Текст книги "Элвис Пресли: Реванш Юга"

Автор книги: Себастьян Даншен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Американское общество потребления запуталось: появление и поощрение покупательной способности подростков, двигатель экономического прогресса в эру Эйзенхауэра, как оказалось, сопровождались возрастающей автономией и сексуальным раскрепощением новых поколений. Как и положено в стране, где секс тем больше занимает умы, чем меньше о нем принято говорить, нарочитая беззастенчивость Пресли в плане всего, что связано с отношениями между мальчиками и девочками, рассматривалась как недопустимая агрессия. Не стремясь к этому, Элвис принял на себя роль секс-звезды, как будто подтверждая теории о подавляемой юношеской сексуальности, высказываемые Вильгельмом Райхом, причем как раз в тот момент, когда Америка, уязвленная речами психоаналитика, вознамерилась обуздать его и заключила в федеральную тюрьму, откуда он уже не выйдет.

Элвис был неудобен тем, что сочетал в себе раскрепощенность и процветание, и его хулители считали хорошим тоном обличать его вульгарность и безнравственность. Его странное имя было удобной мишенью для каламбуров, и те, чей взор оскорбляли его красноречивые движения бедрами, быстро подхватили выражение «Elvis the Pelvis [5]5
  Pelvis (англ.) – таз (анат.).


[Закрыть]», выдуманное одним журналистом из Джексона, штат Миссисипи, которое ужасно не нравилось самому Пресли. «Мне не нравится, когда меня называют Elvis the Pelvis.Мне это кажется ребячеством со стороны взрослых», – заявил он в одном интервью, непосредственно причисляя себя к подросткам. Такая позиция только усилила его влияние на самых юных, усугубив нарастающий антагонизм между родителями и детьми. Нападая на Элвиса, самые узколобые метили в эмансипацию молодежи.

Из-за своего южнопролетарского происхождения Пресли был в глазах американских консерваторов воплощением деградации. Интеллектуальный Север традиционно посматривал на Юг свысока, а тем более на его низшие классы, тогда как элита бывших конфедератов видела в «белом отребье» главную причину своего упадка; ничего удивительного, что внезапное превращение «белого бедняка» в звезду заставило ощетиниться от злобы всех, кто еще смотрел на послевоенную Америку сквозь призму прошлого. Зато нарождающаяся провинциальная мелкая буржуазия радовалась успеху артиста, видя в нем своего: феномен Пресли стал в ее глазах осуществлением двухсотлетних чаяний, когда основатели республики гарантировали самым ничтожным те же шансы на успех, что и элите.

К этому ключевому конфликту, в котором Юг вернул себе часть наследственных прав, погребенных под обломками Гражданской войны, добавилась расовая проблема, поскольку вопрос об отношениях между общинами вступил в решающую стадию. После постепенной отмены расовой сегрегации в вооруженных силах, вырванной с боем во время войны в Корее, афроамериканцы одержали важную победу в 1954 году, когда все различия по расовому признаку в государственных школах были объявлены противоречащими конституции. Этот важный прорыв положил начало долгой борьбе за окончательную отмену на Юге «законов Джима Кроу» [6]6
  После Гражданской войны в США федеральное правительство приняло меры по обеспечению прав чернокожего населения. В ответ демократы южных штатов приняли местные законы, серьезно ограничившие в правах чернокожее меньшинство. Эти законы стали известны как «Законы Джима Кроу» (Jim Crow laws),названные по имени комического персонажа. Впервые имя Кроу появилось в песенке «Прыгай, Джим Кроу», спетой в 1865 году Томасом Райсом, эмигрантом из Англии, исполнявшим ее с вымазанным жженой пробкой лицом. Имя стало нарицательным для обозначения плохо одетого неграмотного негра. В 1890 году в Луизиане была введена расовая сегрегация на железной дороге, что принято считать началом эпохи «Законов Джима Кроу». К 1915 году в каждом южном штате были подобные законы. Например, существовали ограничения, связанные с участием в голосовании: избирательный налог и тест на грамотность, которые относились только к неграм. К середине XX века под давлением общественности Верховный суд стал признавать эти законы антиконституционными. Последний из них был отменен в 1964 году, когда в Джорджии запретили сегрегацию в общественных местах.


