Текст книги "Последний шанс (ЛП)"
Автор книги: Сара Грандер Руиз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Прекрасно. Замечательно. Менее чем двенадцать часов назад мы целовались на лестнице, а теперь он стал свидетелем моего нервного срыва в ненастоящей спасательной шлюпке. Похоже, я решила отработать на нём все свои приёмы.
Я закрываю лицо руками.
– Мне так стыдно.
Джек обхватывает меня руками. Я утыкаюсь лицом в его плечо, сосредотачиваюсь на том, как он водит рукой по моей спине, и пытаюсь замедлить дыхание.
– Что случилось?
– Ничего не случилось. Только… это так просто забыть о том, что все они были реальными людьми и…
Я начинаю смеяться.
– Я слишком чувствительна, и иногда такое случается. Это так стыдно и…
У меня сводит горло, и я не в силах продолжать, иначе я могу снова расплакаться.
– В этом нет ничего такого, – говорит Джек. – Большинство людей не восприимчивы к трагедиям. Может быть, мир стал бы лучше, если бы они были более чувствительны.
– Не знаю, – говорю я. – Мне не нравится чувствовать себя так. И я не хочу, чтобы другие чувствовали себя так же.
– Что случилось? – говорит Клара.
Я не смотрю на неё, уткнувшись лицом в плечо Джека.
– Она просто немного переволновалась, – говорит он, когда я не отвечаю.
Я не знаю, перед кем я боюсь расклеиться больше, перед Джеком или Кларой. На самом деле, я не могу представить кого-то ещё, кроме этих двух людей, перед кем мне бы так сильно не хотелось разрыдаться во время симулятора в музее.
– О, Рэйни, – говорит Клара. – Она всегда была такой, – добавляет она, обращаясь к Джеку. – У неё большое сердце.
Её слова заставляют меня рассмеяться. "Большое сердце". Я бы совсем не так описала своё отношение к сестре сегодня утром.
Я издаю стон и поднимаю голову. Свет почти ослепляет меня, когда я убираю руки от лица.
– Я уже в порядке, – говорю я, стараясь не смотреть никому из них в глаза.
Джек отходит назад, а Клара обхватывает меня рукой за плечи, после чего мы покидаем зал и заходим в магазинчик с сувенирами. Я уверена, что Клара хотела бы остаться и купить себе пару вещей, но она не останавливается.
– Всё дело в том чёртовом видео, так? Если честно, я тоже была на грани слёз.
– Нет, не была.
Клара вздыхает.
– Маленькая ложь из солидарности с сестрой. Могла бы и не разоблачать меня. Но тебя, и правда, не за что здесь винить. Они давили на все рычаги, на какие только могли. Прямо как в…
– "Тарзане", – говорим мы с ней одновременно.
Клара смеется.
– В своё время Фил Коллинз16 сломал её, – объясняет она Джеку. – Совсем не пощадил.
– Я никогда его не прощу, даже несмотря на то, что он гений, – говорю я.
Как только мы выходим наружу, Клара и я смотрим друг на друга и начинаем во весь голос петь песню "You’ll Be in My Heart". Джек приподнимает брови, удивившись тому, как ужасно Клара поёт (и не без причины).
– Вы двое – просто нечто, – говорит он.
***
Тем же вечером мы с Кларой занимаем один из уединенных столиков в "Ирландце", чтобы поужинать и выпить. Себастьян лежит, свернувшись, рядом со мной. Он весь вечер ходил между мной и Джеком, который работает сегодня за барной стойкой.
Я так и не приблизилась к пониманию того, почему Клара здесь, но после сегодняшнего срыва с меня достаточно переживаний, поэтому я не рискую спрашивать её напрямую. Вместо этого я наблюдаю за Джеком, который наливает пиво компании ребят, только что пришедшей в паб. Сегодня в "Ирландце" больше людей, чем обычно. Я закрываю глаза и пытаюсь расслышать музыку, которая течёт над головами. Её едва слышно, но, как только я её узнаю, я широко раскрываю глаза.
– Что? – говорит Клара.
– Послушай!
– Что?
– Музыку!
– А что с ней!
– Это я! Один из моих каверов!
Мои глаза находят Джека, который занят напитками. Он подпевает песне, наливая стакан, и я вдруг замечаю, что тоже начала петь вслух.
Клара следит за моим взглядом.
