Текст книги "Ветер перемен"

Автор книги: Семен Малков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Не бери в голову! Меня просто пытаются запугать, – постарался успокоить ее Наумов, хотя и не слишком верил в то, что говорил. – Не пойдут они на это. Слишком большой выйдет скандал, а власти он невыгоден.

– Зря ты так думаешь, – горячо возразила Варя. – Видно забыл, как избивают даже известных журналистов. Депутатов расстреливают! Эти наглые негодяи, уповая на свою власть, ничего не боятся.

Артёму Сергеевичу на это сказать было нечего, и он предложил:

– А почему бы тебе не отправиться погостить у сестры Лены? Ты ведь туда собиралась. За это время звонки прекратятся. Не то они тебя изведут.

– Я собиралась туда из-за Танечки. Но она легла в больницу на сохранение ребенка, и сейчас мне ехать незачем, – ответила Варя и, с укором глядя на мужа, добавила: – Неужели ты думаешь, что я могла бы уехать, когда тебе угрожает опасность?

– Раз так, то наберись мужества и не принимай близко к сердцу звонки шантажистов, – потребовал он. – Я не поддамся на их угрозы и, наоборот, усилю активность. Мной написана статья во влиятельную газету, в ней я разношу власть за детскую беспризорность и наркоманию. Сообщу об угрозах журналистам и в милицию. Вот увидишь, скоро они кончатся!

Говоря это только для того, чтобы успокоить жену, он не подозревал, что окажется прав и угрожающие звонки прекратятся.

* * *

Следующий день начался для Наумова с большой неожиданности. Ему позвонили из приемной Анохиной. «Катерина Великая», как и прежде, занимала высокий государственный пост. С их последней встречи прошло уже несколько лет, но он видел ее по телевидению. Она возглавляла комитет по гражданской авиации, и статная фигура этой обласканной фортуной женщины часто мелькала на экране то в новостях, то в специальных репортажах корреспондентов.

– Это членкор Наумов? – спросил наглый голос, по-видимому ее помощника, и, после подтверждения, важно сообщил: – Вас приглашает к себе Екатерина Васильевна. Просит прибыть завтра к десяти. Надеюсь, вы сможете? – его тон не допускал отказа.

– Постараюсь, – коротко ответил Артём Сергеевич и поинтересовался: – А по какому вопросу? Скажите мне суть, чтобы я мог подготовиться.

– Этого не требуется, – так же коротко ответил помощник. – Она сказала, что разговор будет конфиденциальным. Скорее это не служебный вопрос.

Наумов был крайне заинтригован, и с нетерпением ждал встречи, теряясь в догадках о причине интереса к нему «Великой» после стольких лет забвения. «Наверное, хочет поговорить о пьесе, – устав ломать голову над этой загадкой, решил он. – Видно, смотрела по телевизору и поражена ее общественным резонансом».

Как оказалось, он был недалек от истины. Анохина приняла его чрезвычайно любезно и задушевным тоном, который Наумову был знаком еще с тех пор, когда она возглавляла комсомольский комитет их НИИ, без обиняков сказала:

– У меня для тебя важная и очень приятная новость. Есть мнение, – Анохина выразительно подняла глаза к небу, – к семидесятипятилетию наградить тебя орденом «За заслуги перед Отечеством». Да ты садись, – с дружеской улыбкой указала на кресло перед своим столом. – Расскажи по старой памяти, как твои личные дела! О здоровье не спрашиваю. И так вижу, что выглядишь молодцом.

– А я думал, что разговор пойдет о моей пьесе. Все только и интересуются телепостановкой, – удивленно сказал Артём Сергеевич. – Как ученый, я давно уже никому не нужен. Странно, что там, – он тоже повел вверх глазами, – обо мне вспомнили.

– Об этой постановке тоже поговорим. Там, – глаза Анохиной вновь указали в высь, – очень недовольны, что ты, видный ученый, занялся политикой. И это в то время, когда близится юбилей, и они собираются тебя чествовать! Где же твой здравый смысл, Наумов? – мягко пожурила она его. – Одумайся, пока не поздно!

