Текст книги "Демон воздуха"

Автор книги: Саймон Ливек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

ТРЕТИЙ ДЕНЬ
ОРЛА

Глава 1

Я вышел из хозяйского дома до рассвета, ни с кем не обмолвившись ни словом. Главный министр еще спал, и меня это устраивало – я не хотел, чтобы он узнал, как я пренебрег его приказом отдыхать. Я прихватил с собой кое-что из денег старика Дорогого, хотя вовсе не собирался делиться даже частью их с каким-то колдуном.

Мой новый приятель Рукастый жил в Атлишко – одном из восточных кварталов города, располагавшемся прямо у самого берега, три или четыре раза в год затопляемого, несмотря даже на дамбу, соленой водой.

Я появился у его дома спозаранок, но жизнь здесь уже вовсю бурлила.

Дети, казалось, были здесь повсюду. Малышня с радостными воплями гоняла по двору индеек и собак при помощи двух человеческих берцовых костей. Двое ребятишек постарше стояли в сторонке, напустив на себя степенно-взрослый вид и явно борясь с искушением – то ли присоединиться к игре, то ли отнять у малышей кости, эту почетную семейную реликвию – останки двух вражеских воинов, собственноручно добытых Рукастым в бою.

Малыши только смерили меня равнодушным взглядом и продолжали игру, зато их старшие братья с интересом следили за мной, пока я через двор шел к жилой половине дома.

Их здоровяк папаша встретил меня на пороге. Плащ на нем был еще более ветхий и поношенный, чем в нашу первую встречу, на лице его я заметил озабоченность.

– Прелесть что за сорванцы! – похвалил я его. – И что, все твои?

Он заглянул мне через плечо.

– Не знаю. А ты скольких видел?

– По-моему, семерых.

– Тогда нет. Двое самых маленьких – моего брата отпрыски. Вообще-то у нас их девять, – объяснил он тоном как будто извиняющимся. – Но старшая дочка теперь замужем, а ее сестру и двух братьев мы отдали в школу. Ицкоатль и Мазатль тоже скоро пойдут туда же – если, конечно, я когда-нибудь не сорвусь и не задушу весь выводок собственными руками! Ой, извини…

Он вернулся через пару минут, отобрав у сорванцов кость, растащив в стороны троих дерущихся карапузов, вытащив четвертого из бани и наорав на двух старших – хотя за что досталось последним, я так и не понял.

– Вот хочешь верь, а хочешь нет, а мы опять ждем прибавления!

– Ты, видать, детишек любишь.

– Да какой там любишь! Просто ничего не могу поделать.

– Да слушай его больше! Он обожает их! – К нашему разговору присоединилась молодая женщина, вышедшая из дома с кипой одеял в руках. Она перевела взгляд с меня на Рукастого. – Ну что, познакомишь?

– Меня зовут Яот.

– Яот? А-а… знаю, знаю! Слыхала про ваши приключения на пирамиде. Как нехорошо все вышло для вас! И для того несчастного человека, которому принадлежал раб!

– Да всему городу уже об этом известно, Атотот, – сухо заметил Рукастый. – И все по твоей милости! Это жена моего брата, – объяснил он. – Их половина дома на той стороне двора, но Атотот целыми днями торчит у нас – языками чешут с моей Ситлали.

– Да. А кто поможет твоей жене подготовиться к родам? – Она посмотрела на меня и улыбнулась. – Нам приходится быть терпеливыми с ним, беднягой. Ему ведь сейчас ой как нелегко!

Рукастый болезненно поморщился.

– Если ты ищешь своих двоих, то посмотри в бане. А собаку, если она еще с ними, я хотел бы получить обратно! – И, уже обращаясь ко мне, он прибавил: – Теперь понимаешь, почему я трачу столько денег на колдунов и на их толкования всех этих рождений?

– Э-э… да в общем-то из-за них я и пришел.

– Из-за рождений?

