Текст книги "05-Мой престол - Небо (Дилогия)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Артем Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 76 страниц)

ДЕЙСТВИЕ – 2
ЭПИЗОД – 5
ГАЛИЛЕЯ, НАЗАРЕТ. КАПЕРНАУМ, 24 год от Р.Х., месяц Адар

Народная молва – великая сила! На следующий день после Свадьбы в Кане, похоже, вся Галилея знала о некоем чудотворце, который превращает воду в вино, разгоняет на небе облака, поворачивает реки и двигает горы, но самое главное лечит людей. О своей неожиданной популярности Иешуа узнал сразу, как проснулся.

Ну, может быть, вся Галилея – гипербола, преувеличение, страна велика, но из Назарета казалось именно так.

С праздника вчера вернулись очень поздно, практически к утру. Всю дорогу от Каны до Назарета Иешуа шел молча, глядя в землю. Впрочем, помалкивали все: и Андрей, и Петр, и обычно говорливая Мария. После того, что произошло, а именно – после явного, никому не понятного и оттого страшного для обыкновенного человеческого менталитета чуда, болтать на отвлеченные темы не хотелось. О самом чуде спрашивать тоже побаивались: мало ли как Иешуа отреагирует? Петр чувствовал, как от Андрея и Марии исходят волны недоумения, легкого страха и отстраненности.

Да и как себя вести, когда сталкиваешься с чудом? Этому никто никого никогда и ни в каком времени не учил.

Неловкая, в общем, обстановочка для спутников чудотворца…

Поспать удалось часа четыре. Уже было совсем светло, когда Мария тихо вошла в комнату Иешуа, наклонилась над сыном и шепотом, чтобы не разбудить Петра и Андрея, сказала:

– Иешуа, сынок, проснись! Там к тебе пришел кто-то…

Он, казалось, и не спал вовсе. Повернулся к матери, посмотрел на нее красными, опухшими глазами и спокойно спросил:

– Кто?

Петр и Андрей, конечно, проснулись.

У ограды дома Иосифа-древодела сидели двое бедно одетых людей, рядом с ними на носилках лежал укутанный в плащ молодой паренек с очень худым лицом. Увидев выходящих из дома троих мужчин и женщину, сидящие быстро поднялись с земли и сразу же согнулись в поклоне. Повисла пауза. Иешуа молча смотрел на нежданных визитеров, а те продолжали стоять склоненными.

Тишину нарушил Петр:

– Здравствуйте, уважаемые! Легка ли была дорога?

– Здравствуй, почтенный! Мир дому вашему, семье – здоровья. Когда есть надежда – путь всегда в радость. – Говоривший, мужчина среднего возраста, выглядел очень уставшим, но, похоже, изо всех сил крепился, чтобы никто этого не заметил.

Мария – чуткая женщина – предложила:

– Пройдите в дом, поешьте, отдохните… – Вдруг осеклась, бросив взгляд на лежащего на носилках юношу. – А это кто?

– Это сын мой, – Сказал мужчина. – Он болен. Мы пришли к вам из Ципора, нам рассказали, что у вас живет человек, творящий чудеса. Он сможет вылечить его. – Последняя фраза была произнесена утвердительно.

Пришелец смотрел на Петра, видимо, полагая, что наиболее солидно выглядящий мужчина и есть тот самый кудесник. А остальные – не в счет.

– Что с вашим сыном? – подавшись вперед, спросил Иешуа. Спросил ровным тоном, с легкой долей заинтересованности, как заправский врач, которому не до эмоций: работа – рутина! Мужчина не понял, растерялся даже, смотрел то на Петра, то на Иешуа, а тот продолжал допытываться:

– Как его имя? Как ваше имя? Давно это с ним? – Ни дать ни взять профи от медицины, только стетоскопа не хватает и истории болезни в руках.

