Текст книги "Срочно нужен герцог (Срочно разыскивается герцог)"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 37
Заявив, что лорду Марбруку нужен покой и сестринский уход, доктор ушел. Произнося слово «покой», доктор выразительно посмотрел на Фебу. Похоже, избитые уловки в виде рассказов о молодых людях, путешествующих по ночам со своими хорошенькими молодыми сестрами, давно не казались правдоподобными опытному врачу.
Феба села на край кровати, на которой лежал Рейф. Глядя на него с нежностью, она бережно поправила прядь волосу него на лбу. Продолжая оставаться без сознания, Рейф повернул лицо к Фебе, словно почувствовал ее присутствие.
Любовь…
Сейчас это еще робкое и уязвимое чувство. Словно делающий первые шаги ребенок. То, что Феба когда-то испытывала к Терренсу, не шло ни в какое сравнение с ее чувствами к Рейфу. Это было все равно что сравнить один-единственный чахлый цветок с целым садом прекрасных роз. Феба любила этого лихого и до невозможности красивого повесу. Его очарование обезоруживало, а красота притягивала взоры окружающих. Но Феба была единственной, кто разглядел то, что скрывалось за привлекательной внешностью Рейфа и за безупречными манерами блестящего молодого человека, что в конечном итоге покорило ее сердце навеки – благородную душу Марбрука и крайнее одиночество, которое его тяготило.
Да, Рейф – далеко не ангел. За ним тянется длинный шлейф связей без любви. Способен ли такой человек на длительную привязанность? Готов ли к серьезному чувству? Может ли Феба стать для Рейфа единственной? Чтобы он больше никогда даже не засматривался на других красоток? Стоит ли Фебе ставить на карту свое будущее, доверившись этому, в сущности, не уверенному в себе человеку с неприкаянной душой?
Так просто сказать слово «да». Может, так и сделать? Ведь, говоря «да», Феба одновременно скажет «да» счастью, которое ее ждет впереди. Тем более что однажды она уже говорила «да» Рейфу. Хотя, наверное, он уже этого не помнит… Это было в тот вечер, когда они познакомились, в саду, залитом волшебным лунным светом, в саду, наполненном ароматом роз, живущих только в их воображении…
– Извини, мой любимый, я должна официально расстаться с твоим братом, – объявила Феба Рейфу, поднялась с места и подошла к столу.
Она понимала, что Брукхевен, несомненно, будет раздосадован тем, что невеста его бросила. Скорее всего он впадет в ярость. Однако Феба не сомневалась, что ее поступок не станет слишком сильным ударом по его самолюбию и в один прекрасный день новая счастливица займет ее место.
Феба считала, что такой честный и порядочный человек, как Колдер, не заслуживает, чтобы его бросила невеста, не удосужившись даже дать какие-либо объяснения.
Приняв решение оставить жениха, Феба почувствовала исключительную умиротворенность, словно это помогло ей преодолеть внутренний разлад. На душе стало легко, и будущее теперь виделось ей более ясно и четко. Феба позвонила, чтобы вызвать кого-нибудь из обслуги, и ждала у двери, прислушиваясь к шагам в коридоре: она не хотела, чтобы стук в дверь разбудил Рейфа. Услышав шаги горничной, она приоткрыла дверь и попросила бумагу и чернила. Когда ее просьбу выполнили, Феба села за небольшой столик и начала писать письмо человеку, за которого еще недавно собиралась выйти замуж.
«Дорогой лорд Брукхевен!
Я должна была сообщить вам об этом сразу, пока мы не затеяли эту помолвку, но я совершила ужасную ошибку…»
Когда письмо было готово – а написать его оказалось легче, чем она думала, – Феба запечатала конверт воском от свечи. Накинув плащ, она поднялась в мансарду, где жили кучер и лакей.
Дверь открыл лакей. Увидев Фебу, он округлил глаза от удивления:
– Да, миле… мисс?
– Как себя чувствует кучер?
– Хорошо, мисс. Только голова разбита. Завтра будет как огурчик.
Феба оценивающе посмотрела на слугу. Ничего не поделаешь. В конце концов, ей ничего другого не остается, как прибегнуть к его помощи.
