Текст книги "Собрание сочинений. Т. 5"

Автор книги: Саша Черный

ХРАБРЫЙ МАЛЬЧИК ^*

 
По моей мансардной крыше
Запузыривает дождь.
Я лежу за шкафом в нише,
Плед сползает, в пятках дрожь.
Пусть сползает… Я не Гриша,—
Я ковбойский храбрый вождь!
 
 
Шляпа-облако из фетра,
Имя: «Томсон – Дикий Гусь»,
Вмиг – прыжком в четыре метра —
На мустанга я сажусь
И лечу быстрее ветра…
Грянет гром – не обернусь!
 
 
На руке спиралью свито
Бесконечное лассо…
По траве шипят копыта,
Стремена, как колесо…
Небо звездами расшито,
Месяц – светлое серсо.
 
 
Враг мой, рыжий Джек-плантатор
Оскорбил меня вчера…
В кабачке ночном «Экватор»
С ним кутил я до утра.
Под навесом ресторатор
Жарил серну у костра.
 
 
Джек сказал, что из винтовки
Не попал бы я в орла!
Две мулатки – вот чертовки! —
Рассмеялись из угла.
Хлопнув плетью по циновке,
Я вскочил из-за стола.
 
 
Гром и молния! Терпенье…
Пуля первая – орлу.
А вторая… Мщенье, мщенье!
Разве я снесу хулу?!
Послезавтра, в воскресенье,
Будет трупом на полу.
 
 
Что там в прерии мелькнуло
Средь метелок камыша?
Вмиг рука лассо метнула,
Грянул буйвол, не дыша…
Тьфу, свалил часы на стуле!
В пятки прыгнула душа.
 
 
Спичек нету! Папа с мамой
На Шаляпина ушли.
Во дворе за темной рамой
Плачет дождик: «Пли-пли-пли»…
Под кроватью кот упрямый
С куклой возится в пыли.
 

<1924>

ЛИСА-ПОСТНИЦА (Русская сказочка) ^*

 
В норе с голоду не сидится,—
Пошла по лесу лисица —
Счастья-удачи искать,
Корму себе промышлять.
– Ух, какой дух ядреный!
Глядь, под березкой зеленой,
На самой опушке,
Лежит мясо в ловушке…
Села на хвост лисица,
Левым глазом косится,
Правым – глядит в небеса:
Недаром лиса!
На ту самую пору
Шел волк голодный по бору,
Потянул носом, бездельник,
Продрался сквозь можжевельник,
Облизнулся и молвил: «Эхма!
Что ж ты не ешь, кума?»
«Мясное? Ах ты, балда,
Да ведь нонче у нас середа!»
А волк ей в ответ: «Плевать…»
Да мясо зубами – хвать…
Попал волк горлом в силок,
Разогнулась вершинка,
Как литая пружинка,—
Канат его вверх поволок!
Дрыгает волк ногами,
Лязгает волк зубами,
А лисица-сестрица,—
Ей не сидится,—
Скорее к мясу прыжком,
Ест и играет зрачком.
 
 
Увидел бедняга-волк,
Зубами в воздухе щелк —
И хрипит: «А что ж середа?»
«Ничего, куманек, не беда…—
Отвечает лисица,—
Пусть тот попостится,
Кто под березой висит
И ножками дратву сучит…»
 

<1924>

СТАРШИЙ БРАТ ^*

 
Митя, любимец мамин,
Конкурсный держит экзамен.
Пальцы у него похудели,
Глаза запрятались в щели…
На столе – геометрия,
На полу – тригонометрия,
На кровати – алгебра, химия
И прочая алхимия.
Сел он носом к стене,
Протирает пенсне
И зубрит до одурения.
Мама в ужасном волнении:
«Митя! Ты высох, как мумия,—
Это безумие…
Съешь кусочек пирожка,
Выпей стакан молочка!»
Митя уходит в сад,
Зубрит и ходит вперед и назад.
Мама, вздохнув глубоко,
Несет за ним молоко,
Но Митя тверже гранита —
Обернулся сердито
И фыркнул, косясь на герань:
«Мама! Отстань!..»
 

