Текст книги "Последний шанс (ЛП)"
Автор книги: Сара Грандер Руиз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Джек задумчиво кивает.
– Мне это понятно. Не могу сказать, что мои родители были в восторге, когда я начал учиться на тату-мастера. Мама, в итоге, смирилась с этим, а вот папа… так и не смог.
– Ты поэтому "типа татуировщик"? – спрашиваю я. – Кстати, я до сих пор не понимаю, что это значит.
Он смеётся, а потом переводит взгляд на подстаканник, который не перестаёт раскручивать.
– Ты расстроишься, если я отвечу на твой вопрос очередным "типа"?
– Да.
Я пытаюсь напустить на себя серьёзный вид, но когда он одаривает меня улыбкой и говорит – Я типа татуировщик, но не совсем, – я не могу не улыбнуться ему в ответ.
Джек вздыхает. По его лицу пробегает лёгкая грусть, но как только его глаза встречаются с моими, она пропадает.
– Какую музыку ты играешь?
Его вопрос заставляет меня улыбнуться ещё шире. Я ни о чём так не люблю разговаривать, как о музыке.
– О, любую. Известные хиты приносят больше всего денег. Иногда я чередую их с классикой. Людям очень нравятся разные "каверы". В декабре, конечно же, лучше всего заходят праздничные композиции. Но я даже не могу передать тебе, как рада, что всё это закончилось. Не пойми меня неправильно, я, как и все, люблю праздники, но все эти рождественские песни уже несколько недель, не переставая, крутятся у меня в голове.
Джек смеётся.
– Значит, народу нравятся известные хиты, "каверы" на классику и рождественские песни?
– В целом, да.
– А что тебе нравится играть больше всего?
Я наклоняюсь поближе, словно собираюсь рассказать ему секрет.
– Мне очень нравится диско.
Джек тоже наклоняется вперед.
– Диско?
Я киваю.
– Диско. Фанк. Что-то с элементами грува. Музыка, под которую хочется двигаться. Мне нравится, когда во время моей игры люди, которые проходят мимо, подстраиваются под мой ритм. Или когда зрители начинают танцевать и качать головой, даже не осознавая этого. Дай мне хорошую басовую партию, и я в раю.
– А ты играешь музыку собственного сочинения?
– Иногда.
– А почему такое лицо?
– Какое лицо?
– Ты как будто… прищурилась.
Я несколько раз хмурю брови.
– Так лучше?
– Тебе не нравится твоя музыка?
– Дело не в этом, – говорю я. – Просто… она не для всех.
Джек щурится и смотрит на меня.
– Разве она отличается от других типов музыки?
Я смотрю на него и моргаю. Вообще-то, я никогда раньше об этом не думала.
– Наверное, не отличается.
Он улыбается.
– Так расскажи мне о своей музыке, Рэйн, любительница диско.
– Ну, как я уже сказала, мне очень нравятся крутые басовые партии, поэтому я всегда начинаю с них…
– Ты и на басу играешь?
– Ну, типа того. То есть, я умею на нём играть, но я не могу таскать с собой столько инструментов, поэтому я обычно использую MIDI-контроллер.
Увидев выражение лица Джека, я добавляю:
– Это что-то типа клавиатуры, которая подсоединяется к компьютеру и с помощью которой можно воссоздавать электронное звучание инструментов. Тот контроллер, что у меня… был… классно звучал во время живого выступления.
Не знаю, понятно ли я объясняю и отвечаю ли всё ещё на тот вопрос, который он задал, но мои губы продолжают двигаться:
– Но я не играю свою музыку во время выступлений, только "каверы".
На его лице появляется тень улыбки.
– Потому что она не для всех?
На мгновение я не знаю, что сказать. Мысль о том, чтобы играть свою музыку, воодушевляет и пугает. Я несколько раз пыталась это делать, но прерывала песню на середине и плавно переходила на другую песню с теми же аккордами. На более известную песню. Которая, как я знала, будет знакома и понравится людям. Я не из робких людей, но когда дело касается моей музыки… ну, я боюсь того, что может произойти. Моя музыка выставляет моё сердце на показ. Что если я покажу всем своё сердце, а его отвергнут?