– Вам известно, где сейчас его светлость лорд Брукхевен? Я должна быть уверена, что это письмо попадет ему лично в руки. И как можно быстрее.
– Как скажете, мисс. Я уже ездил с его светлостью на эту фабрику.
Феба протянула лакею пару монет, которые нашла в кошельке Рейфа.
– Возьмите хорошего коня на постоялом дворе и скачите прямо к лорду Брукхевену. Он должен прочесть это как можно быстрее. – Феба улыбнулась. – Кажется, я выхожу замуж не за него, а за лорда Марбрука.
Лакей недоуменно заморгал, но ничего не сказал.
– Э-э… Вы хотите, чтобы я дождался ответа? – Феба почесала кончик носа.
– О Господи, нет, конечно! Вручите ему письмо и удирайте от него со всех ног. Иначе вам не поздоровится.
Лакей округлил глаза и принял письмо у Фебы.
– Да, мисс. Как прикажете, мисс. Я возьму самого лучшего коня, которого только смогу найти!
Феба сидела у окна и ждала. Наконец она увидела, как слуга, сидя верхом на лошади, выехал с постоялого двора и понесся во весь опор. Ну вот, лорд Брукхевен скоро обо всем узнает. Еще один человек будет расстроен из-за того, что Феба расторгает помолвку с Брукхевеном, – ее отец. Как бы там ни было, викарий должен узнать обо всем от нее самой, а не от посторонних.
Феба отвернулась от окна и посмотрела на спящего Рейфа. Он дышал спокойно и ровно.
Он ее мужчина. Навсегда…
Теперь, когда она приняла для себя такое важное и нелегкое решение, Феба чувствовала себя так, словно тяжелый груз свалился у нее с плеч. Она разделась и нагишом юркнула под одеяло, на широкую кровать, на которой лежал Рейф.
Рейф постепенно приходил в сознание, и первое, что он почувствовал, придя в себя, была головная боль. Он попытался сесть, но боль усилилась, и он обессиленно повалился на подушки. Вернее, наткнулся на что-то мягкое и теплое.
– Гм…
Услышав тихий женский вздох, Рейф окончательно проснулся. Тепло обнаженного женского тела ни с чем не спутаешь – рядом с ним лежала молодая женщина совершенно без одежды.
Рейф знал, что это в любом случае не предвещало ничего хорошего.
– Ух… Привет.
– Рейф.
– Феба! – Боже праведный! К черту боль, к черту Колдера и все сомнения! Феба в его постели! Рейф обнял ее, и она прильнула к нему и положила голову на его обнаженную грудь.
– Как голова, дорогой мой? – прошептала Феба.
– Болит… – «Дорогой мой»? Может быть, у Фебы тоже что-то с головой? Или это он пропустил что-то важное? Кажется, у него частичная потеря памяти. Он помнит, как они с Фебой ехали вдвоем в экипаже, кажется. А потом он решил принести свою любовь в жертву ее счастью.!?
А дальше что было? Он упустил что-то еще… Что-то важное… А что именно, Рейф никак не мог вспомнить.
– «Держись»?
Феба рассмеялась. Она вела себя так непринужденно, словно лежать обнаженной в его объятиях было для нее вполне привычным делом.
– Потешаетесь надо мной?
– Там был грабитель!
– На самом деле их было два. Наверное, второй грабитель застал вас врасплох. Иначе бы вы им показали – я точно знаю. Вы бы их обоих отделали!
Рейф снова попытался сесть.
– А разве на самом деле я их не отделал? Как же в таком случае нам удалось уйти от них живыми?
– Лежите. Вам нельзя вставать. – Феба потрогала его лоб. – Это я их отделала за вас, – сказала она. – Ну по крайней мере одного из них. – Феба снова прильнула к Рейфу.
Голова Марбрука просто раскалывалась От боли. Он чувствовал сильную слабость и головокружение.
– Феба, расскажите все по порядку, как все было. С самого начала.
– С самого начала? А разве середина вам неинтересна?
– Феба.
Она вздохнула:
– Ну ладно. После того как вы отослали слуг, мы с вами разговаривали в экипаже. Это-то вы помните?
