Текст книги "Демон воздуха"

Автор книги: Саймон Ливек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5

– Ты не спишь?

Лунный свет упал на пол из дверного проема. Вытянутая женская тень обозначилась в самой его середине.

– Нет. – Я так заметно дернулся при звуке ее голоса, что притворяться теперь не имело смысла.

Юбка ее метнулась черной тучкой на фоне светового пятна, ноготки на ногах блеснули, как звездочки.

– Зачем ты следил за мной во дворе?

– Я не знал, что это была ты.

Она подошла к моему изголовью, и я приподнялся на локтях, вглядываясь в ее лицо.

– Ведь это мог оказаться кто угодно, – пояснил я. – Слуга моего хозяина или Туманный могли прийти сюда, чтобы прикончить меня. А ты-то… Ты почему вела себя так скрытно?

Она опустилась на колени рядом со мной, низко склонив голову.

– Я не хотела, чтобы меня видели. Ни отец, ни слуги, ни… ты. Я не хотела, чтобы ты слышал, как я молюсь.

Теперь я узнавал в ней ту женщину, с которой познакомился, когда пришел разузнать о Сияющем Свете. И голос был тот же – низкий, грудной. И эти колышущиеся в лунном свете пряди волос… Но главное, я увидел тот же характер, то же нежелание поделиться своей печалью, которую ей в общем-то никогда толком не удавалось скрыть.

Тогда мне, конечно, следовало бы бросить ей вызов, швырнуть ей в лицо правду – что ее сын вовсе не уезжал из города, а вместе с Туманным, Проворным и каким-то их безвестным сообщником пытался лишить меня жизни, и что она, я уверен, тоже была участницей этого заговора, потому что встречалась на игровом поле с парнем вовсе не для того, чтобы заплатить долги сына. Все это мне следовало бы ей сказать тогда.

Но я этого не сделал, так как вдруг забыл про все свои страхи и подозрения, а помнил только то, что видел и слышал в этот вечер, – тихую, почти беззвучную молитву беспомощной женщины, ее дрожащие руки с кровавой бумажкой в руках, ее горе и страх, выглядевшие неподдельными, даже если она мне лгала.

– Ты и в самом деле не веришь, что он вернется?

– Нет… да… не верю. – Слова эти я расслышал с трудом, но потом она вдруг громко всхлипнула.

Всхлипнула как ребенок, и я уже не мог сдерживаться – я протянул к ней руки и обнял ее, и она доверчиво уткнулась плечом в мое костлявое плечо.

Но, даже обливаясь слезами, она не теряла благоразумия – только тихо всхлипывала в моих объятиях. Я, кажется, шептал какие-то слова утешения и неуклюже гладил ее по голове.

– Ты хоть понимаешь, почему ему пришлось уехать? Ведь останься он после того, что произошло, они убили бы его!

– Понимаю. – Она по-прежнему имела в виду торговцев, а я по-прежнему гадал: неужели она и впрямь верит, будто ее сыну удалось укрыться от их гнева после произошедшего на празднике?

– Я знаю, что люди думают о нем. Но он не такое чудовище. Он может быть очень добрым. Он способен любить и жалеть, только люди этого не понимают. А ведь он всего лишь мальчишка, немного разболтанный, потому что у него нет отца. Уж отец-то держал бы его в ежовых рукавицах! Они бы вместе путешествовали по торговым делам в земли майя, сапотеков и йопи. Ведь я знаю: Сияющий Свет всегда этого и хотел – быть похожим на отца, быть героем для своего народа!.. – Она не договорила и разрыдалась.

В лунном свете я видел только ее силуэт. И ее запах – запах чистого, ухоженного женского тела – радовал меня больше, чем ее лицо, если бы я смог разглядеть его.

Я коснулся ее волос.

– Лилия…

Это прикосновение разрушило чары. Она моментально взяла себя в руки.

– Уже поздно. Прости, я не хотела наваливать на тебя мои семейные проблемы.

Она поднялась, а я пальцами нащупал подол ее юбки. Она колебалась всего мгновение, но оно показалось мне вечностью.

Она сидела на коленях возле меня еще долго, почти не говорила и была погружена в свои мысли.

– А Куаутенанко ты помнишь? – наконец спросила она.