– Все ясно, – нахмурился Артём Сергеевич, осознав, зачем позвали. – Тебе, Катюша, поручили призвать меня к порядку. А орден – морковка для осла, чтобы стал послушным. Скажи честно, ты «Оборотня» смотрела?

У «Катерины Великой» сразу пропала любезная улыбка, и взгляд сделался жестким. Она откинулась на спинку кресла и сухо одернула:

– Не следует со мной говорить таким тоном! Надеюсь, ты не забыл, что стал членкором при моем содействии? – Однако, вспомнив о возложенной на нее миссии, Анохина смягчила тон. – Видела ли я твою постановку, не имеет значения. Если честно, была в это время далеко отсюда, в Америке. Важно другое. Ты занялся не своим делом и досаждаешь верховной власти. Ну будь разумным, – снова дружески улыбнулась она. – Это же в твоих интересах. Оттого, что занялся политикой, будут одни неприятности! – «Великая» сделала паузу и привела неотразимый аргумент: – Солженицына и то никто не слушает. И его «мочить» побаиваются. Как-никак – мировой авторитет. А на тебя выльют ушаты грязи! Да и время такое, – понизила голос, выразительно на него глядя, – что ты рискуешь, – она замялась, подбирая слова, – потерять… здоровье.

В ее предупреждении была правда и, сознавая суровые последствия, Наумов растерянно молчал. Но угрозы всегда действовали на него как красная тряпка на быка. Он решительно поднялся.

– Извини, Катюша, если подвел, но тебе давно пора понять, что меня купить нельзя. Разве ты, бывший вожак комсомола, не видишь, что кругом делается? Сама хорошо устроилась, а каково другим? В каком положении сейчас наука и культура? – И горячо продолжил: – Александр Солженицын не только большой писатель. Он – совесть нашей нации и давно указал конкретный путь, как обустроить Россию, чтобы народ наконец добился достойной жизни. Но нынешняя власть его не «мочит» лишь потому, что из-за океана его призывы не доходят до широких масс населения.

Идеи Александра Исаевича верны и конструктивны. Однако осуществить их должны мы сами! – Наумов направился было к двери, но на полдороге остановился. – А орден я не возьму, если даже наградят. Из рук воровской клики он мне не нужен. Ты, Катюша, можешь с ней иметь дело, а мне не позволяет совесть, – бросил он ей с укором. – Буду бороться, ибо, как сказал какой-то киногерой: «За державу обидно!»

– Ладно, прощай! – с недовольным видом, но беззлобно бросила ему вслед «Великая». – Хороший ты человек, Артём, но непрактичный. Мне тебя жаль!

* * *

То, что с ним произошло в тот черный день, Наумов потом воспринимал не иначе, как кару Господню. А погода с утра была расчудесная, и все казалось бы шло наилучшим образом. До полудня он пробыл в редакции солидного еженедельника, который принял к публикации его критическую статью о духовной деградации общества, как основной причины упадка производства, культуры и роста преступности. Верстка статьи была уже готова и, исправив ошибки, он поехал на телестудию, где участникам постановки «Оборотня» должны были выплатить гонорар.

Получив его, труппа решила отпраздновать свой успех, и Артём Сергеевич с Юлией отправились со всеми в ближайшее кафе, где для приличия часок посидели с молодежью. Но когда начались бурное веселье и братание, тихо «по-английски» ушли, предпочитая продолжить празднование вдвоем, вдали от их шумного общества. Взяв такси и доехав до центра, они отыскали уютный ресторанчик и сели в уголке за маленький столик в ожидании официанта.

– Заказ буду делать я, – с улыбкой заявила Юлия, заметив, как ее спутник с озабоченным видом пересчитывает содержимое бумажника. – Знаю, что ты свой гонорар перевел на книжку. Что, маловато осталось?

– Пожалуй, я соглашусь, – немного сконфуженно ответил Артём Сергеевич. – Думал, что нам хватит, но оказывается, почти все отдал ребятам. Но будем считать, что ты приглашена мною!

Обстановка в ресторане была интимной, негромко играла приятная музыка, и все располагало к откровенности. Когда принесли заказ, и они выпили по бокалу шампанского, горячо глядя на него, Юлия спросила:

– Мне показалось, что в последнее время ты старательно меня избегаешь и боишься остаться со мной наедине. Это правда?