– Нет. Из-за колдунов. Мне бы надо сходить повидаться с одним.

– А-а!.. Так ты хочешь, чтобы я тебе кого посоветовал…

– Нет, я уже знаю одного человека из Койоакана. Только, видишь ли, у меня при себе много денег для него, вот я и подумал, не мог бы ты пойти со мной – на тот случай, если вдруг вляпаюсь в какие неприятности по дороге? Понятное дело, я тебе заплачу.

Здоровяк посмотрел на меня с подозрением:

– Неприятности? Какие еще неприятности?

– Ну… воры, например.

Я понимал, что он задаст этот вопрос, всю ночь соображал, как бы на него ответить, и в итоге решил соврать. Ну разве я мог объяснить Рукастому, чего ожидал увидеть в Койоакане, когда сам этого не знал? А мрачные намеки моего братца могли Рукастого и вовсе отпугнуть. К тому же, заведи я разговор про воинов, про главного министра и про карательные меры, Рукастый затребовал бы тогда еще больше денег.

Он задумчиво поджал губы.

– Койоакан отсюда далековато будет. Целый день уйдет на дорогу туда и обратно. Нет, конечно, я сходил бы с тобой, только…

Я вздохнул:

– Ладно, скажи уж сразу – сколько ты хочешь?

Я понимал – какова бы ни была цена, дело того стоило. Если Лев говорил про Койоакан правду, то там и впрямь могло произойти все, что угодно, а в таком случае мне потребуется в помощь крепкая, надежная рука.

Койоакан располагался на юго-западном побережье озера, в самом конце насыпной дамбы.

Сыновей Рукастого Ицкоатля и Мазатля – Обсидианового Змея и Оленя – мы взяли с собой.

– Неучи оба, все в меня, – заметил их отец. – Оставь их дома, так и вовсе хлопот не оберешься.

Я опасался брать мальчишек, но желание их отца оказалось сильнее моих возражений.

– Да все будет в порядке, – успокоил меня Рукастый. – Ну сам посуди, что может в дороге случиться? Мне даже деньги у тебя брать как-то неловко. – Он был в хорошем настроении – видимо, радовался возможности удрать ненадолго из дома. Мне хотелось сообщить ему настоящую цель нашего похода, но я воздержался. Мысленно я убеждал себя тем, что он, возможно, прав и в дороге ничего не случится. Я не желал, чтобы он развернулся и пошел обратно, предоставив мне путешествовать в Койоакан в одиночестве.

Чтобы сменить тему разговора, я спросил у него о письме, которое он доставлял по поручению моего хозяина.

– Понятия не имею, что было в этом письме. Говорю тебе, я не умею читать.

– А куда ты его носил?

– В Почтлан – в дом того торговца, Сияющего Света. – Когда я удивленно присвистнул, он немного оторопел и пояснил: – Так надо понимать, это был ответ на письмо, которое я перед этим принес твоему хозяину.

– А кто вручил тебе его?

– Какой-то убогий старый раб. Я спросил его о содержании письма – ну… просто так, из любопытства, – а он ответил, что давно уже распрощался с глазами и ему теперь не до чтения.

Мальчишки с самого начала показали себя неудобными спутниками – угрюмо плетясь за отцом по пятам, они без конца спорили и препирались, кому нести мешок с едой. Они явно жалели, что еще малы для школы, в которой их научили бы держать копье и меч и где они вволю наслушались бы ветеранских рассказов про боевые подвиги. А долгая дорога в обществе папаши и какого-то плюгавого раба, судя по всему, не представлялась им таким уж увлекательным времяпрепровождением.

Они оживились, лишь когда мы вышли за пределы города и взяли путь на юг – потому что только там мы сказали им, с кем надеемся повидаться.

– Ух ты, колдун! И он что же, заколдует нас всех мертвой женской рукой? – полюбопытствовал обрадованный Змей.