– Я помню, как возвращались домой почтека.

Я действительно помнил, как весь Мехико (во всяком случае, так тогда казалось) вышел встречать победоносных торговцев. Жители города вытянулись шеренгами вдоль дамбы, соединявшей южный берег озера со столицей, чтобы радостно приветствовать небольшую кучку людей на последнем отрезке их пути домой.

– Я все не могла поверить, что он пропал. – Не было нужды спрашивать, кого она имеет в виду, а она продолжала: – Конечно, они послали вперед вестников, поэтому мы знали, кто вернется домой живым, а кто нет. Но я все твердила себе, что, должно быть, произошла какая-то ошибка. Поэтому я тоже стояла на обочине дороги и вглядывалась в лица идущих, а люди веселились, радовались и кричали мне, что я должна гордиться.

– Я тоже был там. – Во главе ликующей толпы, по приказу императора Ауицотля, были выставлены огненные жрецы, главные стражи порядка. Я тоже находился среди этих жрецов и истошно дул в свою раковину-трубу, чтобы ее громогласный звук влился в шум всеобщего ликования.

– Они все почти уже прошли, когда я увидела его.

– Увидела его?! – недоуменно переспросил я. – Ты говоришь про Шипопоку? Но я думал, он…

– Он выглядел таким старым!.. – продолжала она как ни в чем не бывало. – Он нес один-единственный трофей – украшенное перьями знамя, но по его согбенной фигуре можно было подумать, будто он несет тяжеленный кусок гранита. Лица его я не видела, зато сразу узнала плащ – рваный и грязный. Этот плащ я узнала бы где угодно, потому что сама расшивала его.

Теперь я понял, каким будет дальше ее рассказ. Я тоже видел этого человека – он плелся в конце колонны угрюмых, измученных людей, пока не услышал знакомый голос, как-то долетевший до него сквозь рев толпы. Тогда он остановился, поднял голову и улыбнулся.

– На руках у меня был малыш Сияющий Свет. Я высоко подняла его и закричала и только потом поняла, что… это мой отец, только в плаще мужа.

– И тебе в тот момент хотелось, чтобы погиб не муж, а он.

– Мне самой хотелось умереть, чтобы никогда не пережить такого! Четыре года я ждала Шипопоку, и в то мгновение я поверила, будто это он. Можешь ты себе представить, что я тогда испытала?

– А твой отец просто продолжал идти, так ведь? Он шагал вместе со всеми. Я видел. И тебя он не мог разглядеть в толпе.

– Четыре года, – повторила она. – И еще столько лет потом!..

– И у тебя с тех пор больше никого не было?

– Нет. Хотя могли быть – я получала много предложений. – Из груди ее вырвался хриплый смешок. – А что тут удивительного? Я же состоятельная вдова! Даже один из этих старейшин, которых ты недавно видел… – Она не закончила фразу и передернулась. – Только меня одиночество никогда не беспокоило. Я присматривала за семейным делом, и у меня был Сияющий Свет. А теперь у меня не осталось ничего… – Ее ясный немигающий взгляд искал в темноте мое лицо. – Ты хоть понимаешь меня? – прошептала она.

Я хотел ей ответить, но у меня почему-то пересохло во рту. Я и желал ее, и боялся одновременно.

А потом мы снова прикоснулись друг к другу, но это были уже другие объятия.

* * *

Все оказалось совсем не так, как обычно бывает с женщинами, которые торгуют своим телом. Получать страсть и жар взамен на свои такие же было все равно что наблюдать в обсидиановом зеркале отражение пляшущих языков пламени. Это вроде бы знакомое ощущение казалось необыкновенным, непредсказуемым, неуловимым и необъяснимым.

Когда все кончилось, она хихикнула как девчонка.

– Уж не в Доме ли Слез тебя этому научили?

– Этому там не учат.

Ацтекские жрецы давали обет безбрачия, они посвящали себя богам, но иногда сбивались с истинного пути и блудили. Сам император Монтесума был жрецом, и трудно было вообразить, чтобы этот человек со всеми своими женами и наложницами ни разу не прикасался к женщинам во времена своего проживания в Доме Жрецов.

