Текст книги "Элвис Пресли: Реванш Юга"

Автор книги: Себастьян Даншен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Глава восьмая. ГОЛЛИВУДСКАЯ ЖВАЧКА. 1960–1967

Поезд, увозивший Элвиса и его импресарио утром 6 марта, оправдывал свое название: «Теннессиец», собственность Южной железнодорожной компании. Он добирался из Вашингтона в Мемфис за двадцать четыре часа долгого пути через Мэриленд, Виргинию и Теннесси, пересекая этот штат вдоль от Ноксвилла до столицы Среднего Юга. Элвис, давший матери обещание сократить до минимума авиаперелеты и только что пересекший Атлантику на четырехмоторном самолете, решил вернуться домой по железной дороге.

Через двадцать лет после создания этой ветки в условиях нарастающей конкуренции со стороны авиакомпаний Южная железная дорога уже не могла поддерживать в должном состоянии ветшающие пульмановские вагоны из хромированной стали, и полковник по такому случаю забронировал личный вагон директора компании. Трансконтинентальный поезд доживал свои последние часы в американской истории. Уже давно население сельских регионов, через которые пролегала ветка, не приходило в восторг от «восьмерки», неустанно выписываемой в ночи прожектором локомотива, однако присутствие Элвиса в числе пассажиров на короткое время повысило акции «Теннессийца».

Возвращение на родину самого знаменитого уроженца Юга приветствовали на всем протяжении пути с ободряющим воодушевлением. По мере продвижения поезда толпы, поджидавшие Элвиса на каждой остановке, становились все многочисленнее, а их поведение все более буйным. В Виргинии сотни школьниц заполонили вокзал Роанока с самого рассвета; в Мэрионе фанатов было уже несколько тысяч, а прибытие в Ноксвилл вызвало настоящее столпотворение. Как можно было ожидать, страсти накалились до предела, когда «Теннессиец» добрался до пункта назначения. Несмотря на снег и ледяной холод, Элвиса в парадной форме встречала на вокзале Мемфиса плотная толпа, и только благодаря полицейскому эскорту ему наконец удалось добраться до Грейсленда, где он еще около часа раздавал автографы у решетки.

Триумфальное возвращение было не единственным признаком того, что певец не утратил своей популярности. Несколькими днями раньше журнал «Биллборд» поместил на первой полосе статью, в которой напоминал о глобальности его влияния на поп-культуру. «Влияние Элвиса на мир музыки и на музыку мира не имеет себе равных за последние двадцать лет. Он в одиночку смог изменить направление американской и европейской поп-музыки, породив стиль, распространившийся по всему миру», – говорилось в колонке редактора. В подборке, посвященной Пресли, вспоминали о его восемнадцати платиновых «сорокапятках», миллионах ЕР и альбомов, а также о пятидесяти миллионах долларов, которые заработала благодаря ему Ар-си-эй…

Журналист Алан Леви посвятил службе Пресли в армии небольшую книжку под названием «Операция „Элвис“», а «Метро-Голдвин-Майер» решила снова выпустить на экраны «Тюремный рок»; дифирамбы королю рок-н-ролла пели на все лады. Джимми Филдс и дуэт Билли и Эдди упредили события, уже в 1959 году записав соответственно «Я вернулся» и «Король возвращается», их примеру вскоре последовала группа «Софистикейтед», переделавшая знаменитую песенку времен Гражданской войны в «When Elvis Comes Marching Home Again» («Когда Элвис марширует домой»); тем временем Билл Парсонс «Повесил ружье на гвоздь» («I’m Hanging Up My Rifle»), а Лим Форд по-своему переделал «Историю Элвиса Пресли».

Эти выражения поклонения должны были поддержать легенду, но они были неспособны стимулировать карьеру Элвиса, которому любой ценой нужно было вернуться в хит-парады и на экран, если он хотел найти себе достойное место в Америке начала шестидесятых. Первым выразила свое нетерпение его «родная» фирма грамзаписи: Стив Шоулс выступил со страниц профессионального журнала радиоведущих «Диджей дайджест»: «Я пишу эти строки после Великого дня возвращения Элвиса в Соединенные Штаты. <…> Он сказал нам, что первым делом хочет отдохнуть. Мы его прекрасно понимаем, но вторым делом для него станет запись новых песен, и мы очень скоро организуем сеанс звукозаписи неподалеку от его дома. Мы будем держать вас в курсе».

