Текст книги "Данте (ЛП)"

Автор книги: Сэди Кинкейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

И я жду.

Глава 20

Данте

Дверь в мой кабинет чуть не слетает с петель от силы, когда я врываюсь внутрь, чтобы противостоять моей коварной младшей сестре. Она сидит на маленьком диване в углу, сложив руки на коленях, и ковыряет ногти. Она чертовски нервничает, и ей следовало бы нервничать, потому что я никогда так чертовски не злился на нее за всю свою жизнь, и до сегодняшнего дня она вытворяла много темного дерьма.

– Какого хрена, Джоуи? – я шиплю, гнев вибрирует в каждом мускуле моего тела и заставляет меня трястись от подавляемой ярости.

Она поднимает на меня взгляд, ее длинные темные ресницы мокры от слез:

– Прости, Данте

– Прости? Блядь, прости? – я кричу, стуча кулаком по своему столу и заставляя ее подпрыгнуть в испуге.

– Я не думала, что тебя это волнует.

– Не лги мне, черт возьми, – рычу я. Она никогда раньше меня не боялась, и у нее никогда не было причин для этого, но я так давно не испытывал подобной ярости. Нет, с тех пор как я узнал о Николь. Я проглатываю комок гнева, и вместо этого он сжимается в моей груди. – За что, Джоуи? Ты действительно так сильно меня ненавидишь?

Ее глаза вспыхивают гневом и годами подавляемых эмоций. Я действительно вижу, как по ее телу пробегает волна гнева, прежде чем она вскакивает с дивана:

– Я ненавижу этот чертов дом. Я ненавижу, что не могу вынести ни хрена без того, чтобы кто – нибудь не наблюдал за мной, Данте, – визжит она. – Я ненавижу, что вы с Лоренцо можете делать все, что вам заблагорассудится, потому что вы родились с членом! В то время как я должна быть идеальной, избалованной принцессой, которая даже дышать не смеет без разрешения, – ее грудь вздымается от усилий, с которыми она произносит обличительную речь, и слезы текут по ее щекам.

– Какое, черт возьми, это имеет отношение к Кэт?

– Почему ты держишь своего маленького питомца? Почему ты не можешь быть таким же несчастным, как я?

Я подхожу к ней ближе:

– Ты думаешь, я хотел такой жизни, Джоуи? Ты думаешь, я не мечтаю о том, чтобы просто уйти?

– Сбежать в Италию, как Лоренцо? – съязвила она.

– Я никогда этого не говорил.

Она качает головой и уходит в другой конец комнаты:

– У меня никого нет, Данте, – шмыгает она носом.

– Это неправда.

– Да, я хотела причинить тебе боль. Я хотела отплатить тебе за то, что ты отослал меня. И Кэт хотела убраться отсюда. Она отчаянно хочет уйти, она должна была уйти, если пришла ко мне, верно? Она даже притворилась, что я ей нравлюсь, – издевается она. – Она нашла бы другой способ, если бы это было не со мной. Она найдет способ, старший брат. К счастью для нее, она не привязана к этой семье, как я.

Ее слова задели меня гораздо сильнее, чем я ожидал, потому что я знаю, что в них есть доля правды. Насколько отчаянной, должно быть, была Кэт, чтобы довериться моей младшей сестре, которая не проявляла к ней ничего, кроме презрения. И я знал это все это время, не так ли? Я убедил себя, что я тот, кто контролирует ситуацию, а она манипулировала мной, заставляя думать, что между нами было нечто большее, чем просто физическое. Черт возьми, она тоже была хороша в этом.

– Я надеюсь, это того стоило, Джоуи, – говорю я. – Потому что, что бы с ней сейчас ни случилось, в твоих руках.

Она прищуривается, глядя на меня:

– Что ты собираешься с ней сделать?

– Почему тебя это волнует?

– Я не хочу, – ложь дается ей так легко, срывается с ее языка, как будто она ничего не стоит. Я не уверен, что в моей жизни когда – либо была женщина, которая не лгала мне с такой легкостью, как это только что сделала Джоуи. И обычно я вижу их насквозь. Как я делал со своей мамой, когда она говорила мне, что все хорошо и мой отец был хорошим человеком. Как я видел насквозь свою бывшую невесту Николь. Но я не видел этого с Кэт. Она лежала в моей постели каждую ночь, и я никогда этого не видел. Наверное, я не хотел.