Я тоже блудил. Ноги сами несли меня к рынку, когда больше не оставалось сил совладать с собой. И никому не было дела, чист ли ты или запятнал себя грехом, – ведь все это оставалось только между тобой и богами. Но если тебя ловили с поличным, то дело, разумеется, принимало другой оборот.

– Может, тогда расскажешь мне про нее? – прошептала Лилия.

– Да рассказывать-то нечего.

Мне вспомнились эти походы на рынок, эти торопливые, беглые свидания, которые сразу хотелось забыть. Кроме рынка выбора не оставалось, дорогие любовницы из дома удовольствий были не про нашу душу – они танцевали с воинами и предназначались только для них. А нам доставались крепкие крестьяночки и неуклюжие рабыни или голодные оборванные чужестранки, блуждающие по нашему огромному городу в поисках пропитания.

– Впрочем, одну я помню, – мечтательно проговорил я. – Она была чужестранка и называла себя Миауашиуитль. – Это даже для ацтеков труднопроизносимое имя на нашем языке науатль означало «бирюзовый цвет маиса». – Она утверждала, будто родилась в племени уастеков, и одевалась, как они – в такую, знаешь ли, расшитую блузку и юбку, и косы переплетала яркими лентами и перьями. Хотя я до сих пор не знаю, имела ли она отношение к ним. – Уастеки славились своим горячим темпераментом, и я всегда подозревал, что Маисовый Цвет только делала вид, будто принадлежит к этому племени, изо всех сил изображая изобретательность и находчивость на циновке с мужчиной. – В свое время я любил обращаться к ней за услугами. Разумеется, дело всегда заканчивалось слезами.

Я пытался говорить непринужденно, но на самом деле меня снедали паника и страх.

Мое последнее свидание с той девушкой и последний наш с нею разговор скорее напоминали преступление, в котором я был обвинен много лет назад и каковое, как я думал, мне сошло с рук. Теперь, оглядываясь на прошлое, я будто впервые заметил, что мою дорогу с обеих сторон окружали пропасти – они сразу же поглотили бы меня, случись мне оступиться.

– Яот, что с тобой?

Я весь напрягся, невольно отодвинувшись от женщины. Она наверняка заметила холодную испарину, внезапно покрывшую мое тело.

– Ничего, – хрипло ответил я. – Просто кое-что вспомнил. Прости! Совсем не могу говорить – ребра опять заныли.

Перед моим мысленным взором снова всплыли лица, уже привидевшиеся мне сегодня перед тем, как я вздумал следить во дворе за Лилией. Теперь я знал, чьи это лица. Только лучше бы я вспомнил это раньше!

Я лежал в объятиях Лилии и пытался унять дрожь. Оба мы долго молчали.

А потом я уснул.

ВОСЬМОЙ ДЕНЬ
ЦВЕТКА

Глава 1

Пробудившись, я рывком поднялся и сел.

Было утро – дверная циновка отодвинута, солнечный свет пробивался в комнату, обрисовывая чью-то темную фигуру, тень которой падала поперек моей циновки.

Я снова лег и, как показалось, целую вечность тупо разглядывал эту тень в надежде поскорее стряхнуть с себя сон, пока не понял, что нахожусь в комнате не один.

– Кто тут?..

Лилия не шелохнулась.

– По-моему, ты должен рассказать мне, что случилось на самом деле.

– Ты о чем?

– Я о том, как тебя вышвырнули из Дома Жрецов, Яот. – Она говорила вяло и монотонно, словно произносила заученные фразы. – Расскажи мне, кто так сильно тебя ненавидел и за что!

Памятуя о больных ребрах, я осторожно приподнялся на локтях.

– Что-то я не понимаю. Тебе это зачем.

– Ну пожалуйста! Я привела тебя к себе в дом, я кормила и лечила тебя, я… я… – Она так и не смогла заставить себя упомянуть, что еще сделала для меня. – А я хочу знать всего одну вещь. Кажется, ты мог бы поделиться.

Я был не на шутку озадачен.

– Ну… не знаю!..

– Это произошло из-за женщины?

– А ты что, ревнуешь?

– Только не надо себе льстить. – Она переминалась с ноги на ногу. – Просто отвечай! Из-за той женщины, о которой ты мне говорил? Из-за женщины по имени Маисовый Цвет?

