Текст книги "Данте (ЛП)"

Автор книги: Сэди Кинкейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Мое любопытство разгорается еще больше, когда Данте останавливает машину около красивого дома менее чем через десять минут. Такой дом вы видите в фильмах. На крыльце есть качели, во дворе – дерево, с ветки которого свисает покрышка, закрепленная толстой синей веревкой. Во дворе есть пикап и два велосипеда на лужайке.

– Кто здесь живет?

– Пойдем посмотрим, – говорит он, выбираясь из машины, прежде чем обходит ее, чтобы открыть мою дверь. Он берет меня за руку, чтобы помочь мне выйти, а затем переплетает свои пальцы с моими, пока мы идем по дорожке.

Прежде чем мы добираемся до крыльца, входная дверь дома распахивается и выходит женщина. Она, может быть, немного младше меня, но у нее на бедре сидит маленький ребенок. Маленькая девочка, которой на вид около двух лет. У обеих одинаковые темные кудри и темные глаза.

– Данте? – спрашивает женщина. Она улыбается, но в ее голосе слышится что – то еще. Возможно, страх?

Мое сердце начинает биться немного быстрее. О Боже. Этот ребенок его? Есть ли у него совсем другая жизнь, о которой я не знаю?

– Это твой секрет? – я тихо спрашиваю его.

– Да, – говорит он, но его глаза прикованы к женщине и маленькой девочке, и он улыбается. Не многие люди достойны улыбки Данте Моретти. – Прости, что я не позвонил. Это было что – то вроде того, что случилось в последнюю минуту, – говорит он женщине, извиняющимся жестом пожимая плечами, и крепче сжимает мою руку.

У меня так пересохло во рту, что я не могу глотать.

– Тебе всегда рады. Но что – то случилось? Что – то не так?

– Мама, – другой ребенок, маленький мальчик с густыми каштановыми кудрями, лет пяти или шести, выбегает из двери. – Ты сказала, что мы можем поесть мороженого.

Инстинктивно, даже не глядя на него, она тянется к нему, запускает пальцы в его густые волосы и притягивает его к своему бедру.

– Мы сделаем это, Ди, просто дай мне минуту. Затем она проводит его обратно в дом.

Д? Как у Данте? Данте младший? Капелька пота стекает по моему лбу. Я пытаюсь выдернуть свою руку из его, но он крепко сжимает ее.

– Все в порядке, но я женился, – он поднимает наши соединенные руки, и его обручальное кольцо сверкает на солнце.

Ее лицо расплывается в широкой ухмылке.

– Ты? Ни за что, – смеется она, начиная спускаться по ступенькам крыльца. Затем она смотрит на меня. – Как, черт возьми, тебе удалось приручить этого, девочка?

Я потираю рукой живот и смотрю вниз:

– Хм. С этим, – говорю я, пожимая плечами.

– Я хотел, чтобы она познакомилась с тобой. Я хочу, чтобы она знала все, – говорит Данте. – Никаких секретов.

Она снова смотрит на меня, ее лоб хмурится.

– Это моя жена, Кэт. Ты можешь доверять ей. Я обещаю, – говорит он, и ее лицо смягчается. – Скажи ей, кто ты.

Она глубоко вздыхает:

– Привет, Кэт. Я Никки. Хотя, думаю, большинство людей дома знали бы меня как Николь.

Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать то, что она только что сказала:

– Николь Сантанджело?

– Единственная и неповторимая.

Я перевожу взгляд с нее на Данте:

– Но ты… ты позволил мне поверить…

– Что он убил меня? – Никки смеется. – Да. Это был своего рода секрет.

У меня голова идет кругом от такого количества вопросов, что я не знаю, какой задать первым. Кроме того, что я задаю:

– Дети…? – я смотрю на Данте, не в силах закончить вопрос, но он все равно знает.

– Нет, – говорит он со смешком.

– Черт возьми, нет, – добавляет Никки. Затем она поворачивается и направляется обратно к дому. – Тогда вы двое зайдете перекусить мороженым? – спрашивает она, подходя к входной двери. Затем она кричит: – Эй, Сабина. Ты никогда не догадаешься, кто здесь и кто женился.