Шоулс планировал этот сеанс с тем большим рвением, что Ар-си-эй уже получила около миллиона заявок на новую «сорокапятку», содержания которой еще не знал никто. Ближайшие к Мемфису студии звукозаписи находились в Нэшвилле, сеансы наметили на 20 марта и 3 апреля, удалось даже достичь компромиссного решения об аккомпаниаторах Элвиса. Стив Шоулс не скрывал предпочтения к завсегдатаям студий, и рядом с Пресли появились гитарист Хэнк Гарланд и «Джорданерс», к которым добавили самого известного саксофониста из столицы кантри – Бутса Рэндолфа. Элвис же настоял на том, чтобы пригласили Скотти Мура, Д. Дж. Фонтану и Флойда Крамера; из прошлой команды не было только контрабасиста, который как раз в эти месяцы сколотил группу «Билл Блэк Комбо» и гастролировал вместе с ней с двумя самыми на тот момент популярными инструментальными хитами – «Smokie-Part 2» и «White Silver Sands» («Белые серебряные пески»).

Последним неизвестным оставался подбор репертуара. После ухода со сцены Джерри Лейбера и Майка Столлера, которые теперь отказывались писать для Элвиса и лишь изредка подкидывали ему песни, Фредди Бинсток сделал ставку на новый тандем. Дебютировав после войны в качестве блюзмена, Док Помус перешел на сочинительство, после того как несколько лет перебивался с хлеба на воду; вместе со своим пианистом Мортом Шуманом он зарабатывал деньги, сочиняя песенки для нового поколения поп-звезд, чтобы затем предаваться своей страсти к ритм-энд-блюзу.

Элвис нелегко расставался со своими привычками. Он не мог забыть своего взаимопонимания с Лейбером и Столлером, а потому скривился, когда Бинсток прислал ему в Германию сочинение Помуса и Шумана под названием «Turn Me Loose». Он понял свою ошибку в один прекрасный весенний день 1959 года, когда юный подражатель Фабиан ворвался с этой песней в горячую десятку. На первых после своего возвращения сеансах звукозаписи, год спустя, он согласился исполнить песню Помуса и Шумана «А Mess of Blues» – так началось сотрудничество, продолжавшееся до середины десятилетия и породившее такие шлягеры, как «Surrender», «His Latest Flame», «Little Sister», «Kiss Me Quick», «Viva Las Vegas»…

На двух сеансах, в марте и в апреле, удалось записать в общей сложности 18 дорожек – хватило на три «сорокапятки» и на альбом «Элвис вернулся!». По этому изобилию можно судить, как страстно Пресли вновь окунулся в музыку, к великому облегчению Стива Шоулса, который не знал, чего от него ждать. «Напряжение в студии было почти материальным, – рассказывает инженер звукозаписи Билл Портер. – Рядом со мной стояли полковник Паркер, вице-президент Ар-си-эй и Стив Шоулс. Когда Элвис запел первую песню, они не произнесли ни слова, но когда все прошло хорошо, все разом заговорили. Они явно были в большом напряжении».

Те, кто опасался, что чуда не произойдет, могли успокоиться, поскольку к Элвису вернулись энергетика и свежесть, поблекшие накануне его ухода в армию. Фанаты это почувствовали, и вскоре после выхода пластинки, записанной 23 марта, песня «Stuck On You» («Запал на тебя») взлетела на первую строчку хит-парадов. Ар-си-эй понадобилось всего три дня, чтобы отпечатать около полутора миллионов экземпляров этого диска; чтобы выиграть время, обложки изготовили еще до записи, без указания заглавия, на них только значилось: «Новая запись Элвиса для 50 миллионов его поклонников».