– Лилия, да что все это значит?!

Сонливость развеялась, и вместо нее я вспомнил, как Лилия лечила мои раны и как лежала в моих объятиях ночью. А потом что-то произошло – она оставила меня одного, а теперь вот пришла зачем-то, но я не понимал, чего она хочет.

В ее склоненной позе была какая-то детская решимость во что бы то ни стало заполучить нечто, для нее пока недостижимое.

И я вдруг понял, что ей было нужно.

– Ты это из-за сына, да? – медленно проговорил я. – Туманный со своим мальчишкой похитили его – так же как пытались похитить меня! А теперь они угрожают тебе. Они заставили тебя сказать всем, будто твой сын уехал из дома, чтобы старейшины торговцев не разыскивали его. А нужен им я, они хотят что-то выведать обо мне, и они решили действовать через тебя. Вот в чем дело!

Лицо ее, до тех пор напоминавшее неподвижную каменную статую, вдруг сморщилось, Лилия закрыла его руками и разрыдалась.

– Ты пойми, у моего сына совсем не осталось денег, и он сильно задолжал этому проклятому Туманному. Дошло до того, что мой сын готов был выполнить любую его просьбу. Туманный втянул его в историю с омовенным рабом. Я не знаю, где сын его взял и зачем ему понадобилось приносить раба в жертву богу войны, но он это сделал, а потом встретился с Туманным и рассказал ему о случившемся. Сияющий Свет наверняка думал, будто выполнил поручение сполна. Но домой он не вернулся. Перед уходом он велел мне говорить всем, что уехал надолго, так как после случившегося не сможет теперь скоро показаться в Тлателолько. А через пару дней я получила первое послание. – Она смотрела мне в глаза, часто моргая. – Мне было велено продолжать делать вид, что сын еще не скоро вернется. А еще меня обязали сразу же сообщить автору послания, если увижу тебя.

– Но зачем? Чего им от меня надо?

– Не знаю.

– Не знаешь, а просишь меня рассказать о… той девушке с рынка. – Озноб прошиб меня точно так же, как и вчера, когда я вспомнил, как мы расстались с Маисовым Цветом.

Лилия опустила голову и совсем сникла.

– Я ходила сегодня на встречу с этим парнем. Мне пришлось передать ему все, о чем ты говорил сегодня ночью. Он велел мне узнать больше. – И, горестно всхлипнув, она прибавила: – Пожалуйста, Яот! Ведь они убьют его, если я не расскажу им то, что они хотят знать! Я прошу о такой малости, а ведь она может спасти жизнь моему сыну!

Мне очень не хотелось. Не хотелось вытягивать это событие из огромного запутанного клубка подлостей, ссор и раздоров, из коих сплошь состояла жизнь в Доме Жрецов. Мне было тяжело ворошить эти горькие и болезненные подробности и снова мучиться от чувства вины и утраты.

Но, видя, как судорожно вздрагивают и сотрясаются от рыданий плечи этой женщины, я понимал, что у меня нет выбора.

Два мальчика родились в один и тот же день – в первый день Смерти девятого года Тростника. Покровителем этого дня считался Тескатлипока, и каждого из мальчиков нарекли одним из многочисленных имен могущественного бога. Одного назвали Тельпочтли, что означало «молодой человек». Другой же получил имя Яот – то есть «враг». По прошествии нескольких дней отцы обоих мальчиков обещали отдать младенцев жрецам, и это было, пожалуй, все, что их как-то связывало.

– Тельпочтли родился в знатной семье, – пояснил я. – Родись он даже в один из никчемных дней, которые приходятся на конец года, его все равно записали бы в жрецы. Мой же отец был простолюдином, и случись мне родиться в любой другой день, то я бы пошел в обычную школу, как мои братья.

– И вы подружились? – Теперь, когда я вроде бы взялся поведать ей свою историю, Лилия заметно смягчилась.

