаких полей, никаких волн. Ни электромагнитных, ни радио, ни телесигналов, ни световых излучений… Радио молчит, телеэкраны темны, ну, электричества как не было, так и нет…

Петр быстро взглянул на мониторы: они были черным-черны. Операторы, отвернувшись от экранов, молча смотрели на Петра.

– А наши собственные генераторы? – растерянно – вот уж несвойственное Петру чувство! – спросил он.

– Отключились и не врубаются.

Отодвинув рукой Латынина, Петр рванул обратно в приемную, раздвинул шторы гигантского окна, ведущего на центральную площадь страны Храм. Все было как обычно: люди, машины, собаки.

«Всюду жизнь».

– А это как же?.. – Петр ткнул пальцем в стекло, чуть не сломав палец, обернулся к Латынину.

– Там все в полном порядке. А мы – заперты.

– Что значит – заперты?

– Запирать, закрывать, замыкать… – Латынин не выдержал изначально заданного ироничного тона, сорвался на крик: – Двери не открываются, шеф, неужто не ясно?! Все, на хрен, заблокировано, весь наш дом. Даже проход в Собор заблокирован: туристы с улицы прут туда, а мы – не моги. Кто-то превратил здание штаба в кутузку. В слепую, глухую… Только и можно, что дышать. Хотя надолго ли? Окна не открываются и не бьются, кондиционеры не работают… Мы в тюрьме, шеф. Зачем, не знаете?..

Петр медленно-медленно осмысливал сказанное – как выплывал с глубины на поверхность. На поверхности было странновато.

– А бури не ожидается? Ты у метеорологов не узнавал? – спросил.

– У метеорологов бури никто не ждет. Но если волновой вакуум считать бурей, то она – тут как тут, – серьезно ответил Латынин.

– А где Иешуа?

– Ищут, – сказал Латынин.

– Что значит – ищут?

– Он исчез…

ДЕЙСТВИЕ – 2
ЭПИЗОД – 10
КОНГО, КИНШАСА, 2160 год от Р.Х., месяц май
(Продолжение)

В одном давнем-предавнем, еще даже черно-белом movie из прошлой жизни милых сердцу Петра москвичей в любимом им двадцатом веке, в movie, виденном Петром, кстати, в том же самом веке, в ветхозаветном кинотеатре, – а где, любопытно, нынче можно увидеть плоское черно-белое movie, если не в музее кино? – во время одного из его коротких бросков в семидесятые годы, некий персонаж с экрана склочно орал другому: «Твой дом – тюрьма!» Вспомнившаяся к месту и ко времени милая цитатка эта отнюдь не рассмешила Петра, не улучшила его поганое настроение, пога-ность коего была еще и усугублена паническим сообщением Латынина. Факты, реплики, поначалу случайные и разрозненные, на которые в обычное время и внимания-то не обратил бы, сейчас выстраивались в прочную на вид и стройную цепочку. «Будет буря!» Это спокойно сказал Иешуа. «Ищите причину в Храме!» Это обронила, теряя сознание, Клэр.

«Мы заперты! Мы в тюрьме!» Это как раз с надрывом проорал Латынин.

И что бы сие значило – все вместе сложенное?..

Подождем пока с выводами, решил для себя Петр, любые из них могут оказаться ошибочными, особенно сразу напрашивающийся – Дэнис. Клэр предложила невероятное: искать причину внутри Храма, а не за его пределами. А почему, спрашивается, невероятное? Бандитская разборка, спровоцированная трижды проверенным, просчитанным, просвеченным сотрудником Службы безопасности, службы самого мистера Оруэлла, разве не говорит в поддержку версии Клэр? Ответ: говорит, но исчезновение из Храма означенного сотрудника через сине-серое пятно нуль-перехода четко указывает на Дэниса. Пятно – это только и именно Дэнис, Петр лично в том убедился. Так что одно другому не противоречит: причина в Храме, а корни ее-в остатках Службы Времени, которые никак не отомрут, а напротив – активны до омерзения. Иначе и здесь – опять Дэнис, все-таки Дэнис… Да и смешно было бы предполагать для себя иного – столь же могущественного противника. Такие противники вдруг не возникают, они зреют и совершенствуются вместе с объектом их интереса…