– Приятно знать, – говорю я, прежде чем повернуться и направиться к двери.

– Я знаю, что на самом деле случилось с Николь, Данте. Лоренцо рассказал мне.

Упоминание ее имени заставляет меня на секунду дрогнуть. Мое сердце, кажется, перестает биться. Я знала, что он собирался сказать ей правду, но не думал, что она когда – нибудь заговорит об этом.

Я не отвечаю. Я не могу думать ни о чем, кроме Кэт и о том, как она вырвала мое чертово сердце. Я не могу выместить свой гнев на своей сестре, но я, черт возьми, выместю его весь на ней.

Глава 21

Кэт

Я понятия не имею, как долго я лежал на этой кровати. Это могли быть часы, а могли быть минуты. Время, кажется, приобрело совершенно новый смысл. Так бывает, когда не по чему определить время. На улице все еще темно, но я даже не знаю, завтра уже или все еще сегодня.

Звук отпираемой двери заставляет меня резко выпрямиться. Мое сердцебиение ускоряется, и я сглатываю, ожидая, когда кто – нибудь войдет внутрь. Я не знаю, испытывать облегчение или ужас, когда вижу, как Данте входит в комнату. Он закрывает за собой дверь, и я вскакиваю с кровати, подбегая к нему.

Когда я успела стать такой жалкой?

– Данте, я… – он не дает мне произнести больше ни слова, прежде чем его огромная, мощная рука обхватывает мое горло, и он прижимает меня к стене.

Он прижимает свое лицо близко к моему. Его прежний гнев совсем не рассеялся. На самом деле, он кажется еще более свирепым, чем раньше.

– Не надо, – шипит он, его горячее дыхание обдает мою щеку, когда он крепче сжимает мое горло, пока мне не становится трудно дышать. Обычно он хватает меня не так. Я никогда раньше не чувствовала, что мои дыхательные пути так ограничены. Он пытается причинить мне боль. Убить меня. – Ты действительно думала, что я буду настолько слеп, чтобы позволить тебе ускользнуть у меня из – под гребаного носа, Кэт?

– Н – нет, – хриплю я, мое горло уже саднит от его хватки.

– Значит, ты считаешь меня глупым? Это все?

– Н-нет, – слезы текут по моим щекам, а голова раскалывается от сдавливания горла. Через несколько секунд я потеряю сознание, и тогда я не смогу сказать ему. Я не смогу рассказать ему о единственной вещи, которая может заставить его пощадить меня. Я использую каждую унцию дыхания, оставшуюся в моем теле, чтобы выдохнуть два слова. – Я беременна.

Я хватаюсь за горло, когда прохладный воздух врывается в мои легкие. Только тогда я понимаю, что он отпустил меня. Теперь его руки по обе стороны от моей головы, удерживая меня в клетке, пока он удерживает меня в вертикальном положении, прижимая к моему телу.

– Что? – рычит он.

– Я б – беременна, – выдыхаю я.

Он качает головой:

– Ты лжешь мне.

– Я не такая, – настаиваю я. – В тот день в твоем офисе. Ты так и не дал мне таблетку после… И я забыла напомнить тебе.

Он прищуривается, глядя на меня.

– Я сделала тест. У меня пятая неделя, – я шмыгаю носом.

– Итак, ты не только убегала от меня после того, как поклялась вернуть свой долг, но и пыталась отобрать у меня ребенка? Ты это мне хочешь сказать? – рычит он, и в его голосе столько угрозы и язвительности, что меня бросает в дрожь. Но он не может притворяться, что здесь он жертва.

Я вытираю слезы и свирепо смотрю на него:

– Какой у меня был выбор, Данте? Теперь дело не только во мне. Я сделала то, что должна была, чтобы защитить своего ребенка.

– Мое дитя, – рычит он. – Ты думаешь, его нужно защищать от меня?

– Я не знаю, – признаюсь я. – Но я знаю, что скорее умру, чем буду вынуждена отказаться от него или от нее.

– Ты думаешь, я заставил бы тебя сделать это?

– Я не знаю.

– Ты не знаешь. Ты приняла все эти решения о нашем ребенке, ничего не зная. Тебе не пришло в голову просто сказать мне, что ты беременна вместо этого?

– Я знаю только то, что ты мне сказал, – кричу я ему в лицо, и он на дюйм приближается ко мне.