– Подружились? Не знаю. Да нет, как мы могли подружиться? Он был мальчиком из богатой семьи и общался с себе подобными. Они охотно приняли его в свой круг. А меня нет. Я и выжил-то только потому, что оказался умнее и сообразительнее их, отчего их дружелюбие ко мне не становилось крепче. Но как бы там ни было, а Тельпочтли попал в Дом Жрецов в один день со мной. И оба мы, узнав, что родились в один день, поняли – судьбы наши отныне неразделимы. Мы вместе упражнялись в предсказаниях, проверяли друг друга на знание «Книги Дней». Мы бегали наперегонки и подстраивали друг другу невинные розыгрыши, и даже на своих первых боевых учениях оказались в одной команде. А потом выяснилось, что даже женщина у нас была одна.

– Маисовый Цвет? – спросила Лилия.

– Да. Только тогда я этого еще не знал. По правде говоря, я даже удивился, когда понял, что он вообще встречается с девушкой, так как мне он казался совсем неподходящим для такой роли – чересчур серьезным, строгим и требовательным. Но я заметил: он тоже часто наведывается на рынок. От меня он этого не смог утаить. Разумеется, я никогда никому об этом не говорил. Но к какой девушке он ходит, я тогда не догадывался.

– Но потом-то узнал?

Мне очень не хотелось продолжать рассказ. Я отвел глаза в сторону, давая ей понять, что разговор мне неприятен, но она смотрела на меня в упор, будто ожидая от меня историю, и так ей известную.

– Потом узнал, – прошептал я. – Когда она сообщила мне о ребенке.

Лилию эти слова потрясли.

– Так у тебя есть…

– Нет! – ответил я, не в силах скрыть раздражения. – Видишь ли, Лилия… я встречался с ней долгие месяцы, но всегда считал, что мы с ней были очень осторожны. Нет, конечно, он мог оказаться моим, но с какой стати? С таким же успехом отцом ребенка мог стать Тельпочтли или кто-нибудь еще. Почему она решила повесить его на меня?

Для себя я давно решил не забивать голову мыслями о своем возможном отцовстве. Я гнал от себя всякие мысли о ребенке, как когда-то успешно исключил из своей жизни девушку, торговавшую своим телом. И только в моменты расслабленности или во сне я иногда подумывал о сыне или дочери – результате нашего проступка, никем не доказанного и в котором я не был уверен.

– Я только посмеялся, когда она сообщила мне о ребенке, но она твердила, что в ее чреве он оказался по велению Тескатлипоки, и поэтому не важно, кто его настоящий отец. Если бы она отправилась к верховному жрецу и назвала отцом меня, тот поверил бы ей.

Я до сих пор помнил, как поражен я был этими заявлениями Маисового Цвета и как мгновенно осознал всю опасность своего положения – еще задолго до ее угроз.

– Я не думал, что она пойдет к жрецам, ведь она была почти в таком же неприятном положении, как и я. Но разве мог я тогда знать?! Сначала я пытался ее урезонить, потом попробовал откупиться. Я предложил ей десять плащей – это было больше, чем я имел, и вдвое больше того, что поднес бы ей муж в день свадьбы. Вот тогда-то у нее и началась истерика. Она что-то кричала сквозь слезы, я даже толком не мог разобрать ее слова. Она несла какую-то чушь про доверие и любовь, про мужчин и женщин, которые якобы сильнее богов. Нет, надо же такое сказать – сильнее богов! Это же настоящий бред сумасшедшего! Маисовый Цвет бушевала и напирала, хватаясь за полы моего плаща, а я пятился и прятал лицо, словно боялся, что она укусит меня. А потом она вдруг будто бы сдалась, как-то сразу обмякла, притихла и только жалобно всхлипывала в уголочке. «Почему тогда ты просто не уйдешь?» – крикнула мне она. «Но, Маисовый Цвет…» – начал было я, неуклюже протянув к ней руку, по которой она яростно ударила. «Не трать слов! Лучше подумай, зачем ты мне нужен! Ведь это даже не твой ребенок, глупый ты урод! Неужели ты думаешь, я стала бы рисковать жизнью его настоящего отца?! Уходи отсюда! Уходи сейчас же! Я больше не хочу тебя видеть!»

– Как тяжело, наверное, было такое слушать? – сказала Лилия.