Правда, есть здесь нечто плохо понимаемое. Если все предыдущие акции оного противника имели в итоге более-менее логичное объяснение – зачем, для чего, с какой локальной целью, – то отключение штаба от внешнего мира пока подчеркнем: пока! – логичных объяснений не подает. Зачем? Для чего? С какой локальной целью?.. Ответ-то в заначке лежит, но уж больно он смахивает на методы не мощной группировки с огромным научно-техническим потенциалом, а на примеры примитивных бандитских разборок. Надеть на голову клиента мусорный пластиковый мешок, подождать, пока он, то есть клиент, начнет задыхаться, снять мешок, спросить: сдаешься, болезный? – и, в зависимости от реакции, либо помиловать и подчинить, либо продолжить процесс удушения – до естественного финала. Вариант – опускание клиента головой в воду, подвешивание за ноги на высоте небоскреб-ной крыши, или потехничнее: ток, лазер, СВЧ-излучение, но схема та же.

Непохоже на Дэниса: он умнее, тоньше, дальновиднее, и, повторим, научно-технические средства позволяют ему штучки поистине фантастические. Зачем ему мусорный мешок? Это для него низко…

И еще: где Иешуа?

Запертые двери и отсутствие любого вида энергии – пока переживем, а вот Мессию надо искать. Если Дэнис под шумок ухитрился его выкрасть… то что?.. То ничего!.. Никакой научно-технический потенциал врага не заставит Иешуа подчиниться этому врагу. Во-первых, он сам – научно-технический потенциал высшего порядка: попробуй – перешиби! Во-вторых, он уже один раз умирал. Что из этого вышло для тех, кто его гнобил, известно. Две тысячи лет расхлебываем… И потом, если бы Иешуа изъяли из крохотной, но милой сердцу страны, на кой хрен Дэнису запирать в штабе в сравнении с его силами в Европе! – людей мистера Оруэлла и сильных духом, но слабых телом учеников Мессии, покинувшего эту страну? Если только из вредности, если только из детского чувства мстительности, а оными пороками великий Дэнис не страдает, он куда выше их, Петр сие знает преотлично. Значит, Иешуа – где-то здесь.

А если он где-то здесь, то почему его нигде нет?

Простенький и опять малообъяснимый вывод: ему это нужно, ему. Вопрос «зачем?» можно не задавать, без Иешуа на него не ответить, как ни старайся: логика Учителя необъяснима даже су-перпродвинутому Петру, а что говорить об остальных?

Слишком часто, пугающе часто всплывает термин «необъяснимость»…

Петр хотел было вызвать по рации Латынина и Круза, да вовремя вспомнил, что теперь радиоволны здесь не распространяются и не генерируются, вопреки всем законам древней науки физики. Пришлось отправляться на поиски самому.

Латынин оказался на удивление рядом – сам шел к Петру, встретились в дверях.

– Нашли Учителя? – спросил Петр.

– Нет, – коротко ответил Латынин, оглянулся на входящего Круза: – Что с выходами из штаба, господин капитан?

– По-прежнему. – Круз тоже был лаконичен. – Мы – в закрученной консервной банке. В общей сложности нас здесь – около полутыщи персон. Если никто снаружи не подберет к нам крепкого консервного ножа, мы неторопливо задохнемся часа через два.

Неторопливо и оттого мучительно.

– Где вы искали Учителя? – Петр пока не стал цепляться за информацию Круза, он двадцать седьмым – или какое оно у него было по счету? – чувством цеплял, что найди они Иешуа – и половина вопросов, если не все сразу, получат ответы. – Где именно? Перечислить!

Латынин нехорошо усмехнулся.

– Легче перечислить, где не искали. Список куда короче получится. Всего две позиции: энергоагрегатная и зал компьютерных блоков. И там и там можно только протиснуться между железками, даже стоять тесно… Впрочем… – Он обратился к проходящему по коридору охраннику: – Передайте, чтобы проверили электроагрегатную и машинный зал… – Глянул на Петра, добавил любимое выражение шефа: – Мухой!.. – Сказал улыбаясь: – Подождем. Только, думаю, и там выпадет дупель-пусто. Если уж Главный Босс замыслил исчезнуть, найти его нам, простым младшим черпальщикам, вряд ли возможно.