С той же поспешностью выпустили в свет альбом «Элвис вернулся!» от 8 апреля, но на сей раз результаты оказались ниже ожиданий Паркера и Шоулса, надеявшихся перевалить за полмиллиона распроданных экземпляров. А ведь это был самый связный и самый совершенный сборник Элвиса с самого начала его карьеры как по подбору репертуара, так и по качеству исполнения. Певец вновь обратился к блюзу, исполнив свою версию «Reconsider Baby» негритянского гитариста Лоуэлла Фулсона и «Fever» Литтла Вилли Джона.

Не говоря уж о коммерческом провале, полковник был разочарован и приписал отсутствие воодушевления со стороны публики возвращению к качественной работе, которая его никогда не вдохновляла. Ему плевать было на мнение критики, а тем более истории. Паркер всегда отличался неспособностью заглянуть в будущее, и опыт с «Элвис вернулся!» утвердил его во мнении, что пошлость – лучшая гарантия успеха у масс. С его точки зрения, эпоха рок-н-ролла закончилась, негритянская музыка, столкнувшись с миром поп-культуры, утратила свои самые спорные атрибуты, так что пора окончательно ввести Элвиса в бесцветный мир безобидной эстрады.

Этот вывод немедленно сказался на издательской политике, которую Паркер полностью забрал в свои руки после пересмотра контракта Пресли с Ар-си-эй. Об этом можно судить по выходу двух следующих «сорокапяток» в начале лета и осенью: «It’s Now or Never» («Теперь или никогда») – всего лишь адаптация классической неаполитанской песни «О Sole mio», a «Are You Lonesome Tonight?» («Одиноко ли тебе сегодня вечером?») – шлягер «безумных лет», исполнявшийся на радио певицей Вогэн Делит, патронессой американской эстрады. Обе эти песни распродавались еще лучше, чем «Stuck On You», без труда занимая почетные места в чартах журнала «Билл-борд». Утвердившись в своем мнении, полковник рассматривал теперь карьеру Элвиса вне всякого определенного музыкального стиля, а следовательно, далеко от рок-н-ролла.

От всего того, что составляло оригинальность Элвиса Пресли, окончательно отказались 12 мая, когда по телеканалу Эй-би-си показали передачу, записанную вместе с Фрэнком Синатрой полтора месяца назад. В отличие от других грандиозных планов, о которых полковник разглагольствовал, пока певец находился в Германии, эта встреча на высшем уровне с ведущим представителем взрослой и конформистской эстрады была похожа на серьезный проект. Всю вторую половину пятидесятых годов Синатра высмеивал новую волну, а теперь вдруг развернулся на 180 градусов, пригласив Элвиса в свое шоу.

Смена курса не была такой внезапной, как кажется: хотя Синатра и сменил гнев на милость по совету своей дочери Нэнси, архетипа разбитной куклы Барби на рубеже десятилетий, большую часть пути проделал сам Пресли. Он отрекся от своего новаторского подхода к песне и свободы движений, которая лежала в основе его сценической репутации.

Запись передачи проходила в Майами, после поездки на поезде через весь Юг, напомнившей Тому Паркеру об искусственном возбуждении времен его ярмарочной юности. Сидя на втором этаже вагона, нанятого специально для него, Элвис всю дорогу приветствовал толпы, стоявшие вдоль путей, на манер главы государства, а по прибытии во Флориду его встречали сотни фанатов. Пока полковник впаривал им свои последние рекламные заморочки, певец отправился на репетицию в бальный зал отеля «Фонтенбло» – резиденции Синатры в Майами-Бич.

Если у Элвиса еще и оставались сомнения по поводу смерти своей рок-н-ролльной карьеры, увидев в импровизированной студии оркестр из сорока двух музыкантов под управлением Нельсона Риддла, он утратил последние иллюзии. Король рок-н-ролла униженно явился в новую Каноссу [10]10
  Каносса (Canossa) – замок в Северной Италии, в котором в январе 1077 года произошла встреча римского папы Григория VII с отлученным от церкви и низложенным германским королем Генрихом IV. Генрих IV в одежде кающегося грешника три дня простоял у стен Каноссы, добиваясь приема папой. Выражение «идти в Каноссу» стало означать согласиться на унизительную капитуляцию, но на самом деле со стороны Генриха IV это было лишь политическим маневром.