– Ты так считаешь? А тогда мне казалось, что я испытал ни с чем не сравнимое облегчение. – Я помолчал и прибавил: – Нет, обида и боль, конечно, пришли, но позже. А в тот момент я просто поспешил убраться оттуда, но ее оскорбления так и звенели у меня в ушах. Я не смог разобрать почти ничего из того, что она сказала, – видимо, говорила на своем родном языке, – но одну фразу я запомнил хорошо, потому что она показалась мне странной. Что-то вроде «такой же, как ты»! Она не произнесла «лучше», а употребила именно эти слова – «такой же, как ты»! То есть тот, другой мужчина, кем бы он ни являлся, явно был для нее «таким же»!

– И с тех пор ты больше ее не видел?

– Да. Как и Тельпочтли. Он вскоре тоже исчез. Правда, перед тем как уйти, он зашел повидаться со мной. Сказал он совсем немного. Просто приблизился – я хорошо это помню, потому что ел тогда кашу, – посмотрел мне в глаза и сказал: «Ты ведь знаешь, не так ли?» Рот у меня был полон еды, и я не мог ответить. «Только не думай, что видишь меня в последний раз, ты, крестьянин. Придет время, и мы с тобой расплатимся!» Сказав это, он пнул мою миску с кашей так, что она разлетелась по всей комнате, и вышел.

– Ты думаешь, ему было известно о вас с Маисовым Цветом?

– Скорее всего он понимал, что я знаю о нем. Ведь другой мужчина Маисового Цвета – это он. А кто же еще? Кто еще мог быть «таким же, как я» – не лучше и не хуже? Кто, как не человек, с которым я родился в один день? По-видимому, он вскоре сбежал. И Маисовый Цвет тоже исчезла – это я обнаружил, когда в следующий раз пришел на рынок. Возможно, они ушли вместе. Тогда я надеялся, что это так, и значит, ребенок не мой, а Тельпочтли. Вскоре я и сам покинул Дом Слез, но об этом ты уже знаешь. Тогда мне, конечно, и в голову не приходило, но теперь я думаю, что ту подлую выходку устроил мне кто-нибудь из богатеньких друзей Тельпочтли.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросила Лилия.

К тому времени, когда я закончил свой рассказ, она уже расслабилась. Она принесла еды и воды, сидела на коленях в углу комнаты, разложив вокруг себя подол юбки, и не сводила с меня припухших глаз, наблюдая, как я надкусываю лепешку.

– Не знаю. Я, конечно, не вернусь к хозяину, как не могу остаться и здесь.

Она потупилась, но промолчала.

Я вздохнул:

– Нет, не из-за произошедшего между нами вчера ночью, а потому, что Туманному с Проворным явно известно, где я нахожусь. Они уже дважды нападали на меня и не упустят случая сделать это снова.

– Проворный знает, это точно, а вот насчет его отца я сомневаюсь, – возразила она.

Я нахмурился:

– Как такое может быть? Все, что ты рассказала Проворному, моментально дошло до Туманного. Разве нет?

– Не уверена, – задумчиво проговорила она. – Смотри, как все было. После моей встречи с Проворным на поле для игры в мяч в четвертый день Стервятника, то есть когда на тебя напали, а потом притащили сюда, я пошла на рынок. Там у меня за товаром присматривает один молодой родственник, и я хотела проверить, все ли у него в порядке. Как я понимаю, ты разговаривал с ним.

– Да, парень, торгующий перьями.

– На рынке меня нашел Проворный. Он был крайне возбужден – сообщил, что видел тебя на трибунах и ты разыскиваешь меня. Он хотел, чтобы я сообщила ему, если увижу тебя. Как будто я и так этого не знала, без всяких напоминаний!

Я угрюмо усмехнулся:

– Ну да, ты ведь исправно докладывала ему обо мне с тех пор! Ты же ходила к нему сегодня утром и рассказала ему все о нашей прошлой ночи? Ведь этого ты и добивалась – в постели выудить все мои секреты и сразу же передать их этому мальчишке? – с горечью добавил я.

– Нет! – крикнула она так, словно я ее ударил. – Все было не так! Все… Ты знаешь это! – Последние слова она проговорила почти шепотом.

– Да уж, представляю. Мне следовало догадаться раньше!

– Да как ты смеешь?! – От злости она даже плюнула на пол. – За кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, я стану путаться с первым встречным рабом только для того, чтобы выведать жалкие подробности его грязных шашней с какой-то там продажной девкой?!