– И что это?

– Что, как только я стану тебе бесполезна, ты передашь меня своим людям, – я тяжело сглатываю, когда мысль о том, что это произойдет, о том, что меня оторвут от моего ребенка, заставляет меня чувствовать себя так, словно кто – то только что вырвал мое сердце из груди. – Какая тебе от меня будет польза, когда я буду на девятом месяце беременности. Или кормление грудью крошечного младенца? Или когда я измучена и у меня все болит?

Он ударяет кулаками по стене по обе стороны от моей головы, и я чувствую, как гнев в нем нарастает до крещендо. Но он сдерживается, а затем выходит за дверь, запирая ее за собой и оставляя меня одну.

Должно быть, я уснула вскоре после ухода Данте, потому что становится светло, когда звук открывающейся двери пугает меня. Я тру глаза и фокусируюсь на фигуре, входящей в комнату. Это молодая новая экономка, которая начала работать здесь несколько дней назад, и чье имя я не могу вспомнить. Она несет поднос с едой, и мой желудок урчит от запаха яиц и тостов.

Она ставит поднос в изножье моей кровати, все это время избегая зрительного контакта:

– Спасибо, – говорю я, стаскивая с себя одеяло и выбираясь из кровати, но она тихо выскальзывает из комнаты, снова оставляя меня одну.

Я все равно сажусь рядом с подносом, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем я снова увижу Данте. Нам так о многом нужно поговорить. Я ожидаю, что он будет здесь через несколько часов. Кричал на меня за то, что я уезжаю, и требовал ответов, которых у меня нет. Итак, почему часть меня все равно с нетерпением ждет встречи с ним?

На подносе два вареных яйца и два ломтика поджаренного тоста с маслом, а также кувшин с водой и стакан апельсинового сока. И прямо там, рядом со столовыми приборами, лежит бело – голубая коробочка с тестом на беременность – одним из тех дорогих цифровых. Итак, он хочет доказательств, не так ли? Я не против. Я зажгу эту крошку, как Четвертое июля.

Я сажусь, скрестив ноги, на кровать и начинаю есть, чувствуя себя лучше с каждым кусочком и надеясь, что если Данте еще не убил меня, то, может быть, мы сможем во всем разобраться.

Глава 22

Данте

Тихое тиканье часов, кажется, насмехается надо мной, пока мы ждем его прибытия. Мой отец узнал о маленькой попытке побега Кэт и Джоуи прошлой ночью и настоял на том, чтобы прийти сегодня в дом, чтобы обсудить мою ошибку в охране.

– Я действительно должен быть здесь для этого? – Джоуи говорит со вздохом и закатывает глаза.

– Да, ты, блядь, понимаешь, – огрызаюсь я. – Ты причина, по которой он приходит сюда.

– Фу, – стонет она, плюхаясь на диван.

– Скоро все закончится. Пусть он побеспокоится о твоей безопасности и о том, что мне нужно более внимательно присматривать за тобой. Это заставит его почувствовать себя хорошим отцом, а потом я предложу ему виски, и он сможет уйти.

– Прекрасно, – вздыхает она. Она снова закатывает глаза при звуке его голоса, заполняющего коридор снаружи.

Я смотрю на нее:

– Все будет хорошо. Будь с ним мила, и мы сможем избавиться от него как можно скорее.

Она издает еще один неодобрительный звук из глубины своего горла прямо перед тем, как он входит в комнату. Как только он оказывается внутри, она встает и улыбается ему. Это хорошо отработанная процедура.

– Привет, папа, – она подходит, чтобы обнять его, но он отстраняет ее и стремительно пересекает комнату, кладя руки на мой стол и свирепо глядя на меня.

– Как, черт возьми, ты позволил этому случиться? Моя дочь и твоя шлюха просто выходят отсюда, как ни в чем не бывало.

Отодвигая стул, я тоже встаю, отказываясь, чтобы он возвышался надо мной, как будто я все еще ребенок:

– Она не шлюха, – защищаю я Кэт, хотя я на нее ужасно зол. – И они не ушли отсюда. Максимо точно знал, что они задумали, и остановил их, прежде чем они смогли уйти.

– С ней нужно разобраться, – рычит он.