– Я – Реувен, а сын мой – Хаим. – Пришелец отвечал нерешительно, все еще не понимая, кто же здесь главный. – Лихорадка у него. Неделю уж как. Горячий весь, бредит постоянно.

Молчавший все время второй мужчина, пришедший с Реуве-ном или, привычнее для Петра, Рувимом, дополнил:

– Хаим наступил на что-то и потом заболел. Вот, посмотрите… – Он откинул плащ с ног юноши, и всем стало видно, что на стопе у того жуткий гнойный нарыв. Ступня распухла и посинела.

– Э-э, братец, да тут без антибиотиков не обойтись, – подумал Петр, едва увидал рану. Заражение налицо. Вернее, на ноге. Подумал спокойно, так как перед броском его снабдили неимоверно обширным набором лекарств от множества болезней. Даже от таких, которых в древней Иудее не могло быть по историческим причинам. Причем весь набор спокойно уместился в обычную походную суму, какие в здешних местах популярны у кочевого народа.

Иешуа же тем временем продолжал проявлять активность:

– Мать, покорми людей, видишь, они устали с дороги. Ашер, помоги ей, хорошо?

Тактичный Андрей только кивнул и скрылся в доме. Мария, чуть задержав на сыне удивленный взгляд, жестом пригласила пришельцев внутрь. Рувиму не хотелось оставлять сына, но он, видимо, понимал, что мешать врачу-чудотворцу не должно. Какому из двух?.. Он так и не сообразил, кто же из оставшихся с сыном мужчин и есть тот самый, кто вылечит Хаима. Иного результата он не представлял. Петр слышал сто простенькие мысли и чувствовал мешанину: страх, жалость, усталость, голод, но – главное! – незыблемую веру в исцеление. Но означенные голод и усталость взяли свое, и он, чуть поколебавшись, прошел в дом. За ним последовал его безымянный спутник.

Когда во дворе стало пусто, Петр присел на свой любимый камень и с интересом стал наблюдать, что же будет делать Иешуа. Мастер ожидал услышать в мыслях ученика хоть какую-то растерянность, хоть какое-то сомнение в себе великом, даже, естественно, готов был к просьбе о помощи, но Иешуа действовал так уверенно, что можно было подумать, что он, во-первых, носит за пазухой диплом медицинского института, а во-вторых, всю жизнь специализировался на гнойных ранах. Присел, осмотрел внимательно нарыв, приподнял ногу юноши, потрогал отек. Хаим чуть слышно застонал: видимо, даже легкое прикосновение причиняло ему боль.

Иешуа поморщился, но продолжал щупать опухшую ступню. Наконец, опустил аккуратно на землю, прикрыл краем плаща. Обернувшись к Петру, попросил:

– Принеси, пожалуйста, воды. Чистой.

Ну разумеется. Вода – универсальное лекарство… Петр прошел в дом за водой, попутно заглянув в комнату, где находились его вещи. В том числе та самая сума странника, невзрачная, серая, сшитая из грубой кожи. В потайном ее кармашке лежала обойма ампул с разноцветными бирками, одну из которых Петр и прихватил с собой. Взяв не слишком большой кувшин с родниковой водой, он вытащил из горлышка деревянную пробку и, сломав ампулу, влил ее содержимое в воду. Закупорил кувшин, прихватил глиняную чашу, вынес все Иешуа.

«Доктор» по-прежнему сидел у ног Хаима на корточках, скрестив руки.

– Давай приподнимем его и дадим напиться – видишь, какие у него потрескавшиеся губы? – Мастер кивнул на бледное лицо больного.

Иешуа не возражал. Вдвоем кое-как напоили из чашки молодого человека, пролив изрядную долго воды мимо. Попив, Хаим едва-едва улыбнулся, не открывая глаз, – пусть едва-едва, зато верный признак облегчения хотя бы одной из мук жажды.

– Теперь дай мне кувшин. – Иешуа требовательно вытянул руку. – Дай кувшин, дальше я – сам.