– Не совсем так. Просто не чувствую себя готовым, – немного поколебавшись, честно ответил Наумов. – Мне ты очень нравишься, и меня к тебе влечет, но…

Он смущенно умолк, не зная, как объяснить тот сумбур, который творился в его душе, и боль сомнений, терзавших душу.

– Неужели столь сильны препятствия? Опасаешься жены? – бросив на него пытливый взгляд, огорченно спросила Юлия. – Но по тебе же видно, что ваш брак себя изжил и, насколько знаю, детей у вас нет. Что же тебя останавливает?

– Очень многое, – поник головой Артём Сергеевич. – На протяжении долгих лет жена была мне верным другом, и всем, чего достиг, я обязан ей. Тому, что последнее время между нами произошло охлаждение и мы перестали понимать друг друга, есть объяснение..

– Ты счел, что причина во мне, и поэтому избегаешь? – не выдержав, отозвалась Юлия. – Но разве это выход, если тебе дома плохо? Жизнь ведь одна!

– Вот именно. И ее надо прожить по совести, – понурившись, ответил Наумов. – Не жена виновата в происходящем, а обстоятельства. Она перенесла операцию… по гинекологии, – неловко замявшись, пояснил он. – После нее секс стал ей в тягость. Думаю, это сильно повлияло на наше взаимопонимание, – он с трудом подбирал слова, – так как мне… это… еще требуется.

– Тем более! – перебила его Юлия, которой казалось, будто она все понимает. – Ты мужчина, и у тебя нет второй жизни. Надо получать от нее все! И я ведь не требую, чтобы ты бросил жену.

– А как быть с совестью? Мы же не мусульмане, – грустно покачал головой Артём Сергеевич. – Не смогу я обманывать жену. Да и Варя неталой человек, она не сможет смириться с этим.

– Тогда уйди от нее ко мне! – порывисто подавшись к нему, предложила Юля. – И, – добавила она с улыбкой, – обретешь вторую молодость. Секс – главное в семейной жизни, и серьезная причина для развода.

– В молодости, – понуро возразил Наумов. – А на старости лет из-за этого не расходятся. Меня совесть замучит, если брошу жену, которая посвятила мне лучшие годы своей жизни. И потом. – он смущенно опустил глаза, – мне грозит та же участь и с твоей стороны. Уж больно велика разница в возрасте.

Душевная мука, прозвучавшая в его голосе, заставила Юлию задуматься. Но она все же упрямо тряхнула головой и, наполнив бокалы, предложила:

– Давай выпьем за то, чтобы сама судьба разрешила эту проблему, и наши мечты осуществились! Люди не должны отравлять себе остаток жизни и держаться друг за друга лишь из благодарности за прошлое. Кроме секса, их должно объединять родство душ и творческих интересов. И у нас с тобой это есть!

«А что, ведь она права! Наша взаимная тяга обусловлена не только физическим влечением, – мысленно согласился Наумов. – Живем лишь один раз! Может, и пригодится «запасной аэродром», если дома станет невмоготу…»

Они выпили всю бутылку шампанского, потом еще одну, переговорили обо всем, что волновало, и изрядно захмелели. Возвращаясь на такси, жарко обнимались, но, когда Юлия предложила переночевать, Артём Сергеевич, ласково сжав ей руку, отказался.

– Нет, Юленька, не сейчас. Мы не юнцы, чтобы торопиться, – извиняющимся тоном мягко объяснил он. – Я хочу, чтобы все было достойно и останусь у тебя, если решусь расстаться с женой. Пойми меня и не сердись!

Когда он подъехал к своему дому, было уже поздно. Хмель давал себя знать, Наумова немного развезло, и он, пошатываясь, вошел в подъезд, не глядя по сторонам и мечтая поскорее очутиться в постели. Поэтому, подойдя к лифту не заметил, как со стороны лестничной клетки к нему метнулись две тени. Нажав кнопку, он ждал лифта, когда получил страшный удар кастетом по голове и, не успев даже крикнуть, словно подкошенный, рухнул на пол, теряя сознание. Как подонки били его ногами, Артём Сергеевич уже не чувствовал.