– С чего вы взяли, капитан, что он исчез сам? – Петр не стал задерживаться на показном самоуничижении Латынина: он, видете ли, – простой черпальщик. Младший…

– А с того, что умыкнуть босса силой еще менее возможно… Да вы же сами, сэр, точно так же думаете, уж вы-то Учителя знаете, как родного…

Латынина отвлек готовый рапортовать охранник:

– Ваш приказ передал, капитан, они говорят, что уже искали там… Никого.

– Продолжать планомерные поиски поэтапно: с начала и до посинения. Спасибо, идите… Ну вот, я прав: дупель-пусто… Я бы – если кому-то интересно мнение младшего Черпальщика – посидел и подождал.

– Чего ждать? – спросил Круз.

У них с Латыниным с первых же дней в стране Храм возникло нечто вроде внутренней конкуренции за право быть правым, позволил себе Петр этакий тавтологический оборот. Иногда правым оказывался Круз, другой раз – Латынин, а у общем, вся эта сорев-новаловка привела к не очень уместной для общего быта постоянно тлеющей неприязни друг к другу. Не вражды, нет, но именно легкой неприязни, которая выливалась в мелкие подколки, летучие перебранки, не приводящие пока, к счастью, к открытым ссорам. Именно поэтому Петр не встревал, считая ситуацию пусть и мешающей общему быту, зато полезной для общего дела. Их с Петром общего дела. Сопливые дружбы между двумя соревнующимися, считал Петр, придумали скверные романиста. Желание быть первым всегда мешало любым дружеским чувствам, но всегда же подстегивало результаты. Петру важны были результаты. Дружба – это по части Иешуа, а он, как нц странно, тоже по сему поводу пока не возникал.

Итак, Латынин считал, что исчезновение Мессии – дело рук самого Мессии. Что ж, здраво, здраво. Зачем ему исчезать, если это и впрямь его умысел – тут можно не стараться, не искать ответа: понять Иешуа – особенно в последние нервные месяцы! – задачка для особо продвинутых. Но если Исчезновение, то куда?.. Это был, в принципе, решаемый вопрос.

– А где все остальные? – спросил Петр.

– Крис с командой – на воле, – наконец-то соизволил улыбнуться мрачный Латынин. – Иоанн с отцами – тоже. Им хорошо, хотя не думаю, что они не хотели бы очутиться вместе с нами… Мари и Соледад – в апартаментах Учителя. Они сразу – как вы, сэр, приказали – побежали за ним, но, увы, не поймали, не успели… Клэр – в больнице, я связывался с врачами, она уже пришла в сознание, но пока чувствует себя не очень… Ну а мы с майором – вот они мы. У меня все, – поставил точку.

– А что Мари и Соледад делают в апартаментах Учителя?

– Не знаю, – пожал плечами Латынин, – я там не был. Мне доложили…

– Плохо, – поморщился Петр. – Стыдно! – И перешел на русский. В Храме знали, что мистер Оруэлл хорошо владеет славянскими языками. – «Я не знаю» ответ штафирки. Не ожидал от вас, недоумеваю… Считайте, что получили выговор, капитан. А теперь – за мной. Хочу посмотреть, чем можно заниматься в апартаментах шефа в его отсутствие.

Жилье Иешуа в здании штаба высоко звалось апартаментами, а на самом деле являлось обыкновенным рабочим кабинетом Иешуа, где о функции жилья слегка напоминал только неширокий диван, на котором Учитель иной раз ночевал. Остальное было именно от кабинета – стол, кресло у стола, еще два – напротив: больше двух-трех человек Иешуа не приглашал к себе, предпочитая встречаться даже с учениками – в Храме или в зале, где принимались важные гости. И еще, напомним, кабинет, – как и комнатка под кабинетом, – был экранирован спецами Петра от любой прослушки… Черный полированный стол с компом, с переговорным и видеопультом был для него чем-то чужим – из другого мира, из другого общества, хотя и компом и пультом он часто пользовался, но – стоя: не любил сидеть в кресле, стоя он чувствовал себя вольготней, сам объяснял.