– Да, это я помню. Я помню все до того момента, пока не велел вам бежать в лес и там меня ждать. Но, как я понимаю, вы проигнорировали мою просьбу.
Феба пожала плечами:
– Не могла же я оставить вас в руках бандитов с большой дороги? Они пытались вас похитить. Они уже тащили вас куда-то.
Рейф нахмурился:
– Что за чепуха? Разбойники грабят и убивают путников. Но я никогда не слышал, чтобы кого-то похищали. Они имеют обыкновение избивать своих жертв, а затем убегать.
– Ну, не знаю… Может быть, я ошибаюсь… Все-таки тогда стоял сильный туман. Но мне так показалось… Может быть, они просто обшаривали ваши карманы, пытаясь вас обокрасть. Получается, что я рисковала жизнью, стоя под прицелом, только ради того, чтобы у вас не украли часы?
Рейф привлек Фебу к себе.
– Никогда больше так не поступайте! – Она обвила его шею руками.
– Больше не буду. Обещаю, – миролюбиво сказала она. – В следующий раз я сама ими займусь!
– В следующий раз вы сделаете все, как я вам скажу: будете спасаться бегством!
– Слушаюсь, милорд… любовь моя. – Феба поцеловала обнаженную грудь Рейфа. – В следующий раз я брошусь наутек.
«Любовь моя». Ну вот, опять…
– Скажите на милость, Феба. После того как вы отогнали разбойников, швырнув в них дубину… как так получилось, что она снова оказалась у вас в руках?
– Это была не дубина, а большой сук, который я подобрала в лесу. Я попала им в одного из разбойников. Этот парень был настоящий головорез. Другой был, на него совсем не похож. Было видно, что он не хотел никому причинять вред. Он заставил головореза оставить нас в живых. Но из-за всей этой суматохи лошади испугались и понеслись. Экипаж уехал, а мы остались одни посреди дороги. Я подняла вас на ноги и кое-как довела вас до гостиницы.
Рейфу не верилось, что в том состоянии, в котором он тогда находился, он был способен самостоятельно передвигать ногами. Выходит, Фебе пришлось всю дорогу буквально тащить его на себе.
– А что стало с кучером и лакеем?
– С ними все в порядке – они живы. Их привели в гостиницу и оказали помощь. Не беспокойтесь о них. Нашли ли экипаж, мне пока неизвестно. Но рано или поздно его все равно обнаружат. Я распорядилась, чтобы вас уложили в постель, а потом я…
Рейф обнял Фебу.
– Что же вы сделали потом?
Феба вздохнула и снова положила голову ему на грудь.
– Я написала письмо, – прошептала она. – И объяснила, что не могу выйти за Брукхевена замуж, потому что люблю другого.
Другого – это значит его, Рейфа! Это значит, что она выбрала не Колдера, а его! Феба сейчас с ним не потому, что хочет завести интрижку украдкой от жениха. Это не тайное свидание, которое ни к чему их не обязывает. Феба сейчас с ним, потому что она… приняла решение отныне быть с ним навсегда!
«Я люблю другого».
Она любит его, а не Колдера! Его, Рейфа!
Феба смотрела на Рейфа и ждала, что он на это скажет.
– Ну, что же вы молчите? – спросила она, тыкая его в грудь пальцем.
Рейф все еще не мог в это поверить. Он был так потрясен, что не сразу нашелся. Да и что он мог сказать? Как выразить словами это удивительное чувство, переполнявшее сейчас до краев его сердце? Ему казалось, что он сейчас возродился заново.
– Благодарю вас, – деревянным голосом вежливо произнес Рейф.
Приподнявшись на локтях, Феба посмотрела на него удивленно:
– Что-что?
– Я сказал: «Благодарю вас».
– Нет-нет. Подождите. – Феба перелезла через него и, встав с постели, зашлепала босыми ногами по полу. Рейф услышал шуршание одежды и еще какие-то звуки: она зажигала маленькую лампу. Когда фитиль загорелся ровным пламенем, Феба понесла лампу к кровати.
Рейф посмотрел на Фебу. Теперь, к его разочарованию, на ней была надета его рубашка, доходящая ей до колен. Ах, какие, оказывается, у Фебы точеные лодыжки и красивые икры!