– Ладно, я вела себя прилично, но теперь мне надо знать, что происходит между тобой и котовым папочкой.
Я закатываю глаза.
– Перестань его так называть.
– Ты первая его так назвала. Я не виновата в том, что это прозвище приклеилось к нему, – говорит Клара.
Она делает глоток своего напитка. Поставив его обратно на стол, она продолжает:
– Так что… у вас с ним серьёзно?
Я отрываю взгляд от Джека.
– Конечно, нет. Я не могу просто взять… и остаться в Кобе. Я люблю путешествовать. А у Джека здесь дела. Наши жизни не совпадают.
Клара помешивает соломинкой свой джин с тоником.
– М-м… но у тебя к нему серьёзные чувства?
– Я… не знаю.
Я сдвигаюсь на стуле и подтягиваю под себя обе ноги.
– Не думаю, что это имеет значение.
– Конечно, это имеет значение.
Я ничего не говорю.
– Ты из-за него не хотела возвращаться домой? – спрашивает Клара.
Я смотрю на неё.
– Я не пробыла здесь и пару месяцев. Я скоро опять отправлюсь в путь. С чего ты решила, что я не возвращалась из-за него?
Между нами повисает неловкая тишина, и Клара делает ещё один большой глоток своего напитка, а у меня появляется ощущение, что на самом деле Клара хочет обсудить вовсе не Джека.
– Зачем ты здесь, Клара? Что случилось?
Она ставит напиток на стол.
– Я тебе уже сказала. Я собираюсь бросить медшколу и стать живой статуей.
– Но почему ты собираешься бросить медшколу?
– Потому что я не хочу быть врачом.
– Это неправда. Ты всегда хотела быть врачом. Ты хотела быть врачом даже сильнее, чем мама и папа любят разговаривать о своей профессии. И это… о многом говорит.
Взгляд Клары становится пристальным, когда она встречается со мной глазами.
– Почему ты бросила медшколу, Рэйн?
Её вопрос застаёт меня врасплох. Я не понимаю, как это связано.
– Дело не во мне.
– Конечно в тебе! – говорит Клара. – Я приехала сюда, чтобы увидеться с тобой! Я думала, что мы будем вместе ходить в медшколу, а затем ты вдруг неожиданно отправляешься в своё волшебное путешествие! Я думала, что поеду с тобой в Ирландию, но ты поехала без меня.
А вот теперь я расстроена.
– Я устала тебя ждать! Я пыталась спланировать поездку на лето, когда ты закончила школу, но ты решила заниматься всё лето. Когда мы вместе ходили в колледж, я попыталась спланировать поездку на весенние каникулы, но ты всегда записывалась на дополнительные курсы на время весенних каникул. Я попыталась снова спланировать поездку на лето перед поступлением в медшколу, но ты была слишком занята в интернатуре. И не надо вести себя так, словно это моя вина.
Клара продолжает говорить, словно не услышала, что я сказала.
– Последний раз, когда я тебя видела, ты всё твердила о том, как ты ждёшь эту практику, а потом – бац! – ты отчисляешься и становишься уличным музыкантом.
Себастьян протяжно мяукает, и я начинаю почёсывать его между ушами, желая замедлить сердцебиение.
– Я знаю, что ты не воспринимаешь меня серьёзно, но…
– Это не так, Рэйн. Я просто этого не понимаю. Да и куда мне? Ты ничего мне не рассказываешь. Ты два года проучилась в медицинской школе. У тебя только начиналось самое интересное. Что-то должно было произойти.
– У меня случился нервный срыв, Клара!
В пабе наступает тишина. Клара моргает и смотрит на меня. Я чувствую, что краснею, но не решаюсь оглядеться по сторонам.
– Срыв? – говорит Клара. – Что значит, у тебя случился нервный срыв? Я думала, что ты просто… больше не хотела этим заниматься.
Я наклоняюсь к Кларе над столом и понижаю голос.
– Я всё время нервничала. Мне нужно было делать тысячу дел, и тысячи мыслей крутились у меня в голове. И да, я знаю, что всем нелегко в медшколе, но дело было не только в ней. Дело было во всём. Стирка, счета, ну и школа. Я пахала, пахала, пахала, до тех пор, пока не уперлась в стену. И потом я больше не могла этого делать. Я доставала учебники, но не могла заставить себя учиться. Я просыпалась на учебу, но не могла заставить себя одеться. А затем я узнала, что ты начинаешь учёбу осенью, и я была больше не в силах это делать. Мне надо было сбежать от своей жизни и найти новую.