Глава 17
Спасение – дело своих рук

Первое, что увидел Наумов, когда пришел в сознание и открыл глаза, было встревоженное лицо жены. Сначала он даже подумал, что ему это снится, столь расплывчатым и каким-то нереальным оно выглядело на фоне белых стен больничной палаты. Но когда муж пришел в себя, лицо Вари расцвело радостной улыбкой, и изображение сфокусировалось. Лишь тогда Артём Сергеевич понял, что видит ее наяву, что он жив, и сразу все вспомнил.

– Наконец-то, дорогой! Слава Богу! – прослезившись, благодарственно произнесла она, наклоняясь к нему и прикоснувшись к его лбу легким поцелуем. – Как себя чувствуешь? Голова сильно болит?

– Терпимо. А где я нахожусь? – слабым голосом спросил Артём Сергеевич, скосив глаза на ту часть палаты, которую мог видеть. – Меня крепко покалечили? Болит бок, – пожаловался, сделав попытку повернуться. – Не могу пошевелиться.

– А тебе нельзя. Лежи спокойно, – повеселев от того, что муж уже нормально разговаривает, наказала ему Варя. – Ничего страшного нет. Два ребра сломано и ушиб головы. Но, слава Господу, череп цел и лишь небольшая гематома. Тебя спасла меховая шапка!

Не зная, как еще выразить свою радость, она с любовью погладила его по руке, лежащей поверх одеяла, и весело сказала:

– Полежи тихо, родной! Тебе еще вредно много разговаривать. Сейчас схожу к лечащему врачу. Он просил сразу сообщить, когда оклемаешься.

Вернулась она вместе с доктором, еще молодым, но уже лысым мужчиной, тот, отпуская шуточки, проверил состояние больного и весело изрек:

– Ну, у вас просто богатырское здоровье, батенька. Те удары, которые вы получили от неизвестных негодяев, других бы ваших сверстников, да и людей помоложе вполне могли бы отправить на тот свет. А у вас дело быстро идет на поправку.

– Поймали хоть этих негодяев? – вопросительно поднял на него глаза Артём Сергеевич. – Какие-нибудь бомжи или грабители?

Веселое выражение на лице доктора исчезло.

– Думаю, что их не поймают, – нахмурив брови, сказал он. – На бомжей это совсем не похоже и на грабителей тоже, хотя били кастетом профессионально. То, что похитили бумажник, но не взяли норковой шапки, которая спасла вам жизнь, скорее говорит об инсценировке ограбления.

– Выходит, спецслужбы, – еле слышно заключил Наумов. – Вы же, наверно, знаете от жены, что мне угрожали…

– Скорее всего это так, – тоже тихо согласился врач и, повеселев, добавил: – Но вы, батенька, им еще зададите перцу. Мы вас быстро поставим на ноги! У нас все смотрели вашу постановку и надеются, что вы не сдадитесь!

Он ушел, и Варя снова присела на стул рядом с койкой.

– Все наши друзья переживают за тебя и желают скорейшего выздоровления. Газеты сообщили о нападении, но в большинстве связывают с разгулом уголовщины, и лишь некоторые придают ему политический характер. Наверное, так властям выгоднее, поскольку я всем, кто интересовался, рассказала о звонках с угрозами. – Варя немного помолчала и, погладив ладошкой его руку, мягко упрекнула: – Напрасно ты меня успокаивал. Мое сердце чуяло, что добром это не кончится. Но теперь и я считаю: мириться с этой преступной кликой нельзя! Конечно, бороться с ней очень опасно. И все же кто-то ведь должен пойти на это! Иначе ничего хорошего нас не ждет.

«Вот она, Варя какая! Вся в этом, – подумал Артём Сергеевич, глядя на ее постаревшее, но все еще красивое лицо и чувствуя, как прежняя любовь наполняет его душу. – Ее совесть сильнее естественного для человека эгоизма. Само собой, она не желает рисковать, но, если дело касается высшей справедливости, ничего не побоится». Он слегка сжал ее ладошку в знак согласия и сказал:

– Хорошо, что ты это поняла. Если все будут трухать, как эта клика надеется, то с ней не справиться. Лучше расскажи: что нового? Как дела у Танечки?