Она поставила лампу на стол.
– Садитесь, – приказала она, после чего поправила подушки, чтобы Рейф мог полусидеть-полулежать. – А теперь ложитесь.
Теперь Марбрук сидел на кровати, удобно опираясь спиной на подушки, и смотрел на Фебу. А она примостилась с краю постели. Она немного пододвинула лампу, а затем заглянула Рейфу в глаза.
– Ну вот. Теперь можете снова это сказать. – Рейф улыбнулся.
– Благодарю вас, – повторил он. «За то, что не отступились от меня».
Одно бесконечное мгновение Феба вглядывалась в его глаза. А затем ее лицо озарила счастливая улыбка.
– Ну ладно. Тогда хорошо. – Она наклонилась и ласково поцеловала Рейфа в грудь, прямо туда, где у него радостно колотилось сердце. – На здоровье. Не стоит благодарности, – прошептала Феба.
«Я люблю вас», – отзываясь на ее ласку, вторило Фебе сердце Рейфа.
Она подняла голову и с улыбкой посмотрела на него. В ее глазах заплясали озорные огоньки.
– Как вы себя чувствуете? Достаточно ли хорошо?
– Достаточно для чего? – спросил Рейф, ласково проведя большим пальцем понижней губе Фебы.
Она игриво куснула его за палец.
– Достаточно ли хорошо для того, чтобы заняться со мной любовью?
– Надеюсь, что скоро я смогу собраться с силами и… – сказал Рейф, наматывая на палец прядь ее волос.
Феба села и скинула с себя рубашку, впервые представ перед Рейфом во всей красе. Он осекся и смущенно кашлянул.
– А может быть, уже сейчас.
Феба бросилась на Рейфа, целуя его грудь. Проворные движения рук выдавали в ней знатока. Во всяком случае, было бы странно ожидать такого мастерства от неискушенной девственницы. Хотя сейчас Рейф был далек от того, чтобы рассуждать об этом. Сейчас это его не интересовало. Он и сам никогда не был ангелом. Так стоило ли волноваться из-за такого пустяка? Из-за крошечного изъяна той, что была для него настоящим даром небес?
Феба обхватила пальцами его естество и слегка сжала, а потом начала ритмичные движения. Осыпав поцелуями грудь Рейфа, она спускалась все ниже по его плоскому животу, туда, где чернела поросль его волос. Это было весьма неожиданно для неискушенной в интимной жизни девицы, однако от этого процесс не становился менее приятным.
Ласки Фебы были невинными и вместе с тем весьма умелыми, а поцелуи – нежными и страстными одновременно. И в этом была вся Феба – такая, как есть, без прикрас. Сейчас она была самой собой.
Однако она слишком торопит события. Зачем? Ведь у них еще вся ночь впереди.
– Милая… Пожалуйста… – Феба остановилась.
– О нет! Неужели все?
– Что – все? Ах! – Рейф широко улыбнулся. – Нет. Не все. Это не потому, что вы не возбуждаете меня, милая. Просто я могу контролировать происходящее.
Феба удивленно захлопала ресницами:
– Контролировать? Как это? Разве мужчины могут это контролировать? Все мужчины или только вы?
– Ну конечно, все. Во всяком случае, большинство. Хотя, разумеется, как и везде и во всем, бывают исключения из правил…
Рейф внимательно посмотрел на Фебу. Она выглядела обескураженной и испуганной. Он задавал себе вопрос: почему?
И вдруг до него дошло. Несмотря на легкую затуманенность сознания, Рейф наконец догадался. Очевидно, именно такое исключение и встретилось однажды на жизненном пути Фебы. Как же теперь себя с ней вести, чтобы она не подумала, что он ее осуждает?
– Вы… знали кого-то, кто… гм… не умел это делать?
Феба долго не решалась ответить. Она никогда и никому раньше в этом не признавалась – викарий был слишком суров и категоричен в своих суждениях о морали. Но сейчас, наверное, ей нужно все рассказать Рейфу… Ведь, в конце концов, она не хочет, чтобы между ними были какие-то тайны и недомолвки. Но она словно онемела. Нужные слова никак не приходили ей на ум.