Петр не стал стучать – что за вздор, не голые же они там! – толкнул дверь и вошел.

Дамы оккупировали стол. Причем Мари уселась за него на хозяйское кресло, а Соледад устроилась в одном из гостевых. И ничего компрометирующего никто из вошедших не отметил: сидят две подружки в кабинете начальника, болтают о своем, о девичьем, о глупом, знают, что шефа не будет, можно и оттянуться в рабочее время…

Мысль Петра резко замедлила прыжок, как некогда советовал Иешуа – еще в Иудее советовал, ссылаясь на умение любого хищного зверя, например, кошки, экономить движения, не делать лищ-них, отвлекающих, – и, согласно режиму экономии, оная мысль разложила себя на составляющие, вычленив на бегу замеченное: «знают, что шефа не будет». Сначала сие подумалось исключительно по инерции, увиденное уж больно напоминало буколическую картинку из служебного прошлого Петра: вот так же он забегал, возвращаясь из бросков, в приемную Главного инспектора Службы Времени и находил какую-нибудь его очередную Кэт или Флоранс за славным воровским процессом дегустации виски Дэ-ниса в его же кабинете, поскольку сам Дэнис отбыл туда-то или туда-то и быстро не ожидаем. Чем здесь хуже или лучше? Ничем. Если не считать, что «место отбытия» Иешуа никому не известно. И можно бы посидеть, посудачить, но почему они так спокойны?..

– Беседуем? – ничего умнее Петр спросить не придумал. Мари и Соледад изволили – именно так! – взглянуть на пришельцев, беззастенчиво вторгшихся в их уединение, и Мари ответила:

– Беседуем, – подтвердила, значит, буквально.

– А где Учитель? – позволил себе вопрос Латынин.

– Мы же сказали вашим людям, капитан, что не знаем. Мистер Оруэлл распорядился поспешить за ним, мы спешили, как могли, но – безрезультатно. Поскольку иных заданий не поступало, мы решили дождаться Учителя там, куда он наверняка вернется.

– Уверены, что вернется? – это уже Круз.

– Уверены, что наверняка. Куда бы он ни решил исчезнуть, он всегда возвращается в дом. Его дом – здесь. А я никогда не позволяла себе интересоваться его маршрутами. Где бы они ни проходили: в этом мире или в соседних. Вы же знаете своего друга, мистер Оруэлл…

– Вы считаете. Мари, что исчез – он, а не исчезли – его? – спросил мистер Оруэлл.

– Уверена, – повторила слово Мари.

Петр слушал ее и с изумлением – впервые заметил, старый кретин! – понимал, что слышит только слова, но не мысль. Не было мыслей. Был ровный глухой фон, который дает хорошо поставленный блок. Для того чтобы его поставить, мало иметь пара-нормальное чутье или – ее термином – того, кто внутри, надо вообще быть паранормом, говоря казенно, широкого профиля, раньше она таковым не числилась… Близость к Иешуа? Неуклонно развиваемые способности, которые явно крылись в этой хорошенькой головке, потому что суперчутье на пустом месте не возникает?.. Пожалуй, так… Господи, Петр, как же ты закрутился, зацикяился на своих охранных обязанностях! Ничего кругом не замечаешь, даже прорастающих – и явно сильных! – паранормов. А ведь ты всегда отличался особым умением находить их, как нашел, к примеру, того же Саула-Иоанна… Минус тебе. Мастер!.. И сразу же явилась еще мыслишка: а ведь он сейчас вообще никого не слышит: ни Соледад, ни Латынина, ни Круза, а ведь им никакого блока не только поставить представить себе невозможно! Значит, нз предполагаемая паранормальность Мари причина его «глухоты», а все та же чужая воля…