Это нелепо. Конечно же, мою музыку отвергнут. Даже лучшие артисты переживали неудачи. В общем, в любом случае, я просто не могу это преодолеть. Что если из-за отказа я перестану любить музыку? Что если я не смогу справиться с этой неудачей? Мне в жизни и так уже порядком не везло. Единственное, в чём я уверена, это музыка. И если я потеряю свою любовь к ней, то что у меня останется? Именно поэтому я ещё ни разу не записала ни одну песню до конца. У меня есть некоторые наработки. Здесь припев. Там идея. Может быть, пару куплетов. Но не длиннее минуты. Я никогда не заканчиваю песни, и не думаю о том, что делать с этими отрывками.
– У меня просто нет ни одного законченного произведения, которое можно представить публике, – говорю я.
Выражение лица Джека становится скептическим, поэтому я начинаю говорить, пока он не принялся снова спрашивать меня о моей музыке.
– Иногда мне нравятся простые выступления. Без ножного тамбурина. Без MIDI-контроллера. Только я, моя гитара и лупер5. Я начинаю с партии баса, как я уже сказала, а потом понемногу добавляю рифы… Ты удивишься, узнав, что можно сделать с одной лишь гитарой и лупером.
Моя гитара. До меня вдруг доходит, как много я сегодня потеряла. И хотя я чувствую, что эмоции начинают захлёстывать меня, и знаю, что мне стоит заткнуться, я не могу. Мои мысли вылетают изо рта сразу же, как только возникают в голове.
– Это была гитара моего деда. Великолепный электро-акустический "Гибсон" из шестидесятых с выгоревшим на солнце покрытием. Такую гитару нельзя заменить. Когда я была ребенком, я прилепила на заднюю часть наклейку с ирландским флагом и думала, что дед точно меня убьёт, но он только посмеялся и поблагодарил меня за то, что я её усовершенствовала… правда, он попросил меня больше не пытаться усовершенствовать его вещи без спросу. Знаешь, а ведь он вырос здесь. Не прямо здесь. Он из Дублина. И мне даже удалось получить ирландское гражданство благодаря ему. Мы с сестрой часто говорили о том, чтобы приехать сюда вместе, но она так занята в своей медицинской школе…
Я закрываю ладонью рот, и глаза Джека округляются.
– Прости. Прости. Я слишком много болтаю.
Джек пожимает плечами.
– Я задал тебе вопрос. Ты ответила. Вероятно, именно таким и должен быть ответ на него.
– Это зависит от того, с кем я разговариваю.
– А, может быть, это зависит от тебя и от того, насколько сильно ты хочешь чем-то поделиться. Может быть, только тебе одной известно: слишком это или нет.
– Может.
Я отвожу взгляд и смотрю перед собой на кусочки салфетки на барной стойке. Похоже, что во время своего монолога я перестала теребить её и начала её рвать. Надеюсь, Джек не заметил. Я не знаю, куда деть кусочки салфетки, поэтому смахиваю их себе в руку и засовываю в карман-кенгуру своего худи.
То, что сказал Джек, слегка меня взволновало. Не в плохом смысле. Просто я не этого ожидала. Обычно, когда я извиняюсь за свою болтливость, люди смеются и говорят, что всё в порядке. Никто никогда не говорил мне, что возможно я не слишком много болтаю.
– Могу я чем-то помочь? – спрашивает Джек.
Когда он наклоняется ко мне, его колено снова врезается в моё. Он смотрит на меня так, словно действительно хочет помочь, а не просто пытается быть вежливым. Мне хочется пододвинуть свой стул поближе и рассказать ему о том, что есть несколько способов, которыми он может помочь мне отвлечься. Но на сегодня с меня уже достаточно плохих решений, поэтому решение переспать с незнакомцем, которого я встретила в баре, не станет очередной моей ошибкой.
– Ты очень добрый, но вряд ли, ты можешь помочь. Ты и так уже помог мне, когда нашёл для меня эту зарядку для телефона и купил пиво.
– Был рад помочь, – говорит он. – И если уж на то пошло, то мне очень жаль, что ты потеряла все свои вещи, в особенности гитару. Если ты дашь мне номер своего телефона, я попробую её поискать и дам тебе знать, если что-то узнаю.