– Ой, черт! – Нет, это были совсем не те слова, которые она хотела сказать, однако после того, как Феба выругалась, она почувствовала странное облегчение. – Рейф… я… я не… – Не в силах продолжать, Феба замолчала и подняла на него глаза.
Рейф ласково улыбнулся ей, сощурив глаза, и от этого по ее спине побежали мурашки.
– Феба, я нисколько не разочарован в вас. Если бы вы знали, сколько молодых светских девушек вашего возраста… ну… тоже не… Это миф, который выдумали, чтобы угодить некоторым мужчинам, но, уверяю вас, я не из их числа. Мне ли, с моей запятнанной репутацией, вас осуждать?
Феба смотрела на Рейфа с любовью, но не могла подыскать слова, чтобы высказать все, что было у нее на душе.
Одной рукой держась за разбитую голову, чтобы смягчить боль, Рейф наклонился и, подняв с пола рубашку, протянул ее Фебе.
– Наверное, вам станет легче, если вы ненадолго оденетесь? – Рейф прочитал в глазах Фебы благодарность за то, что он понимает ее переживания. Он бережно взял ее за руку. – Вы не девственница, – сказал он, помогая ей. – У вас был мужчина.
– Терренс, – выдохнула она.
– И Терренс был… – Ощущая тепло его рук и постепенно успокаиваясь, Феба вздохнула:
– Терренс был моим учителем танцев. – Рейф пожал Фебе руку.
– Он был вашим учителем. – Его глаза сверкнули гневом на одно мгновение, а затем опять стали такими же, как прежде. Рейф снова выглядел невозмутимым.
Феба кивнула и проглотила комок в горле.
– Вы многого не знаете обо мне, Рейф. – Марбрук заботливо убрал локон с ее лица.
– Значит, сейчас для меня самое время узнать о вас больше.
Глава 38
Феба набрала в легкие воздуха, а затем медленно выдохнула.
– Едва ли мой рассказ покажется вам захватывающим. Как вы знаете, до приезда в Лондон я жила в доме приходского священника. Мать я почти не помню. Помню только, как она то и дело то приходила, то снова уходила куда-то. На ней лежали такие обязанности, как посещения больных и немощных и разрешение дрязг между деревенскими кумушками. Не говоря уже о том, что мама ухаживала за мной и за отцом. А еще в целях экономии в доме отказались от слуг, и всю работу за них тоже приходилось делать матери. Возможно, непосильное бремя, которое легло на ее хрупкие плечи, подкосило мамино здоровье: она скончалась, когда мне минуло пять лет. Я была еще слишком мала, чтобы оставаться дома одна, но викарий сказал, что на няню или гувернантку нет денег и с таким же успехом я смогу справиться со всем сама. – Вспоминая детство, Феба улыбалась. – Я была предоставлена самой себе, но недостаток родительского внимания и отсутствие воспитателей не удручали меня. Скорее напротив. По большей части я проводила время с другими ребятишками Торнтона – такими же безнадзорными, как и я. Я лазала по деревьям в компании сына мясника и играла в куклы с дочкой браконьера. Я была обделена родительской любовью, но в то время я этого еще не осознавала, полагая, что так устроен мир, и думала, что мне не на что жаловаться. Даже если викарий и испытывал ко мне какие-то отцовские чувства, он был скуп на ласку, словно считал любые чувства проявлением слабости. Рейф кивнул и нежно обнял Фебу.
– Моя бедная девочка.
Феба вздохнула и прильнула к Рейфу.
– Тем временем я подросла, но моя жизнь нисколько не изменилась. Казалось, никто не замечал, что я больше не ребенок. Никому не было дела до того, что я превратилась в юную барышню. Я понятия не имела о том, что девице моего возраста неприлично гулять допоздна и, лежа на лугу, смотреть на звезды, держась за руки с сыном мясника. Во мне не было врожденной склонности к пороку, но я имела слишком смутные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Викарий говорил, что мне нужно внимательно слушать его проповеди, которые должны учить меня, как жить, но за свою жизнь я выслушала так много проповедей, что вскоре, сидя в церкви во время службы, думала совсем о другом.