[Закрыть], чтобы склониться перед патриархом старой школы, и даже надел на себя смокинг – новую версию рубища. Удивительная способность приспосабливаться к обстоятельствам подтвердилась на финальной записи шоу. Элвис с неожиданной зрелостью и естественной элегантностью исполнил обе песни со своей новой «сорокапятки», а затем спел дуэтом с Синатрой – это была мнимая импровизация, фирменный почерк американского телевидения. Сменяя друг друга у микрофона, обе звезды спели хиты друг друга: Элвис – «Колдовство» («Witchcraft»), Синатра – «Люби меня нежно»: с помощью этой уловки широкой публике хотели показать, что два их мира отныне сливаются в экстазе.

По ходу дела Пресли заработал 125 тысяч долларов за выступление, которое продолжалось всего шесть минут. Казалось бы, астрономическая сумма, и переговоры с полковником шли нелегко, но никто из окружения Синатры или его спонсора, производителя часов «Таймекс», и не думал жаловаться, узнав впоследствии, что передачу посмотрели 40 процентов американских телезрителей: несмотря на острую критику со стороны нью-йоркской прессы, полковник не только выставил своего певца на всеобщее обозрение, но еще и сорвал большой куш.

Этот успех стал хорошим знаком для артиста и его импресарио, которые наверстывали упущенное, строя один план за другим. Отдохнув несколько дней в Грейсленде, Элвис вновь сел на поезд и поехал в Голливуд, где его ждали для съемок пятого фильма. Хэл Уоллис уже завершил все натурные съемки для «Джи-ай блюз» прошлым летом в Европе, оставалось снять главные сцены фильма и записать одиннадцать песен для него – задача, на которую у Пресли ушло около двух месяцев.

С небольшими отличиями все 26 последующих выпусков голливудской «жвачки» стряпали по тому же сценарию почти до конца десятилетия и в постоянно нарастающем темпе: от двух фильмов в год постепенно перешли к трем, а то и четырем в 1968 году, поставив рекорд в этой области. Возвращение в кино стало для Элвиса началом новой эры: по указанию своего агента он быстро отказался от сцены и пошел по очень прибыльному, но творчески бесплодному пути. На протяжении восьми лет, начиная со съемок «Джи-ай блюз», фанаты могли увидеть Элвиса лишь в двухмерном изображении – на киноэкране, и это решение лишило его творчество всякой индивидуальности.

Даже телевидение отныне было для него под запретом. После ожесточенных баталий с окружением Фрэнка Синатры по поводу гонорара Элвиса полковник понял, что ему больше не повторить такой подвиг, и поспешил сообщить прессе, что продюсерам, желающим пригласить певца в телепередачу, придется теперь выложить за это 150 тысяч долларов. Сделать такое заявление значило просто-напросто похоронить телекарьеру Элвиса в тот самый момент, когда «голубой экран» вытеснял седьмую музу из повседневной жизни Америки, но Паркеру было на это плевать. «Я не хочу, чтобы Элвис составил конкуренцию собственным фильмам» – так он объяснил свое решение на съемочной площадке «Джи-ай блюза».

Паркер мастерски умел отказываться от привлекательных предложений: известность его артиста позволяла такую роскошь. Ничто не доставляло этому порочному двуличному человеку такого наслаждения, как унизить собеседника, готового снять с себя последнюю рубашку в надежде пригласить Элвиса на телепередачу или на гастроли; точно так же он получал несказанное удовольствие, заказывая себе жареную свинину в присутствии Абе Ластфогеля из концертного агентства Уильяма Морриса, хотя прекрасно знал, что тот еврей.

Возможно, с экономической точки зрения такая политика была не слишком разумной, однако благодаря ей полковник сумел выйти из положения, когда предложение о гастролях поступило из-за рубежа, а его статус в глазах иммиграционных властей не позволял ему покинуть Штаты. Страх Элвиса перед авиаперелетами и так уже был доводом против дальних поездок, но подстраховаться было не лишним, и Том Паркер, получая неудобное предложение, каждый раз действовал по одному сценарию. «Сколько у вас денег?» – спрашивал он неизменно, а потом отвечал человеку, выложившему на стол кругленькую сумму: «Для меня этого достаточно, а что вы предложите Элвису?»