– Она в больнице. Беременность развивается нормально. Блудный муженек ее навещал и, похоже, хочет вернуться, – коротко сообщила Варя. – Но если из-за прокурорши бросит с ребенком, я этого так не оставлю! – Слегка поколебавшись, она добавила: – Звонила Лена. Я ей перевела тысячу из тех пяти, что ты мне дал. Понятно, в рублях. Говорит, адвокат поручился, что вытащит Игоря из этой переделки.

«И в этом Варя тоже! Не в угоду мне это сделала, а пожалев мальчишку. Она добрая и отходчивая», – благодарно подумал Наумов. Вслух же только сказал:

– Ну и хорошо. Как дела у друзей?

– Да вроде все в порядке. Володя Царев рвется тебя повидать, – улыбнулась Варя. – У него какие-то важные новости. А Коля Максименко проявил о тебе заботу. Приставил охранника. Здоровенного амбала. Сидит в коридоре. И эту отдельную палату оплатил он. Сейчас, сам знаешь, все за деньги. Я протестовала, так как хотела сделать это сама, но он настоял. Говорит, для него это необременительно.

– Зря ты согласилась, – поморщился Артём Сергеевич. – Мне не хотелось у него одалживаться. Но и правда для него эти расходы – сущие пустяки.

– Он тоже хочет с тобой повидаться. Говорит, нужен твой совет, – сообщила Варя. – Что ему передать?

– Пусть немного подождет. Очень болит бок, – ответил ей муж. – А Володе скажи, чтобы пришел. Хочу узнать, что у него за новости.

– Хорошо, дорогой! – согласно кивнула Варя. – Если позволят врачи, завтра он будет у тебя.

* * *

Царев вошел в палату с сияющим видом. Это удивило Наумова, так как его оппозиционно настроенный друг всегда выглядел недовольным и яростно возмущался происходящим. Он присел возле кровати, положил на тумбочку новый детектив и радостно сказал:

– Я только что от врача. Ты просто молодец! Быстро поправляешься. Вот это, – указал жестом на принесенную книжку, – поможет тебе не скучать и поменьше думать о делах. Отдыхай и набирайся сил! Тебя ждет большая работа.

«Интересно, о чем скажет? Володя явно приготовил сюрприз, – мелькнуло в голове у Наумова. – Произошло что-то хорошее». И он вопросительно взглянул на друга, с любопытством ожидая объяснений.

Царев немножко его подразнил, выдержав паузу, и весело сообщил:

– Могу обрадовать. Наконец-то у нас появились – достойный политический лидер и общественное движение, на которое можно надеяться, что оно будет способно противостоять правящей хунте!

– Ты уверен в этом? – недоверчиво взглянул на него Артём Сергеевич. – Ну и кого ты имеешь в виду?

– Разумеется, не твоего мэра. Он со своими сторонниками влился в «партию власти» Путина, и на нем теперь можно поставить крест, – язвительно произнес Владимир Иванович и открыл то, с чем пришел: – Известный тебе депутат Думы, отставной генерал Ермолаев, решил избавить Россию от правящих паразитов.

– Это – тот генерал, который возглавлял пограничную службу? – припомнил Наумов. – Он ушел в отставку, протестуя против потворства контрабандистам со стороны верховной власти. А в Думе руководил каким-то важным комитетом и вроде бы не выступал против Путина.

– Вот именно. Он не пустомеля, чтобы зря сотрясать воздух, – одобрительно заметил Царев. – Генералу давно «за державу обидно», но не было сил и средств, необходимых для борьбы за власть.

– А сейчас есть? Откуда появились? – все еще недоверчиво спросил Наумов.

– Ну, сторонников у Ермолаева и раньше было много. Он не только честный и порядочный офицер, – с уважением ответил Царев. – Это не «темная лошадка», вроде Лебедя, а наш коренной москвич, образованный и культурный человек. Его поддерживали армейские круги, а теперь к ним прибавились и промышленные. Далеко не все крупные предприниматели довольны тем, что творит Путин со своими приближенными.