Я знаю, что Джоуи смотрит на меня с открытым ртом, но я по – прежнему сосредоточен на своем отце:

– Ей двадцать один. Что ты хочешь, чтобы я сделал, отобрал у нее мобильный телефон?

– Не Джизеппина. Шлюха, – выплевывает он.

– Ее зовут Кэт, – рычу я на него. – И с ней обращаются.

– Было ошибкой привести ее в этот дом. Она видела слишком много. Тебе нужно разобраться с ней, Данте, – настаивает он, и теперь я точно знаю, что он имеет в виду.

– Я, блядь, не могу убить ее, пап, – огрызаюсь я.

– Потому что ты слаб, – фыркает он.

– Нет, – кричу я ему. – Потому что она, блядь, беременна.

Он моргает, глядя на меня, и Джоуи в шоке ахает, ее рука взлетает ко рту.

– Твоим ребенком? – мой отец спрашивает, нахмурившись.

– Да, с моим гребаным ребенком.

– Данте, я не знала, – говорит Джоуи. – Если бы я знала, я бы никогда…

Мой отец поворачивается к ней, его лицо искажается от гнева, когда он поднимает руку и дает ей пощечину с такой силой, что ее голова откидывается назад.

– Какого хрена ты делаешь? – я обхожу стол, чтобы добраться до него, когда он собирается ударить ее снова. Я хватаю его за запястье, когда Джоуи отшатывается назад, прижимая руку к лицу и в ужасе, шоке глядя на нашего отца. Он не бил ее так с тех пор, как она была угрюмым подростком.

– Она нуждается в дисциплине. Ты слишком мягок с ней, – рычит он, высвобождая руку.

– И тебе, блядь, нужно успокоиться, старик. И если ты еще раз тронешь ее хоть пальцем, я отрежу всех до единого.

Теперь он переводит свой свирепый взгляд на меня. Я давно не видел его таким взбешенным. Он всегда жесток и постоянная заноза в моей заднице, но сейчас он так зол, что практически с пеной у рта.

– Я звонил Лоренцо этим утром. Сказал ему договориться о возвращении домой. Он вернется через несколько недель.

Мой лоб хмурится:

– Ты не должен был этого делать.

Его губы скривились от отвращения:

– Кажется, я это сделал.

– Он нам не нужен.

– У него было более чем достаточно времени вдали от дома. Он должен быть дома и присматривать за своей семьей, а не валять дурака в Италии.

– Он ухаживает за своей больной женой, – напоминаю я ему.

– Он вернется. Дело сделано, – говорит он, пренебрежительно качая головой.

Я стискиваю зубы, прежде чем сказать что – то, о чем потом пожалею.

– Если ты не собираешься убивать эту Катерину, – он выплевывает ее имя. – Тогда ты женишься на ней.

– Какого хрена? – я рычу на него, оскалив зубы, когда надвигаюсь на него.

– Твоя мать никогда не простит тебе, если ты воспитаешь ее первенца – внука незаконнорожденным, – настаивает он. – Всади ей пулю в голову или кольцо на палец, моё дитя. Потому что я не позволю ублюдку унаследовать мою империю.

– Убирайся к черту из моего дома. Сейчас же!

Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня сверху вниз, ожидая, что я отступлю. Но этого никогда не случится:

– Назначь свидание или вырой могилу, Данте, – рычит он, прежде чем маршем покинуть мой кабинет.

Как только он уходит, я подхожу к Джоуи, которая все еще прижимает руку к щеке:

– Дай мне посмотреть, – говорю я, осторожно отводя ее пальцы, чтобы показать начало глубокого красно – фиолетового синяка.

– Что за черт, Данте? – она вздрагивает, когда я провожу кончиками пальцев по ее скуле. – Что только что произошло?

– Ничего не сломано, – говорю я ей, изучая ее лицо. – Тебе следует посоветоваться с Софией насчет того, чтобы она взяла немного льда для этого.

– Данте?

Я качаю головой и вздыхаю:

– Я понятия не имею, почему он так отреагировал. Мне жаль, что он ударил тебя. Он никогда больше этого не сделает, я обещаю тебе.

Я заключаю ее в объятия, когда слезы текут по ее щеке.

– Кэт действительно беременна? – шепчет она.

– Да.

– Я не знала. Клянусь. Я бы никогда не помогла ей, если бы знала.

– Я знаю, малышка, – говорю я, быстро целую ее в макушку, прежде чем отпустить.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает она. – Ты собираешься жениться на ней?

