Текст книги "Элвис Пресли: Реванш Юга"

Автор книги: Себастьян Даншен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Глава девятая. ФАНАТКИ, ДЕВОЧКИ, ЖЕНА, ДОЧЬ

«Отношение американцев к любви продиктовано истинным поклонением Женщине, особенно крепко укоренившимся на Юге. Предметом самой благоговейной любви в Америке служит мать… Вторая важная традиция заложена пуританами. Пуритане питали болезненное отвращение к физической любви. Католическая церковь примкнула к пуританам, чтобы поддержать суровость нравов. Под их воздействием возникли подавленные желания, комплексы и даже неврозы. В конечном итоге это давление вызвало бурную обратную реакцию. Таким образом, в последние тридцать лет поднялась волна чувственности».

Этот аналитический этюд Андре Моруа из справочника «Умение жить в международном масштабе» за 1950 год проливает свет на двойственные отношения Элвиса с женщинами. В своем поведении он четко следовал доктрине южан, сводившей женщину к двум крайностям: с одной стороны – бесполая Мадонна, закутанная с головы до ног; с другой – легкомысленная и чувственная Блудница.

Олицетворяя собой честь и добродетель, хранительница семейного очага и гарант благочестия своих близких, Мадонна самореализуется в роли супруги и матери, приобретая статус, который превращает ее в объект «женопоклонства» (термин, введенный журналистом У. Дж. Кэшем в своем исследовании нравов Юга, опубликованном в 1941 году). «Достаточно произнести ее имя, чтобы самые очерствевшие мужчины принимались плакать. В редкой проповеди позабудут воздать ей почести, в редкой речи не пропоют ей славу под звон монет и шпаг. <…> Женщина!!! Ты центр, окружность, диаметр, касательная и секущая всех наших чувств!» – иронизировал Кэш.

Этой легендарной Матери, порожденной викторианской сентиментальностью и протестантским морализмом, противостояла роковая женщина, воспетая Бетт Дэвис в «Иезавели» – другом монументальном творении Голливуда довоенного периода во славу Юга после «Унесенных ветром». Это было сублимированное представление, ибо в повседневной жизни бывшей Конфедерации роль Блудницы выпадала на долю не только горожанке, избавившейся от оков морали по мере своего социального возвышения, но и негритянкам и женщинам из «белой бедноты».

Даже в послевоенную эпоху раскрепощения нравов южные штаты сохранили более традиционное представление о взаимоотношении полов, чем северные. Социолог Уинстон Эрманн, автор редкого исследования о сексуальном поведении молодежи Юга, проведенного в 1959 году, показывает, что только 13 процентов опрошенных им девушек вступали в половую связь до брака. Пять лет спустя аналогичное исследование доказало, что девственность по-прежнему остается главной ценностью на взгляд 84 процентов опрошенных студентов в Виргинии, тогда как в Нью-Йорке тот же ответ дали только 28 процентов.

Воспитанный в скромном семейном кругу матерью, полной решимости порвать со своими бедняцкими корнями, Элвис с детства привык уважать ценности, ставившие мать на вершину семейной пирамиды. Его природная сдержанность, усиливаемая комплексами прыщавого подростка, ограничивала общение с ровесницами, хотя они ценили его деликатность и ранимость, как, например, Реджис Вогэн, с которой он ходил на выпускной бал, когда ему исполнилось восемнадцать. В костюме, взятом напрокат, который плохо на нем сидел, не умеющий танцевать, Элвис в тот вечер был полной противоположностью донжуана.

Однако, если верить его признаниям, которые он впоследствии сделал родственникам, именно в это время он лишился невинности, в соответствии со схемой неравенства, избавлявшей мужчин от правила «чистоты» (Элвису было очень дорого это слово), навязываемого женщине. Это правило подтвердилось, когда у него начался продолжительный роман с Дикси Локк. Она стала бы идеальной снохой, на взгляд Глэдис, которая для начала убедилась, что Дикси происходит из семьи добрых христиан и хороших работников, и лишь тогда начала ей доверять, хотя в то время семья Пресли стояла ступенькой ниже на социальной лестнице по сравнению с семьей Локк.