[Закрыть]. Борьба за гражданские права негров приняла конкретные формы, когда одна рабочая девушка из Монтгомери, штат Алабама, отказалась уступить свое место в автобусе белому пассажиру. В 1956 году появление феномена Пресли, символизировавшего собой толерантный Юг, устремленный в будущее, совпало с забастовкой общественного транспорта в Монтгомери по призыву харизматического молодого пастора – Мартина Лютера Кинга-младшего.

Не стоит удивляться, что устаревающая система, почувствовав угрозу от слияния молодежи обеих общин на почве общих музыкальных пристрастий, отреагировала крайне резко. «Помогите нам спасти молодую Америку: НЕ ПОКУПАЙТЕ НЕГРИТЯНСКИЕ ПЛАСТИНКИ! (Если вы отказываетесь обслуживать негров в вашем заведении, не помещайте негритянские пластинки в ваш музыкальный аппарат.) Вопли, дурацкие слова и дикие ритмы с этих пластинок подрывают нравственность белой американской молодежи. <…> Не позволяйте вашим детям покупать и слушать негритянскую музыку» – значилось водной из листовок той эпохи, весьма показательных в плане вскрывшихся антагонизмов.

В это же время в журнале «Лук» поместили статью, в которой Элвиса изобразили законченным идиотом с Юга, одержимым своим либидо. «На сцене он извивается, вытирает себе нос и улыбается вульгарнейшим образом, – пишет журналист и приводит слова Элвиса, напирая на его южный акцент: – „Без моей левой ноги я бы гроша ломаного не стоил“». Еще в большей степени, чем слова его песен, недвусмысленные покачивания Элвиса на сцене вызывали возмущение родителей, которые видели в этом приверженность к мнимой вульгарности негритянской музыки. «У белых подростков была странная манера танцевать, не двигая тазом. Танцевать, не шевеля бедрами, не имеет смысла», – объяснял певец ритм-энд-блюза Хэнк Баллард, создатель твиста, подчеркивая культурные различия в самой сердцевине черно-белой Америки.

Обличать непристойность Пресли, возмущаться его манерой утверждать свою сексуальность стало своего рода актом сопротивления среди сторонников южного апартеида, чье неприятие расового смешения в любой форме основывалось на сексуальных домыслах, возникших в одно время с нетерпимостью; объединяя в одно целое музыкальный стиль и чувственность, выставляя Элвиса «дервишем, крутящим своим половым органом» (по выражению одного нью-йоркского пастора), сравнивая его музыку с «чудовищным извращением наихудших танцев оплодотворения, какие исполняют в Африке под тамтамы», цензоры уподобляли молодого певца расистскому стереотипу похотливого негра, который уже давно укоренился в Америке.

Вовсе не стараясь отмежеваться от негритянской общины, которую он знал изнутри, Пресли, вопреки всему, претендовал на наследие ритм-энд-блюза. «Рок-н-ролл существует уже давно, просто его называли „ритм-энд-блюз“», – заявил он и пошел еще дальше, неоднократно появляясь рядом с такими звездами, как Би Би Кинг, Бобби Блэнд, Рей Чарлз, Лоуэлл Фалсон или Айвори Джо Хантер, которого он принимал у себя дома. Незадолго до Рождества 1956 года, а потом в декабре 1957-го он побывал на благотворительных концертах, организованных негритянской радиостанцией WDIA, наблюдая за ними из кулис концертного зала Эллис в Мемфисе, и сорвал овацию публики. Мало того, весной 1956 года он отправился на ежегодную ярмарку в Мемфисе в день, отведенный для негритянских посетителей, презрев все табу, и навлек на себя громы и молнии сторонников сегрегации.