– Ну уж нет. Об этом и не мечтай, – ответил я. – Только бездарные колдуны занимаются такими вещами. А этот просто истолкует мой сон, вот и все.

После этого мы шли почти не разговаривая – берегли дыхание для ходьбы. А когда оказались на насыпной дороге, то мальчишки окончательно притихли, ибо тут было на что полюбоваться.

Стоял прекрасный зимний день. Легкий ветерок уже разогнал утренний туман и теперь вздымал рябь на воде, на поверхности которой отражалось солнце и угадывались глубинные тени и очертания. Глядя на них, легко представлялись страшные вещи, находящиеся там внизу, – например, исполинская зубастая рыбина Ауицотль, пожиравшая тела утопленников. Но стоило отвести взгляд в сторону и посмотреть на лодки, как страх пропадал. А лодок здесь было великое множество – и маленьких одноместных, и больших грузовых, и даже плавучих домов, где под навесами круглый год жили люди.

А оглянувшись назад, можно было увидеть и сам город. В такое ясное солнечное утро его яркие величественные храмы и беленые стены домов на фоне заснеженных искрящихся горных вершин не могли не тронуть сердца любого ацтека. Созерцая эту прекрасную картину, я тотчас же забыл об обитателях города – о капризном суровом хозяине, о его злобном задире слуге, об императоре, об отце и братьях, обо всех, кто портил мне жизнь многие годы, даже о Туманном и о его сыне. Отсюда мне был виден только город – величественный и прекрасный, построенный моим народом из ничего всего за какие-нибудь несколько связок лет.

Почти с сожалением я повернулся обратно к дороге. Движение здесь сегодня было небольшое – всего несколько пеших путников. Навстречу нам попался караван с юга. Вереница согбенных носильщиков, обливаясь потом, тащила тяжелые тюки с ценными экзотическими товарами. В другую сторону бодро протопал отряд воинов, коим мы поспешили уступить путь, прижавшись к обочине. Почти все они, судя по грубым плащам и несбритым локонам на затылке, были неопытными в военном деле юнцами, зато вел их настоящий ветеран – «остриженный». Они выдвинулись в дальний путь, на войну – об этом свидетельствовали туго набитые заплечные мешки, поверх которых крепились украшенные перьями щиты и сверкавшие на солнце мечи.

– Боевой вид, ничего не скажешь! – заметил вслух Рукастый, вместе с сыновьями продолжая глазеть вслед воинам. Оба паренька даже рты пооткрывали от изумления. – Вот с добычей-то вернутся! Эх, жаль, староват я для этого дела, а то бы присоединился! С копьем-то управлялся – ого-го!.. Да и сейчас еще могу. Видел бы ты…

– Верю, – сухо перебил его я. – В свое время вдоволь насмотрелся на плоды их трудов, можешь не сомневаться. – Я глядел на облако пыли, поднятой ногами бравых молодцев. Когда-то и я был таким, как они, мечтал о «цветистом пути смерти» в бою или на жертвенном камне. А потом, как и все молодые жрецы, попал на войну и узнал по-настоящему все ее ужасы. Там я видел поверженного вражеского воина, беспомощно корчащегося у моих ног; раненого, в недоверчивом изумлении разглядывавшего собственную отрубленную руку; и опытного бойца, чье тело было втоптано в грязь вместе с почерневшими от крови перьями боевого шлема. Но больше всего мне запомнилось царившее там смятение – когда хриплых криков полководца никто не слышал, а жизнь, казалось, застыла, словно на страшной картине, и один только Тескатлипока знал, кто победил в битве и какой смысл имеет такая победа.

Война, подумал я, годится лишь для юнцов, у которых нет времени поразмыслить о будущем, да для стариков, уже успевших забыть свое прошлое. Остальным же надо просто жить и взрослеть.