– Я так понял, что образовалось новое общественное движение, которое он возглавляет? – спросил Артём Сергеевич. – Ты считаешь, что у них есть шансы противостоять «партии власти»?

– Да, и на предстоящих выборах президента России он сможет побороться за власть, – убежденно ответил Владимир Иванович. – Ермолаев обладает необходимой для этого харизмой. – Сделав паузу, он кратко охарактеризовал генерала: – Иван Андреевич – представительный и очень симпатичный внешне. С безукоризненной репутацией. Хороший оратор. Но главное: ДПН – созданное им «Движение за права народа» имеет четкую программу улучшения жизни наших людей, которая привлекла сотни тысяч сторонников.

– А почему ты сказал, что меня ожидает большая работа? Имел в виду мое участие в этом движении? – спросил Наумов. – Думаешь, они во мне нуждаются?

– У меня был обстоятельный разговор с помощником Ермолаева. Он сказал, что они высоко ценят твои публичные выступления, разделяют высказанные тобой идеи и будут рады, если примкнешь к ДПН, – объяснил Царев. – А покушением на тебя возмущены и выделят охрану, чтобы такое не повторилось.

Ненадолго воцарилось молчание; Наумов обдумывал то, что услышал от Царева. С одной стороны, его обрадовало, что появился «свет в конце туннеля» и есть движение, а главное – достойный политический лидер в лице генерала Ермолаева, способный повести за собой народ и добиться смены пагубного для страны режима. Но с другой – ему не хотелось вновь испытать разочарование.

– Ну что же, я охотно встречусь с руководством ДПН, когда поправлюсь, – подумав, ответил он другу. – Но не слишком верю, что они согласятся с моими предложениями. До сих пор их никто не принимал. А ты знаешь, что я намерен помогать только тем, кто собирается реально улучшить жизнь народа!

– Знаю, и об этом тоже шла речь, – заверил его Царев. – В ДПН понимают, что не привлекут к себе сторонников других партий и движений, если в отличие от них не убедят народ в том, что поднимут уровень его жизни.

– Хорошо, посмотрим, – принял решение Артём Сергеевич. – А теперь расскажи, что происходит в Академии наук и как у тебя дома. Дочка-то пишет? С кем она там общается, кроме немцев? Не забывает родной язык?

Вместо ответа Владимир Иванович вынул из кейса фотоальбом и Стал показывать красочные снимки «ненашенской жизни» своей дочери, вышедшей замуж за австрияка. О делах и политике они больше не говорили.

* * *

Вскоре после ухода Царева в палату возвратилась Варя, принесла свежие фрукты и овощи. Вымыв их и положив на тарелки, она села около постели мужа и, несмотря на его протесты, стала потчевать с рук, уговаривая, как маленького:

– А ты, дорогой, ешь «через не могу»! Это – витамины, которые тебе сейчас необходимы. Между прочим, – сообщила она, убирая тарелки, – к тебе рвутся артисты и режиссер спектакля. Они озабочены случившимся, и хотят пожелать скорейшей поправки. Ну как? Не очень устал после посещения Володи?

– В общем, немного устал, – честно признался Наумов. – Но Юлию Петровну, режиссера, если она здесь, приму. А молодежь не надо. Скажи им, – попросил он, – что нельзя, и вежливо спровадь!

– Так и сделаю. Эта дама здесь, и я приглашу ее подняться, – сказала Варя и, бросив на него проницательный взгляд, добавила:

– Мне придется на пару часов отлучиться. Надо заехать на работу, – она покраснела. – Не скучай! Пусть режиссерша за тобой поухаживает.

«Неужто Варя что-то про нас знает? – молнией мелькнуло в голове у Артёма Сергеевича. – Хотя это вполне возможно. И наши разговоры по телефону, и мои поздние возвращения домой могли навести ее на эту мысль». Но вслух, не глядя жене в глаза, сказал:

– Поезжай! Если мне что понадобится, попрошу Юлию Петровну.

Когда Наумов увидел вошедшую Юлию, то сделал попытку приподняться и повернуться к ней лицом, но лишь застонал от боли. Сломанные ребра давали себя знать.