Слухи, главные помощники реакционных сил, все же пытались подорвать особые отношения, которые Пресли поддерживал с «черной» Америкой, приписывая ему расистские заявления типа «негры хороши для того, чтобы покупать мои пластинки и чистить мои ботинки». Стремясь положить конец этой кампании, оскорблявшей его лучшие чувства, Элвис задался целью восстановить истину и обратился в популярный негритянский еженедельник «Джет», который летом 1957 года опубликовал статью под заглавием «Pelvis рассказал нам о расистских сплетнях, распространяемых на его счет». Контрмеры подействовали, судя по постоянному присутствию творчества Элвиса в афроамериканских хит-парадах в последующие месяцы, но эта полемика не прошла бесследно для гетто, где и сегодня кое-кто еще бичует мнимый расизм певца. «Совсем недавно две чернокожие дамы, африканка и американка, подошли ко мне после концерта, во время которого я почтил память Элвиса, и сказали, что вспоминать о нем перед афроамериканской аудиторией „не политкорректно“», – рассказывал Жан Жак Мильто весной 2004 года.

Близкие отношения Элвиса с негритянской общиной обнажили некоторые трения в мире кантри, расколовшемся на два противоборствующих лагеря. С одной стороны, новое поколение видело в возвышении Элвиса до ранга звезды надежду выбраться из культурного гетто, в которое загнали его музыку, с другой – вчерашние звезды хиллбилли находили, что триумф Элвиса подрывает их собственный успех, и видели в его заигрываниях с ритм-энд-блюзом признак вырождения их искусства.

Как бы ни складывалась ситуация, какие бы ставки ни были на кону – кантри против ритм-энд-блюза, Север против Юга, белые против черных, богатые против бедных, старики против молодежи, – раскол затронул всю Америку, разделенную феноменом Пресли. Реакция могла принимать самые разнообразные формы, от создания фан-клуба во славу Бетховена двумя студентами престижного Йельского университета до акции оскорбленных матрон, раздававших антиэлвисовские петиции родителям учеников в своем квартале, включая публичное сожжение в Нэшвилле чучела Элвиса и забрасывание певца тухлыми яйцами на некоторых концертах. В Джексонвиле, штат Флорида (решительно, в этом городе реакция на Пресли была самой экстравагантной), дело приняло уже не столь комичный оборот, когда одна женщина, судья по делам несовершеннолетних, официально присутствовала на выступлении Элвиса летом 1956 года. Получив тревожный сигнал от «гражданского комитета», судья Гудинг решила посмотреть, является ли поведение певца предосудительным; в конце концерта она вынесла полковнику предупреждение, чтобы тот унял пыл своего артиста под страхом тюремного заключения.

Американские католики вышли на передний край борьбы с рок-н-роллом. Отец Джон П. Кэрролл, обращаясь без лишних слов к будущим преподавателям католических школ Бостонской епархии, коварно подчеркнул негритянское происхождение этого стиля: «Рок-н-ролл возбуждает юношество точно так же, как тамтамы поднимают боевой дух в воинах джунглей <…>. Судебные инстанции просто обязаны дать надлежащую оценку словам с рок-н-ролльных пластинок». Хотя большинство населения США было протестантским, изобилие протестантских сект (более двухсот) сыграло на руку Римской католической церкви, насчитывавшей 32 миллиона верующих из 90 миллионов христиан. Статус деятельного меньшинства стимулировал католическую общину, заявлявшую о своих опасениях через свои главные печатные органы. «Католик Сан» открыла военные действия, опубликовав язвительный шарж на Элвиса и его провоцирующее поведение, сестры из частной школы Конвента Богоматери в Оттаве отчислили восемь учениц, уличенных в посещении концерта Пресли, а учениц старших классов католической школы Святого Людовика заставляли молиться за спасение души всех девочек, которых этот демонический певец подчинил своей воле.

Тем временем его самого такое остервенение ставило в тупик, поскольку он считал себя благословленным Богом, в чем и признавался прессе: «Поначалу мне было очень больно от такой реакции. <…> Я читаю Библию и верю, что всё, происходящее с нами, – от Бога. <…> Я не стал бы петь, если бы того не пожелал Господь, мой голос – дар Божий». Элвис по-своему излагал доктрину, заставлявшую биться сердце американской нации с самого ее создания, уверяя всех и каждого, что верит в традиционные семейные ценности: «В газетах пишут, что рок-н-ролл провоцирует подростковую преступность, но это смешно. Неужели вы правда думаете, что эта музыка может подтолкнуть молодежь к бунту против родителей? На меня списывают все проблемы в нашей стране. Например, подростковую преступность. <…> Говорят, что я вульгарен. Мне никогда бы и в голову не пришло вульгарно вести себя при посторонних, особенно при детях. Родители меня иначе воспитывали».