Весной 1954 года вопрос о браке встал со всей серьезностью. Вдохновляясь родительским примером, Элвис не решался увезти любимую в Миссисипи, где ни один мировой судья не требовал согласия родителей с обеих сторон. Однако то, что было доказательством пристойной независимости во времена Вернона и Глэдис, теперь считалось недостойным приличной семьи, и молодые люди предпочли подождать, пока Дикси закончит школу, а уж потом пожениться и вступить в супружеские отношения.

Запись песни «Всё в порядке» и внезапно свалившийся успех оборвали этот совершенно заурядный роман. Гастроли, увлекающие Элвиса далеко от Мемфиса, отвратили молодых людей друг от друга. Дикси не находилось места рядом с юношей, в котором она уже не узнавала застенчивого подростка, предмет своей любви, а Элвис отказался от мещанских прожектов, которые подолгу обсуждал со своей подружкой, предпочитая пробиться в высший круг в обществе музыкантов старше себя. Неизбежный разрыв произошел летом 1955 года, и хотя Элвис остался с Дикси в хороших отношениях, о произошедшей в нем перемене можно судить по его недвусмысленным заявлениям прессе на том этапе его карьеры: «Перед тем как начать выступать, я чуть не женился. По правде говоря, моя первая пластинка спасла мне жизнь».

Власть над женской аудиторией стала для Элвиса настоящим откровением. Охваченный дрожью на концерте в Овертон-парке в Мемфисе, вскоре после записи своей первой пластинки, он очень быстро оценил силу магнетизма с сильным сексуальным оттенком, о которой совершенно ничего не знал. То, что поначалу было всего лишь проявлением страха перед сценой, вскоре стало его творческим почерком, и мы знаем, какое воздействие это оказывало на девочек-подростков, завороженных чувственностью его жестов, приподнятой губой и мрачным взглядом.

Преображение в секс-символ радикальным образом изменило его отношения с женским полом. До сих пор пай-мальчик, выросший в семье, одержимой мыслью о том, чтобы пробиться в средний класс, и думать ни о чем таком не смел. И вдруг он в один день освободился от табу, установленных его средой, и был волен удовлетворять желания, подавляемые с момента полового созревания. Он себе в этом не отказывал. Точно так же, как он мог подарить матери дом или купить машину своей мечты, он мог теперь коллекционировать фанаток с непоследовательностью тинейджера, свободного от всяких запретов. Получив известность и деньги, единственный сын в приличной семье «белой бедноты» открыл для себя удобство девушек легкого поведения, хотя был воспитан в почтении к Мадонне.

Чтобы оправдаться в собственных глазах, Элвис ограничивался тем, что само плыло в руки, старательно избегая советоваться со своей совестью. Пронзительные вопли, которыми его приветствовали, когда он выходил на сцену в начале своей карьеры, сменились обожанием девочек, отдававшихся ему с истерическим исступлением, и этот замкнутый мальчик, одержимый страхом перед тем, чтобы спать одному, не испытывал никаких проблем с тем, чтобы найти спутницу на ночь на каждом новом этапе своих гастролей. Как и у моряков, у странствующих музыкантов, говорят, есть девушка в каждом порту, но экзальтированность поклонниц Элвиса переходила все границы. Жена Билла Блэка вспоминает о завершении типичного концерта: «Прямо как стадо коров. Даже смешно становилось. Когда Элвис с ними попрощался, они порвали его рубашку, а одна девочка попросила его расписаться на ее груди».

Запретный плод был слишком соблазнителен, чтобы можно было удержаться. «В то время я трахал всё, что движется», – признавался он впоследствии своему гуру Ларри Геллеру. Впервые в жизни ему пришлось таиться от матери, которая тревожилась за него, когда он отправлялся в дорогу, и просила звонить каждый вечер, чтобы рассказать, как прошел день. Разве можно сказать ей о том, что он пропускает через себя поклонниц, позабыв все наставления проповедников-пятидесятников, обрекавших развратников на геенну огненную? Глэдис конечно же знала о его оргиях: пресса разносила и раздувала слухи о его победах, но она закрывала на это глаза как понимающая мать, к тому же их отношение друг к другу всегда было пристрастным.