Наряду с телевидением полковник видел в сценической карьере Пресли ненужную конкуренцию его кинотворчеству, а потому запрещал ему давать концерты. В виде прощания со сценой он все же позволил певцу принять участие в благотворительных мероприятиях в первом квартале 1961 года. Первые два из трех гала-концертов состоялись в субботу 25 февраля, официально объявленную мэром Мемфиса «Днем Элвиса Пресли». День начался с обеда по 100 долларов с носа в отеле «Кларидж», где собрались все отцы города, бизнесмены, главные политики штата Теннесси, а также Жан Абербах, Абе Ластфогель и кое-кто из руководства Ар-си-эй, чтобы отпраздновать продажу 75 миллионов пластинок Элвиса Пресли. Он же вышел на знакомую сцену зала Эллис и дал два концерта подряд перед пестрой публикой из верных фанатов, журналистов, страдающих от мелкотемья, и жителей Мемфиса, которым было любопытно увидеть во плоти певца, о котором все говорят и пишут.

За его спиной стояли Скотти Мур, Д. Дж. Фонтана, Флойд Крамер, Бутс Рэндолф и «Джорданерс». Это окрылило Элвиса, и он исполнил новый шлягер «Surrender», переделку неаполитанской песни «Вернись в Сорренто», а также полтора десятка своих хитов, завершив выступление – по привычке, унаследованной от уже далекой эпохи, когда он беспрестанно гастролировал, – взрывной «Дворнягой», неизбежно приводящей публику в экстаз.

И все же успех не был гарантирован. Его последнее появление на публике состоялось в момент записи передачи Фрэнка Синатры, одиннадцать месяцев тому назад, и, прежде чем выйти на сцену, Элвис поделился своими опасениями с репортером из «Мемфис Пресс-Сцимитар»: «Понимаете, я уже три года не давал концертов. Я даже забыл слова одной из моих песен». Когда журналист спросил, почему же он позабыл дорогу на сцену, Элвис вдруг смешался и не нашелся что сказать: «Спросите лучше у полковника Паркера».

Пока певец задумывался о будущем, Паркер превращал «День Элвиса Пресли» в свою минуту славы. Он пожимал руки, занимался собственным пиаром перед сливками штата Теннесси, разыгрывал скромника, раздавая разным благотворительным организациям 50 тысяч долларов, собранных в этот день, и попытался сохранить лицо, когда Элвис объявил ему, что губернатор штата пригласил его выступить через десять дней в Законодательном собрании Теннесси. Как мы знаем, полковник не любил делиться.

8 марта Элвис, в костюме и при галстуке, отправился в Нэшвилл за рулем своего новенького «роллс-ройса». Местные законодатели и их многочисленные гостьи устроили ему беспрецедентную встречу, когда он вошел в большой зал под руку с дочерью губернатора Эллингтона. Он поднялся на трибуну и продемонстрировал свойственный ему юмор, поблагодарив всех девочек, прогулявших в этот день школу, а затем заявил, что крайне взволнован выпавшей ему честью. Самым неожиданным моментом, возможно, был тот, когда губернатор произвел его в ранг почетного полковника по прочно укоренившейся на Юге традиции, которой уже воспользовался Том Паркер. Последнему это назначение не понравилось, и он только что-то буркнул недовольно, когда певец под конец церемонии дружески пихнул его локтем и назвал «коллегой». Паркер не любил конкурентов, кто бы они ни были.