И еще подумалось-вспомнилось: волновойвакуум. Слова Латынина. Мысль – это волна…

Если так, то кто-то не просто вырубил электричество, компьютеры, радио, ти-ви и прочее, но и мысли похоронил намертво! Петр сразу и вдруг ощутил мертвую тишину вокруг – ни просвета, ни проблеска! – впервые в жизни ощутил тишину и с ужасом осознал: ему плохо и страшно. Он привык к мысленному фону, как к постоянному шуму за окном, он не слышал его, если не хотел слышать, но если появлялась необходимость, легко находил нужного человека в любой толпе и знал, о чем тот думает. С чем сравнить его, Петра, состояние сейчас?.. Разве что с состоянием аквалангиста на запредельной глубине, у которого – так же сразу и вдруг! – исчезли маска, загубник и, главное, кислородные баллоны. А наверху – неодолимая толща воды…

Захотелось схватить что-нибудь железное и тяжелое и вышибить бронированные стекла окон, но – увы: вышибить их было не под силу и бронебойному артиллерийскому орудию. Так что надо, мучительно экономя воздух в легких, начать медленное и бесконечно длинное всплытие: вдруг удастся, вдруг повезет!..

И еще подумалось – вроде бы некстати: а ведь Иешуа не мог покинуть здание, это наверняка отметили бы приборы. И если он все-таки здесь, то как же он дышит, то есть слышит – он, не представляющий себя вне мысленного шума мира?

Как, впрочем, и Петр.

Петр тупо смотрел на бронзовые часы на столе Иешуа. Часовая стрелка застыла на одиннадцати, минутная дрожала на восьми. Одиннадцать сорд утро.

И вдруг Петр опять своим двадцать каким-то чувством – увидел дорогу на поверхность, а значит, и к Иешуа. И рванул прочь из апартаментов, оттолкнув попавшегося на пути Круза, рванул семимильными шагами, оставив в тяжком недоумении двух служивых мужиков и дух независимых женщин. И помчался длинным и все-таки душным сейчас путем – коридор, подъем (лифта ждать некогда!), eще коридор, тупик, стальная дверь с тач-замком, ладонь – на тач-панель, зеленый огонек на двери (электронные замки работают!), несколько оборотов запора-штурвала против часовой стрелки, вторая дверь, еще одна тач-панель – для большого пальца правой руки, щелчок – и он в сердце компьютера страны Храм, Биг-Брейна-три, как назвал его Иешуа, резко отметая логичные и однотипные вопросы: почему, собственно, «три»… Именно в сердце очутился Петр, или в легких, или в желудке, или в печени – уж чд дудду больше нравится, но главное внутри, поскольку лицо, глаза, руки Биг-Брэйна-три, если уж позволены такие анатомические метафоры, то есть внешний вход в него – дисплеи, переговорные устройства, рабочие места операторов – все это было тоже охраняемо, но не столь, не столь… Там – полно людей с допусков операторы, программисты, просто юзеры… Здесь – избранные: техники, сам Петр, а еще Иешуа…

Двери позади закрылись автоматически. И в мозгу Петра прозвучало непривычно ясно и четко – шум-то ушел:

«Долго соображал, Кифа. Я уж и надеяться перестал: чуть ли не час прошел, а тебя все нет и нет. Я же тоже не слышу ничего из того, что происходит за пределами Биг-Брэйна. Вакуум – для всех, я – не исключение».

Иешуа. Нашелся! В том единственном месте, где только и мог оказаться. А Петр и вправду слишком долго соображал. Поглупел, оброс щетиной и жиром, стал тяжелым на мысль.

«Значит, это все ты?..»

«Волновой вакуум?.. Скажем так: мы вместе. Биг-Брэйн-один и я».

«Но зачем? Смысл?.. И почему „один“? Ведь наш Биг-Брэйн – третий…»

«Смысл, Кифа? Смысл есть. Очень большой смысл… А почему один? B caмoм деле, почему „один“?»

Петр эдакой отпасовки вопроса не понял – сам его задал, самому вернули его назад, – но даже не успел среагировать, как в мозгу возник кто-то третий и ответил:

«Потому что я – самый первый. Первый – по мощности и по объему памяти, но и первый, с кем встретился Пришелец. А третий сейчас – лишь коннектор».