Два часа спустя мы вдоволь наелись ужином и мороженым. Сейчас мы с Никки сидим на качелях на веранде со стаканом чая со льдом, пока Данте и Сабина убирают посуду после ужина. Жена Никки потрясающая. Она юрист, специализирующийся на работе с женщинами, которые спасаются от жестокого обращения. Она умная и забавная, и у нее самые красивые каштановые волосы, которые я когда – либо видела. Их дети тоже очаровательны. Дикону, а не Данте, пять лет, а Авроре два.

– Полагаю, у тебя миллион вопросов? – спрашивает Никки с тихим смехом, пока мы потягиваем чай со льдом. Ее сорт с Лонг – Айленда.

– Да, слишком много, – соглашаюсь я со вздохом. Когда вокруг были дети, у нас не было возможности поговорить о чем – то слишком глубоком и значимом.

– Он спас мне жизнь, – говорит она, ее голос внезапно наполняется эмоциями. – Ему не нужно было. Я имею в виду, что я была для него никем, но он спас меня. Люди думают, что он бессердечный и жестокий, но на самом деле, под всей этой броней, он, вероятно, лучший человек, которого я когда – либо знала.

– Я тоже вижу эту его сторону.

Она улыбается мне:

– Ну, конечно, ты любишь. Потому что он так любит тебя, – она кладет свою теплую руку на мою. – Такая любовь будет гореть вечно.

От этого у меня на глаза наворачиваются слезы:

– Твои отец и братья тоже еще живы? – спрашиваю я.

– Боже, нет.

– О.

– Они не были хорошими людьми. Они были худшими людьми, – говорит она, и тон ее голоса разбивает мое сердце. Она говорит это так, как будто сама столкнулась с их худшим поведением.

– Ты не обязана мне ничего рассказывать, – предлагаю я.

– Сабина всегда говорит мне, что приятно поговорить, – говорит она, закатывая глаза. – Они издевались надо мной. Били меня. Изнасиловали меня. Я была их служанкой. Их словесная груша для битья тоже. Моего отца и моих братьев.

Я сжимаю ее руку в своей.

– Это было все, что я когда – либо знала. Когда мне было восемнадцать, они пообещали меня Лоренцо Моретти, но он женился на Ане, поэтому вместо этого они предложили выйти замуж за Данте. Мой отец отчаянно нуждался в союзе с Моретти, настолько сильно, что даже отказался бы от меня. Не то чтобы его волновало, что они могут со мной сделать, но то, что он и мои братья потеряют свою игрушку.

Я сижу в тишине, слушая ее историю.

– Большой ошибкой моего отца было то, что он пытался выдать меня за невинную девственницу. Он даже имел в виду одну из тех операций, когда мне вправляют девственную плеву. Ты можешь в это поверить? – она фыркает. – Как будто это было все, что ему нужно было сделать, чтобы я снова была тактичной. Как будто это исправило бы все то отвратительное, извращенное дерьмо, которое эти ублюдки сотворили со мной.

Она делает большой глоток своего напитка, прежде чем продолжить.

– В любом случае, Данте знал, что что – то не так. У него есть что – то вроде шестого чувства в отношении вещей, понимаешь?

– Да, я уверена.

– И когда он узнал, он взял меня к себе. Он сказал всем, что мы помолвлены, и я больше никогда не возвращалась домой. Его отец был счастлив, что он женится, а мой был доволен тем, что его союз с семейством Моретти вот – вот станет реальностью. Мы планировали свадьбу и все такое. Данте сказал, что все должно выглядеть по – настоящему. Он никогда не посвящал меня в свои планы, но просто продолжал уверять меня, что все получится, и я буду в безопасности. Затем, в ночь перед нашей свадьбой, он сказал мне, что я уезжаю. Он дал мне новую личность. Новое имя, номер социального страхования. Он даже позвонил Сабине и сказал ей, что я ухожу, если она хочет пойти со мной, и, к счастью, она ушла. Мой отец и братья исчезли той ночью, без сомнения, от рук Данте и Максимо, не то чтобы он когда – либо говорил мне, а я бы никогда не спросила. Затем Лоренцо и Аня отвезли нас в этот дом, и с тех пор мы здесь в безопасности.

– Лоренцо и Аня? – я спрашиваю.

– Да. Он тоже хороший парень. Не позволяй этой грубоватой внешности одурачить тебя, – она смеется. – Даже Максимо.

– Максимо псих – хороший парень? – я качаю головой, смеясь и притворяясь, что не верю.

– Да.

– Это первый раз, когда ты видишь Данте с тех пор?

– Нет. Время от времени он звонит. Он присылает детям подарки на их день рождения.