Глава 2

Судя по описаниям старого раба, деревушка, в которой проживал Сипактли, находилась совсем близко от Койоакана. Обогнув город, мы двинулись вверх по невысокому холму, чьи склоны сплошь занимали поля. Среди этих угодий то и дело встречались крытые тростником хижины из земляного кирпича.

– Там люди живут! – со знанием дела заметил Олень.

– Нет, не живут! – возразил ему брат. – Для жилья они маловаты. Наверное, их строят огородники-горожане, чтобы укрываться от зноя во время полевых работ.

– Вы что, первый день, как на свет родились? – рявкнул на них отец. – Во-первых, говорите потише! Люди здесь живут, так что имейте к ним уважение. – И, уже обращаясь ко мне, он прибавил: – Что-то не слишком здесь жизнь кипит.

Я огляделся по сторонам, потом сказал:

– Да, я вообще никого не вижу. А может, просто работы нет в такое время года?

– Работа есть всегда, – уверил меня мой спутник. – Знал бы ты, что такое работать в поле! Посмотри-ка вон туда. Видишь зимние тыквы? Их никто еще не собрал. А ведь они потеряют урожай, если не почешутся!

Пузатые овощи и впрямь сиротливо лежали, будто всеми забытые, на подстилках из собственной ботвы. Прямо за этими тыквами я заметил невысокий холмик, который поначалу принял за обычный пригорок, пока не разглядел торчащее из него перо и почерневшие, осыпавшиеся остатки земляных кирпичей на его поверхности.

Хоть солнце и пригревало мне спину, я вдруг почувствовал озноб.

– Что это здесь произошло? – спросил я вслух, медленно выговаривая слова.

Мой спутник озадаченно насупился, разглядывая пепелище.

– Может, тут как раз жил огородник, вырастивший эти тыквы? Что, если кто-то опрокинул очаг, а Старый Бог обиделся и сжег весь дом?

Я нервно рассмеялся:

– Надеюсь, здесь жил не Сипактли.

– Я тоже на это надеюсь, учитывая, сколько мы сегодня отмахали. Надо бы походить, посмотреть вокруг. Может, встретим кого, кто скажет, где обитает этот колдун. – Он повернулся к сыновьям, но те его не замечали, занятые перепалкой.

– Я же говорил тебе, что это дома! – орал Олень на брата. – Только ты ведь тупой и не отличишь дома от енотовой норки.

Змей пнул брата по ляжке и благоразумно отбежал в сторону. Глядя, как он улепетывает, я не мог сдержать улыбки. Он был младше и, как я подозревал, сообразительнее братца, за что и заслужил мою симпатию. Он напомнил мне меня в детстве.

– Ума не приложу, что делать с этими балбесами, – проворчал Рукастый. – Скорей бы уж хоть одного отдать в школу!

– Да ну их, пусть играют, – сказал я. – Давай сами кого-нибудь разыщем.

– Ладно, давай. Эй вы, двое! – крикнул он детям. – Мы поднимемся на холм, а вы тут присматривайте за мешком, иначе все останемся голодными!

Пока мы поднимались по склону к ближайшему жилью, я все время оглядывался через плечо – словно ожидал чьего-то преследования, – но кроме двух мальчишек, резвившихся на поле, я не увидел никого.

Дом представлял собою жалкую постройку из крошащихся земляных кирпичей с плесневелой тростниковой кровлей и с замызганной циновкой в дверях, без конца хлопавшей на ветру по той причине, что никто не удосужился закрепить ее снизу. Со всех сторон лачуга была завалена мусором – битой глиняной посудой, маисовой шелухой, обсидиановой стружкой, обглоданными костями и крошевом из перьев индейки. Перед лачугой сидела на корточках старуха; ее прокаленное в полях лицо, превратившееся в кожаную маску, казалось непроницаемым.

– Сипактли? Что-то не слыхала о таком.

Рукастый перевел на меня недоуменный взгляд, и я поспешил отвернуться, боясь выдать мучившее меня дурное предчувствие.