Инцидент был позабыт уже 25-го числа того же месяца, когда артист и его импресарио вылетели в Гонолулу, на новый гала-концерт. На сей раз нужно было сыграть на патриотической струне, собрав необходимые средства для сооружения памятника погибшим морякам военного корабля «Аризона», потопленного двадцать лет назад во время японского налета на Пёрл-Харбор. Концерт проходил в зале на четыре тысячи мест в присутствии высшего командования американских вооруженных сил и Тихоокеанского флота. Паркер с коварным наслаждением всячески их унижал, выказывая подобострастие, которое сильно сбивало с толку его собеседников. Прельстив блестящий партер из генералов и адмиралов обещанием сувениров для родственников, полковник королевским жестом одарил их фотографиями Элвиса форматом с почтовую открытку, а несколько минут спустя демонстративно раздавал фанатам большие цветные постеры.

Действуя в том же духе, он отказался провести кого-либо с собой, подчеркнув, что Элвис заплатил за свой билет (что было чистой правдой). Это не помешало ему подарить бесплатный билет приставленному к нему чернокожему шоферу и проследить за тем, чтобы того посадили в первом ряду, рядом с генералитетом. Полковник был слишком подвластен сторонникам сегрегации из числа политиков с Юга, чтобы в этом поступке можно было разглядеть нечто иное, кроме желания солдата Андреаса ван Кейка отомстить за то время, когда он, проходя службу на Гавайях, должен был прогибаться под офицерами 64-й бригады береговой артиллерии.

Побудительные мотивы Паркера часто были неясны; даже его непредсказуемый характер не позволяет понять, что толкнуло его заставить Элвиса петь бесплатно. Мало того что концерты в Мемфисе и Пёрл-Харборе не принесли никаких денег, они еще были сопряжены с расходами, которые, естественно, взвалили на одного Элвиса. В то время когда певец пытался подластиться к своему импресарио, чтобы тот позволил ему вновь начать гастролировать, Паркер, вероятно, видел в этих концертах, позволявших Элвису в последний раз вкусить запретный плод, средство утвердить свою власть. Ибо это действительно было прощание со сценой; вернувшись за кулисы концертного зала в Пёрл-Харборе после потрясающего выступления, подтвердившего, что на сцене он – гений, Пресли сошел с нее и не возвращался обратно до конца десятилетия. Его удивительная энергетика, никак не проявлявшаяся в фильмах, в которых он снимался по возвращении из Европы, должна была бы заставить полковника задуматься, прав ли он, удаляя Элвиса от мира, из которого он пришел. Как скажет впоследствии Жан Абербах, «он всегда все знал лучше всех, но никогда ничего не продумывал наперед».

А пока график Элвиса подчинен актерской работе. Кстати, поездка в пятидесятый американский штат была продиктована не столько выступлением в Пёрл-Харборе, сколько съемками нового фильма – «Голубые Гавайи». Это был первый фильм сезона 1961 года и третий после «Джи-ай блюза», «Пламенеющей звезды» и «Дикаря» (первоначально в этом фильме должна была играть Симона Синьоре). Кинокарьера Элвиса набрала крейсерскую скорость, полковник внедрил безукоризненную систему, обеспечивавшую доходы его артисту, а значит, и ему самому.

Правила были просты. Еще до того, как определиться с сюжетом, следовало убедиться, что фильм выйдет на экраны к началу школьных каникул, в соответствии с обычным расписанием творений Уолта Диснея: в канун Рождества, к Пасхе или в начале лета – в эти периоды школьники заполняли залы ежедневно, а не только по выходным.

На следующем этапе надлежало задействовать фан-клубы, сообщив им о планах нового фильма. Штат полковника каждый месяц рассылал около трехсот тысяч писем в пять тысяч клубов, рассеянных по всему земному шару: это была невероятно плотная сеть, обеспечивающая заполняемость кинозалов постоянными зрителями. Вернее, порабощенными: по оценкам полковника, 250 тысяч фанатов ходили как минимум трижды на каждый новый фильм Элвиса, а это уже почти миллион купленных билетов.

Том Паркер всячески обхаживал президентов фан-клубов, засыпал их подарками и побуждал к миссионерской деятельности, устраивая собрания для жителей микрорайонов. Если добавить к этому одновременный выход, сопровождающийся беспримерной рекламной шумихой, альбомов и «сорокапяток» с песнями из нового фильма, радиопередачи по договору в обмен на бесплатные пластинки и пресс-досье, раздаваемые печатным агентствам и профессиональным журналистам, можно себе представить весь размах этого предприятия, четко отлаженного и очень прибыльного.