– Ни за что! Не могу поверить, что он посылает кому – то подарки на день рождения.

– Да.

– Спасибо, что поделилась со мной своей историей, Никки. Я знаю, нелегко говорить о боли, – мягко говорю я.

Она прищуривает глаза, глядя на меня в ответ:

– Да, ты действительно знаешь.

Она сжимает мою руку, и мы откидываемся на спинку качелей и смотрим на закат.

– Он сказал, что не был моим белым рыцарем, – добавляет Никки. – Но он таким и был.

– Ни за что. Он и мне это сказал, – я закатываю глаза, и мы оба смеемся.

– И?

И что? Является ли Данте Моретти моим белым рыцарем? Даже близко.

– Он не мой белый рыцарь. Хотя я почти уверена, что он моя родственная душа.

– Так даже лучше, – говорит Никки, чокаясь своим бокалом с моим.

– Да, намного лучше.

Глава 48

Данте

По мере того, как мы возвращаемся в Чикаго, темнеет. Кэт зевает на сиденье рядом со мной.

– Ты в порядке, котенок? Не хочешь остановиться на ночь в мотеле?

– Нет, – говорит она с сонной улыбкой. – Я хочу домой.

Я поднимаю ее руку и целую кончики пальцев:

– Почему ты позволяешь всем верить, что ты убил свою бывшую невесту в ночь перед свадьбой?

– Не могу поверить, что тебе потребовалось целых двадцать минут, чтобы задать мне этот вопрос.

– Тогда перестань избегать этого, – говорит она со вздохом.

– Ты только что закатил на меня глаза?

– Возможно, но ты все еще избегаешь моего вопроса.

– Люди верят в то, во что хотят верить, Кэт. Кроме того, меня не волнует, что другие люди думают обо мне. Сантанджело перешли так много границ, что с ними пришлось иметь дело. Для меня не имеет значения, думают ли люди, что о Николь тоже заботились. На самом деле, это полезно для бизнеса.

– Конечно. Это отчасти соответствует образу, который ты создал и для себя, верно? Хладнокровный босс мафии, который убил бы собственную невесту, если бы она перешла ему дорогу.

Я не отвечаю. Мои челюсти крепко сжаты, а на горле пульсирует толстая вена. Законные причины, конечно, но ни одна из них не является настоящей причиной, по которой я храню секрет Никки.

К тому времени, как мы добираемся домой, Кэт спит. Я вынимаю ее из машины и прижимаю к груди.

– Я могу ходить, – бормочет она.

– Я знаю, но я могу нести тебя так же легко, – говорю я ей, целуя в лоб.

К тому времени, как я перенес ее в нашу комнату, она снова проснулась, и я поставил ее на ноги.

– Джоуи знает о Никки? – спрашивает она меня.

– Лоренцо рассказал ей этим летом.

– О, – говорит она, начиная раздеваться.

– Она все равно сказала, что у нее есть идея, но мы ей тогда не сказали. Ей было всего шестнадцать.

– Я рада, что она знает, что ты никогда бы этого не сделал.

– Что? – я хмуро смотрю на нее. – Ты думаешь, Джоуи волнует, убил ли я Никки? Я мог бы перерезать ей горло на глазах у Джоуи, и это ни черта бы не изменило в том факте, что я ее брат.

Она хмуро смотрит на меня:

– Я не имела в виду… Я просто, имела в виду… Я рада, что знаю, что ты никогда бы этого не сделал.

Я хватаю ее за горло, прежде чем она успевает произнести еще хоть слово:

– Но я бы сделал это, Кэт, – напоминаю я ей. – Не задумываясь, если бы пришлось.

– Ди – Данте, – она растерянно моргает.

– Я нехороший человек, Кэт. Я никогда не был и никогда не буду. Тебе нужно перестать пытаться убедить себя, что я такой.

В ее глазах появляются слезы, и я ослабляю хватку и иду в другой конец комнаты, стаскивая рубашку и бросая ее в корзину для белья.

– Так зачем ты привел меня туда сегодня, – она следует за мной через комнату. – Зачем ты это сделал, если не хочешь, чтобы я видела в тебе хорошее?

Я разворачиваюсь к ней лицом. Она видит во мне слишком много. Ожидает от меня слишком многого.

– Я обещал тебе, что у меня не будет секретов. Это был секрет.

Она качает головой:

– Я тебе не верю. Ты хотел показать мне, что ты за человек на самом деле.