Рейф тихо рассмеялся. Феба улыбнулась и продолжала:
– И вот в один прекрасный день, когда мне было пятнадцать лет, к нам приехала леди Тесс вместе с Дейрдре. Тетя Тесс обратила внимание моего отца на то, что я выросла из своих детских платьишек и что я неплохо развита для своего возраста. Викарий, у которого после замечания Тесс неожиданно открылись глаза, отреагировал довольно своеобразно. Он взял и запер меня в моей комнате, а сам принялся лихорадочно искать кого-нибудь, кто сумел бы научить меня вещам, которые положено знать и уметь молодой барышне в моем возрасте. А я в тот момент видела все в черном цвете. Я понимала только одно: что мой отец из-за чего-то очень рассердился на меня и моей счастливой вольной жизни пришел конец и меня посадили под замок.
Переживания были такими сильными. Феба и сейчас помнила все так ярко, словно это было вчера. Она испытывала тогда смятение, сомнения, чувство вины. Не понимала, что же она сделала плохого.
Увидев боль в глазах Фебы, Рейф крепче обнял любимую.
– Продолжайте, – шепнул он.
– Ну вот. Викарий нашел для меня гувернантку, горничную, которая смыслила в прическах еще меньше меня, и учителя танцев – молодого человека из обедневшей и разорившейся дворянской семьи, по имени Терренс Лапомм. Гувернантка промучилась со мной меньше недели, после чего объявила меня безнадежной тупицей и уволилась. Слава Богу, что библиотека в Торнтоне довольно сносная, благодаря чему я смогла получить образование сама, читая хорошие книги.
Моя горничная, как на грех, влюбилась в того самого сына мясника, с которым я когда-то любовалась звездами. Он превратился к тому времени в здоровенного красивого деревенского парня. Каждую ночь, вылезая в окно моей спальни, горничная убегала на свидания, оставляя меня без присмотра.
Казалось, единственным человеком, который с воодушевлением принялся делать из меня настоящую леди, прививая мне хорошие манеры, был Терренс. Его воодушевление покорило меня, и я впитывала новые знания как губка. Терренс казался мне таким изысканным и утонченным, таким красивым и элегантным, что я видела в нем идеал настоящего джентльмена. Думаю, он просто пускал мне пыль в глаза, стараясь произвести впечатление и завоевать мое доверие. Что ему в конце концов и удалось. Попытки вызвать во мне сочувствие добавляли его полному внешнего лоска облику оттенок драматизма с извечным мотивом несправедливости судьбы, которая, по словам Терренса, была к нему чересчур жестока. В итоге этому романтическому герою удалось вскружить мне голову. Сейчас, когда я оглядываюсь на свое прошлое, я понимаю, что все это было фальшью и Терренс на самом деле был самым настоящим распутником.
Феба видела, что коварство пройдохи Терренса вызвало у Рейфа негодование. То же самое все эти годы испытывала к Терренсу и она. Сейчас она была благодарна Рейфу, что он выслушал ее рассказ до конца, а не бросился на поиски обидчика в надежде свести с ним счеты.
– По крайней мере есть одна вещь, за которую я могу сказать Терренсу спасибо: он научил меня танцам. Вдобавок ко всему этот негодяй убедил меня в том, что любит меня и что, несмотря на все препятствия, которые стоят у нас на пути, судьба свела нас не случайно. Терренс говорил, что мы с ним рождены друг для друга. Тогда я поверила ему, он заморочил мне голову, и в конце концов однадаы я согласилась с ним бежать.
В общем, я была глупой девчонкой. Однажды ночью, собрав кое-что из своих пожитков в узелок из шали, я, по примеру своей горничной, вылезла в окно и убежала с Терренсом Лапоммом – беспечным и легкомысленным повесой, никчемным распутником и соблазнителем юных наивных девушек.
Феба тяжело вздохнула. Она так долго хранила все это в себе из страха, что, если поделится с кем-то своей тайной, небеса обрушатся на землю. Или произойдет еше что-нибудь более ужасное. Фебе не верилось, что, после того как она наконец рассказала обо всем, что мучило ее все эти годы, ничего страшного с ней не случилось.