Поначалу я даже не сообразил, что ответить, я не верил своим ушам, а потом вдруг понял: это не важно, раз вопрос моего пребывания здесь не стоит. Мой гнев поблек на фоне ее ярости. После всего произошедшего со мной гордость свою я почти растерял, а какие-то ее жалкие остатки не стоили ничего.

– Извини, просто я подумал… – замямлил я. – Ты же сама говорила мне про парня и его папашу.

Она нахмурилась и закусила нижнюю губку.

– По-моему, между ними что-то происходит. Я не понимаю что, но меня насторожили последние слова Проворного. Он посоветовал мне быть осторожной. Сказал, будто никому не хотел причинить зла, только не представлял, как все это остановить.

Теперь я тоже вспомнил, как парень говорил и мне нечто подобное – якобы он не думал, что его отец зайдет так далеко и отправит того омовенного раба на смерть, и про мертвое тело в канале он будто бы тоже не знал. Тогда я не обратил внимания на эти слова, но позже он поссорился с отцом на рынке из-за меня, а еще я не мог забыть ту историю на озере, когда он увидел меня в воде, но промолчал.

– У меня создалось ощущение, – продолжала Лилия, – что парень чего-то боялся, так как все время оглядывался через плечо. Я еще подумала, не отца ли он опасается.

– Да, ведь Туманный находился там где-то неподалеку со своим ножом. Он что, сумасшедший? Парню, наверное, виднее, раз он так боится. Только мне все равно непонятно, зачем он пытался спасти меня и почему его отцу понадобилась моя смерть.

Я еще не успел договорить этих слов, как объяснение пришло само. Выпучив глаза, я сидел с отвисшей челюстью и пялился в пространство перед собой.

– Яот, – встревожилась Лилия, – что с тобой?!

– О Боже! Каким я был дураком! – пробормотал я.

– Что стряслось? О чем это ты?

– Тельпочтли!

– Что Тельпочтли?

– Да он и есть Тельпочтли! Конечно же! – Я даже застонал. – Ну конечно, мой враг! А кто же еще мог так ненавидеть меня и желать моей смерти? – Я провел рукою по глазам, словно снимая с них пелену, до сих пор мешавшую мне увидеть очевидное. – Нет, ты понимаешь? Когда я прочитал послание, оставленное на теле утопленника, я решил, что у Туманного с Проворным, должно быть, имеется некий сообщник, знающий мое полное имя. Но оказывается, им такой сообщник вовсе не нужен. Туманный всегда знал мое имя – ведь Тельпочтли родился со мною в один день, а Тельпочтли и Туманный – это один и тот же человек!

Теперь настал черед Лилии недоумевать:

– Не понимаю. По-моему, ты сказал, что Тельпочтли исчез много лет назад, еще до того, как тебя выгнали из Дома Жрецов.

– Да, это так. Но видимо, он вернулся. И теперь многое объясняется. Во-первых, он скрывается под личиной жреца, которым когда-то являлся, – под этим слоем сажи никто, ни я, ни другие сверстники, не узнает его. Также понятно, зачем ему понадобилось выведывать, при каких обстоятельствах я покинул Дом Жрецов и про Маисовый Цвет. Он одержим, он испытывает ко мне лютую ненависть и готов убить меня собственными руками.

– Но почему же его сын точно так же не хочет твоей смерти?

– Вот этого не знаю. Может, у него просто нет ко мне такой ненависти, как у отца, и он думает, что тот просто сорвался.

Но тут же в моей голове мелькнула мысль, от которой былой ужас охватил меня – вокруг меня снова разверзлась пропасть, и я услышал страшный голос, с упреком произносивший мое имя.

Я не нашел в себе сил высказать предположения вслух, но вместо меня это сделала Лилия:

– А может, он считает своим отцом тебя?

– Нет, – решительно возразил я, стараясь унять колотившую меня дрожь. – Нет, этого не может быть. Маисовый Цвет сама сказала, что ребенок не мой. И Тельпочтли забрал ее с собой. Он ни за что так не поступил бы, если бы она носила в своем чреве ребенка от другого мужчины. Нет! Это не мой ребенок. Он не может быть моим. Нет!..