– Пожалуйста. – Петр пожал плечами. – Посмотреть-то мне можно?

Ответа не последовало. Иешуа был занят. Он принес длинный кусок ткани, смочил его водой и повязал на ступню юноше. После этого обхватил забинтованную ногу ладонями, закрыл глаза и посидел так несколько минут.

Петр молча наблюдал. Просили не мешать – не мешаю. Тем более что тут ни помочь, ни помешать не получится. Все уже предрешено…

Иешуа резко встал, прихватил кувшин с остатками воды, взглянул на Петра. Довольно улыбался.

– Все с ним будет хорошо. Полей мне на руки, пожалуйста.

– Конечно.

Обеззаразить руки после того, как ты поковырялся в гнойной ране, кишащей болезнетворными бактериями, – здравый поступок. Тем более что водичка-то теперь волшебная – с примесью такого снадобья, которого ни в одной аптеке Земли двадцать второго века не сыщешь, – собственная разработка химотдела Технической Службы – «УПБМ». «Универсальный подавитель чего-то там». – Петр не помнил, как расшифровываются буквы «Б» и «М», но прекрасно знал, что одна такая ампулка способна творить настоящие чудеса, этот Хаим уже через пару дней ходить начнет, а еще через неделю – бегать и танцевать. Было бы с кем.

Мастер тоже был доволен собой. Он любил, когда ситуация не выходила из-под его контроля.

Закончив с омовением рук, Петр и Иешуа прошли в дом, где трапезничали отец Хаима и его спутник. Завидя вошедших, Рувим вскочил и взволнованно спросил у обоих:

– Ну что?

Петр наконец решил внести конкретику. Показав на Иешуа, он торжественно произнес:

– Машиах, в которого вы столь справедливо верите, сделал все, как нужно. Правда, Иешуа?

– Правда, – просто ответил Иешуа. Ему явно не понравился возвышенный тон Петра. Тем более что он уловил скрытую в его словах иронию.

– Я же говорил, что Хаим поправится! Я верил, верил!.. – Оставив еду, Рувим выбежал на улицу.

Иешуа и Петр, напротив, сели за стол. Мария поставила перед ними по миске с горячим чечевичным супом. Молчаливый спутник Рувима как ни в чем не бывало продолжал с наслаждением наворачивать похлебку – похоже, здоровье Хаима его не сильно заботило.

В комнату вернулся радостный Рувим и с грохотом пал ниц перед Иешуа. С грохотом – потому что на колени. Как бы мениски не выбил: Петр вправлять их не умел.

– Спасибо, Равви!

Петр быстро взглянул на Иешуа: было любопытно, как тот отреагирует на лежащего в его ногах благодарного человека – не смутится ли? Ничего подобного. Иешуа лишь приподнял бровь, посмотрел коротко, не переставая черпать ложкой похлебку.

Рувим заплакал:

– Равви! Ты спас моего сына! Равви! Как мне тебя благодарить? Вот, у меня есть… – Мужчина завозился, не вставая с колен, пытаясь достать что-то из складок одежды, но Иешуа остановил его:

– Не надо ничего. Лучшей благодарностью мне будет твоя вера в меня. Хорошо?

Рувим заплаканными глазами смотрел на Иешуа и, улыбаясь, кивал:

– Да, не сомневайся!

– И еще, – продолжил Иешуа, – никому пока не говори, что здесь произошло. Ты понял меня?

Иешуа переспрашивал, потому что безудержно ликующий Рувим не казался особо вменяемым. Он улыбался, по его лицу текли слезы, он часто и мелко кивал головой и громко всхлипывал.

Петр с сочувствием глядел на все это, думал: чего ж это он так рьяно благодарит Иешуа, если Хаим как лежал лежнем на улице, так и лежит, а первые признаки выздоровления появятся только через двадцать четыре часа? Если бы удалось сделать ему нормальную инъекцию, то тогда парень ожил бы уже к вечеру, а так – через сутки, не раньше. Верит, видать, папа Рувим в чудесное исцеление сына волшебником из Назарета.