– Прости Юленька, но мне придется говорить с тобой лежа, – удрученно сказал он, когда, положив коробку дорогих конфет на тумбочку, она села рядом, стараясь унять волнение. – Зря ты это принесла, – показал глазами на конфеты. – У меня всего в избытке.

– Да уж, заботой ты не обделен. Видела твою жену. Говорят, она от тебя не отходит, – не скрывая ревнивого чувства, сказала Юлия. – Лучше признайся, как сильно покалечили эти негодяи. Врачи говорят, будто все обошлось, но я им не верю. Газеты писали, что избили зверски!

– Врачи говорят правду, оглушили кастетом, а когда упал, пинали так, что сломали ребра. Но голову спасла шапка, и внутренние органы не повреждены, – успокоил ее Артём Сергеевич. – Сейчас все быстро заживает.

– Ну, слава Богу! – облегченно вздохнула Юлия. – А я уж перепугалась, что они из тебя инвалида сделали. Это, конечно, месть за твои выступления. Теперь ты, надеюсь, бросишь политику? Зачем тебе лезть в эту грязь и иметь дело с преступниками? Пиши пьесы! Если не будешь много болтать, никто тебя не тронет.

Артём Сергеевич был задет за живое.

– Выходит, по-твоему, мои выступления – пустая болтовня? – оскорбленно сказал он, нахмурив брови. – И надо позволить подонкам безнаказанно убивать тех, кто хочет жить честно? Не ожидал от тебя такой слабости, Юля! Лично я не намерен мириться с преступниками и сделаю все, чтобы их власти пришел конец!

– Ну почему ты поступаешь так неразумно? – в глазах Юлии появились слезы. – Давай писать и ставить пьесы! В них и будешь разоблачать преступную власть. Не разменивай себя и не рискуй здоровьем. Оно тебе пригодится, – улыбнулась она сквозь слезы, – когда будем жить вместе.

Юлия сказала это так уверенно, словно вопрос был уже решен, и Наумов растерялся. Он действительно решил его для себя, но совсем не так, как она думала. В больнице ему стало особенно ясно, что любовь к Варе не только не угасла, а приобрела новую силу. «Что же мне делать? – его донимала мучительная мысль о необходимости объяснить Юлии, что она заблуждается. – Как более деликатно ей об этом сказать?» Так и не придумав ничего подходящего, Артём Сергеевич с грустью произнес:

– А мне, Юленька, по здравом размышлении кажется, что с нашей стороны это было бы безумием. И пора с этим кончать!

– Вот, значит, как? Струсил! – от неожиданности у Юлии округлились глаза, и, вспыхнув, она язвительно бросила: – Или подонки сделали тебя инвалидом?

– Нет. Ни то и ни другое, – пропустив мимо ушей шпильку разочарованной женщины, тихо ответил Наумов. – Постарайся выслушать, что тебе скажу, и ты, надеюсь, меня амнистируешь.

Юлия опустила голову, и он мягким, отеческим тоном произнес:

– Ну, будь благоразумной! Мне уже восьмой десяток. Что хорошего я могу тебе предложить? Только, как в старом анекдоте, – пошутил мрачно: – «стать моей вдовой». Тебя увлекает такая перспектива? Или тебе, женщине в расцвете лет, хочется стать сиделкой при безнадежно больном? – Артём Сергеевич печально вздохнул и ласково заключил: – Не обижайся, Юленька. Я трезво себя оцениваю и не могу поступить безответственно. Делить со мной несчастья обязана только жена, которая достойно несет свой крест, и я тоже никогда ее не брошу.

Однако его слова навряд ли смягчили Юлию, так как обида на ее лице не исчезла. Она медленно поднялась и, нервно поправив очки, с неподдельной горечью бросила на прощание:

– Никогда не берись решать за женщину, что ей нужно! Ты прожил жизнь и должен знать, что иногда и одного дня счастья хватает человеку на долгие годы. Особенно если он до этого никогда его не испытывал!

Наумов не нашел слов для ответа и лишь грустно проводил ее взглядом.