Элвис пользовался этим молчаливым отпущением грехов, не пытаясь скрывать своего удивления перед обожанием, которое он принимал, но не понимал. Шумная реакция женской аудитории во время его первых выходов на сцену его удивляла, а буйство, которое он вызывал своим появлением с весны 1955 года, просто ошеломляло, и он не уставал наблюдать за истерическим поведением девушек, явно готовых на всё, чтобы увидеть его, приблизиться к нему, дотронуться до него. «Когда фанатки бросали мне платок, я сморкался в него и бросал обратно. Я видел, как они прижимали его к сердцу, и мог быть уверен, что они ни за что не станут его стирать. Что это, если не поклонение», – рассказывал он позже.

В пятидесятые годы с той же отстраненностью он проводил опыт за опытом, по мере того как обретал уверенность и учился управлять игрой любви и случая: «Я вглядывался в Марлона Брандо, в беднягу Джимми Дина и, глядя на себя самого, в конце концов понял, почему девушки (во всяком случае, те, что помоложе) так к нам льнут. Им нравится наш мрачный и угрожающий вид. Не спрашивайте меня, почему им это нравится, но я знаю, что если улыбаться, никогда не покажешься им сексуальным. Добряка ни за что не запишут в бунтари».

Совсем молоденькие девушки бросались ему на шею за кулисами, но вечный подросток, завораживаемый зрелостью, испытывал потребность познать и женщин старше себя. Эта наклонность проявилась уже с первых его выступлений в клубе «Бель-Эр», вскоре после выхода пластинки «Всё в порядке», когда он неловко заигрывал с женой одного из музыкантов, бывшего в тот момент на сцене. Впоследствии, когда нагрянул успех, он не упускал случая попытать счастья с прожженными журналистками, которых забавляли его томные взгляды, но его горизонты расширились после того, как он ворвался в Голливуд.

В эпоху «девушек с обложки», гипертрофированного образчика женственности, которыми американские самцы оклеивали стены своих фантазий, Элвис быстро обнаружил, что в его власти проникнуть в мир, который до сих пор был недостижимой мечтой. Старлетки, встречаемые на съемочных площадках и вечеринках в Беверли-Хиллз, составляли промежуточное звено между этим миром и поклонницами, и он без зазрения совести воспользовался ситуацией, с детской ненасытностью множа легкие победы.

Первые вылазки в Лас-Вегас помогли ему набраться храбрости, отираясь вокруг жен миллионеров, страдающих от недостатка внимания, например Джуди Спреклс, шестой супруги сахарного короля, или танцовщиц с ядовитой внешностью, эталоном которых служила пышнотелая стриптизерша Тем-пест (Шторм), тоже вышедшая из среды «белого отребья». В первый же вечер, который они провели вдвоем в Лас-Вегасе в 1957 году, Элвис жадно набросился на нее. «Я торчу, как козел на перечном поле», – заявил он ей с поэтичностью, которую приберегал для женщин из рода Иезавели.

Простодушие неотесанного молодого певца с Юга, бесспорно, было одним из его явных преимуществ в глазах красоток, привыкших к голливудским повесам. Но не факт, что эта простота не была напускной, на что указывает его роман 1956 года с «белокурой бомбой», как называли в киножурналах Джейн Мансфилд. Роскошная героиня, назначенная на главную роль в фильме «Эта девушка не может иначе» режиссера Фрэнка Тэшлина, в котором с юмором обличались пороки рок-н-ролла, не скрывала своего желания, чтобы Элвис тоже снимался в этом фильме вместе с Фэтсом Домино, Эдди Кокрейном, Литтлом Ричардом и Джином Винсентом. Столкнувшись с непримиримостью полковника Паркера, запросившего 50 тысяч долларов за одну-единственную песню, актриса отправилась в Мемфис и на несколько дней заперлась в отеле вместе с Элвисом – тот поддался на ее аргументы. А ведь Пресли знал, что его согласие ничего не значит, актриса же обнаружила это, лишь вернувшись в Голливуд, когда полковник отказался пойти на уступки. Мансфилд тогда сказала: «У меня было такое чувство, что меня поимели».