– Была не в силах делать что?
– Разочаровывать!
Клара качает головой.
– Я не понимаю.
– Перестань, Клара. Как только ты появляешься, меня начинают сравнивать с тобой. А как я могу сравниться с той, кому суждено во всем преуспевать? Мисс Популярность? Мисс Лучшая Во Всём? И даже не спорь со мной, потому что ты действительно преуспевала во всех начинаниях. Поэтому нет, я не хочу снова жить у тебя в тени, особенно, когда я и так уже всё провалила. Вообще-то ты даже оказала мне услугу. Я бы всё равно бросила учебу, так что, когда тебя приняли, это только ускорило процесс.
– Ты уехала из-за меня?
Как только я вижу боль в её глазах, мне хочется забрать назад каждое своё слово.
– Нет, Клара. Я не это имела в виду. Прости, я просто…
– Всё, чего я хотела, это быть твоим другом, – голос Клары звучит так, словно вот-вот сорвётся. – Ты перестала быть моим другом, а я не знала, почему…
– Мы сёстры, это ведь лучше, чем друзья?
Она смотрит на меня.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Я не переставала быть твоим другом. Ты была всегда так занята. Ты так легко вписываешься в любые компании. Все тебя любят. И да, у меня были друзья, но даже им ты как будто нравилась больше, чем я. И я даже не хочу начинать про маму и папу…
Я поднимаю на неё глаза, но она отвернулась к стене.
– Тебе так легко всё даётся – школа, друзья. Ты всегда оправдываешь ожидания. И каждый раз, когда ты оказывалась рядом, я чувствовала себя так, словно я недостаточно хороша. Всё началось в старших классах, а затем то же самое произошло в колледже. Я просто хотела чего-то своего. Боже, это звучит так глупо, но я просто хотела хоть раз стать для кого-то любимым человеком.
Клара смеется. Слёзы катятся по её щекам, и когда она поворачивается ко мне, её лицо выглядит сердитым.
– Ты хотела быть для кого-то любимым человеком? Ты мой самый любимый человек.
Клара вскакивает с места и когда встаёт рядом с нашим столом, я начинаю чувствовать себя невозможно маленькой.
– Ты, правда, думала, что мне всё так легко даётся? Я записалась в летнюю школу, в больницу на практику и на дополнительные курсы, так как не хотела отставать. Если мама и папа постоянно нас сравнивали, то это не значит, что все остальные делали так же. Ты была единственным человеком, с кем мне не надо было притворяться, а затем ты просто взяла… и бросила меня. Ты была мне нужна. Ты нужна мне прямо сейчас. Но знаешь что? Я не хочу наступать тебе на пятки. Я не хочу ничего у тебя забирать.
Развернувшись, Клара направляется к двери. Я прогоняю Себастьяна и иду за ней следом.
– Куда ты идёшь?
– Заберу свой чемодан, найду золотую краску и стану живой статуей, сама!
Произнеся последнее слово, она открывает дверь и выходит наружу. Дверь закрывается за ней так, словно она закончила выступление и швырнула микрофон на пол.
Какое-то время я стою там, ошарашенная. Я чувствую, что все на меня смотрят. Вокруг так тихо, и я слышу только, как Джек спрашивает меня о том, что произошло, и звуки своей собственной глупой песни, которая играет у нас над головами.
***
Догнав Клару, я обнаруживаю её, сидящей у двери квартиры.
– Забыла, что у меня нет ключа, – говорит она.
Я ничего не говорю и достаю из кармана ключ. Клара поднимается на ноги и пробегает мимо меня, как только я открываю дверь. Я захожу за ней следом, пытаясь придумать, что сказать в то время, как она направляется к спальне. Пока я смотрю на дверь, она кидает в свой чемодан пару вещей, которые она успела достать.
Решительно застегнув чемодан, она выпрямляется, резко выдвинув ручку.
– Мы можем поговорить? Пожалуйста?
Клара отворачивается от меня.
– Ранее ты не очень-то хотела со мной разговаривать, так что я не знаю. Это ты мне скажи.
– Я хочу поговорить.