Самые нетерпимые не могли удовлетвориться такими оправданиями. В открытом письме директору ФБР Эдгару Гуверу главный редактор «Кросс Реджистер», официальной газеты епархии Висконсина, обличал «угрозу, которую Элвис представляет для безопасности Соединенных Штатов», добавляя: «Судя по словам свидетелей, побывавших на концертах Пресли, я подозреваю, что он наркоман и половой извращенец. Во всяком случае, мне кажется необходимым отслеживать его деятельность, в особенности в связи с ростом подростковой преступности по всей стране».

Гувер, пламенный борец за самую консервативную нравственность во имя отпора коммунизму, сам склонный к расистским выступлениям на почве половой неудовлетворенности, не ждал этого призыва, чтобы проявить интерес к новому кумиру молодежи. Официально он завел дело на Элвиса, все слова и поступки которого тщательно изучались ФБР до самой его смерти, в ответ на заявление анонимного бизнесмена из Мемфиса. Буйства, которыми сопровождались многие концерты Пресли, дали федеральной полиции предлог для того, чтобы взять его действия под контроль, однако ситуация круто изменилась в тот день, когда певцу впервые стали угрожать физической расправой. Из подозреваемого Элвис превратился в жертву, и парадоксальным образом ведомство Гувера взяло его под свою защиту.

Как и ФБР, пресса и СМИ часто оказывались в двусмысленном положении, разрываясь между желанием раздуть скандал и необходимостью предоставлять информацию. Радио оказалось в центре противоречивой полемики, поскольку малейшая попытка цензуры немедленно вызывала возмущение со стороны слушателей. Когда радиостанция WMKH из Детройта объявила о том, что больше не будет передавать записи Элвиса, уже на следующий день в ее почте оказалось более пятисот писем протеста от возмущенных слушателей. Один диджей из Нэшвилла снискал известность тем, что устроил сожжение «сорокапяток» Пресли, а в Элизабеттауне, штат Кентукки, несколько сотен подростков осадили здание радио WIEL, после того как один ведущий разбил пластинку Пресли в прямом эфире. Реакция руководства этой радиостанции красноречиво говорит о том, какой разброд и шатание царили тогда среди профессионалов: чтобы выйти из положения, были запланированы две передачи: одна – полностью посвященная записям Пресли, другая – предоставлявшая слово его оппонентам.

Эта позиция «и нашим и вашим» не ускользнула от полковника Паркера. Небольшая шумиха пошла бы на пользу карьере его подопечного, но один-единственный неверный шаг мог оказаться роковым. Нужно было срочно успокоить умы, и 26 сентября 1956 года полковник объявил об участии Элвиса в общегосударственной кампании против подростковой преступности. Ловкий ход, поскольку Элвис сразу перешел в лагерь рассудительности и порядка, не утратив при этом поддержки подростков, да еще выбил почву из-под ног у всех, кто обвинял его в том, будто он подталкивает американскую молодежь к бунту.

В тот же день состоялось торжественное возвращение Элвиса на малую родину. Ежегодная ярмарка в Тьюпело (та самая, на которой одиннадцать лет назад он дебютировал на сцене с «Old Shep») стала прекрасным поводом вернуться к истокам – под строгим надзором. На городском стадионе прошли два концерта подряд, перед десятью тысячами зрителей, в присутствии сотни полицейских и подразделения службы безопасности. Во время второго концерта Элвису пришлось остановиться посреди выступления. Он попросил зрителей умерить свой пыл, и всё пришло в порядок – к великому облегчению городских властей и губернатора Миссисипи, ультрарасиста, которые с большой торжественностью вручили артисту несколько почетных наград в присутствии всех членов кланов Пресли и Смит. Отвернувшись от Элвиса в начале его карьеры, Тьюпело и Миссисипи, прежде яростно обличавшие его подверженность демонам негритянской культуры, отныне превозносили его как героя: известности и денег оказалось достаточно для искупления вины блудного сына.