Есть некоторые основания полагать, что Элвис утратил невинность, крутя один роман за другим с разными известными актрисами. Когда Дебра Пейджет учтиво отвергла его авансы, предпочтя внимание миллиардера Говарда Хьюза, Элвис быстро утешился в объятиях белокурой Ивонны Лайм, своей партнерши по фильму «Любить тебя», прибытие которой в Мемфис весной 1957 года воспламенило прессу. Еще более зажигательной была его связь с Натали Вуд, возвышенной в его глазах участием в одном фильме с Джеймсом Дином. Всю осень 1956 года газеты освещали их «роман на мотоцикле»: Элвис и Натали разделяли страсть к ночным прогулкам на «Харлей Дэвидсоне».

Надо полагать, эти вылазки подогревали их взаимный аппетит, судя по воспоминаниям Дьюи Филлипса, которого позабавило, как сильно изменился за несколько месяцев застенчивый исполнитель «Всё в порядке»: «Мы с Сэмом Филлипсом забавлялись, шокируя Элвиса скабрезными рассказами в студии „Сан“. Говорили ему, как приятно лизать киску, а ему становилось так противно, что его тошнило и он выбегал за дверь. Потом он уехал в Голливуд сниматься в кино. Помню, однажды вечером в студии, где были Сэм, Джерри Ли Льюис, я и еще кто-то, является Элвис и говорит: „Мистер Сэм, помните, вы доводили меня до тошноты, рассказывая про лизание киски?“ Сэм говорит: „Да, и что?“ А Элвис: „Так вот, представьте себе, прошлой ночью я попробовал, и теперь всё пропало“. Сэм спрашивает: „Почему? С кем это было?“ Мы все предположили, что его застукали с чужой женой или что-то в этом роде, но оказалось, что это не так. „Нет, с Натали Вуд“. „Так в чем проблема, сынок?“ – удивился Сэм Филлипс. „Проблема в том, мистер Сэм, – ответил Элвис, – что мне это понравилось“».

И все же не потребность в сексе стала самой большой проблемой для Пресли, который очень быстро столкнулся с трудностями, проистекающими из его ненасытности в то время, когда противозачаточные таблетки, разработанные в 1955 году, еще относились к области научной фантастики. Первый иск об установлении отцовства (впоследствии их было еще много) был подан уже в декабре 1954-го, но дело не дошло до суда за неимением доказательств. Впоследствии одной из обязанностей полковника Паркера стало улаживать дела такого рода, по большей части полюбовно, что еще более укрепило его власть над Элвисом.

Остро выраженная враждебность со стороны мужчин, прямо пропорциональная поклонению противоположного пола, представляла собой опасность, отвести которую было значительно сложнее. Годы гастрольных поездок, предшествующие уходу в армию, отмечены более или менее серьезными инцидентами, спровоцированными, как правило, мужчинами, ревновавшими к знакам внимания со стороны девушек. Пресли регулярно оскорбляли, забрасывали яйцами на сцене, случалось даже, что некоторые столкновения принимали плохой оборот. В Лаббоке, в Техасе, один водитель попросил его подойти, якобы чтобы дать автограф, а сам ударил его по лицу и скрылся. Осенью 1956 года певец подрался с работником автозаправочной станции в Мемфисе, а через полгода – с молодым военным, обвинившим его в неуважении к своей жене. В обоих случаях Элвису пришлось покаяться в суде, чтобы страсти улеглись.