Я пересекаю комнату, и она не сопротивляется, когда я забираю у неё чемодан и ставлю его на пол. После этого я сажусь на край кровати и ставлю ноги на чемодан, чтобы не дать ей схватить его и сбежать.
– Давай поговорим, – говорю я и похлопываю рукой по кровати.
Клара смотрит на то место на кровати рядом со мной, но не садится. Вместо этого она прислоняется к стене напротив меня и смотрит на прядку волос, которая выбилась из её пучка.
– Ты первая.
– Прости, – говорю я.
– За что?
Клара начинает крутить прядку между пальцами. Если уж она не собирается на меня смотреть, может быть, нам будет проще вести этот разговор, если я тоже не буду на неё смотреть. Зрительный контакт может… отвлекать, особенно, когда я собираюсь сказать ей такие вещи, которые мне не очень-то хочется говорить. Я ложусь на кровать и смотрю в потолок.
– За то, что причинила тебе боль. За то, что отдалилась. Я не знала, что ты так себя чувствуешь. Я не думала, что тебе есть до этого дело.
– Конечно, мне есть до этого дело. И ты бы про это знала, если бы потрудилась по-настоящему со мной поговорить.
– Ты права.
Моё сердце ноет, как частенько бывает с моими пальцами, когда я слишком долго играю на гитаре. Наверное, на нём теперь тоже образовалась мозоль.
– Прости. Просто… мне и так уже было сложно из-за того, что у меня не получается соответствовать ожиданиям, когда меня постоянно сравнивают с тобой. И мне всегда казалось, что у тебя всё получается гораздо лучше. И я знаю, что ты в этом не виновата, но убеждать себя в том, что проблема в тебе, казалось не так болезненно, как посмотреть на себя со стороны.
Я пытаюсь отогнать слёзы, но тщетно.
– Если проблема в тебе, тогда мне не нужно задаваться вопросом: что я делаю не так. И почему я такая непутёвая. Почему я не могу разобраться со своей жизнью. Ты только посмотри на меня!
Я развожу руки в стороны на кровати.
– Мне двадцать восемь! Я не чувствую себя на двадцать восемь. Я решила стать бездомной по своей воле. У меня никогда не было нормальной работы. У меня никогда не было нормальных отношений. По крайней мере, хороших. И я просто… обманываю себя, думая, что я могу построить музыкальную карьеру. Я слишком боюсь исполнять музыку собственного сочинения. Я даже не могу придерживаться графика выхода постов! Не то, чтобы мне было, что выкладывать, после того, как мою гитару украли.
– Подожди… что?
Вот дерьмо. Я забыла, что не рассказала ей. Но какая теперь разница? Она здесь менее двадцати четырёх часов, а у меня уже было два нервных срыва на публике.
– На самом деле, я остановилась в Кобе из-за того, что мои вещи украли. Я познакомилась с Джеком. Он предложил мне работу. И это единственная причина, по которой я не вернулась домой.
– Рэйн, почему ты мне не сказала? Я бы тебе помогла. Я бы выслала тебе денег.
Я приподнимаюсь на локтях.
– Я не хотела, чтобы ты знала. Ты была так расстроена, когда я бросила медшколу. Я не хотела, чтобы кто-то знал, какая я неудачница.
Клара отпускает прядку волос и садится рядом со мной.
– Ты не неудачница, Рэйн.
Я начинаю смеяться.
– Серьёзно? Да перестань, Мисс Совершенство.
Она качает головой.
– Я не такая. Я…
Она замолкает, делает выдох и говорит:
– Я обманщица
– Что ты имеешь в виду?
– Я пропустила тест по анатомии, потому что заканчивала курсовую по гистологии. А затем завалила групповой проект по биохимии, потому что перепутала расписание и…
Она закрывает глаза.
– Ты сказала, что упёрлась в стену. Это я упёрлась в стену. Ты хотя бы продержалась два года. Поздравляю, ты лучше меня, потому что я не могу продержаться даже один. Я не создана для медицины.
Я смотрю на свою сестру.
– Но… мама и папа сказали, что у тебя отлично получается. Ты сказала, что всё классно! Что поменялось?
Клара теребит выбившуюся нитку на одеяле и не смотрит на меня.
– Я врала.
– Зачем?
– По той же причине, что и ты. Не хотела, чтобы кто-то знал, какая я неудачница.