Такая перемена в отношении характерна для смены взглядов американского истеблишмента уже в последние месяцы 1956 года. Полковник приложил к этому руку, сделав все возможное, чтобы исправить имидж своего певца, которого прежде превратил в ярмарочный аттракцион. Воспользовавшись страстью Элвиса к госпелу, музыке его детства, он побудил Ар-си-эй выпустить весной 1957 года мини-сборник под заглавием «Мир в долине», в котором Пресли с большим чувством исполняет два главных гимна афроамериканской церковной музыки – «Take My Hand, Precious Lord» («Возьми меня за руку, Господи») и заглавную композицию. Всё было просчитано: эти сочинения преподобного Томаса Дорси, отца негритянского госпела, присутствовали в каталоге музыкального издательства Элвиса «Хилл энд Рейндж».

Выход этой пластинки ознаменовал собой коренной поворот в карьере Элвиса: постепенно его репертуар отдалился от бунтарской атмосферы дебюта, устремившись по менее скользкому пути беззаботной и стерильной эстрады. Шлягер «Позволь мне быть твоим плюшевым мишкой», семь недель удерживавший первую строчку в списке лучших продаж и разошедшийся более чем в миллионе экземпляров в 1957 году, отстоит очень далеко от непокорности, внушаемой песней вроде «Дворняги» всего годом раньше. Символичный переход от несговорчивого уличного пса к покладистому плюшевому медвежонку свидетельствует о стремлении полковника пригладить имидж Элвиса, который на Рождество подарил целый воз игрушек Обществу парализованных детей.

Для певца началась длинная серия благотворительных акций, которые должны были заслужить ему отпущение грехов у поколения отцов, равно как и «Рождественский альбом Элвиса» и долгоиграющая пластинка «Элвис поет рождественские песни», вышедшие одновременно в ноябре 1957 года. Этим удалось провести не всех; кое-кто, вслед за диджеем Диком Уиттингхиллом из Лос-Анджелеса, обличал чисто коммерческую операцию по возмещению убытков. Но Америке было на это плевать, в тот год альбом занял свое место под елочкой более чем у трех миллионов американских семей.

Такая издательская политика не могла не сказаться на дискографической продукции Пресли. Метод, разработанный Томом Паркером совместно с братьями Абербах и их кузеном Фредди Бинстоком, набирал обороты. Благодаря прекрасно отлаженной системе репертуар певца проходил через контору «Хилл энд Рейндж», которая каждую неделю получала сотни писем от авторов, желавших сорвать джек-пот. К этим предложениям следует добавить сочинения авторов, состоящих при компании, – Отиса Блэквелла, Арона Шредера, Бена Вайсмана, Абнера Сильвера, Фреда Уайза, Сида Теппера, Роя Беннета. Роясь в этом избыточном предложении, Бинсток и Абербахи делали свой выбор с благословения полковника. Потом делали макеты, которые Элвис обнаруживал по большей части уже в студии, в момент записи.

Его превосходная память сослужила ему добрую службу; Элвис знал наизусть длиннейшие монологи, будь то знаменитая речь Линкольна в Геттисберге, которой он не позабыл со школьных лет, или прощальное выступление генерала Макартура – земляка-южанина, победителя Японии в 1945 году, который чуть не вверг планету в третью мировую войну во время конфликта в Корее, – оно произвело на него сильное впечатление. Еще в отроческие годы он легко запоминал песни, услышанные по радио или в магазинах грампластинок Мемфиса. С тех пор он почти мгновенно запоминал мелодии и слова, с первого же прослушивания, – дар, которым восхищался его продюсер Стив Шоулс: «Он запоминал песню с первого раза – мелодию, аккорды, почти все слова. Со второго прослушивания он знал ее наизусть. Бывало, я говорил ему после дубля: „Мне кажется, ты ошибся в таком-то куплете“. Он отвечал: „Не думаю, мистер Шоулс“. Я слушал заново, проверяя слова по бумажке, и он оказывался прав. У него была почти фотографическая память».