Чаще всего подобные стычки происходили в Мемфисе: вызывающая популярность Элвиса явно раздражала некоторых из его земляков. Певец тем более не понимал этой враждебности, что вел себя в своем городе как можно скромнее, раз уж не мог сохранить инкогнито. Каким разительным был контраст между популярным певцом, кочующим по всей Америке с одной сцены на другую в ореоле скандала, и образцовым сыном, регулярно возвращающимся к матери, двуликим Янусом в своей личной жизни! Пока Элвис-Хайд плодил мимолетные романы, Джекил-Пресли чинно прогуливался под руку с редкими подружками, с которыми поддерживал длительные отношения.

В отличие от Дикси Локк, которой выпала сомнительная честь стать свидетельницей преображения смирного подростка в эстрадного кумира, следующие «невесты» Элвиса уже знали, к чему готовиться. Это относится к Джун Джуанико, которая встретила Элвиса в начале лета 1955 года. Вечером 27 июня «Блу Мун Бойз» давали концерт на базе американских ВВС в предместье Билокси – городка на южном побережье штата Миссисипи. Джун было семнадцать лет, она пришла на концерт со своей лучшей подругой; после концерта обе девушки встретились с Элвисом и повели его по ночным клубам. Расставаясь с Джун той ночью, певец записал номер ее телефона, но так и не позвонил.

Их пути снова пересеклись одиннадцать месяцев спустя в Мемфисе, когда он узнал ее среди фанаток, толпившихся перед его домом. На сей раз они не расставались несколько дней и уговорились встретиться в Билокси, куда Элвис привез в середине июня Вернона и Глэдис. Когда Пресли вместе со своим окружением снова решил провести летний отпуск в штате Миссисипи, ни у кого не осталось сомнений, что дело серьезное. Местная газета «Билокси геральд» даже объявила о свадьбе – этот безосновательный слух прилетел вперед парочки в Новый Орлеан, и пресса назвала ее пребывание в этом городе медовым месяцем.

С месяц Элвис и Джун почти не расставались и снова встретились осенью, но их роман не пришелся по вкусу полковнику. Тот знал, что женатый или помолвленный певец не так привлекателен для фанаток, как неженатый, и настоял, чтобы артист тратил избыток чувств в другом месте. Совет оказался лишним: с момента дебюта в Голливуде у Элвиса не было отбоя от поклонниц; он развлекался с другими в полной уверенности, что Джун будет терпеливо ждать. Каково же было его удивление, когда, удосужившись наконец напомнить ей о себе после нескольких месяцев молчания, он услышал, что она выходит замуж. Самолюбие избалованного ребенка было уязвлено, он в последний раз попробовал помириться, но безуспешно: Джун ждала от жизни другого, ей не был нужен знаменитый и неверный супруг.

Следующую подружку Элвис выбрал в своей вотчине, чтобы удержать ее под своей властью. Анита Вуд вела музыкальную передачу на радио WHHM и представляла «горячую десятку» в телешоу на канале WHBQ. С Пресли она познакомилась через одного из членов «мемфисской мафии» в июле 1957 года. Элвис сразу привязался к этой хорошенькой девятнадцатилетней девушке, прозвал ее «Little» («Малышка») из-за ее хрупкой фигурки и тотчас познакомил со своими родителями.

В отличие от Дикси и Джун Анита не ограничивала свои мечты о будущем ролью домохозяйки и считала свою работу лучшим способом сделать карьеру в кино или на эстраде. Она участвовала в различных конкурсах, а войдя в близкое окружение Пресли, стала мелькать в прессе, что позволило ей начать выпускать свои пластинки после неудачных попыток пробиться в Голливуде, но ее эпоха славы так и ограничилась пятью годами, проведенными в тени Элвиса. Несмотря на то что Пресли категорически опровергал все слухи о браке в беседах с журналистами, Анита чаще многих других находилась рядом с ним в сложный период, отмеченный призывом в армию, кончиной Глэдис и отъездом в Германию.