– Я хотел, чтобы ты знала правду.

– И я верю, но чего я не понимаю, так это почему ты, черт возьми, этого так боишься, – кричит она мне, вставая на цыпочки и приближая свое лицо к моему.

– Не надо, Кэт, – рычу я на нее.

– Не надо чего? Мы оба знаем, почему ты хранишь секрет Никки, Данте.

– И почему это? – мое сердце колотится о грудную клетку, как будто пытается вырваться из груди. Оно хочет убежать, пока эта женщина не разорвала его на части.

– Поскольку, у ее семьи так много врагов, это делает ее мишенью. Ты хранишь ее секрет, чтобы защитить ее.

– Нет. Я не тот человек, Кэт.

– Да, ты такой, – настаивает она, нажимая на мои кнопки так, как может только она.

– Не надо, – рычу я.

– Или что? Ты не смог бы причинить боль женщине, которую даже не любил, – тихо говорит она, и я срываюсь. Моя рука снова на ее горле, и ее прижимают к стене, прежде чем она успевает сделать еще один вдох. Я не сжимаю; я просто держу ее там.

– Не принимай мою любовь к моей семье за слабость, Катерина. Я бы защищал вас всех до последнего вздоха, но это не делает меня кем – то другим, кроме того, кто я есть.

– Но она не твоя семья, – говорит она, и слезы текут по ее лицу.

Я не должен был водить ее к Никки и рассказывать ей только половину правды. Я должен был знать, что это вызовет только больше вопросов.

Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу и вздыхаю.

– Пожалуйста, скажи мне, что происходит? Я чувствую, что тону здесь, – умоляет она меня, и мое сердце болит от тяжести всего этого. Моя любовь к ней и нашему ребенку. Мой страх, что я недостаточно хорош для нее. Моя потребность защитить свою семью от вреда. Я никогда не хотел быть тем, кто контролирует ситуацию.

– Я скажу тебе правду, но ты должна перестать пытаться поверить, что я не тот, кто я есть, Кэт. Ты можешь это сделать?

– Да, – шепчет она.

– Я повел тебя на встречу с Никки, потому что знал, что есть шанс, что ты мне не поверишь, если я просто расскажу тебе, что произошло. Мне все равно, что другие люди думают обо мне, котенок, но мне не все равно, когда дело касается тебя. Дело не в том, что я не способен на то, во что люди верят, что я сделал. Это так. Но теперь ты моя семья, и в следующий раз, когда у меня будет для тебя сюрприз, я не хочу, чтобы ты беспокоилась, что я собираюсь похоронить тебя в какой – нибудь канаве.

– О.

– Вот почему я повел тебя познакомиться с ней.

– И почему ты хранишь ее секрет? Ты сказал, что защищаешь свою семью. Это потому, что ты думаешь о Никки как о семье?

– Нет. Она не моя семья, – признаю я с тяжелым вздохом.

– Тогда кто? – она моргает, глядя на меня, и пенни падает.

– Дикону пять. Никки ушла шесть лет назад– беременная крошкой Моретти.

– Нет… ты сказал… – она снова начинает плакать. – Боже, я не могу поверить, что я такая глупая. Он даже похож на тебя. Но ты сказал…

– Он не мой сын, Кэт, – уверяю я ее.

Она делает глубокий вдох, от которого ее идеальные сиськи вздрагивают под платьем.

– Тогда чьи? Не Лоренцо?

– Боже, нет. Дикон – наш младший брат.

– Твой брат? – потрясенно ахает она.

– Да. Мой отец изнасиловал мою невесту за четыре недели до нашей свадьбы, – тяжесть этого заявления со всей силой ударяет меня в грудь. – Он сказал ей, что убьет ее, если она когда – нибудь кому – нибудь расскажет. Она, вероятно, никогда бы этого не сделала, если бы он не обрюхатил ее. Он предположил, что мы с ней трахаемся. Так что, если бы она действительно забеременела, тогда не имело бы значения, похож ли ребенок на него.

– Но ты его сын. Как он мог…? Как бы он жил с этим?

– О, он бы получил от этого удовольствие. Поверь мне. Максимо пришлось помешать нам с Лоренцо убить его, когда мы узнали. Было бы нелегко скрыть исчезновение Сальваторе Моретти. Нам пришлось бы объявить войну, чтобы найти его убийцу. Кроме того, Никки умоляла меня ничего не предпринимать. Я думаю, она не хотела, чтобы на нее обращали внимание.