А вот это уже точно флирт, ведь так? Я ещё раз задумываюсь о том, действительно ли это будет таким уж плохим решением – переспать с незнакомцем, которого я встретила в баре. Мне ведь нужно где-то провести эту ночь? Ведь поздняя поездка в Корк может оказаться гораздо более опасной. Мало ли, кого я могу встретить в дороге. Или в хостеле, если там вообще найдётся свободный номер.
Если моему мировому турне суждено завершиться так рано, я вполне могу завершить его сексом.
– Было бы здорово, – говорю я, стараясь скрыть свой энтузиазм, когда он достаёт свой телефон.
– Рэйн Харт. Рэйн – через "э", а Харт – с "т" на конце.
– Рэйн Харт, – говорит он и мельком смотрит на меня, продолжая вбивать моё имя. – Тебе на роду написано стать музыкантом с таким именем. Я уже слышу, как его произносят на радио. И на вершине чарта у нас сегодня Рэйн Харт с её великолепным синглом "Чувак из Коба".
Я фыркаю.
– "Чувак из Коба"? Ужасное название.
– Может быть, но сама песня – просто огонь. Некоторые называют её гимном поколения.
Когда я издаю смешок, он широко улыбается.
– А теперь номер, Рэйн Харт.
Я диктую ему свой номер, после чего он снова убирает телефон в карман.
– Если я услышу о каком-нибудь "Гибсоне" с наклейками в виде ирландского флага, я дам тебе знать.
Я наклоняюсь к нему.
– Даже если не услышишь, тебе всё равно стоит держать меня в курсе, чтобы я не переживала. Неопределённость может меня убить.
– Нет ничего хуже неопределённости, – говорит он. – Поэтому я буду регулярно тебе писать.
– Чем чаще, тем лучше.
Голос разума советует мне поумерить пыл, но я говорю голосу разума, чтобы он отвалил.
На какое-то мгновение воцаряется тишина, словно ни один из нас не знает, что делать дальше. У нас есть множество различных вариантов. Я думаю, что могу спросить его напрямую "Не желает ли он пригласить меня к себе сегодня вечером?" Или я могу зайти издалека. "У тебя на сегодня есть какие-нибудь планы? Я не против присоединиться". Я делаю глоток из стакана и решаю отказаться от обоих вариантов.
– Ну, хватит обо мне, – говорю я. – Расскажи мне что-нибудь о себе.
Джек издаёт смешок.
– Я скучный.
Мне очень трудно в это поверить. Иногда мне бывает сложно уделять всё свое внимание одному человеку. Дело не в людях. Просто мой мозг работает как дерьмовый компьютер. Браузер в нём навсегда завис на вкладке с музыкой. А на экране неизменно красуется сообщение об ошибке: "Эта веб-страница использует слишком большое количество памяти". Что бы я ни делала, мысли о музыке постоянно возникают в моей голове, точно всплывающие рекламные объявления. И они доставляют мне много проблем. Мне бывает довольно тяжело покинуть свои мысли, и в отличие от настоящего компьютера, я не могу перезагрузить свой мозг или заменить в нём неисправную фронтальную кору, или сделать ей апгрейд.
Большую часть времени я чувствую себя так, точно во мне стоит операционная система, отличная от всех остальных. Но иногда, как сейчас, я встречаю кого-то, кому удаётся заглушить музыкальную вкладку. Кого-то, с кем я настолько легко могу настроиться на одну волну, что мне хочется закончить наш разговор и перейти к более интересным вещам. Надежды, страхи, всё то, что делает людей тем, кем они являются… Иногда этого может быть слишком много. Я это знаю. Меня бывает слишком много. Но я надеюсь, что когда я совпадаю с кем-то таким образом, они тоже это чувствуют. И они тоже могут быть чуть больше самими собой.
– И почему ты считаешь себя скучным? – спрашиваю я.
Джек вздыхает.
– О, здесь много причин. Например, я никогда не бывал за пределами Ирландии.
Я уже собираюсь спросить его о том, почему он никогда не покидал Ирландию, и куда бы он хотел поехать, но он меняет тему раньше, чем я успеваю это сделать.
– К слову о путешествиях. Раз уж ты так много путешествовала, я предполагаю, что ты видела множество пабов.
– Я играла в различных пабах, танцевала в различных пабах, пила пиво в различных пабах, начиная с Бостона… и заканчивая… этим пабом.