Неофициально считаясь невестой Элвиса, Анита, однако, не получила разрешения приехать к нему в Европу. Запрет исходил в первую очередь от полковника, который и слышать не хотел о браке. В самом начале своего сотрудничества певец и импресарио заключили договор на этот счет: Элвис соглашался пожертвовать личной жизнью во имя карьеры – по крайней мере на данном этапе. В противоположность Джун Джуанико, противившейся такому диктату, Анита безропотно ему подчинилась: возможно, ее собственная карьера компенсировала ей постоянные обиды от рассказов в прессе о выходках Элвиса, который, кстати, публично отрекался от нее. Всем журналистам, заговаривавшим с ним о семейном гнездышке, Пресли неизменно отвечал: «Я еще не встретил ту самую женщину, но когда-нибудь это случится. Надеюсь, что скоро, потому что одиночество тяготит меня». Пускай этот заезженный ответ был заранее подготовлен в расчете на поклонниц, Аните от этого легче не становилось.

Пребывание в Бад-Наухайме стало поворотным моментом в личной жизни Элвиса. Отсутствие Аниты – покорной Пенелопы, ткавшей и распускавшей полотно своего нетерпения в Мемфисе, – а еще в большей степени кончина Глэдис ввергли его в пучину сомнений. Поклонницы, постоянно толпившиеся у дверей, позволяли ему с легкостью избегать мук вынужденного безбрачия, но неспокойная натура заставляла его задаваться экзистенциальными вопросами о том, что есть идеальная женщина. Из уважения к памяти матери, которая часто советовала ему не действовать сгоряча, он не мог решиться на то, чтобы выбрать будущую жену из числа доступных девушек, не раздумывая падавших в его объятия. Чтобы показать себя достойной миссис Пресли, не сводившей с сына своего заботливого взгляда с высоты Рая, будущая супруга Элвиса должна была принадлежать к категории Мадонн.

«Элвис уважал женщин, потому что уважал свою мать, и мог остановиться сам, прежде чем я скажу „нет“», – подтверждает Джун Джуанико. Неотступно придерживаясь принципа, по которому его будущая жена должна быть девственницей, Элвис к тому же требовал от нее верности. Это был абсолютный императив, хотя себя он от него избавлял, в соответствии со стереотипом, существовавшим еще задолго до Гражданской войны, по которому привилегированный статус женщины-южанки был своего рода платой за сексуальную свободу ее мужа, устраивавшего себе гарем из рабынь и поставлявшего своим детям сводных братьев и сестер мулатов. Наконец, идеальная женщина должна была непременно сидеть дома.

Торча в своем убежище на Гёте-штрассе, Элвис понял, что Анита Вуд не соответствует установленным критериям хотя бы из-за ее профессиональных амбиций. Лучший способ найти идеальную спутницу жизни – вырастить ее самому. Его крестьянское происхождение давало себя знать: в этом мире женитьба молодого мужчины на девочке двенадцати-тринадцати лет была обычным делом, так поступили некоторые его дяди. Вот откуда явно выраженная склонность к девочкам-подросткам, которые к тому же еще девственницы, если выбирать их в подходящем кругу.

Постоянное присутствие рядом Элизабет Стефаняк, молодой секретарши, которую он нанял вскоре по приезде, решило проблему одиноких ночей. С тех самых пор как семейство Пресли поселилось на Гёте-штрассе, Элизабет не только отвечала на письма и подписывала портреты для фанатов, имитируя почерк певца. По окончании рабочего дня она приходила к Элвису в спальню, чтобы он мог всю ночь сжимать ее в объятиях. В своих отношениях они не заходили дальше ласк и поцелуев: для секса были поклонницы, доступные девушки, с которыми он позволял себе сводить любовные отношения к их самому грязному, на его взгляд, выражению. В такие вечера Элизабет просили удалиться в отведенное ей помещение, пока Элвис удовлетворял партнершу на один раз; когда все заканчивалось, один из его приспешников шел проводить гостью, а он немедленно стучал в стенку, за которой была комната Элизабет, чтобы она пришла к нему.