– Так ты говоришь мне, что Максимо был голосом разума в этом сценарии?

– Да.

– Вот это полный пиздец, – говорит она с мягким смешком, который заставляет меня улыбнуться.

– Я знаю.

– Так вот почему ты не позволил ему танцевать со мной на нашей свадьбе? – она шепчет.

– Да. Он никогда, никогда не тронет тебя пальцем. Если он когда – нибудь причинит тебе боль, котенок, никто не сможет помешать мне оборвать его жалкую жизнь. Но никто никогда не должен узнать, что он сделал. Маленький Дикон никогда не узнает, что был зачат таким образом, а мой отец никогда не узнает, что Никки жива и родила ему еще одного сына.

– Я знаю, – говорит она, пряча голову у меня на груди. – Бедная Никки.

– Сейчас она счастлива. И все они в безопасности. Они с Сабиной построили себе хорошую жизнь.

– Я так сильно люблю тебя, – шепчет она, прижимаясь к моей груди.

Я глажу ее по волосам и целую в макушку:

– Ты все еще устала?

– После всех этих боев? Ни за что, – мурлычет она, прижимаясь своим прекрасным телом ближе к моему.

– Ты хочешь потрахаться с загримированным лицом?

– Боже, да.

Я беру ее на руки и несу на кровать. Я переползаю через нее, задирая платье и осыпая поцелуями ее живот, прежде чем добираюсь до ее груди, раздражающе заключенной в лифчик:

– В следующей части ты мне понадобишься обнаженной.

– Тогда поторопись и раздень меня, демон.

– Сядь, – рычу я, и она делает это без колебаний, поднимая руки над головой, чтобы я мог снять с нее платье. Как только это сделано, я расстегиваю ее лифчик и прикусываю губу при виде ее обнаженных сисек. Теперь, когда она беременна, они стали еще больше.

Я толкаю ее обратно вниз, одновременно беря в рот один из ее сосков и сильно посасывая. Ее спина выгибается над кроватью, когда она тихо стонет.

– Что ты собираешься делать, когда они окажутся под запретом? – она хихикает.

– Мне придется насытиться до того, как они придут в себя, не так ли? – я оставляю дорожку поцелуев на другом ее соске, прежде чем пососать и этот.

– Ты так хорош в этом, – хнычет она.

Я запускаю руку ей в трусики и потираю ее уже набухший клитор.

– И это тоже, – стонет она.

– Ты дикий маленький котенок, – я хихикаю, двигаясь на юг, потому что хочу, чтобы мой рот тоже был там, где мои пальцы.

Мне даже не нужно снимать с нее трусики, чтобы знать, что она уже взмокла для меня. Я чувствую запах ее возбуждения, и мой член жаждет оказаться внутри нее. Когда я стаскиваю с нее трусики и несколько секунд спустя приникаю к ней ртом, она покачивает бедрами напротив моего лица, запуская пальцы в мои волосы.

– И в этом даже лучше, – мяукает она.

– Нетрудно хорошо поедать такую красивую киску, vita mia.

После того, как я трахнул ее так сильно, что мы оба забыли, какой сегодня день, не говоря уже о том, почему мы ссорились ранее, Кэт лежит, положив голову мне на грудь, ее тело прижимается к моему, когда я провожу руками по мягкой коже ее спины.

– Данте? – шепчет она.

– Хм?

– Почему ты так злишься, когда я хочу верить, что ты хороший человек?

– У нас был этот разговор, Кэт, – говорю я со вздохом.

– Нет, мы поссорились из – за этого, и я не хочу еще одной ссоры с тобой. Я просто задаю вопрос.

– Я не знаю, сколько раз я могу сказать тебе одно и то же. Я нехороший человек.

– Но если я так думаю, то разве это не мое дело? Разве ты не можешь быть хорошим человеком, который иногда совершает плохие поступки?

Я целую ее в макушку:

– Однажды я разочарую тебя, котенок. Ты увидишь, на что я способен, потому что я такой, какой есть, и я не могу вечно скрывать эту часть своей жизни от тебя. И хотя я могу справиться с тем, что ты злишься и разочарована, я не хочу, чтобы ты меня боялась. Мне нужно, чтобы ты знала, что я за человек на самом деле, чтобы ты не сбежала, когда я сделаю что – то настолько плохое, что ты возненавидишь меня за это.