– Ты должна его знать, – настаивал мой приятель. – Он колдун, живет где-то здесь.

– Нет здесь никаких колдунов, – отрезала старуха. – И отродясь не было. Вы ошиблись деревней. Шли бы лучше восвояси.

Озадаченный таким откровенно враждебным приемом, Рукастый попятился.

– Что здесь происходит, Яот?!

Я тревожно оглянулся на пепелище у подножия холма. Неужели мне показалось, или его правда кто-то потревожил? Вместо торчавшего из земли пера я теперь увидел огромное черное облако, полностью заслонившее собой груду руин. Внутри у меня все похолодело, когда я вдруг сообразил, что и мальчишек тоже не вижу.

Я снова повернулся к старухе:

– Кто жил в том доме?

Лицо ее оставалось неподвижным, и только в глазах мелькнуло что-то в ответ на мой вопрос. Старуха моргнула – всего один раз.

Мне показалось, она молчала целую вечность, прежде чем медленно, спокойно, но очень отчетливо произнесла:

– Не помню.

Мы с Рукастым переглянулись. Мы открыли рты одновременно, но так и не успели ничего сказать, потому что услышали снизу от подножия холма резкий, пронзительный крик:

– Отец!..

Глава 3

Рукастый примчался туда первым, так как сломя голову несся по полю, пока я все пытался определить, откуда же раздался этот детский крик.

К тому времени, когда я догнал его, все трое уже стояли посреди пепелища. Мальчишки были живы и здоровы, разве что с ног до головы покрыты серым пеплом. Змей улыбался, а его старший брат выглядел хмурым. Отец располагался между ними, теперь уже не перепуганный, а с видом судьи, пытающегося разобрать неразрешимый спор.

– Я нашел ее! – заявил Змей.

– Ага! А как бы ты ее нашел, если бы я не толкнул тебя в эту кучу? – возразил ему обиженный брат. Сейчас они были похожи на двух воинов-новобранцев, спорящих над телом своего первого пленника и пытающихся договориться, кому достанется главная награда – само тело и правое бедро.

– А что они нашли? – поинтересовался я.

Рукастый молча протянул мне какой-то предмет, уместившийся у меня в ладони. Он оказался на удивление легким и обгоревшим дочерна, но я мгновенно и безошибочно определил, что это была нижняя челюсть человека.

– Теперь понятно, почему тыквы до сих пор лежат на грядке, – заметил я.

– Может, нам поискать другие останки? – предложил Змей.

Отец его пребывал в нерешительности, зато братец уже ворошил груды обгорелых обломков, надеясь откопать себе что-нибудь на память. Мгновение спустя он издал победоносный вопль, радостно вытащив из черной кучи новый обугленный предмет. На этот раз ключицу.

– Слушай, Рукастый…

– Понимаю, мне тоже все не нравится. Но разве их теперь остановишь?

– Но почему никто не собрал кости? – удивлялся я. Мне казалось странным, что родня сгоревшего человека не похоронила его останки. При виде этих небрежно брошенных костей мне сделалось не по себе. Воин, погибший или взятый в плен в бою, еще мог ожидать, что его скалящийся голый череп в память боевой доблести выставят напоказ в доме пленников цомпантли, но человек, погибший нелепой смертью от домашнего пожара, заслуживал более сердобольного отношения.

Если только это действительно была нелепая смерть от несчастного случая.

– Судя по всему, пожар произошел довольно давно, – продолжал я. – Неужели сюда никто не приходил с тех пор?

– Может, и нет. Может, у погибшего не было родни.

– Или его близкие просто побоялись раскопать останки.

Но мой собеседник, похоже, совсем не слушал меня. С легким раздражением и в то же время с гордостью он наблюдал за перепалкой мальчишек, пустившихся теперь в спор о том, кто быстрее и больше наберет человеческих костей.