1924

Усадьба под Парижем

ОБЩЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ ^*

 
Мне визиты делать недосуг:
Как ко всем друзьям собраться вдруг?
Что ни час, то разные делишки…
Нет ни смокинга, ни фрака, ни манишки.
Мир велик, а я, как мышь в подвале,—
Так и быть, поздравлю всех в журнале:
Всех детей, всех рыбок, всех букашек,
Страусов и самых мелких пташек,
Пчел, слонов, газелей и мышат,
Сумасшедших резвых жеребят,
Всех тюленей из полярных стран,
Муравьев, ползущих на банан,
Всех, кто добр, кто никого не мучит,
Прыгает, резвится и мяучит,—
В эту ночь пред солнечным восходом
Поздравляю с добрым Новым годом!
 

<1925>

ДВЕ СЕСТРЫ ^*

 
У рыбачьего навеса
Бродит странная принцесса.
           Сколько лет ей? Пять.
Как зовут ее? Сусанной.
На кудрях колпак румяный.
           Рот… Не описать!
Щеки – цвета чайной розы,
Брови – черные стрекозы,
           А в глазах – гроза.
Вы видали, как тигренок
На луну ворчит спросонок!
           Вот ее глаза.
За спиной бант, как парус:
В алой ленте – пестрый гарус,
           В пальцах смят бутон.
Море – гадость, солнце – гадость.
Ах, одна на свете радость —
           С мамой в фаэтон!
Иль вдоль пляжа с пестрым флагом
Пролететь балетным шагом,
           Плавно, как волна…
Иль смотреть надменно в море…
Дети вьются в полном сборе,
           А она – одна.
 

* * *

 
Отчего ж она сердита?
У сестренки вечно свита!
           Сколько лет ей? Шесть.
Как зовут сестренку? Бетти.
Так и липнут к ней все дети…
           Странно. Что за честь?
Ведь она скорее братик:
Синий пестренький халатик,
           Хуже нет в шкафу!
Кнопкой нос, нога мальчишки,
Вечно задраны штанишки,
           Нос в веснушках. Фу!
Разве все вокруг слепые?
Дети – пусть, но и большие,
           Даже старики!..
Даже глупые бульдоги
Тычут Бетти мордой в ноги,
           Тоже чудаки…
Каждый день встает Сусанна,
Смотрит в зеркало с дивана
           И дрожит со сна:
Видно, правды нет на свете…
Почему все любят Бетти,
           А она – одна?
 

<1925>

СТРАННЫЙ ЦАРЬ ^*
(Быль)

 
Простой моряк, голландский шкипер,
Сорвав с причала якоря,
Направил я свой быстрый клипер
На зов российского царя.
 
 
На верфи там у нас, бывало,
Долбя, строгая и сверля,
С ним толковали мы немало,
Косясь на ребра корабля.
 
 
Просил: везу в его столицу
Семян горчицы полный трюм.
А я хотел везти корицу…
Уж он не скажет наобум!
 
 
Вошел в Неву… Бескрайней топью
Серели низкие края.
Вздымались свай гигантских копья,
Лачуги, бревна… Толчея!
 
 
И вот о борт толкнулась шлюпка,
Вошел, смеется: «Жив, камрад?»
Камзол, ботфорты, та же трубка,
Но новый – властный, зоркий взгляд.
 
 
Я сам плечист и рост немалый,—
Но перед ним, помилуй Бог,
Я – как ребенок годовалый…
Гигант! А голос – зычный рог.
 
 
Все осмотрел он, как хозяин:
Пазы, и снасти, и борта,—
А я, как к палубе припаян,
Стоял в тревоге, сжав уста.
 
 
Хватил со мной по стопке рома,
Мой добрый клипер похвалил,
Сел в шлюпку… «Я сегодня дома,—
Царица тоже» – и отплыл.
 
 
Как сон, неделя промелькнула.
Я помню низкий потолок,
Над койкой карты, два-три стула,
Токарный у стены станок,
 
 
План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней!
 
 
Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык – но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица – пояс для жены.
 
 
Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь…
 
 
А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.
 
 
В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт…
 
 
Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей!
 
 
Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.
 