– Если ты не хотела, чтобы я знала, зачем ты сюда приехала?
Клара вздыхает.
– Я хотела узнать, как у тебя это получается.
– Что получается?
– Как у тебя получается двигаться дальше? Как ты умудряешься забить на ожидания других людей… и делаешь то, что хочешь?
Я начинаю смеяться.
– Клара, я не забила на ожидания других людей. Я сбежала от них. И если бы мне действительно было всё равно, что думают обо мне другие люди, я бы исполняла свою собственную музыку.
Я жду, что Клара, что-то скажет, но она этого не делает.
– Ты, правда, хочешь бросить медшколу?
– Нет, – говорит она. – Я хочу быть врачом. Я всю жизнь хотела быть врачом, но это страшно. Что если, несмотря на все мои попытки, я постоянно буду проваливаться?
– Значит, даже если ты провалишься, ты будешь знать, что сделала всё возможное. Ты не будешь задаваться вопросом, что было бы, если бы ты была посмелее. Не бросай то, что любишь только потому, что это тяжело. Ты сможешь закончить медшколу. Я знаю, что сможешь. Не сдавайся так сразу.
Клара вытирает глаза и издает стон.
– Боже, ты только посмотри на нас. Джек был прав. Мы нечто.
Она вздыхает и смотрит на стену перед собой. Мне больно думать о том, что между нами выросла эта стена. Я сама воздвигла её из-за собственного страха. Если я что-то и знаю о Кларе, так это то, что больше всего на свете она хочет стать врачом. Я не могу представить её, занимающейся чем-то другим. Я не могу представить человека, который лучше всего подходит для этой работы.
Я толкаю её в плечо.
– Пожалуйста, возвращайся и попробуй снова. Это всего лишь кочка на дороге. Если кто-то и сможет с этим справиться, то только ты.
– Хорошо.
Она пристально смотрит на меня.
– Но только если ты сама не сдашься.
Я качаю головой.
– Клара… я бросила медшколу больше года назад, и мне почему-то кажется, что я не смогу наверстать упущенное.
– Я не про медшколу, я про музыку.
– Это другое.
– Нет, не другое, – говорит она. – Просто… попробуй исполнять своё.
– Я не знаю…
– Ты показала хороший пример своей младшей сестре, – говорит она и щиплет меня за руку.
– Ай! Ладно, хорошо! Обещаю, что попробую. Но я не могу пообещать, что стану успешной. Договорились?
– Договорились.
Клара замолкает на какое-то мгновение.
– Прости, что устроила сцену внизу. Я не думала…
– Всё в порядке.
– Это ведь не испортит твои отношения с котовым папочкой?
Я пожимаю плечами.
– Там нечего портить.
Она закатывает глаза.
– Перестань, Рэйн, не обманывай себя.
– Я не обманываю! Это просто интрижка. Дорожный роман.
Я улыбаюсь ей.
– Видишь, я теперь умудрённая жизнью.
– Как скажешь.
Клара похлопывает меня по ноге, а затем, вздохнув, садится.
– Не хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? Можем продолжить рыдать и посмотреть "Тарзана".
– Не уверена, что у меня ещё остались слёзы.
Клара бросает на меня скептический взгляд.
– Рэйн, у тебя всегда найдутся слёзы. И ведь это "Тарзан". Не обманывай себя.
Когда она встает на ноги и пересекает комнату, я кричу ей:
– Эй, Клара.
Она останавливается у двери в спальню.
– Да?
– Я рада, что ты приехала.
Клара улыбается мне неидеальной улыбкой, которую я всегда любила.
– И я.
Глава 17
Джек
Немного за полночь раздаётся звонок от Рэйн.
– Я же тебя не разбудила? – говорит она.
– Я читал.
Правда, потом задремал. Раскрытая книга всё ещё лежит у меня на груди. Я беру стикер, который использую как закладку. Я нашёл его, приклеенным к пальто пару дней назад, когда собирался уходить с работы домой. Я сразу же узнал почерк Рэйн. Она, должно быть, оставила его перед тем, как отправилась наверх.
"Думаю, тебе это понравится", – было написано на нём. Под сообщением она оставила название песни и исполнителя. Я слушал эту песню на повторе в течение двух дней. И с тех пор она не перестает играть у меня в голове.
Я вклеиваю стикер в книгу, чтобы заложить страницу, а саму книгу кладу на прикроватный столик.