– Ты бы когда – нибудь причинил мне боль? – я хмуро смотрю на нее. Это сложный вопрос. – Я имею в виду, физически или намеренно.

– Нет.

– Ты причинил бы вред нашему ребенку?

– Конечно, нет.

– Ты когда – нибудь изменишь мне? – шепчет она.

– Никогда.

– Тогда я никогда не смогла бы ненавидеть тебя, – выдыхает она. – И я собираюсь продолжать верить, что ты хороший человек, что бы ты ни говорил.

Я разочарованно качаю головой:

– Ты самый упрямый человек, которого я когда – либо встречал.

– Ну, мне вроде как приходится выходить за тебя замуж. Если бы во мне не было моего упрямства, ты бы обошел меня стороной, Данте Моретти, – парирует она.

– Я действительно люблю своего дерзкого маленького котенка.

– Я тоже тебя люблю.

– Если ты настаиваешь на том, чтобы быть хорошим человеком, как насчет компромисса?

– Хорошо, – она смотрит на меня, ее глаза полны доверия и любви, которых я не заслуживаю, и это только заставляет меня хотеть трахнуть ее снова.

– Я сделаю все возможное, чтобы быть хорошим мужем и отцом, потому что если я смогу быть таким, то меня больше ничего не волнует. Но не проси меня всегда быть хорошим человеком. Хорошо?

– И хороший брат? – добавляет она.

– Тебе всегда приходится давить, не так ли?

– Но ты уже хороший брат.

– Прекрасно, и ты хороший брат. Итак, мы договорились?

– У нас сделка, демон, – она мягко зевает, прижимаясь щекой к изгибу моего плеча.

Глава 49

Данте

Звук моего мобильного телефона, вибрирующего на прикроватной тумбочке, пробуждает меня ото сна, и я внутренне стону, выпутываясь из тепла Кэт, чтобы ответить на проклятый звонок. Клянусь, если это не чрезвычайная ситуация, то тот, кто на другом конце провода, потеряет руку.

Кэт сонно бормочет, когда я откатываюсь от нее и сажусь на край кровати. Когда я вижу имя Максимо, мелькающее на экране, мое сердце замирает, потому что он ни за что не позвонил бы и не потревожил мою ложь.

– Привет, – отвечаю я на звонок.

– Я нашел его.

– Где?

– ЛА.

– ЛА? Серьезно?

– Я положил на него глаз прямо сейчас. Ты хочешь, чтобы я вернул его в Чикаго?

Я оглядываюсь на свою спящую жену:

– Нет. Я приеду к тебе. Не выпускай его из виду, пока я не приеду.

– Конечно. Я буду его тенью.

– Не показывайся ему на глаза. Я не хочу, чтобы он испугался до того, как я доберусь туда.

– Данте? – рявкает он, и я зажмуриваю глаза. Я устал и не могу ясно мыслить, потому что, если бы я был таким, я бы никогда не сказал ему этого. Он моя правая рука, и без него я бы пропал. Мне никогда не нужно указывать ему, что делать, он делает, это не задумываясь. Он мой брат в такой же степени, как и Лоренцо.

– Я знаю. Послушай, я буду там, как только смогу.

Я вешаю трубку и кладу телефон обратно на тумбочку, прежде чем скользнуть под одеяло. Кэт улыбается, когда я прижимаюсь грудью к ее спине и провожу рукой по ее набухшему животу. Я нежно целую ее в шею, и она мурлычет. Я ненавижу то, что мне приходится оставлять ее.

– Мне нужно уехать по кое – каким делам, котенок, – шепчу я.

– Куда? – спрашивает она, зевая.

– ЛА.

– Лос-Анджелес? – она переворачивается на спину. – Как долго тебя не будет?

– Я вернусь завтра. Я обещаю. Я не намерен затягивать все это дело дольше, чем необходимо.

– Могу я поехать с тобой?

Я качаю головой, и она озабоченно морщит лоб.

– Но Лоренцо будет здесь, и Тони все еще рядом. Они присмотрят за тобой, пока меня не будет.

– Но кто же о тебе позаботится? – она шепчет.

– Я могу позаботиться о себе, – напоминаю я ей.

– Данте? – выдыхает она. – Ты не можешь послать кого – нибудь другого? Разве Максимо или Лоренцо не могут поехать? Что, если ребенок родится раньше, а тебя здесь не будет?