Потупившись, Лилия растерянно разглядывала свои руки, а я задумчиво жевал лепешку. Она первая нарушила молчание, снова спросив, что я собираюсь делать.

– Исчезнуть, наверное, – угрюмо произнес я. – Ведь я разыскивал тебя, только чтобы передать послание для твоего сына, но сейчас я понял, что мне по горло хватает всех этих неприятностей. В настоящий момент мне нужно где-нибудь укрыться и подлечить ребра. А здесь оставаться слишком опасно.

– Понимаю. – У Лилии хватало учтивости изобразить сочувствие.

– Ну а ты? Что предпримешь ты?

– Мне придется снова встретиться с Проворным, – ответила она, избегая моего взгляда. – И передать ему все, что ты мне рассказал, – о той девушке и твоем уходе из Дома Жрецов. Остального я, конечно, говорить не стану. Я надеюсь… – Она судорожно перевела дыхание и продолжала: – Я надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы вернуть Сияющего Света. Ведь они же не могут держать его у себя всю оставшуюся жизнь?

Я глотнул воды и наблюдал за нею поверх ободка миски. Вид у нее был усталый и печальный. Должно быть, с тех пор как пропал ее сын, она почти совсем не спала. А сколько раз за это короткое время менялось у нее настроение, подумал я, вспомнив и приступы ее гордыни, и внезапную доброту, и страсть, и гнев, и откровенную печаль.

Мне припомнились также слова ее отца о вкусах и привычках своего внука. Конечно, я понимал, что если старик окажется прав, то я рискую снова вызвать ее гнев. Но выбора у меня не оставалось, мне нужно было знать, поэтому, вздохнув, я спросил:

– А какие именно дела связывают твоего сына с Туманным?

Лицо ее окаменело.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, мне, например, известно, что весь ваш товар перекочевал на его склад. Мне сообщил об этом твой отец.

Лилия судорожно перевела дыхание.

– Туманный убедил моего сына, что это будет самое надежное место для хранения товара. Будто бы там про него точно не узнает ни одна душа. Я пыталась убедить сына не делать глупостей, но он мужчина и принял это решение. Сын не послушался меня, а отец не вмешался. И не забывай: Сияющий Свет сильно задолжал Туманному. Теперь мы у него в полной зависимости. Я понятия не имею, где этот склад. И Сияющий Свет не смог мне этого объяснить, потому что сам не знает! Я просто тихо надеюсь, что мой сын и Туманный не рассорятся окончательно и Туманный будет все-таки частями выдавать нам наше добро, чтобы мы хоть как-то смогли бы жить. Правда, теперь…

– Сияющий Свет и Туманный – любовники?

Задавая этот вопрос, я и предположить не мог ее последующую реакцию. Она одним прыжком подскочила ко мне и так больно вцепилась в волосы, что недожеванный хлеб даже вывалился у меня изо рта.

– Да как ты смеешь спрашивать у меня такое?! Никогда не смей! Понял? Никогда!

– Хорошо. – От боли и удивления у меня потекли слезы.

Она продолжала тянуть меня за волосы.

– Ты понял?

– Ну да, я же сказал тебе! Да!

Она отпустила меня.

– Ты пойми, в каком зависимом положении мы оказались. Мы с Сияющим Светом до сих пор получали почести благодаря его отцу. Но после всего произошедшего этому пришел конец… Ну, в общем, ты знаешь. И теперь еще этот паразит, эта пиявка Туманный прибрал к рукам и моего сына, и все наше состояние. Все, что нам осталось, – это продолжать вести торговлю, но никто, кроме Сияющего Света, не может ездить в дальние края за товаром. Остатки нашего добра тают на глазах. Если кто-либо из посторонних узнает, что мой сын… что мой сын… – Слова застряли у нее в горле. – В общем, ты понимаешь, что тогда произойдет. Как только он покажется в городе, его схватят и сожгут заживо, а мне никогда больше не разрешат торговать. – Лилия вдруг приблизила ко мне свое лицо, и я ощутил ее горячее дыхание. – А такого я допустить не могу! Чтобы не допустить этого, я даже готова пойти на убийство! Ты меня слышишь?