– И мне кажется, что ты из тех женщин, которые говорят то, что думают.
– Большую часть времени.
Хочется мне этого или нет.
Джек глубокомысленно оглядывает меня.
– И что ты думаешь об этом месте?
– Что ты имеешь в виду?
– Как бы ты сравнила этот паб с теми пабами, в которых бывала?
Тон его голоса лёгкий, почти дразнящий, но в нём также слышится что-то ещё… серьёзность.
– Ты, правда, хочешь знать?
– Я, правда, хочу знать.
Я осматриваю паб. Он не очень большой, но здесь довольно много сидячих мест. Несколько деревянных столов блестят в свете лампочек без плафонов, которые висят у нас над головами. Мне плохо видно два небольших смежных помещения, но в одном из них есть несколько отгороженных зон, а в другом – как минимум, один длинный стол для больших компаний. Алкоголь на полках, расположенных за барной стойкой, аккуратно и лаконично расставлен. Музыка хороша. Но в паб не ходят для того, чтобы послушать музыку, если только она не исполняется вживую. Сюда приходят за разговором. И хотя мне очень нравится разговаривать с Джеком, я сомневаюсь, что это связано с атмосферой этого паба, которая кажется немного стерильной. Если уж на то пошло, наш разговор продолжает быть оживлённым не благодаря, а вопреки.
– Здесь… мило, – говорю я и перевожу взгляд на Джека, чтобы оценить его реакцию.
– А поподробнее.
Я точно знаю, что когда кто-то спрашивает твоего мнения, он обычно хочет, чтобы ты сказала то, что он хочет услышать.
Я пожимаю плечами.
– Ты, кажется, часто здесь бываешь. Должно быть, это хорошее место, раз ты продолжаешь сюда возвращаться, ведь так?
– Конечно, но…
Джек вздыхает и наклоняется ближе.
– Если ты боишься меня обидеть, то не надо. Я не такой уж частый посетитель.
– Значит, ты владелец конкурирующего паба? Или санинспектор? Ты не выглядишь как санинспектор.
Я замолкаю, неожиданно осознав, что он может подумать, что я назвала его "неопрятным".
– И, между прочим, это хорошо. Ты выглядишь гораздо круче, чем санинспектор.
А что если он и правда санинспектор, и теперь я оскорбила его профессию?
– Не то, чтобы с профессией санинспектора было что-то не так.
Джек переводит взгляд на меню, которое лежит рядом с нами. Он берёт его и суёт мне в руки.
– Если ты скажешь мне, что ты на самом деле думаешь, я угощу тебя обедом. Всё что захочешь. Тебе обязательно надо попробовать трюфельные чипсы. Они по-настоящему хороши.
Я пробегаюсь глазами по меню.
– Звучит классно. И в моих обстоятельствах я не могу отказаться от бесплатного обеда…
– То есть ты согласна?
Я решаю, что нет ничего плохого в том, чтобы дать человеку то, чего он хочет, а тем более, если, в итоге, я получу бесплатную еду.
– Ну, хорошо.
Я закрываю меню и снова осматриваю паб.
– Пиво хорошее. Бармен выглядит… сурово, но в хорошем смысле. Кот милый, – говорю я, заметив Себастьяна, пересекающего помещение. – Место красивое…
– Но…
– Но немного… безжизненное.
– Безжизненное, – повторяет он.
– Такое ощущение, что чего-то не хватает.
Его пронзительный взгляд опускается на меня.
– Если бы ты была управляющей, что бы ты поменяла?
Я начинаю смеяться.
– Я не смогла бы управлять пабом. Я своей жизнью-то с трудом управляю, как видно из всего того, что со мной сегодня произошло.
– Давай представим, гипотетически, что ты консультируешь владельца этого паба. Что бы ты порекомендовала?
– Ну…
Я разворачиваюсь так, чтобы облокотиться спиной о барную стойку и максимально внимательно рассмотреть паб. Здесь чисто и уютно, но несколько безлико.
– Хороший паб это не столько про дизайн, сколько про ощущение. Поэтому первое, что я бы попыталась выяснить, это – какую атмосферу хочет воссоздать владелец, и начала бы именно с этого.
– Что ты имеешь в виду?