– Кэт, ты знаешь, иногда мне приходится заботиться о вещах. Ребенок не родится раньше, но если это произойдет, я всего в нескольких минутах полета на самолете. Лоренцо должен остаться с Аней, а Максимо будет со мной. Кроме того, это то, что мне нужно сделать.

– Это опасно?

– Кэт, не делай этого. Я вернусь завтра.

Она поджимает губы, глядя мне в глаза, и беспокойство в них вызывает у меня желание заключить ее в свои объятия и унести нас обоих далеко отсюда. Но это не реальность той жизни, которую мы ведем. Жизнь, к которой я привязал ее.

– Хорошо. Увидимся завтра, – шепчет она.

Я ложусь на нее сверху, опираясь на предплечья, чтобы не раздавить нашего ребенка, и это заставляет мою девочку улыбнуться.

– Ты будешь хорошей, пока меня не будет?

– Когда я бывала такой непослушной? – мурлычет она.

– Все чертово время, котенок, – напоминаю я ей, проводя носом по линии ее подбородка. Боже, она всегда пахнет чертовски вкусно. Я мог бы ее съесть. Я хочу ее съесть. Зарываюсь головой, а затем членом в ее теплую киску и не покидаю эту кровать до конца дня. Иногда я ненавижу эту гребаную жизнь. – Так что питайся правильно и принимай витамины.

– Я всегда так делаю.

– Хорошая девочка, – говорю я, прежде чем нежно поцеловать ее в лоб. – А теперь иди обратно спать, – я отодвигаюсь от нее, и она переворачивается на бок, натягивая одеяло до подбородка. Я иду в ванную комнату, чтобы быстро принять душ, прежде чем отправиться в Лос – Анджелес, убивать ее брата.

Как только я приземлился в Лос – Анджелесе, мы восемь часов наблюдали за Лео Эвансоном, прежде чем схватили его. Большую часть дня и ночи он провел в казино, где было полно посетителей и свидетелей. В Чикаго я бы забрал его с улицы средь белого дня и мне было бы наплевать. Но Лос – Анджелес – не моя территория, и мне нужно, чтобы об этом позаботились как можно аккуратнее. Последнее, что мне нужно, это вмешательство полиции. Но теперь он у меня именно там, где я хочу. В заброшенном офисном здании на окраине города, где никто не услышит его криков.

Все о Лео говорит о том, что он слизняк. От того, как его маленькие глазки – бусинки осматривают комнату, когда мы с Максимо надвигаемся на него, он прижимается спиной к стене, ища спасения, до пятен жира от бекона на его выцветшей футболке old Navy.

– Как забавно встретить тебя здесь, в Лос – Анджелесе, Лео, – говорю я с усмешкой, подходя ближе. Он собирается убежать, но Максимо ловит его, швыряя кусок дерьма об стену.

– Я– я получу твои деньги. Мне просто нужно еще несколько недель, – заикается он.

– Прошло двенадцать гребаных месяцев, Лео. Я не думаю, что еще несколько недель помогут справиться с этим.

– У меня кое – что происходит. Это может быть что – то грандиозное, – говорит он, его глаза широко раскрыты и умоляют.

– Видишь ли, я вроде как уже взыскал твой долг, Лео. Вместо этого я взял твою сестру в качестве оплаты. Теперь она моя, и я должен сказать, что она стоила каждого цента из тех двухсот пятидесяти тысяч, которые ты украл.

– Что? – он хмуро смотрит на меня, и по какой – то причине это делает меня немного менее склонным оторвать ему голову. Если он будет сражаться за нее, то, возможно, я не буду мучить его слишком долго, прежде чем убить. Однако он все испортит, как только снова откроет рот. – Так ты забрал ее? Значит, мой долг оплачен?

– Ты, блядь, серьезно?

– Ты кусок дерьма, – фыркает Максимо.

Я хватаю его за горло, крепко сжимая пальцы и прижимая ладонь к его кадыку, пока он не начинает с трудом дышать.

– Ты думаешь, что то, что я забрал твою сестру, позволяет тебе сорваться с крючка? Твой долг погашен, но ты все равно украл у меня, засранец.

Он открывает рот, но все, что выходит, – это сдавленный стон.

Я наклоняюсь и шепчу:

– Я взял ее и сделал своей. Я трахал ее каждый божий день и ночь, Лео, пока она не закричала.