 
А внучка Эльза, – непоседа,
Кудряшки ярче янтарей,—
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»
 
 
Не сказку, нет… Но быль живую,—
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.
 
 
План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней!
 
 
Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык – но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица – пояс для жены.
 
 
Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь…
 
 
А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.
 
 
В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт…
 
 
Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей!
 
 
Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.
 
 
А внучка Эльза, – непоседа,
Кудряшки ярче янтарей,—
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»
 
 
Не сказку, нет… Но быль живую,—
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.
 

<1925>

ЗАРАЗА ^*

 
Кот в углу глядит понуро
На каминное ребро…
На столе под лампой Юра
Разложил свое добро.
Девятьсот сто двадцать марок!
Восемнадцать сам купил,
Остальные все в подарок
От знакомых получил.
Польша – белая пичужка,
На литовских – конный шах,
На эстляндских – завитушка,
На финляндских – лев в штанах.
С каждым часом все их больше.
Мемель, Венгрия… Сочти!
Погляди, – одной лишь Польши
Всех сортов до тридцати.
И потом еще несчастье:
Чуть надорван где зубец,
Значит рви ее на части,—
Не годится и конец…
А легко ли на бумажках
Их наклеивать в альбом?
И вздыхает Юрик тяжко,
Наклонившись к маркам лбом.
Эту – можно для обмена,
Эту – можно подарить.
Надо будет непременно
Ватиканских раздобыть…
 

* * *

 
Входит мама. Села рядом.
Замурлыкала романс
И, окинув марки взглядом,
Мастерит из них пасьянс.
Дверь поет. Подходит папа:
«Юра, друг мой, а урок?»
Мальчик книжку взял из шкапа
И уселся в уголок.
«Птичка, бур-бур-бур, не знает
Ни заботы, ни труда…»
Папа марки разбирает:
Те – туда, а те – сюда.
Синеглазый хитрый мальчик
Притаился и глядит,
Улыбается в пенальчик,
Сам с собою говорит:
«Да, уроки… Тоже комик…
Знаем этих мам и пап,—
Заведут себе альбомик
И готово, – цап-царап!»
 

<1925>

ЩУКА ^*

 
С Александром Куприным
(Знаменитым рыболовом!)
По пруду скользим, как дым,
Под наметом тополевым.
Я вздымаюсь на носу
И веслом каскады рою,
Он, зажав в руке лесу,
На корме сидит с блесною.
Сердце, – бешеный комок,—
Отбивает: щука-щука!
Оплываем островок,
На корме, увы, ни звука…
Только ивы шелестят,
Запрокинув в воду шапки,
Только кролики глядят,
В изумленье встав на лапки.
Вдруг, взглянув из-за плеча,
Я застыл и крякнул… Ловко!
Александр Куприн, рыча,
Из воды сучит бечевку…
Кровожадные глаза
Полны трепетного мрака:
– Напоролась, егоза!
Не уйдешь… Шалишь, собака! —
Тянет, тянет. Не легко.
Пузырем вскипает влага:
Распластавшись глубоко,
На крючке висит… коряга.
 

1924

НАДПИСЬ НА КНИЖКЕ, ПОДАРЕННОЙ ОДНОЙ ЗНАКОМОЙ ДЕВОЧКЕ ^*

 
В день Вашего рождения
Дарю Вам сие произведение.
Когда Вы будете, моя дорогая,
Совершенно большая —
И будете иметь своего мальчишку,—
Можете подарить ему эту книжку.
Поэтому не мажьте ее ни маслом, ни вишневым
                                                                                       соком
И раскрывайте всегда прямо, а не боком.
Целую Вас в носик, в глазки, в правую щечку,
Желаю Вам десять пудов счастья – и ставлю точку.
 

<1925>

ПОЭТЕССА ^*

 
Я люблю стихи ужасно…
Сяду с книжкой на крыльце:
Строчки катятся согласно,
Рифмы щелкают в конце,—
           Словно умный соловей
           На тенистом деревце
           Распевает средь ветвей.
 