Безымянный тем временем отложил пустую миску, хлопнул себя обеими руками по животу и громко произнес:

– Ну, раз дело сделано, нам пора отправляться назад. Поднялся, подошел к Рувиму, потянул за одежду: поднимайся, мол, пошли. Слегка поклонился Иешуа и Марии:

– Спасибо вам за все…

Рувим посеменил за ним, по-прежнему бормоча маловнятные благодарности.

Деловой мужик, подумал о его спутнике Петр. Интересно, на предстоящем пути, сотканном почти сплошь из чудес и волшебства, часто ли будут попадаться такие вот непробиваемые персонажи? Чудо? Хорошо! Мертвый воскрес? Замечательно! Пойдем – поедим… А может, к чуду так и надо относиться – по-потребительски, буднично?

Петр вышел из дома. Иешуа встал рядом. Впереди, метрах в трехстах уже, брели трое. Именно так – брели. Никто никого не нес. Лишь двое старших легонько поддерживали третьего, который пока неуверенно, но вполне самостоятельно передвигал ноги. И было предельно ясно: он дойдет…

– Почему ты ему запретил говорить об излечении сына? – поинтересовался Петр.

– Чтобы он немедленно всем об этом рассказал, – усмехнулся Иешуа. – Народ прост: чем страшнее запреты, тем слаще их нарушать…

Ну и что ж, что Петру это показалось довольно циничным? Ученик хотел известности, искал ее, а способ достижения – куда как безобиден. Маленькая хитрость…

В тот день Иешуа ни с кем почти не разговаривал – был занят своим первым ремеслом: правил лодку для одного рыбака из Капернаума. Конечно, в рыбацком городе были и свои плотники, но Иосиф, когда был жив, считался в округе самым лучшим в своем деле, и ради хорошей работы заказчики не ленились тащить на ослах, запряженных в повозки, свои прогнившие суда за тридцать с лишним километров. Или двадцать два поприща – как сказали бы здесь. Верили в то, что мастерство отца передалось по наследству сыну. Что в общем-то соответствовало действительности…

Лишь к вечеру, закончив работу, Иешуа подошел к Петру, сидящему на неизменном своем камне. Присел рядышком, потер покрытые мозолями ладони друг о друга, тихо спросил:

– Зачем ты помешал мне сегодня?

Петр слегка опешил: о чем это он?

– Ты что, Иешуа, я к твоей лодке и не приближался даже!

– Утром. Когда я хотел помочь юноше из Ципора, ты опередил меня. Ты сделал свое чудо раньше. Ты не дал мне даже попробовать! Думал, я не замечу? – Голос Иешуа постепенно повышался. – Ты не веришь в меня! А мне надо, чтобы в меня верили, понял? Иначе я ничего не смогу! – Иешуа теперь уже просто кричал. Лицо его покраснело, на шее взбухли вены. – Мне нужна людская вера! Твоя, Марии, Ашера! Вы должны в меня верить! Все! Ясно?.. Или не мешайте. – Последнее было произнесено тихо, почти шепотом.

Иешуа смотрел на Мастера прищуренными глазами, под кожей ходили желваки. Петра окатило холодной чернотой – зло, идущее извне, именно так его чувствовал Мастер.

Не знал Петр своего ученика – таким…

На крик сына из двери показалась Мария, но тут же скрылась в доме: мужчины спорят, женщина не суется.

– Хорошо, Иешуа. – Петр был серьезен и действительно озабочен. Матрица матрицей, но на нее все валить тоже не стоит. Иешуа обретает в себе – себя, это надо понимать не технически, а просто по-человечески. – Я не буду тебе впредь мешать. Но когда и если тебе понадобится моя помощь, знай: я рядом. Ты попросишь – я помогу. Не попросишь – не стану. Ладно? – Мастер говорил спокойно, одновременно посылая в сторону Иешуа успокаивающие импульсы.