– Нет, ты посмотри на этих оболтусов! Вот если б они на грядках так работали, мы бы точно никогда не голодали!

Тучи пепла и черной сажи клубились вокруг нас, пока Олень и Змей копошились на пожарище. Все свои находки они скидывали в отдельные кучки. Мне стало любопытно, как они собираются определять победителя – по количеству костей или по весу.

Я подошел к кучке Змея и картинно водрузил поверх нее челюсть. Уже распрямившись, я еще раз посмотрел на кучку – что-то в ней показалось мне не так. Я снова нагнулся и вытащил оттуда кость.

– Змей! – позвал я мальчика.

Тот подошел, задрав ко мне умненькое личико.

– Как думаешь, что это?

– Похоже на бедренную кость, – ответил он с серьезным видом.

– И где ты нашел ее?

Он размышлял над этим вопросом с озадаченным видом садовника, которому поручили выбрать лучшее место для посадки георгинов.

– Вон там, – сказал он наконец.

Из-под пепла проглядывали былые очертания дома. Указанное мальчиком место находилось за его пределами. Судя по осколкам битой посуды и всякому хламу, там, по-видимому, была мусорная куча.

Когда я пошел туда посмотреть, Рукастый догнал меня.

– Что случилось?

– А вот посмотри. – Я протянул ему найденную Змеем кость, а сам опустился на колени и принялся разгребать пепел.

– Она, кажись, не так обгорела, как другие.

– Вот именно, – согласился я. Пальцы мои наткнулись на какой-то твердый шероховатый предмет. – И эта тоже, – прибавил я, вытаскивая новую находку и поднимаясь.

– Эй вы! Так нечестно! – возмущенно завопил Олень. – Ее должен был найти я!

– Заткнись! – прикрикнул на него отец.

– А ведь это еще одна челюсть, – задумчиво заметил Змей. – Только почему она намного меньше, чем та, которую нашел я?

– Потому что она принадлежала ребенку, – сказал я. – Как и вот эта бедренная кость, находящаяся сейчас в руках у твоего отца. Интересно посмотреть, что вы там с братом насобирали. Давай-ка поглядим сначала, что имеется у тебя.

Мы принялись разбирать кости, складывая из них скелеты. Это занятие приводило мальчишек в восторг даже больше, чем предыдущее соревнование, поэтому уже очень скоро перед нами лежали три неполных скелета.

– Вот это, кажется, берцовая, поэтому пусть идет сюда… – говорил Змей, укладывая кость на место с такой точностью, словно художник-мастеровой, выклеивающий перышко к перышку на боевом щите. – Пап, а ты заметил, что оба детских черепа пробиты?

Его отец стоял рядом со мной.

– Ну и что у нас получается?

Я окинул взглядом кости. Два восстановленных скелета были заметно меньше, чем третий.

– Один взрослый и двое детей. Странно вот только, что кости взрослого обгорели куда как сильнее, чем детские. И сын твой прав – взрослый череп целехонек, а детские нет. Как думаешь, почему?

– Не знаю. Я вообще не понимаю, как здесь случился пожар. Видимо, очень быстро разгорелось, раз все трое погибли. Может, от искры из очага тростниковая крыша занялась?

– Может быть. – Я принялся обходить развалины по периметру. То, что находилось внутри, уже успели перерыть и переворошить мальчишки, когда искали кости, но слой сажи и пепла снаружи оставался относительно нетронутым, за исключением задворок, где находилась мусорная куча. Я внимательно осматривал землю под ногами, надеясь разгадать случившееся. Я понятия не имел, что именно ищу, пока не увидел это.

– Допустим, крыша провалилась и обрушилась на них, когда они спали, – предположил Рукастый. – Только все равно непонятно, почему детские кости почти совсем не обгорели.

Рядом с бывшей дверью я заметил что-то наполовину засыпанное землей и опустился на одно колено, чтобы разглядеть получше.