И тем не менее работа в студии по конвейерному методу, с его систематической повторяемостью, в конце концов уничтожила претензии на оригинальность со стороны артиста, который до сих пор считал делом чести выкладываться до конца. Аккомпаниаторы остались те же, но сам Элвис уже не мог позволить себе работать с прежней требовательностью: чересчур плотный график не оставлял на это времени.

Ситуация еще более осложнилась, когда в рабочие планы пришлось втискивать первые киносъемки. Еще занимаясь делами Эдди Арнольда, полковник понял, насколько удачно зрительный ряд дополняет звуковой. На родине Голливуда седьмая муза заговорила, чтобы запеть, о чем красноречиво свидетельствовала роль Эла Джонсона в первом звуковом фильме в истории кино – «Певец джаза». Паркер также сознавал, что вторжение телевидения в повседневную жизнь американцев изменило расстановку сил, создав дополнительный фильтр на пути между пластинкой и Голливудом. Прежде чем планировать появление певца на большом экране, нужно, чтобы его лицо и его музыка примелькались на «голубом».

Боб Нил уже вел переговоры с каналами Си-би-эс и Эн-би-си еще до того, как Том Паркер взял руководство карьерой Элвиса в свои руки. По своему обыкновению Паркер пожал плоды чужих трудов и с декабря 1955 года со свойственным ему краснобайством стал растравлять соперничество между крупнейшими американскими сетями, едва успев сосватать Пресли Ар-си-эй.

Для телевизионной индустрии, которая в пятидесятые годы была еще молода, королевским временем был вечер субботы и воскресенья: именно тогда и передавали эстрадные программы. На Эн-би-си шоу вел певец Перри Комо – один из самых популярных голосов в Америке середины века; в то же время на Си-би-эс шла передача Джимми и Томми Дорси. Два брата, саксофонист и трубач, прославились в разгар эры свинга, дирижируя двумя самыми популярными тогда оркестрами. Наряду с Бенни Гудманом, Арти Шоу и Гленном Миллером братья Дорси ввели репертуар джазовых биг-бендов в каждый американский дом, попутно выпустив внушительное количество пластинок. Раскрутивший Фрэнка Синатру Томми Дорси, кстати, был самым крупным дистрибьютором фирмы Ар-си-эй-Виктор до вторжения Элвиса в американскую музыкальную среду.

Опираясь на свою репутацию, братья Дорси каждую субботу в восемь вечера начинали передачу «Stage Show». Однако она потихоньку выдыхалась, и продюсер Джеки Глисон искал нечто, что привлекло бы аудиторию и перевесило чашу весов, начинавших склоняться в пользу конкурента Перри Комо. Со времен громкого появления Элвиса в Ар-си-эй о молодом певце с Юга, по которому сходят с ума девчонки, было много толков, и Глисон решил рискнуть, поставив Пресли в передачу четыре субботы подряд.

Первая передача состоялась 28 января 1956 года, сразу после выхода самой первой «сорокапятки» Пресли под маркой Ар-си-эй – «Отель, где разбиваются сердца». Запись проходила в Нью-Йорке, в студии Си-би-эс на Бродвее, в присутствии ведущего Билла Рэндла, служившего посредником между телеканалом и полковником. В той же передаче должна была петь джазовая певица Сара Вогэн. Для своего дебюта на «голубом экране» Пресли исполнил попурри из песен блюзмена Джо Тернера, а также свою версию песни «У меня есть женщина» («I Got a Woman») Рея Чарлза. Рейтинг программы был удовлетворительным, однако «Stage Show» не удалось заткнуть за пояс Комо.

Три следующие передачи разворачивались по тому же сценарию, с некоторыми отличиями, однако первый всплеск продаж «Отеля, где разбиваются сердца» подтолкнул телеканал сделать ход конем, предложив певцу выступить еще два раза – 17 и 24 марта. На сей раз Элвис исполнил свою новую песню, и рейтинг поднялся на два процента выше, чем у программы Комо. Интуиция не подвела Джеки Глисона: он разглядел в Элвисе «Марлона Брандо с гитарой».