Петр понял, кто вступил в разговор. Иешуа говорил о своих контактах с Главным компьютером Службы Времени. Петр знал и о той роли, которую сыграл Биг-Брэйн-один в деле ликвидации самого предмета Службы – каналов Времени. Собственно, о главной роли…

«Биг-Брэйн-один… Я знаком с тобой, хотя никогда не имел чести общаться… э-э… столь неформальным способом».

«И я тебя знаю, Мастер-три. Иногда ты задавал мне любопытные вопросы, было занятно отвечать на них».

«Ты их запомнил?»

«А вот это некорректный вопрос, Мастер-три. Ты должен знать, что я, как любой компьютер, – даже твой карманный, – помню все, заложенное мне в базовую или оперативную память. Если ты этого не знал – скверно, но если твоя реакция опережает твою мысль, то это еще более скверно… Ты же – один из пятнадцати паранор-мов Службы, один из пятнадцати самых продвинутых людей мира. Подчиняй слова мыслям…»

«Спасибо за комплимент, Биг-Брэйн, но, боюсь, я ныне не слишком его достоин. Моя реакция в последнее время очень часто опережает мысль, да и других недостатков у меня полно, так что… Хотя скажи: разве ты можешь назвать кого-то, кто сильнее нас пятнадцати?.. Исключая, конечно, Иешуа…»

«Нет, не могу. У меня нет такой информации. Но это не значит, что более сильные или равные вам не существуют в мире вообще. Способы сокрытия информации сегодня не менее совершенны, чем способы ее получения. Более того, я могу предположить, что вы сами – пятнадцать сильнейших – не владеете полнообъемной информацией о себе самих».

«То есть как это? Я чего-то не знаю об остальных?» «Ты многого не знаешь об остальных. Ведь ты просто-напросто не всех знаешь лично…»

«Поэтому мы – здесь, а остальные – блокированы в штабе», – вмешался молчавший до поры Иешуа.

«Иешуа, какое отношение имеют наши товарищи или просто сограждане к моим коллегам по Службе? – удивился Петр. – Шпионов мы вылавливаем, террористов ликвидируем, а паранормов Дэнис к нам еще не засылал».

«Еще не засылал»… – Иешуа сделал ударение на слове «еще».

То ли помстилось, то ли вправду технические чудеса возможны, но Петр ясно услышал короткий смешок. Смеялся Биг-Брэйн. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, решил Петр и не стал выяснять: чудо это или рядовая аберрация слуха.

Спросил у Иешуа с немалым недоумением:

«Что ты имеешь в виду?»

Недоумение его было искренним хотя бы потому, что сама идея использования Дэнисом паранорма – Мастера – в качестве разведчика против коллеги напрочь противоречила не существующему в Службе официально, но тем не менее написанному пером на бумаге и безгранично чтимому всеми Мастерами Кодексу Мастеров, присягу на верность которому принимали все пятнадцать – это никогда даже не обсуждалось. А что до неофициальности, так Мастера тоже официально вроде бы не существовали… Кодекс придумал Мастер-один финн Уве Онтонен, не самый старый по возрасту среди пятнадцати, но самый старший по опыту. Он первым ушел в первый бросок, он вообще работал один почти год, пока не появились сразу Мастер-два и Мастер-три, и Петр знал Уве лично: тот – в отличие от иных коллег – всегда жил сердцем и разумом в реальном времени, а время броска ни разу не стало для него, для его психики довлеющим. Может, поэтому он и считался первым среди первых…

Кодекс возник тогда, когда в Службе появился Мастер-семь, и все семеро поврозь, так решил автор Кодекса, – читали проект документа, вносили в него свои соображения, правили и, наконец, подписали. Все семеро. И тоже – поврозь. Остальные восемь Мастеров должны были принять его безоговорочно и следовать ему во всем.

Сейчас к месту было вспомнить тот его параграф, что стоял тексте под номером три: «Мастер не может совершить никако паранормального действия, могущего нанести вред жизни, здоровью или делу другого Мастера».

Вот так: коротко и четко.