– У вас там всё в порядке? – спрашиваю я, вспомнив о том, как они с Кларой покинули паб.
Я написал сообщение Рэйн сразу же после её ухода, но она не ответила. Через час или около того она спустилась, чтобы забрать Себастьяна, и когда я спросил, в порядке ли она, она лишь сказала, что позвонит позже. Я весь вечер проверял телефон, ожидая сообщения от неё. После закрытия паба я задержался какое-то время на случай, если она позвонит, но, в итоге, исчерпал все свои причины оставаться там.
– Мне жаль, что всё так вышло, – говорит она. – Я не хотела накалять ситуацию.
– Я владелец паба. Поверь мне, я видел вещи и похуже.
Рэйн смеется.
– Но всё в порядке? – спрашиваю я.
– Всё в порядке.
– Хорошо.
После короткой паузы она говорит:
– Ты сейчас занят?
Я гляжу на книгу на прикроватном столике.
– Очень.
– Слишком занят для того, чтобы провести прогулочное совещание?
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она сказала, но как только это происходит, я вскакиваю с кровати и начинаю искать на полу чёрные штаны, которые я ранее туда бросил.
– Думаю, я могу слегка изменить своё расписание.
– Отлично. Скоро увидимся. Встречаемся внизу.
Когда несколько минут спустя я подхожу к двери, которая ведет наверх, Рэйн вылетает из неё и подбегает ко мне.
– И куда мы пойдём? – спрашиваю я.
– К воде?
Я киваю, и мы устремляемся вниз по улице.
– А Клара? – спрашиваю я.
– Почти уснула вместе с Принцессой Уродиной. Этот кот – предатель.
Она поворачивается ко мне, полная воодушевления.
– О! Хочешь послушать музыку?
– Конечно, – говорю я.
Она роется в кармане пальто, затем достаёт оттуда телефон и запутанные наушники.
– Прости, они проводные. У меня были классные беспроводные наушники, но… ты знаешь.
– Я не против.
Особенно если это означает, что она будет стоять ближе ко мне.
Она останавливается рядом со мной и бормочет что-то себе под нос, распутывая наушники. Как только она приводит их в порядок, она передаёт мне один наушник, а другой вставляет себе в ухо. Нахмурившись, она скроллит что-то на телефоне, а затем, наконец, выбирает плейлист. Начинает звучать спокойная электронная музыка. Не думаю, что поют на английском, потому что я не понимаю ни слова.
Она снова засовывает телефон в карман пальто.
– Ты это слышал?
– Нет.
Мы идём в тишине, слушая музыку, но я не могу на ней сосредоточиться. Всё, о чем я могу сейчас думать, это её гитара, и как завтра утром я поеду за ней в Дублин. Когда песня заканчивается, Рэйн достает свой наушник, и я вдруг понимаю, что у неё голые руки.
– Где твои перчатки? – спрашиваю я.
– О, я не знаю. Я их потеряла, – говорит она. – Но это ничего, у меня тёплые карманы.
Я останавливаюсь посреди тротуара, и она тоже останавливается. Я беру её руки в свои и грею их между своих перчаток.
– Ну и что мне с тобой делать, ciaróg?
– Всё, что захочешь.
Я, смеясь, отпускаю её, после чего стягиваю перчатки и надеваю ей на руки.
– Но ты замерзнешь, – говорит она. – Я и так уже украла твой худи.
– Ты сказала, что я могу делать с тобой все, что захочу. Я хочу отдать тебе свои перчатки, и чтобы ты не жаловалась по этому поводу.
Она улыбается мне.
– Это всё, что ты хочешь со мной сделать?
– Это нелепый вопрос, – говорю я.
– Почему?
– Думаю, ты знаешь, почему.
Я обхватываю её рукой за плечи и прижимаю к себе.
Мы позволяем музыке заполнить тишину по пути к воде. Дойдя до места, мы облокачиваемся о перила и смотрим на чёрную воду перед собой.
Рэйн поворачивается ко мне, когда песня, которую мы слушаем, заканчивается. Она берёт мои руки и прижимает к своим щекам.
– Ты замёрз.
Она смотрит на мои руки, а затем дует на них горячим воздухом.
– Почему на твоих костяшках вытатуировано "Last Call"? – спрашивает она.