Появление «Отеля…» в списке бестселлеров, поступающие отовсюду приглашения на гастроли и возрастающий интерес к Элвису со стороны телеканалов – всё говорило полковнику о том, что он выбрал самый удачный аттракцион. Оставалось только покончить с еженедельными выступлениями певца в «Louisiana Hayride». С тех пор как гастрольные поездки Пресли стали выходить далеко за рамки южных штатов в окрестностях Мемфиса, Шревепорт уже утратил значение порта приписки; первые появления на телевидении показали, что лучше приберечь субботний вечер для более прибыльной деятельности, к тому же позволявшей быть на виду. С дирекцией KWKH удалось договориться: та действовала с позиции силы, запросив 10 тысяч долларов, чтобы освободить Элвиса от обязательств по контракту на полгода вперед; полковник скрипнул зубами и выложил половину этой суммы из кармана своего артиста, убедив Эйба Ластфогеля от Уильяма Морриса профинансировать сделку.

Агентство Элвиса удалось уговорить, потому что на горизонте возникли гораздо более заманчивые предложения. Сразу после своего последнего выступления в «Hayride», в конце марта 1956 года, Элвис открыл для себя Голливуд, где его вместе с импресарио ждал продюсер Хэл Уоллис. Он заприметил певца в передаче братьев Дорси и уже несколько недель мечтал о встрече. Ее подробности были обговорены Ластфогелем и его заместителем Гарри Калчеймом, которые делали ставку на сплав пластинки и кино, чтобы лучше раскрутить артиста: его первая «сорокапятка» была распродана уже почти в миллионе экземпляров.

С тех пор как кинематограф заговорил, Голливуд стал горнилом мысли в США, зеркалом моды и светских тенденций. Кстати, именно с киноэкрана рок-н-ролл ворвался в американскую жизнь, когда фильм «Джунгли за школьной доской» ввел «Rock Around the Clock» Билла Хейли в замкнутый мирок эстрады. Намеренно позабыв о теме подростковой преступности, продюсер Сэм Кацман не скрывал, что стремится к личной выгоде, начиная работать на студии «Коламбия» над музыкальным полнометражным фильмом, посвященным «новой волне», – он вышел на экраны под названием «Rock Around the Clock» в апреле 1956 года, как раз в тот момент, когда Хэл Уоллис начал обхаживать Элвиса Пресли.

Полковник поспособствовал внезапному возникновению интереса к молодому певцу со стороны голливудской машины. Хитроумный Паркер уже несколько месяцев устраивал Элвису выступления в кинотеатрах сети «Парамаунт» в перерывах между сеансами. Одновременно он подбил первые фан-клубы Элвиса написать в Голливуд, и кинокомпании получали тысячи писем с требованием снять Пресли в кино. Благодаря этому методу «Парамаунт» осознал, насколько велико влияние Элвиса на подростковую аудиторию, и в калифорнийских студиях все чаще слетало с языка имя «героя-любовника», которого сравнивали с Марлоном Брандо, Ричардом Видмарком, Робертом Митчумом, не говоря уже о Джеймсе Дине, который оставил после себя пустоту, разбившись на своем «порше» полгода тому назад.

В свои 56 лет Хэл Брент Уоллис был легендой Голливуда. Этот человек, «сделавший себя сам», поднимался ступенька за ступенькой по профессиональной лестнице в среде, где конкуренция не знает никаких законов, и в конце концов стал одним из главных лиц на киностудии Братьев Уорнер, для которой он снял легендарные фильмы – «Приключения Робина Гуда», «Мальтийский сокол» и «Касабланка». С конца войны Уоллис, благодаря своим обширным связям, смог стать независимым консультантом кинокомпании «Парамаунт». Его встреча с Элвисом привела к решающим последствиям, когда он пригласил певца на кинопробы. Уже в конце дня пленку проявили, и Уоллис высказался вполне одобрительно, хотя и воздержался от окончательного ответа.

Тем временем Элвиса и полковника ждали в Сан-Диего, на юге Калифорнии, где должна была состояться запись новой телепередачи, которую на сей раз вел комик Мильтон Берль. Поначалу он не испытал большого воодушевления, но Эйб Ластфогель из агентства Уильяма Морриса, представлявший интересы Элвиса и свои собственные, его убедил. В отличие от немного старомодной программы братьев Дорси «Шоу Мильтона Берля» привлекало аудиторию помоложе. Телезрители выказали такой энтузиазм, что Элвиса снова пригласили на передачу в начале июня. Подзуживаемый ведущим, который кривлялся рядом с ним, Элвис позабыл о наставлениях своего импресарио и извивался под бесстрастным взором телекамер, шокировав тысячи взрослых, оторопевших от такого зрелища.