Впрочем, безуспешно, он чувствовал, как они отскакивали от мощнейшей блокады, привычно уже выстроенной учеником.

Иешуа не ответил.

Так закончился день.

Наутро, встав пораньше, Иешуа, Андрей и Петр погрузили свежепочиненную лодку на специальную повозку, запряженную ослом, и отправились в Капернаум. Лодку следовало вернуть заказчику, получить с него деньги и, может быть, забрать следующую.

Предстоял полный день неспешного пути. Все это время Петр думал о том, что ему сказал Иешуа тем вечером.

Вера… Ему нужна вера людей в него. Чем больше людей, тем больше веры. Чтобы творить чудеса, ему просто необходима эта треклятая несчитанная вера! Что она для него значит? Как он может использовать ее? Как ее измерить, наконец? И вообще, есть ли что мерить? Вопросов больше, чем ответов! Впервые приходится сталкиваться с тем, что вера, как таковая, может помочь не духовному, но абсолютно материальному. Или это обыкновенное заблуждение Иешуа?.. В последнее время его ученик частенько стал темнить. Как знать, вдруг давешний его вопль о вере лишь плод фантазии или, что хуже, – хитрости? Как с запретом говорить о чуде….

Капернаум неожиданно открылся путникам, едва они взошли на очередной холм. Поселок, который тут почему-то называют городом, чуть больше Назарета, вплотную придвинутый горами к Генисаретскому озеру, озеру Генесар, которое тут почему-то называют морем. Уже отсюда, издалека, были видны лодки рыбаков, лежащие на берегу. Где-то там, в одном из рыбацких домиков, в изобилии раскиданных по побережью, жил хозяин той, которую Иешуа отремонтировал накануне.

День был слишком ветреным, и рыбаки не спешили выходить на промысел. На суше тоже работы хватало. Кто-то чинил сети, кто-то сортировал давешний улов по корзинам, чтобы отнести его на рынок, а там продать за бесценок. Рыбы в Капернауме слишком много, чтобы она стоила дорого. Петр давно отметил для себя любопытную вещь: в местном языке не существует названий видов рыб, всякая рыба – просто рыба. Большая или маленькая.

– А-а, плотник из Нацерета! Скоро же ты сделал работу. – Пузатый рыбак с радушно разведенными руками вышел из ветхого строения, служившего складом снастей и жильем одновременно.

Из соседнего домика тоже выглянул мужчина и крикнул куда-то в сторону:

– Эй, Яаков, иди сюда! Иешуа из Нацерета лодку привез! Очень скоро вокруг лодки собралась небольшая толпа – в основном рыбаки или их жены. Дружно сгрузили лодку с повозки, стали шумно обсуждать, как всегда, добротную работу известного плотника.

Иешуа отвлек мальчишка – оборванец, худющий, как скелет, он тянул его за край одежды.

– Что тебе от меня нужно, мальчик? – мягко спросил Иешуа.

– Ты ведь плотник из Нацерета? – Парнишка пытался выглядеть серьезно, хмурил брови, но хитринка в глазах была видна слишком отчетливо.

– А что ты хотел?

Парень не ответил. Хихикнув, он опрометью помчался куда-то в глубь города с воплем:

– Плотник из Нацерета уже здесь!

Внешне Иешуа никак на это не отреагировал, однако Мастер ощутил резкую перемену настроения своего ученика. Смесь каких-то непонятных чувств обуревала Иешуа. Неприятное предчувствие, неуверенность, может, даже боязнь чего-то. Петра вдруг осенило: Иешуа просто волнуется! Нервничает, как студент перед экзаменом. Учащенное сердцебиение, бледнота кожи, сумбур в мыслях… Все признаки. Вот только не из-за лодки это. За лодку Иешуа спокоен – он починил ее на славу: вон рыбаки все хвалят, никак нахвалить не могут. Значит, заплатят славно… Нет, здесь дело в другом.