Я выдыхаю, возвращаясь к своему столу. Как бы мне ни было неприятно это признавать, мой отец прав. Моя мать хотела бы, чтобы ее первый внук родился в законном браке. Чистокровный Моретти насквозь. Но как мне жениться на женщине, которая ненавидит меня и которой я никогда не смогу доверять?

Глава 23

Кэт

Надежда – это кувшин дерьма!

Я лежу на кровати, заложив руки за голову, со слезами на глазах. Кажется, в последнее время я не могу перестать плакать. Прошло четыре дня с тех пор, как меня заперли в этой комнате. По крайней мере, я так думаю. У меня нет способа узнать наверняка. Нет телевизора. Нет радио. Очевидно, нет мобильного телефона. По – моему, с тех пор, как я впервые провел здесь ночь, прошло четыре заката, и сейчас снова темно, так что четыре дня и скоро будет пять ночей.

Прошло четыре дня с тех пор, как я видела Данте. Четыре дня с тех пор, как кто – то сказал мне хоть слово. В первый день экономка принесла мне кое – что из моей одежды и туалетных принадлежностей. Он не пустил бы сюда Софию, потому что знает, что она раскололась бы и предложила мне какой – нибудь комфорт. Кто бы ни был этот новый, он приносит мне трехразовое питание и два перекуса, а также витамины для беременных. Но она никогда не разговаривает со мной. Я, конечно, разговариваю с ней. Я пыталась быть с ней милой. Умолять ее. Я пыталась засыпать ее вопросами. Кричать. Угрозами. Плачем. Ничего не помогает. Она непроницаема, как робот.

Так что все, что мне остается делать, это плакать. И блевать. Меня часто тошнит. Меня все время тошнит. Со вчерашнего утра я не могла проглотить ни кусочка еды, поэтому сегодня даже не потрудилась съесть свой обед, полдник или ужин. Все это все еще лежит на подносе, нетронутое. Застывает. Как и я. Или, может быть, у меня застой. Я не знаю.

Возможно, я просто схожу с ума.

Открывающаяся дверь даже не заставляет меня сейчас поднять голову. Я слишком устала. Экономка шаркающей походкой входит в комнату и ставит еще один поднос с едой рядом с моей кроватью.

– Мистер Моретти говорит, что тебе нужно поесть, – тихо говорит она.

Итак, у нее все – таки есть голос.

– Мистер Моретти может идти к черту.

– Ребенку вредно, если ты не ешь.

– Почти уверена, что матери ребенка тоже нехорошо сходить с ума, но никому нет до этого дела, не так ли?

Я отворачиваюсь от нее и слышу, как она собирает старые подносы с едой, но она больше ничего не говорит.

Глава 24

Данте

Я жду внизу лестницы, когда Мария выйдет из комнаты Кэт. Она несет с собой поднос, полный недоеденной еды.

– Она все еще отказывается есть? – я огрызаюсь.

– Да, сэр, – шепчет она.

– Черт! – я раздраженно качаю головой. – Ты сказала ей, что я сказал, что ей нужно поесть?

– Да.

– И?

Она опускает взгляд на поднос с едой, вместо того чтобы ответить мне.

– Мария?

– Она сказала, что вы можете идти на хрен, сэр, – говорит она, на этот раз ее голос едва ли похож на шепот.

Я провожу рукой по челюсти. Морить себя голодом, чтобы я уделил ей немного внимания, чертовски безрассудно. Мария ерзает, стоя передо мной, ожидая, когда ее отпустят.

– Мария?

Она смотрит на меня, и в ее глазах блестят слезы.

– Почему ты плачешь? – я огрызаюсь на нее.

– Она так больна, сэр, – шмыгает она носом. – Ее продолжает тошнить в течение дня. Даже когда она пьет совсем немного воды, ее тошнит. Я жду возле ее комнаты, как вы и просили, а она даже больше не поет и не кричит для вас.

– Она играет с тобой. Ты не можешь доверять ей. Ты слышишь меня? – она кивает. – Уходи, – говорю я ей, и она убегает по коридору. Я прислоняюсь головой к деревянным перилам, задаваясь вопросом, что, черт возьми, мне делать с Кэт и ее голодовкой.