 
Только тот стихов не любит
Ни печальных, ни смешных,
Кто, как мясо, строчки рубит
И не ставит запятых…
           Зубрит, зубрит свой урок
           И, не слыша слов живых,
           Знай вздыхает, как сурок.
 
 
Посмотри, цветы сквозные
Распускаются в садах.
Это все стихи цветные,
Божьи рифмы на кустах!
           Вот веселый барбарис
           В мелких желтеньких стишках,
           Вот сирень – поэт-маркиз…
 
 
Ну, а птицы, – ты послушай!
Пусть без слов, но от души
Над расцветшей старой грушей
Не стихи ль звенят в тиши?
           Как хрустальный водопад,
           В зеленеющей глуши
           Плавно льется мерный лад…
 
 
Не задумавшись над темой,
Вздув волнистые бока,
В небе белою поэмой
Проплывают облака…
           И ручей, нырнув в лесок,
           В тесной раме бережка
           Распевает свой стишок.
 
 
Даже бедный лягушонок
Что-то квакает в пруду…
Неужели я, ребенок,
Слов согласных не найду?
           Даже сны мои – стихи:
           Звезды, феи, какаду
           И во фраках петухи…
 
 
Завела себе тетрадку
И решила наконец,—
Засушила в ней я мятку,
Надписала: «Мой дворец».
           Утром спрячусь и сижу,
           А потом на ключ в ларец,
           Никому не покажу!
 

<1925>

ПОЛЕТ ^*

 
           Если б, если б
Я был резвым соловьем
Или даже воробьем,
Не сидел бы в скучном кресле,
Сунул я б в карман пшено,
Крылья – врозь и за окно!
 
 
           Выше, выше
Полечу я, трепеща
И от радости пища,
Всех котов спугну на крыше.
На лету словлю жука,
Проглочу – и в облака.
 
 
           Зорко, зорко
Я б на наш квартал взглянул:
Наш отель, как детский стул,
Люди – мыши, площадь – корка,
А хозяйка у окна
Меньше пробки от вина.
 
 
           Ладно, ладно!
Сброшу вниз я башмачки,—
Пусть-ка хлопнут об очки
Англичанку у парадной…
Почему ее бульдог лег вчера на наш порог?
 
 
           Стыдно, стыдно…
Разве птица – крокодил?
Я не сброшу, пошутил,
Потому что мне обидно,
Потому что каждый раз
Он с меня не сводит глаз.
 
 
           Тише, тише…
Опускаюсь вниз к крыльцу,
Ветвь задела по лицу,
Мама в страхе жмется к нише.
Скину крылья, вытру лоб
И опять я мальчик Боб…
 

<1925>

ЧЕРЕПАХА ^*

 
Дядя Васенька в подарок черепаху мне принес:
Сбоку ножки, сзади хвостик, головенка без волос.
 
 
Я ее пощекотала, а она молчит, как пень.
Заползла, как жук, под ванну и сидит там целый день.
 
 
Я бисквиты ей совала, и морковку, и компот.
Не желает… Втянет шейку и закроет черный рот.
 
 
Три часа я сторожила, чтобы сунулась под дверь.
Не хочу такой игрушки! Скучный, глупый, гадкий зверь!..
 
 
Фокс наш тоже недоволен: удивился, задрожал:
Утюжок на куцых ножках? Ходит-бродит… Вот нахал!
 
 
Я взяла ее в кроватку, положила у плеча,—
Неуютно и противно, как кусочек кирпича…
 
 
Лишь одним я забавлялась: стала ножкой ей на щит,
А она молчит и терпит… Не вздыхает, не пищит.
 
 
Если в среду дядя Вася снова в гости к нам придет,
Не скажу ему ни слова, – все равно он не поймет,
 
 
Равнодушно-равнодушно сяду рядом на диван
И тихонько черепаху положу ему в карман.
 

<1925>

РЫБОЛОВЫ ^*

 
Я – к реке… За мной сестренка,
Неотвязная, как тень.
Мне поймать бы пескаренка,—
Буду счастлив целый день!
 
 
Поплавок запляшет в речке,
Проплывет знакомый гусь,
По воде пойдут колечки.
Я вздохну – и засмотрюсь.
 