Очень скоро Петру удалось подтвердить свою догадку. Рыбак, заказавший ремонт лодки – толстяк по имени Фома, – пригласил Иешуа, Петра и Андрея к себе в дом: поесть, отдохнуть с дороги и переночевать перед обратным переходом. На ужин (естественно, рыбный) пришло еще несколько мужчин – друзья Фомы. В самом разгаре пиршества, когда вино уже многим развязало языки и начались сугубо мужские разговоры, сдобренные крепкими выражениями и обычными для всех времен и народов физиологическими подробностями взаимоотношений полов, Петр заметил, что в дверях скромно стоит молодая женщина – крестьянка, а подле нее – ребенок. Непонятно только, мальчик или девочка – дитя было абсолютно лысо и настолько грязно, что определить пол не представлялось возможным.

– Полегче, братья, полегче! – Петр сказал это громко, чтобы услышали все. Непристойности прекратились. Мастер показал утихшим рыбакам на женщину. Давайте пощадим ее уши!

Всеобщий смех был ему ответом. Посыпались возгласы:

– Да она все лучше нас всех знает!

– Сама может рассказать и не такое!

– Эй, красавица, что тебе здесь надо?

Все время молчавший Иешуа произнес:

– Она пришла ко мне.

Хохот еще громче.

– К тебе, плотник? Зачем ты ей? Разве только починить руки ее дитяти?

Теперь Мастер заметил, что у мальчика-девочки совершенно сухие руки – две безвольно болтающиеся плети, тонкие, бледные. Кости, обтянутые кожей.

– Неужели вы думаете, что я могу чинить только лодки? – Иешуа встал и надменно – чужая для него реакция! – оглядел собравшихся.

– Погоди, я сейчас принесу тебе долото! – Один из напившихся вдрызг рыбаков попытался встать, но не удержался и повалился на сидящих.

Это вызвало новый приступ веселья. Да и шутка его многим острой показалась.

Иешуа, абсолютно не обращая на них внимания, выбрался из шумного дома, отвел женщину в сторону, за ним вышел Петр.

Ночь уже опустилась на рыбацкий поселок, с озера дул резкий ветер. Женщина ежилась от холода, закрывая полами одежды своего ребенка.

Придерживая растрепанные ветром длинные волосы, Иешуа спросил:

– Ты пришла ко мне? Можешь не отвечать, я знаю – ко мне. Скажи только зачем я тебе? Кто я, по-твоему?

– Ты Иешуа, чудотворец из Нацрата. Машиах. Ты лечишь немощных, избавляешь женщин от бесплодия и воскрешаешь мертвых. Так? Это люди говорят… – В голосе женщины сквозило сомнение.

Теперь Иешуа позволил себе рассмеяться. Посмотрел на Петра:

– Люди врать не станут! Так, Кифа?

Петр был ошеломлен. Вот тебе и беспроволочный телеграф – за два дня в разные концы Галилеи разнеслась весть об Иешуа-волшебнике, Иешуа-враче, Иешуа-еще-Бог-знает-ком. Да и обещание свое Рувим из Ципора, как и ожидалось, не сдержал: разболтал всем, кому смог, о чудесном исцелении сына. Мухой разболтал!

– Ты права, женщина, все так и есть. – Иешуа принимал игру: доктор значит, доктор!

Он присел возле ребенка, выпростал у него из-под одежды одну руку, внимательно изучил. Дитя глядело на собственную конечность, как на отвлеченную вещь, – пустым, ничего не выражающим взором.

– Я вылечу ей руки. – Иешуа, сидя на корточках, повернулся к Петру, смотрел пристально, серьезно. – Я сам вылечу ей руки.