– В своих любимых пабах я чувствую себя… дома вдали от дома, даже если я никогда не бывала в этом месте раньше.
Я замолкаю, пытаясь найти правильные слова, чтобы объяснить ему то, что я имею в виду.
– Это похоже на то чувство, когда ты встречаешь старого друга после долгих лет разлуки, и тебе почему-то кажется, что вы вообще не расставались. Всё так знакомо, но при этом волнующе.
Джек внимательно смотрит на меня, и я неожиданно начинаю сомневаться в своих словах.
– Я понятно объясняю?
– Ты понятно объясняешь.
Он удерживает мой взгляд, а затем снова осматривает паб.
– Представим, что именно такого эффекта хочет достичь владелец. Как ты этого добьешься?
– Ну, сейчас вечер пятницы, и почти никого нет. Паб определяют его постоянные посетители, которые могут привести новых гостей и заставить их рассказывать об этом месте. Я не вижу, чтобы здесь были запланированы какие-то мероприятия. И если их нет, то нужно их запланировать. Не обязательно что-то из ряда вон. Может быть викторину. Победители получают бесплатную выпивку или что-то типа того. Всем такое нравится.
– Викторины, ага.
– Может быть, стоит приглашать каких-то музыкантов раз в неделю. Любые жанры – народная, современная музыка.
– Неплохо.
– И я предложила бы обновить фотографии на стенах. Вообще всё это место следовало бы слегка переделать.
– А что не так с фотографиями?
– Всё так, но… я не знаю. Они как будто из учебника. Было бы здорово повесить работы местных художников, забавные фотографии владельцев или завсегдатаев, когда их станет больше. Даже кота, – говорю я и, улыбаясь, смотрю на Себастьяна, который плюхается на пол рядом с Джеком.
– В уютных пабах есть некоторый хаос. Не беспорядок, а хаос. Я говорю о стенах, которые завешаны фотографиями, записками, картинами. Люди должны находить что-то новое и интересное, куда бы они ни посмотрели. А здесь нечего разглядывать. И вещи здесь неинтересные.
Он оглядывает паб, словно пытается всё это представить.
– Хорошо. Ладно, я понял.
– Ах, да! – я чуть ли не подпрыгиваю на стуле, когда мне в голову приходит одна идея. – В том помещении с длинными столами можно играть в настольные игры. Я видела бары, где устраивают соревнования по гигантской "Дженге" и всё в таком духе. Это очень забавно.
Я снова осматриваю паб.
– Здесь много потенциала, – говорю я искренне.
Может быть, всё дело в собеседнике и пиве, но у меня хорошее чувство по поводу этого места.
– Сейчас в этом пабе нет жизни, но он может превратиться в отличное место. Сюда только нужно привлечь людей, чтобы они почувствовали себя воодушевленно, но при этом как дома.
– Воодушевленно, но при этом как дома, – повторяет он.
– Этот поганец всё ещё тебя достаёт? – раздаётся чей-то голос.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю Олли, который всё ещё сердито смотрит на Джека из-за барной стойки.
– О, да, – говорю я.
– Это правда, – говорит Джек. – Я попросил Рэйн поделиться со мной экспертным мнением о твоём пабе, о том самом пабе, который на протяжении многих поколений принадлежал твоей семье, то есть о наследии Даннов, и я с сожалением сообщаю тебе, что он, по её словам…
– Чудесный! – говорю я, чуть не подавившись своим пивом.
– Ранее ты говорила совсем другое.
Выражение его лица делается серьёзным, но глаза ехидно сверкают.
Я перевожу взгляд с Джека на Олли, но не могу придумать, что сказать. Я делаю очередной глоток пива, но перебарщиваю, и, в итоге, оно начинает течь по моему подбородку.
Олли странно на меня смотрит, и я почти уверена, что сейчас умру от стыда, но прежде чем я успеваю это сделать, Джек поднимается со стула, чем порядком меня пугает, и перекидывает ноги через барную стойку.
– Слезь, на хрен, с барной стойки, Джек! – говорит Олли, но не делает ничего, чтобы помешать ему перепрыгнуть на другую сторону.
Я смотрю на Джека.
– Что ты делаешь?
– Пошёл за твоими трюфельными чипсами, конечно.