– Что было дальше? – спросил Рейф, поцеловав Фебу в макушку. – Что случилось с Терренсом?
– Проведя со мной только одну ночь, на следующее утро он исчез. Разумеется, спустя несколько часов меня нашел викарий. В Шотландию, где мы с Терренсом собирались пожениться, из Торнтона вела только одна дорога. К тому же, несмотря на предостережения Терренса, я все же оставила своей горничной записку, в которой сообщила о предстоящем побеге в Гретна-Грин. Но сделанного не воротишь… Я провела ночь в постели с Терренсом и тем самым погубила свою репутацию. Я запятнала свое имя. Стала падшей женщиной…
Рейф обнял Фебу.
– Только не в моих глазах.
Феба почувствовала себя так легко, словно у нее выросли крылья. В объятиях Рейфа она чувствовала себя защищенной. Это ощущение спокойствия и полной защищенности было для нее чем-то совершенно новым.
– Зато в глазах Терренса – наверняка. Потому что на следующее утро я проснулась одна в гостиничном номере. Выглянув в окно, я увидела своего возлюбленного, ради которого позабыла о чести. Он гнал свою лошадь во весь опор, скача прочь от гостиницы. Он так спешил, словно от этого зависела его жизнь. Он даже не оглянулся на окна гостиницы. С тех пор я его больше ни разу не видела. Затем появился викарий и увез меня домой.
– Наверное, он был вне себя от гнева?
– Нет. Напротив, он был спокоен со мной и холоден. Холоден как лед… И вообще… С того момента он всегда был со мной таким. Он выдумал какую-то причину, чтобы объяснить окружающим мое отсутствие, а затем три месяца держал меня под замком, под домашним арестом. Он не выпускал меня из моей комнаты, сказав, что мне нужно хорошенько подумать над тем, что я совершила.
– Что? Три месяца держал вас взаперти? – Рейф нахмурился.
– Понимаете… Лучше бы отец ударил меня… Его молчание и демонстративное презрение разрывали мне сердце. Трехмесячное заточение и чувство вины из-за того, что я совершила, сломили мой дух настолько, что, выйдя на свободу, я начала во всем слепо подчиняться отцу и строго выполнять установленные им правила поведения.
– Правила поведения?
– Нуда. Например, я имела право носить только строгие закрытые платья, чтобы ни шея, ни руки не были открыты. Волосы всегда должны были быть аккуратно причесанными. Прическа должна быть всегда в порядке. А еще мне нельзя было бегать, громко смеяться, разговаривать с незнакомыми людьми и со всеми мужчинами вообще – даже если я до этого была знакома с ними всю свою жизнь. Чуть ли не под страхом смерти мне запрещалось выходить куда-либо без сопровождения компаньонки – сварливой и вздорной старухи. Слава Богу, она отказалась ехать со мной в Лондон.
Нет, это еще не все… Мне не позволялось быстро есть или просить добавки. Я должна была выходить из дома только для выполнения каких-то обязанностей, потому что отец, в сущности, превратил меня в экономку. А в церковь я, разумеется, должна была ходить только с викарием. Я не имела права иметь собственное мнение, не говоря уже о том, чтобы высказывать его вслух. Мне запрещалось есть сладости. Я не могла никому жаловаться, не могла… Ну, в общем, вы сами все поняли…
– Да, вижу, что вас держали в черном теле. Но что-то не верится, что даже такое строгое воспитание смогло сломить вашу волю. Как ни крути, вас не назовешь послушной и уступчивой.
Феба покачала головой:
– Боюсь, что вы не поняли, Рейф. Я добросовестно выполняла все запреты и предписания. Я из кожи вон лезла, чтобы стать другим человеком, стать другой девушкой – идеальной леди и образцовой дочерью, совершенно новой Фебой Милбери. Это было совсем не трудно. Все, что мне нужно было делать, – истребить в себе прежнюю Фебу, которой я была до этого. – Поглаживая грудь, Рейфа, Феба тем временем продолжала: – И мне казалось, что я успешно справилась с этой задачей. До тех пор, пока не встретила вас. До того вечера в саду, залитом лунным светом. Наверное, та, прежняя, Феба не умерла. Он просто спала все это время. Пока вы, Рейф, ее не разбудили.