Она притягивает меня ближе и засовывает мои руки в карманы своего пальто, хотя у моего пальто тоже есть карманы. Но я не напоминаю ей об этом.
Я вздыхаю. Мы стоим так близко, что я не могу точно сказать, где заканчивается её облачко пара и начинается моё.
– Я набил эту татуировку сразу же после смерти папы, когда решил вернуться домой и начал управлять пабом. Я сделал это в шутку. Чтобы поднять настроение. Но это не очень-то сработало.
Рэйн какое-то время молчит.
– У тебя были с ним не очень хорошие отношения.
– Это ещё мягко сказано.
– Тебе не обязательно об этом рассказывать, – говорит она. – Мне не следовало напоминать.
Обычно, я не разговариваю об этом. Обычно я говорю: "Наши мнения не совпадали", и на этом всё. Но я хочу рассказать Рэйн. Я хочу, чтобы она знала. Хотя отчасти напуган тем, что когда она узнает, каким был мой отец, она начнёт задаваться вопросом о том, способен ли я совершить те ужасные вещи, о которых постоянно думаю. И есть ли у меня генетическая предрасположенность к подобному злу. И я не буду её винить, если так и случится. Я бы подумал о том же самом.
– Он был жестоким, – говорю я. – Дома.
Рэйн замирает.
– О.
– Он также был обворожительным и весёлым, особенно в пабе. Долгое время я задавался вопросом: что мы делали не так, и почему он вёл себя дома совсем иначе. Больше всего он ругался с Олли, но когда Олли уехал, лучше не стало.
– Олли поэтому уехал?
Я киваю.
– Когда он уехал учиться в кулинарную школу, он пытался убедить маму уехать вместе с ним, но она не смогла. Я не знал об этом до самой смерти папы. Я во всём равнялся на Олли, когда был ребёнком. А затем он уехал, и я больше ничего о нём не слышал. Я не знал… Я много лет думал, что он просто забыл обо мне, или что я сделал что-то не так.
Рэйн подходит ближе и кладёт голову мне на плечо. И это помогает мне продолжать рассказывать, потому что я не вижу выражения её лица, и мне не надо переживать о том, что там с моим лицом.
– После смерти папы, мы с мамой перебирали его вещи, и именно тогда я нашёл несколько вещей Олли. Я, должно быть, сказал что-то про него, я уже не помню, и тогда мама рассказала мне об этом. Я в течение пятнадцати лет был расстроен из-за Олли, и только потом понял, что был не прав. Я помню, как мама спросила меня, всё ли со мной в порядке, но я просто встал и ушёл. Я бездумно бродил по городу несколько часов подряд. Просто бродил.
– Сейчас вы, кажется, очень близки, – говорит Рэйн.
– Я понимаю, почему он уехал. Я знаю, что он не виноват. Но иногда я задаюсь вопросом… Я спрашиваю себя, развилось бы у меня ОКР, если бы он остался. Или оно не было бы таким серьёзным? Или мне бы диагностировали его раньше? Мама не любила водить нас по врачам. Она не хотела, чтобы кто-то знал…
Я ничего больше не говорю. Рэйн может сама заполнить пробелы.
Рэйн ничего не говорит, и я этому рад. Я не хочу слушать о том, как ей жаль, и как это грустно.
– Эти мельницы когда-нибудь перестают крутиться? – спрашивает она.
– Я не знаю, – говорю я. – Я никогда об этом не думал.
Она ничего не говорит. Я смотрю за тем, как вращаются мельницы, и думаю о том, как сильно я хочу, чтобы она осталась. Я хочу, чтобы она каждый день задавала мне случайные вопросы вроде этого. Я хочу думать о таких вещах, о которых никогда не задумывался до тех пор, пока она не спросила.
– Могу я услышать одну из твоих песен? – спрашиваю я.
Когда она не отвечает, я опускаю глаза и вижу, что она смотрит на меня с неуверенным выражением лица.
– Пожалуйста?
– У меня нет законченных песен. Только наброски.
– Это ничего.
Она смотрит на телефон у себя в руках.
– Они не очень хорошие.
– Давай, я сам решу, нравится мне или нет.
– Ты честно скажешь?
Когда она смотрит на меня, я не знаю, как трактовать выражение её лица. На нём всё ещё написано сомнение… но и нечто сродни предвкушению. Это та творческая, открытая часть её, которая всегда говорит, всегда чем-то делится, всегда отдаёт. Мне требуется всё моё самообладание, чтобы не поцеловать её.