Он улыбается и входит на кухню прежде, чем я успеваю понять, что происходит.
Олли вздыхает. Он качает головой и протирает барную стойку в том месте, где сидел Джек.
– Разве ты не должен что-то с этим сделать? – спрашиваю я.
Олли приподнимает бровь.
– С чем?
Я указываю на покачивающиеся двери, за которыми исчез Джек.
– Он только что вошёл в твою кухню так, словно он владелец этого помещения!
Олли пожимает плечами.
– Он владелец.
– Он… что?
– Он владелец этого места.
– Но ты… Джек сказал, что это ты владелец.
– Мы оба. Этот умник мой младший брат.
– О.
Я смотрю на то, как створки кухонной двери перестают покачиваться.
– О! – снова говорю я, вспомнив обо всех тех далёко не приятных вещах об этом пабе, которые я сказала.
А ведь я даже не завсегдатай. И как я не подумала о том, что могла на самом деле консультировать владельца этого бара? Но Джек так молод. На год младше меня. Разве он может отвечать за что-то настолько большое, тогда как я даже не способна вести бизнес, состоящий из одной меня и гитары.
Олли перекидывает полотенце через плечо.
– Ты в порядке?
Я качаю головой.
– Не знаю, Олли Волли.
Он бросает на меня очередной странный взгляд, а я делаю самый большой глоток пива, который только может поместиться у меня во рту, в надежде, что такое со мной больше не повторится.
Глава 3
Джек
– Ты часто бываешь таким говнюком? – спрашивает Рэйн, когда я ставлю перед ней тарелку с трюфельными чипсами.
Она – та самая. Последние пять минут в моей голове крутится лишь одна эта мысль. Она – та самая. Она – та самая. И я точно это знаю, так как потратил почти целый день, выслушивая скучных людей, которые совершенно мне не подходили.
Из неё получится идеальный организатор увеселительных мероприятий.
Я беру чипсину с её тарелки.
– Знаешь, ты не первая, кто задаёт мне этот вопрос.
"Она – та самая", – снова думаю я, но затем мысленно себя одёргиваю. Если я хочу, чтобы она согласилась работать в этом пабе, мне нельзя отвлекаться. Если я хочу убедить её дать мне шанс, мне нужна ясная голова.
Проще сказать, чем сделать.
Рэйн одаривает меня испепеляющим взглядом, но я вижу изумление в её глазах. Эта девушка очень весёлая. И она также… красивая. Я не лгал, когда сказал её об этом. Светло-зелёные глаза. Волнистые рыжие волосы. А этот ротик… Я никогда не могу предсказать, что она скажет дальше, и мне это нравится. Мне это очень нравится.
Олли шлёпает меня по плечу полотенцем.
– Хватит уже вести себя как чёртов засранец, Джеки. Если ты продолжишь доставать наших посетителей, нам повезёт, если они вообще у нас останутся.
Прежде, чем я успеваю ответить, кто-то зовёт Олли и просит у него ещё стакан пива, и мой брат уходит, качая головой. Он злится на меня, но я переживу. В половине случаев я действительно его злю. Да я сам себя злю в половине случаев. Сказать по правде, мне кажется, ему нравится на что-то злиться, и я рад ему в этом помочь. Но это не значит, что я хочу разозлить милую рыжеволосую девушку, сидящую напротив меня.
Только вот разозлил ли я её? Она закусила нижнюю губу, так что она, вероятно, расстроена, хотя… чёрт, я не должен смотреть на её губы. Я поднимаю глаза.
– Ты злишься?
Лучше сразу спросить.
Рэйн отводит глаза. Её волосы высвобождаются из-за уха и закрывают лицо.
– Я бы никогда не сказала подобное об этом пабе, если бы знала, что ты владелец. Я никогда никого не оскорбляю. По крайней мере, специально.
– Ты не оскорбила меня.
Она заводит волосы за ухо и скептически смотрит на меня.
– Я не сказал тебе о том, что владелец, потому что хотел получить честный ответ. Не думаю, что что-то из сказанного тобой обо мне или об этом пабе могло меня оскорбить, если ты говорила искренне.
Она хмыкает, после чего оглядывает меня и говорит.
– Как я понимаю, ты сейчас говоришь искренне.