Марбрук взял Фебу за руку и сплел ее пальцы со своими.
– Знаете, у меня с самого первого дня нашей встречи было точно такое же чувство – словно я проснулся. Или заново родился.
Феба улыбнулась и вздохнула:
– Вот и хорошо. Может быть, теперь ваша очередь рассказать о себе? А я посижу рядом и послушаю ваш рассказ.
Рейф устремил взгляд в потолок с облезлой штукатуркой.
– Рассказ… Да что там, в сущности, рассказывать? Ну, моя мать тоже умерла рано, когда я был ребенком. Мне тогда было всего восемь лет. Я помню, как приехал Брукхевен, чтобы забрать меня с собой. Я знал, что мой отец – какая-то важная шишка, но ни разу его до этого не видел. Мне хочется думать, что он любил мою мать по-настоящему. Что я появился на свет в результате чего-то большего, чем сиюминутная вспышка животной страсти. Но боюсь, я так никогда и не узнаю этого наверняка. Мать Колдера, леди Брукхевен, проживала где-то далеко. Мы редко ее видели. Как бы там ни было, похоже, она не имела ничего против моего присутствия. Спустя несколько лет она скончалась, но Колдер скорее всего едва ли это заметил: он был ближе к отцу.
Феба кивнула:
– Наследник.
– Вот именно. Что ни возьми – Колдер везде был первым. Первым садился за стол, когда приходило время обеда, у него у первого появилась своя чистокровная лошадь, он первым узнавал от отца азы управления имением и состоянием Марбруков.
– Вы думаете, ваш отец любил Колдера больше вас? – Рейф пожал плечами:
– Я знал одно: Колдер всегда был моим соперником, почти врагом. И воевали мы с ним за внимание отца. И раз Колдер был первым в Брукхевене, я решил верховодить во всем остальном. Ну а теперь я подошел к той части моего рассказа, которая, возможно, будет для вас неприятна.
Феба подняла на Рейфа глаза и, насмешливо глядя на него, спросила:
– Вы намекаете на то, что вы не девственник? – Рейф рассмеялся:
– Не смейтесь надо мной. Я же не смеялся над вами, когда вы рассказывали мне о себе.
Вместо извинения Феба поцеловала его в грудь. Рейф продолжал:
– Я отличился тем, что первым затащил в постель горничную, которая все время заигрывала со мной и всячески давала понять, что не прочь завести со мной интрижку, первым узнал вкус спиртного и напился до беспамятства, похитив несколько бутылок вина из винного погреба. Я первым затевал драки со здоровенным верзилой – сыном кузнеца. Точно так же, как мне не было равных во многих других вещах. Меня выгоняли из лучших частных школ. Мне не было равных по количеству скандалов с моим участием, которые попадали в газеты. Я первым завел себе любовницу из числа замужних женщин.
– А что ваш отец? Он отметил ваши беспримерные старания, врожденное стремление к первенству и успехи на всех этих поприщах?
– Ода, разумеется, отметил! – улыбнулся Рейф. – Мои старания не могли остаться незамеченными. Меня заклеймили позором, объявили паршивой овцой в благородном семействе, назвали человеком, запятнавшим честь семьи. К тому же я забыл упомянуть, что я проматывал состояние отца, играя в карты.
– Но на самом деле вы же совсем не такой, каким все вас считали.
– Нет, я такой, Феба. И они не знали и половины из того, что я вытворял.
– Они не знали и половины того, что вы вытворяли… Но не знали и половины того, какой вы есть на самом деле.
Растроганный Рейф поцеловал Фебу в лоб.
– Но при этом я очень долго не мог осознать, что больше всего на свете я люблю Брукхевен и людей, которые там живут. Брукхевен, который всегда будет принадлежать Колдеру и его будущим наследникам. И ничто не сможет изменить это положение вещей. – Рейф тяжело вздохнул. – Усадьба принадлежит маркизу Брукхевену. А у него душа к ней не лежит. Он без особой охоты занимается имением.
Глядя на него с сочувствием, Феба погладила Рейфа по щеке.