 
У сестры – своя охота.
В камышах открыла ход…
Сядет молча у болота:
Окунет сачок и ждет.
 
 
Жук гудит, камыш вздыхает,
Ил, как мягкая кровать…
Третий день она мечтает
Головастика поймать!
 

<1925>

У ОКЕАНА ^*

 
В час лазурный утром рано
Посмотрите на Павлушку:
Он себе из океана
Смастерил игрушку…
Панталошки вмиг засучит,
Даст волне по мокрой шее,
Проведет в песке траншеи,—
Зонтик плавать учит.
И ничуть ему не жутко,
Если хлопнет вал в живот:
В трех шагах на горке будка,
В будке мама шьет капот.
Прибежит, пыхтя, мальчишка,
Нос, и лоб, и уши в пене…
Мама скажет: «Вот мартышка!»
И посадит на колени.
Мама шьет. Вдоль милых щек
Колыхаются сережки.
По песку то вверх, то вбок
Скачут беленькие блошки.
Дальний парус, – белый щит,
Вздулся пышно-пышно-пышно.
Океан-старик ворчит
           Еле слышно…
 

<1925>

В ЧАС ОТЛИВА ^*

 
Отлив. В каменистой ложбинке
Прудок океанской сапфирной воды.
Подводные веют былинки,
Полощутся космы зеленой густой бороды.
 
 
А дно, как игрушка:
Песок, черепашки, коралловый куст-баобаб,
Лилового камня горбушка
И маленький-маленький краб.
 
 
Ах, как он взметнулся! Двуногая тень на воде
Пришла и стоит!
Запрятался, бедный, в зеленой густой бороде,
Но лапка наружу торчит…
 
 
Не трону! Не бойся. Меня уже нет…
Краб выполз из темной беседки
И бросился жадно к несчастной креветке
Доканчивать свой океанский обед.
 

<1925>

ОКЕАНСКАЯ ЗАБАВА ^*

 
В часы отлива океан
Отходит тихо вдаль.
Блестит песчаный скат полян
И трав косматых шаль.
           Вдоль б о розд влажного песка
           Дробятся в лужах облака.
У ног, куда глаза глядят,
Ползет в испуге краб.
Вода отхлынула назад,
И он совсем ослаб.
 
 
Перед подножьем маяка
Вдали чернеет мель:
Для устриц рыхлые бока
Прекрасная постель.
           Над темным рядом темный ряд,
           Вцепились гроздьями и спят…
И вот бредут, забрав мешки
И брызгами пыля,
Старушки, дети, старички
И даже… пуделя.
 
 
Конечно, пудель не ловец
И устриц он не ест,—
Он мчится вскачь в любой конец,
Пока не надоест…
           А люди, платье подобрав,
           Скребут ножами в гуще трав.
Ах, трудно устриц отдирать
С упрямых цепких скал!
Сынишку кротко учит мать,
Чтоб маленьких не брал.
 
 
Нагрелась мелкая вода.
Босым ногам тепло…
Под камнем ракушек гряда
И темное дупло.
           Баркас, склонивши набок стан,
           Лежит в песке, как будто пьян.
Конец забаве… Эй, народ,—
Назад за шагом шаг!
Уже по мачте вверх ползет
Зловещий черный флаг.
 
 
Песок водой заголубел
И здесь, и тут, и там…
Исподтишка, кудряв и бел,
Подкрался вал к ногам.
           Прилив, прилив! Вскипает гладь,
           Торопит в страхе сына мать.
И вот, мешками шевеля,
Дорогою прямой,
Старушки, дети, пуделя
Спешат к себе домой.
 

<1925>

ПЕСНЯ БОЙСКАУТОВ ^*

1

 
Запевала:
Еж-толстяк сидит под елкой,
Отдувается – пыхтит…
Над смолистою метелкой
Голубой небесный щит.
 
 
Хор:
Вперед! Ужель нам еж указ?
Подбиты ветром ноги.
Сквозь лес и горы мы не раз
Спускались без дороги.
           Вперед! В кустах бежит поток,
           И птицы мчатся на восток,
           И вольный ветер вдаль зовет —
                         Вперед!
 