Благодаря этой эффективной системе Элвис очень скоро превратился в самого высокооплачиваемого актера в Голливуде. Регулярно повышая ставки, Паркер к середине десятилетия достиг цели, которую наметил себе, когда только ворвался в мир кино: миллион долларов за фильм. В то же время агенты кумиров кинозрителей, например Лиз Тейлор или Кэри Гранта, выговаривали для своих актеров похожие гонорары, однако репутация этих звезд побуждала их тщательно отбирать делаемые им предложения, Паркеру же было на это плевать. «Фильмы нужны, чтобы делать деньги», – охотно признавал он. Кроме того, кассовый успех первых фильмов с участием Элвиса позволил его импресарио вытребовать дополнительно половину чистой прибыли от каждой кинокартины. Благодаря этой уловке доходы певца-актера к середине шестидесятых преодолели планку в пять миллионов долларов, причем только четверть из этой суммы поступала от продажи пластинок.

Воцарившись в Голливуде, Том Паркер всегда отказывался подписывать контракты на исключительных условиях. Эта предосторожность оказалась очень полезной уже в самом начале кинокарьеры Элвиса, поскольку благодаря ей он смог сняться в «Люби меня нежно» еще до того, как Хэл Уоллис запустил в производство «Любить тебя». Эта система полностью оправдала себя после демобилизации Элвиса, когда ему надо было каждый год подыскивать как минимум три кинопроекта. Переговоры о «Дикаре» и «Пламенеющей звезде» начали с «Фокс» уже в 1960 году, причем последние – при посредстве Дэвида Вейсбарта, благодаря которому состоялся фильм «Люби меня нежно».

Затем Вейсбарт увлек полковника и Элвиса в кинокомпанию «Юнайтед Артисте», которая в конечном счете выпустила четыре фильма: «Следуй мечте» и «Малыш Галахад» в 1962-м, «Фрэнки и Джонни» в 1966-м и «Пикник у моря» в 1977 году. Наконец, «Пощекочи меня» вышел в 1965-м под маркой «Аллайд Артистс» – кинокомпании с весьма неустойчивым финансовым положением, которую этот посредственный фильм временно спас от банкротства.

Несмотря на такое разнообразие, Хэл Уоллис и кинокомпания «Парамаунт» представляли собой фундамент стабильности, на котором зиждилась голливудская политика Тома Паркера. Работа над «Джи-ай блюзом» была закончена в конце весны 1960-го, и в рамках нового контракта с Уоллисом были сняты «Голубые Гавайи», «Девушки! Девушки! Девушки!», «Вечеринка в Акапулько», «Рабочий по найму», «Райские Гавайи», гонорары за которые составили от 150 тысяч до 200 тысяч долларов. Контракт был долгосрочным, из-за чего полковник лишился вознаграждения, о котором параллельно вел переговоры с другими киностудиями; это вызвало трения с Уоллисом. Хотя полковник похвалялся, что Уоллис ест у него с ладони, он не привык к неудачам и в присутствии продюсера сыпал сомнительными шутками и инфантильными «подковырками».

В отместку за этот личный «афронт» он не нашел ничего лучшего, как завязать, опять же длительное, сотрудничество с другой киностудией. Привлекательнее всего выглядели авансы со стороны «Метро-Голдвин-Майер». Когда-то Элвис уже работал с ней над «Тюремным роком», и в 1963 году сотрудничество возобновилось по случаю фильма «Это случилось на всемирной выставке» – нелепой истории о летчике, впавшем в ипохондрию из-за прекрасных глаз медсестры, – а затем продолжилось на съемках «Да здравствует Лас-Вегас!».

Два с половиной миллиона долларов, которые собрал фильм «Это случилось на всемирной выставке», привели к заключению контракта с другим продюсером «Метро-Голдвин-Майер» – Сэмом Кацманом. Если Элвис по-прежнему претендовал на титул короля рок-н-ролла, Кацман, бесспорно, был королем quickies —малобюджетных фильмов, снимаемых в рекордные сроки. Они с Паркером быстро нашли общий язык, поскольку оба делали деньги ради денег и плевали с высокой горы на качество продукции, которая их приносила.