Он борется, пытаясь вырваться из моей хватки, но он злится не из – за того, что я ему только что сказал. Он борется, потому что хочет выжить. Я отпускаю его, и он падает на колени, хватаясь за горло:

– Я тоже могу достать тебе денег, – хрипит он. – Просто скажи мне, что тебе нужно.

– Что мне нужно, жирный ублюдок, так это чтобы ты заплатил за то, что я гоняюсь за тобой по всей гребаной стране.

– Послушай, я могу раздобыть тебе немного денег, просто позволь мне рассказать тебе об этой игре, которую я придумал… – умоляет он, поднимаясь на ноги.

– А твоя сестра? Что мне с ней делать? Потому что я не собираюсь лгать, я вроде как привязался к своему маленькому питомцу.

Он потирает рукой подбородок и пристально смотрит на меня:

– Послушай, как я уже сказал, если ты хочешь ее, то у меня с этим нет проблем, – он пожимает плечами, как будто ее жизнь ничего для него не значит.

Я хватаю его за рубашку и отбрасываю к стене:

– Ну, это был бы не первый раз, когда ты использовал ее, чтобы вернуть долг, не так ли, Лео? – я огрызаюсь. – Несколько лет назад у тебя были карточные долги, и ты сказал двум парням, которые пришли за деньгами, где именно они могут найти твою сестру, верно?

Его лицо и без того было бледным, но теперь приобрело неестественный оттенок серого.

– Они собирались убить меня, – говорит он так, как будто это вполне обоснованное объяснение того, что он отдал мою девочку этим двум животным.

– Они чуть не убили ее, – выплевываю я. – Ты знаешь, что еще они с ней сделали, больной ублюдок?

– Они просто немного повеселились. С ней все было в порядке, – настаивает он.

Черт возьми, он кусок дерьма.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свое бешено колотящееся сердце, прежде чем вырываю его своими руками. Он смотрит на меня так, словно действительно верит в ту чушь, которую несет. Мои глаза сужаются, когда я вглядываюсь в его лицо в поисках хотя бы малейшего сострадания к ней. Неудивительно, что Кэт пребывает в иллюзии, что я мог бы быть хорошим парнем, когда это то, с чем она сравнивала меня.

– Ты действительно думаешь, что после этого с ней все было в порядке? Она уволилась с работы. Она почти никогда не выходила из дома. Но ты думаешь, что с ней все было в порядке?

Он хмурится:

– Она была, чувак. На самом деле они не причинили ей вреда. Откуда ты вообще все это знаешь?

– О, я замучил твоих маленьких друзей до смерти, и они рассказали мне о твоих карточных долгах, но остальное я получил от твоей сестры. Но сколько ты задолжал?

– Что? – он моргает, глядя на меня.

– Сколько ты им был должен?

– Пять штук. Почему?

Черт возьми, я взорвусь примерно через десять секунд:

– Пять штук. Ты отдал им свою сестру за пять штук?

– Я не…

Прежде чем он успевает закончить предложение, я засовываю пальцы ему в рот, удерживая его язык неподвижно, когда прижимаю большой палец к его подбородку.

– Ты хочешь знать, почему я трачу так много времени на то, чтобы трахать твою сестру, Лео?

Он издает искаженный звук, глядя на меня полными страха глазами.

– Потому что теперь она моя жена, ты, тупой ублюдок.

– Не – а, – он пытается покачать головой, но я крепко сжимаю его челюсть.

– Да. Моя жена. Мать моего будущего ребенка. Она для меня, блядь, все. И она была твоей сестрой. Ты должен был защитить ее. Я дал тебе шанс немного искупить свою вину, но ты снова отдал ее монстру, чтобы спасти свою шкуру.

Слезы текут по его щекам, когда он бессвязно бормочет, но я улавливаю суть – он умоляет сохранить ему жизнь. Интересно, как сильно она умоляла тех животных, которым он ее передал.

– Если бы я рассказал тебе, как она все еще кричит посреди ночи, преследуемая тем, что эти больные ублюдки сделали с ней, и как мне приходится держать ее, пока она снова не заснет, потому что звук ее плача разрывает мое чертово сердце надвое, дало бы тебе хоть какое – то представление о том, как я собираюсь заставить тебя страдать? Потому что я хочу, чтобы ты знал, Лео. Я хочу, чтобы ты полностью осознавал, что я собираюсь причинить тебе такую боль, которая заставит даже Максимо с трудом сдерживать свой обед.