– Я редко говорю то, чего не думаю, – отвечаю я ей.
Какое-то время она не двигается. Думаю, мы оба задержали дыхание. А затем она достает наушник из уха и вставляет его в моё ухо.
– Я не смогу слушать её одновременно с тобой, – говорит она, после чего переводит взгляд на телефон и начинает скроллить.
Я не хочу сказать что-то не то, поэтому ничего не говорю. Мгновение спустя, голос Рэйн раздаётся у меня в ушах. Я смотрю на неё сверху вниз, но она не сводит глаз с экрана своего телефона.
Я ожидал, что музыка Рэйн будет хороша. Я знал, что она умеет петь. Я знал, что она хорошо играет. Но я не ожидал такого. Я не знал, что она может воплотить в песне всё то, чем она является. Потому что именно так и звучит эта музыка. Я не знаю, как ещё это описать. Это именно то, о чём я думаю, когда думаю о ней. Она глубокая, энергичная, тёплая и слегка неожиданная.
Когда музыка прекращается, она поднимает на меня взгляд, и когда я замечаю волнение в её глазах, то начинаю смеяться.
– Я же говорила, что она плохая, – говорит она и отводит взгляд.
– Я не поэтому смеюсь, – говорю я. – Я смеюсь, потому что не могу поверить в то, что ты не знаешь.
Она начинает искать взглядом мои глаза.
– Чего не знаю?
– То, насколько ты талантливая.
– Ты просто пытаешься быть вежливым, – говорит она.
– Нет.
На её губах появляется легкая улыбка.
– Ты предвзят.
– Да, но это не отменяет тот факт, что я прав, и что если ты поделишься своей музыкой с другими людьми, то сама это увидишь.
– Я не знаю…
– Сыграй в пабе, – говорю я.
– Я играла в пабе.
Я наклоняюсь ближе.
– Сыграй это в пабе.
Она открывает рот, чтобы ответить, но я прерываю её.
– Не отвечай мне прямо сейчас, – говорю я. – Просто пообещай мне, что подумаешь.
– Я подумаю. Но это всё, что я могу пообещать.
– Я об этом тебя и прошу.
Рэйн вздыхает и снова кладёт голову мне на плечо. Я стараюсь слишком не обнадеживать себя насчёт того, что мой план, призванный убедить её остаться, сработает, но не могу удержаться. Раньше она никогда не давала мне послушать свою музыку. Раньше она даже не предлагала подумать о том, чтобы поиграть свою музыку в пабе, перед публикой.
– Ты устала? – спрашиваю я, когда Рэйн зевает.
– Мм-хмм.
– Тогда давай отведём тебя домой.
Она поднимает голову с моего плеча. Я продолжаю держать её рукой за талию, когда мы начинаем идти обратно в сторону паба.
– Что у тебя за семья? – спрашиваю я.
– Ну, ты уже знаком с Кларой.
– Она кажется милой.
– Да. И она также… сложная. Мы были очень близки в детстве, а потом разошлись. Но думаю, что мы снова начинаем сближаться.
– А твои родители?
Она вздыхает.
– Они чудесные. Правда. Я знаю, что иногда по моим рассказам этого не скажешь. Но это так. Они нас любят. И желают нам добра. Они хотят для нас только самого лучшего. Но они также очень на нас давят. У них очень специфическое представление о том, что значит "лучшее".
– И это не включает в себя отчисление из медицинской школы ради того, чтобы стать бродячим музыкантом?
Она смеётся.
– Определённо нет.
– Готов поспорить, что это "лучшее" также не включает в себя трактирщика из Ирландии, покрытого татуировками.
Я не знаю, зачем я этого говорю. Я не должен думать о родителях Рэйн, людях, которых я никогда не встречал. И о том, что они подумают обо мне. Но часть меня хочет им понравиться.
– Вообще-то, я думаю, что ты им очень понравишься.
– Тебе необязательно мне врать, Рэйн. Я знаю, что думают люди, когда видят меня.
– Я не вру, – говорит она. – Они очень предвзяты в том, что касается нашей деятельности – школы, работы и всё такое. Они хотят, чтобы мы воспользовались всеми возможностями. Но они не стали бы судить тебя за твой внешний вид или работу.