Кацман похвалялся тем, что выпускает самые дешевые фильмы на рынке; он экономил каждую копейку из бюджета, отпущенного «Метро-Голдвин-Майер», что позволяло ему получать прибыль еще до выхода фильма на экран. Обычно на съемки у него уходило менее трех недель, тогда как его конкурентам требовалось вдвое больше времени. Паркеру большего и не требовалось, тем более что последнее творение «Метро-Голдвин-Майер» «Да здравствует Лас-Вегас!» вышло за рамки бюджета. Оба деятеля договорились было снять фильм о жизни певца кантри Хэнка Уильямса, но, когда издатели песен Уильямса отказались поделиться с Паркером правами на них, полковник предложил сделать главным героем другого певца.

Кацману идей было не занимать, и он предложил задействовать Элвиса в фильме «Целуя кузин» («Kissin Cousins») – карикатуре на жизнь сельского Юга. Несмотря на свою бессодержательность, сюжет полностью устроил Паркера. Всем стало ясно, насколько мало его интересуют фильмы с участием певца: когда сценарист любезно пожелал узнать его мнение, будучи уверен, что полковник – дитя Юга, чем тот крайне кичился, Паркер вместо ответа запросил с него 25 тысяч долларов за свое просвещенное мнение, чтобы показать, что у него нет времени на подобные пустяки. «Я понятия не имею, как делают фильмы, – заявил полковник смешавшемуся сценаристу. – Вас для того и нанимают. Мне важно только одно: чтобы там были песни для альбомов Элвиса». Вполне откровенный ответ, который ничуть не удивил тех, кто часто слышал от Паркера, что фильмам с Элвисом можно было бы попросту присваивать номера, вместо того чтобы придумывать для них названия, – фанаты все равно будут на них ходить.

От своих сотрудников полковник ждал прежде всего слепого повиновения; талант и опыт профессионалов из мира кино, с которыми он сталкивался, его не интересовали, ему была дорога лишь их покорность – это многое говорит о качестве конечного продукта. За редкими исключениями, как Майкл Кёртис в «Короле Креоле» или Дон Сигел (будущий автор «Грязного Гарри») – режиссер «Пламенеющей звезды», кинематографисты, утвержденные полковником, привыкли выпускать второсортные фильмы. Все рекорды побил Норман Торог, стреляный голливудский воробей весьма сомнительного дарования, режиссер девяти фильмов с участием Элвиса.

Сэм Кацман тоже был непривередлив, и оба халтурщика затеяли в 1965 году второй общий проект – «Каникулы в гареме», где Пресли тонет в болоте глупости, изображая певца рок-н-ролла, ввязавшегося в передряги на карнавальном Востоке ради прекрасной арабской принцессы. Посредственность этого опуса, который сварганили за двадцать дней, и нелепость песен, написанных для него – «Каникулы в гареме», «Серенада в пустыне», «Мираж», – не укрылись от самых ненасытных почитателей Элвиса, и так уже растерявшихся после ошарашивающих песен из «Вечеринки в Акапулько» типа «Тореро был дамой» или «В кабриолете не станцуешь румбу».

Сборы от «Каникул в гареме» были жалкими, несмотря на то, что бюджет фильма свели к минимуму. В конце концов полковник понял, в чем просчет политики Кацмана, и быстро от него избавился. Развязка этого романа побудила его в 1966 году на короткое время снова сойтись с Хэлом Уоллисом: плодом их последнего сотрудничества стал фильм «Легко пришло, легко ушло» («Easy Come, Easy Go»). К тому времени Уоллис успел понять, какой пройдоха импресарио Элвиса, и с деланой неохотой, якобы с большим трудом согласился на требования Паркера – гонорар в полмиллиона долларов и 20 процентов от прибыли. На самом деле продюсер на сей раз дешево отделался, поскольку полковник согласился сократить свои требования вдвое в обмен на гипотетические сборы, а фанаты уже заметно подустали.