– Ты, безусловно, оправдываешь свою репутацию самого безжалостного человека в Чикаго за последнее время, старший брат, – говорит Джоуи, подходя ко мне.

Я тоже сегодня не в настроении для ее игр. Я все еще зол на нее за тот трюк, который она выкинула:

– Оставь это, Джоуи.

– Что? Я делаю тебе комплимент. Я имею в виду, есть жестокость, а есть уровень жестокости Данте, – говорит она со злым смехом.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Кэт, – говорит она, закатывая глаза. – Ты превзошёл самого себя.

– Она дышит, не так ли? – огрызаюсь я. – Не благодаря тебе.

– Да, но перестань. Лишать кого – либо какого – либо человеческого общения или вообще какой – либо умственной стимуляции – это, вероятно, одна из самых жестоких вещей, которые ты можешь сделать с человеком. Отличная игра, брат, – говоря это, она похлопывает меня по спине, но ее голос сочится сарказмом.

– Ты предлагаешь, чтобы она была вознаграждена за попытку побега? За попытку отобрать у меня моего ребенка еще до того, как у меня появился шанс узнать об этом? Я должен позволить ей разгуливать здесь, как она привыкла?

– У тебя все такое черно – белое. Все, что ты делаешь, – экстремально. Так не должно быть. Ты все еще можешь наказать ее, убедившись, что у нее не случится полномасштабного психического срыва в процессе, – говорит она, прежде чем начать идти по коридору.

– Джоуи, – зову я ее вслед.

Она разворачивается с улыбкой на лице, потому что знает, что только что сыграла со мной.

– Она скоро ляжет спать. Завтра утром отнеси ей какие – нибудь журналы, книги или еще что – нибудь.

– Как скажешь, старший брат.

Глава 25

Кэт

– Привет, Кэт, – произносит мягкий голос, и я думаю, что сплю, потому что со мной больше никто не разговаривает. Чьи – то руки убирают мои волосы с лица, и влажная тряпка тоже вытирает мою челюсть. Мои веки трепещут, открываясь.

– Джоуи?

– Ты была больна, – говорит она, ее лицо хмурится.

– Да, – говорю я, в голове пульсирует, когда я принимаю сидячее положение. Теперь я вспоминаю. Это произошло так внезапно и яростно, что я даже не смогла дойти до ванной. А потом, кажется, я потерял сознание.

– Как долго ты вот так больна?

– Несколько дней.

– Ты что – нибудь скрываешь?

– Нет, – говорю я. У меня даже нет сил покачать головой.

– Это нормально при беременности?

– Нет, я думаю, что это может быть… У меня может быть гиперемезис гравидарум. У моей мамы это было со мной.

– Что, черт возьми, это такое?

– Причудливый способ выразить сильную утреннюю тошноту, – я слабо смеюсь.

Я почти уверена, что Джоуи на самом деле здесь нет, и у меня галлюцинации или что – то в этом роде. Интересно, почему из всех людей я встречаюсь именно с ней. Я имею в виду, я думала, что это будет моя мама или моя бабушка.

Мои глаза фиксируются на ее лице, когда мой мозг еще немного приходит в себя. У Джои из сна огромный фиолетовый синяк на щеке.

Она прикрывает его рукой, когда видит, что я на нее смотрю.

– Мне жаль, что он сделал это с тобой из – за меня, – шепчу я, хотя она ненастоящая.

– Это был не Данте, – говорит она, кладя руку мне на лоб. – Кэт, я действительно беспокоюсь о тебе.

– Я думаю, мне нужно в больницу, Джоуи, – прохрипела я. У меня так пересохло в горле от недостатка жидкости, что больно даже говорить.

Джоуи из сна сжимает мою руку. Должно быть, она из сна. Она никогда не была так мила со мной:

– Я пойду поговорю с Данте.

Глава 26

Данте

Я разговариваю по телефону, когда моя младшая сестра врывается в мой офис, как торнадо на стероидах.

– Кэт действительно больна, – кричит она, полностью игнорируя тот факт, что я занят.

– Я тебе перезвоню, – говорю я мудаку, с которым разговаривал, чтобы уделить ей все свое внимание.

– Тебе нужно отвезти ее в больницу. Сейчас же.

– Как, черт возьми, я это делаю. Какого черта, по – твоему, ты делаешь, приходя в мой офис.

– Ей нужен доктор, – кричит она мне в ответ.