В первый раз, с тех пор как о феномене Пресли заговорили в газетах, американцы получили возможность составить личное представление о певце, «для которого нет ничего святого» и который своими непотребными жестами выражал неудовлетворенность всего общества. Преподобный отец Дринан выразил мнение консерваторов, посвятив певцу яростную статью в католической газете «Америка» под заголовком «Осторожно: Элвис Пресли». Одновременно ведущий телевизионный критик Джон Кросби обличал «молодого артиста, невероятно вульгарного и совершенно лишенного таланта»; Джек Гуд, журналист, ведущий телеобзор в «Нью-Йорк таймс», сначала раскритиковал художественные просчеты и вокальные недостатки Элвиса, а затем нанес последний удар: «Глядя на мистера Пресли, не возникает никаких сомнений, что его достоинства заключены в другом (не в голосе). На самом деле он демонстрирует рок-н-ролльный вариант танца живота, в котором он явный виртуоз. Вихляние бедрами никогда не относилось к качествам, необходимым для успеха певца, и вряд ли когда-нибудь им станет».

Можно только улыбнуться такому отсутствию прозорливости, но тогда эта статья подогрела полемику, которая в последующие месяцы, по мере появления Элвиса на телеэкране, набирала обороты. Пусть пресса единодушно осуждала недвусмысленные движения певца, телеканалы убедились в эффекте его выступлений: впервые в истории шоу Берля обошло конкурентов вечером 5 июня. Сразу после этого Эн-би-си пригласила Элвиса выступить 1 июля в программе Стива Аллена, главная задача которого состояла в том, чтобы соперничать с королем эстрады Эдом Салливаном, каждое воскресенье появлявшимся вечером на Си-би-эс.

На фоне дешевых декораций «под Юг» Пресли должен был разыгрывать деревенщину: его нарядили ковбоем и заставили петь пародию на «Синие замшевые туфли», названную «Синие замшевые сапоги», а потом впервые исполнить с экрана песню, которая превратится в один из его главных хитов – «Дворняга». Аллен не сделал ничего, чтобы облегчить ему задачу, настояв на том, чтобы он нацепил фрак и обращался как бы к собаке. Послушный Элвис не возражал, притворяясь, будто находит это забавным. «Наверное, Стиву Аллену это казалось смешным. Мне нет, но у меня не было выбора», – скажет он потом.

Полковник разрешил Элвису выступить в этой передаче, только чтобы надавить на Эда Салливана, который отказывался опуститься до того, чтобы принимать у себя в студии такого вульгарного певца, – если верить его заявлениям в прессе. Салливан дорожил своей репутацией «совести» широкой публики, но мог и признать свою ошибку, если она дорого ему обходилась: в вечер появления Пресли на Эн-би-си рейтинг Аллена был на десять пунктов выше, чем у него.

Эти показатели произвели эффект землетрясения в американском телевизионном микрокосме, и, когда Салливан несколько дней спустя вел телефонные переговоры с полковником о трех выступлениях Элвиса в его передаче за немыслимый гонорар в 50 тысяч долларов, голос у него был самый сладкий. Салливан и Си-би-эс об этом не пожалели, потому что 9 сентября рейтинг передачи с участием Элвиса побил все рекорды со времен изобретения телевидения: более 54 миллионов американцев – 82 процента телезрителей – включили в то воскресенье телевизоры. Впоследствии Салливан попал в ДТП и угодил в больницу, его заменил актер Чарлз Лоутон, который со своей обычной надменностью строил из себя церемониймейстера. Он следил за тем, чтобы Элвиса как можно чаще показывали крупным планом, дабы скрыть движения его ног, но телезрителей провести не удалось: все судорожные движения Пресли читались на его лице, к тому же были прекрасно слышны истерические вопли девчонок, находившихся в студии.