Между рабыней и шлюхой оставалось место, уготованное будущей супруге, чистой и девственной, которую он надеялся встретить по воле случая. Первая попытка с шестнадцатилетней немкой по имени Маргит вскоре после прибытия Элвиса в Европу закончилась катастрофой, когда он с ужасом узнал, что его подружка по играм окончательно потеряла невинность, согласившись позировать полуобнаженной для «Оверсиз уикли» – журнала, который должен был поддерживать боевой дух американских солдат за рубежом. Приятели Элвиса вызвались найти ему девочку на замену, и это удалось массовику-затейнику из клуба «Орел» в Висбадене, который в конце лета 1959 года познакомил его с Присциллой Болье.

Четырнадцатилетняя школьница с голубыми глазами, длинными каштановыми волосами, вздернутым носиком и рано развившейся женственностью была воплощением идеальной женщины в представлении Элвиса. К тому же она сама искала замену своему мужскому идеалу, случайно узнав, что капитан Болье не ее настоящий отец. Знакомство состоялось согласно обычаю, сложившемуся при дворе Короля: одного из приятелей отправили за девочкой к родителям, чтобы привезти ее в дом на Гете-штрассе, а Вернон Пресли, точно дворецкий, проводил ее в гостиную, где восседал певец в окружении друзей и приспешников.

Войдя в роль звезды, Элвис приветствовал Присциллу с надменностью и деланым безразличием, которое вызвало у его гостьи сильное раздражение, потом сел к роялю и запел в благоговейной тишине. После каждой песни присутствующие отбивали себе ладони, однако нет никаких сомнений в том, что эта сценка была своего рода ритуалом обольщения, предназначенным для девочки. Церемониал приручения продолжился в более интимной обстановке, на кухне, в присутствии бабушки Пресли, выступившей в роли дуэньи, и вечер закончился обсуждением музыкальных пристрастий американских тинейджеров, заставившим Элвиса задуматься о том, сумеет ли он найти себе место в мире поп-музыки, когда вернется в Штаты.

Это не была любовь с первого взгляда, однако Пресли немедленно потянуло к Присцилле, и они договорились встретиться снова. Их частые встречи продолжались вплоть до его отъезда в США полгода спустя. За это время Элвис убедился, что его надежды обоснованны, быстро перешагнув через стадию разговоров и перейдя к этапу флирта, сдобренного эротическими играми, которые неизменно обрывались перед последним оплотом девичьей чести. Накануне отъезда он обещал расстроенной Присцилле часто звонить и вскоре вызвать ее в Мемфис, но все его мысли вертелись вокруг девственности его юной подруги. «Пиши мне чаще, на розовой бумаге, чтобы я сразу узнавал твои письма среди других. Но главное – пообещай мне, что останешься такой, как есть. Нетронутой, какой я тебя оставляю», – попросил он по дороге в аэропорт.

Вопреки ожиданиям страсть Элвиса к Присцилле не угасла под влиянием времени и расстояния, словно надежда вылепить эту женщину «под себя» помогала ему преодолевать свое хроническое непостоянство. Страх перед одиночеством побудил его возобновить связь с Анитой Вуд сразу по возвращении в Мемфис, но на непостоянной основе и без пыла, больше ради удобства, чем из привязанности, в чем он признавался Присцилле, периодически удостаивая ее телефонных звонков.

И все же он дождался, пока его отношения с Анитой окончательно сошли на нет, и лишь тогда пригласил девочку в Голливуд на две недели, в весенние каникулы 1962 года. Переговоры с родителями Болье шли нелегко: те всполошились при мысли о том, что их семнадцатилетняя дочь одна поедет к артисту, известному своей беспорядочной и аморальной жизнью; только пообещав, что Присцилла будет жить у четы друзей семьи Болье, Элвис сумел вырвать согласие у капитана Болье. После двух лет разлуки Присцилла показалась Элвису сияющей, как никогда, и он поспешно уволок ее в спальню, чтобы проверить, что она «нетронута». «Успокоившийся и счастливый, он сказал, насколько это важно для него», – рассказывает Присцилла в книге воспоминаний. Выполнив эту формальность, он отвез свою гостью к ее друзьям, чтобы символически выполнить обещание, данное отцу.