– Я очень редко говорю то, чего не имею в виду.
Но зато очень часто думаю.
– Ну, тогда спасибо за честность.
Она улыбается и берёт с тарелки трюфельную чипсину. А когда закидывает её в рот, из неё вырывается стон, и мне приходится очень постараться, чтобы никак не отреагировать на этот звук. К счастью, я стою за барной стойкой. И к счастью её стон сменяет странное покашливание, которое кажется мне наигранным. Но затем я начинаю сомневаться в этом, потому что кашель усиливается, и в уголках её глаз появляются слёзы.
Рэйн, должно быть, чувствует моё беспокойство, потому что приподнимает руку и выдавливает из себя:
– Я в порядке.
– Уверена? Мне никогда не приходилось делать искусственное дыхание рот-в-рот, но я проходил курсы первой помощи совсем недавно.
Она издаёт смешок, который звучит слегка хрипловато после всего этого кашля, а затем берёт ещё одну трюфельную чипсину и начинает покачиваться в такт музыке, разглядывая её. Она не прекращала двигаться с тех пор, как зашла сюда. Иногда это едва заметное движение, вроде покачивания. А иногда нет, как тогда, когда она уничтожала ту бедную салфетку. И от этих движений тамбурин в её кармане постоянно звенит. Словно её повсюду сопровождает персональный саундрек.
Она тычет в меня чипсиной и говорит.
– Ты опять со мной флиртуешь?
Разве? Чёрт, я и сам не знаю. Я на самом деле недавно проходил курсы первой помощи. Я бы потерял сон, если бы этого не сделал. Но если бы мне пришлось делать кому-то искусственное дыхание рот-в-рот в этом пабе прямо сейчас, я бы предпочёл сделать его ей.
Как только эта мысль приходит мне в голову, я ужасаюсь. Я бы не хотел, чтобы она подавилась, ради того, чтобы у меня был предлог её поцеловать, ведь так? Но она могла подавиться. Теперь я это ясно вижу. Она подавилась чипсиной, а я напрочь забыл, как делать искусственное дыхание. Я просто стоял и ничего не делал. Она могла упасть со стула и умереть, и это была бы моя вина. Конец.
Это маловероятный сценарий, но возможный. Я так ярко себе всё это представляю, что никак не могу избавиться от этого образа, поэтому скрещиваю руки на барной стойке, чтобы не видеть его, и прижимаю кончики пальцев к деревянной поверхности, повторяя про себя: хватит, хватит, хватит. Я произношу каждое слово с одинаковой громкостью. И с одинаковой периодичностью.
Последнее «хватит» я произношу слишком громко. Или слишком быстро. Я не знаю. Но я точно знаю, что со мной что-то не так. Рэйн тянется за очередной чипсиной, и прежде, чем я успеваю напомнить себе, что мысли это всего лишь мысли, и что я не могу позволить чему-то случиться, всего лишь подумав об этом, я вскрикиваю:
– Подожди!
Рэйн замирает, а её рука зависает в воздухе.
– У тебя тут муха, – говорю я, хотя сейчас январь, и чертовски холодно, и я не видел мух уже несколько месяцев.
Я машу рукой, чтобы спугнуть несуществующую муху, а затем забираю у неё тарелку.
– Я слышал, что они срут каждый раз, когда садятся куда-нибудь.
Несколько чипсин падают с тарелки, и я их тоже забираю, а затем бросаюсь к мусорному ведру и выкидываю в неё чипсы, хорошо встряхнув тарелку. Я осматриваю пол, чтобы убедиться, что избавился от них всех, после чего ставлю пустую тарелку рядом с кассовым аппаратом.
Я стараюсь не смотреть на Рэйн, но когда поворачиваюсь, беру первое попавшееся меню, пролистываю страницу с трюфельными чипсами, а затем протягиваю ей.
– Тарелку чипсов нельзя считать обедом, – говорю я. – А как же белок? Овощи? Чипсы это нездоровая еда.
Если Рэйн и посчитала странным то, что произошло в последние тридцать секунд, она этого не показывает. Она опускает глаза на меню, а затем снова смотрит на меня.
– Я не могу…
– Мы договорились на обед, – я пододвигаю меню поближе к ней. – Ты делишься своим мнением по поводу паба – я покупаю тебе обед.