2

 
Запевала:
Белка, свесив нос и лапы,
Смотрит в ужасе с сосны:
Вдалеке мелькнули шляпы
И короткие штаны…
 
 
Хор:
Вперед! Нам белка не указ:
Она вкруг ветки скачет,—
А мы нырнем в зеленый лаз,
Туда, где даль маячит.
           Вперед! Бесшумен беглый шаг,
           Над головой трепещет флаг,
           Широк и ясен небосвод…
                        Вперед!
 

3

 
Запевала:
Ворон каркает в ущелье,
Наклонив крыло, как плеть:
«Что за странное веселье?
Кто позволил здесь шуметь?!»
 
 
Хор:
Вперед! Нам ворон не указ…
К закату выйдем к речке,
Звезда раскроет светлый глаз,
Костер завьет колечки…
           Вперед! Над тихою травой
           В кустах раскинем лагерь свой…
           Скорей-скорее, полный ход!
                           Вперед!.. Вперед!.. Вперед!..
 

1926

МУРАВЕЙ ^*

 
В лесу, под наметом ветвей,
Живет удивительный житель,
Чертовски упорный строитель —
           Малыш-муравей.
 
 
Ныряет в траве и во мху,
Блестя лакированной спинкой,
А солнце над тонкой рябинкой
           Пылает вверху.
 
 
Работы вокруг на века:
То тлей подоить на бруснике,
Шоссе проложить у черники,
           Убрать червяка…
 
 
Но если бесстыжий сапог
Его муравейник разроет,
Он новый упрямо построит,
           Высокий, как стог.
 
 
И если вдруг ливни снесут
На щепке в чужую долину,—
Он с лапок сцарапает тину
           И снова за труд.
 
 
Ведь надо ж поднять малышей,—
Запрятать от злой непогоды
Личинки под теплые своды
           И корм – от мышей.
 
 
Ни сил не щадя, ни трудов,
Сберет под сосною хвоинки,
Протопчет к поляне тропинки
           И выведет кров.
 

<1926>

ЛЕТНЕЕ УДОВОЛЬСТВИЕ ^*

 
Чуть к тетради склонишь ухо
И уткнешь в бумагу взор —
Над щекой взовьется муха
И гундосит, как мотор…
 
 
Сорок раз взмахнешь рукою,
Сорок раз она взлетит
И упорно – нет покою! —
Над ресницею жужжит.
 
 
Рядом блюдечко с вареньем…
Почему же, почему
Это глупое творенье
Лезет к носу моему?!
 
 
Дети, спрашиваю вас:
Неужели так я лаком?
Разве нос мой – ананас?
Разве щеки – пышки с маком?
 
 
Хлопнул в глаз себя и в ухо…
И не пробуй… Не поймать!
Торжествуй, злодейка муха,—
Я закрыл свою тетрадь…
 

<1926>

СТРАШНЫЙ СОН ^*

 
Сон сел у подушки,
Склонясь в тишине…
Толстушке-Верушке
Приснилось во сне:
Сидит она в сквере
С подругою Мэри,
Надела очки
И вяжет чулки…
Зеленые ивы
Развесили гривы,
Колышется пруд,
И пчелки поют.
А рядом их папы,
Надвинувши шляпы
И выпучив глазки,
В плетеной коляске
Сосут кулачки.
Разрыли пеленки
И, вздернув ножонки,
Мычат, как бычки.
 
 
Вдруг папа Веруши,
Встав в позу борца,
Вцепляется в уши
Другого отца…
А тот его соской
По пальцам с размаха!
Скворец под березкой
Подпрыгнул со страха…
Перинки вздыбились,
Коляска – торчком,
Папаши свалились
И вьются волчком…
Со спинки скамьи
Пищат воробьи,
Две злых собачонки
Рвут с треском пеленки…
Лай, крики и стон…
Девчонки рыдают
И с разных сторон
Отцов разнимают…
 
 
Проснулась Верушка:
Вокруг – тишина.
Под локтем подушка,
А сбоку – стена.
Проснулась, и села,
И шепчет: «Зачем
За ужином съела
Я с булкой весь крем?..
А дыня? А каша?
А порция зраз?..
Ведь тетя Любаша
Твердила не раз:
„Когда набивают
Живот перед сном,—
Тогда посещают
Кошмары потом“».
 