Затем была продолжительная вылазка в Лас-Вегас, где Элвис довел до высшей точки свои причуды Пигмалиона. Сначала он отвел Присциллу к парикмахеру и визажисту, которые превратили ее в карикатуру на женщину-вещь начала шестидесятых (прическа «Бабетта» и утрированный макияж), а потом обошел с ней все магазины города, снабдив ее гардеробом, достойным этой столицы дурного вкуса.

Когда девочка вернулась в Германию, родители вытаращили глаза: метаморфоза не пришлась им по душе. Вспоминая об этом, они с большим скрипом дали свое разрешение, когда Пресли умолял их отпустить Присциллу в Грейсленд на Рождество. Это новое приглашение, а также разрыв с Анитой Вуд (его потребовала сама девушка, чтобы положить конец двусмысленному положению) говорят о навязчивом стремлении Элвиса сделать Присциллу своей Галатеей.

Ее новые американские каникулы начались в аэропорту Нью-Йорка, где ее встречали специально присланные для этой цели Вернон и Ди Пресли, усадившие ее в самолет, летевший в Мемфис, под вымышленным именем, чтобы сбить с толку журналистов. Прибытие в Грейсленд стало новым этапом в овладении ею: это стало ясно, когда Элвис поделился с девушкой своими планами у рождественской ели, подарив ей огромный солитер и щенка: уверенный в ее непоколебимой верности, он хотел окончательно ввести ее в свой дом и предложил закончить школу в Мемфисе. Впечатленная грандиозным убранством Грейсленда, гигантскими яслями на лужайке и надписью «Счастливого Рождества», выведенной на решетке большими неоновыми буквами, Присцилла была готова согласиться, но не капитан Болье, который ответил категорическим отказом и потребовал возвращения дочери в назначенный срок.

Это не остудило пыла Элвиса, а словно окрылило его. В тот момент, когда он уже не распоряжался своей карьерой и погряз в убийственной скуке, преодолеть это сложное препятствие показалось ему способом вернуть утраченное достоинство. В последующие месяцы он оттачивал план наступления, заручившись поддержкой Присциллы, которой ежедневно звонил по телефону. В конечном счете он взял родителей Болье измором, вырвав у них неуверенное согласие. Для этого пришлось выманить капитана и его дочь в Голливуд, чтобы вести переговоры на своем поле.

Полный решимости добиться своего, Элвис предложил записать Присциллу в привилегированную католическую школу Непорочного зачатия в Мемфисе, а также обязался поселить ее у своего отца и мачехи, чтобы исключить все возможные слухи. Несмотря на это обещание, как только отец Присциллы улетел обратно в Германию, она поселилась в Грейсленде, и для нее началась странная жизнь: каждый день она делила ложе с Элвисом, изо всех сил оберегавшим ее девственность в ожидании того дня, когда он сможет жениться на ней.

Прошло четыре года; Присцилла играла роль скромной и покорной куклы Барби вдали от любопытных взглядов прессы. Ее пребывание в Грейсленде было источником головной боли для полковника, больше всего на свете опасавшегося вторжения журналистов в личную жизнь певца. Еще во время его нахождения в Германии он бурно протестовал, узнав о почти ежедневном присутствии несовершеннолетней девочки в доме на Гёте-штрассе.

Паркер не позабыл о скандале, вызванном в 1958 году женитьбой Джерри Ли Льюиса на его тринадцатилетней кузине, и не собирался подвергать карьеру Элвиса такой же опасности. Когда в 1963 году его известили о том, что Присцилла окончательно поселится в Мемфисе, он настоял, чтобы девушку представили другом семьи Пресли, проживающей у Вернона и Ди. Весной, когда Присцилле исполнилось восемнадцать, Паркер испытал явное облегчение, и все же не допускал и мысли о том, чтобы изменить имидж Элвиса, обязанного своим успехом у женской аудитории в том числе и статусу холостяка.