Рэйн прищуривается, словно собирается хорошенько отхлестать меня языком.
Отхлестать языком – интересное выражение. О, нет. Хватит уже, Джек.
– Ладно, – говорит она.
Напевая себе под нос, она просматривает меню. И когда снова поднимает на меня глаза, я притворяюсь, что не пялился на неё последние две минуты.
– Я буду рагу, если можно, – говорит она и захлопывает меню. – Но знай, когда кто-то предлагает мне что-то бесплатно, я отказываюсь лишь один раз. Из вежливости. Так что не предлагай мне того, чего не хочешь мне предложить.
– Это не бесплатно. Ты его заработала.
Я ставлю локти на барную стойку и наклоняюсь вперёд так, что оказываюсь с ней на одном уровне. У неё поистине красивые глаза. Сосредоточься, Джек! Я пытаюсь отвести взгляд, но он автоматически опускается на её губы. Может, лучше нос? Это более безопасно. Но затем я замечаю на её переносице веснушки, напоминающие созвездие, и хотя я раньше никогда не задумывался о веснушках, я вдруг понимаю, что они мне очень нравятся. Лоб? Да. Здесь нет ничего, что может возбуждать. Ничего, кроме её рыжих бровей, которые заставляют меня подумать о её волосах, которые выглядят очень мягкими. Интересно, каково это – запустить в них пальцы… твою ж мать. Я решаю, что смотреть ей в глаза – это не так уж плохо.
– К слову о работе, – говорю я. – Ты бы не хотела здесь поработать?
Рэйн смотрит на меня некоторое время, а потом говорит:
– Здесь? В пабе?
– Ну, я не очень представляю, как ты сможешь работать здесь из другого места.
– И что я должна буду делать?
– Модернизировать паб, конечно! Делать всё то, о чём ты мне рассказала. Настольные игры, викторины и прочее. И избавиться от этих долбаных картин.
Последнее будет сделать проблематично, но лучше про это не упоминать.
Рэйн хмурит лоб, глядя на меня, и я вдруг понимаю, что мне чертовски нравится, когда хмурят лоб.
– Я не понимаю, – говорит она, глядя на меня так, словно пытается понять – шутка это или нет.
Я почти всегда шучу по поводу чего бы то ни было. Но не сейчас.
– Нам нужен организатор развлекательных мероприятий, – говорю я. – Кто-то, кто мог бы вдохнуть немного жизни в это место. И я хочу, чтобы им стала ты. Что тут непонятного?
Рэйн начинает смеяться.
– Э-э… много чего.
– Например?
– Как насчёт того, что у меня нулевой опыт в организации развлекательных мероприятий. А есть ли вообще такая должность? Видишь? Я даже не в курсе.
Я вздыхаю. Она слишком всё усложняет.
– Забудь ненадолго об этих формальностях. Ты могла бы получать удовольствие от такой работы?
– Ну, да. Это гораздо лучше, чем все те должности, что светят мне дома, но я не думаю, что достаточно квалифицирована для такой работы. Я всего лишь уличный музыкант. Я вообще не разбираюсь в бизнесе.
– Тебе это и не нужно. Я занимаюсь бизнесом. Ты занимаешься развлечениями.
Она начинает смеяться, и это вселяет в меня надежду, что у меня всё получится, поэтому я продолжаю:
– Ты ведь бывала во множестве пабов.
– Да, но…
– Значит, у тебя богатый опыт. Ты знаешь, как там всё устроено. И ты музыкант, который где только не играл, поэтому знаешь, как развлекать людей.
– Наверное, но я не знаю, как организовать викторину в пабе.
– Погугли.
Она издаёт смешок.
– У тебя довольно непродуманные методы найма.
Наклонившись к ней, я понижаю голос, чтобы больше никто не мог меня слышать.
– Послушай, я весь день собеседовал людей на эту должность. Конечно, они предлагали мне какие-то идеи, но ни один не предложил мне какую-нибудь концепцию. Ни один, кроме тебя. Ты так хорошо всё обрисовала. И мне это понравилось. Ты рассказала мне о том ощущении, которое должно создавать это место. Моя семья в течение многих поколений владела этим пабом, и знаешь, что я чувствую, когда прихожу сюда?