– И опять-таки – где тогда?.. Яот, что ты там нашел?

Я соскреб пепел с предмета и вытащил его, осторожно держа пальцами, словно ядовитое насекомое. Это была желтая кожаная полоска, лишь слегка обгоревшая с одного конца и полностью почерневшая с другого.

Я показал ее Рукастому.

– Ремешок от сандалий.

– Да ну, просто смех какой-то! – сказал он. – Откуда у здешних жителей сандалии? Да и вообще что она нам дает? Все равно ничего не понятно.

Но я-то уже сообразил, кому могли принадлежать сандалии. Удивляюсь только, как я сразу же не рванул обратно в Теночтитлан через все эти холмы, поля и насыпные дороги.

– А дает она нам очень даже хорошую подсказку. – Я еще раз нервно посмотрел вниз с холма. – Этот пожар не был несчастным случаем. И тот, кто потерял здесь этот ремешок, явно пришел сюда не затем, чтобы подать милостыню. И нам надо бы уносить отсюда ноги подобру-поздорову – чем скорее, тем лучше.

– Что-то я не понимаю.

– Не понимаешь? Тогда еще раз посмотри на этот ремешок. – Я помахал у него перед носом кожаной тесемкой, с которой посыпалась сажа. – Видишь, какой большой? Если бы мы нашли сандалии, то не такого размера. Вот и спроси себя теперь – кому принадлежат такие огромные? И вспомни того «остриженного» командира, которого мы видели утром.

– «Остриженный»… – мечтательно проговорил Рукастый. – Они ведь у нас лучшие воины. Они да воины племени отоми. – Он вдруг очнулся от раздумий и изумленно уставился на меня. – Погоди-ка… Ты что же это хочешь сказать?.. – Лицо его вдруг посуровело, и он прибавил уже с угрожающими нотками в голосе; – Яот, а что ты вообще намеревался найти здесь?

Вконец перепуганный, я шепотом, тайком от мальчишек торопливо поведал ему слышанное от брата, прибавив к этому еще историю моего похищения, а также рассказ про вещую птицу и для вящей полноты – про советы старика Дорогого.

– Поэтому, видишь ли, – прибавил я не очень-то уверенно, – я, конечно, надеялся на встречу с колдуном, только почему-то думал, с ним обязательно должно было что-то приключиться.

– И теперь ты нас впутал в эти неприятности с воинами! Вот дурак!

– Говори тише – ты же не хочешь, чтобы мальчики услышали.

– Нет, ты хоть подумал, почему я так разозлился? Что я теперь, по-твоему, должен сказать их матери?

– Я говорил тебе: не бери их.

В ответ на это Рукастый только издал сердитый рык и так топнул ногой, что нас обоих окатило клубами пепла.

– С тобой хлопот не оберешься – я сразу понял это, еще когда увидел тебя впервые! – пробурчал он. – Ну а теперь-то что? Думаешь, они вернутся?

– Откуда мне знать? – Мне уже мерещились бегущие в гору воины с мечами и щитами и со звериным боевым оскалом на лицах. – Думаю только, что нам нужно убираться отсюда как можно скорее.

– Да уж не беспокойся, уберемся, после того как я найду наш мешок с провизией. Но не думай, будто с тобою кто-то поделится! Эй, Олень, Змей! Кто из вас тащил еду?

– Он, – ответил Олень, не отрываясь от своего увлекательного занятия.

Рукастый перевел взгляд на младшего сына, и тот поспешил сообщить:

– Я оставил ее вон там, под кустиком, где сейчас стоит Яот.

Я невольно посмотрел на куст и оглядел все в тени вокруг него.

– А ты уверен? Что-то я не вижу здесь мешка.

Рукастый выругался.

– Нет, это непостижимо! Ну что за дети! Просил же вас всего об одной вещи…

– Но он лежал там! – возмущенно запищал Змей. – Я положил его туда, когда вы решили подняться на холм.