<1926>

ДОЖДЕВЫЕ КАПЛИ ^*

 
           Плик-плик!
Облака висят, как тряпки…
Ветер бросил нас охапкой
На проезжий грузовик…
Мокры крыши, стены, стекла,
           Даль промокла,
На платанах, на каштанах
Листья в ржавых пестрых ранах…
Стонет мокрый паровик,
Под ногами ноет слякоть,
В сквере – мгла, дорожки – мякоть…
           Плик!
 
 
           Плик-плик!
Вон на площади балкон!..
На веселый детский крик
Мы летим со всех сторон,—
Смотрим в окна, льнем, струимся,
Барабаним, веселимся:
 
 
           За окном
Дети в комнате зеленой —
В спальне ярко освещенной,
Все поставили вверх дном!
Табуреты, стулья, столик…
На полу постельный ролик,
Сбит за печку половик…
           Плик!
 
 
           Плик-плик!
Даль туманна, ветер дик…
Уползая вниз во мглу,
Отправляясь в путь свой дальний,
Мы не так уже печальны:
Там ведь лето на полу!
И у нас своя игра,—
 
 
           Живо, живо,
Собирайтесь торопливо
С улиц, с крыш и со двора…
По канавам лейтесь гулко,
Вдоль глухого переулка,
Прямо в реку… а с рекой
Прибежим к стране морской:
Ясный воздух, теплый юг,
Гор лиловых полукруг,
Золотистый солнца лик…
Сестры, живо! Плик-плик-плик…
 

1926, октябрь

ЗВЕРЬЕ ^*

1. ОБЕЗЬЯНКА

 
Обезьянка смотрит с ветки:
– Что за штука вьется вбок?
Обезьянья мама сверху
Отвечает: «Мотылек».
 
 
«Можно есть?» – «А ты попробуй».—
Обезьянка лапки врозь.
Хлоп! И смотрит: на ладошках
Пыль и усики – хоть брось…
 
 
Водит носом, лижет лапки,—
Обезьянке невдомек:
И не сладко, и не пахнет…
Где же этот мотылек?!
 

2. ГИЕНА

 
Гиена такая мерзкая.
Морда у нее дерзкая,
Шерсть на загривке торчком,
Спина – сучком,
По бокам (для чего – непонятно)
Ржавые пятна.
Живот – грязный и лысый,
Пахнет она керосином и крысой…
Ткнется в решетку – хвост у ноги,
Глаза – как у Бабы Яги.
 
 
А мне ее жалко…
Разве ей не обидно?
Даже моль, даже галка
Симпатична и миловидна.
Мне объяснила невеста дядиволодина,
Тетя Аглая:
«Почему она злая?
Потому что уродина».
 

3. ДЕВОЧКА И БЕЛАЯ МЕДВЕДИЦА

 
Сидит медведица в каменной ванне…
Белоснежная шубка, когти, как жесть.
У нее ни папы, ни мамы, ни няни,
Кто ей понравится, отдает тому честь.
 
 
Плещет водою направо-налево,
Ни мыла, ни щетки, ни отрубей…
Сидит себе в шубке, как королева,
И смотрит задумчиво на голубей.
 
 
Но быть человеческой девочкой тяжко:
Мыло так щиплет глаза и язык!
А если полезешь в ванну в рубашке,
Поймают за хвост и подымут крик.
 

4. МОРСКАЯ СВИНКА

 
Морская? А где ж это море?
Не люблю я таких небылиц:
Она живет в коридоре,
В ящике из-под яиц.
 
 
Клок белый, клок черный, клок рыжий,—
Как будто чертик морской.
У бабушки есть в Париже
Знакомый химик такой.
 
 
Скажешь ей: «Здравствуй, душка!»
Она равнодушно молчит.
Нахохлится, словно подушка,
И грызет прошлогодний бисквит.
 
 
Но ночью – совсем другое!
Вдруг вскочит, как домовой,
И яростно рвет обои
Под самой моей головой.
 

1928 Париж