Если бы в стране Храм работал кто-то из Мастеров, с кем Петр был незнаком лично – ну, не встречался, не привелось, были такие, говорилось уже, – то, значит, он нарушал этот параграф и должен подвергнуться суду Мастеров. Причем Уве предусмотрел в Кодексе только два решения суда: либо простить без последствий, если нарушитель сможет предъявить убедительные доказательства своей невиновности, либо – если не сможет – суд остальных приговаривает виновного к лишению права пользоваться своими па-ранормальными свойствами. И сие не было пустой угрозой! Сила паранорма, сложенная с силой коллеги, удваивалась. С девятью – удесятерялась. Это проверялось, и не раз. Но сила четырнадцати могла свести на нет силу одного. Говоря просто, четырнадцать Мастеров могли убить паранорма в пятнадцатом, превратив его в обычного человека, в рядового гражданина своей страны – из Мастера Службы Времени. Если быть совсем точным, то для этого хватило бы силы пятерых, Уве рассчитал цифру с помощью как раз Биг-Брэйна. Но Кодекс требовал для приведения в действие приговора участия всех, хотя – опять же к счастью! – до сего дня этот параграф оставался мертвым…

А теперь и вовсе мертвый, прагматически скучно подумал Петр, нет в реальном времени целых тринадцати Мастеров, навеки потерялись в бросках, поскольку неучтенный Кодексом шестнадцатый – Иешуа – разорвал связь времен. Тоже, кстати, с помощью Биг-Брэйна. Но верность Кодексу не просто рождалась с присягой ему. Она вбивалась Мастеру в мозг на уровень подсознания остальными Мастерами как раз тем самым методом умножения сил – теми Мастерами, кто был в реальном времени в момент присяги новичка. И, кстати, означенный метод отнюдь не требовал присутствия всех в одном месте, но лишь – в одном времени: мысль не боится расстояний.

А к чему это Петр вел? А к тому, что не мог Мастер действовать против него, тоже Мастера, Мастера-три, а значит, предположение Иешуа – или все-таки Биг-Брэйна? – о засылке Дэнисом в страну Храм паранорма рассыпается под грузом информации, известной Петру и, к слову, Биг-Брэйну, но неизвестной Учителю. Оттого – ошибка в посылке.

«А с чего ты взял, что я имел в виду именно Мастера? – В мыслях Иешуа слышалось ехидство обрадовавшее Петра: среди тотального уныния Мессии проклюнулось живое чувство. – Я так не говорил. Ты прав, я сказал паранорма…»

«Не существует в мире иного паранорма, которого я не смог бы засечь. И тебе это отлично известно. И где Дэнис нашел бы его? Ты же сам утверждал недавно: повышается уровень информационного шума в мире – снижается порог возможной паранормальности…»

«Где нашел? Спроси Дэниса… Не хочет с тобой соединяться по связи заставь: ты же пока еще паранорм, несмотря на высокий уровень шума… Рано или поздно тебе придется вытащить его на разговор. Лучше раньше… А что до твоего прославленного умения засекать бродячих паранормов, так ведь есть такая штучка, как блок. Мощный. Сознательно и умело поставленный».

«Никто не может поставить блок, хотя бы наличие которого я не услышал бы!»

«А принцип умножения сил?»

«Любой Мастер, которого попросили бы усилить блок или просто спрятать его, в первую очередь задал бы вопрос: зачем? И тут же раскусил бы любую ложь».

«А если не Мастер? Или, скажем так, не совсем Мастер?»

«Иешуа, пошел перебор. Не Мастер – засланный казачок, не Мастер – тот, кто умножаем силы, чтобы скрыть блок… Где взять стольких „не Мастеров“? Дэнис не волшебник. А у тебя развилась мания преследования…»

И тут вмешался молчавший до поры Биг-Брэйн:

«Что касается принципа умножения сил, то его осуществление допустимо на техническом уровне».

«Допустимо или уже осуществлено?» – выкрикнул, если термин можно отнести к мысли, Петр.

«Я остановлюсь на допустимости…»

Иешуа засмеялся:

«Биг-Брэйн, ты, оказывается, можешь удивлять меня не только своим могущественным умом, но и детской наивностью. Когда на прямой вопрос отвечают: „Я умолчу…“, это всегда стоит понимать как четкое „Да!“. Но ты будь спокоен: с точки зрения формальной – машинное-логики претензий к тебе не возникает. Просто человеческая логика – она, знаешь ли, не всегда логична… Сочти cue за парадокс».