* * *

Максименко заявился на следующий день сам, не дожидаясь приглашения. Когда он вошел в палату, Наумов не узнал старого друга. Одетый, как всегда, дорого и солидно, тот утратил свой обычный респектабельный и самодовольный вид. Костюм был помят, лицо плохо выбрито, да и выглядел тот хмурым и озабоченным. Николай Павлович был моложе него почти на пятнадцать лет, но обрюзг, расплылся и сейчас, чем-то расстроенный, казался стариком.

Подойдя к постели друга, он достал из пакета подарочную коробку виски и, поставив на столик, сказал:

– Рад, что у тебя все обошлось. Могло быть и похуже! А это, – указал жестом на коробку, – лучшее шотландское виски. «Блэк лейбл»! Знаю, что ты его не пьешь, – с усмешкой добавил он, заметив неодобрительную реакцию больного, – зато это хороший подарок для врача. Такое ему не по карману.

– Напрасно принес. И вообще, Коля, – хмуро произнес Артём Сергеевич, – не стоит тебе проявлять обо мне такую заботу и тем более тратиться. Сам знаешь, что мы с тобой принципиально разошлись во взглядах.

– Брось дуться! А как же пресловутый «плюрализм мнений»? Ты же горой за него, – примирительно произнес Максименко. – Мы слишком давние друзья, чтобы ссориться из-за того, что по-разному смотрим на вещи. И то, что я для тебя делаю, идет от души! – Однако на сердце Наумова еще осталась тяжесть от их прошлой размолвки, и ее причина не казалась ему пустячной. Он хотел сказать об этом Максименко, но тот его опередил. – Я пришел к тебе, Тёма, не для того, чтобы выяснять отношения, – озабоченно сказал он. – И не узнавать, как здоровье. Мне это известно. У меня серьезные неприятности, – потупившись, признался он и грузно опустился на стул возле кровати. – Хочу посоветоваться с тобой, и мне нужна твоя помощь!

– А что случилось? Нелады с бизнесом? – удивленно поднял брови Артём Сергеевич. – Чем я могу тебе помочь? Как поперли из министров Николаева, у меня и связей-то никаких не стало.

– Бизнес мой в порядке. Дело не в нем. То, что случилось, еще хуже, – глядя в пол, мрачно признался Максименко. – Меня выгнала из дома Валюша. Не хочет больше жить со мной вместе. Я все потерял, Тёма, – поднял он на друга глаза, в которых застыли слезы. – И жену, и все, что нажил! А ведь вот-вот, как и у вас с Варей, исполнится сорок лет со дня нашей свадьбы.

– Что же все-таки произошло? И почему ты все потерял? – недоумевая, спросил Наумов, пораженный тем, что услышал. – Ничего не понимаю. Вы так дружно жили!

– В общем-то дружно, хотя проблемы иногда возникали, – с убитым видом сказал Николай Павлович. – А потерял все потому, что и дом в Мамонтовке, и городская квартира формально принадлежат Валюше. И все личные счета тоже на ее имя. Теперь это достанется какому-то проходимцу, – с отчаянием произнес он. – Ведь она еще очень красивая и привлекательная женщина!

– Не думаю, что ты остался ни с чем. У тебя, как у владельца страховой компании, наверно, солидные счета в банках. Да и на Валечку не похоже, чтобы из-за формальностей она поступила с тобой несправедливо, – усомнился Артём Сергеевич. – Может, объяснишь все же, что произошло? Неужели у Валечки появился другой? Не могу поверить этому!

– Если не появился, то будет. И не отдаст мне ни гроша из мести, – мрачно объяснил ему Максименко. – Весь сыр-бор вышел из-за девки, моей бывшей секретарши. В общем, – замялся он, – я некоторое время с ней встречался. Даже купил квартиру. Она неплохо на мне поживилась и делала вид, что довольна.

– А Валечка об этом узнала? – не выдержав, перебил его Наумов. – Или кто-то, чтобы досадить ей, тебя выдал?

– Да ничего Валюша не знала, и не было у нас неладов на этой почве, – горько поморщился Николай Павлович. – Эта девка сама ей все открыла! Решила шантажировать меня – «взять на пузо»!

– Секретарша от тебя забеременела? – осуждающе покачал головой Артём Сергеевич. – Как же ты это допустил?