На слове «сам», было сделано явное ударение. Впрочем, Мастер и не собирался вмешиваться в «чудотворение» Иешуа: дал обещание – изволь сдерживать, тем более что походная аптечка полевого агента Службы Времени была бы здесь бессильна. Ребенок родился с атрофированными руками – операция помогла бы, а так…

– Равви, это мальчик, – тихо произнесла женщина.

– Что? – Иешуа поднял на нее глаза.

– Ты сказал «вылечу ей», а это мальчик, Навот, мой младший сын.

– Мальчик, – рассеянно повторил Иешуа. – А какая разница? Скажи мне, женщина, ты веришь в меня?

Крестьянку вопрос смутил. Петр уловил недоумение: как это так? Что значит «веришь, не веришь»? Если лечишь людей и они выздоравливают, то чему здесь можно не верить?

– Ну… да… – нерешительно сказала.

– Послушай, – Иешуа встал перед ней в полный свой, немалый рост, – это простой вопрос, и мне важно знать правдивый ответ. Веришь ли ты, что я помогу твоему сыну?

Иешуа, прищурясь, вглядывался в растерянные глаза женщины. Усиливавшийся ветер срывал с ее головы платок.

Вообще, погода портилась. Причем стремительно. На озере зарождался настоящий шторм, низкие тучи, невидные в темноте, скрывали луну и звезды. Истерично кричали птицы, чутко реагирующие на изменения погоды. Иешуа выглядел если не грозно, то весьма величественно – высокий мужчина в светлых одеждах, с длинными развевающимися волосами, одухотворенным лицом, стоял ровно, незыблемо – неподвластный набирающей силу буре.

Очень кинематографично – Петр смотрел на эту картину глазами человека из будущего.

Из домика потихоньку выходили рыбаки – трое еще державшихся на ногах приятелей, интересовавшихся, куда подевался их дорогой гость. Увидев Иешуа, они оперлись о косяки двери, вглядываясь в ветреную темень, с пьяным любопытством ожидая, что же будет дальше.

Иешуа стоял к ним спиной. Вот он наклонился к женщине и, перекрикивая ветер, спросил:

– Так ты веришь?

– Да! – крикнула она в ответ.

Иешуа неожиданно развернулся к стоящим позади рыбакам и резким, как выстрел, указующим жестом невольно заставил их отпрянуть.

– Вы! Вы верите в меня? Верите, что я смогу вылечить сына этой женщины? Верите, что маленький Навот, возмужав и окрепнув, будет выходить с вами в море и тащить сети с рыбой? Верите, что он станет первым в Кфар-Нахуме силачом? Вы верите в то, что я сделаю его таким?

Иешуа говорил это громко, почти кричал, ветер относил его слова в сторону, но рыбаки все слышали. Они были ошарашены картиной медленно приближающегося к ним явно одержимого бесом человека, которого они всегда знали как добропорядочного плотника из Назарета. Теперь он смотрел на них, как смотрел бы сам Бог. Эмоциональное воздействие усиливалось вытянутой впе-, ред рукой, с перстом, указывающим на них, плюс бурей, штормом, гоном облаков по черному небу… И впрямь – кино.

Мастер искренне наслаждался зрелищем.

Впечатлительные капернаумские рыбаки, простые ребята, с трудом отведя взгляд от Иешуа, переглянулись, пожали плечами, перекинулись парой коротких фраз, утонувших в шуме ветра. Самый рослый из них – Яаков, чуть подавшись вперед, прокричал:

– Да! Иешуа, да!

– Люди верят в меня! – беглый взгляд на Петра. – Верят! Я чувствую! Воистину верят!