Я скрещиваю руки на груди и свирепо смотрю на нее:

– Значит, вы двое можете спланировать еще одну попытку побега?

– Знаешь, я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что она беременна. Данте, я не шучу. Она говорит, что у нее есть то, что было у ее мамы. Гипергравитация или что – то в этом роде.

– Она чертова медсестра. Она сбивает тебя с толку медицинской чепухой, так что ты попадаешься на ее уловки.

– Она не ест, это не может быть хорошо для ребенка.

– Она поест, когда проголодается, – говорю я, поднимая свой сотовый, чтобы сделать еще один звонок.

– Данте, пожалуйста, просто приди посмотреть на нее сам.

– Ради всего святого! – я кладу телефон в карман и следую за своей младшей сестрой в новую спальню Кэт. По крайней мере, я могу положить конец этой ерунде и вернуться к работе. Когда я захожу в комнату, Кэт лежит в кровати, обложенная подушками.

– Я усадила ее, чтобы она не подавилась, если ее снова стошнит, – шепчет Джоуи, и я закатываю глаза. Я никогда не знал, что кто – то сможет так легко одурачить мою младшую сестру.

– Кэт? – я огрызаюсь, подходя к ней ближе.

Она бледна, но такой она была бы, если бы отказывалась есть. Ее губы потрескавшиеся и сухие. На ней одна из моих футболок, и это пугает меня больше, чем я готов признать. Без сомнения, это часть ее плана, но я также вижу, что она похудела. Пока ничего такого, что нельзя было бы объяснить ее отказом от еды.

– Кэт? – повторяю я, садясь на кровать рядом с ней. Ее веки подрагивают, но она не фокусируется на мне. – Тебе нужно что – нибудь съесть и выпить.

– Хорошо, – сонно бормочет она с глупой улыбкой на лице.

– Видишь, – говорю я Джоуи, который с беспокойством смотрит на Кэт.

Я беру бутылку воды с прикроватной тумбочки и отвинчиваю крышку. Поднося ее к ее губам, я подыгрываю в ее маленькой игре, хотя бы для того, чтобы доказать, что я прав:

– Я дам тебе немного воды, хорошо?

– Хм, – бормочет она, и я наклоняю бутылку, выплескивая немного воды. Она жадно глотает, и я позволяю ей выпить еще, прежде чем убрать бутылку.

Я поднимаю взгляд на Джоуи:

– Я говорил тебе, что это все…

Но прежде чем я успеваю закончить это предложение, Кэт громко стонет и выплевывает полный рот воды, которую я только, что дал ей. Ее голова откидывается на подушки, и глаза снова закрываются.

Черт!

– Нет, я же сказал тебе, придурок! – Джоуи огрызается.

– Иди, скажи Максимо, чтобы он взял машину. Мы везем ее в отделение неотложной помощи.

Джоуи выбегает из комнаты, и я подхватываю Кэт на руки. Она тихо бормочет, но ее тело обмякло и намного легче, чем было всего неделю назад. Я нежно целую ее в лоб.

– Прости, котенок. Теперь у меня есть ты, – чувство вины за то, что я оставил ее гнить в этой комнате, почти переполняет меня. Если что – нибудь случится с ней или нашим ребенком, я никогда себе не прощу. Мне все равно, ненавидит ли меня Кэт прямо сейчас, или я не могу ей доверять. Я никогда ее не отпущу.

Глава 27

Кэт

Я полагаю, что большинство людей могли бы испугаться, если бы очнулись на больничной койке, но звук машин, низкий гул постоянной деятельности и даже запах настолько безошибочно знакомы мне, что я испытываю чувство комфорта, находясь здесь. Мои веки приоткрыты лишь наполовину, они мерцают в ярком верхнем свете. В горле сухо и першит, но я не чувствую, что меня вырвет, так что это бонус.

– Кэт? – я слышу его глубокий голос, прежде чем чувствую, как его теплые пальцы обвиваются вокруг моих.

– Эй, – прохрипела я, открывая глаза и видя его сидящим рядом с моей кроватью. На его лице запечатлены беспокойство. Затем я понимаю почему. Он – причина, по которой я здесь. Он держал меня запертой в той ужасной комнате ни с кем и ни с чем.

Я вырываю свою руку из его, когда они оба инстинктивно тянутся к моему животу. Мой ребенок.