Я подошел к низеньким зарослям, за которыми начинался ступенчатый спуск, и раздвинул ветки со словами:

– Может, он вниз укатился?

Из кустов на меня уставились два вытаращенных глаза.

Поначалу опешив, я отпустил ветки, но потом спохватился и снова потянулся к ним. Бросив мешок Рукастого, незнакомец бросился наутек.

– Вор! – завопил я. – Вон он! Держите его!

Живая добыча мальчишкам понравилась больше, чем какие-то старые кости. Сорвавшись с места и поднимая клубы пыли и пепла, они пустились в погоню.

Напуганный их радостными воплями, беглец остановился, и напрасно, потому что тем временем Рукастый бросился ему наперерез, ревя как медведь:

– Ага! Попался! Ну смотри, если ты сожрал наш обед…

Его пленник не промолвил ни слова, впрочем, это и неудивительно – попробуй-ка пикни, когда на тебя навалился такой здоровяк.

Я спустился к ним и подобрал с земли мешок.

– По-моему, здесь все на месте, – сказал я. – Пошли!

– Нет, погоди. Сначала я хочу взглянуть на этого красавца!

Но гнев на лице Рукастого уступил место удивлению, когда он обнаружил, что поймал ребенка лет девяти-десяти. Кулаки его сжимались и разжимались, и он пребывал в замешательстве, не зная, поколотить мальчишку или отпустить.

– Пап, ты чего? – удивленно пропищал у него за спиной Змей.

Тогда Рукастый, похоже, принял какое-то решение. Он встал и, подхватив ребенка, размашистой походкой зашагал вниз с холма.

– Ну, чего встали? Пошли! – крикнул он нам через плечо. – Уходить отсюда надо!

Мы бросились его догонять.

– Что случилось? – кричал я ему вдогонку. – Я понимаю, мы спешим, но… подожди!

Когда мы поравнялись, он, не замедляя шага, сказал:

– Яот, ты что, ослеп? Неужто не видишь, на кого он похож? Посмотри на его уши – они точь-в-точь как у того человека, которого мы с тобой отправили на смерть!

Сходство я сразу заметил, хотя малец и болтался вниз головой. Уши эти я узнал безошибочно. Последний раз я видел такие же оттопыренные уши, взбираясь по ступеням Большой Пирамиды, на смешной голове омовенного раба. И дело было не только в одних ушах. Паренек походил на того раба и худосочным костлявым сложением, и безропотно-смиренным видом.

– Ты хочешь сказать, что это сын того раба, которого Сияющий Свет принес в жертву? Да погоди ты, не спеши! Но как он здесь оказался? Почему стащил твой обед? – тараторил я, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Вместо ответа Рукастый рванул к насыпной дороге с такой скоростью, что мы едва поспевали за ним. Ребенок болтался у него под мышкой, не издавая ни звука и только тараща глаза. Его молчание вызывало у меня удивление. На его месте я бы, конечно, орал. Значит, что-то с ним было не так, или он был очень храбр.

– Откуда мне знать почему? Мне известно только, что мы нашли его и все! Мы должны отнести его домой. Неужели ты не понимаешь, Яот? Мы можем выведать у него, кто был его отец и откуда он взялся. Торговцы наверняка захотят выяснить это. Им же интересно, где Сияющий Свет взял омовенного раба, который так их всех подвел. А мы получим награду!

Но я представлял себе и другие последствия. Я просто задался вопросом – а если кто-нибудь из торговцев или из окружения моего хозяина признает в этом мальчике, зажатом под мышкой у Рукастого, сына раба, принесенного в жертву Сияющим Светом?

До середины насыпной дороги я то и дело останавливался и пытался докричаться до своих спутников, умоляя их бросить мальчишку в воду и забыть о нем навсегда.

Но они не обращали на меня внимания – то ли я совсем обессилел и потерял голос, то ли меня просто не слушали.