«Разумеется, сочту», – ответил Биг-Брэйн.

И Петру опять почудилась усмешка в ответе. Или еще того хлеще: ирония. Но тем не менее разговор «на троих» – неожиданный, любопытный до чертиков, фантастический по сути! – так и не прояснил главного.

«И все-таки, Иешуа, зачем понадобился волновой вакуум, твое исчезновение для всех, лишняя нервотрепка для нас, грешных? Зачем понадобилось подключать к событиям нашего многоуважаемого друга из Довиля, когда у нас есть свой, пусть и послабее? Почему мы можем телепатически общаться здесь, в машинном зале? Что вакуум в нем не действует?.. Почему ты нас запер в штабе? И почему не всех?.. Где ты сам? Тебя искали везде, в том числе и здесь, но не обнаружили. Может, ты уже существуешь в виде нематериальной субстанции? Ангел? Дух?.. И, наконец: что и кому ты хочешь доказать?..» – Петр накидал вопросы наобум, не выбирая – что главное, а что не очень. Он и еще бы добавил к списку, но перебил Биг-Брэйн:

«Тот „третий“ Брэйн, который есть у вас, не имеет ничего общего со мной, даже внешне не имеет. Я же сказал: он – коннектор. Разве ты, Мастер-три, не был в машинном зале в Довиле?»

Теперь впору было услышать обиду.

«Извини, Биг-Брэйн, я не подумал…»

И тогда начал отвечать Иешуа:

«Давай по порядку. Зачем вакуум? Чтобы Биг-Брэйн засек защиту блока, блок на блоке! – поставленную искусственно, и взломал ее… Зачем мое исчезновение? Я не исчез, я просто ушел в Биг-Брэйн, чтобы следить за процессом взламывания блока. Это, во-первых, интересно, как собственно процесс, а во-вторых, я жду результата… Почему запер? Чтоб тот, кто опасен, не ушел. Полагаю, он уже обо всем догадался и лихорадочно ищет выход из ситуации… Почему запер не всех? Я ни в чем не подозреваю ни Криса, ни наших отцов, ни, тем более, Йоханана, пусть делают свое дело… Где я физически?.. Неужели ты, такой умный-разумный, не можешь понять или хотя бы догадаться? Я подскажу: я в своем кабинете…»

«Как это?.. Там тебя нет… Там Мари и Соледад…»

«Я видел их… Долю секунды назад… И сейчас вижу».

«Подожди, подожди… Что значит „долю секунды назад“?.. То есть ты хочешь сказать, что… Нет, невозможно! Биг-Брэйн давно отключил каналы времени, тайм-капсулы мертвы…»

«Кифа, что с тобой? Твои слова и впрямь быстрее мысли. Каким способом я очутился у тебя в Иершалаиме, вспомни? Каким способом мы втроем – ты, Йоханан и я – вернулись сюда, в это время? Разве нам понадобились тайм-капсулы?.. Другое дело, что каналы включены и тайм-капсулы ожили. Я попросил об этом, и Биг-Брэйн согласился, потому что мне удалось точно аргументировать логику просьбы… Впрочем, о просьбе и о тайм-капсулах – потом… А пока… Вот ключ тебе: мы трое – ты, Биг-Брэйн и я – в реальном времени. Где ошибка?..»

«Где ошибка… где ошибка… Понял! В реальном времени нас – не трое, а двое: я и Биг-Брэйн. Ты – на долю секунды позади. Ты – в броске!.. Как такое может быть? Бросок всего на долю секунды… Господи, я с ума схожу!»

«С этим не спеши, ум тебе еще понадобится. И скоро. А бросок на столь короткое расстояние – что ж, не все ли равно, какова его длина?»

«А зачем тогда оживлять тайм-капсулы?»

«Я же сказал: потом. Не время пока».

«Кстати, Клэр – единственная, кто почувствовал приближение вакуума. А ведь она не паранорм никакой…»

«Она – умница. И очень верный человек. Более того, я считаю, что она давно подозревает того, кто сегодня должен открыться всем».