– С ребенком все в порядке, – уверяет он меня. – Вы были сильно обезвожены, но сейчас вы оба в порядке.

Нет, спасибо тебе. Вместо этого я заставляю себя улыбнуться.

– Тебе нужно выпить?

Я киваю, и он наливает мне маленький стакан воды из кувшина рядом с кроватью. Он подносит его к моим губам, и первый глоток кажется раем, мгновенно успокаивая мое горло. Я беру у него стакан, и он садится обратно на стул рядом с моей кроватью, пока я оглядываю комнату. Я подключена к капельнице и кардиомонитору.

– Как долго я здесь нахожусь? – спрашиваю я.

– Всего несколько часов, – отвечает он. – Они хотят продержать тебя день или два, или, по крайней мере, до тех пор, пока ты снова не сможешь принимать какие – то твердые вещества.

Я киваю.

– Как ты себя чувствуешь?

Как будто я хочу плакать целый год.

– По крайней мере, не больна.

– Хорошо. Джоуи собрала кое – что из твоих вещей, и Макс скоро привезет их.

– Хорошо, – я делаю еще глоток воды и бросаю взгляд на дверь.

– Я останусь здесь, с тобой.

– Я не собираюсь убегать.

– Я знаю.

– Ты знаешь, потому что не позволишь мне, или потому что веришь, что я не попытаюсь?

– Имеет ли это значение?

– Я не собираюсь пытаться, – говорю я, откидываясь на подушку и закрывая глаза. – Пока ты обещаешь, что мой ребенок будет в безопасности.

– Наш ребенок будет в безопасности, Кэт.

– А как же я? Я тоже буду в безопасности? – я снова открываю глаза и вижу, как его красивые черты лица хмурятся.

– Тебе не причинят никакого вреда, – хладнокровно говорит он.

Звук открывающейся двери снимает напряжение, и мы оба поднимаем глаза, чтобы увидеть доктора, входящего в комнату.

– Мисс Эвансон, вы проснулись? – говорит она с широкой улыбкой.

– Да, – я улыбаюсь в ответ, благодарный, что здесь есть еще один человек, который рассеивает эту неловкую атмосферу.

– Я доктор Уилкокс, и я буду заботиться о вас и вашем малыше.

– Приятно познакомиться.

– И как ты себя чувствуешь?

– Теперь намного лучше, спасибо.

– Мы дали вам много жидкости и целую кучу полезных веществ для вас и вашего ребенка. Я ожидаю, что вам не терпится попасть домой, но я бы хотел оставить вас здесь на день или два.

Краем глаза я вижу мрачный взгляд, пересекающий лицо Данте:

– Что бы вы ни думали, это к лучшему, доктор.

Она смотрит на Данте и улыбается:

– Кэт было бы неплохо попробовать что – нибудь съесть. Не могли бы вы попросить на стойке регистрации прислать ей легкую закуску?

Его глаза сужаются, когда он обдумывает ее просьбу.

– Я бы с удовольствием съела немного картошки фри. Горячая, соленая картошка фри, – говорю я, облизывая губы и вздыхая.

Он кивает в знак согласия, а затем, несколько секунд спустя, исчезает из комнаты, оставляя нас одних.

– Ты была в ужасном состоянии, когда тебя привезли, Кэт, – говорит она, ее лицо полно беспокойства. – Никто не заметил, насколько ты была обезвожена?

– Нет. Я немного устала и много спала.

– Но отец ребенка, мистер Моретти? – она произносит его имя так, словно точно знает, кто он. – Он не заметил, что что – то не так?

Это был бы мой шанс рассказать ей правду. И что потом? Подвергнуть риску эту милую докторшу за то, что она помогла мне? Прожить свою жизнь в бегах? Лишить моего ребенка шанса узнать его отца. Данте Моретти никогда не отпустит меня.

– Он был действительно занят. Я не часто его видела. Но как только он увидел, насколько я больна, он сразу привез меня.

Она с беспокойством прищуривается, глядя на меня, но прежде чем она успевает задать мне какие – либо дальнейшие вопросы, Данте возвращается в палату.

– У тебя гиперемезис гравидарум. Я дам тебе какое – нибудь лекарство от тошноты, чтобы ты взяла их с собой домой, но есть и пить, нужно мало и часто – это ключ к тому, чтобы не стать обезвоженным.

Я киваю.