Преодолевая напор уже совсем разгулявшегося шквала, Иешуа подошел к Навоту, которого по-прежнему крепко держала мать, встал перед ним на колени, обхватил руками его голову. Держал так, будто хотел ее сдавить с двух сторон, как дыню. Мальчик смотрел на Иешуа испуганно, по щекам текли безмолвные слезы, тотчас мешавшиеся с каплями дождя, но вырваться он и не пытался. Отпустив мальчика, Иешуа, не вставая, оглянулся по сторонам, увидел, что под ногой у женщины застрял лист, обыкновенный лист, сорванный шальной стихией с какого-то дерева и теперь лежавший придавленным кожаной подошвой простой крестьянской сандалии. Иешуа осторожно взял его, расправил, положил перед Навотом на землю.

Тут уже Петру – не Мастеру Службы Времени из двадцать второго века, а страннику из первого – пришлось зримо, напоказ поражаться абсолютно ненаучному чуду, как какому-нибудь… ну, как, скажем, рыбакам из Капернаума, которые прямо рты поразевали.

Лист спокойно лежал на земле. Не придерживаемый, не придавленный ничем, просто лежал, будто и не выл кругом ураганной силы ветер, носящий вихрем по побережью Генисаретского озера тысячи его собратьев, таких же оторванных от родного дерева листьев.

Нет, удержать его под ветром было не так уж и сложно, обыкновенный телекинез наоборот – не двигать мыслью, но мешать движению, однако до сих пор Иешуа почему-то не стремился проявлять телекинетические способности. Разве что давно, еще ребенком…

Что он еще проявит, не без опаски подумал Петр, что дала ему матрица?..

Рыбакам, подошедшим поближе, все тоже было хорошо видно. Лист недвижно лежал у ног мальчика.

Иешуа шепнул ребенку на ухо что-то и положил руку ему на затылок. Петру вспомнилась сцена почти двадцатилетней давности в иерусалимском доме маленький Иешуа тоже проходил через это: дядя-паранорм, рука на затылке, прыгающая чашка. Это и в самом деле несложно.

Представление продолжалось.

Мальчик нагнулся к листку, невольно выбравшись из-под маминого прикрытия ветер с готовностью подхватил его лохмотья и принялся играть с ними. А лист спокойно ждал. Нерешительным жестом Навот потянулся к маленькому зеленому пятну на сером, мокром песке. В бывших безжизненными еще минуту назад пальцах вдруг возникло движение – неровное, ломаное. Рука ребенка, подрагивая, приблизилась к листку и медленно, очень осторожно подняла его с земли. Мальчик держал лист аккуратно, почти нежно, словно боясь повредить хрупкую паутину жилок, но ветер не вырывал его из слабых пока пальцев Навота, хотя так должно было случиться, не будь…

Петр удивленно поймал себя на странной мысли: не будь это… чудом? Да, только что он стал свидетелем настоящего чуда. Свидетелем не опосредованным, как в Кане, на свадьбе, а непосредственным, стоящим рядом… Непросто же признаться себе в том, что это чудо… Но как?.. В голове человека из насквозь материального времени, где электроника и химия творят то, что житель даже двадцатого, а не только первого века точно назвал бы чудом, не укладывалось: никаких приборов, никакой техники – просто чудо. Мальчик с парализованными руками поднял с земли лист, не улетевший под ураганным ветром.

Как?.. Вопрос, на который еще вчера Иешуа не знал ответа. А сегодня знает?..

Боже, из какого громоздкого, замороченного условностями времени он прибыл! Из времени, где нет места вере, где слово «верю» всегда подразумевает понятие «знаю». Верю, что получится, потому что знаю – как… А здесь – Петр ничего не знал и не понимал. С его огромной колокольни знаний было предельно ясно; никакими паранормальными способностями, будь они трижды, четырежды мощнее способностей Петра, нельзя за пару минут вылечить от рождения парализованного ребенка. Лист удержать под ветром – это просто. Но для Иешуа, не лишенного чувства театральности, лист – атрибут действа. А само действо…

Как все это описывать в отчете?..